Текст книги "Основы английской фразеологии"

Автор книги: Н. Амосова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Но особый интерес для нашей темы имеет следующее

замечание Джоунза: если одно слово в группе из двух слов

естественно или привычно противопоставляется какому-либо другому

слову (даже если в данном контексте это противопоставление не

дано), это слово получает ударение, а второе остается в

безударном положении. Например, a'cute angle (даже без

непосредственного противопоставления группе ob'tuse angle).28

Спрашивается: если определительный элемент берет на себя

все ударение, ликвидируя его в определяемом, то какова

акцентная разница между acute angle и 'blackberry, т. е. между

назывным сочетанием и сложным словом?

В связной речи в силу вступает, кроме того, влияние

речевого ритма.

Некоторые исследователи языка отрицают возможность

ритма в естественной прозаической речи.29 Другие, наоборот»

придают ритмической организации речи существенное синтак-

26 D. Jones. An Outline of English Phonetics, p. 242. Ср.: J. C. Ward.

The Phonetics of English. Cambridge, 1929, pp. 143—144; L. E. Armstrong

and J. С W a r d. Handbook of English Intonation. Cambridge and Leipzig, 1926,

p. 7; В. Н. В и то мекая. Основы английской фонетики, стр. 119.

27 D. J о n e s. An Outline of English Phonetics, p. 245.

28 D. Jones. An Outline of English Phonetics, p. 245. Ср.: J. C. Ward.

The Phonetics of English, p. 145

29 См., например: М.Г.Кравченко. Членение простого

повествовательного предложения в современном немецком языке. Канд. дисс. Л., 1953, стр. 21;

Л. Р. Зин дер. Общая фонетика. Изд. ЛГУ, 1960, стр. 275.

174

сическое значение.30 При изучении звучащей связной речи ее

ритм, по-видимому, действительно поддается определению

с физической и психологической точек зрения.31 Речевой ритм

зависит от характера чередования изменений интенсивности,

тона, длительности произнесения звуков, что в конечном счете

принимает форму закономерного чередования ударных и

безударных слогов.

Все исследователи английской фонетики единодушно

отмечают существование специфически английского речевого ритма

или, точнее, определенной ритмической тенденции звучащей

английской речи. Она заключается в том, что английская речь

тяготеет к такому распределению ударений, при котором

ударные слоги следовали бы друг за другом через равные

промежутки времени.32 Однако ввиду того, что расположение и

относительная интенсивность ударений в связной речи зависят

главным образом от относительной значимости слов в

предложении, эта общая ритмическая тенденция может в известных

условиях модифицироваться или нарушаться.

Ритм прозаической речи ни в коем случае не следует

уподоблять метрической организации речи стихотворной. Ритм

прозы принципиально отличен от стихотворного метра

(размера) в нескольких отношениях. Во-первых, стихотворный

метр есть предуказанная, определенным образом

упорядоченная, ритмическая организация речи, которой подчиняются

избираемые поэтом языковые средства и их распределение;

ритм обычной прозаической речи не является Целью, которая

регулировала бы самое выражение -' мысли, но «механически

рождается из нормального потока речи».33 Во-вторых,

стихотворный размер есть строгая форма, ритм же прозы – лишь

тенденция. В-третьих, в основе стихотворного размера

(особенно силлабо-тонического) лежит закономерное количественное

чередование соизмеримых величин (например, ударных и

неударных слогов); в основе ритма нормального потока речи

(во всяком случае, английской) – приближающееся к

правильному распределению ударных элементов во времени. Наконец,

в стихотворной речи избранный размер реализуется с помощью

самого материала речи как такового, в прозаической—ее ритм

реализуется через варьирование способов произнесения

образующего ее языкового материала: различного размещения

30 См., например: Е. Sievers. Grundzüge der Phonetik, I Auflage.

Leipzig, 1901; J. R i e s. Zur Wortgruppenlehre. Prag, 1928; D. J о n e s. An Outline of

English Phonetics, p. 245.

31 См., например: Е. W. Scripture. The Elements of Experimental

Phonetics. New York—London, 1904, гл. 37, стр. 537, 553.

32 См.: D. Jones. An Outline of English Phonetics, p. 225; L. E.

Ärmst г о n g and J. C. Ward. Handbook of English Intonation, p. 7; A. G.

Mitchell. Spoken English. London, Macmillan & Co, 1957, p. 155.

33 Б. В. Т о м а ш ев с к и й. Стилистика и стихосложение. Л., Учпедгиз,

1959, стр. 298.

175

фразового ударения, смещения словесного ударения (в случаях

двойного ударения), изменения темпа произнесения отдельных

отрезков речи.

В силу ее основной ритмической тенденции, в английской

речи имеют место взаимосвязанные вариации ритма и

ударения. Благодаря им в равные промежутки времени

укладывается различное в каждом ■ случае число слогов. А. Митчелл34

дает такой пример: ^Four 'days to 'go; 'Fourty 'days to 'go;

Fourty-one 'days to !go; 'Forty-one more 'days to !go. Для того

чтобы выдержать данную ритмическую модель, в числительном

forty-one на слове one и в слове пк>ге устраняется ударение.

Рисунок ритма выдерживается также и с помощью

относительного сокращения долгих гласных в соседстве с безударными

слогами.35

Если принять во внимание, что, кроме общей ритмической

тенденции, в связной речи на акцентное« строение как слов, так

и устойчивых словосочетаний может оказывать деформирующее

влияние фразовое ударение различных функциональных типов

(синтаксическое, логическое, эмфатическое36), станет ясной

ненадежность акцентно-мелодического критерия внутренней

раздельнооформленности неподвижных фразеологических

единиц, если применять этот критерий в условиях их

функционирования в речи.

Следовательно, в отличие от всех показателей

раздельнооформленности подвижных фразеологических единиц, которые

проявляются именно при актуализации этих единиц, акцентный

критерий может быть применен, во всяком случае, только при

условии изоляции данной единицы из речи. Впрочем, и при этих

условиях акцентный критерий нуждается в поддержке со

стороны определенных морфологических данных.

Если сложное слово, полнозначные морфемы которого

соотносительны со словами в определенной форме, составляющими

словосочетание, нормально имеет объединяющее ударение,

будучи взято в изолированном состоянии, то материально

соответствующее ему образование, имеющее в изолированном же

состоянии раздельное ударение на своих знаменательных

компонентах, обнаруживает структуру словосочетания и при прочих

чертах постоянного контекста может быть квалифицировано

как фразеологическая единица.

Так, например, сложное слово, имеющее структуру «основа

прилагательного + основа существительного» (типа blackbird,

blackboard, smallpox, greenhorn и т. п.), нормально несет уда-

34 A. G. Mitchell. Spoken English, pp. 155—156.

35 D. J о n e s. An Outline of English Phonetics, p. 220.

36 См.: К– П. Гинтовт. Фразовое ударение в современном английском

языке. Канд. дисс. М, 1955; ср.: А. А. Н i 1 1. Introduction to Linguistic

Structures New York, Harcourt, Brace & Co, 1958, p. 16 ff.

:76

рение на первом слоге.37 Поэтому образования типа black

Maria, small beer, green table, имеющие двойное ударение,

следует признать фразеологическими единицами.

То же относится к образованиям типа «существительное

(в общем или родительном падеже) + существительное».

Ср.: salesman, hartshorn, pigskin – и lion's share, snake's pace;

dog-tail и dog days).

Сложные слова типа «основа герундия (или причастия I) +

–J– основа существительного» противопоставляются

фразеологическим словосочетаниям также по признаку объединяющего

ударения – в первых (например, shooting-range, shooting-stick,

sleeping-car, walking-stick) и двух раздельных ударений – во

вторых (например, shooting star, sleeping partner, walking

corpse).

С другой стороны, образования со структурой

«существительное + прилагательное», хотя бы в них и было двойное ударение,

не дают основания усматривать в них словосочетания, если они

способны иметь лишь объединяющее грамматическое

оформление. Например, в образовании court-martial присоединение

суффикса множественного числа ко всему его составу в целом

(court-martials) показывает, что конечный его элемент не слово,

а лишь конечная морфема сложного слова, ибо прилагательное

в английском языке, как известно, категории числа не имеет.

Регулярность соотношения между морфологическим и

акцентным строением слов с непростой структурой, однако,

нередко нарушается по фонетическим причинам. Например, если

каждая из частей сложной основы или хотя бы вторая ее часть

состоит не менее ч.ем из двух слогов, данное образование обычно

усваивает двойное ударение (главное и второстепенное). Ср.:

sleeping-sickness, wedding-favour, penholder, woodpecker и т. п.

Поэтому акцентный критерий носит весьма относительный и

приблизительный характер.

Поиски фонетических признаков границ английских слов

(«стыков»), предпринятые некоторыми учеными, мало могут

помочь в решении интересующего нас вопроса.38 Регулярность

различий в ассимилятивных явлениях внутри слов и на их стыке не

доказана. Различия в артикуляции начальных, срединных и

конечных звуков могут колебаться под влиянием условий речи.

Традиционная графическая раздельнооформленность неподвиж-

37 Здесь и везде акцентные указания взяты из словаря Д. Джоунза

(D. Jones. An English Pronouncing Dictionary, II ed. London, 1956).

38 См.: E. К r u i s i n g a. The Phonetic Structure of English Words, pp. 157—

158; B. Trnka. Phonological Analysis of Present-Day English Praha, 1935.

P– 18; A. A. Hill. Consonant Assimilation and Juncture in English. A

Hypothesis, «Language», vol. 31, No 4 (Pt. I), 1955, p. 534; S.Ullmann. Words and

Their Use. London, F. Müller, 1951, p. 25.

]2 H. H. Амосова

177

ных единиц может оказывать обратное воздействие на их

произнесение.39

Таким образом, приходим к тому, что ни грамматических, ни

положительных фонетических признаков внутренней

раздельнооформленности в неподвижных единицах указанных

структурных типов нет. Нет в них и семантических признаков, которые

помогали бы отличить их от сложных слов, ибо и сложные слова

могут обладать идиоматическим значением и быть демотивиро-

ванными.

Фактически остается одна их графическая раздельнооформ-

ленность.

Графические признаки раздельнооформленности сами по себе,

без поддержки других свойств языковой единицы, конечно,

недостаточны и не могут служить основой для суждения о структур •

ной природе этой единицы. Однако нельзя игнорировать

графическую форму языковых образований. Это было бы неправильно

и с практической точки зрения (т. е. с точки зрения прикладного

языкознания и методики преподавания языка), и в собственно*

лингвистическом отношении. Для языков с высокоразвитой

письменной традицией графическая форма слова известным образом

входит в его формальную сторону, хотя и занимает подчиненное,,

второстепенное положение по сравнению с его звуковой формой.

Абсолютно неподвижные, но графически раздельнооформлен-

ные единицы представляют собой промежуточную категорию'

между словом и словосочетанием. В зависимости от своего

структурного типа, они находятся на разных ступенях приближения

к слову. Единицы, имеющие раздельное, хотя и застывшее,

морфологическое оформление компонентов и внутренние служебные

элементы, нормально не участвующие в словообразовании,

имеют больше признаков внутренней расчлененности, чем

единицы, лишенные этих структурных особенностей.

Так, единицы, имеющие некоторые структурные признаки

раздельнооформленности (типа the apple of discord, Adam's

apple, the man in the moon, as the crow flies, when Queen Ann was

alive, mad as a hatter и т. п.), являются неподвижными

фразеологическими единицами.

«Одновершинные» же предложно-именные единицы (типа for

good, by heart) из-за полного отсутствия в них акцентных и

морфологических показателей членимости должны быть признаны •

чисто графическими фразеологизмами, максимально

приближающимися к слову.

Между теми и другими стоят субстантивные единицы (типа

green table, swan song), обладающие неустойчивыми и

изменчивыми акцентными признаками раздельнооформленности.

Изучение степени подвижности фразеологических единиц по-

39 Ср.: П. П. Калинин. Фразеологические единицы с субстантивным

структурным стержнем в современном английском языке, т. 1, стр. 49.

178

зволяет обнаружить еще одну любопытную черту постоянного

контекста: чем более подвижна единица постоянного контекста,

тем безусловиее она принадлежит к фразеологическому фонду

языка; чем она менее подвижна (т. е., казалось бы, чем более

стабильную форму она имеет), тем ближе,она стоит к

словарному составу языка. Это показывает, что постоянный характер

контекста в первую очередь зависит от неизменности его

лексического состава, а не от его синтаксической или морфологической

организации (хотя эта последняя иногда может способствовать

консолидации контекста).

§ 3. ВОПРОС ОБ ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОЙ

ЕДИНИЦЫ СЛОВУ

Обычно принято указывать на эквивалентность

фразеологических единиц слову. Но если В. В. Виноградов подчеркивает

относительный, ограниченный, односторонний характер этой

эквивалентности, то многие из исследователей английской фразеологии,

подхватив эту идею, абсолютизировали ее, не углубляясь в

детали этого сопоставления. Среди работ по английской

фразеологии нам встретились лишь две, в которых вопрос этот

рассматривается подробно.40 М. Н. Никифорова сопоставляет

фразеологизм и слово; П. П. Калинин – фразеологизм и часть речи. Оба

убедительно показывают относительность этих сопоставлений.

Фразеологической единице свойственно диалектическое

единство противоположных черт. Со словом ее сближает

семантическая спаянность членов, воспроизводимость в готовом виде,

способность к переосмыслению и к использованию в качестве

словообразовательной базы (ср.: blue devils – blue-devilism

'меланхолия'). Со словосочетанием ее сближает ее раздельнооформлек-

ность, возможность структурных вариантов, дистантная

структура некоторых типов. Полная лексико-синтаксическая

эквивалентность фразеологической единицы той или иной части речи

имеется налицо тогда, когда эта единица обладает общим лексы-

ко-грамматическим значением, характерным для данной части

речи, и по своим синтаксическим функциям ей соответствует

(примеры П. П. Калинина: stock-in-trade, White House —

существительные; cap in hand, out of hand – наречия; in fact —

модальное слово). Только «лексическая эквивалентность» имеется в

случаях отклонения фразеологизма от синтаксического

употребления, характерного для той части речи, с которой ее сближает

однородность лексико-грамматического значения (примеры: of

no fixed address – адъективная единица, но употребляется лишь

как постпозитивное определение; глагольная единица теряет

о40 См.: П. П. Калинин. К вопросу об эквивалентности

фразеологической единицы слову (на материале английского языка). Иностранные языки в

школе, 1956, № 3; М. Н. Никифорова. Субстантивные фразеологические

единицы в современном английском языке, стр. 18 ел.

12*

179

грамматическую эквивалентность глаголу при преобразовании в

пассивную конструкцию, и т. п.).

Представляется, что эквивалентность фразеологической

единицы слову можно признать только в плане их отношения к

языку и речи: и фразеолргизм, и слово суть единицы языка,

нормально используемые в речи как единицы номинации.

Существуют, однако, разные степени даже этой относительной

эквивалентности. Степень эквивалентности слову выше в неподвижных

фразеологических единицах, независимо от того, являются ли

они идиомами или фраземами, синтаксически

полифункциональными или монофункциональными, и к какому структурному

типу принадлежат. Минимальное сходство со словом имеют

подвижные идиомы и фраземы. И дело тут не только в

структурном их отличии от слова, но и в различиях выражаемой ими

семантемы, и в формах их речевого использования. Что касается

идеи эквивалентности фразеологизма части речи, то, по сути

дела, она основывается на функциональных, синтаксических

особенностях фразеологизма, сопоставляемых с их

принадлежностью к тому или иному лексико-грамматическому разряду.

Таким образом, кардинальных различий между этими двумя

линиями сопоставления нет.

Из-за относительного характера эквивалентности

фразеологизма слову она не может включаться в общее определение

фразеологической единицы, как один из ее опорных пунктов.

ГЛАВА V

КЛАССИФИКАЦИЯ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ

Классификация фразеологических единиц должна быть

построена именно таким образом и с такой целью, чтобы показать

соотношение общих и дифференциальных признаков всех

единиц, составляющих фразеологический фонд языка и в

схематизированной форме представить его общую специфику.

Фразеологические единицы обладают рядом

дифференциальных признаков: подвижностью или неподвижностью

материального состава, фразеологической связанностью или

идиоматической целостностью семантической структуры, различиями по

грамматическому строению, по составу членов, по

функциональной сфере и т. п.

Для построения типологической классификации

фразеологического фонда важно установить, какие из этих признаков

являются ведущими, а какие могут служить лишь в качестве

дополнительных данных, обогащающих, но не определяющих

аналитическую характеристику фразеологических единиц как таковых.

Ведущими дифференциальными признаками, которые можно

было бы положить в основу подразделения фразеологического

материала языка на основные типы, могут быть признаны такие,

которые: 1) наиболее непосредственно связаны с основной

качественной особенностью фразеологических единиц как единиц

постоянного контекста и 2) характерны именно для

фразеологических единиц как таковых и не являются общими как для

фразеологического фонда, так и для словарного состава языка и для

переменных речевых произведений.

Если даже можно было бы придать грамматической

классификации фразеологических единиц последовательный характер и

положить в ее основу либо синтаксический, либо лексико-морфо-

логический признак, отнесение той или иной фразеологической

единицы к какой-либо из ее рубрик не может быть главным, ре-

181

шающим приемом характеристики этой единицы. Не может быть

потому, что, во-первых, он не в состоянии показать возможные

подтипы постоянного контекста как такового, т. е. как контекста,

а не как синтаксического построения, а во-вторых, он опирается

не на противопоставление единиц переменного и постоянного

контекста, а на функциональное или структурное уподобление

одних другим. Грамматическая характеристика

фразеологических единиц не может поэтому служить каркасом общей их

классификации, дающим основу для дальнейшей внутренней

детализации составляющих ее основных рубрик.

Начинать классификацию фразеологических единиц с

деления их на «одновершинные» и «двухвершинные» (или

«многовершинные»), т. е., следовательно, основывать ее на лексико-морфо-

логических свойствах компонентов, также представляется

нецелесообразным, ибо такой грамматический подход не в состоянии

показать те фундаментальные свойства единиц постоянного

контекста, которые делают их элементами фразеологического

фонда языка и которые могут быть представлены неодинаково в

разных единицах.

И синтаксическая, и лексико-морфологическая

характеристика фразеологических единиц способны лишь определить

структурные модели тех, первоначально переменных, сочетаний

слов, которые затем превратились во фразеологические единицы.

Поэтому грамматическая характеристика может в известных

случаях привлекаться лишь как вспомогательное средство при

анализе форм актуализации фразеологических единиц или

внутренних причин их неподвижности либо подвижности.

Разделение фразеологических единиц на определенные типы

по признаку степени мотивированности также не может быть

признано перспективной основой их классификации. Отсутствие

строгих объективных критериев демотивации, необязательность

прямой связи между мотивированностью единицы и

выводимостью ее значения из значений компонентов – суть главные

обстоятельства, из-за которых опорные пункты подобной

классификации остаются в подавляющем большинстве случаев весьма

шаткими. Больше того, степень мотивированности единиц не

вызывает никаких существенных различий в формах их

функционирования в речи. Так, подвижность или неподвижность

постоянного контекста зависит в первую очередь не от ясности его

мотивировки, а от его структурных особенностей. Морфологическое и

стилистическое разложение характерно для значительного числа

как «сращений», так и «единств». Однако многие «единства»,

признаваемые «отчетливо мотивированными», сопротивляются

синтаксическим преобразованиям. Иногда это вызывается

структурными факторами. Например, единства с глагольным

стержнем to have не преобразуемы в пассивную конструкцию, потому

что для этого глагола вообще не характерна форма пассива,

а возможно, и потому, что, как отмечает Ю. Д. Апресян, такие

182

единицы чаще всего выражают «идею состояния».1 То же

наблюдается относительно «единств» с глагольным стержнем to hold,

to get, с глагольными «единствами», содержащими возвратное

местоимение, и др. Неподвижные именные «единства» с

препозитивным субстантивным или причастным определением

неспособны к преобразованию также прежде всего вследствие самих

особенностей своей структуры, а не степени мотивированности (см.

гл. IV, § 2). По понятным причинам конструктивно ригидными

являются единицы, отмеченные той или иной структурной

аномалией, даже если она не затемняет их мотивировку (например,

to set foot on... 'высадиться', 'появиться').

В иных случаях конструктивная связанность контекста не

может быть объяснена никакими структурными факторами, но в

такой же мере не объяснима она и степенью мотивированности

единицы. Например, сочетания to pull (one's) leg 'дурачить' и to

kick the bucket 'умереть' обычно признаются за «сращения». Тем

не менее, первое из них синтаксически преобразуемо, а второе —

нет. Определенно можно утверждать, что единственным

лексическим, а не грамматическим препятствием к преобразованию

фразеологизмов является наличие в них архаизированного

компонента, как, например, в сочетаниях to dree (one's) weird

'покоряться судьбе'; to scotch the snake 'временно обезвредить', и т. п.

Казалось бы, демотивированность фразеологической

единицы должна была бы препятствовать хотя бы ее экспрессивной

буквализации или так называемому «обыгрыванию» в речи. Но,

во-первых, поскольку, как мы уже неоднократно упоминали,

порог демотивации остается неопределенным, а критерии ее—в

значительной мере субъективными, подобное утверждение

становится беспредметным; во-вторых, факты, вообще его

опровергают. Например, в восприятии говорящих, не знакомых с этимо-

.логическим объяснением выражения, to sow (one's) wild oats

'перебеситься' или the grey mare 'жена, которая верховодит в

–семье', эти фразеологические единицы являются безусловно де-

мотивированными. Тем не менее, можно встретить случаи их

–юмористической буквализации. Например:

«You are not under petticoat-government, like poor Sweeting...

Now you and I, Moore... you and I will have no grey mares in our

stables when we marry». – «I don't know – I never think about it;

if the grey mare is handsome and tractable, why not?» (Ch.

Bronte, Sh., 25); He settled accounts with t'he money-lenders, abandoned

his crop of wild oats to the harvesting of others and became in his

turn a patron (A. Milne, R. H. M., 20); The two made one crop of

wild oats, for which he was heartily sorry, and he could not see that

those eats which are rooted in another's degradation are of a

darker stock... (E. M. Forster, H. E., 273).

См.: Ю. Д. Апресян. Фразеологические синонимы в современном

английском языке. Уч. загс. 1 МГПИИЯ, т. XV, 1957, стр. 273.

183

Вывод из подобных наблюдений может быть двоякий и в

любом случае будет произвольным или предположительным. Факт

буквализации можно принять за признак живости опорного

образа фразеологической единицы в восприятии лица, эту

буквализацию осуществляющего, т. е. за признак ее субъективной

мотивированности. Можно трактовать этот факт и иначе, а именно:

как доказательство того, что даже утрата субъективного

осмысления мотивировки фразеологической единицы не мешает ее

каламбурной обработке. Оба решения равно не доказуемы, равно

правдоподобны и равйо лишены качества объективного научного

вывода.

'. Демотивация фразеологической единицы может быть

признана таким ее свойством, которое имеет какие-то объективно

наблюдаемые формы языкового проявления, только в тех

случаях, когда эта демотивация обусловлена некротизацией

компонентов фразеологической единицы, точнее, идиомы. Таким

образом, «сращениями» можно было бы назвать именно единицы

с некротическими элементами, тем самым квалифицируя их не

столько по линии мотивированности, сколько по линии

определенной особенности их лексического состава. Разряд «единств»

вобрал бы в себя подавляющее большинство фразеологических

единиц, тогда как в разряде «сращений» оказалось бы совсем

небольшое их количество.

Контекстологическая классификация фразеологизмов должна

быть средством систематизации результатов анализа

фразеологического фонда, проведенного именно с помощью

контекстологического метода. Степень же мотивированности единицы

постоянного контекста не определяет различий между типами

постоянного контекста. Не только «сращения», но и «единства»

обладают целостным значением; следовательно, специфическое

отношение между элементами контекста, между указанием и

значением, в них типологически одинаково. Наоборот,

фразеологически связанным значением одного компонента и, следовательно,

четкой отделенностью указательного и семантически

реализуемого элемента контекста не обладают ни «сращения», ни

«единства». Поэтому степень демотивированности фразеологических

единиц (даже трактуемая указанным выше формальным

образом) может в известных (довольно редких) случаях быть

вспомогательным средством не столько характеристики

типологического различия этих единиц, сколько объяснения возможных

форм их использования в речи.

Стилистико-функциональная классификация

фразеологических единиц, т. е. деление их на «устойчивые сочетания» и

«собственно идиомы» (А. И. Смирницкий) также может иметь лишь

вспомогательное значение, хотя и соответствует определенной

языковой реальности. Не подлежит сомнению, что одни

фразеологические единицы функционируют в речи как стилистически

нейтральные, простые номинативные элементы; другие —как

184

эмоционально-экспрессивные средства языка различной

стилистической тональности. Однако если мы анализируем

фразеологические единицы как единицы постоянного контекста, это

деление не может быть для нас исходным, ибо оно не отражает таких

имманентных им свойств, которые могли бы быть

противопоставлены свойствам переменных словосочетаний. Эти последние

также способны иметь прямой и фигуральный смысл; одни из них

употребляются в целях стилистически нейтральной номинации,

другие – в целях экспрессивной характеристики или

эмоционального самовыражения. Поэтому принадлежность

фразеологической единицы к той или иной стилистико-функциональной

сфере должна играть роль вторичного ее признака, не определяя

собой основную рубрикацию фразеологического фонда.

Есть два признака фразеологических единиц,

непосредственно и, казалось бы, в равной мере связанных с сущностью

последних как единиц постоянного контекста. Это, во-первых, характер

распределения и взаимодействия двух основных элементов

образующего их постоянного контекста; во-вторых, степень его

подвижности.

Для построения контекстологической классификации

фразеологических единиц необходимо определить соотносительную

значимость обоих этих признаков, т. е. установить, какой из них

является признаком класса, а какой – признаком подкласса (или

множества и подмножества).

Можно подумать, что решение этого вопроса зависит от того,

что признаем более существенным – отличие фразеологической

единицы от слова или от переменного словосочетания. В первом

случае для типологии фразеологических единиц следует

признать основным признак их подвижности или неподвижности. Во

втором случае – более существенным окажется деление их на

фраземы и идиомы.

Однако нетрудно видеть, что такая постановка вопроса

неверна по существу. Фразеологическая единица выявляет свою

сущность в одновременном противопоставлении ее и слову

(в плане формы и особенностей выражаемой ею семантемы), и

переменному сочетанию (в плане структуры контекста и, опять-

таки, особенностей семантемы). Оторвать один из этих

элементов двойного противопоставления от другого' невозможно, и

отдать первенствующую роль одному из них за счет другого —

значило бы допустить произвольность решения.

Вопрос следует поставить иначе: что важнее для

контекстологической квалификации фразеологической единицы —

внутренние контекстуальные связи ее или формы ее употребления в

речи? На это легко ответить, выдвинув встречный вопрос: что

делает сочетание слов фразеологической единицей – специфика

его внутренних контекстуальных связей или его формальная

неизменяемость? Несомненно, первое, ибо ни морфологическое

разложение, ни лексическое расщепление, ни синтаксическое преоб-

185

газование тех единиц, которые допускают эти формальные

модификации, не разрушают их сущности как единиц постоянного

контекста. Следовательно, основным внутренним делением

фразеологического фонда является деление на два основных

класса – класс фразем и класс идиом.

Следующим по значимости признаком фразеологической

единицы является степень стабильности ее формальной структуры.

Хотя, как уже отмечалось (см. гл. IV, § 2), неподвижность

контекста зависит в большинстве случаев от грамматического

строения или синтаксической функции, закрепленной за данной

единицей постоянного контекста, а не от характера его внутренних

контекстуальных связей, тем не менее прямым результатом этой

неподвижности является сближение фразеологической единицы

»со словом. Вследствие этой неподвижности усиливается

внутренняя нечленимость фразеологической единицы, ибо

составляющий ее контекст становится смешанным лексико-синтаксиче-

ским постоянным контекстом. Поэтому вторым по значимости

признаком фразеологической единицы должна быть признана

степень ее формальной стабильности. В связи с этим как в классе

»фразем, так и в классе идиом выделяются два подкласса, т. е.,

соответственно, подвижные и неподвижные идиомы и фраземы.

При этом первый подкласс может быть и далее детализирован

лри необходимости, т. е. подразделен на морфологически

членимые, дистантные, синтаксически преобразуемые подвижные