Текст книги "Женщина, стоящая десять медяков (ЛП)"

Автор книги: Морган Хауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Хонус, казалось, заметил перемену ее настроения.

– Что тебя беспокоит?

– Ничего, Мастер.

– Говори, что думаешь. Я не позволю тебе хандрить.

Йим набралась храбрости.

– Я вспоминала прошлую ночь и... и то, как ты прикасался ко мне.

– Воспоминания тревожат вас?

– Ты воспользовался моей слабостью.

– Ты моя рабыня. Большинство мужчин сказали бы, что я не сделал ничего предосудительного.

– А Теодус?

Хонус не ответил. Вместо этого он отошел в тень, сел на землю, скрестив ноги, и закрыл глаза. По тому, как напряглось его тело и лицо, Йим догадалась, что он снова ищет на Темной тропе приятные воспоминания. Эта привычка показалась ей странной и жалкой, и она задалась вопросом, что может заставить человека искать радости мертвых. Пока прохладная вода журчала по ее ногам, Йим изучала лицо Хонуса в поисках признаков того, что он нашел.

17

Наконец Хонус закончил свой транс.

– Возьми поклажу, – сказал он. – Мы будем идти, пока зайцы не выйдут на кормежку. Тогда ты сможешь отдохнуть, пока я буду охотиться.

Когда ближе к закату они наткнулись на ферму, два зайца повисли в поклаже. Поле фермы заросло прошлогодними сорняками и мало чем отличалось от окружающей пустоши. Лишь свежая могила нарушала убранство. Хонус остановился перед ней. За полем, у самой кромки леса, стояло небольшое, грубое жилище из дерна. Из отверстия в его крыше поднимался дымок. Хонус сошел с дороги и подошел к лачуге.

Йим последовала за ним.

– У нас есть еда, Мастер. Зачем останавливаться в этом убогом месте?

Хонус не ответил, но продолжал идти, пока не дошел до лачуги. Она больше походила на кучу грязи, чем на дом. Хонус заглянул в дыру, служившую входом. Внутри притаилась одинокая фигура. Он поклонился и сказал:

– Мы слуги Карм, матушка.

Из темноты донесся дрожащий голос.

– Карм? Богиня?

– Да, матушка, – ответил Хонус. – Не поделитесь ли вы своим огнем в знак уважения к ней?

– У меня нет еды, – сказал голос.

– У нас ее много, – ответил Хонус, – и мы с радостью разделим ее с вами.

– Еда? У вас есть еда?

– Разве я не сказал, что мы слуги Карм? Она увидела вашу нужду. – Хонус повернулся к Йим. – Собери дрова, пока я буду снимать шкуру с зайцев.

Йим отправилась собирать дрова, зная, что все, что можно было достать, уже давно собрано. Уже стемнело, когда она принесла в лачугу тяжелую охапку веток. Пол в ней был врыт в землю, поэтому внутри было не так тесно, как казалось снаружи. Тем не менее потолок был слишком низким, чтобы стоять. Йим быстро села, так как вблизи земляного пола воздух был менее дымным. Около крошечного костерка сидела на корточках оборванная, хрупкая на вид женщина и с опаской поглядывала на Хонуса. Он повернулся к ней и сказал:

– Это Йим. Она тоже служит Карм.

Йим склонила голову.

– Добрый вечер, матушка.

Затем, заметив испуганное выражение лица женщины, она добавила:

– У моего хозяина грозное лицо, но доброе сердце. С ним вы в безопасности.

Напряжение женщины немного ослабло.

– Зовите меня Табша, – сказала она.

Йим посмотрела на истощенную женщину. Она была грязная, босая и одета в грязную смену, изорванную и много раз штопанную. Йим попыталась угадать возраст Табши. У нее еще были зубы, а темные волосы намекали на молодость. Однако ее изможденное лицо выглядело старым. Йим заглянула в тусклые глаза Табши и увидела в них целую жизнь, прожитую в лишениях.

Словно отвечая на взгляд Йим, Табша сказала:

– Я не была здорова с тех пор, как умер мой муж.

– Мне жаль это слышать, – сказала Йим.

Табша лишь уныло смотрела в огонь.

Йим окинула взглядом крошечную комнату, по сравнению с которой жилище Гана и его матери казалось грандиозным. Здесь было всего два металлических инструмента – потертый нож и мотыга. Глиняный горшок для варки пищи, несколько корзин, потертая оленья шкура, два деревянных ведра, мужская рваная рубаха и пустая колыбель, похоже, были главным имуществом Табши.

– Ты любишь кашу, Табша? – спросил Хонус.

– У тебя есть зерно? – спросила она, проявив искру оживления.

– Да, – ответил Хонус. – Мы с Йим ее не любим. Хотя, если хочешь, мы с удовольствием приготовим тебе немного.

– Да. Было бы неплохо.

– Хорошо, – сказал Хонус. – Мы никогда его не едим. Не знаю, зачем мы взяли его с собой. Может, оставим его здесь, чтобы не таскать с собой.

Йим уже собиралась протестовать, но Хонус прервал ее суровым, предостерегающим взглядом.

– О да, я ненавижу кашу, – сказала Йим.

– Йим, вытащи зерно, – сказал Хонус.

Глаза Табши загорелись при виде почти пустого мешка с зерном.

– О, спасибо, сир.

– Ты должна благодарить Карм, а не меня, – сказал Хонус.

Йим зажарил зайцев для них троих и сварил кашу для Табши, которая поглощала ее с особым удовольствием. Не имея посуды, она ела грязными пальцами. Йим наблюдал за ее едой со смешанными чувствами. Ей было приятно видеть, как довольна Табша кашей, но она также понимала, какие лишения принесет им щедрость Хонуса. Его поступок казался ей необъяснимым, ведь они прошли мимо других, таких же бедных жилищ, не останавливаясь. Она знала, что не стоит просить Хонуса объяснить, поэтому обратилась с расспросами к Табше.

– Ваш муж недавно умер? – спросила Йим.

– В конце зимы, – ответила Табша.

– И с тех пор вы живете одна?

– Да.

– Вы давно замужем?

– С тех пор, как стала женщиной. Восемь зим в общей сложности.

Йим быстро подсчитала и с удивлением поняла, что Табша не намного старше ее. Йим в изумлении уставилась на нее. Бросив взгляд на пустую колыбель, Йим спросила: «И у вас был ребенок?

– Пятеро, – уныло ответила Табша. – Четверо умерли. Одного забрали.

– Забрали?

– Украдена. Не знаю, умерла ли она.

Йим хотела утешить Табшу, но почувствовала, что не в силах утешить ее. Тем не менее она сжала грязную руку Табши, которая все еще была липкой от каши.

– Мне очень жаль.

Табша кивнула.

Хонус сидел молча, не отрывая взгляда от Табши. После того как Йим убрала руку, он заговорил.

– Я иногда впадаю в транс.

Табша никак не дала понять, что понимает, о чем он.

– Я могу заставить свой дух посетить Темный Путь, – пояснил он.

Глаза Табши расширились.

– Темная тропа! Зачем тебе туда идти?

– Там есть вещи, которые нужно открыть, вещи, которые стоит знать.

– Например? – прошептала Табша.

– Сегодня я встретил дух человека, который похоронен на твоем поле.

– Тоффа?

– Я не узнал его имени, но понял, что он был твоим мужем.

– И он говорил с тобой?

– Нет.

– Тофф не говорил много, даже когда был живым.

– Я не могу разговаривать с духами, независимо от того, были они когда-то разговорчивы или нет. Но их воспоминания открываются мне. Их-то я и ищу. Память сохраняется даже после того, как дух улетел на запад.

Табша смотрела на Хонуса так, словно он был сказочником. Но когда она заглянула ему в глаза, ее недоверие исчезло.

– Я пришел сюда, – сказал Хонус, – из-за воспоминаний Тоффа о тебе.

Костер угас до угольков. В тусклом полусвете казалось, что в тихую лачугу вторгся Бессолнечный Путь. Голос Хонуса звучал отстраненно, почти не принадлежа ему.

– Ты пришла с купания в ручье, в волосах у тебя были только желтые цветы. Он наблюдал за твоим приближением, испытывая чувство удивления, которое было больше, чем страсть. Тогда его жизнь была полна надежд. Он воздал хвалу Карм за то, что живет в мире, в котором есть ты. Этот момент пронесся через всю его жизнь. Память о нем стала сокровищем, которое он принес на Темный Путь.

Хонус говорил так, словно сам был этим человеком, охваченным восторгом любви. То, что не могли выразить слова, говорили его глаза, красноречие которых превосходило силу речи. Возможно, это был обман света, но Йим показалось, что Табша преобразилась. Ее лицо смягчилось, и она перестала быть черствой и измученной, а превратилась в девушку, не обремененную трагедиями и исполненную надежд юности.

Мгновение прошло. Табша не двигалась. Ее глаза наполнились беззвучными слезами, которые розовыми дорожками стекали по грязным щекам. Йим чувствовала себя скованной молчанием, как незваный гость. На нее нахлынуло чувство пустоты. Накинув плащ, чтобы лечь и уснуть, она увидела, что Табша смотрит на нее с вопросительным выражением. Йим проигнорировала ее и перевернулась лицом к стене.

Лежа в темной лачуге, Йим слышала движение и тихий шепот. Ей пришло в голову, что близость, которую она только что наблюдала между Хонусом и Табшей, может вскоре принять более физическую форму. Эта мысль вызвала у нее отвращение, но она напряглась, пытаясь услышать подтверждение своим подозрениям. Но их не было. Вместо этого Хонус и Табша молчали. В конце концов Йим повернулась к ним лицом. Они неподвижно лежали под плащом Хонуса. Йим было трудно разглядеть, но оказалось, что Хонус держит на руках Табшу, которая мирно спит. Глядя на них, Йим почувствовала себя одинокой и забытой. Несмотря на усталость, она долго не могла уснуть.

Йим проснулась на рассвете среди густого дыма. Оглядевшись, она увидела Табшу, спящую под плащом Хонуса рядом с холодными углями вчерашнего костра. Хонуса не было. Выйдя из лачуги, Йим обнаружила, что он стоит с мотыгой в руках, а поле горит.

– Мастер, что ты делаешь?

– Выжигаю сорняки, чтобы подготовиться к посадке.

– Зачем?

– Это нужно сделать.

Йим почувствовала, что дальше расспрашивать его бессмысленно. Вместо этого она спросила:

– Может, мне приготовить завтрак?

– Сначала тебе придется добыть корм, зерно предназначено только для Табши.

– Не понимаю, – ответила Йим, лишь отчасти скрывая свое раздражение. – Разве ты не заглядывала в ее корзины? В них были коренья и бобы. У нее много еды.

– Я вижу, что ты не фермер, – ответил Хонус. – Она, должно быть, приготовила их для урожая этого года. В это время года перед бедняками часто встает нелегкий выбор: голодать весной или съесть семенной запас и наверняка умереть с голоду зимой.

– О, – сказала Йим. – Тогда я поищу завтрак.

Когда она направилась в запутанные дебри, до нее донесся ритмичный звук ударов мотыги по земле. Когда Йим перестала слышать стук мотыги, ее настроение поднялось. Пока хозяин занят работой, она могла не торопиться и быть сама себе хозяйкой.

Несмотря на то, что Йим тщательно изучила, как использовать дикорастущие растения, она не нашла ничего съедобного. Отчасти это объяснялось лишь ранней весной, в этой земле царила бедность, выходящая за рамки сезона. Лувейн действительно казался обителью нужды. После долгих поисков Йим нашла несколько грибов и с жадностью съела их все. Пусть Хонус сам ищет себе еду! – подумала она. Тем не менее Йим понимала, что возвращаться с пустыми руками неразумно. Она продолжала поиски, пока не наткнулась на болотистую землю и не увидела первые листья фейри-стрелы, пробивающиеся над темной водой. Она копалась в грязи в поисках их клубней, пока не собрала достаточный запас. Затем, смыв грязь с клубней и с рук и ног, она улеглась и нежилась в лучах утреннего солнца. Она пролежала так долго, как только осмелилась, прежде чем отправиться в обратный путь. Когда она вернулась в лачугу, была уже середина утра.

Хонус упорно работал на выжженом поле. Он был весь в поту, а перед ним лежали длинные ряды перевернутой земли. Табша сидела на корточках над одним из рядов, копая палкой, чтобы посадить корни. При виде Йим Хонус перестал размахивать мотыгой.

– Итак, ты вернулась.

Тон его голоса заставил Йим обороняться.

– Здесь оченб скудно, Мастер. Я нашла несколько клубней, но их нужно сначала приготовить.

– Мы все голодны, – сказал Хонус, бросив на Йим многозначительный взгляд. – Ты должна приготовить их сейчас.

Йим удалилась в хижину, чтобы сварить клубни. Она принесла их, когда они были готовы. Хонус и Табша прекратили работу и присоединились к ней, чтобы поесть. Табша неуверенно откусила клубень, а потом набросилась на него. «Где ты их взяла?» – спросила она.

Йим удивилась вопросу.

– Разве ты не знаешь о стрелах фейри?

– Нет.

– Тогда я покажу тебе, как ее найти.

– Не сегодня, – сказал Хонус. – Ты должна помочь с посадкой.

После еды они трудились до самых сумерек. К тому времени Хонус обработал почти половину поля. Вслед за ним Йим и Табша засеяли всю вспаханную им землю. Йим вздохнула с облегчением, когда работа прекратилась, потому что у нее болели ноги. Посмотрев на свои грязные руки и ноги, она спросила Табшу, есть ли здесь место, где можно помыться.

– Да. Я тебе покажу.

Табша привела Йим к небольшому ручью в ста шагах от лачуги. Йим зашла в него и стала отмывать руки и ноги от земли. Табша сделала то же самое.

– Я больше мылась, когда Тофф был жив, – сказала она.

Йим, не зная, что ответить, сосредоточилась на мытье.

– Ах, прости, – сказала Табша низким, застенчивым голосом. – Я... ...я вспомнила, как Тофф... как Тофф...

Голос Табши прервался, и ее лицо засияло, когда она вновь пережила это воспоминание. Затем она вспомнила, что хотела сказать, и взгляд ее потускнел.

– Ах, прости, – повторила она. – Я заняла твое место, когда спала рядом с твоим мужчиной.

– Мой мужчина? – сказала Йим. – Он не мой мужчина. Ты могла бы его прикончить, и меня бы это не расстроило.

Табша уставилась на Йим, раскрыв рот.

– Я его рабыня, Табша.

– Рабыня? – спросила Табша. – А я и не знала.

– Ну, теперь знаешь.

– Тофф сказал, что они взяли нашу девочку в рабство. Каково это?

– Я должна делать все, что скажет Хонус.

– Тогда ты будешь как жена.

– Нет, это не так. Он владеет мной. Я ему совершенно безразлична.

– Ох! – вскрикнула Табша. – Значит, это будет ужасная жизнь.

Обе женщины вернулись в лачугу, голодные и усталые. Йим взглянула на Табшу, когда они пробирались через запутанные заросли, и их глаза на мгновение встретились. В этот миг Йим с ужасом поняла, что эта бедная, сломленная женщина жалеет ее.

18

Голова Яуна все еще пульсировала от похмелья, когда двое вооруженных людей грубо втолкнули его в большую камеру. Там стоял молодой человек с серыми глазами, глубоким загаром и черной бородой. На нем была длинная черная мантия, украшенная большим кулоном на замысловатой золотой цепочке. Подвеска представляла собой простой круг из железа. Бородач молчал, но смотрел на Яуна так, словно тот был интересным, но отвратительным насекомым.

– Почему никто со мной не разговаривает? – спросил Яун.

Молчание.

– Я не какой-то там простолюдин. Я заслуживаю уважения!

Незнакомец приподнял бровь, словно это утверждение его позабавило.

Взгляд остудил Яуна.

– По крайней мере, развяжите мне руки, – сказал он более смиренно. – Они забрали мой меч и кинжал.

Мужчина достал кинжал из складок своего халата.

– Хочешь ли ты жить?

Яун побледнел.

– Да.

Незнакомец зашел Яуну за спину и уколол его острием кинжала.

– Я знаю, что ты глуп, – сказал он. – А ты еще и опрометчив?

– Нет, – прохрипел Яун.

Лезвие опустилось вниз и рассекло путы Яуна. Яун вздохнул, а затем понял, что его руки свободны.

– Подожди здесь, – сказал незнакомец, выходя из комнаты.

Яун огляделся. Он находился в главном зале скромного поместья, расположенного за пределами графства его отца. Яун посещал его вместе с графом несколько лет назад. Помещение было разграблено – совсем недавно, судя по свежим пятнам крови, – но обшитые панелями стены сохранили свою элегантность, а окна были не заколочены и запечатаны. Хотя день выдался погожий, в камине пылал большой огонь, отчего в комнате было неуютно и тепло. Яун пожалел, что у него нет эля.

В зал никто не входил, и беспокойство Яуна росло с каждым разом. Он беспокойно ходил по комнате и размышлял, почему его похитили. За него, как за младшего из двух сыновей, выкупать не стали бы, а деньги похитители уже забрали. Затем Яуну пришло в голову, что его могли схватить из мести. Вскоре его голова наполнилась страшными сценариями, когда он вспомнил друзей, которых предал, и женщин, над которыми надругался. Чем больше Яун думал, тем длиннее становился список его потенциальных врагов.

– Почему я задержался в Дуркине? – спрашивал себя Яун, и его страдальческий голос эхом отдавался в пустой комнате. Ответ был прост, хотя Яун никогда бы не признался в этом даже самому себе: Боясь встретиться с отцом лицом к лицу, он сбежал, напившись.

Когда в комнате стало темнеть, дверь открылась. Вошел чернокудрый мужчина, а за ним пара вооруженных людей, похитивших Яуна. Они схватили его с места, где он скорчился в углу, и повели вперед.

– Мы знаем о тебе все, – сказал чернокудрый мужчина. – Хотя тебе и свойственно лгать, делать это было бы неразумно. Это понятно?

– Да, – сказал Яун.

– Да, Святейший, – поправил мужчина.

– Да, Святейший.

– Знаешь ли ты, почему ты должен обращаться ко мне именно так?

– Потому что ты жрец Пожирателя?

– Потому что я святой! – прорычал человек. – Святость – это сила. Эти люди подчиняются моим приказам. Твоя жизнь принадлежит мне. Пожиратель даровал мне это, и ты можешь оценить мою святость по своему страху.

Священник злорадно усмехнулся.

– Ты должен признать, что я очень свят.

– Что тебе нужно от меня, Святейший?

– Ты выступил против моего господина в битве. Это было глупо.

– Лорд Бахл? – прошептал Яун.

– Да. Ты боишься его?

Яун молча кивнул.

– Бояться его разумно. Герцог Лурвича не боялся, и теперь он мертв. Как и его подданные. И твои товарищи тоже. Ты остался незавершенным делом.

– Аларик заставил меня сражаться, – хныкал Яун. – Я был его оруженосцем. Какой у меня был выбор?

– И чего же ты добился своим послушанием? Славы? Добычи? Ты заслуживаешь того, что получил Аларик. Не желаешь ли вкусить его славы? – Священник сделал жест, и один из стражников выхватил меч.

– Нет! – закричал Яун, падая на колени. – Пожалуйста, пощадите меня! Я прошу прощения.

– Я не могу тебя простить, – сказал священник. – Только у одного есть такая власть.

Открылась еще одна дверь, и вошел человек, одетый в золото и бархат. Яун почти не обратил внимания на богатые одежды, потому что тот, кто их носил, занимал все его внимание. Мужчина не выглядел ни молодым, ни старым, словно годы пронеслись над ним, не оставив своего следа. Неестественная бледность придавала ему вид трупа, а длинные волосы были настолько светлыми, что казались белыми. Несмотря на трупный цвет лица, от него исходила аура силы. Двигаясь с кошачьей грацией, он казался человеком, у которого выжжена вся мягкость и который в процессе превращается, как железо в сталь. На его лице доминировали притягательные глаза, настолько бледные, что выделялись только черные зрачки. Бескровные губы мужчины были растянуты в сардонической улыбке. Яун остался стоять на коленях и склонил голову перед лордом Бахлом.

Лорд приблизился, и на лбу Яуна выступил пот, а воздух стал холодным. Яун поднял голову и не смог отвести взгляд от приближающихся глаз. Все его существование сократилось до двух черных зрачков, устремленных на него. Яун знал, что сейчас решается его судьба.

– Встань, – произнес лорд Бахл низким голосом, который показался Яуну одновременно сладким и резким, как крепкий напиток. Он был столь же пьянящим. Услышав это единственное слово, Яун жаждал услышать больше.

– Итак, ты – графский сын, ставший оруженосцем наемного солдата, а затем слугой Сарфа. Тебя нашли пьяным в Дуркине с дерьмом на рукавах. Можешь ли ты опуститься еще ниже?

Яун почувствовал прилив стыда.

– По крайней мере, герцог заплатил Аларику, – сказал лорд Бахл. – А что получил ты? Ничего! Что тебе платил Сарф. Ничего! То же самое, что и твое наследство. Ничего! Я вижу здесь закономерность.

Лорд Бахл достал кинжал.

– Полагаю, это ваш. – Он повертел его в руках, осматривая. – Лезвие хорошее.

Он провел пальцем по его кромке.

– Острый. Ты отравил его?

– Нет, лорд.

– Я считаю это полезной практикой. Но тогда нужно решить, какой яд использовать. Есть много вариантов – медленный и болезненный... парализующий... быстрый... тонкий. Если бы вам предстояло отравить этот клинок, какой бы вы выбрали? Думаю, выбор труса – быстрый.

Бахл взмахнул рукой, и двое стражников схватили Яуна за руки. Священник шагнул вперед, разорвал рубашку Яуна и стянул ее за плечами, обнажив грудь и живот. Бахл схватил кинжал за рукоять.

– Ты знаешь, как умер Аларик?

Яун покачал головой.

– Конечно, не знаешь. Ты ведь прятался, не так ли? Ну, они его выпотрошили. Он умер, запутавшись в собственных кишках.

Губы Бахла сложились в невеселую ухмылку.

– Интересно, каково это было? – Острие кинжала ткнулось в живот Яуна. – Теперь не дергайся. У меня есть сюрприз.

Яун закричал от боли и страха, когда лезвие прошло по его животу, рассекая плоть. Затем он потерял сознание. Его привела в чувство ледяная рука, заставившая взглянуть на рану. По животу проходила кровавая полоса, но кишки из нее не вытекали. Рука отпустила его.

– Вставай! – приказал Бахл.

Яун шатко поднялся на ноги. Порез был болезненным, но поверхностным. Кровь из него стекала только в пропитанные мочой штаны.

– Ты частично вернул мне свой долг, – произнес лорд Бахл своим гипнотическим голосом, – и получил взамен подарок – свою жизнь. Более того, рана может служить ценным напоминанием. Впредь твоя плоть будет рваться там легче, но если ты будешь послушен, то можешь не беспокоиться.

Яун ощутил волну благодарности, за которой последовало стремление угодить лорду Балу и тем самым возвыситься в его глазах.

– Подумай о том, кем ты стал, – продолжал Бахл. – Как ты оказался в одиночестве, рыская по канализации в поисках монет? Этого ли ты хотел? Это было то, что ты заслужил? Подумай. Кто сделал это с тобой? Чем они должны заплатить?

Слова Бахла заставили Яуна вспомнить удачу брата, разочарование отца и презрение Хонуса. Возникла мысль, что в его бедах виноваты другие. Негодование переросло в ненависть, когда эта мысль овладела им. Они виноваты! Я ни в чем не виноват! Это они на меня все свалили!

Лорд Бахл улыбнулся, словно прочитав мысли Яуна.

– Я слышал о твоем брате, таком праведном и тонкокостном. Говорят, он свысока смотрит на твои мужские аппетиты. Когда он станет графом, будешь ли ты по-прежнему сидеть за высоким столом? Будешь ли ты сидеть в зале? Возможно, тебе повезет, и он будет бросать тебе объедки, как своим собакам, но только если ты будешь кроток и будешь умолять, как они.

– Может быть, тебе стоит помолиться Карм и выпросить у нее хоть немного еды? Тебе следовало поцеловать задницу этого высокомерного Сарфа, пока ты нес его поклажу. Это была упущенная возможность.

Яун слушал, и каждое слово было плетью, доводящей его до еще большего бешенства.

– Дуркин тлеет, пока я говорю, и никто из его жителей не остался в живых. К востоку лежит Фалстен, графство твоего отца. Империя рушится, а я становлюсь все могущественнее. Какую помощь получит Фальстен, если я обращусь против него? Пришло время выбрать сторону. Я могу быть суровым или милосердным. Я могу заключить договор и пощадить Фальстен. С кем из графов мне следует договориться? С твоим отцом? С твоим братом? Или с вами?

– Со мной, лорд! Пожалуйста! Пусть это буду я!

Бахл протянул кинжал Яуну.

– Тогда возьми то, что заслужил! Пожиратель благословляет тех, кто получает по заслугам. Примени свой гнев! Используй это оружие, чтобы очистить свой путь.

Бахл протянул Яуну кинжал и небольшой пузырек с жидкостью.

– С этим на твоем клинке самый маленький укол станет смертельным. Когда тебя посчитают, тебе понадобится священник. Святейший Горм будет сопровождать тебя.

Жрец в черной мантии поклонился Яуну.

– Сир, я уже чувствую в вас силу Пожирателя. Когда я увижу вас в следующий раз, она будет могущественной, ибо ненависть питает силу.

– Ожидайте Его Святейшество через луну, – сказал лорд Бахл. – К тому времени все дела должны быть завершены. Он скажет тебе, какие войска мне понадобятся для выполнения нашего договора.

Лорд Бахл протянул Яуну руку для поцелуя. Когда Яун сделал это, потусторонний холод пальцев обжег его губы. Получив покорность, Бахл повернулся и бесшумно вышел из комнаты. Яун задрожал и обрадовался огню.

– Ты будешь дорожить этим шрамом, – сказал Горм. – Он будет напоминать тебе о том дне, который сделал тебя графом. Тебя ждет лошадь, но сначала слуги обработают твою рану. Возможно, ты захочешь, чтобы они принесли эля.

– Да, Святейший, – ответил Яун, и в его голосе прозвучала вновь обретенная уверенность. – Эль был бы кстати.

Из окна лорд Бахл и Святейший Горм наблюдали за тем, как Яун ускакал галопом.

– Ну и червяк, – сказал священник.

– Этот червь вырастет в гадюку, – сказал Бахл. – Когда глупец винит других в своих недостатках, он находит, за что отомстить. Уже сейчас Яун кипит от ненависти.

– И все же он трус.

– Дай ему власть, и трусость сделает его еще более жестоким, – ответил Бахл. – Развивай эту жестокость, Горм, но следи за тем, как ты будоражишь народ. Все должно быть не так, как в Лурвике. Раздор будет работать против наших целей. Я хочу, чтобы граф Яун собрал армию. Толпа не подойдет.

– Пожиратель вечно голоден, лорд. Сдержанность уменьшит вашу силу.

– Я только что принес в жертву Дуркин.

– Тысяча душ, не больше, – сказал священник. – Это ничтожно мало.

– Иногда даже бог должен поститься. Разозли подданных Яуна, но направь их злобу вовне. Восстание наступит, когда у нас будет достаточно клинков. Тогда даже Бремвен почувствует их острие.

Горм усмехнулся.

– Щедрость душ для Пожирателя.

– Да. Карваккен в сотни раз больше.