Текст книги "Собственность короля"

Автор книги: Морган Хауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

34

Тви и Дар было негде спать. Орки не оставили шалашей, а женщины не желали принимать двоих отверженных. Дар с Тви бродили по лагерю и натыкались на дозорных до сумерек. Потом Дар вернулась к яблоне, на которую забиралась раньше. Одна из веток дерева росла почти горизонтально и была достаточно толстой для того, чтобы Тви могла на ней улечься. Когда никто их не видел, Дар и Тви забрались на яблоню, надеясь, что в наступающей темноте они смогут спрятаться посреди листвы.

Тви заснула, а Дар не смогла найти для себя удобную ветку, да и мысль о предстоящей атаке не давала ей покоя. Когда окончательно стемнело, она поднялась повыше, чтобы был виден город. Убывающая луна не должна была появиться на небе до раннего утра, поэтому ночь выдалась темная. Как только стемнело, на городской крепостной стене зажгли дозорные огни. Блики оранжевого пламени плясали на беленых стенах домов, и город мерцал в ночи, словно яркий мираж. До Дар донесся приглушенный звук множества шагов. Она едва различала в темноте спустившиеся в долину шилдроны орков. Казалось, на окрестные поля легла тень.

Но когда тень добралась до света дозорных факелов, она превратилась в войско. Орки пошли в атаку там, где крепостная стена была ниже, и приставили к ней лестницы. Дар их продвижение напоминало волну, бьющую по препятствию, которое способно сопротивляться ее напору лишь самое краткое время, а потом волна заливает его и мчится дальше. В тех местах, где орки перебирались через стену, огни гасли. Уркзиммути сражались бесшумно. Все звуки издавали только люди – сначала слышались только отдельные выкрики, потом отчаянные вопли. Даже Дар, находившейся на приличном расстоянии от города, стало страшно. Ее воображение дорисовывало то, что она едва могла разглядеть. И все же она не могла отвести глаз от атакуемого города. Мало-помалу все огни на крепостной стене погасли, и город превратился в еле заметный темно-серый силуэт на фоне черной долины. Дар спустилась ниже, села верхом на сук, прижалась спиной к стволу и попыталась уснуть.

В какое-то мгновение посреди ночи Дар почувствовала, что дерево изменилось. Она открыла глаза и увидела, что на яблоне не осталось ни одного листочка. Ветви дерева распростерлись на большой высоте над совершенно другой долиной – темной, залитой туманом. Дар видела контуры, но больше почти ничего. Кроме одного: казалось, долина наполнена звездами. Но вот Дар пригляделась лучше – и поняла, что «звезды» на самом деле представляют собой нечто иное. Они были золотые, а не белые, и туман не мог их заслонить. Они горели ярко, ровно, и Дар было радостно на них смотреть.

Вдруг эти огни начали двигаться по долине. Когда они оказались в самой середине. Дар заметила зловещий мрак, подползающий к огням. Будто две отдельные волны, мрак ударил по огням с противоположных сторон. Стоило мраку прикоснуться к огонькам – и они меркли. Всякий раз, когда гас очередной огонек, у Дар болезненно сжималось сердце. Огоньки продолжали гаснуть, и тоска Дар стала невыносимой.

– Зачем? – прокричала она. – Зачем ты показываешь мне это?

Дерево снова стало старой яблоней, покрытой свежей весенней листвой. Тви испуганно окликнула Дар:

– Дар, тебе плохо? Почему ты плачешь?

Дар с трудом сдержала рыдания, но не смогла прогнать горечь, заставившую ее плакать.

– Просто мне приснился дурной сон, – ответила она. – Спи, не бойся.

Тви больше ничего не сказала, и Дар решила, что девочка заснула. Сама же она даже глаз не смогла сомкнуть. Она ждала рассвета и в страхе гадала, что же такое она увидела.

Крегант Второй тоже ждал рассвета. Ночь он провел в обществе чародея. Он пил бренди и нервно расхаживал по шатру. Гвардейцы то и дело приносили вести о ходе атаки. Вести были благоприятные, но краткие, потому что пока еще ни один человек из войска короля в город не вошел и не должен был войти до зари. Поэтому, невзирая на воодушевляющие донесения гонцов, король был неспокоен.

– Отар, – спросил король у чародея, – кости сказали, что мы победим?

– Да, сир, – ответил чародея. Хотя он потерял счет тому, сколько раз уже отвечал на этот вопрос, его голос не выдал раздражения.

– И еще кости говорят, что мы соберем богатые трофеи?

– Я видел золото, сир. Но сколько его – этого мне кости не сказали.

– Ну и скажи мне, какой тогда прок от твоих костей?

– Они окупят ту цену, которую вы за них уплатили, сир, – заверил короля чародей. – Многократно окупят.

– Уж лучше бы окупили, – проворчал король.

– Вы недовольны моими советами? – осведомился Отар негромким, спокойным голосом.

– Нет-нет, – поспешно возразил король и побледнел. – Я… Я просто хотел сказать, что казна пуста. Мне нужны победы.

Сморщенные губы Отара тронуло слабое подобие улыбки.

– Мудрость никогда не дается дешево. Вы должны быть рады, что вам она обошлась только ценой золота.

– Быть может, тебе стоит снова посоветоваться с костями, – предложил король. – Хотелось бы узнать больше о той великой битве, которую они предсказывают.

– Для этого мне нужен еще один ребенок, – ответил чародей. – Быть может, после того, как город будет взят…

– В лагере есть клейменая девчонка. Я прикажу, и ее приведут.

– Мальчишки лучше, – сказал чародей, желая отсрочить новое волхвование в черном шатре. – И потом: кости уже и так немало показали.

– Да-да, они сказали, что будет сражение – большое сражение. Но ты уверен в его исходе?

Отар ответил, осторожно подбирая слова:

– Кости говорят, что мы достигнем своей цели.

Он порадовался тому, что короля удовлетворил такой ответ. Монарх продолжил вливать в себя бренди.

Чародея раздражало, что Крегант требует от него определенности. Некромантия дело тонкое, и расшифровать предсказания порой непросто. Дух, правящий тем, как лягут кости, открывает не все. Кроме того, Отар знал о том, что этот дух обожает кровавые жертвы. Гадание на костях часто не на шутку изматывало чародея, но это никогда не останавливало его.

Гораздо сильнее Отара тревожило то, что случилось совсем недавно. Он узнал о том, что с первым духом борется второй. Их борьба явствовала из тех предсказаний, которые он получал, бросая кости. Что-то им мешало, и из-за этого предсказания становились более расплывчатыми, чем обычно, их суть было трудно толковать. И все же Отар был убежден в том, что его толкования верны. Пусть мелочи оставались неясными, но в целом все было верно. Предстояло большое сражение. Должны были погибнуть тысячи. Кости говорили о том, что лично он от этого выиграет – и этого ему было довольно.

Ковок-ма обрадовался, когда взошло солнце, потому что это означало, что скоро подойдут солдаты-вашавоки. Тогда он смог бы уйти и отмыться после страшной ночной работы. Работа была не такая уж тяжелая; убивать перепуганных вашавоки на крепостной стене было легко. К тому же не было приказа убивать женщин и маленьких вашавоки, если они безоружны. Ковок-ма даже не убивал тех волосатолицых вашавоки, которые не пытались убить его. Другие уркзиммути меньше сдерживали себя – бахрома на колпаке Гарга-тока пополнилась новыми ушами.

А Ковок-ма устал от смерти.

Солдаты вошли в город с большим шумом. К крикам и визгу женщин примешивались стук, грохот и лязг, сопровождающие грабеж. Эти звуки были знакомы Ковоку. Стоило вашавоки напиться горящей воды – и они становились более шумными. Ковок-ма услышал цокот конских копыт. По мощеной улице скакал верхом на лошади толум-вашавоки. Он покачивался в седле, и это говорило о том, что он тоже выпил горящей воды. Заметив Ковока, толум придержал лошадь, обнажил свои собачьи зубы и заговорил с Ковоком на ломаном оркском:

– Человек Королевы говори «Хорошо, хорошо». Сыновья сдерживай обещание. Счастливый королева. Теперь вы уходить.

Ковок-ма отправился к реке и вошел в воду, не снимая тяжелых одежд смерти. Он остановился только тогда, когда вода дошла ему до шеи. Он стоял неподвижно, чтобы вода смыла кровь с железа, покрывающего его тело. Он долго стоял так, потому что хотел избавиться не только от крови, но и от ее запаха и от соединенных с кровью запахов страха и боли.

Весть о победе принесла в лагерь ликование. Дар и Тви спустились с дерева на заре, услышав радостные крики. Когда они пришли к Неффе, та велела им вырыть яму для костра. Это было необходимо, потому что вчера вечером еду не готовили. Мужчинам давали «походную кашу» – зерно, размоченное в воде.

– Яму ройте длинную, – распорядилась Неффа. – Сегодня будем готовить много еды.

Подошла еще одна из женщин, стала взволнованно говорить о том, какие лакомства принесут из взятого города, какими подарками завалят женщин солдаты. Мужчины из лагеря исчезли – это был верный знак того, что орки из города ушли и теперь там можно свободно мародерствовать. Женщины поспешили к тому месту, откуда был виден город. Время от времени кто-то из них прибегал и рассказывал новости. К лагерю гонят скот. Дома горят. В реке плавают трупы.

Ближе к полудню возвратились первые солдаты – большей частью пьяные. Вместе с ними прибыли слухи. В плен взяли герцога. Нет, принца – сына самого короля Файстава. Нашли комнату, битком набитую золотом. Вино было отравлено. Принц на самом деле оказался принцессой, и солдаты ее изнасиловали. Все женщины получат в подарок драгоценности.

После того как яма для костров была вырыта, Неффа послала Дар за дровами. Тви пошла с ней без разрешения Неффы, но Дар не боялась, что девочку за это накажут. Все вокруг так радовались победе, что это и Неффу заразило. Когда Дар и Тви собрали достаточно хвороста, Дар отправилась на поиски орков. Оказалось, что они устроили свою стоянку на краю сада, дальше от лагеря людей, чем обычно. В землю уже были воткнуты сучья, служившие границей Объятий Мут ла, внутри круга стояли шалаши. Шалаши поставили широким кругом, а посередине сложили большую кучу хвороста. Куча и так уже была высокая, а орки все подносили и подносили хворост. Рядом с ней на свернутых рулонами шалашах лежали тела убитых орков.

Дар и Тви вошли в Объятия Мут ла с охапками собранного ими хвороста. В отличие от шума и пьяных криков в лагере людей, здесь было тихо. Дар ощутила скорбь происходящего. Она подошла к куче хвороста и добавила к ней свою охапку. То же самое сделала Тви. Потом они стали искать Ковока. Большинство орков были незнакомые, но ее, похоже, узнавали все. Проходя мимо орков, она то и дело слышала одну и ту же фразу: «мут велаваш», но что это означает, она не понимала.

Наконец Дар увидела Ковока, несущего охапку сухих сучьев к горе хвороста. Оно дождалась момента, когда орк положил свою ношу, и только потом подошла к нему. К ее радости, Ковок-ма не был ранен. Заметив ее, он печально улыбнулся и указал на лагерь людей.

– Вашавоки радуются, – проговорил он по-оркски.

– Эта мать не радуется.

– Кови! – воскликнула Тви. – Я спала на дереве!

Ковок-ма снова улыбнулся – на этот раз без печали.

– Дерево – хорошее место для птички.

– Но не для Маленькой Птички, – возразила Тви. – Спать было плохо. Кора шершавая.

– Для Маленькой Птички лучшее гнездышко – у меня на руках, – сказал Ковок-ма.

– Что теперь будут делать уркзиммути? – спросила Дар.

– Мы отдыхать, – ответил орк на языке людей.

– Можно, мы тоже у вас немного отдохнем? – спросила Дар. – Прошлой ночью я совсем не спала.

– Дар плакала, – сообщила Тви.

– Что такое «плакала»? – поинтересовался Ковок-ма.

– Это такой звук, какой вашавоки издают, когда они печальны, – объяснила Дар.

– Хай, – кивнул Ковок-ма. – Я слыхать, как ты делать такой звук. Ты тосковать по убитым вашавоки?

– У меня опять было видение, – ответила Дар. – Я ничего не поняла, но оно заставило меня плакать.

Ковок-ма устремил на Дар загадочный взгляд, потом поднял руку к груди и изобразил знак Мут ла. Дар понимала, что он не станет растолковывать ее видение, поэтому заговорила о другом.

– Что значит «мут велаваш»?

– «Мать, которая благословляет», – сказал Ковок-ма. – Все, кого ты благословила, живы.

– Когда я говорила: «Пусть Мут ла защитит тебя», – это было просто пожелание, а вовсе не благословение.

– Эти слова становиться благословением, – сказал Ковок-ма. – Быть может, Мут ла вложить их тебе в грудь.

35

Дар крепко спала. Ей ничего не снилось. Внезапно она проснулась. Ковок-ма спал, а Тви исчезла. Дар быстро выглянула из шалаша. Солнце клонилось к закату. Она заспалась. Дар вышла из шатра и огляделась по сторонам. Тви нигде не было видно. Дар вернулась в шатер и растрясла Ковока.

– Где Маленькая Птичка?

Ковок-ма подслеповато заморгал спросонья.

– Маленькая Птичка?

– Ее нет. Ты не знаешь, куда она ушла?

– Тва.

– Быть может, она готовится подавать ужин.

– Мы сегодня не есть, потому что убитые соединяться с Мут ла.

– Тогда мне лучше разыскать ее, – сказала Дар, вышла из шатра и направилась к лагерю людей. По пути она для вида подобрала несколько сухих веток. Шум в лагере сменился приглушенным ревом. Перед Дар предстала картина всеобщего праздника. Казалось, в лагере нет ни одного трезвого человека. После многих дней полуголодного существования было полным-полно еды и спиртного.

Дар подошла к кухонному навесу. Ее охапка хвороста, как оправдание за долгое отсутствие, оказалась ненужной. Всякий порядок в лагере испарился. Никто никем не командовал. На вертеле над костром висела обугленная свиная туша. На огне дымился котел. Земля вокруг была усеяна пустыми бутылками, корками хлеба, огрызками сыра и прочими объедками. А еще вчера этот мусор показался бы пиром.

Женщин поблизости оказалось не много. Те, которых заметила Дар, были так же пьяны, как солдаты. Некоторые щеголяли в новой одежде. Одна женщина, пьяно пошатываясь, разгуливала в нарядном парчовом платье, но при этом с распухшей кровоточащей губой. Другие бродили совсем голые.

Дар подобрала с земли корку хлеба и, сжевав ее, продолжила поиски Тви. Боясь, что девочка угодила в шатер к кому-то из солдат, Дар первым делом стала искать ее там. Полотнища, закрывавшие вход, были чаще всего либо отброшены, либо оторвались, поэтому Дар было видно, что происходит внутри. Большинство солдат напились до такой степени, что им было все равно, кто на них смотрит, да и смотрит ли вообще. Если же вход в шатер был закрыт, Дар отдергивала полотнище, заглядывала внутрь и спешила дальше. Переходя от шатра к шатру, она волновалась все сильнее. Спиртное сделало солдат наглыми, и Дар боялась, что пьяные мужчины забудут об угрозе Ковока.

Вдруг Дар расслышала смех Тви. Она замерла и прислушалась. Смех послышался снова. На этот раз Дар поняла, откуда он доносится. Из шатра. Полотнище закрывало вход. Дар бросилась к этому шатру и рывком отбросила полотнище в сторону.

Тви сидела на одеяле рядом с солдатом – здоровенным детиной. Его куртка была расстегнута, и виднелась грудь, заросшая густыми черными курчавыми волосами. Тви держала в руке бутылку, и лицо у нее было глупое и рассеянное. Подол ее платья было задран до самых бедер, и солдат водил двумя пальцами по ее худой ноге, изображая маленького человечка. Тви игра нравилась, она хихикала. Но Дар отлично понимала, куда держат путь эти пальцы.

– Не тронь эту девочку! – выкрикнула она. – Ее оберегает орк!

– Дар! – проговорила Тви заплетающимся языком, попыталась подняться, но солдат не отпустил.

Он зыркнул на Дар.

– Я тут страхолюдин не вижу и что-то не припомню, чтобы я тебя сюда звал. – Он смерил Дар взглядом и пьяно ухмыльнулся. – Но это даже веселей. Я такой мужик, что меня на вас двоих хватит.

Дар улыбнулась и вошла в шатер.

– Ладно, – сказала она. – Но сначала – большая девочка. – Она перешагнула через ноги Тви и встала между ней и солдатом. Затем она опустилась на колени и заслонила собой Тви. – У меня грудь побольше – это лучше, правда?

Солдат вместо ответа глупо улыбнулся. Когда он облапил грудь Дар, она сказала:

– Тви, выйди отсюда.

Тви приподнялась. Солдат выкрикнул:

– Эй! Я не говорил…

Начатую фразу прервал кончик лезвия кинжала Дар. Она прижала его к коже солдата чуть ниже подбородка. Дар искоса глянула на Тви и увидела, что девочка, вытаращив глаза, смотрит на клинок.

– Быстрей, Тви! – крикнула Дар. – Запахни шатер и жди снаружи!

Тви, пошатываясь, вышла из шатра. Дар сильнее надавила на кинжал. На коже солдата появилась капелька крови.

– Орка здесь нет, – процедила сквозь зубы Дар, – поэтому я тебе скажу то, что он говорил. Он говорил: «Кто тронет ее – тот умрет».

Со страху солдат протрезвел.

– Я ее не трогал, – пролепетал он, умоляюще глядя на Дар.

– Я позабочусь о том, чтобы ты никогда не смог этого сделать, – прошептала Дар, готовясь воткнуть кинжал в шею солдата.

Солдат вздрогнул и зажмурился. Дар стало жалко его. Она не могла заставить себя убить человека. Она долго смотрела, как он дрожит, а потом отвела клинок от его шеи.

– Девочка не пострадала, поэтому я сохраню тебе жизнь. Завтра можешь спросить, кого захочешь. Узнаешь, что я не солгала тебе насчет орка.

Дар вышла из шатра и строго посмотрела на Тви. Та с трудом держалась на ногах и глядела на Дар широко раскрытыми глазами.

– Ты его убила?

Дар убрала кинжал в чехол.

– Нет. А что ты там делала?

– Он был добрый, – сказала Тви.

– Ты пьяна и стала глупой, – сказала Дар, взяв Тви за руку. – Пошли со мной.

Дар повела пошатывающуюся девочку через лагерь и яблоневый сад. Они подошли к шалашу Ковока, и Дар втолкнула Тви внутрь. Орка на месте не было. Дар решила, что он участвует в ритуале сожжения погибших.

– Оставайся здесь, – сказала Дар. – Хватит с тебя на сегодня, порезвилась.

– Ты расскажешь Кови?

– Он почувствует, что от тебя разит перегаром, но насчет мужчины я промолчу. И ты лучше помалкивай.

– Дар?

– Что?

– Я голодная.

Дар вздохнула.

– Ты совсем не ела?

– Тот человек дал мне немного фруктов с медом. И все.

– Я раздобуду тебе хлеба. Он впитает в себя вино. Но никуда не уходи отсюда. Поняла?

Тви кивнула. Дар вернулась в лагерь, чтобы поискать хлеба. Корки и другие объедки успели затоптать, и она с трудом находила хоть что-то съедобное. Она еще продолжала поиски, когда кто-то вдруг окликнул ее. Дар обернулась и увидела улыбающегося ей Севрена. Насколько она могла судить, он был трезв.

– Наконец я нашел тебя, – сказал он.

– Да, ты меня нашел, – ответила Дар.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь раздобыть что-нибудь съестное для Тви. Нам не удалось попировать.

– Ты говоришь так, словно кого-то осуждаешь.

– А ты?

– Солдатская жизнь нелегка. Мужчины хватаются за любую возможность хоть чему-то порадоваться.

– И тебя это не волнует? – спросила Дар.

– Волнует, но я не могу сделать так, чтобы другие вели себя иначе. Пойдем, я отведу тебя в ставку короля. Не надо подбирать еду с земли.

– Давот говорил, что, если возьмешь королевскую еду, тебя выпорют.

– Сегодня наш король щедр. Хлеба полным-полно.

– Значит, и насчет всего прочего он тоже не скупится. По крайней мере, насчет выпивки.

– Вижу, ты хорошо понимаешь его величество, – вздохнул Севрен. – Пойдем. Еда имеет не такой вкус, как самое худшее, что можно получить от него.

Дар покачала головой.

– Как-то раз один человек сказал мне, что пустой живот – лучшее лекарство от угрызений совести.

– Наверняка это был солдат.

Дар и Севрен пошли к ставке короля, где царило такое же повальное пьянство, как во всем лагере. Посреди шатров стояла повозка, а в ней оказалось немало хлеба.

– Видела бы ты эту повозку, когда она здесь только появилась, – сказал Севрен. – Она была полна всевозможных лакомств. – Он забрался на повозку и стал выбирать каравай получше. – Да, тут здорово похозяйничали, – сообщил он. – Ага! А вот этот не заметили.

Он протянул Дар большой каравай свежего белого хлеба с запеченными ягодами. У Дар потекли слюнки.

– Надо отнести этот хлеб Тви, – сказала она.

Севрен, похоже, расстроился.

– Погоди, не уходи. У меня кое-что есть для тебя.

Он убежал.

Ожидая возвращения Севрена, Дар прислушивалась к шуму разгульной пирушки. Она вспоминала вопли, которые слышала прошедшей ночью, и думала о том, что это веселье куплено ценой боли и потерь других людей. Она еще думала об этом, когда вернулся Севрен со свертком светло-коричневой ткани и протянул его ей. Дар развернула сверток. Это оказалось почти совсем новое платье. Простого покроя, но из тонко сотканной ткани. Севрен радостно улыбнулся и сказал то, чего можно было не говорить:

– Это тебе.

Дар не улыбнулась в ответ. Она холодно поинтересовалась:

– Где ты это взял? Какая женщина погибла, чтобы ты мог подарить мне это платье?

Улыбка Севрена растаяла.

– Гвардейцы грабежом не занимаются. Я взял это платье с повозки. Это часть моего жалованья.

– Большая разница, – фыркнула Дар. – Как я смогу носить его и не думать о горе другой женщины?

– Ты не знаешь ее судьбы, и я не знаю, – возразил Севрен. – Возможно, ее судьба печальна. Но если даже ты сожжешь это платье, этим ее жизнь не поправишь.

Дар провела кончиками пальцев по ткани платья. Никогда в жизни она не носила ничего настолько тонкого и мягкого.

– Я не могу его взять.

– Значит, из-за своей гордыни ты останешься голой.

– Дело не в гордыне.

– Разве не гордыня – верить, что ты можешь изменить весь мир? Мы не короли и не королевы. Мы должны стараться жить честно и по возможности делать добрые дела. Возьми это платье, надень его, и этим поступком смягчи чужую боль.

Дар молча смотрела на платье. Ей не хотелось отдавать его, и она чувствовала себя виноватой из-за того, что ей хочется его оставить. Ее «хорошее» платье, дважды порванное и дважды заштопанное, постепенно превращалось в лохмотья. А другое платье уже давным-давно стало похожим на рваную тряпку.

– Все мы обнажены, когда идем на запад, – сказал Севрен, чувствуя неуверенность Дар. – Когда ты предстанешь перед Карм, ты забудешь об этом платье.

– Боюсь, вскоре мне придется проделать этот путь, – вздохнула Дар.

– А я надеюсь, что ты пойдешь не на запад, а на юг и проживешь долгую жизнь как свободная женщина.

Дар помедлила еще немного, снова вздохнула и сказала:

– Хорошо, я возьму его.

– Я рад, – улыбнулся Севрен.

– Мне нужно идти. Тви голодна.

– Я пойду с тобой, – сказал Севрен. – Мужчины озверели от спиртного.

Дар не стала возражать, и Севрен проводил ее до границы стоянки орков. Дар вошла в Объятия Мут ла. В центре круга полыхал погребальный костер. В нем лежали тела погибших орков. Дар слышала о людях, которые хоронили мертвых вооруженными и в доспехах. А орки покидали этот мир обнаженными, лежащими на камышовых жилищах, служивших им кровом. Живые орки неподвижно сидели вокруг костра. Языки пламени взметнулись высоко в небо, и орки завели погребальную песнь.

Они пели не о воинской доблести, не о славе. Они обращались к погибшим песней, в которой припевом звучали такие слова:

 
Ваш запах еще жив,
И мы думаем о вас.
Хотя вы ушли,
Невидимые и неприкосновенные,
В объятия нашей Матери.
 

Вскоре низкие скорбные голоса заглушили звуки, доносящиеся из лагеря людей.