Текст книги "Зимняя жертва"

Автор книги: Монс Каллентофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

56

Тринадцатое февраля, понедельник, вечер.

Четырнадцатое февраля, вторник

– Пожмем друг другу руки?

Маркус протягивает ладонь, и Малин берет ее. У него крепкое, решительное рукопожатие, «с душой», хотя и не до боли.

«Отработанное», – думает Малин и представляет себе, как мужчина в белом халате учит того, из которого должен получиться идеальный сын, пожимать руку.

– Добро пожаловать.

– Приятно быть вашим гостем.

– Может, мы живем не так богато, как твоя семья, – почти невольно произносит Малин и разводит руками в маленькой прихожей, удивляясь самой себе. Что это ей вздумалось извиняться перед другом Туве?

– Здесь очень мило, – говорит он. – Я тоже хотел бы жить в центре.

– Ты должен извинить…

Малин прикусывает губу и замолкает, однако чувствует, что надо закончить мысль.

– …что я была немного сердита, когда мы виделись последний раз.

– Я тоже был сердит, – улыбается Маркус.

Туве выходит из кухни.

– Мама приготовила спагетти с домашним песто. Ты любишь чеснок?

– Прошлым летом мы арендовали дом в Провансе. Там в саду был свежий чеснок.

– Летом мы обычно делаем вылазки на один день, – говорит Малин и быстро добавляет: – Сядем за стол прямо сейчас или ты для начала хочешь чего-нибудь выпить? Колы, может быть?

– Я голоден, – отвечает Маркус. – Лучше чего-нибудь пожевать.

Малин поглядывает, как он наворачивает за двоих. Он пытается сдерживаться, вести себя так, как его, конечно, учили родители, но шаг за шагом проигрывает битву с подростковым голодом, Малин видит это.

– Может, там многовато пармезана…

– Все хорошо, – перебивает Маркус. – В самый раз.

Туве прокашливается.

– Мама, я подумала над тем, что говорил дедушка. Это звучит классно, лучше и быть не может. Но нельзя ли Маркусу поехать со мной? Мы говорили с его родителями, они могут купить ему билет.

Подожди-ка.

Что это значит?

Малин представляет шестнадцатилетнего Янне и себя, четырнадцатилетнюю. Как они лежат в какой-то постели, расстегивая друг на друге пуговицы. «Могли ли мы разлучиться больше чем на пару часов?» То же чувство читает она сейчас в глазах Туве.

Это обнадеживает, однако время ограниченно.

– Хорошая идея, – отвечает Малин. – У них как раз есть две лишние спальни.

Она улыбается.

Пара влюбленных подростков. С родителями. На Тенерифе.

– Мне это нравится, – добавляет она спустя некоторое время. – Но мы должны спросить дедушку.

И тут подает голос Маркус:

– Мама и папа хотят пригласить вас на ужин в ближайшее время.

Помогите!

Нет, нет.

Белые халаты и надменная дама за одним столом. Отработка рукопожатия. Извинения.

– Очень приятно, – отвечает Малин. – Передай своим родителям, что я с удовольствием приду.

После ухода Маркуса Малин и Туве сидят за кухонным столом. Их фигуры черными контурами отражаются в окне, выходящем на церковь.

– Правда, он милый?

– Он хорошо воспитан.

– Хотя и не чересчур.

– Нет, Туве, не чересчур. Но достаточно хорошо для тебя. Ведь именно хорошо воспитанные умеют, как никто, причинять боль, если уж на то пошло.

– Что ты имеешь в виду, мама?

– Ничего, просто рассуждаю вслух.

– Я позвоню дедушке утром.

Срабатывает внутренний будильник, и Малин просыпается. Сна ни в одном глазу, хотя часы на ночном столике показывают 2.34 и телу так хочется покоя.

Малин ворочается, пытается заснуть. Ей удается отогнать от себя мысли о расследовании, о Туве, Янне и остальных, но сон все равно не идет.

Надо спать, надо спать…

Повторение мантры окончательно отгоняет сон. Наконец она встает, проходит на кухню и пьет молоко прямо из пакета, вспоминая, как злилась на Янне, когда он делал то же самое, как находила это отвратительным и неприличным сверх всякой меры.

А в другом доме, за городом, в своей постели проснулся Янне. Он спрашивает себя, как долго еще будут его мучить эти сны, и чтобы отогнать воспоминания о джунглях и горных дорогах, вызывает в своем воображении лица Малин и Туве, и на душе его становится спокойно, радостно и притом тоскливо. Он думает, что только по-настоящему любимые люди могут вызывать такие противоречивые чувства. Потом он встает, направляется в комнату Туве, смотрит на пустую кровать и представляет себе, что там лежит его дочь. Он думает о том, что скоро она перерастет их, и ему страшно не хочется с ней расставаться.

А в городской квартире в это же самое время Малин стоит возле кровати Туве и спрашивает себя, может ли что-нибудь основательно поменяться в ее жизни или все уже каким-то образом определилось.

Она хочет погладить Туве по голове.

Но не разбудит ли она ее? «Я не хочу будить тебя, Туве, но я так хочу удержать тебя».

Вчера было первое за неделю совещание. «Форс, плохо, если тебя не будет на месте», – так сказал по телефону Свен Шёман.

От дыхания собравшихся воздух зала заседаний стал спертым, и все вокруг, кажется, пребывают в более радостном и возбужденном, чем у Малин, настроении.

Может, потому что пришел ответ из ГКЛ?

Резиновые пули из квартиры Бенгта Андерссона были выпущены из «салонного» ружья, найденного у Никласа Нюрена. На нем же обнаружены отпечатки пальцев Иоакима Свенссона и Йимми Кальмвика.

– И теперь, – говорит Свен, – нам известно, кто стрелял в окно квартиры Бенгта Андерссона. Малин и Зак смогут надавить на юных хулиганов как следует и узнать, не скрывают ли они еще что-нибудь. Займитесь этим немедленно. Сейчас они должны быть в школе.

Малин рассказывает, что ей удалось выяснить по линии Мюрваллей.

Когда она доходит до связи между Калле-с-Поворота и этой семьей, то замечает скепсис в глазах Карима Акбара. «Даже если он и отец Карла Мюрвалля, какое это имеет значение? Что дает это нам в добавление к тому, что мы уже имеем и знаем?»

– С Мюрваллями все ясно. Сейчас стоит переключиться на другие направления. Займитесь линией Асатру, что-то должно быть и на жестком диске. Юхан, как обстоят дела с этим? Ага… вам удалось обойти пароль… Ага, там масса закрытых папок…

– Однако это значит, что Карл Мюрвалль приходится братом Бенгту Андерссону, – настаивает Малин, – о чем, вероятно, и сам не подозревает.

– Если старик из Шернорпа сказал правду, – уточняет Карим.

– Но это легко установить. У нас есть ДНК Бенгта, мы можем взять пробу у Карла Мюрвалля и получим подтверждение.

– Поосторожней на поворотах, – предупреждает Карим. – Мы не можем сломя голову бегать за какими-то пробами, нарушающими неприкосновенность личности, только на том основании, что какой-то старик что-то такое сказал. Тем более что значение этого открытия для расследования не совсем понятно.

Вчера после обеда Малин звонила Свену и передала разговор с Вейне Андерссоном.

Свен слушал внимательно. Малин сначала не поняла, был ли он доволен или раздосадован тем, что она по собственной инициативе работала в воскресенье. Но потом Свен сказал: «Хорошо, Форс. Мы еще не закончили с этой линией расследования. И братья Мюрвалль все еще сидят в камерах в связи с другими преступлениями».

И может, поэтому он сейчас говорит:

– Малин, и ты, Зак, допросите Карла Мюрвалля снова. Для информации. У него алиби на тот вечер, когда было совершено убийство, но постарайтесь выяснить, что он еще знает обо всей этой истории. Может, он солгал вам в прошлый раз. Попробуйте снова, а потом надавите на Кальмвика и Свенссона.

– А тест на ДНК?

– Малин, не все сразу. Поезжайте к нему, потом посмотрим. А все остальные, загляните под каждый камень, обыщите все углы и закоулки, куда мы еще не заглянули. Время идет, и все вы знаете, что чем больше его уходит, тем меньше у нас остается шансов найти преступника.

Зак подходит к столу. Он зол, его зрачки сжались и стали острыми. Он снова возмущен тем, что я вчера обошлась без него. Когда же он наконец привыкнет?

– Малин, ты могла бы позвонить мне. Как по-твоему, Карл Мюрвалль знает об этих делах? О Калле-с-Поворота?

– Я думала об этом. Вероятно, знает, но не наверняка, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Форс, ты непостижима. Сейчас мы поедем в «Коллинз» и поговорим с ним. Сегодня вторник, он должен быть на месте.

57

Акционерное предприятие «Коллинз меканика» неподалеку от Викингстада.

Асфальтированная парковка протянулась от лесной опушки до караульной будки на добрую сотню метров, а единственный просвет в десятиметровом заборе, увенчанном колючей проволокой, свернутой в тугую спираль, прегражден шлагбаумом.

Предприятие, которое является поставщиком «Сааб дженерал моторс», – одна из немногих успешных компаний на равнине. Триста человек занимаются здесь автоматизированной сборкой автомобилей. Еще несколько лет назад их было семьсот, но конкурировать с Китаем невозможно. «Эрикссон», НАФ АБ, «Сааб», «БТ-Тракс», «Принтком» – все они сократили производство или исчезли вовсе. Малин видит, как меняется обстановка в крае с падением промышленного производства. Растет преступность, связанная с насилием, в том числе и в семье. Отчаяние, как мог бы сказать кое-кто из политиков, приводит к рукоприкладству.

Через некоторое время все каким-то странным образом возвращается на круги своя. Кто-то находит новую работу. Остальные действуют каждый как может: одни получают образование, других уговаривают или вынуждают досрочно выйти на пенсию.

Но остаются особо нуждающиеся или особо ловкие. Они оказываются в точке разрыва, на границе того самого общества, в делах которого семья Мюрвалль не хочет участвовать ни на каких условиях, кроме своих собственных.

«Как можно понять, что с тобой все кончено? – думает Малин. – Я даже представить себе не могу, каково терзаться этой мыслью. Что ты никому не нужен, не востребован».

За непроницаемой стеной с колючей проволокой находится белое здание без окон, похожее на ангар. Это фабрика.

«Напоминает тюрьму», – думает Малин.

Охранник в будке одет в голубую униформу. На его лице трудно установить границу между щеками и подбородком, равно как и сказать, где кончается лицо и начинается шея. Где-то посредине этой покрытой кожей массы вставлены серые водянистые глаза, и они скептически смотрят на Малин, протягивающую полицейское удостоверение.

– Мы ищем Карла Мюрвалля. Он возглавляет здесь компьютерный отдел.

– По какому поводу?

– Это не имеет значения, – замечает Зак.

– Вы должны сообщить…

– В связи с расследованием, – отвечает Малин.

Охранник отводит от нее взгляд, набирает номер, кивает несколько раз, потом кладет трубку.

– Идите к главной регистрационной стойке, – говорит он.

Малин и Зак направляются к парадному входу. Им приходится совершить променад в несколько сотен метров. Они минуют закрытые монтажные цеха, на полпути через распахнутые двери видят сотни потрепанных траверс, подвешенных к балкам на потолке, как будто давно находящихся в бездействии и с нетерпением ожидающих своего часа. Вращающаяся дверь из травленого стекла держится на прикрепленных к потолку стальных балках. Она ведет к регистрационной стойке.

За столом красного дерева сидят две женщины. Ни одна из них не обращает на вошедших никакого внимания. Слева широкая мраморная лестница. Пахнет полированной кожей и моющими средствами с ароматом лимона.

Они подходят к стойке.

Одна из женщин поднимает глаза.

– Карл Мюрвалль сейчас спустится. Вы можете подождать его на тех стульях возле окна.

Малин оборачивается и видит три красных мягких кресла-«яйца» на коричневом ковре.

– Он скоро будет?

– Через несколько минут.

Карл Мюрвалль появляется двадцать пять минут спустя. На нем серая куртка, желтая рубашка и коротковатые темно-синие джинсы. Завидев его, Малин и Зак поднимаются и идут навстречу. Карл Мюрвалль протягивает руку, его лицо ничего не выражает.

– Инспекторы? Чем обязан?

– Нам надо поговорить с глазу на глаз, – отвечает Малин.

Карл указывает в сторону стульев:

– Может, здесь?

– Лучше в какой-нибудь комнате для совещаний, – говорит Малин.

Карл Мюрвалль поворачивается и начинает подниматься по лестнице. Бросает взгляд через плечо, как бы желая убедиться, что Малин и Зак следуют за ним.

Он набирает код на замке стеклянной двери, и та отъезжает в сторону, открывая длинный коридор.

В одной из комнат, мимо которых они проходят, слышно жужжание мощного вентилятора. За матовым стеклом мелькает едва различимая тень.

– Серверная комната. Сердце производства.

– И вы за это отвечаете?

– Это моя территория, – говорит Карл Мюрвалль. – Я контролирую здесь все.

– Здесь вы работали, когда был убит Бенгт Андерссон?

– Именно так.

Карл останавливается возле очередной стеклянной двери, набирает еще один код. За дверью вокруг десятиметрового дубового стола стоят двенадцать черных стульев. На столе блюдо с огненно-красными зимними яблоками.

– Кабинет правления, – говорит Карл. – Должен подойти. Итак?

Карл Мюрвалль сидит напротив них, откинувшись на спинку.

Зак крутится на своем стуле.

Малин наклоняется вперед.

– Ваш отец не был моряком.

Лицо Карла Мюрвалля остается неподвижно: ни один мускул не напрягается, глаза не выражают никакого беспокойства.

– Ваш отец – легенда поселка Юнгсбру, человек по имени Карл Андерссон, Калле-с-Поворота. Вы знали об этом?

Карл Мюрвалль улыбается Малин, и в его улыбке нет насмешки, только пустота и одиночество.

– Абсурд, – говорит он наконец.

– И если наши сведения верны, то вы и Бенгт Андерссон – сводные братья.

– Я и он?

Зак кивает.

– Вы и он. Неужели мать вам не рассказывала?

Карл Мюрвалль стискивает зубы и повторяет:

– Абсурд.

– И вы ничего не знали об этом? Что у вашей матери была связь с Калле-с…

– Мне наплевать, кто был моим отцом. Все это в прошлом. Вы должны понять. Должны понять, как мне приходилось бороться за то, чтобы стать, кем я стал.

– Можем ли мы взять у вас пробу ДНК, чтобы сравнить с ДНК Бенгта Андерссона? Тогда мы будем знать наверняка.

Карл Мюрвалль качает головой:

– Мне это совершенно неинтересно.

– Почему?

– Потому что я знаю. Вам не нужно брать никакую пробу. Мама все рассказала. Но поскольку я решил оставить всех моих сводных братьев и их жизнь в прошлом, мне нет до этого никакого дела.

– Итак, вы сводный брат Бенгта Андерссона? – уточняет Зак.

– Был. Ведь сейчас он мертв, так? У вас еще что-нибудь? Я тороплюсь на следующую встречу.

На обратном пути к машине Малин смотрит в сторону темной лесной опушки. Карл Мюрвалль не хотел говорить о своем отчиме, о том, как он рос в Блосведрете, о своих отношениях с братьями и сестрой.

– Ни слова больше. Вы узнали то, что вам было нужно. Представляете ли вы, каково мне сейчас приходится? Если больше у вас ничего ко мне нет, меня ждут мои должностные обязанности.

– Но Мария?

– Что Мария?

– Была ли она добра с вами, как с Мяченосцем? Добрей, чем Элиас, Адам или Якоб? Мы знаем, она хорошо относилась к Бенгту. Знала ли она, что он ваш сводный брат?

Молчание.

У Карла Мюрвалля землисто-бледные щеки. И уголки рта чуть заметно подрагивают.

Шлагбаум возле сторожевой будки поднимается, и они выезжают.

«Прощай, тюрьма», – думает Малин.

Должностные обязанности.

Каким же мрачным может сделать человека его работа.

Карл Мюрвалль приходится сводным братом и Ребекке Стенлунд.

«Но это не мои должностные обязанности, – думает Малин. – До этого они должны дойти сами, если до сих пор не знают. Ведь Ребекка Стенлунд тоже хочет, чтобы ее оставили в покое».

58

– Как ты думаешь, знала ли Мария Мюрвалль, что у Бенгта Андерссона и ее сводного брата общий отец? Не потому ли она так опекала его?

Зак говорит с набитым ртом, и поэтому речь его невнятна.

Малин откусывает от своей «чоризо». [48]48
  Сорт свиной колбасы.


[Закрыть]

Закусочная возле кольцевой развязки Валларонделлен. Здесь лучшая колбаса в городе.

Автомобиль греется на холостом ходу, а за ним застыли в молчании безликие желтые многоэтажки и студенческие общежития в Рюде, тихие, словно осознающие свое место в иерархии жилых домов. Здесь ютятся те, у кого нет средств на большее, временно или всю жизнь, если удача окончательно отвернулась.

По другую сторону шоссе, за редкими рощицами, раскинулись корпуса университета. «Для многих проживающих в Рюде это как насмешка судьбы, – думает Малин. – Каждый день видеть перед собой олицетворение несбыточной мечты, упущенных возможностей, неправильного выбора, положенного предела. Архитектура отчаяния, можно сказать. Но не для всех. Далеко не для всех».

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Я не знаю, – говорит Малин. – Быть может, она чувствовала эту связь. Инстинктивно. Или просто знала.

– Женская интуиция? – хихикает Зак.

– В любом случае, мы не можем спросить ее, – отвечает Малин.

Не играй со скорпионом – укусит. И барсук схватит за руку, просунутую в нору. Не зли гремучую змею, бойся жала. То же самое и с тьмой: если загонишь ее в угол, она набросится на тебя.

Но правда?

Что это такое?

Она шепчет про себя это слово, пересекая вместе с Заком двор в направлении дома Ракели Мюрвалль. Позади них солнце садится за горизонт. Светлое время суток быстро сменяется темным. Холодно.

Они стучат в дверь.

Хозяйка, конечно, видела их. «Господи, опять!» – пронеслось у нее, должно быть, в голове.

Тем не менее она открывает.

– Вы?

– Хотелось бы попасть в дом, – говорит Зак.

– Вы бывали здесь уже неоднократно.

Хрупкое тело Ракели Мюрвалль приходит в движение. Она пятится, но остается стоять в прихожей, уперев руки в бока и как бы демонстративно преграждая им путь: здесь и не далее.

– Я сразу перейду к делу, – начинает Малин. – Калле-с-Поворота. Он был отцом вашего сына Карла.

Глаза Ракели становятся еще чернее и как будто наполняются сиянием.

– Откуда вам это известно?

– Есть тесты, – отвечает Малин. – Мы знаем наверняка.

– И это значит, что Карл приходится сводным братом убитому, – добавляет Зак.

– Что вы хотите знать? Что я сочинила всю эту историю про моряка-содомита, когда он потонул во время кораблекрушения? Что однажды вечером в парке я отдалась Калле-с-Поворота? Я не одна была такая!

Ракель Мюрвалль смотрит на Зака с чуть заметным презрением во взгляде. Потом поворачивается и проходит в комнату. Они следуют за ней. А она говорит, словно хлещет плеткой:

– Калле так и не узнал, что он отец мальчика. Но я крестила ребенка под этим именем – Карл, чтобы никогда не забывать, откуда он у меня.

«Ты, – думает Малин, – и ему не дала забыть об этом. Нашла способ».

Глаза ее сейчас холодны.

– И как, вы думаете, мне приходилось с ним здесь? А сын моряка – это сын моряка. Они проглотили это, шоколадные сплетницы из поселка.

– А как Карл узнал об этом? – спрашивает Зак. – Черный и мальчики плохо обращались с ним?

– На мой семидесятый день рождения он явился с каким-то чудным ожерельем на шее. Думал, будто теперь что-то собой представляет. И тут я сказала ему все как есть. «Твой отец Калле-с-Поворота, – так я сказала. – Инженер ты! И что с того?» Он стоял там, где вы сейчас.

Старуха отступает назад, делает движение рукой в сторону Малин и Зака, размахивает ею, как бы отпугивая их: «Прочь… прочь…»

– Но если вы что-нибудь расскажете мальчикам, я вам устрою такую жизнь, что лучше бы вам на свет не родиться.

«Она не боится угрожать полиции, – думает Малин. – Призраков надо отогнать любой ценой. И все-таки ты из тех, кто движет эволюцию, Ракель. Что бы это значило?»

Из окна своей кухни Ракель Мюрвалль видит, как двое полицейских возвращаются к автомобилю, ступая в собственные следы. Она чувствует, что злоба ее улеглась и уступила место способности рассуждать здраво. И вот она выходит в прихожую и берет со столика телефон.

59

Бритта Сведлунд поднимается, впиваясь глазами в Иоакима Свенссона и Йимми Кальмвика, только переступивших порог ее ректорского кабинета в школе поселка Юнгсбру. Комната, пропитанная запахом кофе и никотина, вибрирует от ее гнева.

«Должно быть, время от времени она здесь курит», – подумала Малин, как только вошла.

Завидев Малин и Зака, мальчики тут же попятились и хотели убежать, но остановились как прикованные под строгим взглядом ректора.

А еще раньше, пока Малин и Зак ожидали появления Иоакима и Йимми, вызванных с урока английского языка, Бритта Сведлунд излагала им свою педагогическую философию: «Вы должны понять, что помочь можно не всем. Я фокусирую внимание, может быть, и не на самых одаренных, но на тех, кто действительно хочет учиться. И можно заставить человека захотеть большего, чем то, на что он рассчитывает. Но есть и безнадежные, и я решила раз и навсегда, что на них не стоит тратить силы».

«Но ведь ты еще тратишь силы на Иоакима и Йимми, – думает Малин, глядя, как Бритта Сведлунд управляет мальчиками только при помощи взгляда. – Хотя они и заканчивают школу весной. И уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно отвечать за свои поступки».

– Садитесь, – говорит Бритта, и оба подростка, сжимаясь под действием ее голоса, опускаются каждый на свой стул.

– Я покрывала вас, а вы что учинили?

Малин поворачивается так, чтобы мальчики видели ее глаза.

– Смотрите на меня, – говорит она ледяным голосом. – Ну, теперь с вашей ложью покончено. Мы знаем, что это вы стреляли в окно квартиры Бенгта Андерссона.

– Мы не…

Голос Бритты Сведлунд по другую сторону стола:

– Ведите же себя как следует!

И Йимми Кальмвик начинает говорить – высоким испуганным голосом, словно возвращаясь из своего переходного возраста в более невинный.

– Да, мы стреляли из этого ружья в квартиру. Но его не было дома. Мы взяли ружье, сели на велосипеды, а потом стреляли. Было темно. И его не было дома, я клянусь! Мы сразу смылись. Было ужасно страшно.

– Это правда, – спокойно подтверждает Иоаким Свенссон. – И мы не имеем никакого отношения ко всему тому кошмару, что случился с Мяченосцем потом.

– И когда вы стреляли? – задает вопрос Малин.

– Это было в четверг, сразу после Рождества.

– Нас теперь посадят в тюрьму? Нам же всего пятнадцать.

Бритта Сведлунд устало качает головой.

– Все зависит от того, как вы будете нам помогать, – говорит Зак. – Расскажите все, что, по вашему мнению, может оказаться важным для нас. Я имею в виду действительно все.

– Но мы больше ничего не знаем.

– Без дураков.

– И после этого вы оставили Бенгта в покое? Или однажды вечером ваши шутки зашли слишком далеко?

– Говорите как есть, – советует Малин. – Мы должны все выяснить.

– Но мы больше ничего не делали.

– А в ночь со среды на четверг на прошлой неделе, накануне того, как Мяченосца нашли мертвым?

– Мы ведь говорили, что смотрели «Королей Догтауна». Это чистая правда! – В голосе Иоакима Свенссона слышится отчаяние.

– Можете идти, – говорит Зак, и Малин кивает в знак согласия.

– Это значит, мы свободны? – раздается наивный голос Йимми Кальмвика.

– Это значит, – объясняет Зак, – что в свое время мы допросим вас опять. Стрельба по чужим окнам не обходится без последствий.

Бритта Сведлунд выглядит усталой и, кажется, мечтает о рюмочке виски с сигаретой. Она рада, что мальчики покинули ее кабинет.

– Господь свидетель, чего я только не перепробовала с этой парочкой!

– Быть может, это послужит им уроком, – говорит Малин.

– Будем надеяться. Вы близки к тому, чтобы схватить убийцу?

Зак качает головой.

– Мы ведем расследование в нескольких направлениях, – отвечает Малин, – и должны проработать любой вариант, каким бы маловероятным или невероятным он ни был.

Бритта Сведлунд смотрит в окно.

– Что теперь будет с мальчиками?

– Их вызовут на допрос повесткой, если руководитель предварительного расследования сочтет это нужным.

– Будем надеяться, – повторяет Бритта Сведлунд. – Они должны почувствовать, что совершили ошибку.

У регистрационной стойки полицейского участка их встречает Карим Акбар.

Он прямо-таки источает гнев.

– Чем это вы там занимались, вы двое?

– Мы…

– Знаю. Ходили к Ракели Мюрвалль и донимали ее расспросами по поводу того, с кем у нее был секс сорок лет назад.

– Мы никого не донимали, – оправдывается Зак.

– Однако она утверждает обратное. Звонила и подала официальную жалобу. А теперь она сообщит «в газету», как она сказала.

– Но она не…

– Форс, как, по-твоему, это все будет выглядеть? Ее представят беззащитной старушкой, а нас монстрами.

– Но…

– Никаких «но». У нас нет причин вдаваться в это. Мы должны оставить Мюрваллей в покое. И если ты, то есть вы оба не отступитесь от них, я передам дело Якобссону.

– Проклятье, – шепчет Малин.

Карим приближается к ней.

– Немного покоя, Форс, вот все, чего я хочу.

– Проклятье.

– Предчувствий больше недостаточно. Прошло почти две недели. У нас должно быть что-то конкретное, а не сплетни по поводу того, кто кому брат. Нельзя давать им думать, что мы донимаем старую женщину за неимением лучших версий.

Дверь офисного помещения открывается, появляется Свен Шёман. В его взгляде отчаяние.

– За недостатком улик мы не можем больше держать братьев Мюрвалль в тюрьме по подозрению в ограблении оружейного склада в Кварне. Их придется выпустить.

– Но черт, у них же дома нашли ручную гранату! Гранату!

– Разумеется, но кто сказал, что они не приобрели ее у кого-нибудь из-под полы? Браконьерства и незаконного хранения оружия недостаточно, чтобы и дальше содержать их под стражей. А в этом они признались.

Голос из-за регистрационной стойки:

– Малин, тебя к телефону!

Она подходит к аппарату на своем столе. Трубка в руке кажется холодной и тяжелой.

– Да, Форс.

– Это Карин Юханнисон.

– Привет, Карин.

– Только что получила письмо из Бирмингема. Им ничего не удалось извлечь из пробы с одежды Марии Мюрвалль, она действительно слишком грязная. Но они хотят попробовать еще один тест. Нечто совершенно новое.

– Ничего? Будем надеяться на новый тест.

– У тебя усталый голос. Вам чем-нибудь помогли наши выводы относительно «салонного» ружья?

– Да, в принципе эту линию мы можем закрыть.

– И?

– Карин, что я могу сказать? Дети, подростки, брошенные на произвол судьбы. Из этого никогда не выходит ничего хорошего.