Текст книги "Зимняя жертва"

Автор книги: Монс Каллентофт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

– Я так не думаю, – возражает Малин. – А что касается Бенгта Андерссона, здесь налицо мотив.

Они направляются к машине.

– Как бы то ни было, Мюрвалли – милая семейка, – говорит Зак, поворачивая ключ зажигания.

– Ты видел, с какой злобой смотрел Адам? – вспоминает Малин.

– И потом, их много, они могли сделать это вместе. А прострелить окно резиновыми пулями – пустяк для этих господ. Мы должны получить ордер на обыск и осмотреть их оружие. Но у них может быть и оружие без лицензии. Оснований, чтобы привязать это дело к самим пулям, более чем достаточно.

– Ты действительно думаешь, что этого хватит для ордера? Ведь с юридической точки зрения нет никаких конкретных свидетельств, что они каким-то образом в этом замешаны.

– Может, и нет. Посмотрим, что скажет Шёман.

– Как же был он зол, Адам Мюрвалль!

– Малин, представь, что это была твоя сестра. Ты бы не злилась?

– У меня нет ни братьев, ни сестер, – отвечает Малин и добавляет: – Я была бы вне себя.

31

На расстоянии, с возвышенности, озеро Роксен выглядит как расстеленное серо-белое пуховое одеяло. Деревья и кустарники, словно измученные, прижатые к земле по берегам и по краям поля, истерзанные, ждущие тепла, в наступление которого верится с трудом, топорщатся «ежиками».

Белый кирпич, коричневая отделка. Коробка к коробке – в лучших традициях семидесятых. На вершине холма с крутым склоном стоят четыре комфортабельных особняка.

Малин и Зак стучат в дверь львиной головой, между отполированными челюстями косяков открывается дверная щель, словно пасть.

При прошлой встрече с Фредриком Уннингом Малин была уверена: ему есть что сказать, но его удерживает страх. Теперь она это знала точно, и по мере приближения к дому ее нетерпение возрастало с каждым шагом.

Что ждет их там, внутри?

Они должны быть осторожны. Зак рядом с ней взволнован, изо рта идет пар, непокрытая голова беззащитна перед морозом и его тупыми инфекционными крючьями.

Слышится скрежет.

Дверная щель увеличивается, и в ней появляется лицо тринадцатилетнего Фредрика Уннинга, его вялое малоподвижное тело, одетое в голубую спортивную майку от «Кархартт» и серые армейские штаны.

– Вот и вы наконец, – говорит он. – Долго пришлось вас ждать. Я думал, приедете сразу.

«Если б ты только знал, Фредрик, – думает Малин, – как часто встречают полицейских такими словами!»

– Можно войти? – спрашивает Зак.

Комната Фредрика Уннинга находится на третьем этаже, ее стены увешаны плакатами с изображениями скейтбордистов. Вот Бэм Марджера из сериала «Чудаки» высоко парит над бетонной площадкой, а на новой винтажной афише юный американский актер Тони Алва скользит по закоулкам Лос-Анджелеса. Вид из окон размером во всю стену заслонен легкими белыми гардинами, и розовый ковер на полу весь в солнечных бликах. В углу новый с виду стереомагнитофон, плоский телеэкран верных сорока пяти дюймов в ширину вмонтирован в пол.

Фредрик Уннинг сидит на краю кровати и неотрывно смотрит на гостей. От развязности прошлой встречи не осталось и следа. Родителей нет дома: папа, страховой агент, увез свою жену, владелицу бутика, в небольшое турне по Парижу. «Они иногда ездят туда. Маме там нравятся магазины, папе – еда. Хорошо остаться одному».

На кухне пустые коробки из-под пиццы, недоеденные пироги, бутылки из-под прохладительных напитков и переполненные мусорные мешки.

Малин сидит на кровати возле Фредрика Уннинга, Зак маячит черным контуром на фоне самого большого в комнате окна.

– Ты знаешь о Бенгте Андерссоне что-то такое, что могло бы быть нам интересно?

– И никто не узнает, что именно я сказал вам это?

– Никто, – отвечает Малин, и Зак согласно кивает:

– Это останется между нами, никто не будет знать, откуда эта информация.

– Они никак не могли оставить его в покое, – начинает Фредрик Уннинг и смотрит на гардины. – Донимали его постоянно. Как одержимые.

– Бенгта Андерссона?

– Кто его донимал? – раздается голос Зака со стороны окна.

И Фредрик Уннинг снова испуган, он сжимается в комок, отодвигается от Малин. А она думает о том, как привыкает с годами к этому страху вокруг себя, к тому, что люди, один за другим, словно убеждаются в том, что самая надежная вещь на свете – молчание, ибо любое высказанное слово несет опасность. А может быть, они не так уж не правы?

– Бенгта, – произносит наконец Фредрик Уннинг.

– Кто? Все в порядке, – успокаивает Малин. – Ну, смелее.

При этих словах Фредрик Уннинг, как кажется, собирается с духом.

– Йоке и Йимми. Они постоянно издевались над ним, над Мяченосцем.

– Йоке и Йимми?

– Да.

– А как их зовут по-настоящему, Йоке и Йимми?

На лице подростка снова сомнения, страх.

– Мы должны знать.

– Иоаким Свенссон и Йимми Кальмвик, – уверенным голосом называет Фредрик Уннинг.

– И кто они?

– Учатся в школе, в девятом классе. Настоящие свиньи, большие и мерзкие.

«А разве ты сам не должен быть сейчас в школе?» – задается вопросом Малин, но вслух спрашивает:

– И что они делали с Мяченосцем?

– Преследовали его, дразнили, выкрикивали вслед разное. И мне кажется, это они сломали его велосипед, бросали в него пакеты с водой, камни. Я даже думаю, они лили всякие помои в его почтовый ящик.

– Помои? – переспрашивает Зак.

– Молоко, грязь, воду, кетчуп – все, что угодно…

– А откуда ты знаешь?

– Они и меня заставляли в этом участвовать. Иначе грозились задать трепку.

– И тебе от них доставалось?

В глазах Фредрика Уннинга отражаются стыд и страх:

– Ведь никто не узнает, что это я вам сказал? Они и кошек мучили тоже.

– Кошек? Как?

– Поймают кошку и намажут ей горчицей под хвостом.

«Мужественные парни», – думает Малин.

– Ты сам это видел?

– Нет, но я слышал от людей.

– А может, это они стреляли в его окно из ружья? – снова раздается со стороны окна голос Зака, хлесткий, словно удар плетки. – Тебя тогда с ними не было?

– Нет, ни в чем подобном я не участвовал. – Фредрик Уннинг качает головой.

Да и где бы они взяли ружье?

Снаружи облачная пелена редеет, и серая с белым земля искрится и светится в робких лучах показавшегося в просветах солнца. Малин представляет себе, как должен Роксен выглядеть отсюда летом, когда жаркие лучи свободно играют на его совершенно гладкой поверхности. К сожалению, такой зимой, как эта, трудно представить себе летний зной.

– Черт возьми! – взрывается Зак. – Ну и ребята, должно быть, эти Йоке и Йимми. Первый сорт!

– Мне жаль Фредрика Уннинга, – отвечает Малин.

– Жаль?

– Неужели ты не видишь, как он одинок? Готов делать что угодно, лишь бы только быть с этими крутыми парнями.

– То есть они его не принуждали?

– Разумеется, принуждали. Но это не так просто…

– Однако дома у них как будто все прилично.

«Папа Йимми работает на нефтяной платформе, а мама домохозяйка. – Малин вспоминается голос Фредрика Уннинга. – У Йоке папа умер, а мама работает секретаршей».

Звонит телефон Малин, на дисплее высвечивается номер Свена Шёмана.

– Слушаю, – говорит она, потом вкратце рассказывает о визите к Мюрваллям и о том, что им поведал Фредрик Уннинг.

– Мы хотим немедленно допросить Йимми Кальмвика и Иоакима Свенссона.

– Нам надо собраться, – отвечает Свен. – А они могут подождать час-другой.

– Но…

– Малин, встреча розыскной группы через тридцать минут.

Дети не сдаются. На игровой площадке под окном зала заседаний полным-полно неуклюжих человечков в утепленных комбинезончиках. Синие, красные и один оранжевый. Цвет словно предостерегает: я маленький, будьте осторожны со мной. У девушек в серо-синих флисовых брюках изо ртов струится густой пар. Они прыгают на месте, поднимают споткнувшихся малышей, хлопают руками по телу.

Если мороз не уходит, человек приучается жить с ним. Как со сломанным позвоночником.

Сначала рассказ Бёрье Сверда – обо всем, что касается Рикарда Скуглёфа. Беседы с молодыми людьми, которые, кажется, всю свою жизнь проводят перед компьютером или в качестве участников некой ролевой игры. Их интересует что угодно, кроме собственной жизни.

Во всем облике Бёрье сквозит неуверенность, Малин ее чувствует. Словно из всего своего опыта он вынес одно-единственное убеждение: ничего нельзя принимать на веру.

Искать ответ.

Рикард Скуглёф. Похоже, его детство в городе Отвидаберге прошло вполне благополучно. Отец работал на предприятии «Фасите», производящем вычислительную технику, пока оно в 1997 году не закрылось, потом в садоводстве «Адельснес», где и сын помогал ему во время летних каникул, когда учился в старших классах. Два года гимназии – и это все. Валькирия Карлссон выросла в семье фермеров в Дальсланде. Набрала 120 баллов по антропологии в Лунде после гимназии в городе Дальс Эде.

– Линия Асатру, – с сомнением говорит Карим Акбар, словно старается убедить себя и окружающих. – Продолжайте работать в этом направлении, там что-то есть.

У Юхана Якобссона видны темные круги под глазами. Кишечные вирусы, бессонные ночи, смена пеленок. Новые морщины на лбу, с каждым днем все глубже. «Папа, ты где? Я не хочу, не хочу!»

Малин закрывает глаза.

Когда же закончится это собрание? Я хочу работать. Допросить этих «крутых парней» из Юнгсбру, посмотрим, что они скажут. Быть может, они поведут нас дальше; не исключено, что им удалось раздобыть оружие и это они стреляли в окно квартиры Мяченосца. Одна из их дьявольских шуток зашла слишком далеко: кто знает, на что способна пара неугомонных пятнадцатилетних.

Туве и Маркус в квартире ее родителей.

В постели.

Малин видит их.

– А теперь у нас есть и эти подростки, которые донимали Бенгта Андерссона, – говорит Свен Шёман. – Вы с Заком допросите их. Поезжайте после собрания в школу, в это время они должны быть там.

«Конечно, Свен, конечно», – думает Малин и говорит:

– Если их нет в школе, мы узнаем их адреса и телефоны.

После мальчишек она хотела бы вызвать на допрос Мюрваллей, вытащить их старуху, нажать на нее. Выслушать жен.

Братья.

Взгляды женщин.

Ни намека на дружелюбие, только подозрительность по отношению к чужим. Они одиноки, хотя и держатся вместе.

Что значит это одиночество? В чем его причины? В жестокости внешнего мира, который на все твои просьбы отвечает словом «нет»? Или это одиночество просто дано нам? Быть может, оно есть во всех нас, и когда ему предоставляется возможность, оно начинает расти и постепенно делается невыносимым?

Осознание этого одиночества – причина страха.

Когда я впервые увидела его в глазах Туве? Когда я впервые встретила в ее взгляде нечто иное, чем просто радость и дружелюбие? По-моему, ей было два с половиной года, когда вдруг кроме детской невинности и очарования я заметила в ней расчет. И страх. В конце концов, ребенку не чуждо ничто человеческое.

Многим удается сохранить что-то от детской радости. Оставаться непосредственными в отношениях с другими людьми, сохранить нечто общее с ними. Может быть, побороть в себе данное нам одиночество, как сегодня попытался Фредрик Уннинг. Протянуть руку, понять, что ты стоишь большего, чем быть брошенным на произвол судьбы своими родителями или становиться подельником парней, которые на самом деле знать тебя не хотят.

Радость – это возможно.

Так же и с Туве. И с Янне, несмотря ни на что. Так же, как и со мной.

Но женщины за столом семьи Мюрвалль? Куда подевалась их чистая радость? Где она? Или от нее совсем ничего не осталось? «Если это так, – думает Малин, в то время как Свен обобщает положение дел, – то в человеке тем больше этой радости, чем меньше лукавства. И она постепенно исчезает навсегда, заменяясь немотой и отстраненностью.

А что, если человека принуждают к одиночеству? Что за насилие может родиться тогда в точке разрыва, в абсолютной изоляции?»

Ребенок протягивает руки маме, воспитательнице:

–  Позаботься обо мне, возьми меня на руки.

– Я не брошу тебя на произвол судьбы.

«Мама, я переночую сегодня у папы, ладно?»

Сообщение от Туве по голосовой почте. Малин слушает его, проходя через общее офисное помещение. Звонит:

– Это мама.

– Ты получила сообщение?

– Да, я получила. Хорошо. Как ты туда доберешься?

– Я буду ждать на станции, в шесть у него заканчивается смена, оттуда мы поедем вместе.

– Хорошо. Я, вероятно, буду работать допоздна.

Ей вспоминается голос Шёмана на собрании:

– Я уже вызвал их на допрос. Если семья Мюрвалль не явится сюда утром в полном составе, мы сами поедем за ними. Но что касается оружия, оснований для обыска у нас недостаточно.

Закончив разговор с Туве, Малин звонит Янне.

– Туве сегодня ночует у тебя, это правда? Хочу убедиться.

Потом садится за стол и ждет. В другом конце комнаты Бёрье Сверд в нетерпении крутит свои усы.

32

Фасад главного здания школы в Юнгсбру матово-серый, красная черепица на крышах корпусов покрыта тонким слоем снега. Ветер то и дело вздымает маленькие вихри, на открытых пространствах гуляет метель.

Они находят место для парковки возле мастерских – это ряд прозрачных одноэтажных аквариумов вдоль дороги, ведущей в поселок.

Малин смотрит в пустые залы, уставленные пилами, токарными станками, оборудованием для обжига и пайки. Они проходят мимо того, что должно быть залом техники: траверсы и цепи, свисающие с потолков, словно скучают, ожидая своего часа. Если посмотреть в другую сторону, можно различить очертания больницы «Вреталиден». Малин представляет себе, как Готфрид Карлссон, сидя на постели с оранжевым больничным покрывалом, обращается к ней с безмолвным вопросом: «Ну так что случилось с Бенгтом Андерссоном? Кто убил его?»

Минуя школьную столовую, они проходят к главному зданию. За замерзшими стеклами служители драят котлы и стойки. Зак толкает дверь, не скрывая нетерпения поскорее оказаться в тепле.

В просторном помещении с запотевшими окнами, выходящими на школьный двор, несколько пятнадцатилетних подростков увлеченно болтают. На Малин и Зака никто не обращает внимания.

Это мир Туве.

Именно так он выглядит.

Малин смотрит на тощего парня с длинными черными волосами, болтающего с миловидной светловолосой девушкой.

На стеклянной двери по другую сторону комнаты табличка: «Ректорат».

– Солидно, – замечает Зак, глядя на надпись.

Бритта Сведлунд, ректор школы в Юнгсбру, впустила их сразу. Вероятно, это первый визит полицейских за время ее работы.

А может, и нет.

Школа известна как проблемная. Каждый год несколько учеников попадают в расположенный где-то в сельской местности интернат для трудных подростков, чтобы там совершенствоваться в науке мелких преступлений.

А сейчас Бритта Сведлунд положила ногу на ногу, так что юбка задралась, несколько больше положенного обнажая бедро, обтянутое черными нейлоновыми колготками. Малин замечает, с каким трудом удается Заку сохранять невозмутимый вид. Хотя, возможно, он вовсе не считает эту много курящую, седую, измотанную женщину красивой.

«Проклятие всех мужчин», – думает Малин, устраиваясь на неудобном стуле для посетителей.

Стены кабинета завешаны книжными полками и репродукциями картин Бруно Лильефорса. На столе возвышается старый компьютер. Выслушав, зачем пожаловали к ней Малин и Зак, Бритта Сведлунд говорит:

– Они выпускники, Йимми Кальмвик и Иоаким Свенссон, Йимми и Йоке. Через пару месяцев, весной, я буду рада от них избавиться. Каждый год у нас появляется несколько таких негодяев. От некоторых удается отделаться, но Иоаким и Йимми хитрее. Мы стараемся сделать из них людей, насколько это возможно.

Как будто читая вопрос на лицах посетителей, Бритта Сведлунд продолжает:

– Эти двое не совершают ничего противозаконного, а если когда и было, то они не попадались. Живут в нормальной домашней обстановке, что можно сказать далеко не обо всех в этой школе. Нет, они обижают учеников, донимают преподавателей. Увлекаются борьбой, и могу поклясться, что каждая разбитая лампа в этом здании – их рук дело.

– Нам нужны телефоны и адреса их родителей, – говорит Зак.

Бритта Сведлунд стучит по клавиатуре, потом записывает нужные сведения.

– Вот. – Она протягивает Малин листок бумаги.

– Спасибо.

– А Бенгт Андерссон? – спрашивает Зак. – Знаете ли вы что-нибудь о том, что они с ним вытворяли?

Бритта Сведлунд внезапно настораживается.

– Собственно говоря, откуда у вас эта информация? Я не сомневаюсь, что это правда, но как вы узнали?

– Мы не можем это сказать, – отвечает Малин.

– По правде говоря, я не имею привычки обсуждать их проделки во внеучебное время и за стенами школы. Если я буду думать о том, чем ученики занимаются в свободное время, я сойду с ума.

– То есть вы не знаете, – уточняет Зак.

– Именно так. Все, что я могу сказать: они прогуливают не больше, чем допустимо для получения вполне приличных оценок. Которые действительно на удивление хороши.

– А сейчас они в школе?

Бритта Сведлунд клацает по клавиатуре.

– Вам повезло. Как раз сейчас у них начался урок ремесла. Его они обычно не пропускают.

В мастерской пахнет свежей стружкой и жженым деревом, откуда-то из глубины зала доходит запах краски и растворителя. Завидев Малин и Зака, учитель, мужчина лет шестидесяти, с лицом, наполовину скрытым седой, под цвет его кофты, бородой, оставляет ученика за токарным станком и направляется к ним.

Он протягивает руку, покрытую пылью и опилками, но потом убирает ее. Малин обращает внимание на его теплые синие глаза, не теряющие, как видно, с возрастом своего блеска. Не подавая руки, мужчина поднимает ее в знак приветствия.

– Ух! – выдыхает он, и Малин чувствует крепкий запах кофеина и табака – классический учительский запах. – Поприветствуем друг друга, как индейцы. Матс Бергман, преподаватель ремесла. А это девятый «Б». Вы из полиции, полагаю? Бритта звонила и предупредила меня.

– Точно так, – подтверждает Малин.

– Тогда вы знаете, кто нам нужен. Они здесь? – спрашивает Зак.

Матс Бергман кивает.

– В дальнем конце зала, в покрасочной комнате. Покрывают лаком бензобак мопеда.

За спиной учителя Малин видит покрасочную комнату, зажатую в углу между серо-зелеными банками с краской на полках, отгороженную исцарапанными стеклянными стенами. В ней двое подростков. Они сидят, так что Малин видит только их светлые шевелюры.

– У вас с ними есть проблемы? – спрашивает Малин.

– У меня нет, – отвечает Матс Бергман и снова улыбается. – Я знаю, какими они бывают буйными, но здесь они держат себя в руках.

Малин дергает дверь стеклянной комнаты. Сидящие на скамьях парни сначала лениво смотрят на нее, но потом настораживаются, выражая обеспокоенность и тревогу, а она смотрит на них сверху вниз со всей возможной строгостью.

На черном бензобаке нарисован красный череп.

Хулиганы?

Да.

Мучители?

Вероятно.

Убийцы?

Кто они? Вот в чем вопрос.

Мальчишки поднимаются – оба мускулистые, на голову выше ее. Одеты в просторные джинсы модели «хип-хоп» и куртки «монах» с логотипом «We». [40]40
  Мы (англ.).


[Закрыть]

Прыщавые подростковые физиономии. Парни похожи, как два щенка: угловатые скулы, слишком крупные носы. Оба полны пробуждающегося желания и буквально исходят тестостероном.

– Ну и кто вы такие? – спрашивает один, поднимаясь.

– Сядь, – шипит Зак за спиной Малин. – Немедленно.

И как будто врезавшись в облупленный потолок, тот снова опускается на скамейку, покрытую пятнами краски. Зак закрывает за собой дверь, после чего Малин, выдержав паузу, представляется:

– Я Малин Форс из полиции, а это мой коллега Закариас.

И вытаскивает удостоверение из заднего кармана джинсов.

Она держит его перед глазами мальчишек, которые теперь выглядят еще более напуганными, как будто ожидают, что вот-вот на них обрушится поток несправедливых обвинений.

– Бенгт Андерссон. Я знаю, что вы издевались над ним, дразнили и донимали его. Сейчас мы хотим знать об этом все, а также где вы были в ночь со среды на четверг.

В глазах мальчишек отражается ужас.

– Кто из вас кто? Йимми?

Тот, на ком синяя куртка «монах», кивает.

– Давай, – обращается к нему Малин, – рассказывай.

Другой, Иоаким Свенссон, начинает оправдываться:

– Какого черта, мы только шутили с ним немного. Дразнили, потому что он был такой толстый. Ничего особенного.

– Он был совсем помешан на своих мячах. И вонял мочой.

– И это давало вам право издеваться над ним?

Малин не может скрыть свою злобу.

– Ну да, – ухмыляется Йимми Кальмвик.

– У нас есть свидетель, который подтвердил, что вы нападали на его квартиру, бросали в него камни и пакеты с водой. А теперь он найден убитым. Я немедленно заберу вас в участок, если вы не будете говорить, – угрожает Малин.

– Речь идет об убийстве, поймите наконец, безмозглые головы! – продолжает Зак, когда она умолкает.

– Ладно, ладно…

Свенссон кивает.

– Издевались? Мы бросали вслед ему камни, отключали электричество в его квартире, выливали дерьмо в почтовый ящик, это правда. Но теперь, когда он мертв, какое это все имеет значение?

– Это может иметь очень большое значение, – спокойно отвечает Зак. – Что, если однажды вы зашли слишком далеко? Или, наоборот, подошли слишком близко и произошла ссора? И вы убили его? Постарайтесь взглянуть на это дело нашими глазами, ребята. Итак, что вы делали вечером в среду и в ночь со среды на четверг?

– А как бы мы затащили его туда? – спрашивает Иоаким Свенссон. – Мы были дома у Йимми и смотрели DVD.

– Да, моя мама была у своего парня. Папа умер, и теперь у нее есть другой. Толковый тип.

– Может кто-нибудь подтвердить это? – спрашивает Малин.

– Да, мы, – отвечает Иоаким Свенссон.

– А кто-нибудь еще?

– Это нужно?

«Подростки, – думает Малин. – Один шаг от высокомерия до страха. Опасное сочетание грандиозного самомнения и неуверенности в себе. Что бы подумала Туве об этой парочке? Джентльмены совершенно не в стиле Джейн Остин».

– Послушай ты, маленький зазнайка, – говорит Малин. – Произошло убийство. Ты понял? Это вам не кошек мучить. Здесь потребуется подтверждение, подумай об этом. Что вы смотрели?

– «Королей Догтауна», – отвечают оба в один голос.

– Классный фильм, – продолжает Йимми Кальмвик. – Про таких же крутых парней, как мы.

Иоаким Свенссон усмехается.

– Мы никогда не мучили кошек, если вы так думаете.

Малин оборачивается. Там, снаружи, как ни в чем не бывало работают токарные и шлифовальные станки, пилы. Кто-то лихорадочно вбивает гвоздь в нечто похожее на ящик. Она снова поворачивается к мальчикам.

– Вы когда-нибудь стреляли в окно квартиры Бенгта Андерссона?

– Мы? Стреляли? Откуда нам взять оружие?

Невинные ягнята.

– Вы интересуетесь Асатру? – спрашивает Зак.

У обоих недоумевающий вид – глупый или виноватый, понять невозможно.

– Интересуемся… чем?

– Асатру.

– Это что за черт? – спрашивает Йимми Кальмвик. – От английского asses? [41]41
  Задницы (англ.).


[Закрыть]Да, это интересно.

Не доросли до мужских штанов, а уже законченные свиньи, наглые, буйные. Насколько они опасны?

– Мучили кошек? Так это он проболтался, Уннинг, – догадывается Йимми Кальмвик. – Маленький поганец. Не может держать язык за зубами.

Зак приближается к нему, глядя в глаза пристально, как змея. Малин знает, как он делает это. Она слышит его голос, хриплый, холодный, как лед, как вечер, как ночь, что опускается сейчас за окнами мастерской.

– Если вы тронете Фредрика Уннинга, я лично заставлю вас съесть ваши собственные тушеные потроха. Вместе с испражнениями и всем прочим. Так и знайте.