Текст книги "Наступит день"
Автор книги: Мирза Ибрагимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
В один из таких вечеров в деревню прибыл Фридун. Охваченный глубоким волнением, он шел по пустынным улицам, которые будили в нем целый рой воспоминаний.
Дойдя до дома дяди Мусы, Фридун остановился пораженный: ворота были распахнуты настежь. После минутного оцепенения он бросился во двор и наткнулся на собаку; вспугнутая неожиданным появлением человека, она с ворчаньем юркнула в хлев.
Фридун поднялся на возвышение, где в ту памятную лунную ночь спала Гюльназ с матерью и ребятами. Вспомнив о волнениях той ночи, Фридун едва сдержал слезы. В его голове мелькали мысли о безбрежности человеческих страданий. Будет ли им когда-нибудь конец?
Во дворе появилась еще одна бесприютная собака. Почуяв человека, она остановилась на миг, громко залаяла и побежала в хлев. Оттуда послышалась грызня, но вскоре прекратилась.
Фридун взял чемодан и вышел за ворота. Он решил разузнать у сельчан что-нибудь о семье дяди Мусы. Вскоре он подошел к дому Гасанали.
На стук вышла Кюльсум и, узнав Фридуна по голосу, отворила дверь. Она обняла его и расплакалась. Потом рассказала все, что случилось с дядей и его семьей.
Фридун оглядел детей, которые спали на циновке, закутанные в тряпье, и сокрушенно вздохнул:
– А где дядя Гасанали?
– Где ему быть? – расплакалась Кюльсум. – Трудно было ему дома, весь день сидел в углу и только ругался с детьми. Ушел в мечеть, выучил несколько молитв и стал по заказу крестьян читать за упокой души. Но много ли заработаешь в сельской мечети, когда кругом одни бедняки? Тогда он чуть не ползком добрался до Ардебиля. Недавно приходили оттуда знакомые. Рассказывали, что нищенствует во дворе мечети...
У Фридуна что-то сжалось в горле.
Открыв чемоданчик, он передал Кюльсум простенькие платьица и дешевые ситцы, привезенные для детей дяди Мусы.
Сопутствуемый благословениями бедной женщины, Фридун покинул деревню.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Реза-шах, не доезжая до дворца, остановил машину на проспекте Пехлеви и решил, в нарушение своей привычки, пройти остальное расстояние пешком.
Люди в военной форме следовали за ним, обступив его тесным полукругом. Среди свиты находился и серхенг Сефаи.
Шах двигался неторопливым шагом, подозрительно поглядывая вокруг.
Появление шаха мгновенно прекращало жизнь и движение. Вокруг него воцарялось гробовое молчание. Люди приходили в себя лишь долгое время спустя после того, как скрывалась вдали эта зловещая фигура. Перед их глазами, при виде шаха, вставали темницы, виселицы и страшные орудия пыток. Казалось, по улице двигался страшный призрак, сеющий смерть и наводящий ужас.
А шах шел прямо, не глядя ни на кого, не видя побледневших лиц. Как знать, считал ли он всех этих людей ничтожествами, не достойными шахского взгляда, или сам инстинктивно страшился их?!
Когда Реза-шах, свернув с проспекта Пехлеви на Дворцовую улицу, уже приближался к своему мраморному дворцу, разыгралась неожиданная сцена. Седой, нищенски одетый старик, вдруг бросился ему в ноги. Шах вздрогнул и отступил. Никогда не покидавший его смутный страх за свою жизнь в одно мгновение объял все его существо, но, разглядев торчавшие из-под лохмотьев острые кости и тщедушную фигуру лежавшего у его ног старика, шах сразу успокоился.
Серхенг Сефаи и дородный полковник с жирной шеей бросились к этому существу, чтобы убрать его с дороги, но старик, отчаянно сопротивляясь, подполз к шаху.
Реза-шах повелительно поднял руку.
– Что тебе, старик? – спросил шах по-персидски, глядя в исхудавшее лицо старика.
Молитвенно, как при совершении намаза, подняв кверху обе руки, старик проговорил на азербайджанском языке:
– На небе – аллах, на земле – ты! Я пришел к тебе, повелитель! Спаси меня и помилуй! Пусть я погибну ради детей твоих, пожалей моих детей!
Реза-шах повернул потемневшее от гнева лицо к Хакимульмульку.
– До сих пор не научили этих ослов человеческой речи! – сказал он. Послушай его, что он хочет?
Хакимульмульк знал, что шах еще во время службы в конном полку прекрасно изучил азербайджанский язык, но не говорит на этом языке из ненависти к азербайджанскому народу. Поэтому Хакимульмульк спросил старика на смешанном персидско-азербайджанском языке:
– Что тебе надо, старик?
Муса растерянно заморгал глубоко ввалившимися глазами и перевел взгляд с Реза-шаха на придворного.
– Жизнь отдам за тебя, господин! Я из Ардебиля. Я пришел сюда в надежде на шаха! За его милостью!
– Говори короче, старик, чего ты хочешь? – тихо, но внушительно сказал Хакнмульмульк.
– Жалобу имею, господин мой! С жалобой пришел. Невыносимо стало. Нет нам защиты ни в судах, ни в канцеляриях!
Хакимульмульк почувствовал нарастающее раздражение Реза-шаха и прервал старика.
– Старик, – сказал он с еще большей резкостью, – говори о своем деле. Да покороче.
Муса, растерянно посмотрел ему в глаза и заговорил торопливо, боясь, что его не дослушают:
– Большое у меня горе, господин. Десять лет тому назад я задолжал нашему помещику за воду. Целых десять тысяч я плачу ему, а долг все не кончается и даже с каждым годом растет. Помещик накидывает проценты. Это его право. Долга без процента не бывает. Я недоедаю, урезываю от своих детей и плачу, а долг так и не кончается. В этом году стало и вовсе невмоготу. Урожай-то был у нас хороший, да все помещик унес. И долг снова повис на моей шее. И начал бегать ко мне то приказчик, то жандарм. А у меня еще дочь есть. Начали поглядывать на нее, прости за выражение... Совершили покушение на мою честь. Нож дошел до кости. Терпению пришел конец. Увели со двора корову, прости за выражение, осла, овец. Лишили семью всего... Обрекли на голодную смерть. И вот я пешком, мучимый голодом и жаждой, приполз сюда. Два месяца брожу по этим улицам. Нигде не нахожу поддержки и правосудия. Живу милостыней. Прикажи, чтобы вернули мое добро, а то вся семья погибнет с голоду. Я умру у твоих ног! Спаси меня, спаси моих детей!
Муса застыл на коленях с воздетыми к небу руками, устремив глаза в грозное лицо шаха.
Хакимульмульк в нескольких словах передал шаху содержание жалобы старика.
Шах после минутного раздумья спросил имя старика. Мусе показалось, что шах смягчился. В нем родилась надежда, и он назвал себя. Но шах резким движением толкнул его носком сапога в грудь и пошел дальше.
– Это не тот ли старик Муса? – спросил он серхенга Сефаи. – Почему он ходит на свободе, серхенг?
– Мы ищем его, ваше величество! – ответил побледневший серхенг Сефаи. Он бежал из деревни.
– Хорошо же вы его ищете!.. Возьмите его, пытайте, пока не укажет место, где скрывается тот беглец.
– Слушаюсь, ваше величество!
Позади послышался, громкий вопль старика Мусы, который так и не понял, чем ответили на его жалобу.
– Пожалей меня, шах!
– Взять! – бросил Реза-шах, удаляясь.
Хикмат Исфагани решил особым письмом известить Реза-шаха о том, что преподносит ему в дар свое мазандеранское поместье и нижайше просит принять его в знак верноподданической любви и обожания.
Произнося тысячи самых невероятных проклятий и горько охая, он дописал письмо и вместе с формальным дарственным актом отослал министру двора Хакимульмульку, для доклада его величеству.
Когда Хакимульмульк, совершив ритуал дворцовых церемоний, положил бумагу перед шахом, тот не сразу понял суть дела.
– Господин Хикмат Исфагани обращается к вашему величеству с верноподданнической просьбой, – сказал министр двора, – оказать ему вашу монаршую милость – принять от него ничтожный дар и включить мазандеранское поместье в число личных владений вашего величества.
По губам шаха скользнула довольная улыбка.
– Господин Исфагани ставит меня в неловкое положение, – проговорил он. – Пусть бы лучше он назвал цену. Я заплачу.
– Как можно, ваше величество? Такое предложение оскорбило бы господина Хикмата Исфагани.
– Как? Это все по доброй его воле... или?..
– Конечно, по доброй воле, ваше величество. – Выдержав тут небольшую паузу, Хакимульмульк продолжал: – Странный человек этот господин Хикмат Исфагани, ваше величество.
– А что? Бранился?..
– Да, ваше величество.
– Что он говорил?
– Мне неудобно повторять, ваше величество.
– Говори! – вскричал шах.
Хакимульмульк повторил все бранные слова, которые были произнесены Хикматом Исфагани.
Реза-шах резко поднялся с кресла и прошелся по залу.
– Когда он должен быть у меня по вызову?
Хакимульмульк посмотрел на часы.
– Сейчас он уже должен быть здесь, ваше величество.
Реза-шах потянулся к электрическому звонку, но министр двора остановил его:
– Простите, ваше величество, но господин сертиб Селими ушел от меня разъяренным.
– Почему?
– Отказывается от брака с Шамсией-ханум.
– Ничего, подчинится! – проговорил шах, садясь снова, и нажал кнопку.
Вошедшему придворному было приказано впустить господина Хикмата Исфагани и вызвать сертиба Селими.
– Я хочу с ним поговорить о его записке. Вызвать ко мне!
– Слушаюсь!
Не прошло и двух минут, как вошел Хикмат Исфагани и почтительно склонился. Потом он в принятых по такому случаю пышных выражениях справился о здоровье и самочувствии его величества, но, заметив сурово-равнодушный взгляд шаха, быстро посмотрел на министра двора.
Реза-шах все же предложил ему сесть. Он сел в кресло напротив Хакимульмулька.
Шах швырнул на стол перед Хикматом Исфагани бумагу о мазандеранском поместье.
– Бери себе! Я в подачках не нуждаюсь!
Хикмат Исфагани с недоумением посмотрел на шаха и перевел взгляд на министра двора.
– Ваше величество, это ничтожный дар одного из ваших верных слуг. Я смею просить вас осчастливить меня принятием этого дара.
Реза-шаха прорвало. Потоком гневных слов он обрушился на Хикмата Исфагани:
– Кто это слопал полстраны и все еще не насытился? Это ты или я? Кто сдирает три шкуры с народа? Это ты! Кто пьет кровь нации и высасывает соки родины? Ты! Сговорившись с иностранцами, ты продаешь за тридцать кранов товар, которому красная цена пять кранов! Да, да, все это ты, ты!
Пораженный этими обвинениями, Хикмат Исфагани смотрел то на шаха, то на Хакимульмулька, не смея возразить, но министр двора читал в его глазах угрозу:
"Ладно, господин мой, не буду у тебя в долгу. Расплачусь по достоинству! Будь уверен!.."
Когда Реза-шах замолчал, Хикмат Исфагани выпрямился и заговорил мягко и подкупающе:
– Ваше величество, аллаху ведомо, что все мы искренне вам преданы. Вы слава Ирана, наша гордость, наш властелин. Не одно, а сотню поместий, не одну, а сотню жизней готовы мы отдать за вас!.. Что вы изволите говорить, ваше величество?
Он взял брошенную шахом бумагу и, держа ее на вытянутых руках, поднес Реза-шаху.
– Всеподданнейше прошу вас, ваше величество! Порадуйте вашего раба. Примите мое поместье! В Ардебиле есть у меня еще сад, прекрасный живописный сад, райский уголок. Я и его готовлю для вашего величества. Завтра же представлю об этом акт.
Заметив, что Реза-шах смягчился, он осторожно положил бумагу перед ним на стол и сел на место.
– Мы готовы исполнить любое ваше повеление, ваше величество!
Реза-шах поднял голову.
– Как здоровье Шамсии-ханум? – спросил он.
– Слава аллаху! Вашею милостью, живет хорошо.
– Мы разрешили ее брак с господином сертибом Селими, – тоном приказа проговорил шах. – Что ты скажешь на это?
Тысячи предположений в одно мгновение промелькнули в голове Хикмата Исфагани.
– Власть над девушкой принадлежит вам, ваше величество, – ответил он, чувствуя невозможность каких бы то ни было возражений.
– Да, мы избрали сертиба Селими. С этим браком надо покончить как можно скорее.
– Слушаюсь, ваше величество,
В этот момент придворный доложил о прибытии сертиба Селими. Шах велел впустить его.
Реза-шах решил использовать сертиба Селими, который был известен в политических кругах как друг и сторонник Советского Союза. Он хотел включить его в состав комиссии по подготовке как англо-иранского, так и американо-иранского соглашения. Он считал, что это поможет ему скрыть подлинный смысл этих соглашений.
А сертиб Селими, узнал о приглашении во дворец к Реза-шаху, решил, что наступила самая ответственная минута в его жизни; наконец-то он получил возможность осуществить годами лелеемую мечту. Он хотел высказать шаху все, что его тревожило и что не нашло места в его записке, и убедить его в необходимости коренных реформ в управлении. Тогда, надеялся сертиб Селими, откроется новая страница в истории Ирана, начнется эра опирающейся на весь народ справедливой монархии.
Войдя в кабинет, сертиб Селими отвесил шаху почтительный поклон и, выпрямившись, влюбленными глазами посмотрел на него.
Реза-шах сразу приступил к делу.
– Начинайте, господин везир! – бросил он Хакимульмульку.
Тот пугливо заерзал на месте и начал:
– Мировая политика открывает новую страницу своей истории. Взаимоотношения между государствами чрезвычайно осложнились и покрыты мраком неизвестности и тайны. Руско-германское соглашение, явившись полной неожиданностью в политическом и дипломатическом мире, уничтожило надежду на войну стран оси против Советской России. Таким образом, если не полностью провалилось, то во всяком случае значительно подорвано и в настоящий момент стало практически неосуществимым стремление английского правительства столкнуть могущественные государства оси с русскими и раз навсегда избавить мир от большевистской опасности. Как вам известно, с этой политикой англичан органически была связана до сих пор и внешняя политика нашего правительства. Это другой вопрос, как долго будут идти рука об руку русские и немцы на основе заключенного соглашения. Так или иначе, мы не можем не считаться с тем фактом, что русские, совершив неожиданный поворот в политике, поставили англичан в положение воюющей державы против немцев. Но в настоящее время русские войска, пользуясь моментом, ломают границы созданных на западе России враждебных ей государств. Половина Польши и прибалтийские страны попали в руки русских. Развитие событий создает подобную опасность и для нас, ибо всем известно, что русские считают нашу страну такой же враждебной им, как и западные. В данном случае наши интересы совпадают с государственными интересами Англии и США, что и вынуждает нас принять некоторые их предложения. В частности, мы дали англичанам согласие на создание ряда оборонительных пунктов и аэродромов в северных наших провинциях.
Реза-шаху, который все это время прохаживался по залу, надоела долгая речь Хакимульмулька, и он прервал его.
– Мы признали необходимым, – сказал он, – в интересах страны предоставить американцам для эксплуатации нашу северную нефть.
Хакимульмульк и Хикмат Исфагани закивали головами.
– Совершенно верно! Это необходимо.
– Мы хотели бы знать мнение господина сертиба по этому поводу, – вдруг сказал шах, остановив взгляд на сертибе.
Сертиб Селими все еще не мог уяснить себе, для чего вызвали его во дворец. Он ожидал, что повелитель заговорит с ним о его докладной записке или выслушает его дальнейшие разъяснения.
– Стоит ли интересоваться моим мнением по вопросу, который уже решен вашим величеством и правительством? – сказал сертиб Селими уклончиво, надеясь услышать объяснение от самого шаха.
– Решение правительства может быть осуществлено тем успешнее, если оно поддерживается общественным мнением и соответствует взглядам таких не чуждых политике деятелей, как вы, сертиб.
Селими показалось, что долгожданная минута наконец настала, пришла пора смелых действий.
– Я считаю большой честью для себя, – начал он, – что ваше величество интересуется моим мнением в столь важном государственном деле. Если вы разрешите, ваше величество, и терпеливо выслушаете меня до конца, я постараюсь изложить вам мою точку зрения без прикрас, с полной откровенностью.
Сертиб Селими остановился, поднял глаза на шаха и продолжал твердо и решительно:
– Господин министр изволил указать на новую страницу в развитии международной политики и на необходимость усиления нашей, прямо скажем, враждебной по отношению к нашему северному соседу политики. Я не могу отрицать логичности высказываний и выводов господина министра, ибо проводившаяся до сих пор политика нашего правительства делала нас все более и более зависимыми от американцев и англичан и, быть может, еще других западных держав. И в нашей стране не один я выражаю сомнение в правильности этой политики...
– А еще кто выражает это сомнение? – прервал его Реза-шах.
Но сертиб Селими не растерялся от этого неожиданного вопроса.
– Все честные граждане, – сказал он смело, глядя в лицо государя. Все, кто думает, что гибельная для страны политика продажных министров, алчных купцов и помещиков проводится вопреки вашей воле, государь!
– Я не Ахмед-шах, чтобы политику государства определяли всякие везиры помимо меня! – резко сказал шах.
Сертиб подумал, что Реза-шах хочет испытать его, и он ответил по-прежнему прямо:
– Если это политика вашего величества, то тем хуже для страны. Значит, вода мутится у источника. Что ж, тем больше потребуется труда и времени, чтобы очистить ее.
Реза-шах гневно поднялся с места.
– Покойный твой отец говорил то же. И суждения эти мне знакомы, проговорил он грозно.
Хикмат Исфагани сразу понял намек шаха и произнес известное двустишие Саади:
Волчонок вырастет и волком будет,
Хотя б его и выкормили люди.
– Нет нужды напоминать мне о темнице и смерти, ваше величество! ответил сертиб Селими. – Вы спросили мое мнение, и я его высказал. Да, этот путь гибелен для нашей страны! Вспомните, ваше величество, что дала Ирану новая Россия, как спасла его от раздела. Ни один патриот своей родины, понимающий смысл и значение этой услуги, не согласится ни на отдачу северной нефти американцам, ни на предоставление северного неба и посадочных площадок англичанам.
Сертиб Селими, поняв невозможность отступления, говорил с решительностью человека, сознательно идущего на смерть.
Подавляя ярость, Реза-шах думал о том, что этот человек, несомненно, тайком ведет подрывную деятельность, что он связан с определенными центрами и уж наверняка причастен к последним событиям, которые так обеспокоили правящие круги. И ждал, зная, что разгорячившийся противник сам разоблачит себя и откроет все свои карты. Но последние слова сертиба Селими вывели его из терпения, и он ударил кулаком по столу.
– Довольно!.. Ступай!.. Большевики с готовностью примут тебя к себе в шпионы.
Слово "шпионы" хлестнуло сертиба Селими, точно кнутом.
– Это – тяжелое оскорбление, которое вы бросаете в моем лице всем честным патриотам Ирана! Я вам высказал свое убеждение. Убеждение – не женщина, которая может быть навязана... Я шел сюда, как паломник в Каабу, государь, вы разрушили мою веру.
С этими словами сертиб Селими поспешно вышел из зала.
Хикмат Исфагани почувствовал себя так, как если бы он получил пощечину.
– Простите, ваше величество! Я не могу выдать дочь за такого нечестивца.
Реза-шах был объят темными подозрениями и сомнениями. Ему показалось, что он напал на след какой-то тайной организации, что в руках его конец запутанного клубка.
– Слово мое остается в силе! – проговорил он неожиданно.
– Идите и готовьтесь к свадьбе.
Хикмат Исфагани приложил в знак покорности обе руки к груди и, низко склонившись, попятился к выходу. Реза-шах посмотрел на своего везира.
– Оба они враги престола. Один – старая лиса, а другой – молодой волчонок, у которого уже появились зубы... Когда настанет нужный час, обоих надо будет убрать.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
С тяжелым чувством вышел из дворца Хикмат Исфагани.
Мысли путались, сердце билось тревожно. Он чувствовал недовольство, более того – плохо скрытую ненависть к нему шаха. Он знал, что шах ничего не забывает, не прощает ни малейшего проступка, и от того беспокойство охватило его еще сильнее.
"Я поступил глупо, как мальчишка, – думал он. – Зная повадку этих подлецов, я тем не менее бываю несдержан, болтаю лишнее. И вот результат: и мазандеранское поместье уплыло из рук, и сад в Ардебиле потерян, и дочь приходится отдавать этому нечестивцу, вдобавок я же в долгу остался. На меня ополчился и этот курильщик опиума, дворцовая крыса, желтый червяк! Ногой прямо на горло наступил!"
Инстинкт самосохранения понуждал его искать средство спасения, искать возможность повлиять на шаха и разрушить козни негодяя и наркомана Хакимульмулька. Подарками и подношениями шаху ничего не добьешься. У его величества была такая черта: чем больше он получал, тем все более росла его алчность; чем богаче он становился, тем сильнее влекло его к новым богатствам. Насытить его дарами было невозможно.
Перебирая в памяти все способы воздействия на шаха, Хикмат Исфаганн вспомнил внезапно своего друга Томаса.
"Вот где спасение! – радостно додумал он. – Нет в иранской политике ни одного рычага, который был бы недоступен этому человеку! Хорошо, нашел! Он смягчит повелителя"
И он приказал шоферу направить машину в английское посольство.
Хикмат Исфагани столкнулся с мистером Томасом у ворот посольства. Тот садился в машину. Увидев Хикмата Исфагани мистер Томас отложил свое намерение и пошел ему навстречу.
– Во всем Иране у меня один-единственный друг, – проговорил мистер Томас, беря Хикмата Исфагани под руку и ведя в помещение. – Сердечный друг! И это вы, мистер Исфагани. Ради такого друга я готов отложить самые срочные свои дела.
– Благодарю вас, мистер Томас! Аллах свидетель, так же искренне отношусь к вам и я. Когда долго не вижу вас, теряю покой. Будто вся моя любовь к английским друзьям сосредоточилась на вас одном.
– Я побывал в Индии, Египте, Аравии, но нигде не приобрел такого друга, как в Иране. Я не ошибусь, если скажу, что гостеприимство, простота и мудрость Востока воплощены в вашей личности, Я писал о вас моим друзьям в Англию, даже моей супруге.
– Благодарю, мистер Томас, благодарю. Готов к вашим услугам.
– Нет, я жду ваших приказаний, чтобы доставить себе удовольствие их исполнить. Не может быть большего морального удовлетворения, чем услужить другу. Говорите, прошу вас.
– Кроме желания видеть вас здоровым, у меня нет иных стремлений. Просто потянуло к вам, и я решил приехать, чтобы выразить вам свое почтение,
– Вижу, что вы не хотите говорить. В таком случае я вам сообщу кое-что, Я договорился с нашим торговым представительством: вам отпустят всю партию прибывших сюда из Англии товаров. Другие коммерсанты не получат ничего. А товар будет великолепный – шерстяные и шелковые ткани. Разных сортов и расцветок. Вы будете монополистом и хозяином рынка. Можете продавать по любой цене, какая вам вздумается. Ну, скажите, довольны вы мной?
– Вы меня очень обязываете, мистер Томас.
– Это еще не все. Правительство Соединенного королевства умеет ценить своих верных друзей, в каком бы уголке мира они ни находились, и по достоинству награждать их за труды. Вскоре вы будете влиятельной силой в политическом мире. Как вы смотрите на министерский пост, а?
– Вчера это было еще возможно, но сегодня это уже исключено, – с дельной грустью ответил Хикмат Исфагани, силясь подавить охватившую его радость.
– Почему исключено?
Хикмат Исфагани подробно рассказал ему обо всем, что произошло во дворце.
– Не беспокойтесь, все это пустяки! – сказал мистер Томас, внимательно выслушав его. – А я-то думаю, чем это вызвано выражение беспокойства на лице моего друга? Стоит ли думать об этом? Сущий пустяк!..
– Прошу вас напомнить господину послу, чтобы он замолвил шаху словцо за меня.
– Будьте покойны, мистер Исфагани. Все это поправимо. Его величество сам пригласит вас к себе и предложит портфель министра.
– Да не лишит нас аллах вашего расположения, мистер Томас! Не будь вас, мы бы совсем погибли... Мы поколениями помним и будем помнить добро, оказанное нам Англией на протяжении веков. Вы не должны обращать внимания на кучку болтунов, голодных и босых бездельников. Их, конечно, возбуждают русские, клянусь в том своей верой.
– Господин Исфагани, – сказал мистер Томас, – опыт, приобретенный вами в течение многих лет в таком крупном политическом центре, как Тегеран, дает вам возможность разбираться в самых тонких политических вопросах. Поэтому я с самого начала прошу у вас прощения за повторение некоторых истин, которые могут вам показаться с первого взгляда азбучными. Среди факторов, оказывающих постоянное влияние на взаимоотношения отдельных стран, независимо от направления их политики и государственного устройства, мы называем естественные или географические условия. Все прочее может измениться, но этот факт в отношениях между государствами измениться не может. Взаимоотношения России и Ирана также зависят целиком от этого фактора. Благодаря ему Россия остается для Ирана вечным источником угрозы. Царизм сменился большевизмом. Уменьшилась ли эта угроза? Нет. Наоборот, еще больше усилилась. Большевики угрожают Ирану, кроме всего прочего, еще своими страшными идеями – коммунизмом. Единственная забота правительства его величества в Иране заключается только в том, чтобы оградить его от этой опасности. В этом вопросе мы рассчитываем на поддержку и понимание таких господ, как вы.
– Мы докажем вам свою преданность, мистер Томас.
– Однако кое-кто в Иране не понимает этого и не ведет серьезной борьбы против этой опасности. Вы, вероятно, знаете о бунтарской литературе, которая распространялась в городе за последнее время. Кто ее распространял? Ясно, что русские, большевики, Коминтерн. А печать об этом не говорит с достаточной ясностью и резкостью...
Хикмат Исфагани сразу понял мистера Томаса.
– Моя газета ежедневно пишет об этом, мистер Томас, – сказал он. – Я пошлю вам последние номера. Прошу вас сообщить нам все ваши замечания. Мы их учтем. Я пошлю вам даже самого редактора газеты господина Софи Иранпереста. Сообщите ему все, что вы находите нужным дать в газете.
– Люди, озабоченные будущим Ирана, должны всегда иметь в виду еще один важный вопрос. Речь идет о северной нефти. Королевское правительство, всегда относившееся к Ирану с особенным дружелюбием, готово приложить все усилия и опыт к разработке северной нефти. Такие, как вы, разумные и дальновидные политические деятели Ирана должны выступать против легкомысленного разрушения этой проблемы в пользу какого бы то ни было другого государства.
Последние слова мистер Томас произнес с особенным ударением. Хикмат Исфагани и на этот раз хорошо понял своего друга.
– Мистер Томас, – сказал он. – Иран слабое государство, небольшая страна. Она не в силах устоять против такого гиганта, как Америка. Американский капитал силой проникает в страну и, клянусь аллахом, мы бываем вынуждены торговать с американцами, чтобы как-нибудь отвлечь от себя беду. Англия и Америка должны разрешать между собой эти вопросы не здесь, а в Лондоне или Вашингтоне, и давать нам определенные и ясные указания.
– Во всяком случае вам нужно высказать и ваше мнение, господин Исфагани.
– Завтра же посвятим этому вопросу целую полосу нашей газеты, мистер Томас. Разумеется, вести разработку северной нефти без участия Англии невозможно.
Мистер Томас ничего не ответил. Но Хикмат Исфагани прочитал на его лице удовлетворение.
– До свиданья, дорогой друг, мистер Томас,
Мистер Томас пожал ему руку. У выхода Хикмат Исфагани обернулся, чтобы еще раз напомнить о своей просьбе.
– Не забывайте и вы меня, мистер Томас! Я так рассчитываю на вашу поддержку!
Шофер мчал машину по центральным людным улицам города, и Хикмат Исфагани, все еще улыбаясь, разглядывал дома, магазины.
"Не очень-то следует доверять сладким речам этого собачьего сына англичанина. Они – мастера усыплять честных людей. Ради своей выгоды способны отца родного надуть. Если им удастся сговориться с его величеством, они обо мне и не вспомнят. И все эти разговоры о министерском портфеле не что иное, как приманка. Подлинная же их цель – нефть!.."
Мысли эти слова посеяли тревогу в его сердце. Даже улыбки мистера Томаса, казавшиеся ему такими ласковыми, были восприняты им теперь как насмешка.
"Нет, обязательно надо повидаться с моими американскими друзьями. Эти не чета англичанам. У них карманы набиты деньгами, поэтому и слово их так веско для шаха. Заеду к ним и закреплю свои позиции!.."
И он велел шоферу ехать в американское посольство.
Мистер Гарольд принял Исфагани без той восторженности, с которой встретил его мистер Томас. Он слегка приподнялся в кресле и, пожав руку Исфагани, кратко спросил об его самочувствии.
Его сдержанность показалась Хикмату Исфагани более искренней. И он подумал про себя: "Да, эти люди привыкли быть господами!"
За чаем, который подал слуга, мистер Гарольд завел беседу о последних городских новостях, о состоянии торговли, о мировых событиях.
– Война разгорается, – говорил он, – это создаст большие затруднения для торговли. Как друг, я советовал бы вам всю коммерцию вашу сосредоточить на товарах, которые приобретут особую ценность в военное время.
Опытный коммерсант, Хикмат Исфагани прекрасно учитывал возможности, которые создаст война в смысле обогащения.
– Мы всегда чутко прислушивались к советам искренних наших друзей и доброжелателей, мистер Гарольд. И благодаря этому, слава аллаху, преуспевали в делах.
– Америка стоит за свободную торговлю, за открытые двери во всех странах. Особенно заботится она об укреплении экономических и торговых связей с отсталыми странами Востока – с такими, как Иран. Мы высоко ценим заслуги таких друзей, как вы, способствующих развитию этих отношений, выгодных для обеих сторон. В настоящее время перед нашими странами открываются широкие перспективы в связи с разработкой нефти северных районов. Полагаю, вы с этим согласны?
– С этим согласен не я один, а весь Иран. До каких пор эта нефть будет лежать под землей? Слава аллаху, теперь настал подходящий момент. Забирайте нефть, разрабатывайте ее, наживайтесь и дайте нам нажиться.
– Мне думается, и англичане не станут возражать против этого, многозначительно сказал мистер Гарольд.
Хикмат Исфагани понял смысл его намека.
– Господин Гарольд, – проговорил он горячо, – англичан вы знаете лучше, чем мы. Особенно доверять им нельзя. Мы, иранцы, в этом убедились. Это ненасытный народ. Если они захватят всю землю, то захотят подняться и на луну. Вот они какие! Не так давно один из англичан сказал мне: "Нельзя отдать северную нефть одним американцам, это нарушит международное равновесие..." Он за создание специальной организации для эксплуатации северной нефти с участием Ирана, Америки и Англии. Клянусь вашей драгоценной головой, мистер Гарольд, я прямо ему сказал: "Друзья англичане, оставьте нас в покое, вы и так прибрали к рукам всю нашу южную нефть... Пользуйтесь ею, аллах с вами, но только не тянитесь еще и к северной нефти". Так я и сказал...
