Текст книги "Десять причин никогда не быть с тобой (СИ)"

Автор книги: Мира Ризман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Маркус догадывался, что, если бы не пламя саламандр, он бы и сам вряд ли устоял. Как и всякий тёмный артефакт, зеркало очень чутко реагировало на чувства. Всякий раз, когда Маркус спускался в подвал проверить очередную идею и обновить охранные заклинания, он замечал, как меняется отражение. В дни, когда он был спокоен и умиротворён, это было самое обычное зеркало, но едва сознания касалась тревога, поверхность мутнела, а стоило разгореться азарту, как появлялся густой непроглядный дым. Порой тот бывал сизым, но хватало и толики раздражения, чтобы тот потемнел.

В конечном счёте Маркус остановился на всё том же зелье памяти предметов, которое он всячески пытался усовершенствовать. Ему надо было не только видеть, но и слышать, а ещё лучше ощущать и понимать. Спустя почти полгода, он, наконец, смог «услышать» Илларию. Зелье будто вытянуло её сознание из зеркала, и Маркус нырнул в него, как в омут.

«Зачем только брат привёз мне зеркало?» – сокрушалась она, придирчиво глядя на своё отражение.

Чрезмерно худая и бледная, Иллария лишь отдалённо напоминала матушку. Пожалуй, их роднили лишь чёрные смолистые волосы, да голубые глаза. Вот только у Илларии они были настолько светлыми, что цвет угадывался лишь у ободка. Высокие скулы и узкие тонкие губы делали её лицо неприветливым и немного отталкивающим. Вдобавок ей явно не свойственно было улыбаться. Хмурая и сосредоточенная, в свои двадцать она напоминала сварливую вечно недовольную женщину, а не пышущую юностью и свежестью девушку.

«Будто я какая-то красавица, чтобы любоваться собой!» – фыркнула Иллария отражению, и внезапно её черты в отражении переменились. Кожа немного порозовела, глаза и губы стали ярче, в волосах появился характерный здоровой блеск.

«А если бы ты выглядела так?»

Иллария удивлённо моргнула. Это какая-то иллюзия? Она нахмурилась и протянула руку к отражению. То на мгновение подёрнулось рябью, будто водная гладь озера от небольшого ветерка. Но отражение не поменялось, а новый вопрос сам собой возник в сознании.

«Для кого ты хочешь быть такой?»

Ей сразу стало неловко, а щеки покрылись красноватыми пятнами, сделав настоящую Илларию ещё более непривлекательной. В её в мыслях мелькнул образ молодого Нэриэла – отважного балагура и всеобщего любимца. Казалось, он мог найти общий язык с кем угодно, даже с самым нелюдимым человеком, и делал это так просто и легко, что в пору было думать о каком-то новом волшебном даре. На прошлом празднике Урожая Нэриэл, заметив, что она грустит одна, прячась за полупустым прилавком с зельями собственного приготовления, подошёл к ней и пригласил на танец. Он весело шутил и был так мил и обходителен, что сердце Илларии дрогнуло. Конечно, она видела, что Нэриэл относился подобным образом ко всем молодым волшебницам, и сразу после неё он задорно плясал с юной аптекаршей, а затем устроил шуточную дуэль со своим другом и ещё одним волшебником за право потанцевать с самой Джойс Редиан – главной красоткой Волшебного города. Вот уж с кем ей, Илларии, никогда не сравниться в очаровании и умении держать себя.

«Ты можешь его заполучить», – ворвалась в её сознание новая мысль и заставила забеспокоиться.

«Я? Да как я могу?» – Сомнения терзали Илларию. Она вглядывалась в отражение, и то с каждой минутой нравилось ей всё меньше и меньше. Преображённый облик напоминал ей разрисованную куклу с ярмарки – бездушную и созданную для того, чтобы усадить её на полку и любоваться. Но она ведь не сможет просто сидеть!

«Красота – это ведь не только правильные и привлекательные черты лица, но и то, что находится внутри! Он слишком общительный, ему будет со мной скучно», – признавала Иллария и отступала. Вот только подбрасываемые осторожно новые идеи, исходящие от зеркала, подобно яду из корня маниоки медленно и в то же время неизбежно поражали сознание. Однако то, что вчера ещё казалось безумием, превращалось в вероятную возможность, а затем и в обыденность. Пока и вовсе не настал момент, когда зеркало превратилось в лучшего друга, чьи советы никогда не подводил. Не важно, как и каким способом, но желаемое осуществлялось.

Но всё рухнуло, когда появилась она. Юная Джелита Редиан – дерзкая, наглая и совершенно беспринципная. Её яркий дебют состоялся на празднике Долгого дня, на который Иллария не смогла попасть из-за преждевременных и сложных родов. Пятая дочь далась ей очень тяжело, две недели лекари возились, чтобы поставить её на ноги. И пока она пыталась прийти в себя, дочери наперебой рассказывали о сумасбродных выходках Джелиты. За один вечер та умудрилась очаровать почти всех волшебников мужского пола, что прибыли на праздник, вызвать больше двух десятков драк и поединков, и заставить всех попавшихся «на крючок» творить всякие глупости. И всё это могло бы и вовсе не коснуться Илларии, если бы старшая дочь, тщетно пытавшаяся спасти от одержимости новой Редиан своего возлюбленного, не забыла о своих домашних обязанностях. Ежедневный «специальный» чай для Нэриэла никто не приготовил, и действие зелье закончилось…

«Что же мне теперь делать?» – Иллария рыдала перед зеркалом. Рядом надрывалась маленькая Найиль, но никто не спешил к ней подойти.

«Приведи его ко мне».

Это было непросто. Нэриэл, старательно избегая её, неуклонно требовал лишь развода.

– Отец тоже попался на удочку Редиан! – негодовала старшая дочь. – Говорят, он собрался на испытания только потому, что эта стерва заявила, что выйдет за того, кто пройдёт дальше всех!

«Помоги! Заставь его возненавидеть эту мерзкую девицу!» – снова заливалась слезами Иллария у зеркала, слыша неизменное:

«Приведи его…»

И она привела. Солгала, что согласна на развод, но надо обсудить детали. Стоило только Нэриэлу отразиться в зеркале, как комнату мгновенно заволокло тёмным едким дымом, который быстро начал распространяться, буквально выливаясь из поверхности. Пол стремительно темнел, подбираясь к ногам Нэриэла, но тот этого даже не замечал. Он деловито расхаживал по комнате и не скрывал нетерпения.

– Давай уже не будем тянуть время. Прямо сейчас составим разводный магический контракт, и, наконец, покончим с этим.

Однако Иллария совсем не торопилась: она внимательно следила за тем, как медленно продвигается по комнате, выбравшаяся из зеркала тьма. И вот та лизнула высокий сапог, а затем от тёмного дыма вдруг отделился странный чёрный сгусток и набросился на Нэриэла. Тот успел лишь вскрикнуть, но его вопль заглушил внезапно раздавшийся взрыв…

Теперь Маркус понимал, почему тело Илларии так и не нашли. С Нэриэлом оказалось немного сложнее. Достучаться до его сознания так и не удалось, но те немногие воспоминания, что удалось собрать из зеркала, свидетельствовали о ещё более жутком явлении. Какая-та странная тёмная сущность пряталась в его теле. Она вечно жаждала крови, толкая Нэриэла на совершенно дикие и ужасные поступки. Все те, кто бесследно исчезал из Волшебного города, в итоге оказывались пожертвованы зеркалу, которое с каждой поглощённой жизнью становилось всё более могущественным. В то же время странная сущность, будто паразит, безжалостно пожирала изнутри Нэриэла. Возможно, если бы Найиль не забрала зеркало с собой, то его личность окончательно пала гораздо раньше. Теперь становились понятны все противоречия в поведении Нэриэла. До появления Джэйн, ему нередко удавалось противостоять подселившемуся внутри злу, но возращение наследницы Редианов окончательно помутило ему разум. Как, впрочем, и Найиль. Она выросла с мечтой непременно отомстить за смерть матери, и потому коварному зеркалу легко удалось её подчинить своей воле. Маркусу всё ещё было больно осознавать, что он не успел спасти мать. Он понял всё слишком поздно, и теперь приходилось разбираться с последствиями.

По слухам выходило, будто Найиль решила вернуться в тот мир, в котором жила все прошлые годы, и Маркус решил воспользоваться ситуацией, подбросив новости о тоске по дочери.

– Вообще-то я не горю желанием становиться Брэйт! – Сестре эта идея совсем не понравилась.

– Кому-то из нас всё равно придётся возложить на себя эту ношу, – не отступал Маркус.

– Я лучше буду возрождать Майэрсов!

– Имение Майэрсов сожжено, все артефакты и книги вывезены Нэриэлом. Тебе нужен дом, а цитадель всё равно пустует…

– Я никогда не вернусь туда! – оборвала его Саманта, вновь становясь неестественно бледной. – Никогда! Это невозможно! Я понимаю, что у тебя теперь семья, но… ты ведь это скрываешь. Почему?

– Для безопасности Джэйн.

– И кто ей угрожает? – В голосе Саманты появились ядовитые нотки. – Матери нет, деда тоже, зеркало под твоим контролем. К чему эти тайны?

Её правдивые слова били, словно стрелы, точно в цель. Ему давно стоило во всём разобраться, но каждый раз находилась очередная веская причина, чтобы повременить.

– Не забывай, Джэйн всё ещё под действием зелья. Она едва ли соображает, что с ней сейчас происходит.

– И что? Думаешь, хоть кто-то в здравом уме подумает, что это ты её таким напоил? – продолжила наседать Саманта. – Да, скорее, все решат, что она что-то напутала, а ты взял на себя всю ответственность!

– Это несправедливо! – возразил Маркус. – Пусть поступки Джэйн порой бывают весьма сомнительными, порочить её имя, да ещё гнусной ложью – уже слишком!

– У тебя вот-вот родится ребёнок, ты и его планируешь скрывать? – Сестра всё не унималась. – Для его безопасности, верно?

Маркус не мог ответить на этот вопрос. Он прекрасно понимал, что сам ставит себя в глупое положение, которое только усугубляется от его молчания, но внутреннее чутье подсказывало, что торопиться не стоило. До испытаний ещё было время, а до тех пор они могли спокойно жить без лишних слухов.

Впрочем, кое-о-чём Маркус не говорил даже сестре, и именно это обстоятельство сдерживало его. Ребёнок был не один. Вероятно, в том повинен эффект от двойного употребления любовного зелья, или же судьба так решила всё расставить по своим местам. Всякий раз думая об этом, Маркус вспомнил ироничных смех последней горгульи на Алой Аллее и понимал, почему она всё же его пропустила. План матушки, а точнее зеркала, трещал по швам. Малышей было трое. И каждый довольно быстро проявил характерные черты наследника Трёх основателей. А уж после рождения вообще не осталось никаких сомнений. Так, единственная девочка, постоянно пихавшая братьев и материнский живот, вызывала тем не менее безотчётное умиление, даже несмотря на то, что растолкала всех, чтобы непременно появиться на свет самой первой, как и полагается настоящей Редиан. Один из мальчишек отличался поразительным спокойствием. И Маркус, когда тот родился, сразу отметил его рассудительный, вдумчивый взгляд типичного Майэрса. Тогда как второй малыш постоянно пытался спрятаться и часто вёл себя слишком боязливо. Сразу после рождения он выглядел совсем щуплым и хилым, по сравнению с пышущими здоровьем братом и сестрой, и постоянно цеплял какие-то недомогания, но, встречаясь с трудностями, никогда не хныкал и стойко терпел все выпавшие на его долю неприятности, как и ожидалось от будущего Брэйта.

Управиться сразу с тремя малышами было очень непросто, и Маркусу на время пришлось отложить исследования зеркала и больше времени уделять Джэйн. Медленно, и очень осторожно он начал изменять рецепт её ежедневного зелья. Пора было выходить из дурмана любовных чар. И вместе с тем, желая как можно мягче преодолеть этот этап, Маркус принялся постепенно убирать воздвигнутый защитный барьер в сознании. Теперь Джэйн могла считывать его поверхностные мысли и чувства, и каждый раз приходила от того в восторг. Маркус и сам разделял эту радость, начиная ощущать всю полноту единения истинной пары. Однако эта робкая и пока ещё хрупкая семейная идиллия была безжалостно сметена одним холодным осенним утром.

Маркус по обыкновению поднялся рано, когда предрассветные сумерки только начинали разгонять ночную мглу. В это благостное время тишины и покоя он занимался приготовлением зелья. Малыши должны были вот-вот проснуться, и Маркус старался успеть закончить с рутинным делом, прежде чем дневные заботы окончательно поглотят его. Он уменьшил количество крупноцветковый горянки, и добавил чуть больше ползучего тимьяна. Сначала следовало убрать излишнее влечение и добиться спокойствия.

И вот в момент, когда зелье пора было снимать с огня, его настигла внезапная волна ненависти. Она обрушилась на сознание подобно смертоносной лавине, сметая всё на своём пути. Руки дрогнули, и Маркус едва не пролил подготовленное зелье. И лишь невероятная воля, выработанная годами, позволила ему не поддаться этому потоку и перенести котелок на стол. В мыслях мгновенно воцарился невероятный хаос, словно сотню разноцветных шариков разом перемешали и бросили на пол, и те принялись кружить и катиться кто куда. Маркус тщетно пытался поймать хоть одну, чтобы зацепиться хоть за что-то в этом обезумевшем океане обуреваемых им чувств, но терпел в том одно поражение за другим. Он ненавидел всё! Тонкий аромат зелья, поднимающийся над котелком, в тот миг казался отвратительным зловонием, потрескивание поленьев в очаге, было подобно мерзкому скрежету, приглушённый свет парящего под потолком магического шара раздражал глаза и даже собственное дыхание, слишком громкое и неровное, вызывало невероятную злость. Маркус ощутил себя натянутой до предела тетивой, которую кто-то ради развлечения решил дёрнуть, и теперь она, издавая непрерывный гул, вибрировала.

Детский плач вспорол царящую в доме тишину, словно нож разрезающий холст. Малышка Джис, как всегда, проснулась самой первой и теперь требовала к себе внимания. Именно мысль о необходимости позаботиться о детях и стала тем якорем, который позволил Маркусу выплыть из пучины диких чувств. Он резко закрыл своё сознание от Джэйн и поспешил в детскую.

Поднявшись на второй этаж, Маркус услышал грохот. Джэйн, не справляясь с свалившимся на неё безумием, похоже, начала крушить мебель. Однако шум привлёк внимание и Саманты. Сестра показалась на лестнице, ведущей на мансарду. После рождения детей было решено, что она пока погостит в бывшей комнате Джэйн.

– Что случилось?

Маркус не спешил дать ответ, его разрывало между плачем дочери и присоединившихся сыновей, и тем ужасом, что творился с Джэйн.

– Ты… – наконец, смог выдавить из себя он. – Можешь сварить сильное снотворное?

Саманта уставилась на него в полном недоумении.

– Пожалуйста… – Его просьба потонула в звоне стекла. Джэйн добралась до ванной комнаты и, увидев себя в отражении, с яростным воплем снесла зеркало.

– Что… с ней? – Сестра опасливо начала озираться.

Вот только Маркус снова промолчал. Ему нужно было подумать, всё взвесить и понять – как могла случиться столь чудовищная ошибка⁈ Меняя пелёнки, он перебирал в голове ингредиенты зелья: горянка, тимьян, вечерняя примула, ягоды бузины, несколько листков дамианы. Маркус не спешил заменять их, лишь уменьшал количество, тогда как щепотки амаранта и руты становились всё весомее. Он испытывал этот рецепт на себе неоднократно и вполне был доволен результатом. На утро вместо безумия его ожидало лёгкое раздражение, какое встречалось у всякого, кому доводилось проснуться в дурном настроении. Вот только полученное достижение будто бы оказалось иллюзией. Он словно бы перепутал что-то, других разумных объяснений не находилось. Впрочем, и этот вариант едва ли был состоятелен. Но пока Маркус тщетно искал ответ, в коридоре внезапно разгорелся скандал.

Хлопнула дверь, да так что сердце невольно подпрыгнуло в груди. А затем голос Джэйн сотряс весь дом:

– ГДЕ ОН?

Маркус собрался уже выйти, но резко остановился перед дверью детской. Он вспомнил о последствиях, и как бы трусливо с его стороны это ни было, понимал, как важно выждать время. Сейчас им встречаться совсем нельзя! Дом Пламенных Роз едва ли выдержал бы их битву, а то, что Джэйн не сможет контролировать магию, сомневаться не приходилось.

– Твой муж велел дать тебе снотворного. – Саманта говорила тихо, но внятно. Однако в её интонациях слышалась осторожность.

– Кто? – Джэйн даже взвизгнула. – МУЖ⁈

– Да, муж. Если мне не веришь, посмотри на своё предплечье, на нём выжжена его печать. – Сестра стойко держалась, не позволяя повысить голос.

Послышалась странная возня, а после дом дрогнул от нового крика:

– ДА КАК ОН ПОСМЕЛ!

– Он? – всё-таки не выдержала и усмехнулась Саманта. – Если бы ты не брала бокалы на балу у всяких незнакомцев, ему бы и не пришлось! Он спас тебя от позора!

– Что за ерунда⁈ – продолжала неистовствовать Джэйн.

Маркус осторожно прислушался к её мыслям, боясь невольно потревожить своим присутствием. Образы и обрывки воспоминаний кружились в диком хороводе – Джэйн была слишком зла, чтобы в них разобраться. Гнев и ярость туманили голову, а нарастающая ненависть вот-вот грозилась обрушиться на Саманту. Та же, будто специально, только добавляла масла в огонь.

– Тебя опоили любовный зельем! – в сердцах бросила сестра. – И, если бы не брат, тебя бы использовали так же, как когда-то Джелиту! Ты хоть раз интересовалась историей своей семьи?

Однако Джэйн из всего этого спича взволновало только одно:

– Брат?

– Пф-ф, – фыркнула Саманта. – Ты либо слепая, либо совсем глупая. Неужели ты совсем не замечаешь сходства?

Маркус, всё так же стоя у двери, горько усмехнулся. Джэйн и правда не видела, точнее, не хотела видеть. Для неё любая женщина воспринималась как угроза, а потому в детали она не вникала. И пусть её и восхищал облик Саманты, зависть и ревность не давали возникнуть даже подобной мысли.

– Брат, значит, – процедила Джэйн, но это было лишь затишье перед новой бурей. – Тогда пора искоренить ваше поганое семейство!

Маркус с трудом заставил себя устоять на месте. Он чувствовал, как вихрь магии закручивался внутри Джэйн и вот-вот должен был вырваться наружу, но тот оказался резко остановлен. Внезапный болезненный удар. Тело обмякло, а сознание полетело во тьму. Маркус рванул ручку двери и замер на месте от увиденного. Шлейф тёмного заклинания дымкой вился у рук Саманты, в то время как сестра, похоже, и сама не совсем поняла, как подобное произошло. Она испуганно взглянула на Маркуса, но ему пока было не до неё. Он подбежал к Джэйн и склонился над ней. Быстрая проверка, и сердце, грохотавшее внутри, начало понемногу замедлять свой бег. Просто обморок. Поднимавшийся стихийный поток магии сработал как защита и позволил обойтись без серьёзных последствий.

– Брат… – рядом раздался голос Саманты, тот был слаб и полон ужаса. А затем сестра внезапно бухнулась на колени. – Брат! Я не хотела! Я… не знаю, что на меня нашло!

Он бросил на неё короткий взгляд. Она и в самом деле была сама не своя. В глазах появились слёзы, тело била мелкая дрожь.

– Это оно… – хрипло прошептала Саманта. – Приказало мне…

Маркус нахмурился и принялся мысленно проверять защитные чары подвала, но не обнаружил и следа бреши. Однако неприятное чувство, будто он что-то упустил из виду царапнуло сознание.

– Я не хотела… – повторила упавшим голосом сестра. – Но оно… преследовало меня!

– Преследовало? – озадаченно переспросил Маркус и поднял обмякшую Джэйн на руки.

– Это… трудно… объяснить… – Голос Саманты прерывался, будто ей было сложно говорить.

– Придётся попробовать, но лучше не здесь и не в такой ужасной позе. Отправляйся в кабинет, там и продолжим, – велел Маркус, а сам отправился в спальню. Ему решительно не хотелось, чтобы Джэйн очнулась до того, как он во всём разберётся, как и снова сражаться с неконтролируемой ненавистью. Верить Саманте пока было нельзя, потому пришлось использовать сдерживающие заклинания.

Маркус осторожно уложил Джэйн на покосившуюся из-за сломанной ножки кровать, а после соткал магический полог, которым накрыл половину комнаты. Он старался не отвлекаться, хотя это было непросто. Спальня выглядела так, будто в ней побывал ураган. Дверцы шкафа сорваны с петель, часть полок сломана, балдахин над кроватью содран и валялся грудой тряпья у входа в ванную, повсюду валялась одежда, осколки стекла, растерзанные книги и поломанные украшения. Видя, что Джэйн сотворила со своей шкатулкой – некогда главной ценностью, Маркус тяжело вздохнул. Новая истерика подобно грозовой туче нависла над Домом Пламенных Роз. Джэйн очень любила эти украшения и будет сильно жалеть, если их не удаться восстановить. Впрочем, сейчас было не время беспокоиться о досадных мелочах, и Маркус резко развернулся и поспешил в кабинет.

Сестра сидела, сгорбившись, в одном из кресел. Её плечи всё ещё вздрагивали, но не от душивших слёз, как сначала показалось, а от внутреннего напряжения. Маркус не стал садиться за стол. Это бы увеличило между ними дистанцию, а он рассчитывал на откровенный разговор. Если, конечно, тот был возможен. Пододвинув свой стул, Маркус сел напротив, так близко, что их колени едва не соприкасались друг с другом. Саманта несмело подняла на него свои покрасневшие и затуманенные от слёз глаза.

– Расскажи всё, что знаешь, без недомолвок и честно, – взяв сестру за руки, попросил он. – Пожалуйста, это очень важно! Я вовсе не держу на тебя зла!

– Правда? – Последние слова явно её удивили.

– Правда, – подтвердил Маркус и сильнее сжал хрупкие ладони сестры. Они слегка подрагивали в его крепких руках. Саманта не пыталась вырваться, но в то же время никак не могла собраться, чтобы начать говорить, потому он слегка подтолкнул её: – Ты спускалась в подвал?

– Нет. – Сестра покачала головой, а затем, вздрогнув, прохрипела: – Но оно… звало меня…

Маркус кивнул. Пока ничто не выбивалось из уже известных ему сведений.

– Я правда сопротивлялась! – внезапно Саманта повысила голос и вновь занервничала: – Брат, ты ведь мне веришь?

– Верю. – Он подкрепил свои слова мягким пожатием. – Как именно зеркало звало тебя?

– Голосом Найиль… – всхлипнув, призналась она и, задрожав ещё сильнее, судорожно зашептала: – Иногда это случилось, когда я просто причёсывалась у обычного зеркала, или же появлялось в отражении кружки с водой, а ещё… – Саманта беспокойно обернулась, будто опасалась, что кто-то мог начать следить за ними.

К счастью, в кабинете не было ни воды, ни зеркал, и она несмело продолжила:

– Она стала мне сниться… И всё так же называла меня бесполезным ничтожеством и обвиняла в том, что я, такая неблагодарная, не хочу её спасти!

– И что же от тебя требовалось?

– Я должна была привести к зеркалу Джэйн, но… я сразу сказала ей, что это невозможно! Ты охранял её, словно верный дракон доверенную ему принцессу! Но Найиль продолжала настаивать… Она сводила меня с ума!

Саманта вдруг замотала головой, будто желала что-то из неё вытрясти.

– Оно снова атакует тебя? – спросил Маркус и осторожно начал прощупывать магический след. Однако никакого возмущения или силы обнаружить не удалось.

– Я уже не знаю! – запричитала сестра и, вырвав свои руки, ухватилась за голову. – Оно будто поселилось во мне!

Однако Маркус наклонился к ней и мягко взял за запястья. Он попытался вновь поймать взгляд сестры, но та зажмурилась так сильно, будто хотела вдавить глазные яблоки внутрь черепа.

– Позволь мне увидеть, открой сознание… – прошептал Маркус свою просьбу, но это вызвало ещё большее сопротивление. Теперь уже Саманта пыталась вырваться из его захвата и отчаянно крутила локтями. Она хныкала и рычала, а затем даже начала брыкаться. Болезненный удар сначала прилетел Маркусу по колену, а следом и по бедру, но это не заставило ослабить хватки. Напротив, руки крепко вцепились в запястья сестры, и та, будто почувствовав его настойчивость, внезапно открыла глаза и прошипела не своим голосом:

– Ну смотри!

Маркус дрогнул: он мгновенно узнал интонации матушки, но в следующий миг его сознание наполнилось кружащимися образами. Бледная Саманта закручивала волосы в пучок у запотевшего зеркала, но стоило ей только пройтись по поверхности рукой, как крик вырвался из её горла. В отражении на неё с усмешкой взирала Найиль! Матушкино лицо ощеривалось в жутком оскале в кружке с водой, кривилось в лунном свете на стене, хмурилось в окне и проявлялось на страницах книг. От неё и в самом деле не было никакого спасения.

– Как ты можешь быть такой жалкой? – презрительно фыркала Найиль. – Бесполезное создание! Как будто я много прошу!

«Нет! Нет! Выйди из моей головы!» – звенели, подобно колоколам, мысли Саманты. Она действительно боролась.

– Ты ведь не думаешь, что сможешь просто перетерпеть? – продолжала ухмыляться Найиль. – Я буду преследовать тебя вечно, пока ты не сделаешь то, что должна!

Увы, это был не обман. Образ Найиль появлялся на любой поверхности и принимался запугивать и требовать подчинения с феноменальной настойчивостью. Матушкино лицо глядело с потолка, косилось из каждого угла, хмурилось на полу и совершенно не давало покоя. Все попытки закрыть глаза и не смотреть проваливались: Найиль проникала и в ту самую испещрённую блуждающими пятнами темноту.

Переворошив с десяток похожих на бред воспоминаний, Маркус всё больше сочувствовал сестре. И почему только она не обратилась за помощью? Однако, стоило ему об этом подумать, как сознание Саманты откликнулось, показав то, каким она видела его. Вечно занятой, усталый и опекающий Джэйн, а затем и малышей. Ей не было место подле него, во всяком случае, она так считала. Возможно, если бы они воспитывались вместе, такого бы не случилось, и Саманта больше доверяла бы ему, а не ощущала бы себя чужой и лишней. Ведь именно это чувство и стало брешью в её защите.

Преследующий её голос вынудил частично поменять содержание банок с порошками и травами для зелий. И теперь Маркус только мог догадываться, каким именно зельем он старательно опаивал Джэйн. Но не менее странно было и то, что ему никак не удавалось обнаружить связь с зеркалом. Если матушка и Иллария напрямую смотрелись в него, как, впрочем, и Нэриэл на первых порах, пока тот самый сгусток не смог подселиться в его сознание, то с Самантой оно поступило ещё хитрее. Чувство вины и сложные взаимоотношения с матерью – тонкая игра, достойная демона высшего уровня.

Маркус прервал контакт и освободил, наконец, руки сестры.

– Если то снотворное, что ты сварила не яд, лучше используй сама. Мне нужно немного времени, чтобы со всем разобраться, – мягко произнёс он, прежде чем отдалился.

Саманта послушно кивнула и бросила на него взгляд украдкой с явной надеждой.

– Я по-прежнему ни в чём тебя не виню, – поднимаясь, повторил Маркус. – Но попрошу пока не встречаться Джэйн.

Он вышел из кабинета и вновь направился на кухню. Тусклый огонь ещё догорал в очаге. Маркус подкинул полено и вызвал Саларс. Кому-то нужно было приглядеть и детьми. Он не стал вдаваться в подробности и тратить время на длительный рассказ, тем более что саламандры никак не могли помочь ему с зеркалом. Оно отторгало не только их самих, но и силу огня.

Маркус видел лишь одно решение: снова спрятать зеркало. Вот только теперь его выбор пал на закрытый мир, где хватало пустующих островов, на которые никто не совался уже долгие годы. Те земли назывались Проклятыми из-за безжизненной почвы и слишком сильных водных и воздушных течений. Кроме демонов, едва ли кто-то мог пробраться в это место. Маркус заточил зеркало в одной из пещер и оставил послание на случай, если нагрянет кто-то из агни. Это дело могло подождать, во всякое случае до тех пор, пока он не восстановит мир в своей семье.

Однако по возвращению его ждало огромное разочарование. Перебирая травы, которые перемешала сестра, Маркус с ужасом осознал, что долгое время поил Джэйн не просто любовным зельем, но и по капле взращивал внутри ненависть, которая медленно отравляющим всё её существо. Против такого состава его экспериментальная разработка ничего не стоила. Он, конечно, попытался хоть что-то исправить. Боясь вновь угодить в ловушку, теперь Маркус проверял каждый ингредиент. Нюхая и пробуя на вкус, он с особой осторожностью добавлял травы и порошки, и всё равно не был доволен результатом. Ненависть, казалось, уже срослась с сознанием Джэйн, но главный кошмар наступил, когда настало время кормления. Она наотрез отказалась подходить к сыновьям, испытывая к ним что-то близкое к отвращению. К дочери, впрочем, Джэйн отнеслась с поразительным равнодушием. Материнский инстинкт и та радость, что ещё недавно она ощущала, испарились без следа. Теперь дети её раздражали, и Джэйн с трудом пересилила себя, чтобы покормить хотя бы малышку. Маркус с болью в сердце внимал её мыслям. Она желала сбежать, каждая секунда в ставшем вмиг ненавистном доме доводила до бешенства. Они промучились целый день, пока Маркус пытался хоть как-то повлиять на неё зельями или заклинаниями, но всё было тщетно. Он больше не мог удерживать её, и потому позволил ей уйти. Она исчезла под покровом ночи, но на утро вновь появилась на пороге.

– Отдай мне мою дочь! – потребовала Джэйн, и Маркус, всё так же избегая личной встречи, спустил малышку к входным дверям, а потом долго смотрел в след удаляющемуся силуэту в плаще. Она уходила, и он с болью понимал, что, вероятно, это единственное, что им оставалось. Время. Нужно было время, чтобы чувства притупились, а зелье растратило свою чудовищную силу.

Лишь одно утешало Маркуса: Саманта понемногу восстанавливалась. В её сознании больше не появлялось голосов, хотя чувство вины давило ещё сильнее. Она помогала Маркусу с мальчишками и даже немного прониклась к одному из них, самому слабому. Только благодаря сестре тот, ища мать, словно потерявшийся щенок, переставал хныкать, хоть что-то ел и кое-как засыпал.

– Брат, – начала Саманта спустя неделю после ухода Джэйн. – Я тут подумала и решила. Думаю, я готова взять на себя ответственность и восстановить дом Брэйтов. Если ты, конечно, не против, я бы забрала малыша с собой в цитадель.

– Представишь его своим сыном? – Как бы ни старался Маркус, ему никак не удавалось убрать горечь из своего голоса.

– Зачем? Пусть так и будет племянником. Мать сбежала, у отца слишком много забот.

Маркус нехотя кивнул. Он не хотел взваливать на сестру никаких сложных обязанностей, но не стал противиться её желаниям. Тем более что они звучали вполне искренне.

– Только, пожалуйста, если хоть что-то будет тебя тревожить…

– Я сообщу сразу же, – договорила она за него, а затем, потупившись, добавила: – Прости… меня за всё…

Маркус тяжело вздохнул. Краем сознания он осторожно проверил Джэйн. Та развлекала себя изучением фамильного замка. Не самое худшее занятие, чтобы развеяться от зимней скуки.

– Здесь нет твоей вины, и, возможно, разделить малышей будет правильно, – ответил он, вспоминая о зеркале.

Он наведывался на остров трижды и пока не обнаружил ничего необычного. Зеркало больше не казалось зловещим, будто то, что прежде жило внутри него внезапно исчезло Зеркальная гладь помутнела и слегка потрескалась, словно пролежала без ухода не одну сотню лет. Кованая оправа чуть потемнела и покрылась зелёным налётом. Казалось, ещё немного и на нём начнёт расти мох или плесень.