Текст книги "На сопках Маньчжурии"
Автор книги: Михаил Толкач
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Петька остался смотреть художественный фильм «Два бойца», а Фёдорову предстояло шагать в ночь с проверкой постов охраны, он с сожалением покинул Дом Красной Армии.
* * *
Капитан Фёдоров готовил отчёт для Васина. В комнате держался кислый запах табачного дыма. Семёну Макаровичу, проведшему большую часть своей жизни на свежем воздухе, ненавистна была такая затхлость. Ошалев от писанины, он растворил окно настежь. Доносился шорох сосновых веток – дерево подпирало крышу здания. За углом, на пустыре, мальчишки гоняли мяч. Азартные крики мешали сосредоточиться. Слышнее зазвучало радио. Диктор громко сообщал:
– Войска Четвёртого Украинского фронта в ходе успешного наступления освободили город Старый Самбор… Войска Третьего Прибалтийского фронта начали Тартускую наступательную операцию…
Где-то там, в пекле боевых действий, его Людмила. Прислала фото. В шапке-ушанке. Полушубок с оторочкой. Винтовка с оптическим прицелом на плече. Семёну Макаровичу с первого взгляда показалось: чужая женщина! Симпатичная, чем-то напоминающая Людмилу. Он до сих пор никак не мог представить себе хохотушку на смертельном рубеже, выцеливающую врага. «Это до ранения или после?» – Фёдоров вынул из кармана гимнастёрки карточку и принялся рассматривать.
– Товарищ капитан! – Громкий голос лейтенанта Сидорина застал врасплох. «Ну, Григри!» – поднял на помощника сердитые глаза. Тот протянул грязную бумажку.
– Вот, товарищ Фёдоров!
Семён Макарович прикрыл окно и тотчас досадливо повёл носом: не проветрилась комната! Отворачиваясь от лучей полуденного солнца, прочитал записку:
«Встречаемся 18/VIII – Номер К-12».
– Откуда она у вас, товарищ лейтенант?
Сидорин, одернув гимнастёрку и пошевелив острыми плечами, словно снял непомерную ношу. Сержант Дубаев накануне увидел на сопке мальчишек – бегали, кричали «ура», прятались за камнями. А внизу, у подошвы горы, располагаются палатки с батальонным имуществом. «Не повредили ли пацаны склад?» – решил он проверить палатки. Карабкаясь по крутому склону, сержант сронил камень. В углублении белела бумажка.
– Вроде тайника, выходит, – заключил доклад Сидорин.
– Сержанту делать нечего? – Фёдоров бросил на стол записку. – Кому известно о происшедшем?
– Дубаев говорит, никому.
– Камень на месте?
– Скатился далеко вниз. Я осмотрел – гладкий…
Фёдоров почувствовал непонятное ему раздражение. Или потому, что лейтенант оторвал его от фотографии, или вид Сидорина, праздничный, беззаботный… И записка смущала его. Чёткие буквы. Почерк, похоже, ученический. Бумага обёрточная, края оборваны неровно.
– Ваше мнение, лейтенант?
– Что-то тут есть. – Лейтенант явно осторожничал. – Опять же, примитив, если «почтовый ящик» агента…
– Определённее можете?! – Фёдоров сорвался на крик: всё не так, как думалось! Наблюдали, упреждали, проверяли, высматривали – на тебе!
– Доложить надо, товарищ капитан!
Фёдорову было неловко от своей несдержанности. Он вертел в руках бумажку, посмотрел через неё на свет.
– На зубок, что ль, испробовать? – Он виновато усмехнулся.
Дежурный по отделу военной контрразведки «Смерш» в Чите навострился: дело, по его соображению, серьёзное!
Минут через пять – звонок: майор Васин!
– Установить негласное наблюдение! Выезжаю к вам.
Начальству виднее, где ему быть. Фёдоров не прочь бы и самостоятельно подумать и решить. Сомневался он – детским озорством отдавало от записки! Но, опять-таки, лазутчик прорвался через границу и пока не обнаружен.
– Товарищ лейтенант, берите мотоцикл дежурного по части и – в местный отдел НКГБ. Попросите увеличить находку на фотографии. Второе: предупредить сержанта Дубаева! Без расписки, но строго: губы на замок! Нашу контору он знает.
Сидорин прищёлкнул каблуками, тряхнул русым чубом. Загремел в коридоре.
Надежды на скорый результат Фёдоров не питал: если это и был «почтовый ящик», то сержант Дубаев провалил его…
…Майор Васин прибыл в Распадковую рано утром. Фёдоров встретил его на вокзале.
– Есть новости, товарищ капитан? – Васин шагал широко. Демисезонное пальто нёс на руке.
– Без перемен на нашем фронте. – Фёдоров предложил перекусить в гарнизонной столовой. Васин отказался.
– Зовите Сидорина и – к тайнику!
По дороге в горы Фёдоров попытался намекнуть: не пустышку ли тянем? Васин резонно указал: «Кто-то же положил записку под камень!».
Вернулись они часа через три. Солнце поднялось над хребтами за Селенгой. Васин воздерживался от оценки случившегося. В комнате Фёдорова майор удобно устроился на кожаном диване. Ему нравилась основательность и аккуратность обстановки оперативного пункта «Смерш» стройбата. Он видел в ней отражение характера капитана.
– Вы у «Фёдора» бывали? – спросил Васин, отпивая из стакана холодный чай. Увидя недоумение капитана, майор хмыкнул: «Неумехи! Один – зелёный, другой – землемер!». Климент Захарович пояснил: «Фёдором» называют формуляр, картотеку с именами потенциальных противников. Без знакомства с архивом трудно ориентироваться. Бывшие купцы. Лица духовного звания. Белые офицеры. Ярые каратели. Крупные уголовники. Активные белогвардейцы.
– Есть заключение графологов?
Фёдоров подал Васину протокол экспертов.
«Ученический почерк. Неустойчивый характер. Писавшему 14—15 лет».
Солдат, дежуривший у входа, отворил двери.
– Товарищ капитан! – Заметив Васина, смешался: «Можно ли при штатском пускать посетителя?»
– Что у вас? – спросил Фёдоров.
– Петька Заиграев… Ну, вы, товарищ капитан, знаете его, футболист малый.
Климент Захарович посматривал на Фёдорова. В круглых глазах играли чёртики: «Ещё и футболист!».
– Пусть войдёт.
Петька Заиграев в стоптанных ботинках переступил порог. На лице – тревога.
– Садись, футбольный капитан! – Семён Макарович дружески подмигнул парнишке. – Чем порадуешь?
– Мне бы с глазу на глаз.
– Мой начальник. При нём можно, если даже секретное.
Петька недоверчиво смотрел на Васина: в гражданской одежде над военным капитаном командир?..
Подросток рассказал о том, что ранним утром подался в тайгу за грибами. Напал на полянку – жёлтая от маслят и рыжиков. Он сел в мох и – за нож. Корзинка полнилась на глазах. Тихо сперва было, а потом кедровки повели себя колготно. Кто-то ходил недалеко! Петька подосадовал: набредёт на добычливое место! Делиться удачей ему не хотелось. Чтобы не быть обнаруженным, прилёг в подсохший папоротник.
Из-за сосен вышел мужчина с мешком-горбовиком за спиной. В серой стёганой телогрейке. Высокие болотные сапоги. Голенища подвернуты до колен. Кепка – блин грязно-коричневый. Гнулся под заплечной ношей. В руке – железный совок, каким в Забайкалье собирают чернику и бруснику.
– Что-нибудь приметное запомнил? – Васин кахикнул в волнении.
– Психовал я… Шёл-то он не к Распадковой – в тайгу! А горбовик полон. Почему? – Заиграев раскраснелся, переживая лесную встречу по-новому. Слова сглатывал. – Не к посёлку шёл. Почему опять в тайгу? И не к ягодным местам с совком. Почему?..
– Ты, Петро, не торопись. – Фёдоров с одобрением слушал приметливого соседа. – Ты, конечно, посчитал, что увидел шпиона?
– Но-о! Гошка рассказывал, как у них на границе нарушители хитрили. Он с отцом всю жизнь на границе. И этот, с горбовиком, оглядывался, прислушивался… Углубился в осинник, а дальше – промоина. По ней спустился в Гадючий овраг. А чего там не видел? Там жабы да змеи. Ну, думаю себе: унесло! Маслята – мои! А сердце тукает: мужик незнакомый, чего ищет?
– Что заметил особенного? – нетерпеливо повторил Васин.
– Погоди!.. Кажись, припадал направо…
– Ты следил за ним?
– Но-о.
– Вот тебе и но! – Майор скептически настраивался: ягодник заблудился, искал тропу. Мальчишка, наслушавшись выдумок приятеля о границе, начитавшись приключенческих книжек, морочит голову.
Петька чутко уловил перемену в разговоре.
– Ищите сами, Шерлоки Холмсы!
– Не пузырись, сосед! – Фёдоров придержал паренька за плечи. – Рассказывай поподробнее, пожалуйста.
– Я пошёл следом, – без прежнего вдохновения говорил подросток, искоса поглядывая на Васина. Ему было обидно: явный шпик топчет тайгу, а эти… – В багульнике замер, на краю ската. Он в мелком сосняке. Горбовик снял. Борода рыжеватая. Размазал пот – грязные пятна, как у смазчика. Глянул в мою сторону, как выстрелил…
Зазвонил телефон. Васин взял трубку и мотнул головой Фёдорову. Тот увёл Петьку за двери.
Майор прижимал трубку к уху плечом – руки заняты писанием. Царапал какие-то значки, буквы, понятые лишь самому Васину. Попросив невидимого собеседника обождать, крикнул Фёдорову:
– Парнишку потом – ко мне!
Закончив разговор с Читой, Климент Захарович позвал капитана и Петьку.
– Злой, говоришь, мужик?.. Тебе, Заиграев, подвалила удача, а ему… Или ты думаешь иначе?
– Иначе! Зачем бы в «Смерш»?! – Петька вновь вошел в роль свидетеля метаний мужчины в тайге. – Испугался я от его виду – зверюга! Быстренько вернулся к корзине. Срезаю грибы, а из головы не выходит рыжий. Вдруг подумал: не городской ли? Заплутался. Дай, думаю, ещё раз гляну: помочь, чё ли? Подкрался к обрыву – нет ягодника. Туда-сюда – корова языком смахнула! Слышу: ветки потрескивают. Заметил на той стороне оврага. И горбовик легко на спине подпрыгивает. Так и убёг за Берёзовый ключ.
– Чем же он не понравился? – Фёдоров так же, как и Васин, нуждался в подробностях. – Что привлекло твой глаз?
Парнишка задумался. Детские пальцы со следами грибной слизи мяли подол рубахи.
– Загар какой-то красный. У нас, сами видите, тёмно-коричневый, почти чёрный. – Петька протянул к Васину свои руки. – Не наш загар. И горбовик – будь здоров! А места не ягодные. Мама говорила, когда-то пал там прокатился, пожар был, весь брусничник тогда выгорел. Досе не вырос. А раньше в тех местах брусника ковром краснела. Какой он добытчик, если рыжики и маслята топтал без разбора?.. Почему не срезал? Почему горбовик стал лёгким? Понятно?
Фёдоров был покорён Петькой. Одобрительно похлопал его по костистым плечам.
– Ты спускался в овраг? – спросил Васин.
– Побоялся, дяденька…
– А сейчас найдёшь овраг?
Петька норовисто тряхнул стриженой головой: чего спрашиваешь! Он тут родился и вырос – любой пенёк свой!
– Маслят нажарил? Или сушить намереваешься? – Фёдоров раскачивался на длинных ногах.
– Тут они, в коридоре. Солдат караулит.
– Одна нога здесь, другая – дома! – топнул Фёдоров.
– И никому ни слова! Даже матери! – предупредил Васин.
– Но-о. – Петька явно не хотел нести корзину с грибами домой. Ему не терпелось увидеть своими глазами, как поднимутся цепи солдат, окружая сопки со всех сторон.
– Ты ещё здесь?! – Васин погрозил пальцем.
Парнишка поплёлся в коридор. Недовольно прикрыл дверь.
Васин вытирал испарину на лбу и впалых щеках. Изредка покахикивал. На плечи наброшено демисезонное пальто цвета переспелой груши.
«В баньку бы ему да берёзовым веничком, да чаю с малиной, да ещё стакан водки или спирту с перцем и – под стёганое одеяло», – думал Васин.
– Вы не слушаете меня, капитан! – Васин подтянул к затылку короткий воротник пальто. – Что главного отметили вы в рассказе Пети Заиграева?
Семён Макарович, застигнутый вопросом врасплох, заговорил о подозрительном поведении неизвестного, о его приметах.
– Малое же вы, капитан, уловили! – перебил его майор. – Неизвестный ходил в том месте, где прежде брусники было навалом. Вам ясно?..
– Возможно…
– Какой же вывод? Он на поверхности! Человек из бывших местных. Тут давно не был. Про лесные пожары не знает. Не исключено, что он и есть К-12. Ваше мнение, капитан?
– Записка наивна, как дважды два – восемь! А насчёт замеченного в тайге, может, ищейку пустить? Местная милиция поможет.
Васин отмахнулся: агент не из простаков!
– Разрешите, товарищ майор? – В комнату вошёл Голощёков.
Васин в упор разглядывал его.
– Начальство, понимаешь, в поте лица надрывается, а подчинённые чем заняты, если не секрет?
– Не был извещён Читой! Отсутствовал во вверенном мне гарнизоне. Выявлял классово-чуждый элемент в селе Сотниково.
– В районе Распадковой замечен подозрительный мужчина лет за пятьдесят. Хромает на правую ногу. Рыжеватый. Плотного сложения. – Васин подробно описал таёжника, встреченного Петей Заиграевым.
Голощёков быстро чиркал карандашом в блокноте.
– Позвольте, товарищ майор… – Уполномоченный «Смерша» потрогал свои пухлые щёки. – В Сотникове проговорились… Хм-м… Позвольте, когда ж это было? Да, суток трое назад какой-то не местный мужик побывал в селе, интересовался Агриппиной Кузовчиковой. Дом её забит…
– О хромоте не упоминалось?
– Не обратил внимания. Виноват!
– Немедленно возвращайтесь в Сотниково! Всё разузнайте и завтра утром доложите. Насторожите своих помощников!
– Есть узнать и доложить! – Голощёков чётко повернулся через левое плечо и скрылся за дверью.
– Слушайте, капитан, не даёт покоя утечка данных по Распадковой. – Васин снова закашлялся. Измождённое лицо покраснело. Фёдоров твёрдо решил: баньку организовать!
– Как в части с разговорами по телефону? – продолжил Васин, вытирая губы платком. – Небось, ля-ля-ля?
– Притормаживаем говорливых! А с этой «овощной базой» – посмеиваются командиры!
– Деза не отменяется, капитан! Что ж, Семён Макарович, зови Петьку. Прогуляемся по тайге! – Васин бодрился, хотя простуда клонила его в постель.
Солнце перевалило за полдень. От сосен тянуло смоляным духом. Кедровки кричали.
Петька опередил взрослых, чтобы не миновать скрытый поворот к грибным местам.
– Очень уж добрые глаза у лейтенанта Сидорина, – отвечая на свои мысли, промолвил Васин, придерживая ход и утихомиривая сердце.
– Васильковые глаза всегда добрые, поверьте, Климент Захарович!
– Наивность, капитан, в контрразведке – беда! Доброта не самое лучшее свойство.
Фёдоров, сам ходок первой руки, едва поспевал за майором. Старался понять: «Чем не понравились Васину глаза лейтенанта? Откровенные, не замутнённые мудростью возраста. Разве это беда? Беда, если в глазах льстивая преданность и бездумность показной прилежности». На ум почему-то пришёл Голощёков.
– А какая оценка глазам Голощёкова, товарищ майор? – спросил Семён Макарович.
– Понял вас, капитан! – Васин привалился спиной к сосне и в глазах его запрыгали чёртики. – Не можете простить ему сообщение о том, как вы с курьерской скоростью вкатили на Распадковую?.. Он не желал вам насолить, ей-ей. Просто, он понимает нашу службу прямолинейно. С годами останется в нём сухой служака, скажем, как ваш покорный слуга…
– Не могу согласиться! Есть в нём что-то, в моём понимании, от иезуита!
– Эк, куда хватил!
Петька издали подал сигнал: приближаемся!
Фёдоров огляделся, чтобы запомнить местность. В споре с Васиным, брать или не брать охрану, он не взял верх и теперь, увидя сумеречный бор, пожалел о своей покладистости – самое подходящее место для засады!
Почти до заката солнца обследовали мрачный, заросший кустарником Гадючий овраг. Шарили в пещерках, образованных водополом в ливни, под размытыми кореньями на склонах.
Васин, облепленный паутиной и сухой листвой, был неутомим. Покашливание выдавало его путь. Майор всё ещё не мог принять всерьёз свидетельства Петьки Заиграева. Хотя в чём-то его рассказ подтверждался сведениями, переданными из Читы по телефону.
– Гляньте-ка, Климент Захарович! – Фёдоров стоял над большой промоиной в зарослях мелких сосенок. Васин увидел свежие следы. Вмятина от каблука скособочена, подошва со стёртыми рубчиками.
Ливневым потоком вывернуло старую осину – образовалось углубление у корней. Натоптано без остережения. Валежник отброшен. Что-то было спрятано.
Петька кинулся туда первым.
– Осторожно! – крикнул Фёдоров.
Ямка была пуста. Земля уплотнена чем-то тяжёлым, чего там теперь не было. Вокруг – следы резиновых сапог.
Васин вытер обильный пот с лица. Присел на колодину. Не в его состоянии одолевать крутые склоны!
– Неизвестный наблюдает за нами и хохочет от души! – Фёдоров улыбался. На его зарозовевшем лице были следы пыли.
– Что ж тут смешного?! – Васин в замешательстве оглядывал крутые берега оврага. – Не его ли послание обнаружил Дубаев?
Петька метался по буераку, стараясь выискать что-либо подозрительное. В душе он ругал и Фёдорова, и его штатского начальника. Послушался бы сразу, перехватили бы шпиона!
– Не попробовать ли, товарищ майор, пустить собаку? – спросил Фёдоров.
– Видите же, махорка рассыпана!
Петька встрепенулся: «Майор!». Разве же он не на службе, что без формы? Уж майору-то положено быть решительным и догадливым, не в пример капитану Фёдорову.
Из леса возвращались с первыми сумерками. Молчаливые. Нахмуренные. Усталые.
– Я читал: есть ищейки – даже махорка им нипочём! – Петька едва поспевал за Васиным.
– Химический порошок, футболист, собьёт с толку любую овчарку.
У железнодорожного переезда Фёдоров взял за плечо Петьку.
– За помощь спасибо, Петя! А на фронт, Петро, больше не бегай. Мать пожалей – ты у неё один.
* * *
Васин поднял руки вверх, чертыхаясь в горячем пару. Выскочил в малюсенький – едва вмещается человек на лавке – предбанник. Хватал ртом воздух, обмывал пылающее лицо холодной водой из бочки.
– Слабак, Климент Захарович! – хохотал Фёдоров, плеская из ковшика воду на раскалённую каменку. Седой пар волной поглотил его. Слабенький свет свечи едва мерцал в серой мгле.
Климент Захарович по-быстрому оделся, напахнул шинель Фёдорова. С полотенцем на шее затрусил в избу. Хозяйская сука Найда, оберегая щенка, заворчала на гостя, вздыбила загривок: подгребла малыша к себе.
– Не трону… не трону… – Васин притишил шаги, опасаясь броска суки.
– С лёгким паром вас! – Маргарита Павловна занесла в горницу самовар.
– Спасибо, хозяюшка! – Васин взял у неё самовар и водворил на стол. – Будто вновь народился…
– Но-о… Пользительно всегда.
– Постоялец ваш – мастак баниться! – Васин покрутил головой, пытаясь вытряхнуть воду из уха. – Уморил было!
– Натрём барсучьим жиром грудь – к утру простуды, как не было.
У Фёдорова лицо – кумач. Он поставил рядом с самоваром армейскую фляжку.
– После бани – укради, но выпей! Маргарита Павловна, пожалуйста, посуду.
Она принесли два стакана. Фёдоров пригласил её за стол, она отказалась – доглядеть за Майкой, курятник закрыть, баньку притушить…
Климент Захарович понюхал: что налито? Поёжился, хукнул, будто опускается в прорубь, вылил содержимое стакана в рот. Не дыша, выпил воды. Схватил солёный огурец. Захрустел.
– Ну, капитан, не полегчает, считай себя на губе, под строгим арестом!
– Не боись, Семён Макарович! – подала голос хозяйка. – Хворь сымет – веками проверено.
Залаяла собака. Послышался тенорок Петьки. Строгий голос Маргариты Павловны: «Дай хоть ночью покой людям!». В окно просунулась ушастая голова Петьки.
– Товарищ капитан, а на мост людей послали? Он, паразит, может сигануть за Селенгу!
– А ты грибы засолил, сыщик? – спросил Васин.
– Но-о… Если что, я сплю возле окна. – И исчез в темноте. Найда вскоре утихла. На дворе шуршали шаги хозяйки.
– Сколько защитников у красной России! – Васин пересел на диван. – Сегодня мы с вами, Семён Макарыч, завтра – они, такие вот Петьки-Гошки. Как-то спокойнее на душе, когда знаешь об этом…
Ему хорошо было в избе. Разлилось тепло по жилам. Горели ноги в валенках – хозяйка заставила обуть. Шумело в голове от спирта. Капитан не казался угловатым – просто высокий человек сутулится. Притуплялась острота обиды за неудачу в тайге…
– Интересное дело, Климент Захарович. – Фёдоров с наслаждением пил чай со смородиновым листом, неторопливо обтирал потное лицо. – Бывало, ночь застигнет в далёком поле, на обмере угодий… Костерок. В котелке булькает чай. И разговоры… Про что, вы думаете, калякали? Про то же самое. Кто после нас выйдет на это поле? Кто с рейкой да мерной лентой придёт на землю… Выходит, каждый кулик про своё болото?
– Чересчур хватил! Какое сравнение? – Васин прошёл по комнате, наполняясь чувством умиротворения: звала к себе кровать с белой подушкой.
В окно постучали. Фёдоров распахнул створки. Посыльный из штаба.
– Майора Васина Чита требует к прямому телефону!
Климент Захарович с сожалением похлопал ладонью по белой подушке, торопливо взялся за одежду.
* * *
Григри доставил обнадёживающую весть: сотрудники местного отдела НКГБ засекли неизвестного! Но на переезде в Заудинском посёлке упустили.
– Точнее! – потребовал Васин.
– Вспрыгнул на тормозную площадку проходящего поезда, а сотрудник госбезопасности сорвался, едва не угодив под колеса.
– Лапти! Приметы хоть зафиксировали?
– Могучий мужик. Борода – лопатой. В сером ватнике…
– Не хромал?
– Не установлено, товарищ майор. – Сидорин озарил Васина светлым взором. – В здешних архивах сохранилась обзорная справка на разыскиваемых семёновцев. Среди них местный уроженец, некий Скопцев. По показаниям жителей Сотникова – рыжий казак. Из торговцев. Служил у барона Унгерна. Причастен к делу по станице Кулинга: летом 1921 года сожгли вчистую! Людей перебили, посекли. В селе Укыр сжигал дома лично…
– Заметьте, товарищ майор, Скопцев прихрамывал. – Сидорин закончил с таким искрением, будто лично собрал сведения на белого казака.
Хромой, рыжий! Перед отъездом из Читы Климент Захарович знакомился с оперативными донесениями пограничной службы. Из бурятского улуса под Куналеем сообщали о появлении там рыжего незнакомца, хромающего на правую ногу. А из-под Чикоя – о подобном же человеке, ночевавшем у некой Серафимы. Имеет ли отношение хромой к тайнику в тайге? Не он ли укатил на поезде? Два или один агент?
Климент Захарович сбросил пиджак, расшнуровал ботинки и прилёг на диван.
– Извините, товарищи, давит под ложечкой…
– Может, врача? – забеспокоился Фёдоров.
– Не суетитесь, капитан. Составьте справку о приметах ягодника. Это – первое. Взять слепок со следов в Гадючьем овраге. Второе. Узнайте у Голощёкова о сведениях по Сотниково. Теперь о Скопцеве. Не он ли напугал Петьку Заиграева?
– Вполне.
Васин сел на диване, потёр ладонью левую сторону груди.
– На всякий случай, товарищ капитан, переснимите карточку, отдельно лицо казака Скопцева.
Сидорин и краснел, и бледнел в ожидании конца разговора старших по званию. Васин словно услышал его тайную маяту.
– Как бы вы, лейтенант, поступили в данной обстановке?
– Оцепил бы лесной квартал, где замечен мнимый ягодник, и прочесать. Поднял бы гарнизон. Засаду по Сотниково. Проверки на железной дороге. В тайгу послать охотников…
– Тайга и есть тайга, лейтенант, – вмешался Фёдоров. – Она на стороне неизвестного. И время, как мне представляется, уже упущено изрядно…
Васин, покряхтывая и ворча под нос, умащивался на диване.
– Путного ничего не придумаем. По домам, братцы!
– Собираться на губу? – Фёдоров поправил пальто на спине лежавшего майора. – Не помогла банька?
– Ну-у, язви вас! – Васин погрозил пальцем. – Не вздумайте тревожить медсанчасть!
Фёдоров, идя домой, не мог избавиться от дневных забот. Веди он расследование самолично, наверное, поступил бы, как и Васин. Наблюдение, проверки, патрули, сведения по архиву. Но самостоятельно! Без оглядки дышится легче. А теперь привычное, по подчиненности: подать-принести, пойти-послать, написать-запросить. «Хватило ли б тебе уменья, сообразительности, напора?» – спросил себя Семён Макарович и ответил, мысленно ухмыльнувшись: «Упустить шпиона – вполне!».
Не одобрял Фёдоров и самоистязание Васина. Заболел – в постель и исполняй предписания лекаря! Отлежись – скорее и с большей пользой вернёшься на службу. Майор же после парной, после чая с малиной – бегом к телефону! Приказ? Вызов генерала? А если схватит крупозное воспаление лёгких?.. А что ты, Фёдоров, знаешь о майоре? А, может, в этом самоотречении майор топит своё горе? Может, ты, Фёдоров, мелко пашешь? Долг, обязанность перед Родиной… Да ведь и Родине важно, чтобы мы были здоровы…
«Слушай, капитан, а что с запиской? Был ли агент возле сопки? Сидорин не докладывал. А ты, что ж, капитан?» В рассуждениях Семён Макарович не заметил, как вошёл в дом и снял шинель. Поправил газету над электрической лампочкой – вместо абажура затеняла комнату.
– Не помешаю? – Маргарита Павловна с порога насупилась: – Куда подевались, варнаки? Спустилась в погреб за барсучьим жиром – хвать, а вас и след простыл.
– Служба, Маргарита Павловна. Товарищ передавал большое спасибо за хлеб-соль, за лёгкий пар…
– Явится, так отхожу мешалкой, век будет помнить, товарищ-то!
– Извините, ради Бога, хозяюшка!
– Не затемняйся Богом! – Она подала Фёдорову бумажку.
«Товарищ капитан, не забудьте про лодки у разъезда Мостового. Он, гад, и туда может сигануть! П. З.»
– Ай да защитник Красной Руси! – восхитился Фёдоров. – Спокойной ночи, Маргарита Павловна!
– Ну, балмошные люди! – Хозяйка осторожно прикрыла за собой двери.
Оставшись в исподнем, Семён Макарович склонился над столом с карандашом в руке.
«Дорогая Людмила! Родная Людка-верблюдка!
Так закрутился, что написать путное письмо нет минуты. Часы отстукали двенадцать. У вас там ещё солнце закатывается, а у нас – глухая ночь. И мысли мои расхристанные. Прости меня, неумеху и растеряху!
Писал тебе, что с начальством отношения натянутые. Сгоряча, пожалуй. Помаленьку меняю, вроде, своё понимание характера командира. Предан он службе до кончиков пальцев, как фанатик. Он весь в службе: мысли, поступки, мечты, досуг, отдых – всё делу! Если спросить его насчёт книг, театра, кино, курорта, домашней вечеринки, по-моему, он удивится: есть такое на свете?! Конечно, утрирую, но процентов на 80 соответствует. Однолюб он, можно сказать. И, знаешь, затягивает меня новая служба. Заражает она, чё ль? Видала, словцо-то? Извини, Людка, болтаю чего попадя. Тебе, наверное, некогда? А мне – как разговор с глазу на глаз. Смутно на душе. Захлёстывает «текучее» дело, как говорит хозяйка Маргарита Павловна.
У нас снежок уже показывал нос и утрами бывает прибелено повсюду: травка, крыши, камни…
Игорёк вырастает без нас, пока мы воюем. Громко сказано: ты воюешь, а мы так – при сём. Ты не очень-то геройствуй, а то груди не хватит для наград, и про нас помни. Ладно? Мы хоть и не воюем, а хорошие.
Целует тебя «Дядя, достань воробушку!».
И приписал пониже:
«Люда, я люблю тебя! Сенька-землемер».
Прокукарекал горластый петух в соседском дворе и Фёдоров улёгся на койку в углу…
Он не слышал, как Маргарита Павловна отвернула занавеску и утреннее солнце полоснуло его по глазам.
– К вам, Семён Макарыч, учителка.
Фёдоров встряхнулся: что же подняло ночью учительницу? Он глянул на ходики: восемь!
– Извините! – Семён Макарович прошмыгнул мимо пожилой женщины с широким скуластым лицом. Умывался наскоро. Пятернёй пригладил свалявшийся за ночь чуб.
– Здравствуйте! Слушаю вас. – Фёдоров покрутил шеей, расправляя подворотничок гимнастёрки.
– Прошу прощенья за столь ранний визит. Едем с учениками в город, а дело неотложное, как мне представляется. – Женщина оглянулась на хозяйку: не при ней бы вести беседу!
– Простите, как ваше имя-отчество? – выручил её Фёдоров.
– Галина Степановна Ширяева. Веду седьмой класс в соседнем селе Сотниково.
– Не возражаете, если провожу вас до поезда?
– Спасибо, Маргарита Павловна! – Ширяева поклонилась хозяйке и вышла.
Фёдоров развёл руками и виновато посмотрел на хозяйку. Говорила Ширяева на ходу сбивчиво:
– Ученики затеяли игру в разведчиков. Противником согласились быть здешние, поселковые семиклассники. С весны тянется…
Семён Макарович приноравливался к коротким шажкам учительницы. И всё досадовал: проспал! Ему уже слышались насмешливые реплики Васина и он заранее сгорал от стыда.
– Крутую сопку выбрали местом своих баталий. Позавчера пытались занять позиции и увидели затаившихся военнослужащих. Вчера – опять засада!
– Позвольте, какая засада? – Фёдоров встрепенулся, отгоняя мысли о Васине.
– Может быть, ученики мешают вам? Не попали бы в какую-либо неприятность. Время-то военное!..
– Почему ко мне пришли?
– В гарнизоне посоветовали. Вы ведь со «Смерша»?
– Угу. – Фёдорова словно окатило горячим паром: чекисты всполошились от ученической записки! В Читу доложили, Васин приехал – срам!
– Ваши вояки, Галина Степановна, пусть играют. Рад был познакомиться. Спасибо за визит!
– Что вы?! Какое спасибо?
– Ну, а солдаты на сопке… Тактические занятия. – Фёдоров, как мог, выкручивался из щекотливого положения.
Ширяева подала ему руку и побежала к пригородному поезду, размахивая кожаной сумкой.
Семён Макарович повернул к штабу. Как объясняться с майором? И всё Григри! Такое наблюдение состряпал, что вихрастые мальчишки обнаружили. И сам-то, ломовик, не мог проверить…
Васин за ночь сдал: обострились скулы, горячечный румянец покрыл щёки. Прохаживался в пальто. Пил маленькими глотками тёплую воду из стакана.
«Некстати всё это! И сердце пошаливает. В распадке сразу почувствовал спиной: тянет, как в трубе!
– Маргарита Павловна грозилась высечь вас! – Фёдоров не отважился рассказать о записке: больной человек вконец! И не сказать нельзя. К удивлению Фёдорова, майор остался внешне невозмутим. Однако по сузившимся глазам можно было догадаться – бушует!
– Товарищ капитан, я говорил вам про наивность, а вы мне пели про васильковые глаза и доброту. Помните? Вот финал: какое ЧП, таков и итог. Обидно, конечно. Или не так?
Фёдоров махнул отрешённо рукой. Его разбирала злость: неужели же я такой растяпа?!
– Наука на будущее, Семён Макарович – не верь с первого захода! Зовите василькового лейтенанта!
Сидорин выслушал замечания и надул щёки, как обиженный мальчик. Заалело лицо. А в светлых глазах – непокорство.
– Ситуация тревоги, товарищ майор! В нашем деле, как вы знаете, товарищ майор, мелочей не бывает. А вдруг бы настоящий «почтовый ящик», а мы не углядели?
– Ещё одна такая ситуация, – майор сжал кулак, – не обойтись без взыскания, лейтенант! Давайте отбой засаде!
Лейтенант Сидорин отменил по телефону оцепление сопки со злосчастным камнем.
– История с запиской – наши издержки, – довольно свободно продолжал лейтенант. – Серьёзнее дело с «грибником». Слепки следов готовы. Кое-где на деревьях удалось снять отпечатки пальцев. Правда, смазанные. Собака вела след «грибника» до Берёзового ключа. Неизвестный вошёл в воду, брёл ручьём метров двести. На той стороне опять присыпал свои следы химическим порошком. Ищейка отказалась вести. По нашему предположению, неизвестный углубился в тайгу…
– Так считают и сотрудники местного отдела НКГБ? – Васин с нескрываемым интересом наблюдал за лейтенантом.
– Да. Судя по отпечаткам сапог, неизвестный заметно прихрамывает на правую ногу. Вмятины разной глубины.
Фёдоров удивлённо пожимал плечами: когда Сидорин всё это успел?
– И у «Фёдора» побывали, Григорий Григорьевич?
– Непременно, товарищ капитан! Интересная подробность. Неизвестный спрашивал Агриппину Кузовчикову. Помните, Голощёков докладывал?.. Действительно, Агриппина Петровна Кузовчикова, рождения 1905 года, из духовного звания, проживала в Сотниково до Гражданской войны, а точнее – до 1923 года. Затем переехала в Распадковую. Работает прачкой в гарнизонной бане. Сын её – Пётр Заиграев. Он записан в метрике по второму мужу Агриппины Петровны.
