Текст книги "Фельдмаршал Репнин"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

2

В Вильно добрались только 21 ноября в четыре часа пополудни. Кровь ударила в голову, когда, войдя в прихожую, Репнин увидел перед собой кроме Прасковьи ещё и старшую дочь Александру.

   – Как ты здесь оказалась? – готовый услышать самое ужасное, спросил он.

   – Вместе с Парашей приехала. Потом расскажу. Иди к матушке: ждёт. Весь день тебя поминала.

Княгиня лежала с закрытыми глазами. За время его отсутствия лицо её ещё более поблекло и стало походить на лицо умирающего человека.

   – Здравствуй, моя родная! Я приехал. Ты меня слышишь?

Княгиня открыла глаза, слабо улыбнулась и попробовала подняться, но не смогла: сил хватило только на то, чтобы шевельнуть головой да переместить правую руку на край постели.

   – Лежи, лежи!.. – предотвратил он её новые попытки. – Мы и так поговорим...

   – Я ждала тебя, – заговорила Наталья Александровна слабым голосом. – Я просила у Бога, чтобы дал дожить до твоего приезда... И сама крепилась, не давалась смерти. Бог услышал мои молитвы. Дождалась тебя... Ты здесь, со мною, и я теперь могу умереть спокойно.

   – Не говори так. Бог милостив и дозволит нам прожить ещё много лет. Теперь мы будем вместе всегда. Я выполнил последнее поручение императора и теперь могу просить у него увольнения. Мы переедем в Москву или Воронцово.

   – В Воронцово лучше... – прошептала она, истощив запас сил.

   – Ты устала, потом продолжим разговор. Постарайся заснуть. А я тем временем с дочерьми поговорю.

Дочери ждали его в гостиной.

   – Ну как? – в один голос спросили они.

   – Очень слаба.

   – Вчера доктор ещё раз приходил. Сказал, что помочь ей теперь уже ничем не сможет.

   – Будем уповать на Бога, – с усилием промолвил князь, боясь разрыдаться.

   – Может, пообедаешь? – предложила Параша. – Сегодня, наверное, ещё ничего не ел.

   – Не хочу. Пусть принесут чаю или кофе.

   – Пойду распоряжусь.

Когда Параша ушла, Репнин принялся расспрашивать Александру, каким образом она присоединилась к Параше для поездки в Вильно. Дочь рассказала, что её разыскала сестра и рассказала о болезни матери.

   – А муж?

   – В последнее время я жила одна. Мужа отправили с войском за море, на остров Мальту, чтобы он был там начальником гарнизона.

   – Но, насколько мне известно, остров находится в руках французов. Или, быть может, его уже освободили?

   – Этого я не знаю. Он только сказал, что сей остров должен взять на шпагу адмирал Ушаков. Так ему сообщили в военной коллегии.

Чай Параша принесла сама. Кроме чая, на серебряном подносе лежали несколько бутербродов и нарезанный кружочками лимон.

   – Может, и тебе принести? – предложила она старшей сестре.

   – Тогда лучше всем перейти в столовую и пообедать по-настоящему, – сказала Александра.

   – Не пообедать, а скорее поужинать, потому что уже темнеть стало, – поправила её сестра.

Ужинали молча, занятые своими мыслями. Перед тем как выйти из-за стола, князь сказал, что намерен провести ночь у постели жены. Этому тотчас воспротивилась Александра:

   – Нет, нет, папенька, ещё успеешь насидеться. Ты должен с дороги отдохнуть хорошенько, а мы у мамы подежурим – сначала я, потом Параша. Все дни так делаем.

Репнин настаивать на своём не стал. Александра была права: он и в самом деле чувствовал себя совершенно разбитым; чтобы восстановить силы, нужно было хотя бы немножечко поспать.

Ему постелили в рабочем кабинете. Перед тем как идти спать, он ещё раз заглянул к жене в опочивальню. Наталья Александровна лежала с закрытыми глазами, дышала ровно, спокойно. Ему показалось, что ей стало лучше. Он не стал её беспокоить, лишь постоял молча.

Репнин заснул быстро и спал без снов, пока его не разбудили возня, доносившаяся из гостиной, и чьи-то всхлипывания. Он понял, что что-то случилось и, быстро одевшись, направился в гостиную. Там слуги сдвигали к стенам мебель и ставили на середину зала длинный стол, принесённый из столовой. Параша, оказавшаяся тут же, кинулась ему на шею:

   – Папенька!.. Папенька!.. – со слезами вскрикивала она.

Поняв, наконец, что случилось, он медленно направился в опочивальню жены. Наталья Александровна лежала, прикрытая одеялом, но весь её вид показывал, что она мертва. Князь припал к ногам усопшей супруги и зарыдал громко, не скрываясь.

Понадобилось не менее часа, чтобы Репнин смог взять себя в руки и заняться подготовкой транспорта для отправки тела усопшей жены в Петербург. Дочерям тоже более не было смысла здесь оставаться. В Петербурге ждали его отчёта о выполнении им поручения императора. Словом, надо было ехать всем одним обозом.

Подготовку обоза взял на себя кригс-комиссар, а всё остальное – вице-губернатор. Сам Репнин почти ни во что не вмешивался. Удар судьбы так сильно потряс его, что он потерял уверенность в себе, плохо соображал, временами ходил по коридорам губернского управления не в силах вспомнить, что ему нужно. За свою долгую жизнь ему не раз доводилось бывать в сложных ситуациях, на войне участвовал даже в рукопашных схватках и никогда не терял самообладания, а тут надломился...

   – Шли бы лучше, Николай Васильевич, домой, – советовал ему вице-губернатор, – мы тут сами управимся. Когда всё будет приготовлено к отъезду, вам доложим.

Репнин послушался и присоединился к дочерям.

К этому времени тело княгини было уже омыто, одето и лежало на столе в гостиной. Седой православный священник читал над покойной псалтырь. На скамьях, расставленных вдоль стен, сидели незнакомые люди, главным образом женщины. То были местные жители, хорошо знавшие усопшую. Они любили эту русскую княгиню, охотно вступавшую в общение с простыми людьми, с помощью которых она желала научиться литовскому языку. Доброй была эта умная и красивая женщина, царство ей небесное...

Княгиня Александра, заметив появление отца, подошла к нему и шёпотом позвала в столовую.

– Ты должен хотя бы немного поесть, иначе не выдержишь, свалишься, – сказала она ему.

Князь согласился и покорно последовал за ней. В столовой он спросил дочь, видела ли она, как умирала мать? Дочь отвечала, что во время её дежурства мать ещё дышала, и она была даже уверена, что ей стало лучше. Мать скончалась, когда у её изголовья сидела Параша, и скончалась так тихо, что Параша это заметила не сразу. Бог послал лёгкую смерть.

.. .Сборы в дорогу были закончены в первом часу пополудни. Гроб с телом усопшей вынесли и уложили на дроги, тщательно укутав от попаданий воды и грязи палаточными холстами. Кроме этих дрог, в обоз вошли две кареты, полуоткрытая коляска и несколько воинских повозок с фуражом, припасами и личным имуществом князя. Провожать столь необычный обоз собрался почти весь город. Вице-губернатор, пожимая князю на прощание руку, говорил ему, чтобы он не тревожился за положение дел в Литве и других землях бывшей Речи Посполитой, отданных в управление губернаторству, что порядок здесь останется нерушимым. Он ещё не знал о решении Репнина уйти в отставку и что этот горестный день был для старого фельдмаршала последним днём его пребывания в Литве. Сюда он более уже никогда не вернулся.

3

Целая неделя ушла на дорогу в Петербург. Много слёз было пролито за это время: рыдания доносились из кареты, в которой ехали дочери князя вместе с дворовыми крестьянами, прислуживавшими своей хозяйке-княгине до самой её смерти. Сам князь более не плакал: сидел и молчал. Иногда, когда обоз останавливался, чтобы дать лошадям отдохнуть, он, оставив карету, шёл к повозке, на которой везли тело жены, просовывал руку под парусину проверить, не попала ли вода на крышку гроба, и, успокоенный, возвращался на своё место. И снова ни одного звука. О чём он в эти минуты думал, можно было только догадываться. Ехавшие с ним в карете адъютант и камердинер сочувственно молчали.

В Петербург приехали 28 ноября. Поскольку время было уже позднее, то адъютант предложил отвезти гроб сразу в церковь, чтобы оттуда после отпевания покойницу можно было сразу отнести к месту погребения. Репнин согласился.

Гроб с телом княгини простоял в церкви всю ночь. Наутро Репнин послал дочерей оповестить всех родственников о случившемся несчастье и призвать их явиться в церковь для прощания с покойной, а затем принять участие в самих похоронах. Однако оказалось, что оповещать было уже некого. Репнин имел родственников только по линии жены, а они принадлежали к роду князей Куракиных, попали в императорскую опалу и вынуждены были переехать в Москву. Попрощаться с покойной приехали чуть более десяти человек. Впрочем, во время выноса тела на прицерковной площади оказалась большая толпа людей, знавших княгиню и желавших выразить сочувствие родственникам покойной. Были тут и офицеры гвардейских полков, невесть как узнавшие о смерти супруги известного фельдмаршала. Репнин молча принимал соболезнования, со стороны казалось, что он ещё не до конца осознал тяжесть понесённой утраты. После погребения он уехал домой один, никому ничего не сказав, закрылся в своей комнате и больше в этот день не показывался.

4

О том, что за ним значится императорское поручение, о выполнении которого следует доложить, Репнин вспомнил только на второй день после похорон жены. Вспомнил и сразу же поехал к Безбородко, который хотя и был назначен канцлером, продолжал сохранять за собой должность первого министра коллегии иностранных дел.

Репнин поддерживал с Безбородко хорошие отношения, но настоящая дружба между ними так и не сложилась. Уж слишком разными они были людьми. Безбородко был более практичным, умел лучше ладить с людьми, быстрее завязывать знакомства – и этим, пожалуй, ограничивались его главные достоинства, если не принимать во внимание умственных способностей. Сын украинского помещика, он сделал быструю карьеру благодаря графу Петру Александровичу Румянцеву, назначенному в Малороссию генерал-губернатором. Сначала был у него писарем, потом стал секретарём. Смышлёный украинский хлопец так понравился русскому генералу, что он не расставался с ним и после того, как стал главнокомандующим в Русско-турецкой войне. Однажды – это случилось в 1774 году – Екатерина Вторая спросила Румянцева, нет ли у него на примете такого молодого человека, которого могла бы взять к себе секретарём. Румянцев не раздумывая назвал имя Безбородко. Так Александр стал придворным чиновником. И с тех пор пошло... Он умел составить о себе хорошее мнение и не наживал врагов. Интересно, что после вступления на русский престол Павел Первый не допустил в своё окружение ни одного екатерининского чиновника, а для Безбородко сделал исключение: он остался на посту первого министра. Мало того, сразу после коронации император назначил его канцлером, исходатайствовал для него титул князя с добавлением слова «светлейший»... Князя Репнина Павел тоже не обошёл вниманием, пожаловал генерал-фельдмаршальский чин. И всё же Репнин имел основание рассчитывать на большее, принимая во внимание его давнюю дружбу с императором, когда тот был ещё только великим князем, а главное то, что одно время примыкал к «пропавловской партии», настроив этим против себя Екатерину... Как-то Безбородко сказал: «Репнин очень умён, очень образован, очень добр – и это хорошо, но в то же время он слишком горд, слишком преклоняется перед правдой и этим очерняет свои лучшие качества».

...Репнина Безбородко принял в помещении коллегии иностранных дел. Едва князь открыл дверь, как он предупредительно поднялся ему навстречу, крепко пожал руку. Оказалось, он уже знал о кончине его жены и не замедлил высказать ему глубокое соболезнование. Разговор об этом горестном событии они продолжили и после того, как уселись за продолговатый стол, за которым обычно проводились деловые беседы. Безбородко расспрашивал о болезни жены, лекарях, которые её лечили, и прочем другом. Наконец перешли к главной теме встречи:

   – В Вене с Ростопчиным случайно не встречались?

   – У меня была с ним длительная беседа.

   – Ну и как он?

   – В тот момент граф собирался ехать в Баварию или Неаполь – точно не помню.

   – Он имеет поручение вовлечь эти страны во вторую коалицию.

Выражая сомнение относительно целесообразности такой затеи, Репнин пожал плечами.

   – Вы не согласны с нами?

   – Сказать откровенно, мне эта затея с созданием коалиций не нравится: таким путём вряд ли удастся восстановить мир в Европе.

   – Почему так думаете?

   – Мне трудно вступать с вами в спор, потому что шёл сюда с другими мыслями. Лучше остановимся на отчётах о моих переговорах в Берлине и Вене, проведённых вместе с нашими послами. Я подготовил их и отдаю вместе с документами, подтверждающими согласие Пруссии и Австрии вступить в союз с Российской империей и другими европейскими странами, желающими противостоять французской агрессии.

С этими словами Репнин достал из кожаной сумки кипу бумаг и положил на стол перед канцлером. Безбородко придвинул бумаги себе поближе и принялся их бегло просматривать. Между тем Репнин выложил на стол ещё одну бумагу.

   – А это что такое? – подозрительно покосился на бумагу Безбородко.

   – Моё прошение государю об отставке.

   – Вы шутите?

   – Какие могут быть шутки? Я собирался уйти на покой ещё при Екатерине. Тогда государыня отказала мне, теперь же, думаю, отказа не будет. Я должен получить отставку, и вы мне в этом поможете.

   – Каким образом?

   – Я прошу вас сегодня же подать моё прошение государю и замолвить за меня слово, хотя вряд ли дойдёт до этого дело. А ежели дойдёт, можете сказать государю, что я очень устал и уже не имею более сил служить его величеству.

Выслушав Репнина, Безбородко насупился. Наступившая пауза длилась довольно долго, наконец канцлер заговорил:

   – Давайте так. Первое: относительно прошения об отставке. Сие дело ваше личное, и ввязываться в него я не намерен, что бы мне тут не говорили. Второе: относительно коалиции. Поручение по этому делу давал вам сам император, перед ним и ответ вам держать следует. Письменные отчёты я оставлю у себя; после того как получу такие же отчёты от графа Ростопчина, составлю по ним общий доклад для его величества. Что до устного рассказа о выполнении вами высочайшего повеления, то вам придётся это сделать самому. Так что от встречи с государем вам не уйти. И в заключение могу дать вам совет: прежде чем идти к императору, отдохните с денёк, продумайте ещё раз те действия, которые собираетесь совершить. Думается, решение об отставке вы приняли под воздействием того несчастья, которое вам пришлось испытать.

   – Такое решение я принял ещё до того, как отправиться в Европу, – сказал Репнин, – я не собираюсь его менять.

   – И всё же я советую вам подумать ещё раз.

Репнин ушёл от канцлера недовольный. Досадовал на себя: не надо было к нему ходить, а следовало сразу направиться к императору. А так – только время потерял понапрасну...

Недалеко от подъезда его ожидал экипаж. Репнин остановился в нерешительности: возвращаться ли домой и перед встречей с императором отдохнуть немного, как советовал ему Безбородко, или же решить всё сегодня же?.. После нескольких секунд колебания решительно двинулся в сторону Зимнего дворца: пусть что будет, то и будет...

5

Поднимаясь по лестнице к императорским апартаментам, Репнин неожиданно увидел перед собой грузную фигуру обер-полицмейстера Архарова и невольно остановился, давая ему возможность войти в помещение первым. Он не любил этого человека и не хотел, чтобы тот заговорил с ним. Архаров, однако, тоже остановился, задержав выходившего из дворца знакомого ему чиновника.

   – Ты от него? – спросил он чиновника.

   – От него.

   – Ну как он?

   – Сегодня строг, зело строг.

   – А я собирался к нему с докладом. Придётся в другой раз.

И, повернувшись, Архаров пошёл обратно теперь уже вместе с чиновником, не обратив на Репина никакого внимания.

В приёмной не оказалось ни одного посетителя. Секретарь, сидевший за своим столом, проворно поднялся навстречу Репнину и спросил:

   – Вы к его величеству?

   – Мне нужно доложить о выполнении его поручения, связанного с поездкой в Европу.

   – Сейчас доложу.

Секретарь зашёл к императору и оставался с ним несколько минут. Выйдя, он сказал:

   – Можете заходить. Но должен предупредить: его величество устал, постарайтесь долго его не задерживать.

Павел сидел за массивным рабочим столом, доставшимся ему в наследство от матушки Екатерины Второй. В его холодном взгляде Репнин не обнаружил никакого интереса к своему посетителю: он смотрел на человека, которого посылал с поручением за тридевять земель, так, словно тот был ему совершенно ни к чему. Смущённый таким приёмом, Репнин некоторое время стоял молча, не зная, с чего начать разговор.

   – Чего молчите? – раздражённо заговорил Павел. – Пришли докладывать, так докладывайте.

Репнин начал, наконец, речь, придуманную по пути во дворец. Он стал рассказывать о встречах с прусскими и австрийскими дипломатами и государственными деятелями, о трудностях, которые возникали в ходе переговоров. Император делал вид, что слушает внимательно, но вдруг прервал его, спросив:

   – А почему вы в дорожном? Где ваш парадный мундир? Почему позволяете себе нарушать устав? Или вы уже вообще забыли про устав?

   – Ваше величество, – сдерживая в себе взрыв негодования, отвечал Репнин, – вчера я похоронил жену и сейчас пребываю не в таком состоянии, чтобы думать о парадных нарядах.

   – Могу вам сочувствовать, но устав есть устав.

Павел откинулся на спинку стула и, заметно успокоившись, попросил продолжать доклад. Но едва Репнин начал говорить, как он снова прервал его:

   – А почему вернулись так поздно? Мы вас ждали ещё на прошлой неделе.

   – Я должен был по пути заехать в Вильно, где находилась моя больная супруга.

   – Но вы могли это сделать позднее, после вашего доклада о поездке в европейские страны.

   – Ваше величество, я уже упоминал о смерти жены. Она умерла в тот самый день, когда я останавливался в Вильно. Супружеский долг обязывал меня перевезти её тело сюда, в Петербург, и похоронить её здесь.

Репнин решил, что для объяснения причин опоздания сказанного вполне достаточно, и замолчал, ожидая дозволения вернуться к рассказу о переговорах в европейских столицах. Но Павел уже потерял интерес к переговорам. Помедлив, он сказал, что, пожалуй, будет лучше, если князь оставит ему для ознакомления письменный доклад.

   – Все письменные отчёты я передал канцлеру Безбородко, – сказал Репнин, – других же бумаг у меня нет.

   – А то, что вы держите в руке, разве не доклад?

   – Нет, это моё прошение об отставке. Я прошу, ваше величество, уволить меня со всех вверенных мне должностей по причине наступившей старости и плохого состояния здоровья.

Павел принял от него бумагу и углубился в чтение. Было похоже, что отставка знаменитого военачальника и дипломата, которого ещё недавно он баловал своими милостями, его совсем не огорчила. Можно было подумать даже, что такой исход дела его вполне устраивал.

   – А где будете жить? – кончив чтение, спросил государь.

«Там, куда выдворили родственников жены!» – хотелось сказать Репнину. Но он удержался от дерзостных слов и смиренно ответил, что последние годы своей жизни ему хотелось бы провести в Москве и подмосковном имении Воронцове.

Удовлетворённый его ответом, император проговорил:

   – За то, что грубо нарушили устав ношения одежды, вас следовало бы хорошенько проучить. Но я, к вашему счастью, отношусь к монархам, которые превыше всего ставят справедливость, и потому сие вам прощаю. Принимая во внимание ваши большие заслуги перед Отечеством, разрешаю вам увольнение со службы с правом ношения общеармейского фельдмаршальского мундира.

   – Покорнейше благодарю, ваше величество! – низко поклонился Репнин. При этом он вспомнил придворного церемониймейстера, в его присутствии обучавшего одного вельможу, как вести себя в подобных случаях: «не кланяться надо, а становиться перед императором на одно колено и целовать ему руку». Вспомнил и подумал: «Ничего, сойдёт и так. Авось, не осердится».

Государь не осердился. Отпустил Репнина с миром.

6

Покинув Зимний дворец, Репнин поехал к дочерям сообщить им о своей отставке, принятой государем. Часом раньше, направляясь во дворец, он представлял себе, какое почувствует облегчение, когда с него одним разом будут сняты все многочисленные должности, словно путы, ограничивавшие его волю. Но вот путы сброшены, решение государем принято, а желанной свободы князь всё ещё не чувствовал. Он находился в состоянии неуверенности и подавленности. В сознании даже мелькнула предательская мысль: «А не поспешил ли я?..» Дочери ещё в Вильно узнали о его намерении уйти на покой и вроде были с этим согласны. И всё-таки в их поведении улавливалось такое, что говорило об их недовольстве исходом дела. И их можно было понять: одно дело, когда родитель занимает в государстве высокие посты, и совершенно другое, когда он всего лишь частное лицо...

Репнин решил навестить в первую очередь Прасковью. Ему хотелось повидаться не столько с дочерью, сколько с зятем Фёдором Николаевичем Голицыным. Его кавалерийский полк находился в двадцати вёрстах от Петербурга, и зять часто приезжал ночевать домой. Сегодня он тоже обещал вернуться со службы до наступления вечера.

В доме его встретила одна Прасковья.

   – Самого ещё нет?

   – Ещё не приехал. Жду.

Княгиня проводила отца в гостиную, приказав прислуге подать туда кофе.

   – А ты сегодня какой-то особенный, – сказала она, – не могу понять, то ли тебе хорошо, то ли плохо.

   – Я сам ещё не могу разобраться.

Князь рассказал о своей встрече с императором, удовлетворившим его просьбу об отставке. Прасковья выслушала его с таким видом, словно то, что он рассказывал, ей было уже известно.

   – Значит, тебе не придётся больше возвращаться в Вильно?

   – Не придётся.

   – Ну и хорошо.

Дочь сказала: «Хорошо», но он понял, что весть о его отставке её не очень обрадовала.

   – Почему-то кофе задерживается, – сказала она. – Пойду посмотрю, в чём дело.

Оставив его одного, она ушла на кухню и оставалась там не менее четверти часа. В гостиную вернулась вместе со служанкой, которая на подносе принесла кофе, несколько булочек и фарфоровую мисочку с мёдом. Едва успели всё это расставить на столике, как появился сам хозяин – оживлённый, довольный, пахнущий холодом.

   – Ну как, были у императора? – сразу же подсел он к Репнину. – С чем вас можно поздравить?

Репнину пришлось повторить то, что уже рассказал дочери. В отличие от жены, князь воспринял его рассказ с шумным одобрением.

   – Уйти в отставку с правом ношения фельдмаршальского мундира!.. Это же то, о чём мечтают все генералы. Параша, – обратился он к жене, – прикажите накрыть стол. Мы должны это событие отметить. Не возражаете, дорогой тесть?

   – Не возражаю, – улыбнулся в ответ Репнин.

За весь день это была его первая улыбка.

Пока в столовой накрывали стол, тесть и зять, оставаясь в гостиной, продолжали свой мужской разговор. Князь Фёдор Николаевич расспрашивал тестя о Павле: всё такой ли он, каким был в первые месяцы своего царствования, или немного остепенился? Не дослушав ответа, вдруг заговорил о том, что в армии Павла не любят, говорят о нём открыто худое, не боясь угодить в опалу.

   – Но довольно о нём, – прервал свой рассказ Голицын, – поговорим лучше о вас. Где намерены теперь жить?

   – Такой вопрос мне уже задавал сам император.

   – И что ему ответили?

   – Я сказал, что собираюсь переехать в Москву, и мне показалось, он остался доволен моим ответом.

   – Ещё бы! Он уже выдворил туда всех близких нам людей, а теперь и до вас очередь дошла. Скоро Москва станет городом опальных.

   – Я себя опальным не считаю.

   – Вы не считаете, зато таковым вас считают в армии. После смерти фельдмаршала Румянцева из здравствующих фельдмаршалов первым признаетесь армией вы, а не граф Иван Салтыков. А что вы от этого имеете? Ничего. Вместо того чтобы дать вам государственный пост, соответствующий вашим заслугам, Павел держал вас в Вильно словно изгнанника. А теперь, конечно, будет рад вашему переезду в Москву или ещё куда-нибудь, лишь бы не было бы вас в столице.

   – Вы слишком преувеличиваете, – сказал зятю Репнин. – Если бы государь предложил остаться в Петербурге, я всё равно не согласился бы. Москва мне нравится больше. Там у меня хороший дом, а неподалёку в живописном месте чудесное поместье. А теперь и родственники там живут. Так что можете за меня не беспокоиться, мне там будет хорошо.

Продолжению разговора помешало появление старшей дочери Александры. Оказалось, она ездила в родительский дом и, не найдя там отца, повернула сюда.

   – Как у вас сложилось? – обратилась она к отцу. – Были у государя?

   – Был.

   – Ну и как?

   – Всё нормально.

Вступив в разговор, Прасковья сообщила, что отцу дана полная отставка и он принял решение переехать на постоянное жительство в Москву. Александра отнеслась к этому сообщению спокойно.

   – Когда собираетесь переезжать?

   – Возможно, на будущей неделе.

   – А как же сороковины покойной матери? – всполошилась дочь. – Вы не можете не быть на поминках.

   – Я как-то об этом не подумал. Конечно же, на поминки останусь. А что до переезда, то это успеется. Мне теперь спешить некуда.

Хозяйка дома позвала всех в столовую. Стол там уже был накрыт, и можно было начинать трапезу.

...После получения отставки Репнин прожил в Петербурге ровно шесть недель. В Москву он выехал в середине января нового 1799 года.