Текст книги "Фельдмаршал Репнин"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Глава 4
ОМРАЧЁННЫЕ НАДЕЖДЫ

1

Репнин вернулся в Петербург с супругой в конце мая. К этому времени императорский двор уже успел переехать в Царское Село, но многие государственные службы, в том числе и коллегия иностранных дел, оставались на месте. Снедаемый желанием узнать, какие перемены произошли за время его отсутствия, Репнин сразу же после дороги, даже не отдохнув как следует, поехал к первому министру графу Панину. Тот собирался куда-то идти, но, увидев князя, изменил своё решение.

– Сколько же мы не виделись – год? – разглядывая его с головы до ног, прикидывал Панин. – Может быть, два?

   – До двух лет трёх месяцев не хватает, – улыбнулся в ответ Репнин.

   – А что это у вас – подарок? – Глазами показал на объёмистую шкатулку первый министр.

   – Подарок для вас хранит Наталья Александровна, к ней вам придётся поехать, а я привёз вам отчёт о проделанной мною работе.

Панин извлёк из шкатулки кипу бумаг, подержал на ладони и тотчас положил обратно.

   – Потом займусь. А сейчас посидим, поговорим. Хотя человек я непьющий, но ради такого случая выпью. Рад твоему возвращению, зело рад.

За столом о Турции почти не говорили. Говорили о событиях в России за время отсутствия Репнина. Самым крупным событием прошлого года Панин назвал празднование по случаю заключения мира Российской и Оттоманской империями. На торжествах, состоявшихся в Москве, присутствовала вся русская знать во главе с императрицей. Программу празднеств составила сама государыня. По её повелению московские мастера возвели триумфальные ворота высотой 48 аршинов. Она хотела, чтобы фельдмаршал Румянцев, в то время всё ещё находившийся в Фокшанах, въехал в Первопрестольную именно через эти ворота и непременно в колеснице, как некогда делали это римские полководцы.

   – И как же выглядел Румянцев в сей колеснице? – поинтересовался Репнин.

   – Никак. Фельдмаршал вообще не стал участвовать в таком маскараде. Вначале через своего гонца просил императрицу отменить намеченное триумфальное шествие, но когда узнал, что её величество намерена стоять на своём, в подмосковной деревушке дождался глубокой ночи и въехал в город никем не замеченный. Словом, всех перехитрил.

Репнин рассмеялся: от Румянцева такого поведения стоило ожидать. Терпеть не может маскарадов.

   – А что ещё было на этом празднике?

   – Много всего было. Были потешные игры, маскарады, бесплатные угощения черни и, конечно же, награды. В тот день государыня была щедрой, никого не обошла милостями.

   – Обиженных не было?

   – Кто-то из награждённых, может быть, и затаил обиду. Мы живём в такое время, когда человек награждается не столько по заслугам, сколько по прихоти лица, его награждающего: ему даётся гораздо больше того, что положено, либо значительно меньше.

   – Заслуги Румянцева, надеюсь, были оценены по справедливости?

   – Да, граф получил то, что заслуживал. А вот Потёмкин... – Тут Панин прервал свою речь и молча принялся разливать чай.

   – Что Потёмкин? – подталкивая его к продолжению разговора, спросил Репнин.

   – Разве о нём тебе не рассказывали?

   – А что могли рассказать?

   – Пока тебя не было в Петербурге, он сделал головокружительную карьеру. Был по чину ниже тебя, всего-то генерал-майором, а теперь стал таким же полным генералом, как и ты, перескочив одну ступеньку. Но дело не только в генеральском чине. В окружении императрицы он сумел занять то место, которое раньше принадлежало Григорию Орлову.

   – А Васильчиков?

   – Васильчиков отодвинут в сторону: Потёмкин стал первым фаворитом её величества. Государыня души в нём не чает. С её благословения он стал вице-президентом военной коллегии, подполковником лейб-гвардии Преображенского полка, возведён в графское достоинство Российской империи. На праздновании мира государыня вручила ему шпагу, осыпанную бриллиантами, а также свой портрет с драгоценностями для ношения на груди. В знак особого благоволения.

Репнин едва уловимо усмехнулся:

   – Вы, Никита Иванович, говорите о Потёмкине так, словно люто его ненавидите, может быть, даже больше, чем ненавидели Орлова.

Прежде чем ответить, Панин помолчал немного, собираясь с мыслями:

   – Ты прав, я ненавижу всех временщиков, которые толпятся вокруг императрицы. Я стараюсь скрывать это от других, но от тебя скрывать не стану. Таких людей нельзя допускать до государственного кормила, иначе своими авантюрными замыслами они могут погубить Россию.

   – Но они уже прорвались к кормилу. Разве не так?

   – Не совсем. Они пока встречают сопротивление со стороны истинных патриотов страны, и мы должны усиливать такое сопротивление, занимая ключевые должности в делах управления государством. И ты, князь, должен тоже занять одну из таких должностей.

   – Что конкретно имеете в виду?

   – Я уже стар и давно подумываю о том, кому передать руководство делами сношений с другими государствами. И каждый раз прихожу к заключению: более других на эту должность подходишь ты. Молчи, молчи, – не дал возразить своему собеседнику Панин. – Сначала выслушай до конца. Я не буду ставить этого вопроса завтра или послезавтра. Я дам тебе отдохнуть, поразмыслить, а потом буду говорить с императрицей. Думаю, она со мной согласится. Как на сие посмотришь?

   – Право, не знаю... Я чувствую себя солдатом, меня тянет к военной деятельности. Но ежели государыня примет такое решение...

   – Решение она примет, – заверил Панин. – Постараюсь убедить её в этом.

Прервав деловой разговор, они выпили немного вина, попили чаю, после чего Панин поинтересовался у собеседника, когда он намерен поехать к государыне с докладом о своём пребывании в Константинополе.

   – Сегодня уже поздно. Наверное, завтра. Но я надеюсь поехать к ней вместе с вами, – сказал Репнин.

   – Тебе придётся ехать без меня, – сказал Панин. – Насколько мне известно, сейчас в Царском Селе днюет и ночует Потёмкин, а я не желаю встречаться с этим человеком. К тому же я должен сначала внимательно изучить твой отчёт, чтобы выставить по делам сношений с Портой собственные предложения.

   – А если о вас спросят, что мне сказать?

   – Можешь сказать, что я болен. Придумай что-нибудь.

2

В Царское Село Репнин поехал утром. Должно быть, слишком поторопился, потому что в час своего прибытия он не увидел в приёмной ни одного посетителя. За столом скучающе сидел секретарь Безбородко.

   – Государыня принимает?

   – Принимает, – ответил Безбородко. – Но у неё сейчас Потёмкин. Придётся подождать.

Ждать пришлось недолго. Потёмкин вышел из кабинета императрицы весёлый, ладный, красивый. Увидев Репнина, подал руку, затем покровительственно похлопал по плечу.

   – Ты к государыне? Она немного утомлена, но будет рада тебя видеть. Подожди минуточку, я поговорю с ней.

Он вернулся в кабинет, но вскоре показался снова:

   – Государыня тебя ждёт, проходи.

Он пропустил Репнина вперёд, сам вошёл следом.

На лице государыни Репнин не увидел никаких признаков утомления. Глаза её лучились счастьем влюблённой женщины.

   – О, князь! – воскликнула она, подавая руку для поцелуя. – Мы с Григорием Александровичем только что говорили о вас – о вас и о сношениях с Портой. Садитесь поудобней и рассказывайте.

Репнин сел на предложенный стул, Потёмкин опустился в кресло, стоявшее в сторонке.

   – Рассказывайте, мы вас слушаем.

   – Право, я не знаю с чего начать. Я составил письменный отчёт, но он остался у графа Панина.

   – А почему сам Никита Иванович не приехал?

   – Граф немного приболел.

   – Надеюсь, не очень опасно. Впрочем, мне довольно будет и вашего устного рассказа.

Государыню интересовали все подробности, и Репнину пришлось долго рассказывать о своём пребывании в Константинополе – как посольство въезжало в город, какие огромные толпы собирались на улицах, чтобы поглядеть на русских, с какими почестями принимали его, российского посла, в Серале, какие преподнесли подарки, о чём говорили на встречах с верховным визирем и султаном. Когда рассказ подошёл к концу, Потёмкин, как бы рассуждая сам с собой, проговорил:

   – Слишком мало запросили у турок. Сумму контрибуции могли бы увеличить вдвое. И от Крыма могли бы заставить отречься. Таврида должна войти в состав Российской империи на правах провинции.

   – Турецкая сторона такие требования никогда не приняла бы, – заметил Репнин. – Мы должны быть довольны тем, что ныне там имеем две сильные крепости да и сама Таврида уже не имеет над собой контроля Порты.

   – Ещё не знаю как, матушка, – обратился к императрице Потёмкин с видом человека, убеждённого в своей правоте, – но я сумею сделать так, что Таврида скоро перейдёт в полное подданство вашего величества. Поверьте моему слову.

   – Я верю, мой друг, – ответила Екатерина и, желая прекратить разговор на спорную тему, обратилась к Репнину: – У меня сегодня званый обед. Надеюсь, не откажете принять участие?

   – Буду счастлив, ваше величество.

   – Хорошо. Встретимся за столом. А сейчас – извините, мы должны расстаться: мне надо переодеться и привести себя в порядок.

Репнин и Потёмкин вышли от государыни вместе, но в приёмной Потёмкин вдруг вспомнил, что забыл что-то сказать императрице и вернулся. Репнин не стал его ждать и направился в сад. Он был даже рад, что так произошло: ему не хотелось находиться в обществе этого человека.

3

Стол в дворцовой столовой был накрыт на двенадцать персон. Кроме самой хозяйки, Репнина и Потёмкина, на обеде присутствовали генерал-губернатор Петербурга граф Брюс с супругой, князь Долгоруков, граф Безбородко и другие. Блюда подавались обычные, много было хмельных напитков. А где напитки, там и тосты. Кроме тостов, были ещё и разговоры обо всём, в том числе и о сношениях с Турцией. Репнину пришлось отвечать на многочисленные вопросы, повторяя то, о чём он уже рассказывал в кабинете императрицы. Подогретый несколькими бокалами вина, Потёмкин вновь воспылал желанием открыть «новые виды» на отношения с Портой. На передний план опять была выдвинута Таврида.

Эта благодатная земля самим Богом предназначена быть российской, и она станет российской, ежели за это дело взяться с умом. Кстати, у него уже есть план решительных действий. Положив к ногам российской императрицы полуденные земли, что омываются водами Чёрного моря, можно будет потом изгнать турок из всех европейских земель и создать там новую империю с православной религией, чтобы находилась с Россией в вечном союзе, – таковы были рассуждения Потёмкина.

...Репнин давно знал его: вместе воевали, бывало, жили в одной палатке, ели и пили за общим столом, – знал, что любит прихвастнуть, но никогда не думал, что он способен на такие буйные фантазии.

После обеда гости во главе с самой хозяйкой перешли в зал для развлечений, где обычно играли в карты. Потёмкин стал подбирать компанию для игры в подкидного дурака, зарезервировав одно место для самой государыни, но Екатерина неожиданно отказалась присоединиться.

   – Мне надоели эти карты, хочу поиграть в что-нибудь другое. Князь, – обратилась она к Репнину, – принц Генрих рассказывал, что вы недурно играете в шахматы. Это правда?

   – Я люблю шахматы, – отвечал Репнин, – но хорошо играю или плохо, сказать не могу. Такое может сказать обо мне только мой партнёр.

   – Тогда, может быть, сыграем партию или две?

   – С превеликой охотой!

Шахматный столик с уже расставленными фигурами стоял в дальнем углу зала. Репнин предложил её величеству белые фигуры, сам взялся предводительствовать чёрными.

Императрица начала игру ходом королевской пешки сразу на два поля. Репнин ответил аналогичным ходом. В первые минуты игры Репнин был осторожен, старался поставить на авантажные места свои лёгкие фигуры, не трогая пока ни ферзя, ни ладей. Но вскоре он понял, что имеет дело с неопытным игроком. Императрица оказалась хорошим тактиком, но о стратегии имела отдалённое представление. Уже после четырнадцатого хода король белых попал под неотразимую атаку и через несколько ходов был заматован.

   – Я что-то тут проглядела, – как бы оправдываясь, сказала Екатерина. – Придётся играть посерьёзней.

Вторую партию она вела более осторожно, обдумывая каждый ход. Тем не менее её король снова попал под неотразимую атаку. Репнин пожертвовал коня, и когда государыня взяла этого коня королём, объявил шах слоном. Для ухода от шаха у короля не оставалось ни одного свободного поля. Единственное, что могла сделать августейшая партнёрша, это защититься ферзём, отдать его за слона и таким образом остаться без главнейшей игровой фигуры. Другой игрок на её месте сразу прекратил бы сопротивление, но Екатерине сдаваться не хотелось. Такой поступок не соответствовал её натуре, ей необходимо было найти спасительный ход. И она такой ход искала-искала, но, увы, не находила...

К столу подошёл Потёмкин. Хотя он плохо разбирался в шахматной игре, но, взглянув на расположение фигур, сразу понял, чем грозит продолжение партии для её величества. Понял и поспешил на выручку:

   – Ваше величество, у нас складывается хорошая кампания для игры в покер с вашим участием. Карты уже розданы. Просим присоединиться.

   – Но вы же видите, что я занята... А впрочем, – поднялась она со стула, – шахматы от нас не уйдут, мы можем продолжить игру завтра. Надеюсь, князь, – продолжала она, обращаясь к Репнину, – вы не откажетесь приехать ко мне завтра на обед?

   – Буду рад, ваше величество!

   – Завтра я постараюсь взять реванш. Только в этот раз непременно захватите с собой графа Никиту Ивановича. Он мне понадобится.

Попрощавшись, императрица направилась к карточному столу. Что до Репнина, то он, покинув помещение, пошёл искать своего форейтора, чтобы тот подогнал экипаж для отъезда домой.

4

На следующий день, как того желала государыня, Репнин приехал в Царское Село вместе с графом Паниным. Императрица приняла первого министра сразу же, как только узнала о его прибытии. Состоявшийся между ними разговор без участия Потёмкина и Репнина продолжался более часа. Потом был обед, очень походивший на вчерашнее застолье. Разница была только в том, что Потёмкин в этот раз не предавался красивым мечтам, а, видимо, скованный присутствием графа Панина, скромно помалкивал. Да и пил меньше.

После обеда все, как и в прошлый раз, перешли в зал развлечений. Репнин с императрицей уселись за шахматный столик, другие занялись картами. Без дела остался только Панин, которого не интересовали ни карты, ни шахматы. Посидев немного в зале, он ушёл в сад погулять, но примерно через полчаса вернулся и стал наблюдать за шахматной игрой.

За время его отсутствия партнёры уже успели сыграть две партии. Третья партия находилась в состоянии миттельшпиля, и позиция Репнина представлялась явно выигрышной. Государыне было не по себе. Ей хотелось спасти партию, но добиться этого было не так просто. Наконец она сделала очередной ход и поднялась со стула, сказав:

   – Я на минуту отлучусь, а вы за это время подумайте над своим ходом.

Когда она удалилась, Панин спросил Репнина:

   – Сколько партий ты выиграл?

   – Если считать и вчерашние, то три.

   – А сколько выиграла она?

   – Ни одной.

   – На твоём месте я бы эту партию проиграл.

   – Как я могу проиграть, если через три хода её величеству мат?

   – Неужели не видишь, как она страдает?! Мог бы и польстить немного.

   – Польстить?.. Но лесть и шахматы несовместимы. Это честное состязание партнёров.

Продолжить диалог помешало возвращение Екатерины.

   – Ну как, обдумали ход?

   – Да, ваше величество, я объявляю вам мат в три хода.

   – Каким образом?

   – Смотрите: я объявляю по открытой последней вертикали вашему королю шах. Вы вынуждены взять королём эту ладью. Но тогда по этой же вертикали нападение на короля совершает ферзь, и когда ваш король отойдёт на прежнее место, ставит ему с седьмой горизонтали мат.

   – Но я могу взять вашего ферзя королём.

   – Вы не сможете этого сделать, потому что поле, с которого ферзь делает мат, защищено конём.

Императрица виновато посмотрела на Панина:

   – Князь сегодня в ударе, а у меня как на грех разболелась голова.

   – У вас ещё будет время с ним расквитаться, – сказал Панин. – Нужно только приспособиться к его игре, и он будет бит как турок.

   – Надеюсь, что так оно и будет, – заулыбалась Екатерина.

В Петербург Панин и Репнин возвращались в одной карете. Первую половину пути ехали молча. Панин хмурился, временами тяжко вздыхал.

   – Почему молчите, граф? – Первым заговорил Репнин. – Недовольны моим поведением?

   – Да. Я думаю о том, что выигрыш последней партии вам может даром не пройти.

   – А разве в моём выигрыше есть что-то унижающее её достоинство? Кстати, я обыгрывал в шахматы принца Генриха и даже самого короля Фридриха Второго. И ничего – их благожелательное отношение ко мне оставалось прежним.

   – Пусть так, но вы упускаете маленькую деталь: вы являетесь подданным не Фридриха Второго, а Екатерины Второй.

   – Ну и что?

   – А то, что царствующие особы не очень жалуют тех подданных, которые в чём-то, пусть даже в самом малом, намекают им на своё превосходство.

Репнин возражать не стал. Возразить – значит затеять спор, а спорить ему не хотелось. Тем не менее после продолжительной паузы он сказал:

   – У государыни доброе сердце. Она всегда была добра ко мне и, надеюсь, таковой останется.

   – Ты плохо разбираешься в людях, – ворчал Панин. – Мне вспоминается один случай. Однажды – ты находился тогда в Константинополе – после такого же обеда меня вовлекли в игру в покер с участием самой государыни. Потёмкин подговорил всех нас сделать так, чтобы в самом большом выигрыше оказалась императрица. Обычно она доставала из кошелька для ставок только гривенники и копейки. В этот раз же выиграла около рубля. Мне показалось, она догадалась, что мы ей подыгрывали, но не подала виду. Государыня была бесконечно рада своему выигрышу и весь этот день находилась в прекрасном настроении, была ко всем милостива и добра. – Панин помолчал, а затем добавил: – Потёмкин, конечно, верхогляд, терпеть его не могу. Но в таких делах ему равных нет. Далеко пойдёт, остановить его будет трудно.

   – Завтра снова поедете в Село? – спросил Репнин, которому захотелось сменить тему разговора.

   – Завтра мы собирались с государыней обсудить отчёт о вашем пребывании в Порте. А что?

   – Может, мне не стоит тогда ехать вместе с вами?

   – А тебе хочется?

   – Как я понял, она хотела бы продолжить игру в шахматы.

   – На твоём месте я бы воздержался. Оставайся дома. Я скажу ей, что заболел.

   – Хорошо, – решил Репнин, – я буду сидеть дома и никуда более не поеду.

5

Все важные государственные дела Екатерина Вторая обычно решала в предобеденное время. Не сделала она исключения и в тот день, когда к ней приехал граф Панин для обсуждения проблем сношений в Оттоманской империей. Собственно, многое уже было обговорено раньше, главным вопросом для рассмотрения оставался Крым, идея его присоединения к Российской империи на правах провинции, о чём уже давно говорил Потёмкин.

   – Имеется в виду присоединение Крыма мирным путём? – пожелал уточнить Панин, едва императрица заговорила о планах своего фаворита.

   – Да, конечно. Только мирным путём.

   – А ежели конкретней?

   – Мы полагаемся на деньги: на человека ничто так не действует. Мы можем подкупить не только ханское окружение, но и самого хана, предложив ему более роскошные условия для проживания, чем он имеет сейчас.

   – Но мы не можем забывать о Турции, которая всё ещё видит в татарах-единоверцах своих союзников. Взятие Тавриды в подданство Российской империи может послужить причиной новой войны.

   – Ну и что из этого? Нам ли войны бояться? Мы их уже бивали, сунутся – ещё раз побьём.

   – Всё это надобно как следует обдумать...

   – Так думайте, – нетерпеливо прервала его Екатерина. – Вы первый министр. Кому ещё думать, если не вам?

   – Ваше величество, я сейчас не готов к такому разговору, потому что ехал сюда с другими намерениями. Я вдруг вспомнил, что через год мне исполнится шестьдесят. Я – старик. Силы мои истощены. Пришло время просить у вашего величества более лёгкой службы, а управление делами сношений с другими государствами передать другому достойному лицу.

   – Уж не князя ли Репнина желаете предложить вместо себя? – быстро отреагировала императрица.

   – А почему бы и нет? Сами знаете, способнее дипломата, чем он, в России сейчас нет. Его знают и уважают во всей Европе.

Екатерина потянулась к табакерке, взяла понюшку нюхательного порошка, два раза вдохнула в себя, прочихалась, затем вытерла нос платком и спокойно заговорила:

   – Вы не знаете о князе всего, что знаю я. У меня есть сведения о его связях с масонами, встречах в их ложах с сомнительными личностями.

   – Мне трудно в это поверить, – удивился Панин. – Если князь и посетил однажды какое-то масонское собрание, то разве что ради любопытства.

   – Возможно. Но меня настораживает и его близость с великим князем Павлом. Впрочем, – остановила себя Екатерина, – я не имею на князя зла и буду по-прежнему искать в нём опору, без дела он не останется. Что до поста первого министра, то сей пост останется пока за вами. Поработайте, покуда есть силы, а там видно будет.

   – Слушаюсь, ваше величество.

   – Кстати, – вспомнила императрица, – почему я не видела сегодня князя? Разве он не приехал?

   – Князь ещё вчера почувствовал себя плохо и, наверное, слёг в постель.

   – Передайте ему, что я буду рада принять его в любое время и определить ему дальнейшую службу.

   – Непременно передам, ваше величество, – пообещал Панин.

Он уехал из Царского Села тотчас же после беседы, вежливо отказавшись от участия на обеде.