Текст книги "Фельдмаршал Репнин"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

6

Репнин отправился к императрице несколько дней спустя. Екатерина приняла его с холодной учтивостью.

   – Никита Иванович говорил мне, что вы соскучились по делу. Это правда?

   – Да, ваше величество, я хорошо отдохнул и могу снова работать.

   – Мы приняли решение направить вас в Смоленск генерал-губернатором. Что скажете на это, князь?

Репнин смущённо помолчал. Он ехал с надеждой, что ему предоставят службу в Петербурге. После женитьбы он почти не жил в своём петербургском доме, многие годы проводил на чужбине – то в поездках за границу, то на войне... И вот снова приходится оставлять столицу. Смоленск хотя и стоит на большой дороге, но всё равно это глухомань, и направление в сей город есть не что иное, как почётная ссылка...

   – Вы колеблетесь, князь? – нарушила затянувшееся молчание императрица.

Репнин открыто посмотрел ей в глаза:

   – Я уже говорил вашему величеству и готов повторить ещё раз, что считаю себя солдатом и готов принять любое ваше назначение в армию.

   – Прекрасно! – улыбнулась Екатерина. – О том, в какую сторону направить свои силы, узнаете в канцелярии. Прощайте, князь. И да поможет вам Бог!

Когда, вернувшись домой, Репнин рассказал жене о новом назначении, Наталья Александровна вначале расстроилась, но потом, подумав, решила, что это не так уж и плохо.

   – Я готова поехать с тобой хоть на край света, – сказала она мужу. – Пока мы вместе, нам и в Смоленске будет хорошо.

Сборы начались в тот же день, а через неделю семейство Репниных уже находилось в пути, составив обоз с имуществом из 12 подвод.

Глава 5
ЗИГЗАГИ СУДЬБЫ

1

В Смоленске Репнины поселились в пустовавшем губернаторском доме, построенном на средства казны. Сам город они нашли достаточно приятным. Наталья Александровна открыла в нём для себя даже то, чего не было в столичном городе. Если в петербургском обществе её ничем особым не выделяли, то здесь сразу признали первой дамой губернии. Местные дворяне считали почётным для себя получить её согласие на визиты. В Петербурге были куртаги, и здесь по воскресеньям и праздникам тоже устраивались увеселительные вечера с маскарадными костюмами и танцами. Словом, скучать ей не приходилось. Если кому-то из супругов порою и скучновато становилось, то только самому главе семейства Николаю Васильевичу. Трудно было привыкать ему к своему новому положению. С юных лет соприкасался с большой политикой – дипломатическая служба, военные походы, – а тут непримечательные серенькие будни: всевозможные бумаги, доклады чиновников, многочисленные жалобы на притеснения, выезды на места для разбора сих жалоб... Он оживал только в дни, когда из Петербурга и Москвы поступали выписываемые им газеты и журналы, как российские, так и иностранные, с жадностью набрасываясь на все статьи, касавшиеся межгосударственных отношений. А таких материалов было немало. Парижские газеты всё ещё не переставали писать о русско-турецком трактате, сочувствовали Порте в её тяжёлом положении, в котором она оказалась в результате заключения этого мира.

Вновь обострились отношения между некоторыми европейскими странами. В этот раз поводом для такого обострения явилось желание Австрии присоединить к себе Баварию. Это случилось сразу же после смерти курфюрста этой страны Максимилиана Иосифа. Поскольку у Иосифа не было детей, то наследницей трона объявила себя Вена. Не довольствуясь сим объявлением, в январе 1778 года она ввела на «осиротевшие» земли свои войска. Пруссия и Саксония выступили с решительными протестами, заявив, что они имеют не меньше прав на баварское наследство, чем Австрия, и в свою очередь тоже стали продвигать войска к границам спорной территории. А когда дело доходит до бряцания оружием, долго ли до войны?..

Репнин помнил, как он ещё безусым юношей участвовал в походе 40-тысячного российского корпуса на Рейн под водительством своего отца. Тогда спор между европейскими странами тоже возник из-за территориального конфликта, вошедшего в историю как «австрийское наследство». Конфликт в конце концов закончился миром. А как будут развиваться события сейчас?

Ближе к весне в Смоленск прибыл курьер с личным письмом императрицы. Репнину повелевалось срочно явиться в Петербург для обсуждения «важных дел». Что это за «важные дела», государыня уточнять не стала, но Репнин и без того догадался: речь пойдёт о споре между европейскими странами. Россия всё ещё находилась в союзе с Пруссией, и заключённый договор обязывал российскую сторону при вооружённых конфликтах быть с нею заодно.

Репнин оказался прав в своём предположении. Его и в самом деле вызвали в связи со спором из-за «баварского наследства». Государыня предложила ему возглавить 30-тысячный корпус, промаршировать до города Бреславль и в случае войны выступить на стороне Пруссии.

   – Мы надеемся на вас как на славного полководца, – сказала ему императрица. – Но прусский король ждёт от вас не военных побед. Фридрих Второй считает, что вы сможете успешно выступить в роли посредника между заинтересованными сторонами и таким образом решить спор мирным путём.

Княгиня Наталья Александровна с пониманием отнеслась к решению Петербурга об отправке её супруга во главе русского войска вглубь Европы.

   – Сердцем чую, ничего плохого с тобой не случится, – сказала она мужу. – Только постарайся вернуться скорее. Буду ждать тебя в Смоленске, здесь мне покойнее.

Пребывание в Европе, однако, затянулось надолго.

Как и в случае с «австрийским наследством», российскому экспедиционному корпусу воевать не пришлось, потому как до войны дело не дошло. Конфликтующие стороны ограничились манёврами своих армий. По предложению «нейтральной» российской стороны они были вынуждены в конце концов сесть за стол переговоров.

Мирный конгресс открылся в австрийском городке Ташене. Посредническую роль взял на себя Репнин.

Примирить враждующие стороны оказалось не просто: поначалу никто не желал идти на уступки. Особенно упорствовали австрийские представители.

   – Окажись у покойного курфюрста законный наследник, мы никогда бы не стали претендовать на его земли, – говорили они. – Но такого наследника нет, поэтому Бавария должна перейти к Австрии.

   – Но у покойного Иосифа есть, наверное, близкие родственники, – спросил Репнин. – Почему бы нам не остановить своё внимание на одном из них?

   – Таких родственников у покойного нет.

   – А курфюрст пфальцский Карл Теодор?

Участники переговоров, за исключением австрийцев, одобрительно закивали: русский генерал приехал на конгресс не с пустыми руками, его осведомлённость вызывала восхищение.

Представитель Саксонии – страны, претендовавшей на часть баварского наследства, – подтвердил, что Карл Теодор действительно близок по крови к усопшему Иосифу. Саксония готова обсудить вопрос о его признании курфюрстом Баварии при условии, что получит за свой отказ от части наследства соответствующую компенсацию. Руководитель прусской делегации пообещал посоветоваться со своим правительством прежде, чем окончательно определить свою позицию по предложению российского посредника.

Так прошёл первый день переговорного процесса. Весь процесс длился долго и тяжело. Стороны нудно торговались между собой, желая прибрать к рукам хотя бы крохотный кусочек чужой территории. Но в конце концов общее согласие было достигнуто. Курфюрстом баварским конгресс признал Карла Теодора. Австрия согласилась вывести свои войска из этой страны, сохранив, однако, за собой округ Инна. Пруссия получила районы Ансбах и Байрейт. Что до Саксонии, то она довольствовалась денежной компенсацией.

Примирившиеся стороны щедро вознаградили князя Репнина за его умелое руководство переговорами. Прусский король Фридрих Второй наградил его орденом Чёрного Орла, усыпанным алмазами, преподнёс в подарок великолепный саксонский сервиз и 10 000 талеров на «путевые издержки». Австрийский император Иосиф Второй подарил трость с бриллиантами и серебряный сервиз. Не могла не последовать примеру европейских монархов и российская императрица. Она наградила Репнина орденом Святого Андрея Первозванного, выделила ему в Белоруссии 3 000 душ крестьян.

В Смоленск Репнин вернулся только летом 1779 года. К тому времени в связи с введением наместничества в России по воле императрицы и не без содействия графа Панина, он стал наместником помимо Смоленской также Орловской и Белгородской губерний. Работы прибавилось, зато и жалованье увеличилось, а для Репнина это было очень кстати, поскольку он всё ещё никак не мог выпутаться из оставшихся долгов.

   – Дополнительное жалованье это, конечно, хорошо, – сказала Наталья Александровна, выслушав сообщение супруга о данных ему новых назначениях. – Но главное не в этом, главное в том, чтобы жить вместе, чтобы новая война нас не разлучила.

   – Считаешь, что будет новая война?

   – Не я считаю, люди говорят.

Князь не стал спорить, подумав: «Народное чутьё загадочно и необъяснимо, но оно всегда оправдывается».

2

После успешного выполнения Репниным поручения, связанного с разрешением европейского межгосударственного спора о «баварском наследстве», кратковременную опалу Екатерина Вторая сменила на милость. В 1781 году он был пожалован в генерал-адъютанты, в том же году в дополнение к прежним назначениям получил псковское наместничество. В 1782 году был награждён орденом Святого Владимира I степени, а спустя два года получил бриллиантовые знаки к ордену Андрея Первозванного. В том же году императрица разрешила ему отлучиться в Италию для поправления здоровья.

Репнин был склонен думать, что недавняя опала со стороны её величества была всего лишь досадным недоразумением и никогда более не повторится. Однако граф Панин был на сей счёт другого мнения. Он считал, что награды и царские милости были всего лишь своеобразным прикрытием для нового, более стремительного возвышения Григория Потёмкина. На диво всему дворянству он сделался самым влиятельным лицом в Государственном совете. Награды сыпались на баловня судьбы как из рога изобилия. Да что награды!.. Императрица исходатайствовала ему княжеское достоинство Римской империи с титулом «светлейшего». В 1781 году граф Никита Панин, недовольный вмешательством Потёмкина во внешнеполитические дела, вновь заговорил о своей отставке. В этот раз императрица отговаривать его не стала. Она удовлетворила просьбу, отдав пост первого министра Потёмкину при сохранении за ним прежних должностей.

Первое место в коллегии иностранных дел обернулось для Потёмкина новыми наградами, на сей раз и со стороны зарубежных стран. Желая задобрить нового первого министра, польский король послал ему ордена Белого Орла и Святого Станислава, принц Генрих от имени прусского короля Фридриха Второго возложил на него ленту Чёрного Орла. Ордена своих государств прислали ему также короли Дании и Швеции.

Потёмкин реагировал на всё это усилением своей активности. Делом чести стало для него присоединение к России Тавриды. Коль обещал императрице, значит должен сделать.

Однако осуществить задуманное оказалось не так-то просто. На пути к цели стояла Порта. Понимая артикулы Кайнарджийского трактата на свой лад, она продолжала считать Татарское ханство союзнической территорией и не собиралась отказываться от своих прав. А когда Потёмкин заговорил о российских претензиях на Крым публично, даже пригрозила войной: Порта готова была сражаться до последнего солдата, лишь бы сохранить ханство под своим крылом.

В ответ Россия тоже забряцала оружием. Казалось, вот-вот загрохочут пушки. Но в самый последний момент здравый смысл взял верх, и стороны согласились начать переговоры. Дабы уладить спор, пришлось пойти на взаимные уступки. Договорились следующим образом: крымский хан при посредничестве России уступает Порте территории между Бугом и Днестром, а султан за это отказывается от своих притязаний на Крымское ханство. Российская сторона в свою очередь брала на себя обязательство вывести свои войска из Крыма.

Казалось, угроза войны миновала. Войска, подтянутые к южным границам, стали готовиться к возвращению на прежние места квартирования. Но... Потёмкин оставался Потёмкиным. В то время как пехотные полки стали выстраиваться для марширования, в Бахчисарае, столице ханства, начались переговоры между ханом Шагин-Гиреем и уполномоченными первого министра Российской империи. Речь шла о передаче ханом своих царственных прав русской императрице в обмен на назначаемый ему пожизненный пенсион. Пенсион обеспечивал хану богатую и беззаботную жизнь, но тем не менее он колебался. Не хотелось хану лишаться престола, терять блага и почести, которые так счастливо ему достались. В то же время он понимал, что его судьба находится в руках русской государыни. Турки за морем, а русские совсем рядом...

Уполномоченные Потёмкина не отступали. Продолжая уговаривать хана, сулили ему золотые горы, обещали пополнить его гарем юными красавицами, лишь бы тот согласился принять российское подданство. Окончательно уломать хана уполномоченным помогли, сами того не подозревая, турки. В один из дней, когда в Бахчисарае велись переговоры с русскими, на Таманский полуостров, входивший во владения Шагин-Гирея, высадился небольшой десант янычар. Обеспокоенный случившимся, хан послал своего человека узнать, что им нужно. Турки, не раздумывая долго, схватили ханского посланника, привели на базарную площадь и при всём народе отрубили ему голову, объявив при этом: «Так будет с каждым, кто осмелится пойти на измену всемогущему султану».

Вызывающе жестокий поступок янычар взбудоражил весь Бахчисарай. Хан Шагин-Гирей понял, что с турками ему не ужиться, и принял наконец решение принять русское подданство.

О принятом ханом решении императрица узнала от самого Потёмкина. Обрадованная, она тотчас написала манифест, в котором объявила о необходимости... «дать силу тем правам на Тавриду, которые приобретены были оружием», и в связи с этим повелела упомянутую страну с землями, ей принадлежащими, взять окончательно под Российскую державу.

Манифест российской императрицы вызвал в Порте шумное негодование. Нашлись горячие головы, которые стали призывать султана объявить русским войну, изгнать их не только из Крыма и земель Северного Причерноморья, но и Кавказа.

Случись это в другое время, может быть, султан и внял бы таким призывам. Но международное положение Оттоманской империи уже не было таким прочным, как несколько лет тому назад. Она не имела более надёжных союзников. При новой раскладке сил разум подсказывал Порте пока ограничиться умеренными решениями, а для решительных и бескомпромиссных действий ждать более удобного момента. Начались новые переговоры. В конце концов Порта признала власть России над Крымом. В благодарность за это Россия отказалась в её пользу от прав на некоторые земли, ранее принадлежавшие Крымскому ханству. Кроме того, Россия отказалась от компенсационных четырёх с половиной миллионов рублей за прошлую войну, назначенных по условиям Кайнарджийского мирного договора.

Петербург ликовал. Особенно радовался Потёмкин. Да и как было не радоваться, когда он делом доказал, что способен вершить крупные дела!..

В признание несомненных заслуг Потёмкина императрица произвела его в чин генерал-фельдмаршала и назначила на должность президента военной коллегии, освободившуюся после смерти князя Голицына. По воле её величества Потёмкин стал также шефом Кавалергардского полка.

Увы, торжествам когда-то приходит конец. В середине 1780-х годов Константинополь снова стал требовать пересмотра мирных договоров, подписанных обеими сторонами, возвращения Северного Причерноморья под покровительство великого султана.

Воинственная шумиха особенно усилилась во время путешествия Екатерины в полуденные земли России. Комментируя вояж российской императрицы в Тавриду, некоторые европейские деятели давали понять Порте, что сие делается неспроста, и советовали на всякий случай собрать на Дунае как можно больше войск. И, вняв советам, турки решительно ринулись навстречу новым опасностям.

Войска были собраны быстро. Дело оставалось только за поводом для начала войны. Однажды кавказские горцы совершили набег на русские земли. Заподозрив в этом происшествии косвенное участие Порты, Потёмкин через посланника в Константинополе Булгакова пригрозил туркам ответными «серьёзными мерами». Турки загорячились и выставили собственные требования, подкреплённые воинственными угрозами.

Подожжённый фитиль войны ещё не поздно было залить водой. Екатерина Вторая и австрийский император Иосиф, сопровождавший её в поездке, вызвали из Константинополя своих посланников, чтобы вместе с ними найти способ для мирного урегулирования конфликта. Но те ничего путного предложить не смогли. Российский посланник Булгаков сообщил, что Англия и Пруссия почти открыто призывают Порту к войне с Россией и есть все признаки того, что султан готов последовать их совету. Турецкая армия продолжает быстро увеличиваться, а на улицах Константинополя только и разговоров, что о войне.

   – Положение сложное, – сказал Иосиф, – но мир надо как-то спасти.

   – Мы тоже за мир, – отвечала ему Екатерина, – но не ценой унижения.

Сразу же после совещания, проходившего в Севастополе, Екатерина выехала в Петербург. Потёмкин провожал её до самого Перекопа. Что до возможного возникновения новой войны, то он видел в этом благо для России.

   – Ежели султан дерзнёт нарушить мир, – говорил он, – мы разрушим его империю, и имя вашего величества покроется ещё более громкой славой.

   – Я верю вам, друг мой, – отвечала государыня.

Вернувшись в Петербург, Екатерина начала свой первый рабочий день с того, что написала указ сенату с повелением изготовить похвальную грамоту с перечислениями в оной подвигов генерал-фельдмаршала Потёмкина. За великие заслуги в деле присоединения Тавриды к Российской империи светлейший князь получил именование Таврического.

Пока правительствующий сенат готовил упомянутую грамоту, огонёк в фитиле войны всё ближе подбирался к пороховой бочке. Верховный визирь более не колебался в своих действиях. Едва русский посланник вернулся из Крыма в Константинополь, визирь вызвал его к себе и вручил ноту со следующими требованиями: Россия должна отказаться от своих прав на Грузию, уступить Турции 39 соляных озёр у Кинбурна, принять в Крым турецких консулов, уничтожить соглашения, подписанные после принятия Кайнарджийского трактата. На раздумье России давался один месяц.

Российский посланник ответил на ультиматум резким протестом. Тогда визирь, не дожидаясь окончания им же установленного срока на «раздумье», распорядился заключить Булгакова в темницу семибашенного замка – туда, где в прошлую войну сидел посланник Обресков. В тот же день султан подписал манифест об объявлении войны России.

Глава 6
ОТ САРЕПТА ДО ОЧАКОВА

1

Новая война с Турцией, начавшаяся в 1787 году, застала Репнина в итальянском городе Сарепте, где он лечился тамошними целебными водами. Узнав о столь тревожном событии из газет, он не задумываясь прервал лечение и выехал на родину. Сердце солдата не дозволило ему оставаться за границей. Он считал своим долгом находиться там, где решалась судьба Отчизны.

Дорога была долгой и утомительной. Целый месяц терпел он тряски, пока не добрался до Смоленска. Здесь он дал себе неделю отдыха в окружении семьи, выслушал доклад вице-губернатора о состоянии дел в губернии, высказал ему свои соображения относительно дальнейшей работы в условиях военного времени, после чего отбыл в Петербург с заранее написанным письмом императрице, в котором просил её величество отправить его в действующую армию.

Уже в Петербурге Репнин точно узнал, что для разгрома турецких войск решением Государственного совета было создано две армии. Главная из этих армий, Екатеринославская, находилась под началом генерал-фельдмаршала светлейшего князя Потёмкина-Таврического, вторая, Украинская – под началом генерал-фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского. В свою очередь Австрия, ставшая в этой войне союзницей России, выделила в помощь русским войскам корпус, состоявший в основном из кавалерийских полков.

Письмо императрице Репнин хотел было передать через секретаря графа Безбородко, но тот решил дело иначе.

   – Зачем нам такие затеи? Государыня примет с великой охотой, и вы сами сможете вручить ей своё прошение.

Императрица и в самом деле была рада встрече с князем. Едва он доложил о цели своего визита, как она заговорила о войне:

   – Турки окончательно распоясались. Я не могла не принять их наглый вызов. Они ещё пожалеют, что осмелились предъявить нам свой мерзкий ультиматум. Следует ещё раз жестоко их проучить, и мы это сделаем.

   – Армия вашего величества способна выстоять против любого противника, – в тон ей сказал Репнин.

   – Да, я верю в своих генералов и офицеров, верю в своих солдат, верю в то, что они сумеют учинить турецкой армии полный разгром.

Потом, оставив разговор о войне, императрица принялась расспрашивать его о лечении в Италии. Репнин отвечал, что целебные воды подействовали на него благотворно и он стал чувствовать себя гораздо лучше.

   – Рада это слышать, – сказала государыня. – Что до вашего прошения, то я должна подумать, прежде чем принять какое-либо решение. Граф Безбородко будет держать вас в курсе дела.

После встречи с императрицей начались дни ожидания. Жить в пустом доме, где после переезда семьи в Смоленск оставались только несколько дворовых, было скучно, и Репнин использовал эти дни для визитов родственникам. Из близких товарищей в городе никого не осталось: либо уехали в армию, либо где-то разъезжали с поручениями коллегии иностранных дел. Репнин очень сожалел, что нет больше графа Панина. После ухода в отставку граф прожил всего два года, а потом скоропостижно скончался. Жаль! Он был бы сейчас так нужен!..

Между тем принятие решения по его прошению всё откладывалось. По всему, государыне было сейчас не до него. Положение на театре войны складывалось совсем не так, как рассчитывали в Петербурге, Вернувшийся из Тавриды сенатский курьер доставил мрачные сведения. Турки совершили нападение на крепость Кинбурн, в результате чего русские войска понесли большой урон. Курьер говорил, что тамошние войска вообще плохо подготовлены к баталиям: внешнего блеска много, а толку мало. Не хватает артиллерийских снарядов. Сабли у конников тупее серпов, а строевые кони походят на крестьянские клячи... Когда Безбородко пересказал императрице сообщение сенатского курьера, она даже рассердилась. Какие серпы, какие клячи? Она была в Тавриде и своими глазами видела, как прекрасно выглядят вверенные князю войска.

   – Но, ваше величество, разве письмо самого князя не говорит о сложном положении в армии? – осмелился напомнить ей Безбородко.

Секретарь имел в виду последнее письмо Потёмкина, от начала до конца пропитанное унынием. Светлейший изъявлял желание сложить с себя обязанности командующего армией. «Я стал несчастлив, – писал он. – При всех мерах возможных, мною предпринимаемых, всё идёт навыворот. Я поражён до крайности: нет ни ума, ни духу. Хочу в уединении и неизвестности кончить жизнь, которая, думаю, и не продлится».

Государыня подумала и приказала:

   – Вызовите ко мне князя Репнина. Он мне нужен.

Репнин прибыл во дворец менее чем через час.

   – Князь, – обратилась к нему Екатерина, – вы должны немедленно выехать к Потёмкину, чтобы быть ему помощником. Он впал в хандру, опустил руки, и вы должны вернуть его к жизни. Я написала ему письмо, которое возьмёте с собой.

   – Слушаюсь.

   – Обо всём остальном договоритесь с Безбородко и военной коллегией.

...Репнин выехал уже на следующий день. Почтовые тройки несли его быстро, так что к концу третьей недели пути он уже достиг района Очакова, где и нашёл главную квартиру армии.

К моменту его прибытия в положении противоборствующих сторон произошли новые перемены, в этот раз более благоприятные для российской армии. Воинский отряд под командованием генерала Суворова наголову разбил турецкие войска, посягнувшие на Кинбурн, и заставил их бежать из Крыма. Эта победа взбодрила Потёмкина, и он загорелся желанием учинить туркам новые поражения. Армия пришла в движение и вскоре вышла к подступам Очакова. Хотя эта крепость и не считалась большой, она имела важное стратегическое значение, поскольку контролировала выход в море из Днепровского лимана, где находился молодой русский город Херсон. Учитывая огромный перевес в силах, русские войска могли взять эту крепость с ходу, но Потёмкин воспротивился штурму.

   – Штурм вызовет большие потери, – сказал он. – Турки сдадутся и без этого, нужно только хорошенько запереть их.

Началась осада, которая затянулась на многие дни...

Обо всём этом Репнин узнал от генерала Меллера, которого знал по Петербургу. Они встретились у дома, в котором проживал Потёмкин.

   – Вы идёте от князя? – спросил у Меллера Репнин.

   – Только собираюсь к нему, – отвечал Меллер. – Хочу ещё раз напомнить фельдмаршалу, что люди устали от безделья. В лагере начались болезни. Вчера похоронили трёх солдат. Ежели просидим таким образом до зимы, можем потерять больше людей, нежели при штурме.

   – Другие генералы такого же мнения?

   – Про других генералов не говорю, это моё личное мнение.

   – Хорошо, я сам доложу о вашем мнении фельдмаршалу, – пообещал Репнин.

Войдя в дом, Репнин встретился лицом к лицу с упитанным полковником с быстрыми глазками.

   – С кем имею честь?

Репнин сказал, что имеет дело до главнокомандующего от самой императрицы. Не успел полковник отреагировать на его слова, как дверь из боковой комнаты отворилась и Репнин увидел самого светлейшего. Потёмкин появился небритым, в халате, без парика. Можно было подумать, что он провёл бурную ночь и ещё не успел как следует отоспаться.

   – A-а, князь!.. – промолвил он с некоторым удивлением. – Проходи и присаживайся.

Репнин подал ему письмо императрицы. Потёмкин, не торопясь, принялся распечатывать пакет.

   – В комнату к себе не приглашаю, – как бы извиняясь, сказал он. – Там у меня беспорядок, лучше здесь, в приёмной, поговорим.

Письмо императрицы читал долго, время от времени тяжко вздыхая. Кончив чтение, протянул для пожатия руку:

   – Значит, ко мне в помощники? Рад. Хорошие генералы мне нужны. Только по расписанию такой должности у меня нет, поэтому значиться будешь командиром первой дивизии.

   – А кто сейчас исполняет обязанности командира этой дивизии?

   – Генерал Меллер. Хороший генерал. А это мой адъютант, – головой показал Потёмкин на полковника. – В отношении жилья и прочего обращайся к нему, он всё устроит. Попов, – позвал он адъютанта, – слышишь, что говорю?

   – Так точно, ваше сиятельство: устроить генералу жильё.

   – Мне будет достаточно обычной палатки.

   – Ну и хорошо, – удовлетворённо кивнул Потёмкин. – Вечером прошу ко мне на ужин.

На этом расстались: Репнин поехал на лошади в расположение назначенной ему дивизии, а Потёмкин вернулся в спальную комнату приводить себя в порядок.