Текст книги "Фельдмаршал Репнин"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

6

Была самая середина лета, стояли жаркие дни. Солнце палило нещадно, трава на лугах стала преждевременно желтеть. И в русской армии очень обрадовались, когда жара сменилась, наконец, пасмурной погодой. Дожди нужны были не только для лугов и полей, они прибавили надежд на благополучное форсирование Дуная. Когда идёт дождь, люди обычно ищут от него укрытия. А это означает, что туркам в такую непогодь будет не до разъездов для осмотра местности, и переправа русских войск для них останется незамеченной.

Операция началась 27 июня. Как и намечалось диспозицией, переправа проходила главным образом по понтонным мостам, наведённым командами генерала Рибаса.

Репнин переправлялся вместе с корпусом генерал-поручика князя Голицына. Они знали друг друга ещё с прошлой турецкой войны, когда вместе воевали под знамёнами графа Румянцева. Сергей Фёдорович был женат на племяннице князя Потёмкина, и это обеспечило ему быструю карьеру. Раньше о нём мало кто знал, зато теперь он был на виду. Многие перед ним даже заискивали. Ещё бы: ему покровительствовал сам главнокомандующий. Уезжая в Петербург, светлейший не забыл намекнуть Репнину, чтобы тот не обижал способного генерала, при случае дал бы ему такое авантажное место, где бы он мог отличиться... И вот теперь он в должности командира корпуса: большая ответственность. Только сможет ли оправдать оказанное доверие? «Должен оправдать, – подумал Репнин. – Ума хватает, да и в храбрости ему не откажешь...»

Всё ещё моросил обложной дождь, начавшийся со вчерашнего дня. Люди промокли до нитки, но это их не обескураживало. Посмеивались: «Ничего, в бою обсохнем: так будет жарко, что от одежды пар пойдёт».

От переправ до намеченного рубежа старались идти быстрым шагом, но это не всегда удавалось. Местами дорога сделалась такой скользкой, что трудно было удержаться на ногах. К счастью, после трёх-четырёх вёрст пути дождь перестал, но дорога всё ещё оставалась трудной. Репнин забеспокоился: по диспозиции путь до реки Чичули следовало пройти до наступления рассвета, но теперь стало ясно, что уложиться в намеченный срок не удастся. Всё-таки тридцать вёрст шагать!.. Была бы сухая дорога, а то одно мучение.

На небе уже появились первые лучи солнца, а речка была ещё где-то далеко впереди...

К исходному рубежу вышли, когда уже стало совсем светло. Чичули значилась рекой только на карте, а на самом деле оказалась мелководной речушкой. В сухую погоду её можно было бы форсировать вброд, но сейчас этого не позволяли берега: от дождя они раскиселились так, что ноги уходили в ил по самое колено. Войскам ничего не оставалось, как отказаться от брода и переправляться на противоположный берег по единственному деревянному мосту.

Первыми перешли на чужой берег вместе с орудиями батальоны и кавалерийские полки корпуса Кутузова, затем войска генерал-поручика Голицына. Сразу же после переправы батальоны развернулись в боевой порядок, готовые по сигналу ринуться в атаку. Однако пространство между первым и вторым корпусами всё ещё оставалось пустым. Князь Волконский, которому надлежало занять это место, замешкался на подходе к переправе и теперь запаздывал с занятием предусмотренных для него позиций.

Между тем, обнаружив появление русских войск, в турецком лагере забили тревогу, послышались первые орудийные выстрелы.

   – Князь, – обратился Кутузов к Репнину, – я не могу больше ждать. Кто теряет время, тот теряет победу. Дозвольте атаковать.

   – Действуйте, как считаете нужным, – ответил Репнин. – Мы прикроем ваши тылы.

Наконец-то появились на мосту и войска князя Волконского. Как бы искупая свою вину за опоздание, князь оставил коня на чьё-то попечение и сам возглавил пешие колонны, поторапливая людей.

С этого момента в бой вступили все подразделения армии.

7

Для командного пункта Репнин избрал холм в расположении войск князя Волконского. Под рукой он имел, не считая адъютанта, с десяток офицеров для связи с командирами корпусов, начальником Дунайской флотилии и тыловых служб. Холм был тем хорош, что позволял видеть действия войск как Кутузова, так и Голицына, не говоря уже о корпусе Волконского.

Наибольшее внимание привлекали действия войск Кутузова. Именно они представляли собой главную ударную силу армии, именно от них зависело быть или не быть победе. Пока же Кутузов действовал осторожно, как бы нащупывая уязвимые места в обороне противника. Наступавшим противостояли два больших ретраншемента. Сначала по ним палили картечью, потом корпусные орудия перенесли огонь вглубь лагеря, в то время как егеря и гренадеры, не прекращая ружейного огня, начали медленно, почти не отрываясь от земли, приближаться к неприятельским земляным укреплениям, чтобы в решающий момент по команде своих командиров подняться во весь рост и с ружьями наперевес кинуться в рукопашную схватку. Что до кавалерии – главной силы корпуса, – то она оставалась в зоне недосягаемости ружейного и артиллерийского огня противника, ожидая своего часа.

Вдруг Репнин заметил, как из ретраншементов стали выскакивать турецкие солдаты. Размахивая саблями, они сбились в плотную толпу и с угрожающими криками двинулись навстречу наступавшим. В прошлую турецкую войну Репнину уже приходилось иметь дело с такими воинами. Это были отчаянные головорезы, янычары, перед сражениями давшие Аллаху клятву биться с неверными только на саблях. Их свирепый вид, однако, не испугал русских солдат. У них не было сабель, зато они хорошо владели штыками. В таком противоборстве одна толпа сошлась с другой: с одной стороны – сабли, с другой – штыки.

   – Я плохо вижу, – заволновался Репнин, обращаясь к адъютанту, – подайте подзорную трубу.

Картина, которая открылась перед ним, была впечатляющей: противники дрались не на жизнь, а на смерть. Рубили, кололи, били прикладами. Сначала теснили своих противников турки, потом чаша весов стала склоняться на сторону русских. То ли янычары быстро устали, то ли слишком много понесли потерь, только наступил момент, когда они стали пятиться назад. Из второго эшелона русских войск в бой вступили свежие батальоны, и сражение окончательно решилось в их пользу. Янычары стали отходить в сторону высотки, возвышавшейся над лагерем.

Однако сопротивление турок ещё не было сломлено. Бой продолжался. Где-то на шестом часу сражения от генерала Рибаса прискакал курьер с сообщением, что из крепости Браилова на помощь турецкому лагерю пробивается крупный отряд янычар. Собрав команды речной флотилии, генерал Рибас сумел остановить их движение, но из крепости была совершена новая вылазка, и положение на подступах к лагерю со стороны Браиловской дороги резко ухудшилось.

   – Генерал Рибас просит помощи, – доложил курьер, – без неё натиск янычар из крепости он может не сдержать.

– Вы слышали, князь? – обратился Репнин к генералу Волконскому, находившемуся в этот момент на командном пункте. – Пошлите своих казаков. Думаю, этого будет достаточно, чтобы заставить янычар вернуться в крепость.

Казаки, стоявшие наготове, тотчас отправились на выполнение задания. Однако Репнин этим не удовлетворился. Вслед за казаками на Браиловскую дорогу из третьего корпуса были посланы дополнительно два пехотных батальона с двумя полевыми орудиями. Что до остальных пехотных батальонов, то Волконскому было предложено во взаимодействии с батальонами Кутузова и Салтыкова усилить их активность по захвату опорных пунктов внутри лагеря, которые всё ещё оставались в руках неприятеля.

Бой в лагере продолжался до полудня. Выбитые из окопов и прочих земляных сооружений турки не нашли лучшего, как отступить на господствующую высоту: у них там стояли орудия. Но Кутузов только и ждал этого момента. Он дал сигнал своей кавалерии, и та плотной массой устремилась на отступавшие толпы противника. Среди турок началась паника, они ударились в беспорядочное бегство.

8

О нападении русских войск на Мачинский лагерь верховному визирю сообщили ещё в девять утра. Сераскир Гассан-паша, лично доставивший ему эту весть, доложил, что русских много, но воины всемогущего султана оказывают им достойное сопротивление. На поле боя пока царит равновесие. Но если великий визирь приведёт на поле боя для усиления турецкой армии 20-тысячное войско, что стоит в Гирсове, охраняя его сиятельство, то русским от поражения не уйти...

Визирь немедленно вызвал коменданта крепости и приказал ему выстроить войска для марширования в сторону Малинского лагеря.

   – Вынесите знамёна, и пусть янычары подтвердят свою клятву драться с неверными не на жизнь, а насмерть.

   – А кому прикажете вести войско? – спросил комендант.

   – Я сам поведу.

Церемония клятвоприношения заняла минут двадцать, и вот уже толпы янычар, почти не соблюдая строя, оказались за пределами крепости. Они торопились. Кто-то пустил слух, что русские переправились на правый берег Дуная с огромным обозом всякого добра, и ради того, чтобы не остаться без добычи, стоило поспешить.

Верховный визирь, окружённый военачальниками и слугами, ехал следом за авангардным отрядом, состоявшим из конных янычар. Около него держался сераскир Гассан-паша, не перестававший говорить о коварстве русских, вероломно напавших на турецкий лагерь, и о том, как они скоро за это жестоко поплатятся, когда в бой вступят отборные полки янычар, ведомые верховным визирем. Визирь его не слушал, больше того, ему стало казаться, что сераскир впутывает его в опаснейшее дело, исход которого невозможно предсказать. Почему он решил, что русские сразу же покажут спину, как только войско янычар покажется на поле боя? Пока такого не случалось: русские хорошо обучены, умеют владеть оружием, дисциплинированны. А что воины Порты? Янычары считаются цветом турецкой армии. Но вот они, эти янычары... Едут с притороченными к сёдлам мешками да сумками, будто не на войну собрались, а на рынок, продать товар... А про уставной строй и говорить нечего. Не признают они воинского строя, идут толпой... Стыдно смотреть. Потому-то, наверное, турки и терпят поражения даже тогда, когда сражаются с противником в большинстве. Видимо, всё-таки прав был советник, когда говорил, что с такой армией русских не победить. А коль нет надежды на победу, надобно договариваться о мире...

Вдруг авангардный отряд остановился, впереди показалась толпа, валившая в обратном направлении, – кто с ружьями, а кто и без...

   – Что за люди, откуда они взялись? – грозно спросил визирь.

Подъехавший начальник авангардного отряда доложил, что это остатки находившегося в лагере разбитого турецкого войска.

Со вспыхнувшим гневом визирь стал оглядываться по сторонам:

   – Где Гассан-паша, почему его не вижу?

   – Нету Гассан-паши, – отвечали ему. – Был всё время со всеми и вдруг исчез.

Командир авангардного отряда напомнил о себе:

   – Как нам быть, продолжать движение?

   – Нет, мы возвращаемся в крепость.

   – А что делать с этими беглецами? Их число умножается с каждой минутой.

   – Пусть следуют за нами. Коменданту скажете, чтобы впустил всех.

В крепость возвращались ещё более быстрым шагом, чем при маршировании на поле боя. Всю дорогу визирь был зол и ни с кем не желал разговаривать. В крепости он приказал коменданту усилить караулы и, не удостоив его никакими объяснениями относительно причин возвращения корпуса, направился к себе. В рабочее помещение он дозволил войти только своему советнику, не принимавшему участия в прерванном походе.

   – Русские снова взяли верх? – догадался о причине возвращения корпуса советник.

   – Когда наступит мир, я немедленно займусь формированием войск, – не отвечая на его вопрос, сказал визирь. – Пока у нас будет такая армия, как сейчас, мы никогда не добьёмся победы.

Советник на это ничего не сказал, решив подождать, когда визирь окончательно успокоится. Возникшая пауза длилась долго. Но вот визирь, усевшись за письменный стол, заговорил снова:

   – Ты был прав, когда говорил о необходимости начать переговоры с русскими. Подбери людей, которые могли бы этим достойно заняться, а я тем временем напишу письмо русскому главнокомандующему.

   – Слушаюсь, мой господин, – низко поклонился советник и, не разгибая спины, попятился к выходу. Визирь остался один.

9

Когда неприятельские солдаты, гонимые русской конницей, бежали с высоты последнего оплота сопротивления и над полем сражения повисла тишина, Репнин понял, что дело сделано. Он приказал подать ему коня и поехал в захваченный лагерь.

Противник бежал так поспешно, что не успел даже снять палатки. Всё осталось на своих местах, в том числе и обозные повозки. Поражало множество трупов. Телами убитых и тяжело раненых были заполнены почти все проходы между палатками. Те, кто имел лёгкие ранения, теснились у брошенной штабной палатки, где был устроен перевязочный пункт. Работы для лекаря хватало.

Репнин слез с коня, чтобы поговорить с лекарями, узнать, нуждаются ли они в какой-либо помощи.

   – Не беспокойтесь, ваше сиятельство, – отвечали на его вопросы лекари, – дело привычное, сами управимся.

На площади против главной палатки появился на верховой лошади генерал Кутузов. Увидев Репнина, он молодцевато спрыгнул с коня и поспешил к нему. Поздравляя друг друга с победой, генералы обнялись.

   – Спасибо, Михаил Илларионович, за умелые действия, – поблагодарил Кутузова Репнин. – Вы несомненно проявили себя главным героем баталии.

   – Я выполнял свой долг, только и всего, – скромно ответил Кутузов.

Вскоре к ним присоединились другие главные командиры. Репнин и их поздравил с победой.

   – Господа, – вдруг вспомнил князь Голицын, – а ведь сегодня у меня во рту ещё росинки не было. Думаю, у вас тоже. Не прикажете ли, князь, подать по бокалу вина? По случаю славного события.

   – Понимаю, вы этого заслужили, – улыбнулся Репнин, – но боюсь, я не смогу найти для вас даже одной бутылки вина, разве что водки... Впрочем, – добавил он, – мы выбрали не совсем удачное место для такого разговора. Приглашаю всех на командный пункт, там у меня палатка стоит, и мы что-нибудь придумаем.

Прибыв на командный пункт, военачальники, однако, заходить в палатку не стали, а постелили на лужайке ковры и устроили обед на открытом воздухе. К общей радости, адъютант князя Голицына привёз откуда-то сумку с выступавшими из неё запечатанными бутылочными горлышками.

   – Меня благодарите, – похвалился Голицын. – Я ещё вчера сообразил, что вино нам пригодится, вот и прихватил. Подарок светлейшего, – добавил он тоном, которым как бы подчёркивал: раз вино от светлейшего, то отказываться от него никоим образом нельзя.

Едва генералы и офицеры успели выпить, как несколько солдат принесли в охапках захваченные у противника боевые знамёна. Репнин приказал сложить трофеи рядом с палаткой.

   – Сколько всего? – поинтересовался он.

   – Пятнадцать штук, – ответил за солдата князь Волконский, который по своей инициативе первым занялся подсчётом трофеев.

   – Кроме этих знамён, что ещё досталось?

   – Подсчёт трофеев не закончен. Известно только, что захвачено 35 орудий да два речных судна.

   – А что скажете о потерях живой силы?

   – Турок полегло не менее четырёх тысяч, а мы потеряли гораздо меньше – человек сто пятьдесят, а то и меньше.

   – А ранено?

   – Около трёхсот человек.

За разговором Репнин не заметил, как к компании военачальников присоединился генерал-майор Рибас, а когда заметил, обрадовался:

   – Очень хорошо, что пришли. Как с переправой?

   – Понтонные мосты содержатся в полном порядке.

   – Прекрасно! Надо немедленно организовать отправку на тот берег раненых. К счастью, их не так много: за ними начнём переправу войск.

Генерал-поручик Волконский недоумённо уставился на командующего:

   – А разве не здесь останемся?

   – Вы, наверное, уже заметили, господа, что мы переправились на вражеский берег налегке. Не захватили с собой даже кухонь, не говоря уже о припасах. Мы имели задачу разбить турецкую армию, которая собиралась напасть на нас, – только и всего. У нас слишком мало сил, чтобы продолжать наступление вглубь неприятельской территории, тем более что тылы наши не обеспечены надёжным прикрытием. Словом, мы сделали своё дело и должны вернуться к себе.

   – Пленных тоже на тот берег?

   – Много их?

   – Всего 34 человека, в том числе двухбунчужный паша.

Репнин подумал немного и решил:

   – Пусть их приведут ко мне вместе с толмачом, я с ними поговорю.

   – Намерены отпустить? – догадался Кутузов.

   – Придётся. Хотя их и немного, но всё равно они будут для нас обузой: надо кормить, одевать. Мы их отпустим с условием, если именем Аллаха дадут клятву никогда не воевать больше против русских.

   – А как быть с двухбунчужным пашой?

   – С ним разговор будет особый.

Вскоре военачальники разошлись по своим местам, готовить войска к возвращению на левый берег Дуная. С Репниным остался только Кутузов, у которого возникли сомнения относительно правильности решения о возвращении армии на прежние места пребывания.

   – Эх, Михаил Илларионович, – выслушав его, тяжко вздохнул Репнин. – А вы уверены в том, что, оставшись на этой стороне, не погубим тем самым свою армию? Да, визирьская армия разбита, но визирю не составит большого труда восстановить её. В крепостях, которых тут великое множество, всегда наберётся достаточное количество войск. Что до нашей армии, то она ослаблена в результате болезней и потерь, понесённых в боях, особенно при взятии Измаила. Усилить же её свежими войсками пока нет возможности, и вы это сами хорошо знаете.

   – Я вас понимаю, но поймут ли другие? Добыть победу – это не только заявить о себе, что ты сильнее противника. Любая военная победа должна иметь стратегическую цель.

– А то, что мы предотвратили нападение турок на нашу территорию, разве эта цель не стратегическая? Впрочем, я знаю, к чему вы клоните. Вы хотите использовать нашу победу для склонения турок к заключению мира. Но ведь и я об этом думаю. Только мне кажется, что отвод войск за Дунай интересам достижения согласия о мире совершенно не помешает. Наоборот, я хочу, чтобы визирь увидел в нашем решении жест доброй воли. И я уверен, он всё правильно поймёт. Кстати, – добавил Репнин, – я собрал о визире достаточно обширную информацию. Этот человек не смирится с унижением, но он искренне желает скорейшего установления между нашими странами мирных отношений.

   – Я буду счастлив, если всё получится так, как вы говорите, – сказал Кутузов, выражением лица давая понять, что его сомнения относительно правильности решения об отводе войск отпали.

Между тем на лужайку, где только что «обмывали» победу, под конвоем привели пленных. Репнин приказал переводчику сказать, что он, русский командующий, дарует всем полную свободу, но при условии, если они поклянутся именем Аллаха не воевать больше против русских. Что до двухбунчужного паши, то разговор с ним будет особый.

Пока пленные, сгибаясь до земли, давали требуемую от них клятву, чуть ли не через каждое слово поминая имя Аллаха, двухбунчужный паша стоял рядом с Репниным и ждал, когда наступит его черёд. Командующий занялся пашой только после того, как его соотечественники, выполнив всё, что от них требовали, покинули поляну.

   – Если вас освободим, сможете ли вы встретиться с верховным визирем? – обратился к нему Репнин.

   – Я должен дать такую же клятву, как и они? – в свою очередь спросил паша.

   – Клятвы требовать от вас не станем, но вы должны пообещать мне встретиться с визирем и сказать ему следующее: я покидаю доставшийся мне турецкий лагерь и возвращаю армию на прежние места расположения войск. Я надеюсь, что верховный визирь правильно оценит сей жест, в котором нет ничего другого, кроме готовности русской стороны перейти от военных действий к действиям мирного характера. Ежели верховный визирь имеет такое же стремление – а я в этом не сомневаюсь, – то его уполномоченные для переговоров найдут меня в Галаце.

Двухбунчужный паша не сразу собрался с ответом. Решив, что пленный не всё понял, переводчик повторил перевод речи командующего.

   – Я согласен, – наконец промолвил паша. – Я передам верховному визирю всё, что мне сказали.

   – Прекрасно! С сей минуты можете считать себя свободным. Вас проводят.

Посчитав разговор с пашой законченным, Репнин приказал подать ему коня и поехал в войска. Надо было поторопить командиров быстрее выполнять поставленные перед ними задачи.

Благодаря общим стараниям эвакуация раненых была завершена ещё засветло. Что до переправы войск, то она продолжалась всю ночь. Сам Репнин пересёк Дунай на речном судне вместе с генерал-майором Рибасом. В Галацу он добрался утром 29 июня.