Текст книги "Фельдмаршал Репнин"
Автор книги: Михаил Петров
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
Глава 7
ЭХО ПЕРВОЙ ПОБЕДЫ
1На ужине Потёмкин предстал другим человеком: был в напудренном парике, фельдмаршальском мундире, чисто выбрит. Репнин надеялся увидеть за столом других военачальников, но Потёмкин, кроме него и Попова, никого более не пригласил. Ужинали втроём. Распоряжался за столом не столько сам хозяин, сколько его адъютант: закуски подкладывал, вино разливал. Порою Потёмкин переставал замечать его присутствие и видел перед собой только Репнина, к которому имел массу вопросов. Светлейшего интересовали новости Петербурга (главным образом, дворцовые), какие сообщения поступают из-за границы, что там говорят о русско-турецкой войне и о нём, главном российском военачальнике. Репнин отвечал неохотно, ожидал удобного момента, чтобы перевести разговор на положение в армии. Наконец такой момент наступил, и он стал рассказывать о поездке в осадные войска, о своих беседах с обер-офицерами и генералом Меллером. При этом он представил дело таким образом, что люди обеспокоены затянувшейся осадой и склоняются в пользу штурма крепости.
– Это тебе Меллер говорил? – напрямик спросил Потёмкин.
– И Меллер тоже.
– Чепуха! Этот немец говорит так, потому что ему не жалко русских людей. Зачем нам нести лишние потери, когда крепость вот-вот падёт сама? Там уже начался голод. Осаждённые долго не выдержат.
– Но мне показывали пленного, я не обнаружил в нём никаких признаков истощения.
– Не знаю, что тебе показывали, а я лично допрашивал одного перебежчика. Он говорил, что хлеба осталось всего на несколько дней. Им некуда деваться, как только добровольно сложить оружие.
Уже в конце ужина Потёмкин сообщил, что принял решение возложить на Репнина начальствование над всеми осадными командами.
– Могу я ознакомиться с расписанием войск? – спросил Репнин.
– Всё, что считаешь необходимым, найдёшь у генерал-квартирмейстера.
Назначение Репнина главным начальником над осадными командами в русском лагере было встречено с удовлетворением. Среди офицеров он нашёл немало знакомых, с которыми вместе воевал в прошлую русско-турецкую войну. В беседах почти все они высказывались за то, чтобы не тратить попусту время, а взять крепость штурмом.
– Но у фельдмаршала есть сведения, полученные от перебежчика, что в крепости кончились припасы и турецкий гарнизон долго не выдержит, – говорил Репнин.
– Перебежчикам нельзя верить. Есть мнение, что турецкий сераскир нарочно посылает к нам людей с ложными сведениями. Турки тянут время в надежде на то, что с той стороны моря придут корабли с войсками и помогут им избавиться от осады. Время работает на них, а не на нас.
– Возможно, вы и правы, – не стал отвергать эти доводы Репнин.
Ещё ничего не говоря Потёмкину, Репнин начал потихоньку готовить войска к штурму. Он надеялся получить согласие уже после того, как все приготовления будут закончены. Что до самих приготовлений, то они заключались в прорытии к стенам крепости дополнительных траншей, подкопов для закладки взрывных устройств, приготовлении штурмовых лестниц, фашин[24]24
Фашины - связки хвороста для заваливания топких мест.
[Закрыть] и прочих средств для преодоления обороны.
Однажды, увлечённый подготовкой, Репнин пробыл у стен крепости три дня. Вернувшись в штаб-квартиру армии, он нашёл там одного генерал-квартирмейстера.
– А где сам князь?
– Уже второй день не появляется. Дома, наверное.
– Что-нибудь случилось?
– Ничего не случилось, если не считать кратковременного визита графа Румянцева.
Репнин не стал более его спрашивать, а направился в потёмкинский дом. Светлейшего он застал за игрой в карты с адъютантом: без парика, в домашнем халате и тапочках на босу ногу.
– В подкидного с нами хочешь? – вместо приветствия спросил Потёмкин Репнина.
– Вы же знаете, я не умею играть в карты.
– Мог бы научиться. Тут соображения большого не требуется: Бог пошлёт хорошую карту – умный, не пошлёт – дураком останешься.
– Я слышал, к вам приезжал граф Румянцев. Это правда?
– Приезжал. Ну и что?
– Как у него дела обстоят?
– Не знаю. Он не с этим приезжал. Он с обидой приезжал. Его солдатам, видишь ли, вместо новой поношенную форму дали. А я тут при чём? Ему к кригс-комиссару обращаться надо, а не ко мне.
Потёмкин раздражённо бросил на стол карты, которые до этого веером держал в руке, и приказал адъютанту принести бутылку вина.
– Не хочу больше играть, выпить хочу. Садись, князь, вместе будем пить.
Репнин пробыл у Потёмкина до позднего вечера. Ночью он спал плохо, сказалось выпитое вино.
Утром встал поздно и сразу же поехал в лагерь. В палаточном городке стояла обычная тишина. Солдаты, успевшие позавтракать, сидели у костров и ждали команд своих офицеров. Оживление он заметил только у одной палатки, что находилась в третьем ряду. Там столпилось человек десять-пятнадцать, среди которых нетрудно было узнать генерал-поручика Меллера.
– Что-то произошло?
– Да, ваше сиятельство, – ответил Меллер.– Умер ещё один солдат. Послали за священником для отпевания.
Подошёл армейский доктор. На вопрос, от какой болезни умирают люди, с плохо скрываемом раздражением ответил:
– У нас одна болезнь – лихорадка. Да и как не болеть людям, когда по ночам такие холода! А в палатках ни одеял, ни тюфяков. Люди спят на голой земле.
Репнин отвёл Меллера в сторонку:
– Может быть, стоит нам вместе попытаться уломать светлейшего?
– Вчера вы с ним говорили?
– Говорил, но он всё ещё надеется на бескровное покорение крепости.
– Тогда поедем. Авось, двоих-то нас послушается.
Потёмкин принял их с мрачным выражением лица.
– Рассказывайте, что у вас?
Репнин доложил об ухудшающемся состоянии войск, увеличивающемся числе больных и общем желании решить судьбу крепости решительным штурмом.
Генерал Меллер от себя добавил:
– Идти на приступ надобно немедля, через неделю или две будет поздно, потому что холода усилятся и нам придётся уже думать не о баталиях, а о переводе войск на зимние квартиры.
– Не надо паниковать, – наставительно заметил главнокомандующий. – Холода придут не только к нам, но и к туркам тоже. А у них, по моим сведениям, нет ни полена дров, не говоря уже о припасах.
Видя упрямство светлейшего, Репнин решил прибегнуть к последнему козырю – сделать ссылку на императрицу.
– Упустив время, мы можем и в самом деле вернуться на зимние квартиры не солоно хлебавши, а сие государыню, конечно же, не обрадует. Направляя меня к вам, её величество выражала надежду, что получит от вас реляцию о взятии Очакова ещё до наступления осенних холодов.
Упоминание имени императрицы задело самолюбие главнокомандующего, лицо его вспыхнуло. Покусав губы, он наконец сдался:
– Ладно, приступ так приступ. Пишите диспозицию.
2Вопреки опасениям Потёмкина штурм Очакова обошёлся русским гораздо меньшими потерями, чем можно было предполагать. После того, как штурмовые отряды через пролом в стене и разбитые ворота главного входа ворвались в крепость, им понадобилось не более двух часов, чтобы заставить турок, уцелевших от орудийного и ружейного огня, полностью капитулировать. Когда главнокомандующий приехал посмотреть, как идёт баталия, всё уже было кончено: из ружей и орудий более не палили. Пленные турки теснились молчаливой толпой у комендантского дома, ожидая, как с ними поступят.
– Думали, с голода пухнут, а они выглядят вроде бы ничего, – удивлённо сказал Потёмкин. И тут же распорядился: всех пленных накормить, после чего отправить в лагерь под охрану. Что до участников штурма крепости, то всем было выдано по чарке водки и устроен праздничный обед. Главным командирам было приказано составить списки наиболее отличившихся офицеров и низших чинов для представления к наградам.
В тот же день в Петербург был направлен курьер с краткой реляцией о счастливо завершившейся осаде Очакова. Подробности штурма крепости Потёмкин обещал государыне сообщить лично, если её величеству угодно будет вызвать его в Петербург для отчёта о завершении первой кампании.
Потом, когда дела были улажены, убитые похоронены, раненые помещены в лазареты, а священники отслужили благодарственные молебны, начались обильные пиршества. Вина на сей случай было заготовлено много. Бокалы и кружки наполнялись часто. От хмельного никто не отказывался. На удивление, не позволял себе лишнего только сам светлейший. Все знали, что до штурма крепости он частенько выпивал, а тут прикасался к бокалу только для вида, словно берег себя для другого, более важного для него застолья.
...Курьер, посланный в Петербург с краткой реляцией о победе, вернулся через семь недель, доставив главнокомандующему письмо от императрицы. Государыня поздравила его со столь важной победой и выразила желание видеть в Петербурге.
Прочитав письмо, Потёмкин тотчас вызвал к себе Репнина.
– Ну, Николай Васильевич, наконец-то я получил то, что так долго ждал, – счастливо улыбаясь, сказал он. – Государыня изволила пригласить меня в Петербург. За командующего армией до моего возвращения остаёшься ты.
– Выезжаете завтра? – спросил Репнин.
– Почему завтра? Я не хочу терять понапрасну ни одного часа. Выеду сегодня же. Кроме охраны с собой никого более не возьму. Со мной будет только адъютант Попов.
– Инструкции для меня оставляете?
– Какие могут быть инструкции? Главное – до моего возвращения никаких наступательных действий не предпринимать. Действовать осмотрительно.
Примерно через час к крыльцу подкатила коляска. Сопровождаемый толпой провожающих, Потёмкин молодцевато поднялся на приготовленное сиденье, сделал прощальный жест и приказал форейтору трогаться.
3Потёмкин пробыл в Петербурге всю зиму. Обещал Репнину вернуться по санному пути, да не вышло: не отпустили. Сказать откровенно, он и сам не рвался в район боевых действий. Когда представляется возможность, почему бы не насладиться вдоволь прелестями столичной жизни?! А такая возможность была: его никто не торопил в дорогу. И жилось хорошо, весело! Бал следовал за балом. Придворные вельможи наперебой старались заманить к себе в гости столь яркую знаменитость, устраивали в его честь великолепные праздники. Царственным вниманием его обласкивала и сама императрица. Перед тем, как покинуть Петербург – а это случилось уже с наступлением весны, – светлейший получил от неё 100 тысяч рублей на постройку дома, фельдмаршальский жезл, украшенный бриллиантами, орден Святого Александра Невского для ношения на груди, медаль с изображением его личности и вдобавок ко всему шесть миллионов рублей для продолжения военных действий... Впрочем, главный подарок заключался в другом. Поверив, с подсказки любимого фаворита, в мудрость русской поговорки, что два медведя в одной берлоге не живут, императрица приняла решение отозвать Румянцева с театра войны, а его армию объединить с армией Потёмкина. Таким образом светлейший князь становился главнокомандующим над всеми войсками, участвовавшими в войне против Турции.
Об объединении двух армий в одну Репнин узнал их уст самого Потёмкина сразу же по его возвращении в лагерь.
– Обратите внимание на эти бумаги, – сказал светлейший, выкладывая на стол два пакета с печатями. – Вы должны лично доставить их фельдмаршалу Румянцеву.
– У меня много неотложных дел. Может быть, пошлёте другого человека?
– Нет, – отрезал Потёмкин. – Зело важные пакеты. В одном из них содержится рескрипт императрицы об объединении армий и отзыве графа Румянцева в Петербург.
– А в другом?
– В другом – мой ордер о назначении вас командующим Украинской армией, которая переименовывается в отдельный корпус. Ордер согласован с самой императрицей.
Не зная, как на это отреагировать, Репнин прикусил губу.
– Вы чем-то недовольны, князь?
– Речь не обо мне, – заговорил Репнин. – Я думаю о фельдмаршале Румянцеве. Он может воспринять такое решение с обидой.
– Граф должен смириться. К тому же в Петербурге без дела не останется. В его распоряжение отданы войска, которые должны послужить заслоном в случае враждебных действий со стороны Швеции. Ещё всякое может случиться, – многозначительно добавил Потёмкин.
Репнин промолчал. Да и какой толк продолжать разговор, когда всё уже решено и изменить ничего нельзя. Трудной будет встреча с заслуженным полководцем, но придётся к нему ехать и принимать войска. Другого пути нет.
– Когда прикажете в дорогу?
– Сегодня или завтра. Как вам будет удобнее.
– Что ж, пойду собираться.
И, прихватив пакеты, Репнин направился к себе.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Глава 1
В НОВОЙ ДОЛЖНОСТИ
1штаб-квартиру Украинской армии Репнин выехал верхом в сопровождении эскадрона охраны. Ехал без спешки, часто останавливаясь на отдых. Весна была в полном разгаре, всё вокруг зеленело и цвело. Кавалеристы охраны радовались теплу и прекрасным видам, открывавшимся перед ними. Невесёлым оставался только сам генерал-аншеф. Он всё ещё не мог привыкнуть к мысли, что скоро ему придётся принять от Румянцева вверенные тому войска. Румянцев представлялся ему таким полководцем, отзыв которого из действующей армии мог быть на руку только противнику. Зря императрица решилась в угоду честолюбивым притязаниям Потёмкина на верховенство отозвать Румянцева с театра войны: ему надобно быть здесь, а не в Петербурге. А уж коль дело дошло до слияния двух армий в одну, то главнокомандующим сей объединённой армии следовало бы назначить Румянцева, а не Потёмкина... Конечно, Потёмкин неглуп, но он ленив, часто не продумывает намечаемых действий до конца, полагаясь на своё чутьё. К тому же неуравновешен, время от времени впадает в хандру, уныние. Что там ни говори, а до Румянцева ему далеко...
Штаб-квартира Украинской армии находилась в Молдавии, занятой войсками Румянцева ещё в прошлом году. Службы управления и материального обеспечения вместе с войсками охраны занимали довольно большой палаточный городок. Репнин почувствовал волнение, когда сошёл с коня и, передав поводья уздечки подбежавшему стремянному, направился к самой большой палатке, в которой, как он предполагал, должно было находиться главное начальство армии. Он не ошибся, палатка и в самом деле оказалась штабной, но Румянцева в ней не было. Встретившийся генерал-квартирмейстер сообщил, что фельдмаршал выехал в соседнюю деревню и вернётся через час, а может быть, даже раньше...
– Граф Салтыков уже более двух часов его ждёт, – как бы между прочим сообщил генерал. – Фельдмаршалу о нём уже доложено, поэтому задерживаться в селе не станет.
– Вы упомянули о Салтыкове. Имеете в виду Ивана Петровича?
– Совершенно верно, генерал-поручика графа Ивана Петровича Салтыкова.
– А где он сейчас?
– В трапезной палатке кваском прохлаждается.
Репнин и Салтыков были товарищами по прошлой турецкой войне, поэтому нетрудно представить себе, какой радостной была их встреча. Вопросов друг к другу оказалось великое множество. Салтыкову пришлось подробно рассказать о своей службе у Румянцева в должности командира дивизии. Дел было много, правда, в прошлом году особо отличиться не довелось, зато кое– что намечается на нынешнее лето.
– Но, насколько мне известно, в прошлом году вам удалось захватить Хотин, – напомнил Репнин. – Сильная была баталия?
– Какая там баталия, – отмахнулся Салтыков. – Взяли без боя. Когда к австрийцам, осаждавшим крепость, присоединилась моя дивизия, турки не стали ждать штурма и сдались на милость.
– А где ваша дивизия сейчас, всё ещё в Хотине?
– Наши действия перенесены к низовьям Дуная.
– Кампания давно началась?
– Ещё в апреле, как только дороги чуточку подсохли. Кстати, за это время я уже успел одержать славную викторию.
Салтыков стал с воодушевлением рассказывать, как это произошло. А произошло это в тот момент, когда, маршируя по левому берегу Дуная, дивизия неожиданно обнаружила сильно укреплённый турецкий лагерь. После рекогносцировки местности и составления диспозиции дивизия решительно атаковала противника, имевшего в своих рядах до 6 тысяч янычар. Не устояв перед стремительной атакой, около полторы тысячи турецких воинов сдались в плен, остальные были уничтожены артиллерийским и ружейным огнём либо штыками в рукопашной схватке.
– Молодцы! – похвалил графа Репнин.
– А вы как начали кампанию? – в свою очередь спросил тот.
Репнин не успел ответить: в палатку заглянул дежурный штаб-офицер и доложил, что фельдмаршал прибыл и ждёт у себя графа Салтыкова.
– Обо мне ему доложили? – напомнил о себе Репнин.
– Вас он примет после графа.
Репнин почувствовал, как учащённо забилось сердце. Далеко не простое поручение дал ему князь Потёмкин. Опальный граф может подумать, что он, Репнин, действует против него заодно с Потёмкиным, а этого он боялся больше всего. Он не желал терять дружбу с человеком, которого искренне уважал.
Своей очереди на приём Репнин ожидал у входа в палатку фельдмаршала. Граф Салтыков находился у командующего не меньше двадцати минут. Он вышел от него довольный, улыбающийся.
– Проходите, граф вас ждёт, – сказал он. – Встретимся в трапезной. Буду ждать.
Румянцев встретил князя мрачно, словно уже знал, что тот привёз ему худые вести.
– Потёмкин прислал? – спросил он после того, как они обменялись рукопожатиями.
– Князь Потёмкин привёз из Петербурга адресованный вам рескрипт императрицы. Мне поручено лично передать его в ваши руки.
С этими словами Репнин положил перед ним пакет с сургучной печатью. Румянцев взял пакет и, сломав печать, извлёк из него присланную бумагу и стал читать. Репнин заметил, как лицо его тотчас побелело, а правая рука, которой он держал бумагу перед глазами, заметно задрожала.
– Это всё? – спросил фельдмаршал, кончив чтение.
Репнин достал из сумки и положил перед ним второй пакет.
– Тоже от государыни?
– Нет, Пётр Александрович, в этом пакете содержится ордер главнокомандующего князя Потёмкина.
– Знаете содержание ордера?
– Знаю, Пётр Александрович. В нём князь Потёмкин обязывает вас, приняв к исполнению рескрипт императрицы, передать вверенные вам войска под моё временное начальствование.
Удовлетворившись ответом, Румянцев не стал вскрывать пакета Потёмкина, пообещав передать его для регистрации генерал-квартирмейстеру.
– Что до принятия вашим высокородием войск, – добавил он, – то сие дело можете оформить и в моё отсутствие. Сейчас я к этому не расположен.
Едва он произнёс последние слова, как в палатку вошёл генерал-квартирмейстер. У него было к фельдмаршалу какое-то дело, но тот не дал ему говорить:
– С сего часа со всеми вопросами обращайтесь к князю Репнину, он теперь ваш начальник.
– А как же вы?
– Украинская армия объединяется с Потёмкинской, и мне тут делать больше нечего. Князь вам всё объяснит, – добавил Румянцев.
– Но ваше присутствие может понадобиться...
– Ежели понадоблюсь, найдёте меня в молдавской деревушке.
Румянцев покинул лагерь на верховой лошади, взяв с собой одного лишь денщика. Узнав о случившемся, граф Салтыков затеребил Репнина вопросами:
– Когда ехали сюда, вы уже знали о рескрипте императрицы?
– Знал, но до встречи с фельдмаршалом не мог об этом говорить.
– И куда же его теперь?
– Фельдмаршала ждут в Петербурге. Как я понял, ему уготована другая знатная должность.
– Какая там должность!.. – не поверил Салтыков! – Всё это происки Потёмкина, который над всеми желает взять верх. Зависть! Вот в чём главная причина того, что случилось.
Салтыков расстроился до того, что пошёл по городку искать знакомых офицеров, у которых можно было бы занять пару бутылок доброго вина. Вина он не нашёл, зато принёс водки, какую обычно выдавали солдатам по праздничным дням: две полные склянки. Генералы захмелели после первых же бокалов. А захмелев, говорили о Румянцеве: вспоминали походы, совершавшиеся под его предводительством, выигранные баталии: «Рябая Могила», Ларга, Кагул... Много побед было на его счету. И вот теперь знаменитого полководца рядом уже не будет. Придётся приспосабливаться к другому командующему, способности которого в полководческом деле весьма и весьма сомнительны... А впрочем, стоит ли об этом толковать? Решение приняла сама государыня, и им, генералам, как и всем армейским чинам, не остаётся ничего другого, как выполнять повеление.
2Свою деятельность в новом качестве – командира особого корпуса, как стала называться бывшая Украинская армия, – Репнин начал с созыва военного совета. Надо было узнать состояние дел в войсках, какие испытываются трудности в смысле материального обеспечения и медицинского обслуживания и, конечно же, обсудить задачи, связанные с продолжением кампании. Расписание войск Репнин пересматривать не стал: всё оставил, как было при Румянцеве, если не считать того, что слово «армия» во всех документах было заменено словами «отдельный корпус». Новые задачи тоже не ставились: достаточно было и того, что наметил сам Румянцев, а именно: не дать противнику усилиться в южных районах театра войны и таким образом лишить его надежд на перехват военной инициативы.
Почти со всеми участниками военного совета Репнин был знаком лично. Впервые он видел только генерал-поручика Голенищева-Кутузова, хотя до этого слышал о нём много отзывов. Храбрый, талантливый военачальник, не терпит людей, склонных к опрометчивым решениям... На заседании военного совета он сидел во втором ряду с чёрной повязкой, прикрывавшей повреждённый глаз, – последствие ранения, полученного им в одном из крымских сражений. Репнину рассказывали, что в молодости Кутузов был большим шутником, умел говорить голосом Румянцева и изображать такие сцены, что все покатывались со смеху. Однажды, случайно увидев одну из таких сцен, Румянцев разгневался и приказал перевести его на службу в Крым, что воспринималось тогда офицерами, мечтавшими о быстрой карьере, наказанием. Строгость командующего подействовала на Кутузова так сильно, что с того момента он навсегда отказался от своих шуточек и анекдотов. Он и сейчас был неулыбчив, сидел молча, изучающе глядя на нового начальника.
– У вас, Михаил Илларионович, есть что-то сказать? – обратился к нему Репнин.
– Да, ваше сиятельство. Меня не покидает мысль, что турки, узнав об отстранении фельдмаршала Румянцева от командования армией, могут перейти в наступление и напасть на наши войска.
Репнин немного помедлил, обдумывая ответ:
– Всякое может случиться... Во всяком случае, нам надобно держать ухо востро. А вы сами, Михаил Илларионович, что можете предложить?
– Полагаю, нам надобно продолжать поиски в южном направлении и постараться овладеть по левую сторону от Дуная главными опорными пунктами противника.
– А потом можно попытаться форсировать Дунай и дать бой туркам на той стороне, как это было в прошлую войну, – подал голос граф Салтыков.
– Повести такое большое наступление силами одного корпуса? – поставил под сомнение его предложение Кутузов. – Из этого вряд ли что получится. В наступлении за Дунай должна участвовать вся объединённая армия, а мы ничего не знаем о планах князя Потёмкина.
– Я сегодня же отправлю к нему курьера с нашими предложениями, – решил Репнин. – Думаю, скоро он сам появится в наших местах вместе с главой штаб– квартиры армии.
Упоминание имени Потёмкина не вызвало оживления. Было похоже на то, что многие командиры ещё не определились в оценке ситуации, сложившейся после объединения армий и назначения главнокомандующим светлейшего князя. Только некоторые открыто сожалели, что при выборе главнокомандующего объединённой армии Петербург не отдал предпочтение графу Румянцеву. С Румянцевым армия чувствовала бы себя гораздо увереннее: он знал, как воевать, за всю свою жизнь не проиграл ещё ни одного сражения.
– Фельдмаршал уехал, даже не попрощавшись с боевыми товарищами, – промолвил кто-то из сидевших во втором ряду.
– Он был расстроен, и ему было не до нас.
– Надо бы ему письмо написать, выразить сочувствие...
– Куда письмо, в Петербург?
– Куда же ещё? Наверное, уже доехал.
– А с чего вы взяли, что фельдмаршал в Петербург отправился? – вступил в разговор граф Салтыков. – Он никуда не уезжал, он живёт в семи вёрстах отсюда, в известном вам молдавском селении.
– У той самой?
Салтыков не ответил, но многие генералы и без того догадались, о чём идёт речь. Ещё в прошлую турецкую войну Румянцев познакомился с одной богатой вдовой, в доме которой некоторое время квартировал со своим штабом. Связь с этой красивой и сравнительно молодой молдаванкой он возобновил и в эту кампанию, как только армия оказалась неподалёку от знакомого селения. Поговаривали, что граф раза два или три оставался у неё ночевать.
– Вы это серьёзно сказали, что граф живёт в молдавской деревне? – обратился к Салтыкову Репнин.
– Совершенно серьёзно. Я только вчера виделся с ним.
– Ну и как он?
– Чувствует себя усталым, желает отдохнуть в уединении.
В палатке возбуждённо задвигались, стали перешёптываться. Репнин призвал всех соблюдать тишину и, когда порядок был восстановлен, снова обратился к Салтыкову:
– Я обеспокоен тем, что услышал от вас. Граф Румянцев живёт рядом в глухой молдавской деревушке, и мы об этом ничего не знаем... К счастью, не знают, наверное, и турки, а то могло случиться несчастье. Ведь они могли его попросту выкрасть. Необходимо немедленно что-то предпринять.
– Что именно?
– Прежде всего прикрыть подступы к селению пехотным полком и двумя-тремя эскадронами кавалерии. И займётесь этим вы, Иван Петрович.
– Хорошо, – согласился Салтыков. – Постараюсь это сделать сегодня же.
– Остальное беру на себя. Постараюсь встретиться с фельдмаршалом и уговорить его покинуть опасное место.
...Репнин отправился в молдавское селение на следующий день, сразу же после завтрака. Он нашёл фельдмаршала читавшим какую-то книгу на зелёной лужайке у побелённого глинобитного дома. Денщик чинил садовую изгородь.
Увидев нежданного гостя, Румянцев поднялся и, поздоровавшись, подвёл его к стоявшей у стены скамейке, где можно было спокойно поговорить.
– Что заставило явиться ко мне? Новый ордер Потёмкина?
– Потёмкин, наверное, думает, что вы уже в Петербурге или подъезжаете туда. Кстати, до вчерашнего дня я тоже так думал, пока вас не выдал граф Салтыков.
– Да, он был у меня, ну и что?
– Признаться, меня встревожило его сообщение. Уединиться в такой глухомани!.. Да вас тут же турки могли заполонить.
– Кому я нужен? Своим стал не нужен, а туркам и подавно, – добавил фельдмаршал с горькой иронией.
– Пётр Александрович, сами знаете, что дело обстоит далеко не так. Дело не только в том, что в случае вашего пленения Россия могла бы потерять своего главного полководца. Сие событие могло бы возбудить в неприятеле такую уверенность в победе, что он постарался бы немедленно перехватить военную инициативу.
– Никогда не думал, князь, что вы склонны к преувеличениям. В жизни получается куда проще, чем вы говорите.
Румянцев пригласил гостя в дом. Внутри он показался более просторным, чем при первом взгляде со стороны. Большую часть помещения занимала горница, где кроме стола и табуреток стояла деревянная кровать, как потом выяснилось, принадлежавшая самому Румянцеву.
Пока Репнин осматривал помещение, Румянцев поставил на стол кувшин виноградного вина вместе с двумя оловянными кружками.
– Вино не хуже французского, – заметил он. – Попробуйте и убедитесь сами.
– А где ваша хозяйка? – поинтересовался Репнин. – Надеюсь, представите?
– К сожалению, не смогу. Хозяйка на винограднике и пробудет там до вечера. – Румянцев выпил немного вина и спросил, встретились ли какие-либо трудности при вступлении в должность командира особого корпуса.
– Всё обошлось хорошо, – ответил на это Репнин. – Вчера провёл военный совет. Обсуждали план действий. Много говорили о вас.
– Осуждали моё поведение?
– Генералы сожалели, что вы оставили армию, не простившись с соратниками. Высказывались опасения, что в связи с вашим уходом турки попытаются изменить ход военных событий в свою пользу.
– Кто так говорил?
– Были такие. Кутузов, например.
– Возможно, он прав, – насупясь, промолвил Румянцев и продолжал: – Советую получше присмотреться к этому генералу. И к Суворову тоже. Думается, их ждёт славное будущее.
После того как поговорили о делах, Репнин снова перешёл к разговору о неудобствах проживания фельдмаршала в глухой деревушке, об опасностях, которые здесь его подстерегают, и посоветовал переехать в Яссы, если не желает возвращаться в Петербург.
– Но в Яссах я не найду такого покоя, как здесь, – возразил Румянцев. – Это же город, а где город, там и шум.
– Яссы – городок тихий, уютный – вы сами об этом знаете. Там вам будет удобнее. Да и мы за вас будем спокойны.
– Не люблю, когда меня уговаривают, как ребёнка. Ладно, – подумав, решил фельдмаршал, – пожалуй, действительно перееду. Только прошу помочь подыскать сносную квартиру.
– В Яссах у вас будет отдельный дом с охраной и прислугой. Мы позаботимся об этом.
Румянцев переехал в Яссы несколько дней спустя. Он нашёл здесь всё, что ему было обещано. Не сбылось только в отношении тишины и покоя. Недели через две после его новоселья в Яссы переехал со своим штабом князь Потёмкин, и утопавшие в сонной зелени улочки города сразу же утратили покой. Князь приехал в отличном настроении. Ему хотелось веселиться, хотелось музыки, хотелось общества прекрасных дам, и началось то, чего Румянцев больше всего боялся, – безрассудное времяпрепровождение. В дворянском собрании бал следовал за балом. А военный оркестр гремел так сильно, что Румянцеву приходилось плотно закрывать окна в надежде хотя на немного приглушить долетавшие до его дома «увеселительные» звуки. Окажись в это время Репнин рядом, от фельдмаршала ему крепко попало бы: чтобы впредь не обещал того, чего не в состоянии сделать. Но Репнин в это время находился далеко от Ясс: он вёл вверенный ему корпус к низовью Дуная, куда турки спешно стягивали силы для похода на север.