Текст книги "Черный оазис"

Автор книги: Михаил Сельдемешев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

– Как только папка окажется в ваших руках, разыщите меня где угодно, договорились? – Ирина показала на висевший на ее поясе мобильный телефон.

– Всенепременно, – заверил Левченко и, проводив девушку до выхода весьма откровенным взглядом, взял со стола ее рисунок, сложил вчетверо и сунул в карман.

Поздно вечером, съев остывший ужин и ожидая, когда закипит чайник, Александр Эдуардович извлечет этот листок из своего пиджака, поднесет к носу и будет жадно вдыхать едва уловимый аромат туалетной воды, так любимой Гончаровой. Левченко записал себе в блокнот ее название – «Лакост» – и выучил наизусть: он вынашивал шальной план преподнести Ирине при случае неожиданный подарок, например, к Восьмому марта.

С вокзала Артем повез Ларису прямиком к себе домой. Оставив девушку на лавочке у подъезда, он поднялся на свой этаж и выломал дверной замок. В квартире он отыскал свою кредитную карточку и собрал в сумку кое-что из вещей. Больше оставаться здесь было нельзя, равно как и на квартире у Ларисы – скорее всего их вот-вот объявят в федеральный розыск, если уже не объявили.

Денег на карточке было еще достаточно. Девушке Горин поручил купить газету с объявлениями и арендовать квартиру в каком-нибудь тихом районе: теплую и, по возможности, с большой ванной. Встретиться условились вечером в одном из кафе, где была зона для некурящих – обоняние Артема по-прежнему болезненно реагировало на любые посторонние запахи. А пока у него было одно дело, которое хотелось уладить не откладывая.

Подследственный Головань, в криминальных кругах более известный как Папа Карло, сидел на скамейке внутри бетонного прогулочного дворика СИЗО и курил. Здесь было зябко, не спасала даже телогрейка, наброшенная поверх спортивного костюма «Рита». Но все равно здесь было лучше, чем в затхлой камере еще с двумя урками, которым, правда, Папа Карло сразу же объяснил все по понятиям.

В принципе, он уже свыкся с такой жизнью. Кукол, конечно, не хватало, а так, в принципе, жить было можно. Благо пацаны с воли не забывали и регулярно подкидывали бабки. А лавэ – оно и в СИЗО лавэ. Сидел здесь Головань уже очень долго: суды все время переносились из-за отсутствия показаний главного потерпевшего – этого живчика Горина, завалившего Зафара. Малява пришла, будто он сейчас в дурке чалится. Туда ему и дорога. В тот раз Папа Карло не успел вышибить из Горина фамилию суки, что Зафара заказала, но ничего – рано или поздно он отсюда откинется…

– Не получится, Папа Карло, – раздался голос из противоположного угла дворика.

– Кто там, на? – Головань, прикрываясь ладонью от пробивающегося через решетку солнца, силился разглядеть приближавшегося к нему незнакомца.

Горина он узнал не сразу.

– Буратино вернулся, – произнес Артем, приблизившись, и расплылся в дурацкой ухмылке.

– Это ты? – Папа Карло привстал от удивления. – Какого тебе здесь надо?

– Ты, наверное, скучаешь по своим мальвинам, да? – не обратил внимания на его вопросы Артем. – Я бы принес тебе парочку, да тебе их здесь строгать нечем.

– Ты, падла, мне и в прошлый раз про куклу мозги клепал! – начал вскипать Папа Карло. – Ты че, думаешь, я идиот?

– Да, – радостно признался Артем.

Папа Карло, выплюнув сигарету и сжав кулаки, бросился на Горина, но через мгновение уже валялся на бетонном полу с обрубленными в коленях ногами и размахивал обрубленными в локтях руками.

– Не надо! – умалял он, шевеля кровоточащими культями.

– Надо, Карло, надо, – склонился над ним Горин. – Теперь ты знаешь, каково приходилось несчастным барби.

– Они же не живые! – ныл Головань.

– А ты пока еще жив, – произнес Артем. – Перестань строить из себя невинность, лучше скажи-ка мне, как отыскать Катаева.

– Кого? – всхлипнул Папа Карло.

– Того фээсбэшника, с которым меня свел Зафар, – напомнил Артем. – Шевели мозгами, папаша, пока кровь не вытекла из тебя окончательно!

Но как Горин ни старался соединить свои мысли светящейся нитью с дергающейся на бетоне головой, найти какую-либо информацию о майоре Катаеве или его золотозубом спутнике не удалось. Похоже, что Головань и вправду знал не больше своего бывшего босса.

Прекратив мучения Папы Карло рубящим ударом по черепу, Горин убедился, что мозги у того, вопреки распространенному среди знавших его людей мнению, все же имелись, и побрел к выходу. Обрубок человека, замерший на бетонном полу, был его последней ниточкой, ведущей к запутанному клубку прошлого. И эта ниточка только что оборвалась.

– А я предупреждал, что здесь окажется полная галиматья! – Левченко постучал указательным пальцем по раскрытой папке с изображением ибисоголового мужика на обложке. – Может, все-таки это не та самая?..

– Я поначалу тоже сомневалась, – ответила Ирина. – Но посмотрите сюда… – она перевернула обложку и показала на изображение Тота.

– Я должен что-то увидеть, не так ли? – с издевкой произнес Александр.

– В уголовном кодексе про это точно не пишут, – парировала Ирина. – Поэтому объясняю: с точки зрения, так сказать, официальной египетской мифологии в руке у него должна быть пальмовая ветвь.

– А это что, разве не ветка? – Левченко пристально вглядывался в потертое изображение.

– Ветка, – кивнула Гончарова. – Но листья на ней уж точно не пальмовые.

– Тополиные? – недоверчиво усмехнулся Александр.

– Почему бы и нет? – Ирина снова раскрыла папку и принялась в который раз перебирать находящиеся в ней бумаги.

По большей части это были листки стандартного формата с напечатанными на машинке текстами: здесь были и описания каких-то шахматных партий, и выдержки из докладов с обилием числовых показателей, и некое подобие школьных сочинений, и многое другое. Помимо зашифрованных сообщений в папке лежала не очень четкая черно-белая фотография с какого-то детского утренника: с десяток детишек в белых рубашках, выстроившихся в ряд на фоне темного занавеса, по которому были рассыпаны вырезанные из фольги звездочки. На обороте фотографии значилось: «1961».

– По-моему, вы знаете, кому следует показать все это, – Ирина захлопнула папку, аккуратно завязала торчащие из переплета веревочки и придвинула ее к Александру Эдуардовичу.

– Знать-то я знаю, – вздохнул Левченко. – Да вот только Гена Шухман скоро от меня прятаться начнет. Сколько можно доставать человека?

– Добрые дела каждому зачтутся, – улыбнулась Гончарова. – Хотите, я сама сделаю копии?

Квартира, которую нашла Лариса, сразу не понравилась Горину. И дело было даже не в том, что ванна была в ржавых потеках, и не в том, что окна выходили на автостраду, и даже не в том, что из-за неправильной вентиляции в квартиру из подъезда втягивало всяческие запахи. Просто у Артема создавалось ощущение, что они обосновались слишком далеко…

– От чего далеко – от центра, что ли? – допытывала Лариса. – Но там еще больше шума.

– Пока и сам не знаю, – пожимал плечами Горин. – Просто далеко, и все.

– Тебе не угодишь. – обиделась Лариса, взяла со стола альбом и забралась в кресло.

– А на столе рисовать не удобнее? – поинтересовался Артем.

– Я привыкла так, – она всем своим видом показывала, что Горин ей мешает.

Он принюхался, подошел к входной двери и выглянул в подъезд. Там, облокотившись о перила, стоял подросток лет пятнадцати и курил.

– Здесь разве место для курения? – спросил его Горин.

– Здесь место для всего, – недружелюбно отозвался подросток.

– Все меня не волнует, а вот то, что издает неприятные запахи, лучше делай на улице, договорились?

– Там холодно, – подросток старался отвечать как можно небрежнее, но в его глазах читалась неуверенность. – Не хочешь нюхать – захлопни дверь.

– Тогда кури у себя дома, а эта лестничная площадка – теперь моя территория.

– Ну, это мы еще посмотрим, – процедил сквозь зубы подросток и неохотно начал спускаться по лестнице.

Вернувшись в квартиру, Артем бережно взял из рук прикорнувшей в кресле Ларисы альбом с наброском нового рисунка и укрыл девушку пледом. Помимо всего прочего, в новой квартире было еще и зябко.

Телефонный звонок поднял Левченко почти в пять утра. Воробьев сообщил, что, кажется, обнаружен офис Шухмана. Спросонок Александр Эдуардович ничего не понял и пытался выяснить у Воробьева, с каких это пор Шухманом интересуется их отдел. Разобрался он, лишь прибыв по указанному адресу.

Оказывается, офис Геннадия отыскала не милиция. Вернее, милиция прибыла уже позже, по вызову соседей, обнаруживших вырезанный замок в железной двери, которая вела в обычную с виду трехкомнатную квартиру.

В квартире было найдено два трупа: охранника, лежавшего в коридоре, и одного из сотрудников, который все еще находился в кресле, уронив голову на клавиатуру перед разбитым экраном монитора. Оба были задушены тонким прочным предметом, следы которого отпечатались на их шеях.

К счастью, Шухмана среди них не оказалось, хотя человека в кресле Левченко узнал: это был специалист, помогавший им не так давно отыскать телефонный передатчик ветерана госбезопасности Цимбала. Паша Воробьев его тоже узнал и именно поэтому догадался, что квартира имеет отношение к Геннадию.

В квартире царил разгром: столы с компьютерами и прочей аппаратурой были небрежно сдвинуты к стенам, сброшенные со столов клавиатуры болтались на перекрученных проводах, на полу беспорядочно валялись дискеты, компакт-диски и документы. Бумаги Александр Эдуардович тщательно проверил, ища переданные Геннадию накануне шифрованные ксерокопии «То-поля-8», но их здесь не было.

Оставив Воробьева за старшего, Левченко вернулся в машину. Было около семи часов утра. Александр Эдуардович вспомнил, что сегодня суббота, и поехал домой, чтобы без спешки позавтракать. Хотя не было у него, надо признаться, аппетита, причем уже очень давно…

– Эдуардович!

Левченко не узнал голоса Геннадия и от неожиданности вздрогнул. Шухман окликнул его, когда Александр вошел в собственный подъезд.

– Гена, ты? – он вглядывался в силуэт человека, притаившегося между почтовыми ящиками и мусоропроводом. – Как ты догадался, что я вернусь домой?

– Я не догадывался – мне просто повезло, – ответил Шухман, выходя на свет и ежась от холода – одет он был уж очень не по сезону.

– Чего же ты в подъезде-то? Пойдем ко мне…

– В другой раз, Эдуардович, – категорично замотал головой Геннадий. – У меня серьезный разговор.

– Тем более, – Левченко нажал кнопку вызова лифта. – За чашкой горячего чая такие разговоры гораздо приятнее разговаривать.

– Но не во всяком доме, Эдуардович, – Шухман нетерпеливо поморщился. – Менты рангом пониже и те уже давно на прослушке живут. Извини, твоим гостеприимством я воспользоваться не смогу.

– Что же мы, так и будем здесь стоять? – в нерешительности спросил Левченко. – Скоро соседи на работу пойдут…

Слова Геннадия привели его в некоторое замешательство: неизвестно, насколько его предположения верны, но вероятность того, что разговоры между ним, Ольгой и Аленкой кто-то слушает, попросту не укладывалась в голове.

– Сегодня выходной, – Шухман вошел в разъехавшиеся со скрежетом двери лифта. – Прогуляемся на верхний этаж.

Они расположились возле небольшого грязного окошка, открывающего вид из подъезда во двор. Наверху оказалось заметно теплее.

– Ты уже знаешь про офис? – спросил Левченко.

– Я заметил ваших издали и ушел, – ответил Шухман. – Что с Женькой?

– Это тот, который нам тогда помогал с телефонным номером? – уточнил Левченко.

Геннадий кивнул.

– Его задушили, точно так же, как и охранника.

Шухман вздохнул и замолчал на некоторое время, уставившись в закопченное окно.

– А я ведь его предостерегал! – наконец, произнес он.

– Тебе что-то известно? – осторожно поинтересовался Левченко.

– Нет, и я не хочу об этом ничего знать! – Шухман вытащил из внутреннего кармана дискету и передал Александру. – И тебе не советую связываться!

– Ты все-таки расшифровал? – Левченко быстро сунул дискету себе в папку.

– Извини, что не успел распечатать, сделаешь это сам – там обычный текстовый формат. Но учти, Эдуардович: я не знаю, что там такое, однако эта информация смертельно опасна. Мои друзья погибли из-за твоих ксерокопий.

– Прости, Гена, но я всего лишь пытался найти ответ, – оправдывался Левченко. – Кто на вас вышел, ты знаешь?

– Я тоже пытался найти ответ, – произнес Шухман. – В твоих бумажках был устаревший шифр, который когда-то использовали гэбисты. Мне пришлось забраться на один их сервер, чтобы раздобыть ключ, а там, похоже, меня уже ждали. Им удалось отследить меня, хотя сломать криптографическую защиту я все-таки успел. На всякий случай смотавшись из офиса, я предупредил Женьку, но он меня не послушал, дурак…

– Значит, это снова ФСБ, – констатировал Левченко.

– Ты понимаешь, Эдуардович, – в тихом голосе Шухмана отчетливо проступала ярость, – эта контора ничуть не изменилась! Они продолжают существовать и считаться только с какими-то своими законами, на всех нас им глубоко насрать!

– Прости меня, я не ожидал, что так выйдет, – произнес Левченко после некоторой паузы.

– Да откуда ты мог знать, – махнул рукой Шухман. – Все, больше на родине мне ловить нечего, мы видимся с тобой в последний раз, Эдуардович. Извини, больше не смогу тебе помогать.

– Ты и так сделал для меня слишком много, Гена, – отозвался Левченко. – Может тебе помочь чем, деньгами?

– Все есть, не беспокойся, – улыбнулся Шухман и протянул руку для рукопожатия. – Ну, прощай! Не поминай лихом…

– Удачи тебе!

Геннадий вызывал лифт, вошел в него, но когда двери начали закрываться, остановил их:

– Последний совет, Эдуардович! – умоляющим голосом произнес он. – Выброси ту гадость, что я сегодня передал тебе, уничтожь ее! Ты же делаешь это для той красотки из комитета, верно? Вспомни, что я говорил тебе про ахиллесову пяту…

Левченко не нашелся, что ответить, но точно знал, что не прочитать содержимое дискеты он просто не может. Когда лифт с Шухманом уехал вниз, Александр начал спускаться по лестнице. У двери своей квартиры он даже не остановился, а так и прошел до первого этажа. Потом вышел на улицу, сел в машину и помчался на работу.

Последующие пару часов Левченко доставал по телефону Воробьева. В обычные дни Александр Эдуардович не особо заботился об освоении компьютерной грамоты, но сейчас в офисе никого кроме него не было, и Павлу пришлось из дому давать своему неугомонному шефу консультации по распечатке содержимого файла на общем принтере.

Наконец, цель была достигнута – принтер загудел и выплюнул несколько листов бумаги. Левченко засунул их в папку, туда же бросил дискету, все выключил, запер кабинет, сдал ключи дежурному и помчался домой.

Едва отъехав пару сотен метров, Александр не утерпел, остановился у обочины, достал из папки только что отпечатанные документы и принялся жадно читать.

– Я же предупреждал, чтобы ты курил у себя дома! – произнес Горин, зажимая нос и проходя мимо подростка, облокотившегося о перила.

– Ты читать, что ли, не умеешь? – подросток осклабился и кивнул в направлении двери квартиры, которую снимал Артем.

Рядом с дверью размашисто и криво была нанесена свежая надпись: «Место для курения». Под надписью сидели, прислонившись спинами к стене, еще двое подростков и тоже дымили.

– Не повезло тебе с территорией, хмырь, – из сумрака выступил долговязый парень в бордовой вязаной шапочке. – Пацаны здесь уже давно обосновались, а вот ты, если че-то не нравится, сам сиди дома со своей сучкой и не высовывайся…

– Неужели вам самим нравится дышать этим смрадом? – Горин повернулся к подросткам.

– Это кайфово, придурок, – стоявший возле перил подросток выпустил изо рта дым прямо в лицо Артему.

– А так тоже кайфово? – зло произнес Горин.

Никто, включая парня в вязаной шапочке, не увидел трех светящихся нитей, соединивших головы подростков. Те внезапно, словно по команде, вынули сигареты изо ртов и глубоко, как только можно, засунули их обугленными концами себе в ноздри. От невыносимой боли, врезавшейся в нежную плоть носоглотки, у подростков брызнули слезы из глаз, и они что есть мочи заорали.

– Ты тоже куришь? – громко крикнул, пытаясь заглушить верещащих пацанов, Горин пятящемуся от него долговязому парню.

Тот так энергично замотал головой, что с нее слетела вязаная шапочка, но парень, не обращая на это внимания, стремглав бросился вниз по лестнице.

Горин зашел в квартиру.

– Что там за шум? – Лариса сидела в кресле, обхватив колени руками, и испуганно хлопала ресницами.

Артем подошел и взглянул на ее рисунок, лежащий на столе. Там была изображена женская нога, обутая в ботинок с коньком, от которого по льду тянулась глубокая трещина.

– Нам придется подыскать другую квартиру, – произнес он. – В этой очень уж неуютно, и она слишком далеко.

Опомнился Левченко, лишь когда текст на бумаге стал трудно различим. Подняв глаза, он с удивлением обнаружил, что вокруг сгустились сумерки. Но это удивление было несравнимо с тем, что только что открылось Александру. Текст оказался небольшим, и он перечитал его несколько раз. Неужели это было правдой? Неужели это все было?

Он завел двигатель и поежился – машина выстыла напрочь. Первое, что он сделает, вернувшись домой, – выпьет горячего чаю с домашним вареньем. А уж вставшие колом мысли начнет приводить в порядок уже потом…

Крах «Тополя-6» был очевиден с того самого момента, как только германское руководство определило в качестве базового направления в развитии проекта очищение арийской нации. Начальные же эксперименты с «образцами» показали, насколько недальновидно и даже глупо было рассчитывать на подобное. По той же самой причине Германии никогда бы не удалось воспользоваться свойствами «экспериментального материала», чтобы повлиять на исход военных действий. Тому был чересчур наглядный и убедительный пример. Многократные доказательства того, что «образец» ориентируется исключительно на психическую адекватность жертв, а не на какие-то этнические характеристики, и уж тем более не на какие-то идеологические предпочтения, привели к ослаблению интереса со стороны Германии к экспериментам в этой области. Отдел был расформирован, а материалы удалось спасти лишь благодаря четко сработавшему плану нашей внешней разведки.

Советский «Тополь-7», практически сразу же продолживший исследования в данной области, в принципе, совершил ту же самую ошибку. Возможно, что произошло это не без пагубного влияния немецких специалистов, допущенных к начальному этапу работы, благодаря недальновидной политике бывшего руководства Отделом. Перед специалистами «Тополя-7» изначально была поставлена тупиковая цель: очистить будущее коммунистическое общество ото всех, чьи взгляды противоречили кодексу строителей Коммунизма. Опять-таки, были исковерканы представления о возможностях «образца»: его невозможно приручить и заставить функционировать в соответствии с какой бы то ни было идеологией. Единственный для нас выход на этом этапе – самим подстроиться под него, изучить, а уже впоследствии научиться использовать в соответствии с нашими интересами.

Именно такая позиция заявлена обновленным отделом «Тополь-8», пришедшим на смену дискредитировавшим себя структурам. И все нападки со стороны товарищей из Политбюро мы считаем идеологически неверными. Мы ни в коей мере не преуменьшаем роль Партии в деле построения светлого будущего и надеемся на чуткость нынешнего руководства. Наши исследования помогут одним махом избавить общество от уголовных и других социально опасных элементов, тормозящих вследствие своих психических расстройств продвижение нашего государства к Коммунизму. Борьбой же с идеологическими противниками пусть занимаются уполномоченные на то службы.

Еще раз хотелось бы заявить и предостеречь руководителей самых высоких рангов. Нет смысла препятствовать нам, прогресс не остановить. Мы уже и так во многих отраслях отстали от ведущих стран. Эксперимент успешно стартовал, и остановить его уже невозможно…

Итак, начало проекта под кодовым названием «Кархашим» датируется 24 марта 1957 г. У пациентки Н. начались преждевременные схватки. Роды проходили очень тяжело, потребовалось хирургическое вмешательство. В ходе операции женщина умерла. Мальчик родился недоношенным. Плацента, к удивлению врачей, оказалась абсолютно черной. Первые анализы показали, что результат эксперимента, несмотря на некоторые нестыковки, можно признать положительным. Ребенка решено оставить в живых…

27 декабря 1961 г. Максиму четыре года. Он уже одиннадцать месяцев живет в детском доме с обычными ребятишками. В канун нового года наш малыш порадовал нас всех: наконец-то фотографию с его изображением удалось проявить (фото прилагается), пленка впервые оказалась не засвеченной, как все предыдущее. Это означает только одно: парень меняется, самые смелые предположения начинают подтверждаться, и это – победа, хоть и маленькая, но победа…

На то, чтобы найти детдом, в котором вспомнили мальчика Максима с фотографии, у Левченко ушло более двух месяцев.

Артем с Ларисой переезжали уже, наверное, в пятый или шестой раз. Когда они вселились во вновь арендованную квартиру, на улице уже светило весеннее солнце, а на газонах зеленела молодая трава.

Оставив Ларису обживаться, Горин отправился гулять. Пока ему здесь нравилось – щебетали птички, пахло весенней свежестью, чем-то цветущим. Еще один запах время от времени приятно напоминал о себе: когда-то обоняние Артема уже сталкивалось с ним…

Внезапно в глазах потемнело. Горин замер, ожидая, что сейчас, как обычно, начнет видеть чужими глазами, но этого не произошло. Непроницаемая темнота все так же стояла перед взором, птичий щебет начал болезненно отдаваться в голове, а нос наполнился невероятно сильным и притягательным ароматом. Артем испугался, что может потерять равновесие, когда зрение так же внезапно вернулось.

Он сразу же задрал голову: там, на балконе четвертого этажа, стояла девушка, развешивающая белье на веревке. Сейчас она замерла, неотрывно глядя на Горина. Повинуясь какому-то подсознательному чувству, Артем со всех ног ринулся в подъезд.

Гончарова, опомнившись, бросила прицепки и рванулась с балкона в квартиру. Она точно знала, что тот мужчина бежит сюда. Совершенно не отдавая себе отчета, она принялась метаться по квартире, затем подбежала к сумочке, стоявшей на трюмо, и вытащила из нее пистолет, едва не выронив его от волнения. Взгляд ее упал на телефон: «Быть может, успею позвонить Александру?..»

Ирина подошла к двери. Она знала, что незнакомец стоит сейчас с той стороны, она это чувствовала, это и еще то, что не может поступить иначе. Ее рассудок словно пытался уцепиться за скользкую поверхность, но беспомощно рухнул вниз. Девушка сунула пистолет обратно в сумочку и отперла замок…

Артем уверенно шагнул через порог. Ирина развернулась, боясь встретиться с ним взглядом, попыталась отшатнуться, но Горин схватил ее за халат, который остался в его руках.

Гончарова проскользнула в ванную. Проводив ее идеальное тело взглядом, Артем бросился следом. Тоже сорвав с себя одежду, он заключил девушку в объятия и повалил ее в наполненную теплой водой ванну.

Горину показалось, что еще ни к кому в жизни он не испытывал столь сильного влечения. Он приникал к Ирине всем телом, растирал ее влажную от воды кожу, остервенело лизал и даже кусал девушку. Они потеряли счет времени, от их энергичных движений почти вся давно остывшая вода из ванны оказалась на полу. Когда Гончарова забилась под ним, резко выгнулась и застонала, Артем тоже ощутил то, чего с ним не происходило уже много лет; от интенсивного ощущения он что есть сил задрал голову и захрипел…

– У тебя такое растерянное лицо, – рассмеялась Ирина.

Они снова набрали горячей воды в ванну. Девушка лежала на Артеме и губкой убирала пену от шампуня с его лба. Горин продолжал поглаживать ее спину и любоваться девушкой – как же нереально она была хороша!

– У тебя есть дети? – спросила Ирина.

– Нет.

– Ты еще не думал об этом?

– Думал, – улыбнулся Артем.

– О ком? – продолжала Ирина. – О сыне или дочери?

– О дочери? – лицо Горина внезапно снова стало рассеянным. – Извини, я, кажется, должен уйти…

– Конечно. – Ирина поспешно выбралась из ванны, освободив тем самым Артема, и принялась обтираться полотенцем.

Это было настолько завораживающее зрелище, что Горину пришлось силой заставить себя встать и одеться.

– Ты на самом деле не обижаешься на мое поведение? – обуваясь, выкрикнул он из коридора.

– Ты не должен оправдываться, – Ирина вышла из ванной, из одежды на ней все еще было только лишь полотенце, наброшенное на плечо. – У каждого из нас свои собственные проблемы, мне будет достаточно таких вот кратковременных, ни к чему не обязывающих встреч.

– А мне – нет. – Горин, наконец, завязал шнурки и выпрямился. – Я хочу быть с тобой чаще, просто у меня есть кое-какие дела…

– Так вот и займись ими, – рассмеялась Гончарова. – Я никуда не убегу. Надеюсь, мы очень скоро увидимся снова.

Она стояла, прислонившись к стене, такая красивая и уверенная в себе, что хотелось забыть обо всем на свете, покориться и всю оставшуюся жизнь исполнять любые ее прихоти.

– Знаешь, мне хочется о многом рассказать тебе… потом.

Артем в нерешительности переступил порог и осторожно прикрыл за собой дверь.

На улице Горину захотелось петь. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь был так счастлив, казалось, что свершилось все, ради чего он жил все эти годы.

Вокруг царило оживление: по тротуарам спешили куда-то люди, на игровых площадках резвилась детвора. С наступлением весны город постепенно просыпался и от того кошмара, в который когда-то поверг его Трофейщик. Кархашим же будет гораздо справедливее: он никому не позволит больше вносить смятение в этот хрупкий и слабый мирок, он защитит их всех, а особенно Ее…

Из близлежащего двора до Артема докатилось эхо звонкого детского смеха, и он снова вернулся к своим недавним мыслям, точнее – к воспоминаниям. Они касались одной юной девочки, которая когда-то нуждалась в его защите. В прошлый раз ему не позволили стать ее ангелом-хранителем…

По дороге к дому, где жила Алеся, Горин посетил магазин и купил мягкую игрушку – маленького белого медвежонка с красным шарфом на шее. Артем не помнил точного адреса, но все-таки отыскал знакомый дом, подъезд и квартиру.

Из-за двери доносился тяжелый смрад чего-то пережаренного. После второго звонка открыл отец Алеси, который еще сильнее обрюзг с момента их последней встречи. На его грязной засаленной майке проступали свежие жирные пятна. Он покосился на игрушку в руках Горина и, ни слова не говоря, впустил его в квартиру.

– Алеся дома? – поинтересовался Артем.

– А зачем бы я тебя стал впускать? – буркнул отец девочки. – Ну, чего мнешься? Иди, у меня там жратва пригорает… Эй, ты ничего не забыл? – окликнул он направившегося к детской Горина. – Здесь за вход платят, а не за выход, сколько вам, придуркам, повторять можно?

Горин достал из кармана несколько банкнот и протянул нервному мужику:

– Столько хватит?

– Ого, щедрый дядя, – тот быстро оглядел купюры маслянистыми глазками и сунул их в карман вытянутых трико. – Теперь иди, но только смотри у меня, понял?

– Все будет хорошо, – успокоил его Артем.

– Нет, серьезно, я тебя предупредил. – Сказав это, мужик поспешил на кухню, шоркая по полу стоптанными тапками.

Горин зашел в детскую и прикрыл за собой дверь. Алеся сидела за столом и что-то писала в тетради. Она изменилась, стала взрослее, что ли…

– Привет, Алеся, – произнес Артем.

Девочка, даже не глядя на него, встала из-за стола, сняла халатик, оставшись в одной пижаме, и забралась на кровать, обхватив руками щиколотки и настороженно взирая оттуда на Горина. Ноготки на ее миниатюрных ступнях были покрыты ярким лаком.

– Ты что, не узнала меня? – он присел на край кровати. – Это же я, дядя Артем, вот, подарок тебе принес, – Горин протянул Алесе медвежонка.

– Спасибо, – девочка безучастно приняла игрушку, поставила ее на тумбочку, взяла оттуда что-то и протянула Артему.

Это оказалась упаковка с презервативами.

– Давайте только побыстрее, а то у нас плохо топят, я замерзла, – она вытянула одну ногу и коснулась ею руки Горина.

Нога у девочки на самом деле оказалась словно ледышка.

– Да ты что? – Артем подтянул ее к себе за ногу и встряхнул за плечи. – Что с тобой сделали? Почему ты не узнаешь меня?

Алеся вырвалась и отползла на другой край кровати, удивленно глядя оттуда.

– Я узнала тебя, дядя Артем, – произнесла она. – Пока тебя не было, я многому научилась. Хочешь, покажу? – Алеся встала на четвереньки, высунула изо рта язык и поползла в его сторону.

– Оставайся на месте! – Горин вскочил с кровати. – А не то я сейчас возьму ремень и всыплю тебе хорошенько…

– Давай, дядя Артем, – Алеся перевернулась на живот и похлопала себя обеими руками по миниатюрной заднице. – Если хочешь, можешь меня привязать…

Горин опустился на колени и обхватил голову руками. Сейчас он покажет ей черного аллигатора и объяснит, что несовершеннолетней девочке не подобает вести себя подобным образом. Она навсегда запомнит этот урок… Стоп! Это же всего лишь ребенок…

– Давно он заставляет тебя заниматься этим? – хмуро произнес он.

В ответ девочка всхлипнула.

– Почему ты больше не приехал? – Она была готова разреветься.

Горин подошел и обнял ее. Алеся прижалась к нему и задрожала.

– Теперь приехал, но вот ты должна уехать отсюда, – произнес Горин, когда девочка немного успокоилась. – У вас есть родственники в другом городе?

– Отец меня ни за что не отпустит! – она подняла голову и испуганно захлопала ресницами.

– Я поговорю с ним, – Артем погладил ее по голове.

– Нет, у тебя ничего не выйдет, – Алеся замотала головой. – Он снова вызовет милицию, и тебя опять посадят в тюрьму, и меня… Я боюсь его!

– Нравится учиться? – Горин кивнул на письменный стол, заваленный учебниками.

– Ага! – в заплаканных глазах Алеси промелькнула радостная искорка. – А еще папа обещал записать меня в музыкальную школу.

– В том городе, где живут ваши родственники, наверняка тоже есть музыкальная школа, – предположил Горин.

– Он не отпустит меня, я же говорю! – очередная гримаса страдания сделала лицо девочки неестественно повзрослевшим. – Зачем ты пришел? Теперь я всю ночь буду плакать…

– Твой отец сам пригласил меня, – ответил Горин.

– Неправда! Зачем ты врешь?

– Он осознал всю тяжесть своего поступка, его отцовские чувства наконец-то пробились на свет из-под толстокожего слоя, – продолжал лгать Горин. – Он понимает, насколько сильна его вина перед дочерью, ему невероятно стыдно и он решил все исправить. Но сначала ты должна ненадолго уехать, чтобы твой отец мог в спокойной обстановке все обдумать, чтобы заново научиться глядеть тебе в глаза, чтобы ты сама решила – достоин он прощения или нет.