Текст книги "Черный оазис"
Автор книги: Михаил Сельдемешев
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)
Через некоторое время Рита подошла и села за его столик. На ней был все тот же халат.
– Закажи мне мартини, сухой, – попросила она и закурила сигарету. – Не ожидал? – спросила она, когда официантка удалилась.
– Если честно, то немного догадывался. – Артем отхлебнул пиво. Руки еще чуть-чуть ныли после недавнего приступа, но боль уже была терпимой. – Но если быть еще честнее, то мне понравилось.
– Этот номер я сама придумала, – сказала Рита,
– И это лучший номер за сегодня, – ответил ей комплиментом Горин.
– Да ладно, ты еще Мальвину не видел, – улыбнулась она.
– Так она все-таки существует?
– Ты, похоже, здесь в первый раз? – поинтересовалась Рита.
– В первый, довольно уютно здесь у вас. – Он огляделся.
– Я и сама здесь недавно, – произнесла Рита, пригубив принесенный бокал. – Мальвина всегда выступает под занавес. Уже скоро, тебе должно понравиться.
Прошло еще некоторое время, в течение которого успели раздеться три девушки, затем погас свет. В полной темноте раздался волнующий женский шепот: «Пьеро, Арлекино, Артемон, Буратино, о-о, Бурати-и-ино!» После этого грянула музыка и сиена осветилась. На нее выбежала энергичная девушка с длинными развевающимися волосами голубого цвета. На ней было короткое белое платьице с кружевами и белые же, обтягивающие стройные ноги, сапоги-ботфорты выше колен.
Она совершала очень резкие отчаянные движения, скользила по шесту вверх и вниз, кувыркалась и махала ногами. В ее реактивных движениях было что-то завораживающее. Когда из одежды на ней остались лишь ботфорты и белые плавки, она замерла, стоя на сцене и тяжело дыша. Свет погас снова. Луч прожектора лишь выхватил из темноты летящие плавки и сопроводил их до самого падения на сцену. Публика в зале зааплодировала.
Когда сцена снова осветилась, Мальвина все ещё стояла там. За столиками засвистели.
– Смотри, – Рита кивнула в сторону сцены.
Горин пригляделся и увидел, что волосы на лобке Мальвины тоже голубого цвета…
Пока Рита была в душе, Артем рассматривал регалии, выставленные в стеклянном шкафчике ее маленькой квартиры. Здесь были всевозможные дипломы за участие в танцевальных конкурсах, призы в виде статуэток, изображающих балетных танцовщиц, медали и многое другое.
– Я просто восхищаюсь тобой! – искренне подвел он итог увиденному, когда Рита вышла из ванной: волосы ее были мокрые, а надет на ней был очень короткий халат.
– А стоило ли оно того? – девушка подошла к нему и приобняла за плечи. – Чтобы в результате тебе каждую ночь запихивали в трусы деньги липкими пальцами?.. Но ты не беспокойся, я тщательно отмылась. Ты выглядишь чертовски элегантно, Горин, особенно если учесть, что раньше я все время видела тебя в больничной пижаме. Надеюсь, у тебя нет аллергии на мою зубную пасту…
Артем не успел вставить ни единого слова, как она скользнула вниз, и ее ловкие пальчики расстегнули ему брюки…
Александр Левченко, ежась от холода, поднял воротник куртки.
– Скоро рассвет, – произнес подошедший капитан Сизов. – Кофе будешь, Эдуардович? У меня почти полный термос.
– Давай, – согласился Левченко, и они направились к милицейской машине.
Находились они в лесу, неподалеку от аэропорта. Здесь накануне грибниками были обнаружены лежащие в яме и присыпанные ветками и опавшей листвой останки девушки. Убийца (в том, что это Трофейшик, не сомневался ни один из находящихся в данный момент на месте преступления людей) задушил жертву шнуровкой, вытащенной из ее собственной блузки. Кроме этого он надрезал ее язык вдоль, сделав его раздвоенным, как у змеи.
Судя по состоянию останков и по дате на авиабилете, найденном среди документов девушки, смерть наступила чуть меньше пары месяцев назад. А вот что он забрал в качестве трофея, пока оставалось загадкой, так как вещи жертвы были разбросаны по всей яме.
Уже на обратном пути, когда восходящее солнце озарило горизонт, Левченко понял, чего там не хватало: дорожной сумки или чемодана, в котором бедная девушка везла свои вещи…
– А я считаю, что нет совершенно никакого повода дуться, – Рита сидела на краю кровати и сушила волосы феном. – Такое вполне могло произойти и по причине чрезмерного возбуждения – девчонки-то в «Мальвине» вон какие!
– Да я и не дуюсь. – Артем лежал на кровати и ускоренно проматывал порнофильм, который был любезно включен Ритой ему в помощь, но со своей задачей все-таки не справился.
– Дуешься, я же вижу. – Рита выключила фен и подошла к холодильнику. – Йогурт будешь?
– Буду. – Горин выключил телевизор и взял у Риты баночку.
– Главное, что тебе удается сам процесс, – она с аппетитом принялась уплетать свою порцию. – А завершать его совсем не обязательно.
– Все должно иметь завершение, – возразил Артем.
– Давай я тебе массаж сделаю, – предложила Рита, когда с йогуртом было покончено.
Горин не возражал и через некоторое время задремал от ее приятных прикосновений…
Почти весь следующий день они проспали. Проснувшись, Артем взял на себя приготовление завтрака, который по времени не попадал даже под определение обеда. В ход пошло почти все, что было обнаружено в Ритином холодильнике. В результате Горину пришлось взять на себя и ответственность за употребление приготовленного, так как Рита лишь едва притронулась к странной смеси – видимо, из опаски за собственное пищеварение.
– Может, в театр сегодня вечером сходим? – спросил он, когда тарелки опустели. – Сможешь с работы отпроситься?
– Сегодня я не работаю, – улыбнулась Рита. Она включила воду и принялась мыть посуду. – А у тебя билеты есть?
– Пока нет, но купим.
– Эх ты, театрал, – Рита брызнула в Артема водой. – На хорошие вещи билеты заранее надо приобретать.
– Тогда, может, в цирк? – предложил Горин.
– Да чего уж, давай сразу в зоопарк! – Она выключила воду, подошла к нему и обняла за шею.
– В зоопарк не хочу, – покачал головой Артем.
– Да и я не мечтаю особо, – Рита рассмеялась. – Ты что больше любишь: оперу, балет, мюзикл?
– Да мне без разницы, честно говоря, лишь бы с буфетом и возрастное ограничение повыше, – улыбнулся Артем.
– Все ясно с тобой, – Рита встала и направилась к телефону. – Сейчас попытаемся раздобыть пару билетиков.
Пока Горин смотрел телевизор, она порылась в записной книжке и сделала несколько звонков. Затем подошла к нему, сняла с халата пояс и набросила ему на шею.
– Ну все, ты пойман на слове, – она притянула его к себе и поцеловала. – Сегодня идем на «Кармен».
– Опера, балет или мюзикл? – спросил Горин.
– Угадал, опера, – Рита увернулась, когда он попытался схватить ее за край халата. – Давай собираться, чтобы к третьему звонку успеть…
Через несколько часов они сидели в просторном зале, в котором не было ни одного свободного места. Рита была очень довольна и взирала на сцену с восхищением. Артему же опера не очень понравилась: в бинокль он разглядел дородных грузных певиц, исполняющих роли юных хрупких девушек, и сразу перестал верить в происходящее.
Едва дождавшись антракта, Горин потащил Риту в буфет, где немного скрасил впечатление от высокого искусства несколькими бутербродами с колбасой, пирожными и чаем с коньяком и лимоном.
– Ну, как тебе? – спросила Рита, когда они в ожидании следующего действия бродили в фойе и разглядывали фотографии артистов, развешенные на стенах,
– Колбаса не очень свежая, кажется, – ответил Артем.
– Перестань придуриваться, – Рита дернула его за локоть. – А то обижусь.
– Не очень вдохновляет, когда под главной героиней трещит сцена. Особенно на фоне изящных танцовщиц-статисток.
– Это же опера все-таки, – возразила Рита. – Главное здесь – голос.
– Поют неплохо, согласен…
Прийти в себя Горина заставила боль в шее у самого плеча. Прямо перед собой он увидел испуганное лицо Риты. Та подняла голову, чтобы укусить его еще раз, но Артем закрыл ее рот ладонью.
– Ты зачем это сделала? – спросил он. – Ты что, вампирша?
– Это ты вампир! – воскликнула Рита, когда он убрал руку. – Отпусти меня!
Горин обнаружил, что находятся они у Риты в квартире, он лежит сверху и цепко держит девушку в своих объятиях. Он осторожно отполз в сторону.
– Садист! – из ее глаз брызнули слезы. – Животное бессердечное!
– Я сделал что-то не так? – он попытался дотронуться до ее руки, но Рита отдернула ее, села и поджала колени к груди, обхватив их руками.
– Еще спрашиваешь! – в ее голосе звучала неподдельная обида. – Ты что, огонь из меня добыть решил, марафонец несчастный? Сначала научись – купи себе бабу резиновую и пили ее, сколько влезет, а я-то почему должна отдуваться?
– Тебе сильно больно? – спросил он и осторожно поцеловал девушку между лопатками.
– Приятного мало, это точно, – она уже говорила спокойно, но голос все еще был расстроенным.
– Я не хотел, клянусь. Не знаю, что на меня вдруг нашло…
– Может, просто я тебе не особо нравлюсь? – тихо спросила она.
– Да ты что! – он обнял ее и поцеловал волосы. – Как такая супердевушка может не нравиться? Это просто со мной не все в порядке.
– Ну ладно, – она встала, прикрывшись простыней. – Я пойду в душ схожу, а когда вернусь, то скорее всего уже все прощу тебе, мастер глубокого бурения.
Когда Рита закрылась в ванной, Артем взглянул на часы: скоро должно было состояться свидание с болевыми приступами. Не хотелось, чтобы Рита стала свидетельницей их встречи: третий, как говорится, лишний. Когда она включила воду, Артем вышел в подъезд и тихо притворил за собой дверь…
– Кошмарное зрелище! – Левченко опустил обратно край простыни, прикрывающей тело жертвы, лежащей на полу.
На этот раз Трофейшик удостоил своим вниманием бывшего налогового инспектора, пару месяцев назад вышедшего на пенсию по выслуге лет. Его маньяк оскопил. По предварительному заключению смерть наступила от сердечного приступа.
– Супруга сказала, что он как раз совсем недавно сердце подлечивал, – доложил вошедший в комнату Сизов. – Смотри-ка! – он поднял разбросанные по всему полу коробочки с непристойными картинками снаружи и с игральными картами внутри. – «Беременные проказницы»…
– Тише ты, его жене и без этого тяжело! – оборвал его Левченко.
– С его сердцем, Эдуардович, и так забавляться, – усмехнулся капитан Сизов. – Придется в качестве вещ-дока изъять.
– Смотри, Костя, – погрозил ему пальцем Левченко. – Застану тебя за этой мерзостью – лишу премии. Что пропало, выяснили?
– Скорее всего что-то из этих «веселых картинок», но жена о них ничего не слышала и вряд ли сможет помочь, – ответил Сизов. – По крайней мере те его ценные вещи, о которых она знает, все на месте…
Артем, вцепившись руками в перила, карабкался по ступенькам своего плохо освещенного подъезда. Тело, скованное болью, плохо слушалось и время от времени приходилось налетать на стены. Со стороны могло показаться, что сильно поддатый мужик прикладывает все силы для возвращения домой после насыщенной вечеринки.
Кое-как отомкнув дверь квартиры, Горин рухнул внутрь…
Из оцепенения его вывел телефонный звонок. Это была Рита.
– Сбежал, значит? – услышал он упрек на том конце провода.
– Извини, давление поднялось, кажется, – хрипло ответил он.
– Что с тобой? – забеспокоилась Рита. – Может, нужна моя помощь?
– Да нет, спасибо, сейчас уже намного лучше. – Боль и вправду была уже где-то далеко.
– Ты один? – спросила Рита после некоторой паузы.
– Один, – ответил он. – И уже успел соскучиться.
– Так зачем же было скрываться тайком? – рассмеялась она.
– Увидимся завтра после обеда? – спросил Горин.
– Завтра днем у меня репетиция…
– В «Мальвине»?
– Ну не в Большом же театре, – усмехнулась Рита. – Зато вечером у нас там небольшой сабантуй состоится. Придешь?
– А по поводу чего гуляете?
– Мальвина отходную устраивает, с новым мужем в Австрию уезжает на ПМЖ.
– И кто теперь ее место займет – ты?
– Не знаю, – ответила Рита. – Так придешь?
– Во сколько?
– Часов в семь, наверное, чтобы до открытия клуба успеть.
– Постараюсь, – Горин прикрыл веки и надавил на глазные яблоки, в которых сосредоточились последние остатки болевых ощущений. – Ты на меня больше не сердишься?
– Немножко совсем, – улыбнулась Рита, – Ну ладно, отдыхай. Спокойной ночи.
– Спасибо и до завтра, – Артем повесил трубку и побрёл к кровати.
На вечеринку по поводу отъезда Мальвины Горин пришёл не с пустыми руками: Рите он принес три розы – белую, красную и розовую, на стол поставил бутылку коньяка, а виновнице торжества подарил маленькую, перевязанную подарочной лентой коробочку. В ней был женский бритвенный станок голубого цвета.
– Мальчик, а ты кто? – спросила Мальвина вульгарным низким голосом, заглянув в коробочку.
– Это Артем, – представила его Рита.
– Горин, – добавил он.
– Ну, тогда наливай свой коньяк, Артем Горин, – произнесла Мальвина, растягивая слова.
Как оказалось, звали ее Людмилой. Сейчас она была без своего голубого парика. За столом помимо Риты и Людмилы-Мальвины сидело еще несколько девушек с профессиональными фигурами, охранники, музыканты и еще какие-то люди, по-видимому, из обслуживающего персонала.
– Что ж, позвольте сказать тост, – произнес сидевший до этого в тени лысоватый мужчина в очках и белой рубашке с закатанными рукавами.
– Это Борис Львович, директор, – шепнула Артему на ухо Рита.
– Мы все очень рады за тебя, Людочка, – начал свой тост Борис Львович. – Рады, что ты нашла свое счастье, что уезжаешь из нашей непредсказуемости в края достатка, спокойствия и гарантированной свободы. Желаем, чтобы и впредь мужская часть населения не могла спокойно дышать в твоем присутствии, оставайся все время такой же обольстительной и темпераментной. От имени всего коллектива хочу преподнести тебе этот памятный подарок, который в далекой австрийской земле будет напоминать тебе о нас, – он достал из-под стола полиэтиленовый пакет и извлек из него увесистую матрешку.
– Ой, как мило, рюсский сувенир! – изобразила иностранный акцент Людмила-Мальвина, затем встала, перегнулась через весь стол и от души поцеловала своего бывшего директора.
После этого она уселась на место и в два счета извлекла все вложенные матрешки, у которых была одна особенность: на каждой последующей было нарисовано на одну деталь одежды меньше – своеобразное напоминание Людмиле о ее бывшем поприще. В самой последней матрешке лежали свернутые тугим цилиндриком доллары.
– Ой, ребята, огромное вам всем спасибо! – на глазах Мальвины заблестели слезы. – Я так буду по вас скучать! Давайте выпьем за то, чтобы и там я нашла себе таких же друзей, – она, не поморщившись, осушила бокал с остатками коньяка.
Все, включая Горина, последовали ее примеру.
Примерно через полтора часа Людмила была на пике весёлого настроения и все время порывалась развлечь друзей прощальным выступлением, хотя и с трудом стояла на своих длинных стройных ногах. Натянуто улыбающийся Борис Львович, постоянно поглядывая на часы, в меру своих сил удерживал ее от этой затеи.
По степени опьянения к Мальвине, пожалуй, был близок лишь Горин, потому что, как и виновница торжества, он не зависел от лояльности директора этого заведения, и половина пустых бутылок под столом было на его счету.
В конце концов, наступил момент, когда оба утеряли всяческий контроль над собой: Мальвина-Людмила разделась и взгромоздилась на стол, а Артем подсел к Борису Львовичу и по-приятельски положил ему руку на плечо. Дальнейших подробностей Горин не помнил: например, как заплетающимся языком спрашивал директора о переименовании заведения, а также о том, что Рита более всего достойна занять место Людмилы; не помнил Артем, как горячо заверял тщетно пытающегося отстраниться от него Львовича, что самолично проследит за тем, чтобы «эта вертихвостка» (имелась в виду Рита) во всех своих местах перекрасилась в голубой цвет, раз так надо для дела. Не помнил, как пытался подраться с охранниками и остаться, чтобы принять участие в отборе кандидаток на место примы…
Рита привезла горланящего во все горло песню черепахи Тортиллы Горина к себе домой, толкнула его на диван, стянула с него верхнюю одежду, покачала головой и скрылась в спальне.
Добротная дверь из дуба оберегала сон Риты от храпа, доносящегося из соседней комнаты, но через пару часов Рите пришлось вскочить, когда Артем начал кричать от боли. Она пыталась его разбудить, накладывала холодный компресс на его раскаленный лоб, пока он не утихомирился. После этого Рита вернулась в постель но уснуть уже больше не смогла…
Следующая неделя была ознаменована бумом в прессе, посвященным небывалой криминогенной обстановке в городе: органы были больше не в силах контролировать ситуацию, и журналисты все-таки прорвали милицейский кордон замалчивания.
Изоляторы временного содержания были переполнены всякого рода самозванцами, пытающимися взять всю вину за подвиги Трофейшика на себя; их, недолго думая, переправляли в психиатрические лечебницы. Активизировались не совсем нормальные типы всех мастей молодым девушкам, да и не только им, совершенно невозможно стало появляться на улицах с наступлением темноты.
Горин смотрел новости по телевизору, читал газеты и искренне сочувствовал Левченко. А Александр Эдуардович не успевал сочувствовать ни себе, ни жертвам, ни их родственникам. С утра до вечера он и его коллеги выслушивали показания всяких психов, передавали дела в прокуратуру на лиц, против которых были неопровержимые улики, и выезжали на места преступлений Сотрудники его отдела практически перестали появляться у себя дома.
Мало того, массовый психоз коснулся и животных: в прессе и на телевидении все чаще мелькали сообщения о том, что какой-нибудь симпатичный песик вцепился своими остренькими зубками в кормящую руку отца семейства или какая-нибудь пушистая кошечка расцарапала лицо не чающей в ней души хозяйки. Если бы у Левченко хватало времени смотреть телевизор или читать газеты, он бы, наверное, поблагодарил судьбу за то, что зверьем его отдел не занимается.
Весь этот кошмар обсуждался и в Ритином коллективе, где присутствовал и Горин. Она теперь совершенно никуда не соглашалась ходить по вечерам одна, и Артём регулярно сопровождал ее на работу. Последние события самым неблагожелательным образом сказались на посещаемости ночных клубов – «Крэйзи Мальвина", в частности. При этом возросло число посетителей, которые по разным причинам не проходили фэйс-контроль на входе. Поэтому из всего коллектива напрягаться, по большей части, приходилось лишь охранникам. Новые номера решили пока не репетировать, так как единичным клиентам хватало выпить пару кружек пива да поглазеть на нескольких без особого усердия „работающих“ на сцене девчонок.
Сотрудники бара сидели за столом, за которым еще недавно провожали Людмилу-Мальвину и, никуда не торопясь, пили кофе. Хотя на дворе в самом разгаре был полдень, выходить на улицу никому особенно не хотелось. Темой для разговоров все последние дни было только одно.
– А я недавно слышала, – произнесла одна из официанток, – будто бы его уже раз поймали, а потом отпустил…
– Доказать не смогли? – ироничным тоном спросил парень, занимающийся звуковым оформлением.
– Нет, у него просто прописка из другой области оказалась, – выдвинул свою версию бармен.
– Юмористы, блин! – обиделась официантка. – Говорят, что он сказочно богат и скупил всю милицию в нашем городе.
– С жиру бесится местный Рокфеллер, – снова прокомментировал ее слова бармен. – Все в жизни попробовал, и скука заедать начала…
– Да идите вы в задницу! – официантка швырнула в него скомканной салфеткой. – Чтобы я вам еще о чем-нибудь рассказала…
– Ребята, да ладно вам, – вмешался охранник, на минутку вырвавшийся с поста, чтобы по-быстрому сжевать бутерброд с ветчиной. – Пускай говорит!
– У меня бывшая одноклассница в одном НИИ работает, – продолжила после нескольких секунд молчания девушка. – Туда трупы его жертв свозят для исследований…
– Только не за едой, умоляю! – запротестовала Рита.
– Да пусть продолжает, чего вы как эти? – запивая бутерброд чаем с лимоном, снова вступился за рассказчицу охранник.
– Да я не имела в виду ничего тошнотворного, честное слово, – заверила официантка. – Она мне про один странный случай поведала. Привезли к ним тело девушки, из которого в ходе обследования вытащили больше сотни мелких булавок.
– Из желудка? – спросил охранник.
– Нет, они были воткнуты в нее по всему телу, – ответила официантка. – Так глубоко, что почти не видно было с первого взгляда.
– Вот изверг! – отозвалась одна из танцовщиц.
– А вот и не угадали! – азартно возразила официантка. – Оказывается, булавки эти были ей под кожу загнанны задолго до смерти.
– Получается, что Трофейшик ею долгое время занимался? – предположил охранник, забрасывая себе в рот горсть арахиса.
– В том-то вся и штука, что ее видели накануне убийства целой и невредимой, – заключила довольная хотя бы единственным благодарным слушателем официантка.
– Ребята, – вмешалась Рита. – И интересно вам смаковать все эти подробности? Вы сами, случаем, не маньяки?
В это время с Артемом происходило что-то непонятное. Сначала у него сильно потемнело в глазах, затем, вместо помещения клуба, в котором он находился, Горин увидел черные туфли на высоком каблуке, одетые на шагающие от него женские ноги. Взгляд Артема отметил, что походка женщины была очень странной, и Горин продолжал следовать за этими туфлями. Шаги становились все быстрее, но он не отставал. От мелькания каблуков у него закружилась голова…
– Что с тобой? – спросила его Рита, взяв за локоть.
Артем слышал голос и ощущал ее прикосновение, но зрение продолжало преследовать убегающие черные туфли. Приглядевшись, он заметил, что каблуки оставляют следы: едва заметные красные пятнышки на асфальте. В этот же момент он ощутил запах – невероятно терпкий и насыщенный запах крови, исходящий от этих следов. Запах был настолько концентрированным, что переполнил его, и Горина тут же стошнило…
Через некоторое время его глаза вновь различали обстановку клуба и его сотрудников. Он скорчился на полу, рядом суетилась Рита. Остальные молча уставились на происходящее.
– Все нормально? – спросила Рита, помогая ему подняться.
– Наверное, у меня слишком впечатлительная натура. – извиняющимся тоном произнес Артем. Ему было неловко перед коллегами Риты.
– Поедем домой. – Рита взяла сумочку, и они направились к выходу.
Дни летели один за другим, словно кадры в кинопленке, а Горину становилось все хуже. Его тошнило, из носа шла кровь, болели голова, мышцы ног и рук, суставы и внутренности. Заметно ухудшилось зрение. Ходьба стала настолько болезненной, что ему вновь пришлось взять в руки тросточку. Ночью, как обычно, боль усиливалась, и привыкнуть к этому было невозможно. Артем горстями поедал обезболивающие таблетки, мешая их, к явному неудовольствию Риты, с гигантскими дозами спиртного.
Однажды, выходя из аптеки, где он только что запасся очередной порцией лекарств, Горин неожиданно столкнулся в дверях с Ольгой Левченко.
– Артем? – она удивленно взирала на тросточку в его руках.
– Привет, – он дружески улыбнулся.
– Саша здесь, – кивнула Ольга в сторону, она явно была растеряна.
Ее муж, поставив автомобиль на сигнализацию, уже шел к ним.
– Сколько лет, Эдуардович, сколько зим! – Горин перехватил тросточку и пожал Левченко руку.
– Опять старая рана пошаливает? – спросил Александр, когда Ольга скрылась за дверями аптеки.
– Да я, честно говоря, про нее уже позабыл на фоне новых болячек, – невесело усмехнулся Артем.
– И насколько все плохо? – поинтересовался Левченко.
– Плохо – это облегченный вариант моего состояния, – ответил Горин. – Я-то, наивный, думал, что после нескольких прямых попаданий из девятого калибра буду бегать, как кролик с вечной батарейкой в заднице, и сладко спать по ночам. А вышло иначе, Эдуардович, совершенно иначе…
– А что врачи? – спросил Левченко.
– Врачи удивляются и делают ставки – дотяну я до зимы или нет. Скажи, говорят, спасибо, что мы тебе рецепты выписали, – Горин потряс в воздухе пакетом с таблетками. – А могли бы и некролог…
– Слишком уж мрачно ты все представил, – покачал головой Левченко.
– И вправду, ною тут. словно койот в полнолуние. У тебя-то как продвигается?
Левченко лишь скривился в ответ.
– Понятно, – догадался Артем. – Бегает от вас зайчишка?
– Да уж, зайчишка! Волков на раз задирает…
– А вы бы награду назначили за его поимку, – предложил Горин. – Как только у меня деньги кончатся, я, возможно, тоже рискну своим оставшимся здоровьем.
– Думаешь, эти хмыри станут с кем-то делиться? – в голосе Александра Артем уловил едва сдерживаемую злобу. – Это же не люди, это дерьмо, прикрытое картонными декорациями! Скоро уже полгорода на кладбище переедет, а они вон за углом стоят и за ремни безопасности мзду собирают!
– А ты, похоже, как раз сегодня не пристегнулся, Эдуардович? – похлопал его по плечу Артем. – Не передумал еще бросить все к чертовой матери?
– Пока нет, Михалыч. На днях мне для содействия присылают каких-то очень способных ребят из ФСБ, – последнюю фразу Левченко произнес с явным пренебрежением. – Знаю я эти приколы: приедут кабинетные молокососы и начнут учить меня ширинку застегивать!
– А может нам, Эдуардович, как в старые добрые времена – свалить куда-нибудь подальше, где нет телефонов, порыбачить, у костра посидеть? – предложил Горин.
– Обещаю, что когда это все кончится, так и сделаем, Артем, – заверил его Левченко.
К ним подошла Ольга.
– Ну ладно, Михалыч, ты извини – времени совсем нет, – заторопился Левченко, пятясь к своей машине. – Зашел бы как-нибудь, что ли?
– И вправду, Артем, приходи, – добавила Ольга.
– Когда-нибудь заскочу, – Артем помахал им рукой. – Дочери привет передавайте…
Александр как-то вдруг ссутулился и приобрел столь жалкий вид, что Горин пришел в недоумение. Ольга бросила на мужа полный отчаяния взгляд и тоже опустила глаза.
– Аленка? – осторожно спросил Артем.
Левченко закивал, и Горин догадался, что тот пытается сдержать слезы.
– Что с ней? – он подскочил и схватил Эдуардовича за плечи.
– С ней уже все в порядке, – Ольга подошла к мужу и взяла его за руку.
– Какой-то больной недоумок подкараулил ее в подъезде, – произнес Левченко. – Сделать ничего не успел, напугал лишь. Теперь вот успокоительным дочь поим. – он кивнул в сторону аптеки. – Клянусь, Михалыч, если бы я этого урода тогда поймал, то бил бы его головой о стену до тех пор, пока бы меня не оттащили… – у него сжались кулаки.
– Не трать нервы на всякую падаль, Эдуардович, все же обошлось, слава богу, – попытался успокоить его Горин.
– Слишком много этой падали развелось, Михалыч, слишком много, – Левченко заглянул Артему в глаза. – Этот городишко уже давно нуждается в хорошей метле, которая выбросит на помойку и долбанутого Трофейшика, и его плюгавых подражателей!
– Так и будет, Эдуардович, – кивнул Артем. – Возможно даже, что на этой метле будет стоять инвентарный номер ФСБ.
– Поживем – увидим, – буркнул Александр, вяло махнул рукой и пошел к машине, увлекая за собой жену.
– Я вас всех как-нибудь навещу! – крикнул Горин им вслед, но звук ревущего двигателя помешал супругам Левченко его расслышать.
Вдохнув выхлоп, Артем схватился за фонарный столб, чтобы не упасть от внезапного головокружения. Когда темнота в глазах прошла, он поковылял к своей «девятке».
Вечером следующего дня несколько танцовщиц «Крэйзи Мальвины», в числе которых была и Рита, должны были выступить на вечеринке дружественного ночного клуба «Униформик». Существовала своеобразная традиция, по которой долженствовало давать «смотр художественной самодеятельности» для какого-нибудь более престижного заведения. Как можно было догадаться из названия, базовым элементом антуража в этом клубе являлась униформа всех видов, в которую были облачены охранники, официантки, танцовщицы и весь остальной обслуживающий персонал.
Вот и Борису Львовичу, чтобы выглядеть перед коллегами из «Униформика» достойно, пришлось раскошелиться на новые костюмы для девушек, соответствующие традициям местного заведения.
Торжество происходило в одном из залов «Униформика», в котором также имелась небольшая сцена и стоял длинный стол с закусками и напитками наподобие свадебного, за которым все и разместились. Помимо хозяев заведения за столом находились Борис Львович со своими сотрудниками, а также Горин, за последнее время ставший в «Мальвине» почти своим.
Первая подопечная Бориса Львовича изображала горничную в белоснежном переднике. Пушистой метелкой она «смахивала пыль» со зрителей.
Когда очередь дошла до Риты, в зале притушили свет (к явному сожалению Артема, который к настоящему времени уже почти совсем перестал видеть в полумраке). После этого из-за кулис появилась огненная дорожка, бегущая по предварительно нанесенному на сцене следу. Пламя описало кромку подиума, и стало намного светлее. На этот спецэффект публика отреагировала довольно эмоционально.
Рита вышла на сцену в форме пожарного, только чрезмерно яркой и облегающей. В руках у нее был огнетушитель, который она положила на сцену и начала танцевать. Рита настолько изящно кружилась между языками пламени, что Горин искренне любовался ею, да и свист и возгласы вокруг не давали сомневаться, что Рита, безусловно, талантливее большинства своих коллег. Заключительным аккордом стало извержение «возбужденного» пеногона на огненную дорожку. В наступившей темноте Рита исчезла со сцены. Вслед ей прозвучали бурные овации, самые искренние из которых принадлежали Горину.
Вечеру предстояло быть долгим, поэтому, чтобы хоть как-то ослабить традиционные приступы боли, Артем принялся методично напиваться. Когда было совсем туго, он запирался в туалете и глотал пилюли. Выступления окончились, и Рита с сослуживицами присоединились к общему столу. Горин шепнул ей, что восхищен, а она в ответ попросила его не злоупотреблять спиртным. Но Артем уже переступил ту грань, когда это еще возможно, да и болевые спазмы подстегивали его к тому чтобы стакан не оставался пустым подолгу.
В какой-то момент Горин обнаружил, что не может встать, чтобы сходить и принять таблетки. Его тело словно оцепенело, боль вдруг совсем прошла, но вместе с этим онемели и перестали чувствоваться все мышцы. Лицо его застыло в глупой улыбке, как у кукольного клоуна, и ему оставалось лишь ждать, когда это состояние пройдет…
Постепенно ощущение собственного тела начало возвращаться. Это происходило не без предательских мурашек. Когда все, наконец, нормализовалось, Горин осушил очередную рюмку с чем-то крепким, взял тросточку и встал…
В первое мгновение ему показалось, что ноги остались стоять у стола, тогда как остальное тело направилось в сторону туалетной комнаты. Успев подметить такую досадную деталь, Артем рухнул на пол, задев угол стола и уронив с него при этом часть посуды. Женщины взвизгнули. Горин попытался подняться, но судорога в ноге дернула его назад с такой силой, что он развернулся и отлетел к стене. Распространяясь от бедра, судорожные волны принялись сотрясать все тело. Артем корчился и бился головой о ковровое покрытие на полу. Несколько человек, в числе которых была и Рита, пытались как-то помочь. Очередной приступ заставил Горина покатиться по полу, пока он не столкнулся с ножкой стола. Столовые приборы звякнули. Артем распластался по полу, вытянувшись, словно струна, и затих. Боль ушла так же внезапно, как и появилась.