Текст книги "Черный оазис"

Автор книги: Михаил Сельдемешев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

– Оно бы и меня не заинтересовало, если б не почерк, – воспоминания явно доставляли старику удовольствие. – Я ведь не мог забыть почерк, которым был подписан рапорт о моем несоответствии и последующем переводе в архивный департамент. Эти корявые буковки и сейчас висят у меня перед глазами…

– Документ оказался у вас согласно служебным обязанностям? – Гончарова не позволяла Цимбалу слишком сильно отвлекаться от главного.

– Не у меня, – мотнул он головой. – Пухлая картонная папка с черной обложкой, перевязанная веревочкой, легла на стол моей тогдашней знакомой. Тамары Августовны из отдела распределения. Пора было идти обедать в местную столовку, и я по обычаю зашел к ней в кабинет. Первое, что я увидел, – это аккуратно висящий на спинке стула китель с капитанскими погонами и зеленый военный галстук на резинке. Весь этот до боли знакомый гардероб, по идее, должен был облегать телеса Тамары Августовны. Повернувшись на последовавший в связи с моим появлением вскрик, я застал у окна стыдливо прикрывающуюся хозяйку одежды. Здесь же находилась и строго взиравшая на меня Лилия Абдурамбековна…

– Тоже в обнаженном виде? – улыбнулась Гончарова.

– Нет, та мымра была, к счастью, одета, – Цимбал прыснул в кулак. – Дам я застал за примеркой дефицитных бюстгальтеров. Недетские размеры Тамары Августовны, которые она была не в состоянии укрыть от моего наметанного глаза, ее умоляющее лицо и поучительные наставления Лилии Абдурамбековны вынудили меня, как истинного советского офицера, отвернуться. Я, конечно, мог бы выйти, но стоять в столовской очереди одному совершенно не хотелось. Так что, пока женщины приводили себя в порядок, я склонился над столом Тамары Августовны и безразлично взирал на разбросанный по его поверхности хлам. Безразлично, пока мой взгляд не зацепился за бумажку с очень знакомым почерком. Она была прикреплена скрепкой к пухлой перевязанной папке. Небрежная корявая надпись на бумажке предписывала определить папку в некий особый архив с самой высокой категорией секретности. Я впился глазами в знакомые буквы, отчетливо вспомнил самодовольную рожу человека, который писал подобным образом, и, пока девушки расправляли складки на форменных юбках, неприметным движением сцапал предписание, смял его и сунул в карман. Позже мы втроем сидели в столовой, поглощали борщ с котлетами, женщины о чем-то тараторили, а я думал о бумажке, лежащей в кармане. Запив наспех проглоченный обед компотом, я вбежал по ступенькам на свой этаж и заперся в туалете. Там я несколько раз перечитал самонадеянную резолюцию, расхохотался и отправил послание в унитаз. «Никаких вам, бляха, больше секретов!» – подумал я тогда.

– Какая же судьба постигла злосчастную папку? – вмешался, наконец, Левченко.

– Та же, что и десятки тысяч единиц остального бумажного хлама, утилизируемого Комитетом, – ответил Цимбал. – Пышногрудая Тамара Августовна, не обнаружив никаких специальных пометок, пролистала несколько документов из папки, после чего со спокойной совестью определила ее прямехонько в хранилище «ПЛБ».

– Что означает эта аббревиатура? – спросил Александр.

– Последствия Ликвидации Безграмотности, – расшифровала Ирина. – Персонал архивов КГБ в шутку называл так всяческие бессмысленные доносы, копии, квитанции и прочую ерунду, которую регистрировали и отправляли на вечное хранение, зная, что подобная макулатура никогда уже никому не понадобится.

– По уровню секретности ниже «ПЛБ» в органах считался лишь склад с туалетной бумагой, – ухмыляясь, добавил Цимбал.

– Выходит, что одна из папок с документацией «Тополь-7» гниет сейчас в каком-нибудь подвале? – предположил Левченко.

– Вот именно, – подтвердил старик. – Там, куда нынешнее ФСБ безо всякого риска для своей конфиденциальности пускает всякого рода журналистов и прочих искателей истины. Только вот искать там нечего, сплошной мусор…

– За исключением одной папки, – уточнила Ирина.

– Хотя где гарантия, что в нее сотрудники отдела положили что-то ценное? – засомневался Александр.

– В этой папке вы наверняка обнаружите многие из ответов, – авторитетно заявил Цимбал. – Дело в том, что время, когда бюстгальтеры были особенным дефицитом, как раз совпадало с гонениями на «Тополь-7». Его руководство спешно заметало следы и рассовывало свои наработки по разным надежным местам, чтобы впоследствии, в лучшие дни отыскать и продолжить свою гнусную деятельность. Так вот не найти им ту папочку-то!

– А мы, выходит, можем это сделать? – Левченко испытующе посмотрел на Гончарову. – Ведь в хранилище «ПЛБ», насколько я понимаю, вход практически свободный?

– Если какой-нибудь студент юрфака еще не изъял ее для своей курсовой, то папка будет нашей, – согласилась Ирина.

– На вашем месте я бы не был так самоуверен, – прищурился Цимбал. – Там же несколько тонн подобного барахла! Советую искать в конце шестидесятых: ту папку Тамара Августовна через свою канцелярию пропустила либо в шестьдесят восьмом, либо в шестьдесят девятом.

– А точнее не вспомните? – попросил Левченко.

– Нет, точнее склероз не позволяет, но то, что в этом периоде все случилось – никаких сомнений…

– Что ж, Григорий Ильич, большое вам спасибо, – Ирина поднялась, поправляя за собой примятое покрывало на диване.

– Даю слово, что о нашем разговоре никто не узнает, – добавил Левченко.

– Да мне уже плевать на все это! – хмыкнул Цимбал. – Я жалкий старикашка, а вот вам бы советовал поостеречься, слишком непростое дело вы пытаетесь разворошить. Зачем вам это, если не секрет?

– Слишком много жизней потеряно из-за этого проклятого непростого дела, – ответил на его вопрос Левченко.

– Как знаете, – пожал плечами Цимбал. – Дубликат ключика оставить не забудьте, не хочу, чтобы он какой-нибудь шпане достался…

Александр довез Ирину до подъезда. Всю дорогу они ехали молча. Левченко так и не осмелился задать вопрос о профессиональном сеансе гипноза, свидетелем которого только что стал. Александр Эдуардович в который раз удивлялся, поймав самого себя на мыслях: мыслях не о только что услышанных и увиденных небылицах, а о том, как грациозно сдвинуты ноги у его попутчицы, и о том, какой чудесный аромат исходит от ее иссиня-черных волос.

Проводив Гончарову взглядом до тех пор, пока она не скрылась за дверью подъезда, Александр Эдуардович вздохнул и поехал домой, где его к ужину ждали жена и дочь. Вот там-то осмысление всего услышанного от Цимбала и обрушилось на Левченко, заставив механически проглотить еду и лишив сна почти до самого рассвета…

Прежде чем у Горина окончательно прояснилось сознание, ему пришлось некоторое время наблюдать расплывчатые белые силуэты, снующие перед глазами. От каждого из них в сторону Горина тянулись прозрачные нити, похожие на увеличенную в несколько раз паутину. Артем подумал, что, сосредоточившись на какой-то одной нити, он сможет подчинить связанный с нею силуэт и упорядочить его перемещения в соответствии с собственными желаниями. Другое дело, что концентрация давалась с большим трудом и даже приносила страдания: где-то в районе переносицы пульсировала тупая ноющая боль.

Вскоре перед глазами проявилась залитая светом люминесцентных ламп комната. Белые силуэты оказались медицинским персоналом. Горин полулежал в кресле, туго пристегнутый к нему ремнями. Какой-то медицинский работник снимал с него провода и убирал электроды с головы. Похоже, что его только что подвергли обязательной в этих стенах процедуре электросудорожной терапии. Артему уже кто-то успел рассказать, как это больно, но сам он абсолютно ничего не помнил и не чувствовал. За исключением разве что ноющей переносицы.

Он посмотрел на склонившуюся над столиком с инструментами медсестру, прикрыл глаза, и тянущаяся в сторону девушки нить снова стала отчетливой. Горин перевел взгляд на стоящего напротив доктора. После прикрытия век нить оказалась протянутой и от его головы. Артема осенила догадка, что его организм только что пополнился еще одной «опцией». Для проверки он внимательно уставился на доктора, подождал, пока тот встретится с ним взглядом, и послал по прозрачной нити отчетливую команду. Нить дернулась, отозвалась вспышкой боли в районе переносицы, а солидный доктор вдруг неожиданно для самого себя повернулся к склонившейся над инструментами медсестре и ущипнул ее. От неожиданности та вскрикнула, выпрямилась и в недоумении посмотрела на своего руководителя. Тот выглядел не менее ошарашенным. Горин сомкнул веки и откинул голову на спинку кресла. Возникающие внезапно сюрпризы заставляли ощущать себя подопытным животным, не понимающим, что с ним могут сделать в любой момент невидимые экспериментаторы. Все, пора было всерьез браться за то, ради чего он здесь оказался, – искать Катаева, и если придется, то вытягивать из него правду самыми суровыми методами.

В собственной палате, однако, Горин обнаружил, что способность к гипнозу – не единственное, что ему посчастливилось приобрести после сегодняшнего сеанса ЭСТ. Поначалу Артему казалось, будто галлюцинации, связанные с недавним приемом сильнодействующих препаратов, все еще продолжаются: собственные конечности виделись ему невероятно удлиненными и опутавшими всю палату. Через пару часов, когда химический туман в голове окончательно рассеялся, Горин осознал, что чудеса происходят наяву, и тут же все вернулось – его тело снова приняло привычные очертания. Хорошо еще, что за все это время его не надумал навестить никто из медперсонала: бедняге бы никто не поверил, и его тут же самого превратили бы в пациента.

Для закрепления навыка Артем заставил собственную руку уподобиться змее и обвиться несколько раз вокруг спинки кровати. Это было совершенно дикое ощущение: он чувствовал, что может вытянуться в тонкого длинного червяка и заползти в какую угодно щель. Взгляд его остановился на вентиляционной решетке…

Если бы Ларисе, крепко пристегнутой ремнями к койке своей камеры, не удалось задремать полчаса назад, она, возможно, заметила бы, как в тусклом свете ночника, висящего высоко над дверью, мелькает едва заметная тень. Из вентиляционной решетки просачивалось нечто змееобразное и кольцами сворачивалось на полу. Через некоторое время Артем поднялся с пола, подошел к спящей девушке и присел на край кровати. Он погладил ее по голове, отчего Лариса вздрогнула и открыла глаза.

– Ты? – шепотом спросила она, видимо, не понимая – сон это или явь. – Почему ты голый? И как тебе удалось сюда проникнуть?

– Не знаю, наверное, я – лунатик, – Артем наклонился к девушке, чтобы поцеловать, но она сразу же забилась в удерживающих ее путах, пытаясь уклониться.

– Пожалуйста! – умоляюще прошептала она.

– Прости, я забыл, – Горин поспешно отпрянул назад.

– А где твой пластырь? – спросила Лариса, несколько успокоившись.

– В моей камере, налеплен на глазок. Не люблю, знаешь ли, когда суют нос в мою личную жизнь, – Артем улыбнулся. – И не бойся говорить громко – здесь непроницаемая звукоизоляция.

– А куда подевался твой шрам? – поинтересовалась девушка.

– А ты внимательная.

– Я же все-таки художница, – польщенная Лариса изобразила, наконец, подобие улыбки.

– У медсестры просто оказались золотые руки, – объяснил Горин. – Зажило все просто на глазах.

– Это та, которая рыженькая? – уточнила девушка. – С нашивкой «Лера» на халатике?

– Ага.

– Хотела бы я оказаться в ее золотых руках, – призналась Лариса.

– Тогда я хотел бы при этом присутствовать, – подмигнул ей Артем.

– Только из-за двери, через глазок, – рассмеялась девушка. – И с пластырем.

– Скажи, ты действительно никогда не пробовала с мужчинами? – спросил ее через некоторое время Горин. – С моей точки зрения, ты довольно привлекательная дама…

– Пробовала, – скривилась Лариса.

– Это было настолько гадко?

– Гадко становится, когда вы, мужики, не можете скрыть свою слабость, – ответила девушка.

– Слабость свойственна всем людям, – возразил Артем.

– Да, но зачем вы тогда так назойливо стремитесь во всем доминировать? – продолжала Лариса. – Когда слабость одолевает женщину, это выглядит естественно, когда же слабым оказывается мужик, становится просто противно. Был у меня очень давно один приятель, считал себя крутым без меры, но когда я собралась его покинуть, распустил сопли, начал корчить из себя жертву, собрался купить нам с подругой шикарную двухместную тачку. Тоже мне, благородный жест! В общем, плюнула я и укатила с новой девчонкой в круиз…

– Постой-ка! – прервал ее Горин. – Этот парень… Его фамилия случайно не Лушников?

– А ты что, знаешь его? Мир тесен…

– Знал, – уточнил Артем. – Он погиб, пытаясь заработать денег на ту машину…

– Ой, перестань! – снова скривилась Лариса. – Эта мифическая мужская солидарность бесит меня не меньше. Если даже это и так, то уверяю – на моей совести есть гораздо более страшные прегрешения. Да что мы все обо мне? Расскажи и ты что-нибудь про свою загадочную судьбу. Что ты натворил такого? Честно говоря, ты меня даже немного заинтересовал, и еще я только что подумала, что хочу нарисовать тебя.

– Только я сначала оденусь, – улыбнулся Горин. – Та девчонка, сопровождавшая тебя в круизе, она ведь не вернулась, верно?

– Догадаться было не сложно! – лицо Ларисы снова приняло холодное выражение. – Понятно, что меня сюда упекли не за то, что я лишала их девственности. А ты чистенький, значит? Только ведь сюда рядовых аутов не сажают…

– Мое истинное имя – Кархашим. И я должен бы сейчас обойтись с тобой твоими же методами, – Горин провел пальцем по шее девушки. – Моя миссия – очистить мир от болезни, от всех тех, чей разум изъеден влиянием Изурдага…

– О, Господи! – разочарованно воскликнула Лариса. – Зачем ты все испортил? Из загадочного мужчины ты превратился в обыкновенного болвана, одержимого непомерной манией величия. Как вы все тоскливо одинаковы! Несете одно и то же! Я, хоть и сама ненормальная, но все эти мессии, боги и спасители человечества меня уже так утомили, что блевать хочется. Ну неужели ты и вправду считаешь себя этим, как там его?..

– Кархашим, меня зовут Кархашим, – сказал Артем. – И я неотступно следую своему истинному предназначению. Причем совсем не тому, о каком думают они…

– Ну вот, и здесь «они»! – Лариса развела бы руками, если б те не были привязаны. – Так яви мне какое-нибудь чудо, что же ты? Покажи мне, в чем твоя миссия, начни излечивать мир с меня…

Девушка неожиданно замолчала и тут же дико заорала. Если бы не отличная звукоизоляция камеры, то на дикие вопли Ларисы сбежалась бы вся клиника. Кожаные ремни едва удерживали девушку, пытавшуюся вырваться и убежать от кошмарного монстра, нависшего над ней. Его мутные безжизненные белки словно заглядывали в самую душу, а огромная пасть, усеянная черными зубами, как будто ухмылялась.

Горин не стал затягивать демонстрацию своих возможностей и вернул себе привычный человеческий облик. Все, что надо, он доказал, и теперь предстояло успокоить Ларису, пока с ней не случился нервный припадок. Артем снова присел на край кровати и взял девушку за руку. Лариса зажмурила глаза и резко втянула в легкие воздух, словно захлебываясь.

Горин тоже прикрыл веки, сосредоточился на тянушейся к голове девушки светящейся нити и послал ей настойчивый приказ успокоиться. Когда он снова открыл глаза, Лариса молча и внимательно смотрела на него. Она лишь тяжело дышала и на бледном лбу ее выступила испарина.

– Это какой-то гипноз? – спросила она.

– Нет, а также не сон и не последствия лекарств, – отрицательно покачал головой Артем и для подкрепления своих слов ущипнул девушке ладонь. – Ты видела истинное обличье Кархашима.

– Похож на крокодила, только еще страшнее, – Лариса облизала пересохшие губы. – Подтверди еще раз, что я не до такой степени сошла с ума!

– Сейчас твой рассудок абсолютно честен с тобой, Лариса, – успокоил ее Горин.

– Но что это за чертовщина? Как это возможно? – вопрошала она.

– Я сам уже давно ищу ответы. Кто-то знает об этом все, и я рано или поздно доберусь до него, обещаю,

– Значит, ради справедливости ты расправишься и со мной? – Лариса оторвала голову от подушки, напряженно ожидая ответа.

– Вопреки древним легендам и вопреки тем, кто пытается мною манипулировать, я дам тебе шанс, – Горин наклонился почти к самому лицу девушки. – Есть в мире целая куча людей, гораздо более заслуживающих наказания. Их беда в том, что они разучились чувствовать жалость. Без жалости человечество превратится в деградирующее стадо, эволюция постепенно обращается вспять. Я должен напомнить вам всем об этом чувстве, а тем, кто потерял его окончательно, придется столкнуться с инвентаризацией Кархашима…

– Ты и вправду считаешь, что я еще способна жалеть? – Лариса не могла отвести взгляд от глаз Горина – в отличие от недавних мутных, в эти можно было смотреть без чувства отвращения.

– Да, в память о Лущникове я дам тебе такой шанс и заберу тебя отсюда, когда закончу здесь все дела. – Артем поднялся и подошел к вентиляционной решетке. – Завтра ночью тебя навестит рыжеволосая медсестра. Если она уйдет отсюда невредимой, считай, что первый экзамен выдержан. А теперь, наверное, отвернись. На сегодня с твоей неустойчивой психики спецэффектов уже достаточно.

Лариса зажмурилась и не решилась открыть глаза до тех пор, пока змеевидная масса окончательно не скрылась во мраке вентиляции.

На оформление пропуска в хранилище секретной макулатуры ушел почти целый день и двести долларов. И то расходы оказались минимизированными лишь благодаря содействию Гончаровой.

Александр Эдуардович собирался провести в архиве весь остаток дня. Тем более что в его собственном офисе с подачи Ирины происходило настоящее цирковое представление. Она притащила туда самого настоящего дикаря – африканского шамана, по ее словам. Ирина надеялась прибегнуть к его помощи в деле Трофейщика и усадила низкорослого, чернокожего, усеянного морщинами старика за свой стол, выложив перед ним стопку фотографий жертв убийцы. Шаман водил над фотографиями своими иссохшими черными руками, выпучивал контрастные белки глаз, что-то напевал и время от времени постукивал в бубен, звуки которого постепенно начали отдаваться у Левченко в мозгу.

У подчиненных Александра Эдуардовича визит раскрашенного папуаса вызвал веселье. Сотрудники отдела поочередно наблюдали за колдующим над уголовными делами шаманом и за мрачным начальником, слоняющимся по офису и делающим вид, что ничего не происходит. Вот поэтому Левченко и спешил покинуть помещение: взирать на устроенный Гончаровой балаган уже надоело, а препятствовать Ирине он с некоторых пор почему-то совершенно не мог.

Дежурный в архиве сначала заставил Левченко расписаться в журнале ознакомления с правилами допуска к материалам ограниченного распространения, затем составил опись всех документов, которые оказались у Александра в папке. И лишь после этого проводил в подвал, отпер массивный замок на железной двери с надписью «1965– 1970» и открыл ее, оборвав при этом наклеенную на дверной косяк полоску бумаги с печатью и подписью.

Внутри оказалось именно так, как Левченко и предполагал: холодно, сыро, с запахом плесени. Но что для него стало неожиданностью, так это масштабы архивного содержимого: огромный зал с бесчисленными тесными рядами уходящих вдаль стеллажей заставил Александра Эдуардовича почувствовать себя ничтожным и бессильным перед этим хранилищем вечности. У него сразу же опустились руки, но возвращаться в офис с колотящим в бубен пигмеем… Задача оказалась на порядок труднее, чем предполагалось, но это не означало, что не стоило попытаться ее решить. Тем более что последнее время к «раскопкам» по «Тополю-8» Александр прилагал усилия не столько для себя, карьеры или спокойствия родного города, сколько ради Нее…

Ссутулившись, он побрел мимо заваленных бумагой стеллажей. Таблички на торце каждого из них обозначали периоды. Добравшись, наконец, до шестьдесят восьмого года, Левченко остановился.

«Как искать нужную папку среди тысяч похожих?» – подумал он. – «Что нужно такого в ней разглядеть, чтобы не пропустить?».

В нерешительности Александр вытащил ближайшую стопку бумаг, отнес ее на стол, стоявший у стены, и сел на неудобный деревянный стул со здоровенным инвентарным номером на спинке. Левченко поежился от холода: он уже успел продрогнуть в этом склепе и понял, что в другой раз нужно будет одеться теплее. Включив покрытую ржавчиной настольную лампу, он взял в руки первую папку, сдул толстенный слой пыли и развязал стягивавшую ее шнуровку.

В эту ночь в психиатрической лечебнице усиленного режима сразу у двоих пациентов оказались навещающие, что, в общем-то, абсолютно противоречило местным порядкам. Ларису навестила рыжеволосая красотка Лера, которой накануне Артем Горин посредством видимой только ему светящейся нити внушил парочку неприличных мыслей.

Вторым «счастливчиком», чье одиночество было нарушено этой ночью, был Руслан. Он очень удивился, когда, проснувшись, обнаружил сидящего на краю кровати Горина, и попытался вскочить, но ремни, которыми его стали привязывать после инцидента с лезвием, отменили этот эмоциональный порыв.

– Какого хрена тебе здесь надо? – рявкнул Руслан.

В его глазах читался тщетно скрываемый испуг: он понимал, что оказался беззащитен перед человеком, устремления которого оставались для него абсолютно непредсказуемыми. И он волновался не напрасно.

Горин сорвал со щеки пластырь и продемонстрировал абсолютно невредимую кожу на лице. Затем выпустил одну из своих «шашек» и сделал на щеке живописный разрез, который тут же, на глазах, затянулся. Лицо Руслана побледнело, и он снова дернулся.

– Хочешь сказать, что тоже так умеешь? – спросил его Артем.

Руслан в ответ энергично замотал головой.

– Как ты сегодня необычайно молчалив, – усмехнулся Горин. – А у тебя как раз есть последнее слово.

– Этого не может быть! – в отчаянии выкрикнул Руслан.

– А почему же ты тогда не просыпаешься, а? – Как бы в подтверждение своих слов Артем произвел колющий удар плавником в скрытую одеялом голень Руслана.

Тот вскрикнул и закусил губу от боли, глядя выпученными глазами на расползающееся по одеялу кровавое пятно.

– Ты думал, что все просчитал, верно? – ухмылялся Горин. – Самое главное – договорился с совестью, что позволило тебе убивать хладнокровно и не совершать ошибок. Ты, конечно, был слишком разумным, чтобы Кархашим заметил тебя, но, как видишь, он все равно здесь…

– Ну хорошо, хорошо! – Руслан выставил вперед ладонь. – Кто конкретно тебя послал? За какую сумму ты это делаешь? Обещаю, что увеличу ее вдвое…

Договорить ему не дал болезненный укол в другую ногу.

– Идиот! – воскликнул Артем. – Тебе осталось жить несколько минут, а ты все еще думаешь о сейфе с теми бесполезными бумажками, которые ты столько лет обменивал на человеческие жизни!

– Возьми их все! – захрипел Руслан.

– Я не вижу в твоих глазах раскаяния. – Горин поднялся с кровати, чтобы не испачкаться пропитавшимся кровью одеялом.

– Я сделаю все, что хочешь! – взвыл Руслан. – Пощади, умоляю…

– Ловлю на слове, – злорадно потер ладони Артем. – Хочу холодного пива, прямо сейчас.

Руслан непонимающе захлопал ресницами в ответ.

– Так я и знал, что это всего лишь пустые слова, – разочарованно скривился Горин и произвел последний укол, насквозь пронзивший череп Руслана и лежавшую под ним подушку.

После этого, трансформировавшись для очередного путешествия по вентиляционной системе, биомасса, мгновение назад бывшая Артемом Михайловичем Гориным, поползла в один из изоляторов, где, по словам все той же медсестры Леры, томился узник совести Валерий Анатольевич Катаев. Этой встречи Горин ждал очень и очень долго.

Оказавшись в нужном месте, Горин подумал, что просчитался и выполз не из того вентиляционного отверстия, какое было нужно. Ибо на кровати свернулся, поджав к груди худые колени, человек, напоминавший майора Катаева меньше всего. Даже если учесть невыносимые условия содержания, отсутствие спецпайков и постоянные стрессы, то все равно – настолько Валерий Анатольевич измениться просто не мог. Это был не он, хотя медицинская карта, пришпиленная к кровати, утверждала обратное.

– Вот хитрец! – в сердцах произнес Горин. – Все-таки ускользнул!

От звуков его голоса человек, скорчившийся на кровати, приподнял голову и удивленно уставился на визитера.

– Что же ты, мерзавец, людей в заблуждение вводишь, а? – спросил его Артем. – Давно Катаевым-то стал?

Вместо ответа человек поднялся, медленно приблизился к Горину, заглядывая в глаза, а после этого неожиданно вцепился длинными цепкими пальцами Артему в горло. Горин взглянул в глаза безумца, не знающего не то что какого-то Катаева, но и своего собственного имени, крепко ухватил его запястья и что есть силы двинул коленом по яйцам. Те, в отличие от мозгов, оказались на месте: пальцы безумца мгновенно разжались, и он нырнул вниз, хватая ртом воздух. Горин, продолжая придерживать человека за руки, опустил его на пол и направился в сторону вентиляции. Больше в этом оздоровительном учреждении делать было нечего.

– Что ты ищешь? – недоуменно спросила Лариса, с трудом разлепляя отяжелевшие после безумной ночи веки.

Разбудил ее Горин, ползавший по полу.

– Твоя сегодняшняя подружка обещала оставить ключ, – объяснил свое присутствие Артем.

– А-а, – улыбнулась Лариса. – Ключик под подушкой, только тебе же он меньше всего нужен…

– А тебе вряд ли понравится ползать по вентиляционным коробам, – Горин навис над девушкой и запустил руку под подушку. – Видела бы ты сейчас свое довольное лицо. Все прошло гладко? Лера ушла отсюда живой?

– Ага, но, должно быть, невероятно уставшей, – снова заулыбалась Лариса.

– И у тебя ни разу не возникло желания придушить ее? – продолжал допытывать Горин.

– Ни разу, клянусь, – заверила его Лариса. – Постой-ка, а что это ты психоаналитика из себя строишь? И насчет какого моего путешествия по вентиляции ты заикнулся?

– Сегодня отдыхай, а завтра на рассвете мы уйдем отсюда, – ответил Артем.

– Вот как? Ты решил взять меня с собой? Но зачем тебе радикальная лесбиянка? – не понимала Лариса.

– Может быть, я люблю лесбиянок, – усмехнулся Артем.

– Но они вряд ли ответят тебе взаимностью…

– А ты уверена, что я нуждаюсь в чьей-либо взаимности?

– Можно, я останусь здесь? – Лариса вдруг понизила голос до шепота. – Пожалуйста…

– Ты не веришь в возможность побега или боишься потому, что я не совсем человек? – спросил ее Горин.

– После того, что я видела, чему-нибудь не верить уже бессмысленно, – ответила девушка. – Да, я боюсь. Боюсь, так как не могу угадать твоих намерений. Зачем я тебе нужна?

– Мои намерения – вызволить тебя отсюда. Неужели перспектива умереть пристегнутой к кровати, в окружении унылых стен и не менее унылых людей, пугает тебя меньше? Там, снаружи, тебя ждет неизвестность, но она разнообразна, там ты можешь выбирать…

– А вдруг на свободе я снова оступлюсь и причиню кому-нибудь вред? – глаза Ларисы обеспокоенно блуждали по комнате, ее раздирали противоречия.

– Я уверен, что мысли о Кархашиме не позволят тебе сделать этого. Ведь ты представляешь, каков он в гневе…

– Получается, что мне уготована жизнь в страхе перед твоим возмездием? – в ее глазах появилось отчаяние.

– Боишься смерти? – ухмыльнулся Горин. – Тогда не позволяй ее костистой руке лапать твоих подружек. Ты уже взрослая девочка, Лариса, и настала пора окончательно решить: любовь для тебя важнее или смерть. Здесь, в этом склепе, за тебя это всегда будут решать другие…

– Но я уже столько успела натворить! – всхлипнула девушка.

– Зачем цепляться за то, что уже сделано? Кархашим дает тебе шанс, понимаешь? – Горин сел на кровать и утер Ларисе слезы краешком одеяла. – Завтра, перед уходом, я загляну к тебе. Если так и не осмелишься, просто попрощаемся.

На рассвете следующего утра Горин отпер палату, в которой его появления дожидалась Лариса, и срезал удерживавшие ее ремни. После этого девушка прижала к груди папку с рисунками, и они побрели по тихим коридорам клиники. Встречаемые по пути санитары, заблаговременно «подготовленные» Артемом, доброжелательно отводили глаза и отпирали перекрывавшие путь решетки. У самого выхода из здания Горин снял с вешалки пару принадлежащих медперсоналу курток, выбрал подходящие по размерам ботинки, оделся сам и заставил одеться Ларису. После этого беглецы вышли на улицу.

В отблесках восходящего солнца искрился нападавший за ночь снег. Лариса уже давно не видела его так близко и не удержалась, чтобы не зачерпнуть в руку. Горин забрался на стену, отделяющую территорию клиники от внешнего мира, срезал «шашкой» мешающую колючую проволоку и помог забраться наверх девушке. После этого они спрыгнули в сугроб по ту сторону.

Двигались так быстро, как только возможно. Нужно было уйти как можно дальше, пока в клинике не опомнились и не подняли тревогу. Плюс ко всему стоял ужасный холод: снег набился в неприспособленные для путешествий по глубокому снегу ботинки, да и больничные пижамы, хотя и прикрытые сверху куртками, все-таки совершенно не защищали от утреннего пронизывающего ветра. Лариса стучала зубами, ее руки стали красными, словно ошпаренные. Когда они достигли леса, Горин уже практически тащил девушку за руку.

– Я больше не могу! – взмолилась она и опустились на корточки, прислонившись спиной к дереву.

– Надо двигаться, – возразил Артем, поднял девушку под мышки и встряхнул. – Цивилизация уже близко, – он показал рукой в сторону припорошенной снегом лыжни.

– Куда идти? – непослушными от холода губами спросила Лариса.

– Оттуда веет углями, – Артем снова поволок девушку.

Ему вдруг представился камин с полыхающим внутри пламенем, от которого исходило приятное, возвращающее к жизни тепло…

Через некоторое время путь пошел под уклон, и брести по сугробам стало чуть проще. Лариса уже почти висела на плече Горина. Прошло еще не менее получаса, прежде чем он заметил между деревьями блеснувшее в окне солнечное отражение. Вскоре беглецы оказались у одинокого бревенчатого домишки, из трубы которого вился слабый дымок.

– Дом лесника, – промямлила Лариса и рухнула в снег.

Артем, согнувшись в три погибели, подкрался вплотную к дому, по очереди заглянул в каждое из окон, затем вскрыл нехитрый засов входной двери, вернулся за Ларисой и занес ее внутрь.

В доме было тепло. Камина, правда, не было, но вместо него у стены стояла внушительная железная печка, в которой еще теплились угли. Горин сходил на улицу за аккуратно уложенными в поленнице дровами и бросил их в печку. С себя и Ларисы он стянул абсолютно всю промокшую до нитки одежду, подтянул к самой печке медвежью шкуру, разложенную на полу, уложил на нее девушку и энергично принялся растирать ее ледяные конечности.