Текст книги "Белая женщина"
Автор книги: Михаил Маковецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 47 страниц)
В ответном слове глава родительского комитета религиозной школы для девочек «Путь к Сиону» сочла необходимым особо отметить, что если уборщик не прекратит издевательства над девушками, (а это был уже второй случай – до этого Ян три недели подряд убирал территорию возле школы в жёлто-красных шортах, из-под которых была хорошо видна мошонка, когда он наклонялся), – то будут приняты самые строгие меры. В свою очередь мэр заверил собравшихся, что Израиль является единственной демократией на Ближнем Востоке, и именно поэтому, по мнению мэра, политические демонстрации, направленные против традиционных ценностей, которые еврейский народ хранил в течение двух тысяч лет изгнания, абсолютно недопустимы.
После долгожданного расставания с членами родительского комитета религиозной школы для девочек мэр спустил вопрос с презервативом по инстанциям. Начальнику офакимских мусорщиков было предложено разобраться, незамедлительно принять самые строгие меры, после чего доложить. Близились муниципальные выборы, и мэр очень рассчитывал на религиозных избирателей. Весь город был завешен плакатами с его простым еврейским лицом. Еврейского лица такой степени простоты в живой природе вообще не встречается, но мэру портреты нравились.
– Ян, когда ты переворачиваешь мусорный бак в машину, ветер метёт мусор на голову. Видимо, тогда тебе и попал на голову презерватив, с которым ты уже ходишь четвёртый день, – Константин Будницкий, руководитель службы муниципалитета по уборке мусора, старался объяснить Яну ситуацию, не обидев его. – А этот дурацкий случай с мошонкой? Мэр сказал, что это могли бы раздуть до такой степени, что он бы имел судебную перспективу.
Ян вспомнил, что недавно два рабочих-араба, в знак протеста против сионисткой экспансии, забросили во двор религиозной школы для девочек половые органы верблюда, надув их предварительно автомобильным насосом. Ян пришлось самому тащить этот натюрморт к мусорному баку.
– Да это вообще была не моя мошонка, я её сам же и убрал, – начал кипятиться Ян.
– Оставь. Это была мошонка принцессы Дианы – этот случай мы уже проехали, – напирал Костик. – Я понимаю, от тебя ушла жена, и тебе нужно встряхнуться. У меня к тебе серьёзный разговор.
– Судя по морщинам, не принцессы Дианы, а монахини Терезы, – вяло возразил Кац, но с интересом выслушал предложение руководства.
– Завтра я на пол дня еду в Беэр-Шеву за… э… – Костик замялся. – Короче. Помойся, с вечера чеснок не ешь. Зубы почисть. Магазины ещё открыты, купи зубную щетку и пасту, возьми с собой 150 шекелей, мы едем в публичный дом.
– Зачем? – задал ненужный вопрос Кац.
– Там из окон открывается чудный вид на синагогу, – закончил беспредельную беседу глава офакимских мусорщиков.
Над кассой очага сексуального отдуха висел грозный плакат «А ты надел свой презерватив?!» на английском «And you put on the condom?!», французском «Mays toy le lot le preservative?!» арабском, русском языках и, естественно, на иврите.
– Учреждение имеет международное признание, – с удовлетворением отметил про себя Кац. Над рабочими комнатами надписи были менее строгими. В отделе группового секса, который гордые офакимчане отвергли из-за дороговизны, было начертано «Как хороши, как свежи были Розы».
Ян посетил кабинет с надписью «Абрам лежал под Грушей, широко раскинув руки», большого удовольствия не получил, но ощутил себя мужчиной. В дальнейшем презервативы на голове он больше не носил, зубы чистить продолжил и чеснок есть прекратил, ушел с головой в политическую борьбу и на ближайших выборах был избран по партийному списку прогрессивно-религиозной партии в Офакимский горсовет. Победу ему принесли женские голоса.
После выборов соратники по партии уговорили Яна Борисовича отказаться от своего места в горсовете в пользу следующего за ним по списку, может быть, не столь любимого народом, но отдающего весь пыл своей души делу прогрессивно-религиозного воспитания трудящихся, заслуженного ветерана партии. Кацу предложили довольно крупную сумму денег наличными и хорошую работу по профессии. В случае несогласия Яна Борисовича отказаться от своего места в горсовете неизбежно были бы преданы огласке подробности его гнусных, развратных действий в отношении учениц школы «Путь к Сиону».
Кац согласился на закулисную сделку. Ему долго жали руку и хлопали по спине. Называли единомышленником и товарищем по борьбе. Половину обещанных денег всё-таки отдали. В качестве хорошей работы по профессии первоначально предполагалась должность тренера по борьбе команды медиков больницы им. Вороны. Ян Борисович прибыл по указанному адресу и своими расспросами до смерти напугал больных онкологического отделения. Спортзала по этому адресу никогда не было. Религиозные сторонники прогресса удивились тому, что Кац их неправильно понял, и что имелась в виду должность помощника медбрата в офакимской психбольнице. Тем более, что это работа по профессии, и без борцовских навыков там никак.
На эту работу Ян Борисовича действительно взяли. Вдобавок нежданно прилетела жена с детьми. Ян уже начал привыкать жить один, но детям был очень рад, да и жена выглядела похорошевшей. Люда рассказывала, что очень за ним скучала и по многу раз перечитывала его письма.
Особенно её потрясли два письма. Первое, в котором Ян описывал поездку на экскурсию, где на страусиной ферме страус клюнул его в руку, в домике скорпионов скорпион ужалил его в ногу, и растерзанного дикими зверями Яна отвезли в медпункт, где солдатка-эфиопка делала ему уколы.
– Вот где экзотика, – подумала тогда Люда. – Страусы, эфиопки, скорпионы, а у меня здесь в Томилино тоска, грязь, пьянь, телевизор не работает – телебашня сгорела, вечером скучно, да и подводная лодка «Курск» утонула.
Но последней каплей, подтолкнувшей Людмилу Кац-Сыроежкину к отъезду в Израиль, было драматическое описание покупки по дешёвке сорока килограммов фруктов.
Ян Борисович долго вспоминал этот эпизод с содроганием. Воспитанный на быте и нравах средней полосы России, Кац не знал, что у евреев выходной день начинался в пятницу вечером и, соответственно, вечером прекращают ходить автобусы. Соседка сказала ему, что в пятницу после обеда фрукты на базаре всегда дешевеют. Это была истинная правда: то, что не продано в пятницу, сгнивает и выбрасывается в субботу. Кац приехал на базар под вечер с огромным рюкзаком и плотно набил его дарами израильских полей и огородов. Все было очень дешево, но когда Ян Борисович очнулся, оказалось, что последний автобус уже ушёл, а на такси денег нет. Пришлось идти пешком. Кац плутал по Офакиму часа три с тяжелейшим рюкзаком, съел килограммов десять грязных персиков, груш и винограда. К счастью, понос открылся ближе к полуночи, когда Ян Борисович был уже дома.
– Если он на свою зарплату уборщика позволяет себе рюкзак фруктов купить, то какого чёрта я сижу в Томилино? – справедливо рассудила Людмила Ивановна, прекратила преподавать физкультуру в томилинской средней школе и отбыла на постоянное место жительства в государство Израиль.
И в Израиле она сразу устроилась продавщицей в магазин. Хозяином магазина был маленький весёлый старикашка. Проработала она полдня. Во время обеденного перерыва Люда ощутила своей левой ягодицей чье-то ласковое прикосновение. Госпожа Кац была женщиной аппетитной, но не хрупкой. В молодости она то ли метала ядро, то ли толкала копье, училась в Московском областном институте физкультуры, где и обольстилась юным преподавателем Яном Борисовичем. Прикосновения к своей ягодице, тем более ласкового, она как-то не ждала. Вздрогнув от неожиданности, она махнула рукой и смела юного сердцем владельца торговой точки из-под прилавка куда-то в угол. Рентген показал, что кроме ушибов есть и перелом ребра. Люду уволили.
Сын хозяина, известная офакимская шпана Нир Бузагло, с несколькими товарищами пришел под вечер разбираться. В гостях у семейства Кац находился младший медбрат Пятоев и прибывающий нелегально на территории Израиля Саша Парашютист. В полиции пострадавшим пояснили, что, несмотря на полученные ими травмы, уголовное дело возбуждаться не будет, так как Бузагло, Хазан и товарищи проникли в чужой дом без разрешения хозяев. Стуча гипсом и сотрясая повязками, молодые люди удалились ни с чем.
Назавтра прибежал Костик, бывший начальник Каца, и радостно сообщил, что в среде уборщиков офакимских улиц только об этом случае и говорят, очень тепло отзываются о Яне Борисовиче и Игоре Александровиче и сочувствуют Саше парашютисту. Кроме того, все сошлись во мнении, что наконец-то русская мафия приступила к захвату власти в городе, что марокканская шпана, притихшая было после того как русская мафия грохнула Кокоса, снова поднимает голову и что пора их поставить на место. Со своей стороны офакимские уборщики обещали помочь, чем могут и преподнесли бронзовый бюст Сергея Валерьяновича Куйбышева, найденного на офакимской городской свалке.
Был накрыт стол, и состоялась непринужденная беседа. Костик фильтровал базар совершенно конкретно. Конечной целью было избрание Костика мэром Офакима. Кац подтвердил, что без мафии занятие политикой для интеллигентного человека вещь бесперспективная. По крайней мере, в демократической стране. Захватом почты и телеграфа Костик пренебрегал, но контроль над общественными туалетами Офакима виделся ему задачей архиважной и осуществимой. Конечно, с помощью русской мафии, которую лично он, Костик, высоко ценит. Но самой актуальной задачей, стоящей перед прогрессивными политическими силами Офакима, возглавляемыми лично Костиком, была справедливая распродажа домиков в новом районе «Белый медведь», которая начиналась завтра утром. Костик очень-очень-очень надеялся на доброе сердце русских мафиози.
Утро красило нежным светом стены новых домиков, которые почти даром продавались семьям репатриантов в новом микрорайоне «Белый медведь». Редкая птица долетит до конторы по продаже, если она не дежурила там всю ночь в очереди. Марокканская бригада покойного Кокоса залечивала свежие раны, и очередь держала санкт-петербургская команда Хаима Крещёного.
Первым в очереди стоял Станислав Оффенбах, который провел у дверей конторы по продаже три дня. Вид у него был совершенно безумный, и Крещёный дал команду с ним не связываться.
По приезде в Израиль Оффенбах дешево, но, как показала жизнь, легкомысленно, снял трехкомнатную квартиру в эфиопском районе. Семейство Оффенбахов включало Ксению, супругу Станислава, натуральную блондинку, с которой Оффенбах не развелся в России, чтобы вывезти детей в Израиль, белокожую, в маму, дочку шестнадцати лет, за которой толпой ходили уроженцы Эфиопии, утверждая, что все мы евреи, и требовали дружбы, четырнадцатилетнего сына, недавно впервые познавшего радость онанизма, маму, простую пожилую еврейскую женщину, изматывающую окружающих своей высокой интеллигентностью, и сенбернара Гнома, перекормленную, но подвижную собаку весом килограммов восемьдесят. Подписав все бумаги, Оффенбах на месте получил ключи. Он выбрал ближайший от конторы домик, до дальних он просто бы не дошёл, и упал без чувств на пороге своего жилища. Придя в чувство, он увидел, как его мать и его супруга, которые долгие годы не подходили друг к другу ближе, чем на пять метров, со счастливыми, одухотворенными лицами прикрепляли к дому плакат: «Во дворе злая на негров собака». Скупые мужские слезы бурным потоком хлынули из глаз Станислава.
Следующей в очереди была удивительно крупная женщина с характерной еврейской внешностью. На сей раз петербуржцы были начеку. Женщину оттеснили, и пошли по списку те, которые заплатили Крещеному.
– Но я сейчас по очереди, – неожиданно заокала по-вологодски крупная женщина, – я тут с сыночком стояла, мы ходили воды купить, а вы нас выбросили из очереди.
Она заметно волновалась. Одета окающая женщина была в обтягивающие белые штаны, которые украшала сцена пожирания папуасами капитана Кука. Великий мореплаватель был еще почти цел, присыпан пряностями и дан в натуральную величину. Над папуасами, на фоне облаков, по-русски и на иврите было написано: «Деликатесные продукты – кибуц Мизра». От волнения крупная женщина обильно потела. Белые облака на её штанах быстро посерели, стали похожи на грозовые тучи, и казалось, что на недоеденного капитана и пряности хлынет ливень.
– Ну, водички попили, а теперь иди, предложи сыночку деликатесы, – ядовито среагировали парни Хаима Крещеного. Кац и Пятоев сидели, сжав зубы, и ждали моей команды. Я опасался скандала. Петербуржцев было много, и настроены они были решительно. Костик смотрел на меня с недоумением. Мой авторитет в его глазах стремительно падал.
Тетка посмотрела на своих мучителей как-то невесело и вышла. Через минуту она вернулась с сыночком. Шварценеггер был сыночком против того сыночка. Первым опомнился Кац:
– Мы тебя тут все ждем, а ты где-то бродишь, подходи и подписывай.
Слышь, Вологда, а тут твою маманьку какие-то клоуны обижают, – Костик был неподражаем. – Без очереди пролезть хотят.
– Которые? – растягивая, как и его мать, букву «о», спросил Сынок.
– Кончайте, мужики, я лично прослежу за очередью, – засуетился Костик. – Как вы считаете, Михаил Леонидович?
Я забросил ногу за ногу и одобрительно пошевелил грязными пальцами левой ноги.
– Ну, вот видите, все в порядке, – Костик брал инициативу в свои руки, – подходите господа в порядке живой очереди, без балагана.
Константин Аркадьевич Будницкий грамотно работал с электоратом, и его шансы быть избранным на следующих выборах мэром Офакима росли с каждым проданным домиком.
Вдруг я заметил, как рассвирепевший Хаим Крещеный направился в мою сторону. У меня от волнения засосало в животе, и, неожиданно для самого себя, я громко пукнул. Это разбудило Пятоева. Пятоев разбудил Каца. Костик вообще реагировал мгновенно:
– Слышь, Вологда, ты Михаила Леонидовича поблагодари, поблагодари. Он тебя в люди выведет.
Через пару минут выяснилось, что сыночка зовут Вова, и что он принят в русскую мафию под моим началом на должность младшего разводящего.
Через пару недель Кац, покинув Офаким и сумасшедший дом, поселился в Ливна, где почти полностью посвятил себя палестинскому кинематографу.
В Офакиме главным представителем русской мафии был единодушно избран Костик, который быстро стал забываться, но, по моей просьбе, Вова-Сынок восстановил субординацию. Пристыженный Костик многословно извинялся, зачем-то обещал есть землю, быть гадом и поджать хвост. В свою очередь я его великодушно простил и даже обещал посильную помощь в политической борьбе. Будущий народный избранник чуть не рассыпался в благодарностях.
Кац и Пятоев осудили контакты с Костиком. По их мнению, русская мафия – это добровольно-принудительное объединение людей относительно порядочных. Костик же шпана подзаборная, около которого просто неприятно находиться.
Я просил их не быть снобами и читать работы классиков. А, по мнению основоположников, работы которых я конспектировал многие годы, никакая мафия не может трудиться на благо всех членов общества, которых она объединяет, без плодотворных контактов с народными избранниками, вышедшими из самой народной гущи.
Кац поинтересовался, почему народная гуща должна находится возле помойки. Я повторно разъяснил, что Костик создан для политической борьбы самой природой, так как он гармонично сочетает в себе кипучую энергию, блистательную наглость и, главное, Костик абсолютно чужд морали. И какая у нас есть альтернатива? Экстремист Славик Оффенбах, за которым стоит Хаим Крещёный? Эти политиканы просто опасны для общества. Чего стоит только такой пункт их программы, как требование к правительству Украины переименовать город Белая Церковь в город Черная Синагога и полностью восстановить там еврейскую общину путем переселения эфиопского еврейства. По сравнению с ними Костик политик умеренный.
Общеполитическую дискуссию прервал сам умеренный политик. Костик пришел с просьбой пристроить паренька. Паренька никуда не брали на работу из опасения, что он может убить работодателя. Костик решил, что, быть может, мальчонка в русской мафии на что-нибудь сгодится. Постановка вопроса в целом была верная, да и паренек с напевной фамилией Гельфенбейн был хорошо мне знаком по отделению судебно-психиатрической экспертизы.
Гельфенбейн убил старушку из самых благих побуждений. Гуманист – он и в белой горячке гуманист. Казацко-еврейское семейство Гельфенбейнов прибыло на постоянное место жительства в Офаким в промежутке между Яблочным спасом и Днем независимости Израиля. Еврейскую часть семейства олицетворял собой сам Михаил Маркович Гельфенбейн, человек трудной судьбы и большого дарования. Уже в школе юный Миша обратил на себя внимание картинами высокого патриотического звучания. Он одинаково хорошо владел всеми жанрами изобразительного искусства. Однако, даже глядя на невинный натюрморт в его исполнении, хотелось рвать и метать врагов и добиваться новых трудовых успехов. Карьера его складывалась блистательно, несмотря на напевность фамилии. Заслуженным художником Кабардино-Балкарии он стал в 30 лет. Однако банальное, могучее, всепоглощающее пьянство привело его к тому, что свое тридцатипятилетние он встретил в качестве грузчика магазина в столице Еврейской автономной области, городе Биробиджане. Его жена, владелица магазина, серьезная женщина зрелого возраста, из уссурийских казаков, одна воспитывающая пятнадцатилетнего сына и давно собиравшаяся поменять берега полноводного Амура на Америку, Германию или, на худой и обрезанный конец, Израиль. И этот худой конец предприимчивая казачка увидела в еврейском грузчике. Была сыграна шумная свадьба, и начались суровые будни фиктивного брака.
Светлана Андреевна действовала энергично, но процесс пошёл с трудом. Выяснилось, что прежде чем выпустят, нужно прожить в браке не менее двух лет. С каждым днем хотелось в Израиль всё сильнее. Светлане Андреевне снился Иерусалим. В качестве доказательства не фиктивности брака Светлана Андреевна с трудом забеременела.
По приезде в Израиль токсикоз только усилился. На удивление всем, Гельфенбейн завязал, удачно продавал картины на пешеходной улице в Офакиме и даже получил один серьезный заказ во время выборов в мэры. Клиент остался доволен гельфенбейновой работой. Но после рождения девочки Михаил вновь тяжело запил. После трех недель более чем интенсивной алкоголизации, в течение последних пяти дней не сопровождавшейся закусыванием, с бывшим заслуженным художником Кабардино-Балкарии случился эпилептический припадок, что и привело его в неврологическое отделение больницы им. Вороны.
К вечеру того же дня Гельфенбейн ощутил сильную тревогу. Ни о каком сне не могло быть и речи. К полуночи его худшие ожидания подтвердились. Через прозрачную перегородку Гельфенбейн увидел какие-то маленькие уродливые существа, которые при ближайшем рассмотрении оказались чудовищами с полотен испанского художника Гойи. Уродцы прыгали вокруг старухи и зловеще хихикали. В старухе Гельфенбейн с удивлением узнал боярыню Морозову.
– Как она постарела за эти годы, – подумал пьющий художник. – И как она могла попасть в Израиль? За еврея, наверное, замуж вышла, а как еще.
Но его праздные размышления были прерваны быстро развивающимися трагическими событиями. Из старушечьего рта торчал шланг, подключенный к работающему компрессору. Старуха дышала тяжело и с хрипом. Она явно задыхалась.
– Это черти, – понял Гельфенбейн, – они подключили ее к канализации и накачивают говном. Ни минуты не раздумывая, бывший заслуженный художник Кабардино-Балкарии прошёл со страшным звоном через стеклянную стену и приступил к вытаскиванию трубки изо рта старухи. Чудовище, рожденное сном разума, попыталось удержать трубку на месте. Другая, редкого уродства маленькая женщина закрывала собой компрессор и орала благим матом на иврите: «….!», «….!» и т. д. и т. п. Остальные уродцы, в общем, не были против намерения Гельфенбейна отключить старушку от канализации, поэтому шланг изо рта был вырван. Боярыня Морозова перестала тяжело дышать и затихла. И только чудовище, рожденное сном разума, вырвало шланг из рук Гельфенбейна и даже пыталось втолкнуть его обратно старухе в рот.
Истинный художник вынести этого не мог. Гельфенбейн нанес сильный и удивительно точный для человека, страдающего белой горячкой, удар в чудовищный нос и вырвал шланг из чудовищных рук.
Первоначально дело Гельфенбейна выглядело очевидно. Находясь в состоянии делирия, с характерными для него яркими зрительными устрашающими галлюцинациями, он отсоединил аппарат искусственного дыхания, что и послужило причиной смерти Луизы Хаджби, 73 лет, находящейся в бессознательном состоянии после кровоизлияния в мозг. Но постепенно всё стало усложняться. Следствие ставило под сомнение наличие галлюцинаций. Все маленькие безобразные чудовища существовали в действительности, были членами семьи покойной и дежурили у постели умирающей родственницы. Вопрос с наследством не был решен окончательно, и та часть почтенного семейства, которая надеялась, что завещание будет переписано, вступила с Гельфенбейном в последний и решительный бой.
Предприимчивая казачка, госпожа Гельфенбейн, быстро нашла адвоката, который помогал новым репатриантам бесплатно. Был подан иск на возмещение морального и материального ущерба к больнице им. Вороны. Бесплатный адвокат утверждал, что его клиент, страдая белой горячкой, не был привязан к кровати. Это возмутительное проявление врачебной халатности вызвало цепь трагических недоразумений, в результате чего его безвинному клиенту предъявлены нелепые обвинения. Далее бесплатный адвокат требовал немедленного снятия обвинения с его клиента, а также выплаты вышеуказанному клиенту компенсации за причиненные неудобства и моральный ущерб. А также за нанесение урона репутации.
В свою очередь адвокаты больницы им. Вороны утверждали, что галлюцинации были, так как Гельфенбейн субъективно воспринимал членов семьи как сказочных чудовищ.
Была произведена искусствоведческая экспертиза, которая установила, что трое членов семьи чудовищами однозначно не являются, двое, в силу особенности своей внешности, попадают под это определение, и относительно еще двоих мнения экспертов разошлись. Основываясь на данных судебно-психиатрической и искусствоведческой экспертизы, Гельфенбейн был признан невменяемым и выпущен на свободу с чистой совестью. В удовлетворении материальных претензий ему было отказано. Светлана Андреевна Гельфенбейн очень сокрушалась, что не обратилась к более авторитетному адвокату, пусть даже за деньги.
Упустить такого парня было бы расточительством. По моему мнению, назрела необходимость в посещении коллективом офакимского филиала русской мафии центральной штаб-квартиры в поселении Ливна. Это способствовало бы передаче бесценного опыта, который собирался по крупицам, и приобщению к славным традициям боевой и трудовой славы. Под знамена были призваны Гельфенбейн с супругой, Вова Сынок с мамой и перспективный политик Костик.
Будущий народный избранник почему-то считал, что в поселении живут мирные селяне. На встречу с новобранцами лично прибыл Вячеслав Борисович Борщевский. Костик дружески похлопал его по плечу и поинтересовался: «Ну что, старик, как надои?»
Главный режиссер высокомерно не заметил хама и поздравил всех с прибытием в поселение Ливна, признанный центр палестинской кинематографии. После обильного обеда и осмотра достопримечательностей состоялось общее собрание.
С политическим докладом о текущем моменте выступил Костик. По его словам, Движение за Освобождение Эфиопского Еврейства, сокращенно ДОЭЕ, что в переводе с языка амхари означает «победа», возглавляется Славиком Оффенбахом. За истекший период ДОЭЕ окрепла организационно, стоит на твердых позициях борьбы с расизмом и в защиту законных прав сексуальных меньшинств и, что самое неприятное, обладает прочной финансовой базой. Хаим Крещёный, не занимающий официальных постов в ДОЭЕ, вступил в контакт с серьезными исламскими финансовыми учреждениями и ознакомил их с основными направлениями справедливой борьбы массового общественно-политического объединения эфиопского еврейства. Была особо отмечена общность позиций в борьбе с расизмом и в борьбе за справедливый мир. На пресс-конференции Хаим Крещёный заявил, что встреча оказалась очень плодотворной, хотя слухи о принятии им ислама он считает преждевременными. Исламские партнеры приняли решение о финансовой помощи ДОЭЕ, считая, что движение сделает весомый вклад в борьбу с сионистским врагом.
Таким образом, вся петербургская команда Хаима Крещёного была обеспечена деньгами всерьез и надолго. Что никак нельзя было сказать о борющемся за национальные ценности и тяготеющем к традиционной сексуальной ориентации Русском Национальном Еврейском Фронте, возглавляемом Костиком. В политсовет РНЕФ вошли, помимо Константина Аркадьевича Будницкого; опытный политик, недавно вышедший из рядов прогрессивно-религиозной партии, Ян Кац; ветеран правоохранительных органов, внесший неоценимый вклад в составление программных документов партии, Дан Зильберт; а также известный филантроп, отдающий весь пыл души своей делу лечения психических больных, Михаил Маковецкий.
Следующим пунктом программы был вопрос о покупке семейством Гельфенбейнов домика в Ливна. Гуляя по Ливна, Светлана Андреевна Гельфенбейн расплакалась и рассказала, что по приезде в Израиль их обманули со съемом квартиры. Платят они много, вся сантехника в доме не работает, а у неё на руках грудной ребенок и нервы все измотаны этой историей, случившейся с Мишей. Этот зверюга, доктор Лапша, сказал ей, когда она навешала мужа в отделении судебно-психиатрической экспертизы, что Гельфенбейна могут посадить в тюрьму за убийство. А без Миши Светлана Андреевна тоже жить не будет.
По решению политсовета РНЕФ, семейству Гельфенбейнов была оказана финансовая помощь, которая, в дополнение к льготной ссуде, позволила приобрести новый домик. В конторе по продаже им были рады. В округе распространились слухи, что в Ливна свирепствует русская мафия, и домики никто не покупал. Гельфенбейн поклялся мамой, ныне покойной, что деньги отработает, а пить не будет. Тем более что в Ливна и магазина нет. Его жена проверяла.
Поздно вечером, уже смутно помню почему, в политсовет РНЕФ по моей инициативе была кооптирована Валентина Рожкова. Я давно не был в Ливна, где в мое отсутствие работа кипела полным ходом. «Человек без ружья» скоро должен был выйти на экраны. Кроме этого, по заказу Глеба Петровича, о котором я начал забывать, была снята садомазохистская киноновелла «Значок ГТО на груди у нее». Это работа не была рассчитана на массового зрителя, но отзывы знатоков и истинных ценителей были самыми положительными.
Мирьям, так и не понявшая, что такое ГГО, создала незабываемый образ любящей роковой женщины со значком ГТО на красивой груди. Из под значка текла алая кровь… На презентации фильма я начал понимать, почему её называют графиня Кадохес.
Большую помощь в создании ряда сюжетных ходов была оказана ветераном правоохранительных органов Даном Зильбертом.
Саша Парашютист исполнил свою роль на одном дыхании, вложив в создание образа все свое недюжинное дарование.
Усилиями коммерческого директора киностудии Миши Леваева семейство Гельфенбейнов стало владельцем домика в Ливна в течение одного дня. В тот же день бывший видный деятель Кабардино-Балкарской культуры получил большой заказ.
Дочь Варвары Исааковны давно жаловалась, что Мустафа бросается на детей. Расставаться с Мустафой Бух-Поволжская не хотела, она к нему прикипела всем сердцем. Да и для всей киностудии уход столь яркого, характерного актера был бы большой потерей. Частенько дивными вечерами Варенька принимала в саду супругов Борщевских, и они подолгу засиживались с чашкой чая в тенистой беседке. Мустафа резвился рядом. Варвара Исааковна опасалась, что он выбежит за ограду сада. Иногда это случалось, а отношения с соседями портить не хотелось, и поэтому обычно она сажала его на цепь, привязанную к скамейке. Дочь Варвары Исааковны вела активный образ жизни матери-одиночки, и в небольшом домике было тесновато. Работа на киностудии приносила приличный доход, и Бух-Поволжские построили второй этаж. Но новый большой дом был неуютен. В нем не было того, что несло в себе традицию, память. По дому не бродили тени забытых предков.
Решить эту непростую творческую задачу взялся Гельфенбейн. В короткий период времени на стене салона им была создана многофигурная композиция «La Cavalerie Kotovsky libre la maison publique dans Odessa» (Конница Котовского освобождает публичный дом в Одессе). Михаил Маркович не гнался за воссозданием мелких исторических деталей. Он стремился передать сам дух эпохи, её настроение. На кителе военачальника сияла звезда Героя социалистического труда. Искаженные злобой лица врагов народа, счастливые лица освобожденных женщин, бросающих колосья пшеницы к ногам наступающих красноармейцев, бутылки «Столичной» на столах, смятый пионерский галстук, забытый в суматохе на простыне, повестка из кожно-венерического диспансера на полу, все это воссоздавало неповторимый дух России, которую мы потеряли.
Необходимо отметить, что белая горячка дала мощный толчок творчеству маститого живописца. Штаб-квартиру РНЕФ украсили портреты членов его политсовета. Портрет Рожковой, повторявший портрет Андропова почти полностью, тем не менее, тонко передавал загадочную улыбку Валентины. По заказу горсовета был написан большой парадный портрет офакимских мусорщиков. Солидные мужчины в костюмах, галстуках, с метлами в руках, строго, как бы кого-то осуждая, смотрели с картины. Полотно получило название «Профукали Россию, кус има шелахем». (Кус има шелахем – это любимое народом ругательство, и в переводе с иврита означает «половой орган, принадлежащий их матери»). Картина украсила собой кабинет руководителя отдела по уборке улиц офакимского горсовета.
Лично мне живописец преподнес портрет, выполненный, на мой взгляд, в необычной манере. Я был изображен в бурке и папахе, с автоматом АКМ в руках, на лыжах и на фоне заснеженных вершин. Я смотрел вдаль через прибор ночного видения. Картина называлась «The field commander on a nickname the Drummer» (Полевой командир по кличке Барабанщик). На мои расспросы Гельфенбейн хитро улыбался, хихикал и похлопывал меня по плечу. У меня закрались подозрения, что Михаил Маркович обнаружил и употребил спиртное. На работе я был встречен странно. Пятоев не смотрел в мою сторону и отвечал на вопросы односложно.
