Текст книги "Как мы управляли Германией"

Автор книги: Михаил Семиряга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Еще 4 января 194 3 г. союзные государства подписали специальную декларацию, в которой предупреждали Германию и ее сателлитов, что они «резервируют за собой право объявлять недействительными любую передачу или любую сделку в отношении собственности, прав и интересов любого характера, находящихся или находившихся на территориях, оккупированных или подпавших под контроль – прямой или косвенный – правительств, с которыми они находятся в состоянии войны, принадлежащих или принадлежавших лицам, включая юридические лица, пребывавшие на таких территориях».

Обязанность произвести реституцию была предусмотрена и в соглашениях о перемирии, а затем и в мирных договорах, заключенных союзниками в 1947 г. с Италией, Финляндией, Румынией, Венгрией и Болгарией. В этих документах реституция понималась именно как возвращение вывезенного войсками сателлитов Германии имущества из стран антигитлеровской коалиции и она взималась народу с репарациями как форма возмещения ущерба, причиненного жертвам агрессии. Причем было установлено, что опознание имущества и доказательства права собственности на него возлагается на правительство, предъявляющее претензии. Срок предъявления таких претензий был установлен в 6 месяцев со дня вступления в силу мирного договора.

Одним из инициаторов возвращения на родину культурных ценностей, вывезенных в разные годы, из Советского Союза был старый большевик, близкий соратник Ленина В. Бонч-Бруевич. В письме к Сталину от 25 февраля 1945 г. он обстоятельно описал состояние архивов, музеев и библиотек в зарубежных странах, где хранились ценные документы из Советского Союза. Особенное внимание Сталина привлекла идея Бонч-Бруевича о возврате из-за рубежа тех белогвардейских архивов, в которых хранились документы, компрометировавшие некоторые мероприятия партийных и советских властей еще в первые послереволюционные годы.

Благодаря принятым советскими властями мерам по поиску исчезнувших материальных ценностей и произведений искусства, многое было найдено, особенно в советской зоне оккупации Германии, и возвращено. СВАГ не испытывала особых трудностей в осуществлении этих акций.

Немало награбленных материальных и культурных ценностей оказалось в западных регионах Германии, и их реституция могла быть обеспечена только при содействии западных оккупационных властей. В 1945 году позиция американских властей по проблеме реституции была демократичной и справедливой. Так, на встрече с генералом В.Д. Соколовским генерал Л. Клей прямо заявил, что Германия должна вернуть все, что вывезла из оккупированных стран, а всякое другое имущество, приобретенное немцами в этих странах по торговым договорам, должно идти в счет репараций. Он высказал недовольство позицией французских властей в период войны, когда вместо того, чтобы уничтожить «свои заводы, как это сделал СССР в оккупированных Германией районах, они поставили их на службу гитлеровской Германии». По сведениям генерала Клея, вывезенного Германией из Франции имущества не много, но в порядке торговли – огромное количество[278]278
  АВП РФ, ф. Политсоветника СВАГ, оп.1, порт. 14, п.2, л.35–36


[Закрыть].

Однако позднее проблема реституции стала предметом постоянных дискуссий в отношениях советских представителей с их западными коллегами. Так, в пространном письме генералу Клею от 5 марта 1949 года маршал Соколовский уже в который раз указывал на недопустимое положение, которое сложилось в американской зоне с реституциями, и оно продолжалось на протяжении трех лет.

По отчету о реституции, утвержденному Контрольным советом, на 1 февраля 1948 года из американской зоны всем пострадавшим странам было возвращено имущество (кроме культурно-художественных ценностей) всего лишь на сумму 126.915.935 немецких марок. Из них Советскому Союзу приходилось 201.570 марок. В течение 1948 года положение существенно не изменилось. Как следует из отчета американской военной администрации, по состоянию на 31 декабря 1948 года из американской зоны всем странам было возвращено имущество (кроме культурно-художественных ценностей) на сумму 299.686 тысяч марок, причем Советскому Союзу его передано на 281 тысячу марок, то есть 0,09 процента от общей суммы реституции.

В годы войны Берлин оказался городом, где немецко-фашистские власти сосредоточили особенно много захваченного в других странах имущества. Советская комендатура считала своим долгом обеспечить его реституцию как в Советский Союз, так и в другие страны. С этой целью на основании принятого в марте 1947 года постановления Союзной комендатуры о реституциях советский комендант издал приказ, обязавший всех владельцев такого имущества представить соответствующие декларации. Но поступило только 620 деклараций, а из западных секторов вообще ничего не поступило[279]279
  Там же, ф.0457«г», оп.1, п. 17, д.62, л.52


[Закрыть].

Всего же на 1 января 1949 года, когда изъятие реституционного имущества в Берлине было в основном закончено, имущество Советского Союза было учтено на 1.281 тысячу марок, Франции – 178 тысяч марок, Польши – 63 тысячи марок и других стран – на десятки тысяч марок. Всем странам было возвращено имущество на сумму 2.611 тысяч марок.

Что же касается реституции в СССР культурно-художественных ценностей, то за весь период из американской зоны было возвращено около 20 вагонов с архивными документами, книгами и другими предметами и одна скульптура. В.Д. Соколовский сделал вывод, что американцы хотят сорвать процесс возвращения культурных ценностей, так как американские власти препятствовали работе советской миссии по реституции. Многие немецкие юридические и физические лица не предоставляли предусмотренных международными соглашениями деклараций имущества, подлежавшего реституции. Советское Управление по репарациям и реституциям получило лишь 827 таких деклараций и то о малоценном имуществе (поношенная обувь, хозяйственные сумки и др.).

Советской миссии по реституции стало известно, что один из уникальных памятников русской православной церкви – икона «Тихвинская Божья Матерь» укрывалась неким Иоанном Рижским, но советским офицерам не было разрешено его посетить. Во многих случаях американцы отклоняли требования о возврате советского имущества, ибо принадлежность Советскому Союзу, якобы, недостаточно доказана, требовали дополнительных характеристик и доказательств, устанавливая нереальные сроки их предоставления. Бывали случаи, когда американцы утверждали, что оборудование было завезено в Советский Союз самими немцами и поэтому реституции не подлежит. В целом к декабрю 1948 года американские власти отклонили 73 процента советских требований. Американские власти нередко использовали проблему реституций для политического давления на СВАГ. Они требовали, чтобы СВАГ признала факт раскола Германии и с этой целью согласилась преобразовать свои миссии в западных зонах в официальные консульства, причем на принципе взаимности, т. е. получении согласия на открытие американских консульств в советской зоне, хотя было известно, что США никаких реституционных претензий к Германии не предъявляли.

Генерал Кей писал маршалу Соколовскому, что американские власти за три года возвратили Советскому Союзу серебряные изделия, иконы, скульптуру, картины, религиозную утварь и около 600 тысяч книг, из них много редких. Клей отвергал упрек в дискриминации советской миссии и заявил, что он придерживается в отношении СССР такой же процедуры, что и с другими 14 странами, входящими в реституционную программу. Он отметил далее, что советская миссия работала в американской зоне с 1946 года, ее состав часто менялся с большими временными промежутками между сменами. Все это, по мнению Клея, тормозило работу. Он по-прежнему настаивал на создании официальных консульств на взаимной основе как условии продолжения реституций.

Сославшись на отчеты на четырехсторонней основе, Клей подчеркивал, что в январе 1948 года советская сторона вернула другим странам реституционное имущество на сумму 45.146.621 марку (в ценах 1938 г.), тогда как стоимость реституций только из одной американской зоны составила 126.915.935 марок. Он утверждал, что в годы войны и оккупации советское имущество обычно не перевозилось немецкими войсками в Западную Германию.

Таким образом, программа реституций, как и репараций, даже четыре года спустя после ее начала не была в должном объеме выполнена.

Кроме реституций в Советский Союз культурных ценностей, СВАГ занималась еще одной весьма деликатной проблемой, которая десятилетия после войны оставалась засекреченной. Речь идет о «перемещении» немецких культурных ценностей при содействии СВАГ в Советский Союз под предлогом обеспечения их «сохранности» в музеях, архивах, библиотеках и других хранилищах Москвы, Киева, Минска и других городов. На фоне многих гуманных и благородных мер советских военных властей вызывает удивление история со спасением Дрезденской картинной галереи. Прежде всего странно, что операция по розыску и отправке в Москву спасенных советскими войсками картин Дрезденской галереи на протяжении двух десятилетий была засекречена. Так, 30 мая 1945 года совершенно секретным шифром командующий 1-м УФ маршал И.С. Конев доложил Сталину, что в районе Дрездена найдено около тысячи картин, среди них Рубенса – 10, Тициана – 6, Ван Дейка – 7 картин. Было обнаружено также свыше тысячи скульптур и коллекция ювелирных изделий. Командующий фронтом просил у Сталина разрешения на вывоз этих ценностей в Москву.

Решение Сталина было положительным, и вскоре в Дрезден прибыла группа специалистов. В связи с этим начальник тыла Центральной группы войск генерал Анисимов 1 6 августа 1945 года донес Коневу, что начальник группы специалистов из Комитета по делам искусств при СНК СССР полковник А.С. Рототаев сообщил об окончании работы по отгрузке картин в Москву. Среди них была «Сикстинская мадонна» Рафаэля, 4 портрета Рембрандта, «Отдыхающая Венера» Джорджоне и др. Были отправлены также античные скульптуры, вазы и художественный фарфор. «По оценке Рототаева, – доносил Анисимов, – с получением этих ценностей советские музеи выйдут на одно из первых мест, наряду с Британским королевским музеем и парижским Лувром».

В ответ на донесение маршала Конева ГКО 26 июня 1945 года принял постановление № 9256, имевшее гриф «совершенно секретно», о вывозе на базы в Москву для пополнения советских государственных музеев не более 2 000 единиц из Дрезденской картинной галереи. 22 августа того же года председатель Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР Храпченко докладывал Молотову намерение Комитета создать в Москве крупный музей мирового искусства с участием трофейных экспонатов на основе музея им. А.С. Пушкина[280]280
  Кнышевский П.И. Указ. соч. С.99


[Закрыть].

Создается впечатление, что советское руководство было искренне убеждено, что эти картины станут навечно собственностью Советского Союза. Однако, через 20 лет хранения этих картин в музейных запасниках правительство Советского Союза вынуждено было принять решение о возврате их Дрезденской галерее.

Кроме картин из Германии вывозили и литературу, называемую «трофейной». Это делалось беспорядочно, без должного учета и классификации, на новых местах книги хранились обычно в сырых, не приспособленных помещениях, нередко сваливались в штабеля. Они не концентрировались в одном или нескольких наиболее подходящих городах и учреждениях, а распределялись произвольно. Так, по данным Главлита Москвы и области, 2,5 млн. экземпляров трофейных книг получили 279 организаций, среди них Государственная библиотека им. Ленина 760 тысяч, МГУ – 13 вагонов книг, Министерство здравоохранения – 24 вагона и т. д. Ленинграду и области было выделено 860 тысяч книг, их распределили среди 38 учреждений. 102 организации и учреждения четырнадцати областей Украины получили около 214 тысяч книг, пяти организациям Белоруссии было передано 50 тысяч книг.

Осуждая массовый вывоз книг и другой печатной продукции из Германии, российский ученый-историк П.Н. Кнышевский, основательно исследовавший эту проблему, считает, что «под видом идеологического «разоружения» фашизма преднамеренно уничтожались питательные корни немецкой национальной культуры, и на оккупированной территории искусственно создавался духовный вакуум с тем, чтобы в последующем заполнить его «новой культурой» и нужной идеологией. Сценарий уже отработан – в России, в свое время «очищенной» от собственного национального достояния».

С такой жесткой оценкой этой акции советских властей согласиться трудно. Разумеется, она не имела цель преднамеренно уничтожать корни немецкой культуры и искусственно создавать в Восточной Германии «духовный вакуум». Но объективно она, действительно, нанесла серьезный ущерб дальнейшему развитию немецкой культуры.

Ряд советских специалистов еще в 1989 году выступил с предложением по-новому, цивилизованно подойти к вопросу об обмене трофейными культурными ценностями между СССР и Германией. Однако власти бывшего Советского Союза на протяжении десятилетий ничего не предприняли для решения этой проблемы. Лишь в июне 1992 года президент Б. Ельцин подписал постановление «Об образовании Государственной комиссии по реституции культурных ценностей».

Многие уникальные коллекции книг, картин и скульптур, захваченные нашими войсками на территории бывших сателлитов Германии, в частности, в Венгрии, также хранятся в запасниках библиотек и музеев России. Эти «пленные коллекции» в условиях советского тоталитаризма долгое время не реставрировались или реставрировались слишком поздно, хранились в строжайшей тайне без права показа их любителям прекрасного, всей общественности.

Наш искусствовед-реставратор С. Ямщиков свою статью, опубликованную в «Известиях» еще в 1989 г., весьма удачно назвал «Хранить вечно, чтобы погубить?».

Судьба этого «военнопленного имущества» беспокоила и поныне беспокоит многих специалистов. Они предлагали различие варианты решения этой непростой проблемы, имеющей трудности различного характера – политического, морально– правового и этического. Так, в 1990 г. доцент МГУ, кандидат искусствоведения А. Расторгуев предложил свой «Проект решения вопроса о судьбе памятников искусства, архивных материалов, рукописей, библиотек и т. п., вывезенных из Германии военных трофеев и находящихся в настоящее время в спецфондах музеев и государственных хранилищ СССР». Документ был направлен в ЦК КПСС, но на протяжении года никакой реакции оттуда не последовало. Это вынудило автора опубликовать свой проект в газете «Русская мысль». Суть предложения А.Расторгуева состояла в следующем: возвращение в Германию вывезенных из нее ценностей должно осуществляться на взаимной основе после тщательной проработки всего комплекса проблем и без спешки.

Через некоторое время, не дождавшись решения проблемы на правительственном уровне, группа советских и германских специалистов по своей инициативе провела встречу в г. Бремене («Бременская инициатива»). На ней было решено составить списки художественных ценностей, утраченных Советским Союзом и Германией во второй мировой войне, а также подготовить каталоги и устроить выставки. Эти шаги специалистов обеих сторон подтолкнули официальные круги, в частности, министерство культуры России, принять более активное участие в судьбах реституционных культурных ценностей. В июне 1992 г. была создана специальная правительственная комиссия по реституции, члены которой по-разному видели пути выхода из тупика. Например, С. Ямщиков свою позицию выразил формулой: «Ничего нe возвращать в качестве дара, так как утраты России в последней войне невосполнимы». Он призвал всех, от кого зависит судьба трофейных ценностей, «быть разумными в ее разрешении и знать, что Россия в этом деле никому ничего не должна».

Подобная категоричность и односторонность в приведенном суждении вряд ли может быть названа «разумной». К тому же Ямщиков, как и некоторые другие авторы, вывезенные из Германии культурные ценности почему-то именует «трофейными». Хотя, как известно, в международном праве трофеями считается военное имущество (оружие, боевая техника, снаряжение, знамена и др.), взятое противником в ходе боевых действий, а не культурные ценности, вывезенные из побежденной страны после окончания войны.

Итак, в ходе обсуждения выявилось два подхода к проблеме реституции. Представители одного из них выступают против возвращения захваченных ценностей в Германию, поскольку она является виновницей гибели многих памятников отечественной культуры. Другие же считают возможным вернуть Германии принадлежащие ей культурные ценности на основе взаимности. Независимо от того, какой подход примут заинтересованные стороны, одна задача остается неизменной: необходимо располагать точными данными о реальном наличии захваченного сторонами имущества с учетом того, что оно находится не только в руках государства, но и частных лиц.

Дело в том, что в ходе боевых действий в Восточной Пруссии и в Берлинской операции советские войска спасли от разрушений, пожаров и затоплений немало культурных ценностей немецкого народа. Многие из них были переданы местным органам самоуправления немедленно или некоторое время спустя после окончания войны. Это были гуманные акты, достойные армии-освободительницы и заслуживающие признательности со стороны немцев.

Но было и другое. Втайне от немцев и своего собственного народа советские военные власти сперва с помощью Действующей армии, а позднее СВАГ вопреки принципам международного права захватывали чужое имущество и направляли его в Советский Союз помимо изъятий по линии репараций. К тому же, в последние дни войны и в первые дни мира, несмотря на строгие меры командования, процветало самое примитивное мародерство со стороны солдат, офицеров и генералов, причем его размеры находились в прямой зависимости от воинского звания и служебного положения того или иного военнослужащего. Этот грабеж, естественно никто не контролировал, что абсолютно исключало их реституцию в случае необходимости или же простой обмен между Россией и Германией на компенсационной основе. Все это приводило к серьезным нравственным потерям для России.

А. Расторгуев по этому поводу справедливо писал: «Это мрачное наследство холодной войны на добрых три четверти возвращено во времена Хрущева Германии и другим прежним владельцам, возвращено поспешно, без всякой попытки компенсации наших утрат за счет ценностей обмена или обмена на что-то из наших потерь, что тогда еще можно было разыскать. Оставшаяся четверть сокрыта в России и других наследниках нерушимого Союза по сей день»[281]281
  Независимая газета. 1993, 4 августа


[Закрыть].

Действительно, в условиях политической конъюнктуры в период со второй половины 50-х до середины 80-х годов немецкому народу были возвращены 763 шедевра Дрезденской галереи, 1610 других живописных полотен, 183 88 листов графики, более ста тысяч монет. Позднее были также переданы майсенская коллекция, собрания этнографического музея и другие культурные ценности. В целом же за послевоенные годы было возвращено более миллиона ценных экспонатов. Все это несопоставимо с тем, что ГДР вернула Советскому Союзу (России) лишь несколько икон и кое-какое имущество.

Что же входит в эту четверть остающихся на территории бывшего Советского Союза не принадлежавших ему культурных ценностей, вывезенных из Германии? Правда, некоторые из них в свое время тоже были вывезены немецко-фашистскими оккупантами из других стран.

Количество захваченных в Германии советскими военнослужащими культурных ценностей, которые почему-то называются «трофейными», хотя они не были взяты на поле боя, а награблены в уже капитулировавшей стране, определить пока трудно. Известно лишь, что всемирно известная античная золотая коллекция Шлимана, рисунки Голландского собрания Ф. Кенигса и другие ценности хранились в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина (ГМИИ), затем были переданы в… Музей революции. 362 рисунка из бременского Кунстхалле хранились в Музее архитектуры имени А. Щусева. Шестнадцать с половиной тысяч единиц «трофейного» фонда имеется в Пивной башне Троице-Сергиевской лавры. Сотни тысяч ценных документов находятся в Особом архиве трофейных документов в Москве, десятки тысяч книг, среди них и часть книг знаменитой Готской библиотеки, также хранятся в разных библиотеках России.

В последующие годы в основу дискуссии о судьбе вывезенных из Германии культурных ценностей был положен альтернативный принцип закона Государственной думы о реституции. В проекте закона «О праве собственности на культурные ценности, перемещенные на территорию Российской Федерации в результате второй мировой войны», представленном в Думу Советом Федерации, сказано недвусмысленно, что Россия ничего, что осталось у нее от перемещенных после войны ценностей, не отдаст просто так.

Правовой основой подобного заявления его авторы считают тот факт, что правительства ФРГ и ГДР еще 15 июня 1990 г. признали, что меры по изъятию имущества, принятые на основе права и верховенства оккупационных властей в период с 1945 г. по 1949 г., являются необратимыми.

Но в связи с приведенной ссылкой возникают два вопроса. Во-первых, соответствуют ли эти «право и верховенство оккупационных властей» принципам международного права и, во-вторых, как быть с теми многочисленными случаями, когда военнослужащие всех оккупирующих Германию армий «перемещали» эти ценности диким путем в свои страны.

Существует еще один важный документ, принятый министрами иностранных дел ФРГ и ГДР в виде письма министрам иностранных дел держав-победительниц от 12 сентября 1990 г. В нем Германия отказывается от претензий любого характера этим странам в силу Акта о безоговорочной капитуляции.

Принимая к сведению эти важные заявления Германии, Совет Федерации России заявил, что с целью обеспечения права России на компенсаторную реституцию все перемещенные в Россию из Германии культурные ценности объявляются федеральной собственностью. Моральные основания для такого жесткого заявления, конечно, имеются. Ведь в период немецкой оккупации территории Советского Союза, как считает Совет Федерации, вывезенные оккупантами ценности оцениваются суммой около 1,3 трлн. долларов.

Совет Федерации одновременно предлагает какие-либо претензии принимать только от государственных органов Германии, а также заключить соответствующий договор с Западом о том, чтобы немцы компенсировали затраты на перевозку, хранение и реставрацию. Но при этом следует учитывать, что другая сторона может заявить, что все эти меры предпринимались союзниками не только без просьбы немецких властей, которых, кстати, тогда еще не существовало, но и без ведома в условиях строгой секретности от немцев и от мировой общественности.

Правда, есть надежда, что дело сдвинулось с мертвой точки. Прежде всего, в Договоре между ФРГ и СССР, подписанном 9 ноября 1990 г., говорилось о взаимной реституции, благодаря чему под решение этой проблемы была подведена международно-договорная база. Правительство демократической России тоже предприняло ряд смелых шагов, которые несколько лет назад были бы немыслимы. В 1992 году была создана Государственная комиссия по реституции, статус которой, правда, в течение некоторого времени был неясен. Только в мае 1993 года правительство России после почти полувекового молчания официально признало наличие в стране «перемещенных культурных ценностей». До этого акта в феврале 1993 года в Дрездене состоялась встреча министров культуры России и ФРГ с их экспертами, которые признали принципы взаимности основополагающими в решении проблемы реституций.

Выступая на этих переговорах, министр культуры России Е.И. Сидоров заявил, что перемещенные из Германии культурные ценности правительство России не рассматривает как свою собственность и не рассматривает «их как компенсацию за нанесенный немецкой агрессией ущерб, так как культурные потери невосполнимы». Тем не менее, министр заявил, что «возвращать вышеназванные ценности немецкой стороне следует только по мере того, как в Россию будут возвращаться пропавшие во время войны произведения, дабы тем самым следовать обязательствам взаимной реституции, которые следуют из статьи 16 договора».

Принцип в целом справедлив, но специалисты обеих сторон резонно замечают: во-первых, необходимо установить, каким образом следует обеспечить замену погибших или проданных российских (советских) культурных ценностей; во-вторых, определить, до какой степени возможно соблюдение этого принципа и, в-третьих, соблюдать ли разницу в подходе к ценностям, вывезенных государством и взятых частными лицами путем мародерства. Некоторые авторы считают, что принципы реституций должны быть распространены только на предметы, вывезенные государством. Но что касается этого последнего предложения, то становится непонятным, почему же органы СВАГ требовали от жителей советской зоны оккупации, чтобы они в обязательном порядке декларировали наличие у них советских реституционных вещей, вернули их и в случае невыполнения этого приказа грозили виновникам всяческими карами.

Дискуссия о судьбе названных культурных ценностей Германии, «перемещенных» в Советский Союз, снова разгорелась в связи с тем, что перед визитом президента Б.Н.Ельцина в Германию в мае 1994 г. предполагалось вернуть немцам еще одну часть «Готской библиотеки». Однако в некоторых средствах массовой информации появились выступления против такого возвращения. В полемику были вовлечены и ученые, большая группа которых направила письмо президенту и Государственной думе с требованием находящиеся в России книги «Готской библиотеки» считать ее собственностью. На проблеме «перемещенных» ценностей пытаются нажить себе политический капитал национал-патриотические силы и отдельные члены Государственной думы.

Какие же аргументы они выдвигают, выступая против возвращения «перемещенных» немецких культурных ценностей?

Прежде всего они необоснованно рассматривают эти ценности как компенсацию понесенных наших потерь. Если до последних лет мы официально считали эти ценности как временно хранящиеся у нас с гарантией их возврата в Германию, то в настоящее время некоторые российские авторы, в том числе и некоторые ученые, требуют рассматривать эти ценности как наше национальное достояние. Так, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН доктор исторических наук О. Кудрявцев утверждает: «Попытка принудить нас выдать культурные ценности, на законном основании переданные СССР после капитуляции Германии и разгрома фашизма, является по меньшей мере концептуальной ревизией итогов второй мировой войны».

Итак, не более и не менее – ревизией итогов войны. Но, во-первых, на каком таком «законном основании» и, во-вторых, кто нам «передавал» эти ценности? Как уже упоминалось выше, мы их сами брали путем государственно организованного захвата и путем простого мародерства со стороны многих солдат и офицеров.

Можно признать, что наличие среди книг «Готской библиотеки» Азбуки Ивана Федорова издания 1578 г., действительно, как пишет автор, «ранит наше сознание». Но дальнейшая его аргументация о том, что не следует возвращать всю библиотеку немцам, потому что в ее составе «имеется целый ряд уникальных изданий XVI–XIX вв., отсутствующих в крупных библиотеках России», «много изданий в пергаментах, кожаных переплетах», и что «на многих есть рукописные пометки», не выдерживает критики.

На каком основании автор считает, что эти старые книги могут быть сохранены для истории, культурологии, книговедения и социологии только, если они будут находиться в сырых запасниках библиотек и музеев Москвы, а не в Берлине? Может быть, наоборот. Тем более, что, по признанию автора, среди книг «Готской библиотеки» имеются редкие издания трудов религиозных реформаторов, средневековых схоластов, гуманистов Возрождения, отцов церкви, опубликованных не только в Германии, но и в других центрах книгопечатания Европы. Может быть, им как законным владельцам и отдать бы эти ценные книги, если в свое время они были украдены оккупантами.

В таком случае, разве не права Государственная комиссия РФ, считающая, что ценность книг «Готской библиотеки» «для Германии неоспорима, а для России весьма сомнительна» и что «пять тысяч старонемецких книг не представляют особой ценности для российской духовной жизни». Даже если бы такую ценность эти книги, действительно, представляли, то разве подобное признание может служить основанием для невозврата не принадлежащего нам имущества? Разве своим отказом мы не уподобляемся фашистским захватчикам, присваивавшим чужое добро, пользуясь силой оружия?

Доктору исторических наук О. Кудрявцеву «внушает тревогу» то, что выдачей Германии «Готской библиотеки» Германия хочет «создать правовой прецедент, опираясь на который в дальнейшем немцы будут требовать и другие перемещенные из Германии в СССР культурные ценности». Напрасно автор отказывает новому поколению немцев, не причастных к преступлениям вермахта, а также народам других стран, в праве на «интерпретацию подобных акций», какое он милостиво позволяет иметь нам. Хотелось бы напомнить ему, что мы стоим у порога Второго тысячелетия.

Если министр культуры России Е.И. Сидоров в одном интервью справедливо заявил, что его министерству трудно составить полный каталог культурных ценностей, захваченных оккупантами, потому что они одновременно уничтожали и документацию, то нельзя не признать справедливым и то, что нынешним властям ФРГ также трудно составить полный перечень всего того, что захватили победители на ее территории после войны и считали эти сведения на протяжении десятилетий секретными.

Несмотря на отсутствие полного перечня награбленного обеими сторонами друг у друга имущества, все же они довольно точно знают это количество. Так, правительство ФРГ считает, что в России даже после передачи властям ГДР большого количества культурных ценностей все еще находится 200 тысяч музейных экспонатов, примерно 2 миллиона книг и более 3 км полок с архивными документами из Германии. В свою очередь, в июле 1994 г., когда в Бонне состоялись очередные российско-немецкие переговоры по проблеме реституции, представители России предъявили тогда четыре тома описей со сведениями о 39.586 утраченных во время войны ценностях.

Как бы то ни было, проблема взаимной реституции и поныне представляет собой сложный процесс, и ее решение лежит на путях открытости, уважения к национальной культуре другой стороны и цивилизованного понимания принципа о моральном праве возмещения применительно к другой стороне. К тому же, следует учитывать, что на месте прежнего Советского Союза возникло несколько независимых государств, из которых не только Россия, но и Украина и Белоруссия, а, может быть, и другие, наверняка располагают этими «перемещенными» немецкими культурными ценностями. Стало быть, с ними также следует установить определенные договорные отношения. Министр иностранных дел ФРГ Клаус Кинкель в интервью, данном в июне 1995 г. корреспонденту РИА «Новости» в связи с предстоящим 5-летием принятия Декларации о государственном суверенитете России, сказал, что «отношения Бонна и Москвы сейчас обременены лишь одним открытым вопросом: возвращением перемещенных в результате второй мировой войны культурных ценностей». Кинкель подчеркнул, что здесь необходимы «терпеливые, совместные усилия», учитывающие как историю, так и положения двусторонних соглашений и международного права. Имеются веские основания считать, что правительства и народы ФРГ и России по истечении 50 лет окончания войны правильно оценят сложившуюся в бывшем СССР ситуацию, поймут и применят эти принципы.