Текст книги "Дважды разыскиваемые"

Автор книги: Михаил Гребенюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

18.

Механосборочный цех, в котором работал Борис Цыбин, встретил Сорокина размеренным рабочим гулом. Сорокин постоял некоторое время у дверей, обдумывая, как быть дальше, потом направился вдоль станков. На него никто не обращал внимания. Очевидно, здесь привыкли к незнакомым людям. Правда, когда он залюбовался готовой сеялкой в конце конвейера, к нему подошел пожилой рабочий в замасленной спецовке.

– Нравится?

– Нравится.

– Нам тоже нравится, – сказал рабочий. – Сеялка что надо. Вот только жаль, что тяжелы мы на подъем. Могли бы выпускать больше таких вот красавиц, если бы по-настоящему захотели… Вы, случаем, не из газеты?

– Из газеты,– кивнул Сорокин. «Зачем знать рабочим, что в цехе сотрудник уголовного розыска. Цыбин может оказаться хорошим человеком, совсем не тем, за кого я принимаю его сейчас. Потом попробуй восстанови авторитет парня».– Из газеты,– повторил Сорокин.

– Очень приятно. Кондрат Тихонович Грабля, – представился рабочий. – Я сразу понял, что вы из газеты. Больно уж дотошный ваш брат. Все ему надо, все увидеть, все потрогать руками… Это, конечно, не плохо. Как же иначе? Если хочешь рассказать людям правду, то сперва сам докопайся до нее… Я и говорю, что при этой же производственной мощности и с этими же людьми можно выпустить больше сеялок… Больше!

– Каким образом? – спросил Сорокин.

Грабля оживился:

– Посмотрите сюда, пожалуйста.

В нескольких метрах от Сорокина чернел металлический барабан. Два парня бросали в него тяжелые чугунные болванки.

– Поняли?

– Не совсем.

– Ручной труд в век автоматики! Эти ребята могли бы с успехом выполнять более сложную работу, скажем, обрабатывать те же болванки. Резерв? Резерв! Дальше. Мы не всегда разумно используем материалы. У нас не хватает для этого времени. Мы постоянно куда-то спешим. Что-то запарываем. В чем-то ошибаемся.

– Значит, вы сами виноваты в том, что не полностью используете возможности?

– С виду, конечно, так, – невесело улыбнулся Грабля.– Люди у нас, вообще-то, хорошие. С ними можно горьы свернуть. Беда -«сам» немножко хромает. Не в ту сторону целится. Вы своим пером проберите его хорошенько. Нас тоже не жалейте – заслуживаем. Можете фельетончик написать. Только не медлите. В данном случае медлительность совсем ни к чему. Впрочем, вы это сами прекрасно понимаете. Не мне вам говорить.

– Понимаю, – согласился Сорокин. – Вот вы сейчас сказали, что у вас хорошие люди. Не можете ли назвать самых лучших?

– Почему не могу? Могу.

Фамилию Бориса Цыбина Грабля не назвал.

– Ну, а лодыри у вас водятся?

– Водятся, – вздохнул Грабля. – Правда, мало…

– Может быть, назовете?

Среди лодырей Бориса Цыбина тоже не оказалось. «Значит, он ходит в середняках», – подумал Сорокин.

– Спасибо, Кондрат Тихонович, за информацию.

– Ты поговори с другими рабочими,– посоветовал Грабля.– Узнаешь, какие тут порядки. Сначала, конечно, побывай у «самого», не то обидится.

«Сам» сидел в небольшом полукруглом помещении, заваленном деталями и заготовками. Он вопросительно взглянул на Сорокина поверх очков, зачем-то переставил с места на место чернильницу, нетерпеливо постучал по столу пальцами.

– Добрый день, – сказал Сорокин.

– Добрый день.

– Як вам по делу.

– Без дела ко мне не ходят. Что надо?

– У рас работает Борис Цыбин?..

– Борис Цыбин? Работает. В какой мере он интересует вас? Как человек? Как производственник? Собственно, кто вы такой?

– Я из милиции.

– Из милиции? – начальник цеха снял очки, положил на чертежи, откинул назад волосы, прикрывавшие лоб.

– Я из милиции,– повторил Сорокин.– Нас интересует рабочий Борис Цыбин.

– Надеюсь, он ничего страшного не совершил?

– Мы не всегда интересуемся теми, кто совершил что-то страшное.

– Зачем же он нужен вам?

– Думаем привлечь его в дружину.

– В дружину? Это хорошо,– оживился начальник цеха.– В дружине нужны смелые парни. Цыбин подходит. Он не даст спуску хулиганам. В общем, одобряю!

– Вы давно его знаете?

– Года полтора. Деловой парень, – все больше оживлялся начальник цеха.– Если бы все были такие, как он, за полмесяца план можно выполнить. К сожалению, некоторые работают больше языком, чем руками. Вы тут с одним говоруном уже беседовали.

– С Кондратом Тихоновичем?-уточнил Сорокин,-Было такое дело.

– Что же он пел вам? Жаловался на порядки? Возможно, на беспорядки?

– Беспорядки и без жалоб видны.

– Какие же беспорядки вы заметили? – насторожился начальник цеха.

– Какие? Думаю, вы лучше меня все знаете. Однако, если хотите, скажу. Мне, например, не понравилась грязь в цехе.

– Еще что?

– Готовые детали валяются на полу. Они должны быть на стеллажах.

– Еще?

– Рабочие места, как и ваш кабинет, между прочим, захламлены.

– Да-а-а, – нахмурился начальник цеха, – у вас, оказывается, критический глаз. Вы пришли, чтобы сосватать в дружину Бориса Цыбина, между тем сделали сто замечаний. Хочешь – не хочешь, исправляй недостатки.

– Рад, что помог,-улыбнулся Сорокин. – Давайте теперь продолжим сватовство. С кем дружит Цыбин?

– С кем? Пожалуйста. С Зибаровым, Григорьевым, Соколовым, Гришиным, Быховским, Гайнулиным, Закировым, Пулатовым.

– Пьет или не пьет?

– Кто же не пьет? Язвенники да сердечники. Я тоже пью.

– Пить можно по-разному.

– Не отрицаю… Цыбин на работе пьяным не бывает. В городе тоже не видел… Нет, вы удивительнейший человек,– покачал головой начальник цеха.– Все-то вам надо знать. Я полагал, дело милиции – бандитов ловить. Вас, видите ли, взволновали порядки в цехе… Ладно, ладно, не хмурьтесь, мы учтем пожелания. Берите Цыбина. Считаю, что он принесет пользу в дружине. Это принципиальный парень.

О «принципиальном парне» весьма недобро отозвалась несколько минут спустя фрезеровщица Анна Сергеевна Ткаченко.

– Если дружину создаете из пьяниц, то лучшей кандидатуры вам не найти, – сказала она.

– Вы его хорошо знаете?

– Уж больше некуда! Слышали пословицу: «С кем поведешься, от того и наберешься»? У него подозрительные друзья. Вечно торчат в пивных или по улицам шастают, пристают к прохожим.

– Они тоже на вашем заводе работают?

– Нет… Кажется, они вообще нигде не работают.

– Молодые?

– Как Цыбин. Одному, правда, лет сорок пять. Этот, наверно, за поводыря у них. Так все и стелются перед ним: «Иван Сергеич! Иван Сергеич!..» Тьфу, прости господи!– сплюнула в сердцах Анна Сергеевна. – Как только этаких людей земля-матушка держит?

Сорокин простился с женщиной, постоял немного на площадке перед цехом, взглянул на часы и вышел на улицу.

Темнело. Дул резкий, пронизывающий ветер. Мелкий острый дождь больно хлестал по разгоряченному лицу. Тучи проплывали так низко, что казалось, вот-вот коснутся заводских труб.

«Кто же ты, Борис Цыбин? Честный человек или преступник?– задумался Сорокин,– Почему о тебе по-разному отзываются люди? Кому верить: начальнику цеха или фрезеровщице?»

– Николай Аркадьевич, вам далеко?

Сорокин обернулся. Рядом, у кромки тротуара, стояла «Волга». За рулем сидел Михайлов.

– Здравствуйте, Яков Ильич!… Далеко. Не хотите ли вы подвезти меня?

– С удовольствием… Никого еще не нашли? – поинтересовался Михайлов, как только «Волга» тронулась с места.

– Пока, к сожалению, нет.

– Плохо.

– Найдем. Не беспокойтесь… Послушайте, Яков Ильич, не могли бы вы более подробно описать внешность девушки, которую ограбили при вас?

– Подробно? – переспросил Михайлов. – Ну что про нее скажешь? Девушка как девушка. Таких в нашем городе тысячи… Честное слово, Николай Аркадьевич, для меня они все выглядят одинаково. Молодые – значит красивые. Других примет не знаю. Правда, глаза у нее особенные. Будто в душу смотрят.

– В душу? – задумался Сорокин. – У Милы тоже глаза в душу смотрят…

– Что вы сказали?

– Так, ничего… Направо, пожалуйста. Сюда, сюда. Спасибо!

19 .

В комнате было чисто, уютно. Впереди, у стены, чернел старинный буфет. На окнах, в горшках, стояли цветы. Вверху, под самым потолком, висел зеленый матерчатый абажур. Он бросал на пол расплывчатый чуть шевелящийся круг теплого золотистого цвета.

Сорокин постоял немного у порога, дал возможность хозяйке лучше рассмотреть себя, затем представился:

– Виктор Иванов… Мне нужен Борис.

Женщина прошла в глубь комнаты, к дивану, оттуда еще? раз внимательно оглядела Сорокина, затем пригласила его сесть.

– Зачем тебе Борис?

– Это тайна, Валентина Дементьевна… Вас, кажется, так зовут?

– Так, – подтвердила женщина. – Ты садись, чего стоишь-то. В ногах, говорят, правды нет… Или торопишься?

– Тороплюсь, не тороплюсь – пока Бориса не увижу, не уйду. – Сорокин сел на диван, потрогал выступающие пружины.– Борис – рабочий человек, что же это он диван в порядок не приведет?

– Некогда ему.

– Некогда? – удивился Сорокин. – Не хочет. Лень завелась. Я это заметил. Ничего, перевоспитаем.

– Уже перевоспитали, – с грустью произнесла Валентина Дементьевна. – Так перевоспитали, что уж и некуда. Сам-то ты где работаешь? Вместе с ним, что ли?

– Нет. Я по другой части. Видите, какие у меня руки?

– Ну-ну!

– Где у вас книги? Может, разрешите покопаться? Неизвестно, сколько времени придется сидеть без дела: час или два…

– Книг у нас нету. Соседу отдала. Чего им зря пылиться. Посмотри альбом, если хочешь. Правда, в нем больше старые фотокарточки. Из той еще жизни.

– Та жизнь меня как раз и интересует, Валентина Дементьевна. В этой жизни мне все известно. Она, как говорится, шагает рядом со мной.

– Недалеко, поди, уйдет, если будет шагать рядом с тобой, – заметила Валентина Дементьевна.

Сорокин привстал, обиженный.

– Это почему так?

– Уже так.

– Вы думаете, что мы пропащие люди? Ничего путного не делаем? Ошибаетесь, Валентина Дементьевна. Мы с Борисом еще покажем себя. Не верите?

– Верю ежу, тебе погожу… Ладно, сиди. Я сейчас.

Валентина Дементьевна принесла из другой комнаты толстый коричневый альбом и положила перед Сорокиным. Он взял его, прикинул на руках, восхищенно прищелкнул языком.

– Килограмм пять, наверное, будет!

– Не вешала… Смотри. Я чайку приготовлю. Все быстрее время пройдет. Борис может задержаться.

– От чая, пожалуй, не откажусь. Неплохо было бы и по маленькой пропустить. Для знакомства, а?

Валентина Дементьевна ничего не сказала, только глянула опять внимательно на гостя и вышла.

Сорокин принялся листать альбом. В нем действительно были старые снимки. Портреты знакомых и родственников Валентины Дементьевны. Возможно, и ее собственная фотокарточка хранилась здесь, однако узнать Валентину Дементьевну было трудно. Во всяком случае, ни на одном снимке Сорокин не нашел сходства с живым оригиналом.

Листы медленно ложились на левую сторону. Сорокин внимательно вглядывался в каждого человека, искал тех, кто, по его мнению, мог участвовать п деле «таксистов». На последних листах пошли сверстники Бориса и, видимо, его знакомые. Одно лицо стало появляться все чаще и чаще. «Борис!»– решил Сорокин. Его удивило, что выражение лица Бориса постепенно менялось: сначала он улыбался, смотрел весело и уверенно, потом потускнел, перестал улыбаться, в глазах появилась грусть. Последние снимки изображали его мрачным и опустошенным.

Валентина Дементьевна внесла чайник, расставила чашки, наполнила их. Спросила Сорокина:

– Все посмотрел?

– Все.

– Себя не нашел?

– К сожалению!– развел руками Сорокин.– Я не люблю фотографироваться. Видите, какое у меня лицо: аппарат не выдержит.

– Лицо как лицо,– сказала Валентина Дементьевна. Она оглядела стол, зачем-то переставила с места на место две пустые тарелки, потом пригласила Сорокина. – Присаживайся. Побалуемся чайком да наливочкой. Глядишь, ты мне и признаешься, как матери, где вы по ночам с Борисом шатаетесь. По каким кафе да ресторанам.

– Я? По ночам? – Сорокин подошел к столу. – Неужели я похож на гуляку? Мы с Борисом великие трезвенники!

Валентина Дементьевна махнула рукой.

– Будет тебе воду в ступе толочь, не маленькая, вижу что к чему.

Сорокин уловил желание Валентины Дементьевны говорить о сыне откровенно и сделал первый шаг навстречу.

– Деньги-то приносит домой? Копеечку в копеечку? Так?

– Ты о чем? О получке, что ли? Когда как. Когда принесет, когда не принесет. Чаще приносит-копеечка в копеечку… Присаживайся, чего стоишь-то?

– Спасибо… Значит, с получкой, как будто, дело обстоит нормально. – Сорокин сел, придвинул к себе чашку.– Откуда в таком случае Борис берет деньги на кафе и рестораны, которые он посещает? Причем, по-видимому, довольно часто…

– Это я тебя должна спросить, откуда берет Борис деньги,– сказала Валентина Дементьевна. – Ты его друг. Или не друг?

– Друг.

– Значит, должен знать, где он берет деньги. Говори, чего уж скрывать. Я мать. Не враг ему.

Сорокин посмотрел сочувственно на Валентину Дементьевну.

– Ладно, так и быть, скажу правду. Монетного двора у него, конечно, нет. Обходится, как говорится, ловкостью рук. Понимаете?

Валентина Дементьевна сжала нервно губы, должно быть, боясь вскрикнуть. Потом потерла сухими пальцами виски и отошла вроде. Сказала тихо:

– Налей-ка!

– Своя? – поинтересовался Сорокин, снимая пробку с граненого темно-сиреневого графинчика.

– Своя.

– Жаль. Магазинная пошла бы лучше.– Сорокин наклонил графинчик над рюмкой Валентины Дементьевны, однако не налил, словно не решился.– Неудобно как-то без Бориса. Возможно, подождем? У меня есть к нему одно дело.

Валентина Дементьевна вспыхнула.

– Никуда я не отпущу его сегодня. Никуда, слышишь? Нечего ему делать с тобой и с твоими дружками!.. Он у меня один. Можешь ты понять это или не можешь? Я хочу видеть его счастливым, честным. Почему вы пристаете к нему? Почему?

– Я не пристаю к нему.

– Не пристаешь?! Как же тогда…

Валентина Дементьевна хотела еще что-то сказать, однако не смогла – уронила голову на руки и заплакала навзрыд… У Сорокина дрогнуло сердце.

– Простите, пожалуйста, – растерянно пробормотал он.

– Чего простить? Чего простить? Ответь мне на это! – Валентина Дементьевна тяжело подняла голову, вытерла ладонями глаза. – Парень совсем отбился от рук. Не знаю, как его еще на работе держат. Каждый день выпивши приходит. Сначала думала, что хорошо зарабатывает, потом поняла– что-то нечистое… Что? Говори, говори!-Валентина Дементьевна смотрела на Сорокина умоляющими глазами.

– Простите, пожалуйста, – повторил Сорокин.

– Другие слова забыл, что ли?

– Не забыл, трудно произнести… Я не знаю вашего сына. Даже никогда не видел. Судьба его нас тревожит…

– Так кто вы?

– Работник уголовного розыска. – Сорокин подошел к Валентине Дементьевне, сел рядом, заглянул в глаза.– Может быть, ваш сын ни в чем не виноват. Мы не оставим его в беде. Главное, чтобы он был откровенен с нами. Чтобы ничего не скрывал.

– Что он сделал?

– Вы у него сами спросите,-уклонился Сорокин от отлета. – Надеюсь, что он не обманет вас… Хотите, я уйду?

Валентина Дементьевна долго молчала, наверно, решала, как отнестись к такому предложению, потом медленно покачала головой.

– Оставайся. Одна я, пожалуй, не смогу сейчас говорить с ним, не выдержу. Выпьете? – кивнула Валентина Дементьевна на графин.

– Что вы!

– Тогда я уберу. Не нужно ему знать, что мы тут гуляли, – горько усмехнулась Валентина Дементьевна.

20 .

Борис вернулся в третьем часу. Он был пьян и не сразу понял, что нужно человеку, оказавшемуся ночью в его доме. На помощь пришла мать – она объяснила, кто этот человек и зачем пришел.

– Ты, Боря, только ничего не скрывай, – посоветовала Валентина Дементьевна. – Сядь, отдохни малость, если устал, потом и расскажи все. Хорошо?.. Чайку хочешь?

– Не хочу,– простонал Борис.– Иди спи. Мы без тебя поговорим…

– Я уйду, сынок, уйду. Доверься человеку. Он поможет тебе, – посмотрела Валентина Дементьевна на Сорокина.– Это только с виду он строгий. Душа у него добрая. Я знаю…

– Иди, мама, иди. Отдыхай.

– Сейчас я тебе чайку принесу.

Валентина Дементьевна вышла.

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Борис сидел на диване, не шевелясь, словно был погружен в глубокий сон. Сорокин стоял у этажерки, листал старые журналы. Ему необходимо было сосредоточиться.

– Вы часто так поздно приходите домой? – произнес он наконец.

Борис не ответил, даже не шевельнулся. Только дрогнули мускулы на лице.

Сорокин отошел от этажерки, остановился посреди комнаты.

– Вы слышите меня, Цыбин?

– Когда как придется,– отозвался на этот раз Борис.– Я сам себе хозяин. Что хочу, то и делаю.

– Где вы были?

– На работе.

– Начальник цеха дал вам отгул!

– Сначала дал, потом обратно взял. Он тоже сам себе хозяин.

– Значит, вы пили на работе? Прямо в цехе, за конвейером?

– Место найдется, было бы желание.

– Товарищи тоже найдутся?

– Я сегодня один пил. Без товарищей, – глянул исподлобья Борис.

– Где?

– Тут. Недалеко. У сторожа… Сторож – барыга! – выругался Борис. – Берет за полбанки четыре рубля. Разоряет рабочий класс!

– Вас?

– Меня.

– Может быть, вы сами разоряете себя?

Неслышно вошла Валентина Дементьевна, поставила на стол чайник и две пиалы, украдкой взглянула сначала на сына, потом на Сорокина.

Борис попросил:

– Ты бы принесла чего-нибудь покрепче, не жадничала.

– Хватит тебе, – вздохнула Валентина Дементьевна.

– Хватит?

– Хватит.

– Может, ему надо.

– Ему нельзя, – сказала Валентина Дементьевна. Она снова взглянула на Сорокина, тоже украдкой, словно побоялась встретиться с ним взглядом. – Попей чайку, Боря, попей. Хочешь, я сама тебе налью.

– Не надо. Я сам.

Борис налил в пиалу чаю и стал неторопливо отхлебывать.

Валентина Дементьевна, присев на краешек стула, смотрела на сына. «Господи, неужели я в чем-то ошиблась,– думала она. – Неужели чего-то не доглядела? Считала, что он уже взрослый и не нуждается в моей помощи… Был бы путевым отец, не дожила бы до этого срама. Яков, поди, теперь тоже хлещет где-нибудь водку «ши валяется под забором… Неужели в него пошел Боря?»

– Ну чего вы хотите от меня? – оторвался от пиалы Борис.

– Хочу, чтобы вы говорили мне только правду.

– Я и говорю правду. Врать не умею – ни к чему это мне.

– Где вы были в прошлую субботу?

– В прош-лу-ю суб-боту? – по слогам произнес Борис. Он выпрямился, с минуту сидел неподвижно, усиленно морща лоб, затем нервно передернул плечами.– В прошлую суб-боту? Не помню. Наверное, дома… Ты не помнишь, мама, где я был в прошлую субботу?

Валентина Дементьевна вздохнула.

– Откуда мне знать, где ты был в прошлую субботу. Ты не больно много говоришь со мной. Вспомни сам, где был. Не скрытничай. Тебе никто зла не хочет.

– Ладно. Иди спать. Мы тут разберемся. Иди! – Борис заметно трезвел. Голос его звучал тверже. В нем явственней улавливались душевные нотки. – Прошу тебя, мама, иди!

– Хорошо, сынок, хорошо. Ты не расстраивайся, не надо. Я не буду вам мешать, не буду.

Валентина Дементьевна вышла. Борис снова наклонился вперед, остановил на Сорокине воспаленные, красные глаза.

– Что вам надо?

– Я хочу знать, где вы были в прошлую субботу, – терпеливо повторил Сорокин. – Ответ должен быть точным. От этого будет зависеть ваша дальнейшая судьба.

– Та-ак, – усмехнулся Борис. – Ну, предположим, что я ходил в кино. Это вас устраивает? Хотя, вряд ли. Вы – народ особый. Неверующий. Живете своими законами.

– В каком кинотеатре вы были?

– В «Спутнике».

– Что смотрели?

– «Волгу-Волгу».

– Один или с друзьями?

– С друзьями.

– Назовите фамилии.

– Это обязательно?

– Обязательно.

– Пожалуйста: Шрабер, Голиков, Мамонтов, Гулямов,

Кирилин, Иванов, Садыков… Вот только не помню, кто из них сидел рядом со мной. Возможно, это не обязательно?.. Ладно, этих людей не существует на свете. Я соврал, – признался Борис. – В прошлую субботу я пьянствовал.

– С кем?

– Сначала один. Потом ко мне подошел незнакомый мужчина. Скооперировались. Распили банку. Тут подошли еще несколько любителей. Ну и пошло. Расстались часа в три ночи. Как добрел домой, не знаю. Может быть, кто-нибудь привел.

– Где же вы пили?

– На «пятаке».

– На «пятаке» не продают водку.

– Водку не продают. Это верно. Продают вино. Бери сколько хочешь. Даже в долг.

Сорокин знал: «пятаком» называли небольшой павильон, расположенный в центральном сквере города. Витрины были заставлены бутылками с прохладительными напитками, пирамидами сигарет и папирос, банками с вареньем и соками.

То есть, тем, что противопоказано любителям «горячительного». Однако они шли сюда и получали то, что надо.

– Вы можете узнать этих самых… любителей?

– Наверное, могу.

– Обычно с кем вы пьете?

– Начинаю один.

– Почему?

– Привык.

– Потом идете к друзьям?

– Нет. Ловлю незнакомых людей… Незнакомые люди, незнакомые мысли, незнакомые разговоры. Это обогащает. Попробуйте.

– Как-нибудь постараюсь воспользоваться вашим советом. Скажите, Борис, только честно: сколько вы можете выпить?

– За один раз? Два читка – свободно. Случается, конечно, выпиваешь больше. Все зависит от настроения. Сейчас вот опрокинул полтора читка. Не захотел еще. Странно, вообще-то.

– Сколько зарабатываете в месяц?

– Сто двадцать – сто сорок.

– Выходит, вы почти всю зарплату оставляете в пивных?

Борис вздрогнул.

– Не всегда же я трачу свои деньги. Иногда угощаю друзья.

– Вы сказали, что пьете без друзей.

Поняв, что оплошал, Цыбин растерялся.

– Всяко бывает…

Сорокин прошелся по комнате, машинально взглянул на часы: было без двадцати четыре.

– Друзья, которые вас угощают, работают вместе с вами?

– На работе у меня нет друзей.

– Странно!

– Почему? Не завел еще!

– Вы работаете на заводе больше трех лет.

– Для того, чтобы завести настоящих друзей, иногда и десяти мало, – раздраженно парировал Борис.

– Хорошо. – Сорокин сделал вид, что согласился. – Скажите, где работают ваши друзья, с которыми вы встречаетесь за воротами завода?

– Валерка и Гошка работают на тракторном заводе, Алик, кажется, в проектном институте, Валька учится, Генка – тоже. В политехническом.

– Вы бывали у них дома?

– Бывал у Алика. У других нет.

– Почему?

– Так.

Время давало о себе знать, Цыбин с трудом одолевал дрему. Под глазами набухли тяжелые мешки, на лбу четко обозначились глубокие складки.

Сорокину тоже было нелегко. Однако он не подавал виду, старался говорить бодро, расхаживая по комнате.

Собственно, беседу можно было считать законченной. Осталось только «прижать» чуточку Бориса, как говорили оперативники, заставить его сознаться в грабежах.

– У друзей не бываете, они к вам тоже не заглядывают. Встречаетесь, как сегодня, в условленном месте.

Борис быстро вскинул голову, впился в Сорокина встревоженным взглядом.

– Откуда вам известно это?

– Известно!

– Ладно. Допустим. Что же из этого? Что вам нужно?

– Я уже говорил вам. Хочу, чтобы вы были со мной откровенны. Не фантазировали, как фантазировали до этого. Мне нужны имена.

– Какие имена? Чьи? С кем пил, что ли?

Сорокину очень хотелось бросить: «С кем совершал преступления!», однако сдержался. Сказал спокойно:

– Да, с кем пил.

– Пожалуйста… Валька, Гошка, Сашка, Ренат… Странные вы люди. Вам обязательно надо повторить то, что вы уже знаете… Милиция! – с пренебрежением протянул Борис. – Чего вы тянете из меня жилы? Чего? Хотите измором взять? Ничего не получится! Я не из трусливых!

– Хватит, Цыбин, играть в прятки. Послушайтесь совета матери. Говорите правду. Это облегчит ваше положение. Есть улики, которые изобличают вас.

Сорокин произнес последнюю фразу неуверенным тоном, слишком поздно поняв, что применил метод новичка. Однако отступать уже было поздно.

Цыбин сорвался с места.

– Бросьте! Никаких улик у вас нет! Я ничего не знаю и не хочу знать! Уходите! Мне нужно спать!

Сорокин даже не пошевельнулся. Ему неожиданно стало легко. Все-таки чутье не обмануло его. Цыбин выдал себя истерикой.