Текст книги "Дважды разыскиваемые"

Автор книги: Михаил Гребенюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Михаил Кириллович Гребенюк
Дважды разыскиваемые

Повесть первая
СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ
I.

Рабочий день в отделе милиции Центрального райисполкома начался. В кабинет уголовного розыска заглянул ответственный дежурный Тимохин.

– Сорокин, к начальнику отдела!

– Он один?

– Не знаю.

В ответе дежурного звучало раздражение. Это было непонятным и даже удивительным: несколько минут назад Тимохин пребывал в отличнейшем настроении.

– Скажи, что у меня Ярцев.

– Не могу.

Дежурный жестом и мимикой изобразил эго свое «не могу», взглянул мельком на человека, сидевшего напротив старшего оперуполномоченного, повернулся и поспешно покинул кабинет.

Озадаченный Сорокин вызвал милиционера и, попросив его побыть с Ярцевым, направился к начальнику отдела.

Сегодня все, кажется, были не в духе. Обычно улыбчивый и приветливый подполковник Каримов встретил Сорокина хмурым взглядом. Его брови, сойдясь у переносицы, то поднимались, то опускались. В крупных сильных пальцах тлела смятая папироса!

Сорокин невольно подтянулся, поправил волосы, упавшие на лоб, одернул полы пиджака. Он не первый год работал в отделе, хорошо знал подполковника. Это был решительный, деловой человек, не знающий в службе ни усталости, ни робости. Его любили и уважали подчиненные, гордились им, тянулись к нему, брали с него пример.

«Что сегодня встревожило Азиза Мурадовича?– подумал Сорокин.– Может быть, огорчил сидевший за длинным приставным столом старший оперуполномоченный Бойко? Он чем-то был расстроен… Возможно, все исходило от незнакомого парня в форме курсанта школы милиции. Чего он тут торчит?»

В кабинете стояла тишина. С улицы в раскрытые окна влетали приглушенные расстоянием звуки. Они смешивались с прерывистым гудением экскаватора, работавшего во дворе отдела.

Затянувшееся молчание нарушил подполковник. Он, видно, немного поостыл и, оглядев всех, остановил потеплевший взгляд на Бойко. Бойко слегка подался вперед, поджал тонкие сухие губы.

– Дело подготовили к сдаче?

– Да.

– Ничего не упустили?

– Нет.

Каримов пробарабанил пальцами по стеклу, лежавшему на столе, что-то нервное и прерывистое, медленно поднял глаза на Сорокина.

– Примите у капитана Бойко «таксистов». Розыском займитесь немедленно. Каждый вечер в девятнадцать тридцать докладывайте мне о результатах… Вопросы будут?

Сорокин всего ожидал, только не этого. Бойко занимался «таксистами» второй месяц. Был смысл отстранять его от дела? По видимому, подполковник, принимая такое решение, не все продумал…

– Я еще не закончил дело Ярцева,– попытался объяснить Сорокин.

– Передайте его оперуполномоченному Савицкому. Кстати, прежде чем действовать самостоятельно, тщательно изучите все, что удалось узнать о «таксистах» капитану Бойко. Особое внимание обратите на показания свидетелей. Мне кажется, там кое-что не сходится. Желаю успеха.

– Спасибо,– машинально поблагодарил Сорокин.

– Пожалуйста.

– Разрешите идти?

– Подождите.– Каримов взглянул на молодого человека, сидевшего напротив Бойко. – С вами будет работать курсант Азимов. Надеюсь, поладите… Тимур Азимович?

Молодой человек поднялся, громко и четко произнес, будто рапортовал перед строем:

– Поладим, товарищ подполковник. Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие. Можете посылать меня на самые опасные участки.

Каримов слегка склонил голову и улыбнулся. Восторженность курсанта показалась ему наивной и даже смешной.

– Спасибо, товарищ курсант!

Сорокин и Тимур вышли.

– Вы тоже свободны.– Каримов отвернулся, чтобы не видеть Бойко. Огорчал его этот человек.– Передачу дела не задерживайте.

– Есть!

Бойко встал, потрогал пальцами подбородок, переступил с ноги на ногу. Ему, должно быть, хотелось что-то сказать, однако он не решился это сделать. Неуклюже повернулся и, сильно сутулясь, направился к двери.

«Что случилось с человеком?– подумал Каримов,– Может быть, я виноват? Закрутился, проглядел…»

Подполковник нехотя потянулся к телефону, взял трубку, набрал нужный номер, доложил строгим официальным голосом :

– Товарищ полковник, ваше приказание выполнено!

– Где капитан?-спросил голос.

– В отделе.

– Пришлите его ко мне!

В трубке почти тотчас раздался громкий щелчок и зазвучали короткие гудки отбоя.

Каримов отнял трубку от уха, подержал в руке, глядя на блестящий микрофон, потом медленно нажал на рычаг телефона, набрал другой номер, снова поднес трубку к уху.

– Лейтенант Воронов слушает!

– Здравствуй, лейтенант Воронов. Ты чем занимаешься?

– Здравствуйте, товарищ подполковник… Изучаю водительские документы одного лихача… Я вам нужен?

– Поговори, пожалуйста, с Бойко. Ему, очевидно, нужна помощь.

– Несчастье?

– Кажется.

– Вы у себя?

– Да.

– Я сейчас приду.

Каримов откинулся на спинку стула, расслабил тело и, удовлетворенно закрыв глаза, попробовал на время отключиться от всего, что его волновало.

Воронов зашел минут через пять. Он, как всегда, был в милицейской форме, как всегда, чисто выбрит и, кажется, даже немножко надушен. Впрочем, два года назад, вернее до женитьбы, у него был другой вид. Человеком, как в шутку говорили в отделе, сделала его Варя,

Каримов помнил его еще тем, «доварькиным»,– угрюмым, безразличным к окружающему. Мир с его радостями тогда не существовал для Воронова – все было похоронено вместе с Наташей Вельской. Это продолжалось долго – несколько месяцев. Ни товарищи, ни родные, ни мать-никто не мог отвлечь его от мрачных мыслей. Он почти все свободное время проводил на кладбище.

Варька не сразу опомнилась. Гибель Наташи Вельской острой болью отдалась в ее сердце. Она была на похоронах, видела, как плакали люди, как убивалась Степанида Александровна, как страдал сам Воронов – ее Алешка, ее Алексей, человек, который был для нее всем.

Потом мать ругала – зачем пошла на кладбище, что там не видела, без тебя не могли похоронить эту милиционершу. Варька не вытерпела – впервые в жизни нагрубила матери, заперлась у себя в комнате и не выходила до следующего дня.

Через полгода, когда Воронов, казалось, вот-вот сдастся, решила действовать – стала, как и до смерти Наташи, провожать его на работу и встречать с работы, стала бывать у него на квартире. Он сначала не обращал на нее внимания, словно она была неодушевленным предметом, затем как-то сразу потянулся к ней, нашел в ней что-то общее с Наташей.

Каримов перевел Воронова к себе в отдел немного раньше – по просьбе полковника Розыкова, который привязался к Воронову, когда расследовал дело кассира Расулова, убитого Скорпионом. Теперь Каримов считал, что в отделе лучше и исполнительнее Воронова нет. Впрочем, так считали и коммунисты отдела – не случайно в прошлом году они выбрали его своим секретарем.

– Садись, Алексей Дмитриевич.

– Спасибо, Азиз Мурадович.

Воронов опустился на стул у письменного стола, посмотрел на Каримова внимательными голубыми глазами.

– Я пока ничего конкретного не могу сказать,– начал подполковник.– Понимаешь, Бойко отказался вести дело. Заявил, что не имеет права заниматься им, так как один из потерпевших оказался его родственником.

– Ну и что из этого?

– Ничего,-согласился Каримов.-Поэтому я подумал, что родственник – не потерпевший.

– Преступник?

– Нет. Кто-нибудь из знакомых или родителей преступника. По всей вероятности, довольно влиятельных.

– Есть факты?

– Фактов нет, я только предполагаю.

– Как же так, Азиз Мурадович, – удивился Воронов. – Вы старый милицейский ас…

– Брось, Алексей Дмитриевич,– поморщился Каримов.– Не в опыте дело. Вчера вечером Бойко отказался вести дело, а сегодня утром полковник Долгов приказал мне отстранить его от работы.

– Почему?

– Кто-то доложил, что Бойко злоупотребляет служебным положением.

– Вы немедленно приняли соответствующие меры,– скривил насмешливо Губы Воронов.– Отобрали у Бойко дело.

– Не иронизируй, Алексей Дмитриевич. На моем месте ты поступил бы так же. Дисциплина!

– Понимаю.

– Ты поговори с Бойко,– предложил Каримов.

– Хорошо, Азиз Мурадович.

– Только не горячись. Может быть, ему потребуется помощь. Я съезжу в управление, постараюсь встретиться с Долговым. Думаю, что мне удастся разрубить этот узел.

2 .

Тимур с нескрываемым восхищением глядел на Сорокина, будто перед ним был маг и волшебник – гений криминалистики, и с этим гением ему предстояло работать, перенимать у него тайны мастерства.

Сорокин не замечал восторженного взгляда Тимура. Он деловито разложил на столе бумаги, попросил милиционера выйти, сел напротив Ярцева и сказал просто, как старому знакомому:

– К сожалению, Григорий Кузьмич, нам придется расстаться.

Ярцев насторожился:

– Почему, Николай Аркадьевич?

– Стечение обстоятельств, Григорий Кузьмич. Твое дело будет вести другой человек.

– Кто?

– Узнаешь .. Скажу одно: ему ты все выложишь, как попу на исповеди.

– Не пугай, гражданин следователь,– изобразил тревогу Ярцев,– Уж не этот ли младенец станет моим исповедальным батюшкой?

Надо было снисходительно усмехнуться на эту колкость подследственного, однако Тимур не выдержал. Вскочил со стула и крикнул:

– Замолчите!

– Ого,– сразу стал серьезным Ярцев.– Молодой человек, оказывается, имеет амбицию. Это мне нравится. Жаль только, обстановка не позволяет нам скрестить шпаги.

– Брось, Григорий Кузьмич,– махнул рукой Сорокин.– В другой обстановке ты также не сделал бы этого. Здравый смысл не позволил бы. Ты, слава богу, с царем в голове.

– Не жалуюсь… Однако там видно было бы.

– Брось!– повторил Сорокин.

– Ладно, брошу,– согласился Ярцев,-Дан закурить на прощание. В горле сошлось: того и гляди – задохнусь.

– Так никто и не принес тебе курева?

– Один я на белом свете, Николай Аркадьевич. Папы и мамы негу, братьев и сестричек – тем более. Девочки, с которыми доводилось встречаться, позабыли… Одним словом, самая что пи па есть горемычная сиротинушка.

– Братьев п сестричек, может быть, действительно нет, зато дружков у тебя, как говорят, навалом. Должны позаботиться. Шайка!

– Опять ты за свое. Никакой шайки не знаю. Давно завязал. У меня есть справка с места работы. Чего еще надо?

– Справка у тебя, верно, есть,– согласился Сорокин.– Только липовая. Измельчал ты, Ярцев! Простой бумажкой хотел увести нас в сторону? Тут рядом Рыжий Глаз «отдыхает». Может быть, желаешь поговорить с ним? Как-никак – кореши.

– Какой Рыжий Глаз?– склонил голову Ярцев.

– Тебе клички мало? Нужна фамилия?

– Нужна.

– Пожалуйста: Егоров. Он же Сидоров. Он же Семенов. Он же Терентьев. Он же Вархваламеев. Он же…

– Хватит!-помрачнел Ярцев.– Дело ясное, как дважды два – шесть…– Он взял папиросу, положенную перед ним Сорокиным. Неторопливо закурил.– Значит, ты будешь вести расследование?– Глаза Ярцева скользнули по лицу Тимура.

– Он,– опередил ответ Сорокин. Это решение пришло внезапно и было продиктовано той переменой, что вдруг наметилась в Ярцеве, и ее надо было закрепить. Сыграла роль и явная заинтересованность Тимура в деле. Он весь горел желанием применить свои силы.

– Странно,– протянул Ярцев.– Сколько же тебе, желторотый, лет?

– Скоро двадцать,– уже овладев собой, спокойно ответил

Тимур, потом добавил, по-видимому не желая быть неточным.– Через полтора месяца -двадцать.

– Много, ничего не скажешь. Не боишься промахнуться?

– Не боюсь.

– Хорошо, потягаемся. Впрочем, черт с тобой,– беззлобно выругался Ярцев,– Берн меня в оборот. Я обеспечу тебе, карьеру. Расскажу все, что знаю. Как ты смотришь на это?

– Положительно. Все равно вы никуда не денетесь. Со временем признаетесь,– сказал Тимур.

– Вот как…

Ярцев задумался. Парень начинал нравиться ему: смелый, откровенный. Такого не хочется мучить. Да и пора, пожалуй, раскрыть карты. Если Рыжий Глаз был здесь, то «тянуть резину» ни к чему.

– Давай бумагу и ручку, парень.

Тимур сорвался с места, взял с тумбочки бумагу и ручку, положил перед Ярцевым.

– Пожалуйста.

– Спасибо.

Ярцев писал долго. Сорокин, глядя на него, пытался объяснить перемену в его настроении. Первые дни он молчал или язвил. Потом ударился в воспоминания, правда не имевшие никакого отношения к делу.

Позавчера, например, рассказал о своем детстве, как отец однажды высек его до крови за то, что он ночью, в кладовке, при свете коптилки читал книгу.

– Не мужицкое это дело,– вразумлял отец.– Добывал бы лучше деньги. Без денег-то, как без воздуху. Шагу не шагнешь! Учись брать, что ближе лежит.

Ярцев-младший, после недолгих колебаний, принялся добывать деньги – воровал во дворах белье и продавал на барахолке.

Сорокин был растроган рассказом, подсел к Ярцеву поближе, заглянул в печальные глаза, просто, как другу, сказал:

– Пора тебе, Григорий Кузьмич, остепениться.

– Пора?– переспросил Ярцев.

– Пора.

– Подумаю.

– Подумай, подумай.

Сорокин чувствовал, что эта запоздалая исповедь пришла к Ярцеву не сию минуту, даже не сегодня, не вчера и не позавчера.

Должно быть, многое передумал Ярцев, оставаясь один в камере. Возможно, понял, куда может завести его темная тропа, иначе не согласился бы теперь дать показания.

Впрочем, может быть, он просто-напросто устал? Сорок восемь стукнуло. Время подумать о собственном уголке.

– Вот, пожалуй, все,– оторвался Ярцев от бумаги.– На, парень, читай. Подскажешь; если что не так, я поправлю. Мне не привыкать.

Говорил Ярцев спокойно, с напускным равнодушием. Однако Сорокин уловил в его голосе тоскливые нотки. По-видимому, он завидовал Тимуру.

– Выше голову, Григорий Кузьмич. Ты еще сможешь сделать немало хорошего.

– Не знаю… Наверно, уже ничего такого не сделаю. Вот слова твои не забуду… Слышь, парень, бери с него пример, – обратился Ярцев к Тимуру.– Умеет он нашего брата расшевелить. Это не каждому удается. Вероятно, когда-нибудь я все-таки стану человеком. Если это случится, то непременно приду к вам. Не прогоните?

Он обращался сразу к двоим-к Сорокину и к Тимуру. Тимур зарделся, польщенный таким доверием. Сорокин почувствовал комок в горле.

– Не прогоним, Григорий Кузьмич, не тревожься. Еще гляди – друзьями станем,-сказал Сорокин.

– Обязательно,– поддержал Тимур.

Его лицо вспыхнуло. Ярцев увидел это, улыбнулся грустно:

– Чумовые вы здесь, в милиции. В карманах «дур» носите… Это пистолеты по-нашему так называются,– счел нужным Ярцев «просветить» Тимура.– Ну а по характеру – вроде сестры милосердия. Ей-богу. Не доходит до меня это.

– Ты плохо знаешь себя, Григорий Кузьмич,– сказал Сорокин.

– Может быть.

Через четверть часа милиционер увел Ярцева.

3.

Тимур с трудом сдерживал радость. Кому из курсантов выпадет в первый же день такое счастье! Раскрылся преступник! Выложил все начистоту. Во всяком случае, ничего не скрыл, как определил Сорокин.

«Ребята лопнут от зависти, когда узнают, как я начал практику,– подумал Тимур.– Главное, с кем начал? С самим Сорокиным, лучшим оперативником города. Интересно, смог бы Андрей написать стихи обо всем этом или не смог? Наверно, не смог бы. Помешался на любовной лирике…»

Сорокин спросил:

– Ты обедал?

– Нет.

– Присаживайся к столу. У меня кое-что есть. Домашнее.

– Что вы, Николай Аркадьевич,– покраснел Тимур.– Я схожу в буфет. Тут недалеко.

– В буфет сходим завтра. Сегодня будем пировать здесь.– Сорокин положил на стол сверток, заботливо приготовленный матерью, потянул за руку Тимура.– Не обижаешься, что я тебя на «ты»?

– Что вы, Николай Аркадьевич!

– Вот и отлично.

Принялись за содержимое свертка. Тимур взял нерешительно ломтик жареной рыбы и вареную картофелину. Сорокин приободрил:

– Смелее! Считай, что мы в столовой и время у нас лимитировано. Надо уничтожить все быстро и без следов.

Сорокин ел деловито, с аппетитом, хотя и без особого смакования. Он, кажется, не замечал, что отправлял в рот. Мысли его были заняты совсем другим – судьбой Бойко.

«Что все-таки произошло? Почему Каримов перепоручил дело о «таксистах»? Работа у Бойко будто шла хорошо…»

Взгляд Сорокина остановился на кресле, в котором несколько минут назад сидел Бойко. Он сдавал дело. Присутствие Тимура, должно быть, немного смущало его, однако он не подавал вида: держался так, словно ничего особенного не случилось. На вопросы отвечал односложно.

– Ты все возможности использовал?

– Да.

– Кого подозреваешь в грабежах?

– Никого.

– Ты как-то говорил, что напал на след.

Бойко пожал плечами, подошел к графину с водой, неторопливо наполнил стакан и выпил залпом.

– Ничего я тебе не говорил, фантазируешь… Я пошел.

– Подожди.

Бойко послушно остановился у двери.

– Ну?

У Сорокина сжалось сердце. Таким отрешенным он еще не видел капитана.

– У тебя несчастье?

– Нет.

– Боишься сказать правду?

– Правду?– медленно повторил Бойко. На его калмыцких скулах заходили тугие желваки. На подбородке четко обозначился глубокий разрез.– Давай-ка без этого… Занимайся лучше делом. Только смотри, как бы тебе не перебежал дорогу черный кот.

– Ты слушаешь радио?– вдруг спросил Сорокин.

Бойко пожал плечами, усмехнулся криво:

– Что тебя тревожит?

– Вчера в космосе был первый человек. Ты можешь измерить глубину этого подвига или не можешь? Пожалуйста, не маши руками, вдумайся в то, что произошло. Тебе сейчас это необходимо, как воздух. Может быть, скорее поймешь, что значит правда. Теперь о ней говорят на всех языках планеты.

– Это другой вопрос,– несмело возразил Бойко.

– Ты коммунист, Гриша. Я не собираюсь давать тебе уроки политграмоты, взвесь все, пока не поздно, прошу тебя, иначе можешь совершить неверный шаг!

Бойко вздрогнул, шагнул к Сорокину, по-видимому, хотел что-то сказать, однако передумал, резко повернулся, с силой толкнул дверь и выскочил из кабинета.

Зазвонил телефон.

Сорокин остановил на нем недоумевающий взгляд, не в силах сразу избавиться от воспоминания,потом неторопливо потянулся к трубке, сказал в нее, споткнувшись на первой букве:

– С-слушаю.

– Ник, это ты? Здравствуй!

Звонила Клара Боброва.

Вчера они повздорили, причем довольно основательно. Сорокин не рассчитывал на такое простое возобновление «дипломатических отношений». Видимо, ссора не очень-то задела девушку, в противном случае она бы не решилась заговорить первой. Примирение явно обрадовало Сорокина.

– Здравствуй, Клара! Ты откуда звонишь?

– Из дома, Ник. Ты что делаешь?

– Работаю.

– Один?

– Нет… Со своим заместителем,– покосился Сорокин на Тимура.

– Ты скоро освободишься?

– Не знаю.

– Приходи сегодня к нам. У папы день рождения. Он сказал, что без тебя не сядет за стол. Ты же знаешь, какой он у нас… Ник, почему ты молчишь? Не хочешь разговаривать? Прости, я вчера глупо вела себя. Обещаю в дальнейшем быть послушной. Вообще-то, и ты хорош!.. Придешь, Ник?

– Приду… Сколько ему?

– Много. Пятьдесят… Ты только не задерживайся. Жду ровно в восемь. Кстати, прихвати с собой своего заместителя. Может быть, он сумеет развеселить мою сестренку.

– Она у тебя Несмеяна?

– Самая настоящая.

Клара повесила трубку.

Сорокин прикрыл глаза, попытался вызвать в памяти Клару. Сейчас она, по-видимому, сидела у тумбочки, на которой стоял телефон. На ней было темно-зеленое платье, обязательно темно-зеленое, другого он не признавал. Оно очень шло ей…

Тимур спросил:

– Вас что-то мучит, Николай Аркадьевич?

Сорокин поднял голову, посмотрел на Тимура отсутствующим взглядом, потом растерянно улыбнулся, будто извинился за то, что так долго молчал.

– Ничего… Ты ешь, не обращай на меня внимания. Я недавно завтракал.

Тимур не принял объяснения.

– Вы, наверно, думаете о капитане Бойко?

– Ты ешь, Тимур, ешь.

– Я уверен, что он честный человек.

– Ты его знаешь?

– Теперь знаю. ,

– Подожди, ты раньше встречался с ним?

– Нет. Я вообще никогда раньше не видел его. Я вам сказал, что он раскаивается, потому что понял это по его глазам.

– Ты, оказывается, фантазер,-засмеялся Сорокин. Тем не менее, ему было приятно слышать от Тимура добрые слова о Бойко. Собственно, он сам тоже ничего плохого не мог сказать о капитане.

– Я не фантазер, Николай Аркадьевич,– покраснел Тимур.

– Ладно, давай пока забудем об этом.– Сорокин встал, прошел на середину кабинета.– Ты уже, по-моему, в курсе дела. В городе недавно было совершено несколько ограблений водителей такси. Мы условно назвали грабителей «таксистами». Их разоблачением до сегодняшнего дня занимался старший оперуполномоченный Бойко. Теперь займемся мы.

– Я готов,– вытянулся Тимур.

– Спасибо.

– Едем?

– Пока нам некуда ехать, мы еще ничего с тобой не не знаем о грабителях. Посмотрим, что знал Бойко,– Сорокин подошел к сейфу, вынул из него тощую папку, положил на стол.– Изучим?

– Изучим.

– Пирожки понравились? Такие никто не готовит. Только моя мама.

– Я думал, что это готовила ваша жена.

– Жены у меня нет. А ты, случайно, не женат?

– Не женат… Не лишился еще разума.

– Ну-ну,– покачал головой Сорокин.– По-твоему, на земле полтора миллиарда потерявших разум. Не многовато ли!

Сорокин прошелся по кабинету, постоял немного у дверей, не спуская глаз с тощей папки, потом решительно вернулся к столу, взял ее, откинул корку.

– Что ж, начнем!