Текст книги "Дважды разыскиваемые"

Автор книги: Михаил Гребенюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

21.

Андрей силой вывел Тимура из палаты, прошел с ним во двор госпиталя, усадил под высокой густой чинарой.

– Нельзя так, Тимур! Ты должен отдохнуть. На тебе лица нет… С Милой ничего не случится. По крайней мере, таково мнение профессора. Я только что беседовал с ним.

– Профессор! Ты сам как считаешь?

– Я не врач, Тимур.

– Все-таки? Ты видел ее…

Андрей вздохнул.

– Не веришь, значит, профессору… Я тоже – не совсем верю, хотя, может быть, он и прав. Как хочется, чтобы он оказался прав… Она должна жить. Она имеет право на жизнь, понимаешь…

Андрей третьи сутки не отходил от Тимура. Он, как и Тимур, ночевал и дневал в госпитале, как и Тимур, прислушивался к бессвязным словам Милы, как и Тимур, молил врачей сделать все, чтобы Мила не умерла.

Начальник отдела милиции Янгишахара узнав, в каком положении очутился Тимур, немедленно отпустил Андрея, посоветовав ему находиться рядом с другом, пока в этом будет необходимость.

Сейчас Миле как будто стало легче, она уснула и спала спокойно. Так, во всяком случае, сказала Тимуру Клара, пришедшая только что в госпиталь.

Тимур внезапно поднялся, привычно одернул гимнастерку, огляделся так, словно чего-то испугался.

– Пошли!

– Постой!– вслед за ним встал и Андрей.

– С ней плохо! Пошли!

– Ты устал. Посиди еще.

– С ней плохо, понимаешь? Она зовет меня! Пошли! Иначе опоздаем… Мила!

Тимур побежал.

Мила лежала спокойно, далекая от всего, что Происходило вокруг.

Тимур приблизился к ней осторожно, так же осторожно присел рядом на стул.

Вошли врач и сестра. Врач взял руку Милы, нащупал пульс и долго стоял молча, сильно морща лоб, потом повернулся к сестре, сказал, чтобы она сделала укол. Сестра взяла из банки шприц, разбила ампулу, наполнила шприц светлой жидкостью и подошла к Миле. Мила взглянула на нее, чуть слышно произнесла:

– Не надо.

– Надо, доченька, надо.

– Я умираю.

– Ну-ну!

Врач попытался улыбнуться.

– Успокойтесь, прошу вас… Сестра!

Сестра сделала укол. Врач шепнул ей, чтобы она не вы-

ходила из палаты, подошел к Марии Константиновне и к Надежде Михайловне. Женщины с заплаканными глазами находились неподалеку, рядом с Кларой и Андреем.

– Тимур…– тихо позвала Мила.

– Я здесь, Мила.

– Я звала тебя, звала… целую вечность… Где ты пропадал?

– Я здесь. Рядом. Ты помолчи, Мила. Тебе нельзя говорить. Помолчи, родная. Помолчи.

– Нет. Я хочу говорить. Мне надо говорить. У меня совсем мало времени… Не перебивай, прошу тебя,– слабо улыбнулась Мила.

– Мила?!.

– Ты мужчина, Тимур, крепись… Это я… могу поплакать… Мне можно, ты понимаешь… Мне можно… Мне сейчас все можно… Клара здесь?

– Здесь.

– Клара…

– Я, Мила, я.

Клара подошла к Миле, взяла ее руки в свои, начала гладить, с трудом сдерживая рыдание.

– Слушай, Клара… Ты береги Колю… Он хороший, очень хороший. Тебе легко будет с ним… Правда, Тимур?

– Правда, Мила, правда… Ты молчи,– снова попросил Тимур.

– Подожди… Еще немного… Клара, извини… Ты честная, хорошая… У тебя все впереди… Жаль – я не смогла уйти, не успела…

– Мила…– простонала Клара.

– Боже мой, неужели больше ничего не будет? Ничего?..– Мила неожиданно выпрямилась, посмотрела прямо в глаза Тимуру.– Я хочу жить! Жить!

– Ты не умрешь, Мила!-задохнулся Тимур.– Мы с тобой еще побродим по белому свету. Еще оставим на нем добрые следы… Ты не умрешь, Мила! Не умре-ешь!

Тимур не знал, как вести себя, что делать, говорить или не говорить, сидеть около Милы или бежать к врачу. Мир со всеми своими радостями и бедами, который еще несколько минут назад тревожил его, теперь не существовал вовсе, были только ни с чем не связанные обрывки фраз и картин…

– Потерпи! Ты поправишься. Ты обязательно поправишься. Врач сказал мне. Я верю ему. Я верю тебе, Мила. Слышишь? Мила, слышишь?

Мила не ответила.

Тимур обернулся, посмотрел на Андрея, словно спросил: «Что с ней?»

Руки Милы лежали в ладонях Тимура холодно и тяжело.

22 .

– Где ты была так долго, доченька?

– Гуляла.

– С ним?

– Одна.

– Господи, сейчас одиннадцатый час. Тебя могли обидеть,– захлопотала Надежда Михайловна около Клары.

– Кто меня может обидеть: жених – работник милиции, брат – грабитель с большой дороги, отец… От кого хочешь спасут!

– Что ты говоришь, доченька?

– Разве я говорю неправду?

Надежда Михайловна не ответила, взяла у Клары портфель, помогла ей снять плащ, заторопилась на кухню.

Клара постояла в коридоре, вытащила из кармана косынку, которую несколько дней назад возвратил Николай, долго молча смотрела на нее. Услышала ка кухне звон посуды, постояла немного у двери, словно пыталась понять, чем занималась мать, потом пошла к ней. Нужно было в конце концов принимать решение, которое должно изменить твою судьбу. Так дальше жить нельзя.

Надежда Михайловна еще старательнее загремела посудой, увидев входившую на кухню Клару.

– Проголодалась? Подожди немного. Я сегодня приготовила твое любимое блюдо.

Клара подошла к матери, взяла из ее рук тарелку, положила на стол.

– Мне нужно поговорить с тобой.

– О чем, доченька?– вымученно улыбнулась Надежда Михайловна.– Все уже переговорено давно. Да и некогда мне. Сейчас отец приедет. Проголодался, наверное, тоже. Ты садись, садись. Дай тарелку-то. Я сама все сделаю. Не утруждай себя. Пока мы живы с отцом, тебе не о чем беспокоиться.

– Я тоже так думала… Оказывается, нужно беспокоиться… Скажи, мама, ты знала раньше, что Женька связан с грабителями? Только будь откровенна со мной, прошу тебя!

– Господь с тобой, доченька, откуда ты взяла, что Женя связан с грабителями?– с преувеличенным удивлением произнесла Надежда Михайловна.– Это чьи-то козни, поверь мне, доченька. Уж и не знаю, кому и чем мы не угодили!

– Послушай, мама…– Клара приблизилась к Надежде Михайловне, взяла ее за руки, заглянула в глаза,– Почему ты не хочешь быть откровенной со мной? Почему, мама? Что заставило тебя перемениться? Ты не отворачивайся, слышишь? Вот так!.. Что заставило тебя перемениться? Скажи, что? На тебя повлиял кто-то? Да? Может быть, этот человек – папа?

– Не клевещи на отца!– Надежда Михайловна сделала вид, что рассердилась.– Грех это!

– Я не клевещу, я спрашиваю. Ты знала, что Женька преступник, или не знала?

– Никакой Женька не преступник! Садись лучше ужинать! Мне надоели эти глупые вопросы!

– Значит, тебе уже кто-то задает эти глупые вопросы?– подчеркнула Клара последние слова.

Надежда Михайловна закричала:

– Женька ни в чем не виноват, ни в чем! Его обвиняют по ошибке! Другие люди… виноваты во всем этом! Не Женька!

– Ты говоришь неправду, мама,– тихо сказала Клара.– Женька виноват. Он преступник. На его совести смерть твоей племянницы. Мы никогда не смоем с себя ее кровь…

Надежда Михайловна побледнела, схватилась за сердце: ойкнула и застыла у плиты. Через некоторое время опустила руку – боль, видимо, прошла, прошел и испуг.

– Ты не маленькая, сама видишь,– сказала Надежда Михайловна.-Говорила тебе, оставь Николая! Не послушалась, вот и получила.

Клара внезапно почувствовала усталость. Она постояла еще немного у двери, словно прислушивалась к самой себе, потом медленно вышла из кухни. В своей комнате упала на диван, уткнулась лицом в подушку…

23.

К лицу Евгения Николаевича была приклеена улыбка. Он стоял в дверях и смотрел на Клару.

– Пойдем, разопьем бутылку шампанского. У меня сегодня питейное настроение.

– Думаешь шампанским залить горе?– тихо произнесла Клара.

Евгений Константинович с удивлением вскинул голову.

– Горе уже миновало. Будем справлять тризну.

– По-моему, настоящее горе впереди.

– Мало, значит, помучились?– спросил с вызовом Евгений Константинович.– Хочешь новых слез?

– От них никуда не денешься.

– Надо уметь избавляться от несчастья.

– Ты уже избавился.

– Не сдался, во всяком случае… Хотя дети и торопятся увидеть меня с поднятыми руками. Не получится.

– Если даже виноват?– спросила Клара.– Перед людьми, перед собой?

Евгений Константинович неожиданно погрустнел, сказал примирительным тоном:

– Ладно, дочка, давай прекратим этот разговор. Пойдем ужинать. Мать заждалась.

Надежда Михайловна действительно заждалась. Стол был накрыт. Не по-обеденному красовались сервизные тарелки, посеребренные ложки и вилки, которые доставались из буфета лишь в торжественных случаях.

– Извини, дочка, оказывается, у нас нет шампанского,– объявил Евгений Константинович.– Ты ничего не имеешь против, если мы выпьем по рюмочке этой штуки?.. Кавэ!

– Выпейте по рюмочке, выпейте,– сказала мать.

Клара села за стол, пододвинула к себе тарелку, однако

есть не стала. Взяла вилку, начала задумчиво рассматривать ее.

– Мне не Наливай, отец,– попросила Надежда Михайловна.– Я нить не могу.

– Ничего, мать, выпьешь,– сказал Евгений Константинович.– Тебе сейчас это необходимо. Крепче спать будешь.

– За что же выпьем?-спросила Клара.

– За наше будущее,– поднял Евгений Константинович рюмку.

– Какое будущее? Такое, как прошлое и настоящее?

– Хватит!-вдруг сорвался Евгений Константинович,– Не язви! Наше прошлое не такое уж плохое. Люди завидовали!– Он залпом выпил и тут же снова наполнил рюмку.– Завидовали, ясно?

Надежда Михайловна перевела тревожный взгляд с мужа на дочь, проговорила с мольбой:

– Перестаньте ссориться. У нас и так все плохо.

– Мы не ссоримся, мама. Выясняем отношения,– сказала Клара.– Нам это необходимо.

– Выясните после свои отношения,– неуверенно проговорила Надежда Михайловна.– Мало ли времени впереди!

– Эх, мама, мама! Впереди-то у нас ничего нет!

– Закаркала!-зло сверкнул глазами Евгений Константинович.– Или похоронить нас с матерью решила? Рановато. Мы еще поживем, и тебе советую смотреть вперед веселее.

– Вы будете жить, я знаю,– сказала Клара.– Что с вами случится… Только как же с прошлым? Похороните?.. Мне стыдно!– Клара бросила на стол вилку, заслонила лицо руками.– Стыдно…

– Стыдно?– скривил рот Евгений Константинович.– Может, тебе было стыдно пользоваться благами? Ходить в самых дорогих платьях, ездить на отцовской машине, устраивать вечера для друзей?

– Папа, что с тобой?– ужаснулась Клара.

– Лучше скажи, что с тобой.

Евгений Константинович вскочил, неожиданно обернулся к жене.

– Ты чего сидишь, как на именинах? Пей!.. Может быть, тоже хочешь узнать истину?

– Не могу я пить,– тихо проговорила Надежда Михайловна.

– Этим не утолишь боль,– вмешалась Клара.– Ведь тебе больно, мама. И стыдно, за нас, за него!

– Что ты сказала?– Евгений Константинович рванулся к дочери с занесенной рукой.– Повтори, что ты сказала?

– Зачем? Ты лучше бей, не медли! Раньше бил своей ложью, теперь бей кулаками! Бей, не стесняйся!

Надежда Михайловна заплакала.

– Доченька, помолчи, ну помолчи, пожалуйста. Не доводи до греха… Не о себе же так волнуется отец.

– О себе!-крикнула Клара.– Только о себе! Всегда только о себе! Ни о ком больше!

Евгений Константинович вздрогнул, медленно опустил руку, грузно повалился на стул.

– Оставь нас с матерью.

– Иди, доченька, иди,– обняла Надежда Михайловна Клару.– Завтра поговорим обо всем… Иди!

– Иду, мама. Я презираю тебя, отец! Слышишь? Презираю!

Клара выскочила из кухни, сорвала с вешалки плащ, метнулась в коридор.

– Ты куда?– раздался окрик Евгения Константиновича.– Я тебе запрещаю! Вернись сейчас же!-он подскочил к дочери, с силой оттащил от двери.– К своему избавителю собралась? Я не разрешаю встречаться с ним! Не разрешаю!

– Поздно, отец!– сказала Клара.

Евгений Константинович схватил ее за руку, втолкнул в комнату, запер на ключ. Шагнул к двери, ведущей в кабинет, потом неожиданно замер. «Все, кажется, все… Долгова выгнали из милиции… Похоже, и до меня добрались… Вызывают… в девять… завтра… Неужели?!..»

24.

Клара сильно застучала кулаками.

– Открой, слышишь? Открой!

Никто не ответил. Клара прижалась к двери и тихо позвала:

– Мама! Мама! Почему ты молчишь? Мама!

Наконец Клара отошла к окну, оглядела комнату так, будто впервые оказалась в ней, потом присела на кровать.

На улице затухали звуки. Гасли огни в окнах дома. Вдали янтарной бисерной цепью уходила в небо телевизионная вышка.

За стеной, на кухне, послышался звон разбитого стекла. Клара прильнула ухом к холодным обоям, постучала три раза: точка-тире, точка-тире, точка-тире. Она выстукивала так, когда болела, мать тотчас прибегала к ней.

На этот раз Клара не услышала знакомых шагов в коридоре, дом был погружен в непривычную глухую тишину.

«Что же делать? Что же де-елать?! Может, вылезть в окно? Ну конечно, можно, это же так просто!»

В распахнутое окно хлынул сырой пронизывающий ветер. Со стола полетели на пол газеты и тетради, зашелестели страницы учебников.

Клара легла на подоконник, глянула вниз. До земли было далеко – метров восемь или десять.

«Высоко… Не смогу… Разобьюсь…»

Клара подбежала к стенке, смежной с кухней, снова постучала. Не дождавшись ответа, подошла к двери, позвала прерывающимся шепотом, почувствовав внезапно, что мать в коридоре, около двери.

– Мама! Мама!…

Через несколько секунд, словно сквозь толщу ваты, в комнату проник слабый голос Надежды Михайловны:

– Спи, доченька, спи.

– Открой дверь. Мне нужно уйти.

– Не могу, доченька. Ключ у отца. Ты спи, спи.

– Отец у себя?

– Да.

– Возьми ключ.

– Что ты, господь с тобой, доченька!

– Мне нужно, мама!-крикнула Клара.– Понимаешь, нужно!.. Возьми ключ, слышишь? Сделай это для меня, мама. Ты говорила, что любишь меня. Я верю тебе, слышишь?

В коридоре восстановилась прежняя непривычная тишина. Она, казалось, обволокла все мягкой пеленой. Клара едва уловила глубокий вздох.

– Хорошо, доченька. Я попробую.

– Иди.

Надежда Михайловна возвратилась минут через десять.

– Я подсуну под дверь, откроешь сама, будто нашла запасной ключ в сумочке…

– Спасибо!

– Только тихо… Чтоб отец не услышал. Ключ положишь на коврик в передней.

– Хорошо, мама. Спокойной ночи.

Когда шаги матери стихли, Клара открыла дверь, взяла сумочку и на цыпочках вышла в коридор. У двери, оттягивая задвижку, услышала шепот:

– Доченька!

– Мама…– Клара в темноте обняла мать, прильнула щекой к ее щеке,-Мама, пойдем со мной… Совсем… Никогда, никогда не вернемся…

На руки Клары скатились слезы. Надежда Михайловна плакала. Тихо, безутешно.

– Доченька…

– Пойдем!

– Нет, нет… Мне некуда идти… Прости нас, доченька…

Клара тихо выскользнула на лестничную площадку и закрыла за собой дверь.

У калитки сорокинского дома Клара остановилась, посмотрела в щель, словно что-то можно было разглядеть во дворе под черным пологом устоявшейся ночи, нерешительно нажала на кнопку звонка, подождала немного, нажала еще и еще раз, потом постучала, потом еще раз постучала.

В доме вспыхнул свет, послышались быстрые шаги. Клара прильнула к щели, увидела Николая и едва не лишилась чувств от радости и волнения.

– Ник, ты дома? Я думала, что не застану тебя… Неужели это ты?

Николай распахнул калитку и долго, ничего не говоря, смотрел на Клару. Наконец протянул к ней руки, выговорил с трудом и с болью:

– Я знал, что ты придешь… Знал. Спасибо!

– Это тебе спасибо. Понимаешь? Тебе!