Текст книги "Дважды разыскиваемые"

Автор книги: Михаил Гребенюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

15 .

Сорокин прошел к себе в кабинет. В кабинете царил полумрак. Темные шторы, которые он опустил еще вчера вечером перед беседой с Цыбиным, скрадывали дневной свет. Из репродуктора, желтевшего на столе, лились едва уловимые звуки музыки.

Сорокин тяжело опустился на стул, чуть-чуть повернул регулятор громкости. Кабинет тотчас будто ожил, словно кто-то невидимый раздвинул шторы, впустил в него солнце, и оно не уходило, пока не замер последний аккорд.

«Что же все-таки произошло? Почему эго проклятое дело передали мне? Почему его не закончил Бойко? Почему?! Неужели все упирается в Женьку Боброва?.. Женька Бобров… Кто такой Бобров? Распущенное, полуспившееся существо. Преступник. Теперь уже ясно, что преступник… Ясно, однако ордера на арест прокурор не дал. Он считает, что кепка – недостаточная улика. Нужны более веские основания… Нет, Женька Бобров! Ты не уйдешь от наказания, не посмеешься над нами!»-Сорокин поднял телефонную трубку, набрал номер. Услышав знакомый голос, энергично придвинул к себе аппарат.

– Это ты, Панченко? Здравствуй! Сорокин. Развод еще не кончился? Кончился? Там поблизости не видно участкового Смирнова?.. Пришли его, пожалуйста, ко мне.

Смирнов появился через четверть часа.

– Ты сейчас на участок?-спросил Смирнов.

– Да.

– Понимаешь, у меня есть к тебе одно щекотливое поручение. Ты знаешь, где живет Женька Бобров?

– Знаю.

– Его нужно как-нибудь доставить к нам. Улавливаешь мою мысль? Причем надо доставить как можно скорее. Согласен даже сегодня. На худой конец – завтра или послезавтра. Во всяком случае, промедление нежелательно,– уточнил Сорокин.

– Он частенько напивается. Доставлю, как нарушителя общественного порядка. Правда, это нелегко будет сделать,– признался Смирнов,-Характер у него, я тебе скажу: разойдется – не остановишь!

– Справишься!

Итак, ход сделан. Решающий. Поворота назад не будет. Да и он просто немыслим.

Зазвенел внутренний телефон.

– Сорокин!

– Сорокин? Великолепно! – послышался довольный голос Тимохина.-Тут к тебе делегация пришла. Ты свободен?

– Свободен.

Раздались короткие гудки. Сорокин положил трубку. Какая делегация? Вечно этот Тимохин шутит.

Однако Тимохин не шутил. Делегации, конечно, никакой не было. Он привел водителя Шостака и высокого бритоголового парня. Парень держался вызывающе. Едва переступив порог кабинета, стал требовать, чтобы поскорее покончили с «этой комедией» и отпустили его.

– Я могу идти, товарищ лейтенант?-осведомился Тимохин.

– Идите.

Шостак заговорил сразу.

– Вот, Николай Аркадьевич, еще один! Из тех самых, которых вы разыскиваете.

Бритоголовый презрительно глянул на водителя.

– Я прошу вас не оскорблять меня.

– Просишь? Я и не знал, что ты такой вежливый! Скажи, почему ты забыл эту самую вежливость, когда грабил меня? А?

– Документы с вами?– спросил бритоголового Сорокин.

– Нет. Не имею привычки носить их с собой.

– Как ваша фамилия?

– Яцуба.

– Имя? Отчество?

– Григорий Денисович.

– Где работаете?

– Не работаю.

– Почему?

– Готовлюсь к экзаменам в институт.

– В какой?

– В театральный.

– Вы знаете этого человека?– показал Сорокин на водителя.

– Первый раз вижу.

– Он первый раз видит меня! – сверкнули гневом глаза Шостака,-Ты, может быть, еще скажешь, что никогда не бывал на площади Куйбышева?

– Я живу недалеко от площади.

– Ты гляди, разоткровенничался… Николай Аркадьевич,– обернулся Шостак к Сорокину,– арестуйте его. Нечего церемониться с такими типами.

Сорокин украдкой взглянул на Яцубу: выдаст ли он себя чем-нибудь? Не выдал. Стоял спокойно, с высоко поднятой головой, и кривил брезгливо губы.

– Посидите, пожалуйста, здесь минутку,– провел Сорокин Яцубу в соседний кабинет.

– Надеюсь, вы не забудете обо мне?– поинтересовался Яцуба.

– Не беспокойтесь. О людях мы никогда не забываем.

Некоторое время Сорокин и Шостак сидели молча. С улицы доносился привычный шум проезжающих автомашин. В коридоре кто-то ходил – тяжелые шаги то удалялись, то снова приближались.

– Семен Михайлович, вы уверены, что этот человек – один из грабителей?– кивнул Сорокин на дверь, за которой находился бритоголовый.– Понимаете, мы многим рискуем, задерживая его по этому делу.

– Николай Аркадьевич, за кого вы меня принимаете?

– Не обижайтесь, Семен Михайлович. Дело серьезное. Мы не должны ошибаться. Обвинить человека в преступлении, которого он не совершал, значит совершить не менее тяжкое преступление.

– Никто в этом не сомневается, Николай Аркадьевич. Только в данном случае никакой ошибки нет. Правда, у этого Яцубы волосы тогда были длинные. Сейчас вроде облысел. Однако это он.

– Как вам удалось привести его?

– Я проезжал но улице Пушкина,– начал рассказывать Шостак.– Пустой, так сказать, без пассажиров. Вижу у министерства финансов человека с поднятой рукой. Остановился. «До вокзала довезете?»– спрашивает. «Пожалуйста»,– отвечаю и открываю переднюю дверцу. «Извините, привык сидеть только сзади»,– говорит и садится на заднее сиденье. Что ж, думаю, как тебе нравится, так и делай. Включаю скорость, еду. В дороге я, как правило, все внимание обращаю на улицу, о пассажирах забываю как-то. Тут же, проехав немного, взглянул в смотровое зеркало и встретил настороженные глаза. Меня сразу будто током ударило. Эти же глаза я видел, когда меня грабили. Неужели, думаю, гад, снова решил конфисковать у меня выручку?

– Ну?

– Вот и ну! С этой минуты и началась у нас безмолвная схватка, так сказать. Я наблюдаю за ним, он наблюдает за мной, хотя оба делаем вид, что не замечаем друг друга. Я все думаю, как бы мне его, паразита, какому-нибудь милиционеру спихнуть. Смотрю по сторонам. Никого в форме не видно. Даже регулировщики куда-то запропастились. Он стал, наверное, догадываться о моем намерении. Говорит: «Езжай побыстрее. Опаздываю». Куда опаздывает?! Я хорошо знаю расписание поездов. Ни один в это время не прибывал к нам и не уходил от нас.

– Ну-ну?

– Что делать? На мое счастье подвернулся удачный дорожный знак. Знаете, есть такой – грузовая машина в кружке. Это значит, что проезд по этой улице на грузовиках всех видов запрещен. Решил я воспользоваться им. Выругался по-нашему, по-шоферски, вечно, говорю, эти регулировщики мудрят, и повернул влево. Пассажир мой заерзал на сидении, однако что ему делать, знак есть знак, только поторопил: «Опаздываю!» Я прибавил скорость, теперь меня это вполне устраивало. Ведь свернул на улицу, где ваш отдел находится. Вижу у подъезда дежурный стоит, разворачиваю круто и прямо к нему. Пассажир меня за шиворот: «Ты куда,– говорит,– мать твою» и так далее. «Известно, куда,– отвечаю,– в милицию».

– Молодец! Смелый ты, Семен Михайлович!

– Какой я смелый, сердце в пятки ушло. Все ждал, что хрястнет меня по затылку этот бритоголовый. Что стоит подлецу отправить чужую душу па тот свет. Не одну, небось ,уже отправил. У этих негодяев руки мокрые от крови.

– Подбирайте слова, Семен Михайлович. Что вы заладили: тип, подлец, негодяй. Может быть, он совсем не тот, за кого вы его принимаете.

– Извините,– развел руками Шостак.– Только это – он! Убедитесь сами… Других таксистов позвать?

– Не беспокойтесь, сам позабочусь об этом…– Сорокин проводил Шостака до двери, поблагодарил.– Большое спасибо, Семен Михаилович.

– Не за что. Дело такое. Наше общее, так сказать. До свидания.

– До свидания, Семен Михайлович.

Шостак ушел.

Почти тотчас появился Тимохин. Он придирчиво оглядел кабинет, задержал взгляд на пустых стульях, приблизился к Сорокину.

– Ты что здесь делаешь? Мух ловишь? Где задержанный?

– В соседнем кабинете.

– Никого в нем нет, черт тебя побери! – выругался Тимохин.– Пойдем!.. Пойдем-пойдем, чего стоишь?

Сорокин вслед за Тимохиным вошел в соседний кабинет и застыл у порога: в нем действительно никого не было. Только ветер старательно перебирал шторы, прикрывающие распахнутое окно.

– Сбежал?

– Как видишь… Да не расстраивайся! Задержали мы твоего красавца. Благодари Смирнова. Это его заслуга.

– Где он сейчас?

– Смирнов?

– Яцуба.

– Какой Яцуба?

– Да хватит тебе терзать меня! Я говорю о человеке, которого привез Шостак! – рассердился Сорокин.– Надеюсь, Смирнов ие отпустил его?

– Значит, он Яцу-у-у-ба,– протянул Тимохин,-Странная фамилия… У меня он. Привести?

– Пока не нужно. Попытайся выяснить, нет ли у него каких-нибудь документов. Мне он сказал, что хранит их дома. Договорились?

– Договорились. Все?

– Мне нужен Цыбин.

– Ладно. Будет тебе Цыбин.

16.

Цыбин вошел в кабинет, посмотрел на Сорокина, вымученно улыбнулся.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, Борис Яковлевич! Садитесь.

– Спасибо.

Сорокин почувствовал, что с Борисом что-то произошло. Возможно, понял, как опасен путь, по которому шел в последнее время, стал раздумывать о будущем.

– Ну что ж, продолжим наш разговор.

Борис вздрогнул.

– Дайте, пожалуйста, закурить.

– Вы, кажется, не курите.

– В горле что-то першит.

– Ну, если першит, то пожалуйста,.

Сорокин положил на край стола пачку сигарет.

Борис взял сигарету, долго неумело мял ее в руке, затем потянулся к спичкам, однако закуривать не стал – поднял глаза на Сорокина. Сорокин увидел в них не то немой упрек, не то раскаяние.

– Что же ты, Борис?

– Не хочется что-то.

– Курить?

– Да.

– Можешь не курить. К этому, видно, еще не пристрастился. Вот без водки тебе уже не обойтись. Приучили друзья к ней. Все, небось, пьют.

– Кто?

Вопрос прозвучал тихо, слишком тихо. Казалось, что Борис чего-то испугался и внезапно потерял голос.

– Женька, например.

– Женька? Вообще-то, он пивак еще тот! Я за один заход по столько не заливал. Кишка, как говорится, тонка.

– Когда ты с ним познакомился?

Должно быть, Сорокин поспешил задать этот вопрос. Борис сразу замкнулся.

– Вы же меня познакомили с ним. Помните, на площади Куйбышева? Потом мы на «пятак» пошли.

– Брось, Борис!– Сорокин снова попытался найти путь к раскрывшемуся было Цыбину.– Я хорошо знаю, что вы с Женькой знакомы давно. Поэтому и согласился пойти с вами на «пятак».

Цыбин с недоверием посмотрел на Сорокина.

– Ничего вы не знаете. Не может быть, чтобы знали! Не может быть. Ничего этого не может быть,– еще раз сказал Борис, потом сорвался на крик, как при первом допросе:– Я буду жаловаться! Это вам так не пройдет! Увидите!

– Борис,– попытался остановить разбушевавшегося парня Сорокин.

– Какой я вам Борис? Вы еще пожалеете о том, что притащили меня сюда! Пожалеете.

– Хорошо, гражданин Цыбин, я учту!

– Вы не имеете права называть меня грабителем, я честный человек!

– Хватит, гражданин Цыбин! – строго сказал Сорокин,– Я полагал, что вы осознали свою ошибку и чистосердечно признаетесь во всем. Это несколько уменьшило бы вашу вину. Мне жаль, что вы вынуждаете меня прибегнуть к другим мерам.

– Запугиваете?– приподнялся Борис.

– Сидите, гражданин Цыбин! – Сорокин взял телефонную трубку.– Лариса Петровна, соедини меня с ответственным… Тимохин, это вы?

– Я, что случилось?– раздался в трубке знакомый голос.

– Меня интересует здоровье нашего нового знакомого.

– Отличное… Ты знаешь, этот Яцуба никакой не Яцуба.

– Вот как!

– Его настоящая фамилия Гирин, Сергей Алексеевич.

Сорокин помедлил секунду и официальным тоном произнес:

– Товарищ Тимохин, приведите, пожалуйста, задержанного Сергея Алексеевича Гирина!

– Слушаюсь! Друзья встречаются вновь, не так ли?

– Так.– Сорокин положил трубку, посмотрел на Бориса.– Ваш кореш оказался более благоразумным. Он рассказал все. Сейчас вы увидите его. Возьмите себя в руки.

Борис рассмеялся, хотел показать, что ему понятна игра следователя. Однако смех выдал его волнение и испуг.

Гирин вошел в кабинет нетвердой усталой походкой. Его словно подменили за эти полчаса. Он сел, не ожидая приглашения, напротив Бориса, кисло улыбнулся.

– Ты что здесь делаешь, старик?

– Тебя жду,– ответил Борис. Он, должно быть, внутренне уже что-то решил для себя. Теперь, ждал, как сложится обстановка, на чьей стороне будет перевес.

Гирин протянул Борису руку.

– Очень рад. Здравствуй.

– Здравствуй. Как там, на воле?

– Обыкновенно. Ты, конечно, во всем признался?

– Тебе-то что?

– Ты умеешь закладывать людей. Хочешь спасти свою шкуру? Не забудь, что мы еще встретимся!

Все это Гирин произнес с деланным равнодушием, однако в его глазах горели злые огоньки, которые, казалось, вот-вот обожгут Цыбина.

– Не забуду, старик. Будь спокоен.

– Про Женьку тоже не забудь.

– Постараюсь.

Сорокин вызвал милиционера, приказал увести Гирина.

Цыбин понял, что попал впросак. Он поднялся, несмело переступил с ноги на ногу, попросил Сорокина:

– Если что… Успокойте как-нибудь маму…

– Хорошо, Борис.

Между ними опять протягивалась какая-то незримая нить. Она была по-прежнему тонкой и в любое мгновение могла оборваться. Сорокин не стал испытывать ее прочность.

17.

Валентина Дементьевна вздрогнула, услышав звонок, торопливо поднялась с места.

«Кто бы это? Неужто опять дружки Бори? Господи, когда только кончатся мои мучения?»

У двери Валентина Дементьевна обомлела. Ей показалось, нет, нет, она ясно слышала:

– Ты одна, мама?

– Одна, Боря! Одна, родной!

Рука дрожала. Валентина Дементьевна никак не могла повернуть колесико, оно скользило в пальцах, словно было смазано маслом.

Звонок зазвенел еще раз.

– Сейчас, Боря, сейчас.

Наконец колесико повернулось – защелка вышла из паза, послышался знакомый скрип двери.

– Вы?!

– Я, Валентина Дементьевна. Добрый день.

– Добрый день.

Валентина Дементьевна прижала руки к груди, посмотрела на Сорокина, не в силах скрыть душевную боль.

– У вас никого нет?

– Н-нет.

– Можно пройти?

– Простите, пожалуйста…

В комнате Сорокин сел на предложенный стул и сделал вид, что рассматривает репродукцию картины «Не ждали», висящую над диваном.

– Чай будете пить?– несмело предложила Валентина Дементьевна.

– Не беспокойтесь, мама…– Сорокин не заметил, как второй раз вырвалось у него слово «мама».– Поверьте, я не хочу зла ни вашему сыну, ни тем более вам. Мне больно сознавать, что я приношу в ваш дом горе.

Голос Сорокина дрогнул, он поспешно отвернулся, чтобы Валентина Дементьевна не заметила его волнения.

– Полно тебе, милый. Поведай лучше, как там мой… Здоров ли?

– Здоров, Валентина Дементьевна, здоров. Передал вам поклон.

– Спасибо, милый. Может, ему чего-нибудь надобно? Я принесу. Можно? А?

– Конечно. Приносите, пожалуйста…

Сорокин осекся: вспомнил, что задержал Бориса в отделе под личную ответственность. Хорошо еще – Каримов не возражал…

– Я приду, сынок, обязательно приду,– горячо сказала Валентина Дементьевна.– Ты уж помоги мне разыскать его! Одной-то мне где уж! Я в долгу не останусь.

– Валентина Дементьевна, ну что вы, в самом деле? О каком долге вы говорите!– упрекнул Сорокин.

– Это я от радости, сынок. Боря-то мне не чужой! Сын ведь. Сколько горя мы хлебнули с ним,– вздохнула Валентина Дементьевна.– Отца-то его убили в Германии. На третий день после заключения мира. Ревела же я тогда, думала, что помру. Боря-то не понимал, несмышленышем еще был, глазенки только таращил на меня.

– Война принесла немало бед каждой семье…

– Принесла, сынок,– согласилась Валентина Дементьевна.

– Вы так и не выходили замуж?

– Выходила… Из-за него, из-за Борьки. Только не принесло это нам счастья. Мужик-то оказался пьянчужкой несусветным. Измотал меня всю. Да и Борьку к водке приучил. Бывало, принесет с собой бутылку и угощает его. Никакие мои слова не помогали. «Мы мужики,– говорит.– Мужикам сам бог пить велел…» «Мужики!»-в сердцах произнесла Валентина Дементьевна.– Настоящие мужики не пьянствуют день и ночь. Пьянствуют подонки разные.

– Где он теперь?

– Бог его знает! Наверно, околел где-нибудь под забором. Выгнали мы его семь лет назад. Боря уж большой был. Понимал все.

– Водка многих губит.

– Ты-то, поди, не пьешь?

– Почему – не пью? Пью. Только в меру.

– Все думают, что пьют в меру,– с грустью заметила Валентина Дементьевна.– Встречался с Борей один парень. С виду представительный такой. Интеллигентный. Напился однажды до потери сознательности… Срам было смотреть.

– Вы знаете, как его звать?

– Подожди… Женькой будто.

– Женькой?

– Женькой,– повторила Валентина Дементьевна,– Отец у него какой-то начальник. Фамилию запамятовала. Не то Бодров, не то Петров, не то Добров.

– Может быть, Бобров?– осторожно вставил Сорокин.

– Вот-вот, так и есть: Бобров… Он и сказал тогда Борису: «Ты, Борька, не бойся! Я тебя из любой беды вытащу. У моего старика – крепкие связи…» Видать, не очень-то крепкие,

– Теперь ему самому помощь нужна.

– Неужто… старик натворил что-нибудь?-удивилась Валентина Дементьевна.

– Натворил его сын, Женька.

– А, батюшки!

– Валентина Дементьевна, в вашем доме не бывал Алик Тихий?

– Алик Тихий?-задумалась Валентина Дементьевна.– Не знаю… Какой он из себя?

– Данте фотоальбом, пожалуйста.

Валентина Дементьевна поспешила выполнить просьбу Сорокина.

Со странным чувством на этот раз рассматривал Сорокин каждую фотографию. Встречая новое лицо, он задавал себе вопрос: «Могла ли эта девушка совершить преступление?», «Мог ли этот парень участвовать в грабежах?»

Фотография, на которой был запечатлен Алик, попалась на последнем листе. Он стоял в обнимку с Борисом у старого дерева, за которым виднелась вода. Должно быть, снимались в городском парке.

Валентина Дементьевна задумалась.

– Постой, его, кажись, не Аликом зовут. Имя у него не наше, как будто, Азик или Айк.

– Он бывал у вас?

– Бывал. Тоже хлещет водку,– сказала Валентина Дементьевна.– Никогда трезвым не приходит. Я уж стыдила его, мол, не хорошо, до добра это зелье не доведет. Он, как и мой второй муженек, отвечал: «Мы, мамаша, мужики – люди темные. Без поллитра не разберемся в жизни». Видно, с поллитрой тоже не разобрались, что к чему.

– Женька знаком с ним?

– Знаком. Как-то до утра сидели. С девицами,– добавила Валентина Дементьевна.– Такие красивые да нарядные. Чего они в этих алкоголиках нашли? Одна больно веселая. Все смеялась. Росточком маленькая сама. Беленькая. За росточек, наверно, и прозвище такое получила – Кнопка.

– Здесь нет ее фотографии?

– Нету. Она, видать, не здешняя. Борис все спрашивал ее: «Нравится тебе у нас?»

– Что же она отвечала?

– Ничего. Смеялась только… Ты поговори хорошенько с Борей, сынок. Он тебе все расскажет,– посоветовала Валентина Дементьевна.– У меня глаза слабые, плохо вижу. Да и не все время я с ними была. Попросили они меня выйти, как пить начали, я и вышла. Глупо сделала, конечно. Надо бы приструнить их или погнать поганой метлой, глядишь, дело бы обернулось не так.

– Приструнить, разумеется, следовало,– согласился Сорокин.– Могли бы и к нам прийти… Других девиц не запомнили?

– Не запомнила.

– Простите, вот этот человек у вас не бывал?– показал Сорокин фотографию Сергея Гирина.

– Нет, этот не бывал. Разве без меня?.. Ты устрой мне свидание с сыном,– с мольбой попросила Валентина Дементьевна.– Один он у меня. Тяжело ему, поди…

– Устрою, Валентина Дементьевна. Обязательно устрою.

18.

Фрезеровщицы Ткаченко на заводе не было. Начальник цеха сообщил, что она взяла отгул и, по-видимому, находится дома.

Сорокин прошелся по цеху. Как и в прошлый раз, в конце конвейера его окликнул старик Грабля.

– Здравствуйте, товарищ корреспондент. Фельетончик еще не готов?

– Еще не готов,– сказал Сорокин.– Факты нужные никак не соберу. У вас ничего не изменилось?

– Изменилось! – усмехнулся Грабля.– Пойдемте, покажу.– Он подвел Сорокина к горке готовых деталей, возвышавшейся в углу.– Знакомая картина?

– Знакомая.

– Это и есть наше изменение. Через неделю-другую рядом появится вторая гора. Наш начальник не скоро, видимо, найдет время для постройки стеллажей.

– Вы говорили с ним об этом?

– Говорили,– махнул рукой Грабля.– Даже на собрании пробирали. Только с него как с гуся вода. Вы поскорее напечатайте фельетончик. Иначе утонем в этой завали.

– Напечатаю, Кондрат Тихонович, не беспокойтесь.

Сорокин вышел. «Надо, пожалуй, заглянуть в редакцию и поставить в известность,– подумал он.– Грабля прав, начальнику необходима хорошая встряска, правда, прежде придется поговорить в парткоме».

Секретарь парткома внимательно выслушал Сорокина, записал что-то на листке отрывного календаря.

– Не понимаю, что делается с некоторыми людьми,– пожаловался он.– Я знаю Шелгунова давно. Он был одним из самых активных производственников. Его рационализаторские предложения принесли заводу десятки тысяч рублей прибыли. К недостаткам относился нетерпимо. Теперь все растерял. На безобразия смотрит сквозь пальцы, с товарищами не советуется.

– Может, подсказать надо, руководить – это тоже искусство, а Шелгунов им еще не овладел,– высказал свои соображения Сорокин.

– Видимо,– согласился секретарь парткома.– Мы тоже хороши. Ждали, пока не поступит сигнал.

– И от кого,– улыбнулся Сорокин.– От милиции…

– Это кажется странным,– серьезно заметил секретарь.– Ну, а по существу ничего противоестественного тут нет. Работник милиции более зорок. И если он интересуется поведением того или иного члена коллектива за пределами завода, То почему бы ему Не задаться вопросом: а как он относится к делу, с кем дружит, наконец, каково влияние на него коллектива. Мы ведь тоже ответственны за поступки своих товарищей. Согласны?

– Вполне! – кивнул Сорокин.

– Так давайте вместе заниматься этим. Милиция пока редкий гость на заводе.

– По мере необходимости,– объяснил Сорокин.

– Иначе говоря, по оперативному поводу, в связи с происшествием… Если же без происшествия… У рабочих много вопросов к милиции. Многие, например, хотят знать, привлекается ли к уголовной ответственности человек, который при защите нанес тяжелое телесное повреждение тому, кто напал на него.

– Об этом неоднократно писали газеты.

– Видите ли. Выступление печати-одно, встреча с вами– другое. Разве плохо, если вы побываете у нас, поговорите по душам… Вас не знают некоторые наши рабочие, да и вы знакомы с ними. Впрочем, можете прислать кого-нибудь вместо себя.

– Очевидно, в самое ближайшее время у вас побывают наши товарищи, возможно, побываю и я,– ответил Сорокин.– Все упирается в сроки. Люди очень заняты.

– Понимаю. Сам когда-то работал у вас.

– Серьезно?

– Вполне. Вас это удивляет?

– Конечно. Не представляю себе человека, который изменил нашей профессии.

– Я не изменил… обстоятельства вынудили. Вот смотрите,– секретарь выставил вперед ногу, и Сорокин увидел оголившийся протез.– В общем, поступил на завод. В милицию не приняли: сказали, что не справлюсь. Никакие доводы не помогли.

– Простите,– смутился Сорокин.

– Ничего. Бывает. Заходите.

– Спасибо. До свидания.

Ткаченко оказалась дома. Сорокин показал ей фотографии Боброва, Гирина, Тихого. Она узнала дружков Цыбина и сказала, что видела их неоднократно с Борисом у пивного бара и кафе. В последние дни, правда, никого не видела. Возможно, компания облюбовала другое место.

Женька Бобров знал, что Цыбин арестован, поэтому наверняка сигнализировал об опасности, нависшей над бандой. Поставлен, по-видимому, в известность и Тихий, Алик, тот самый, с которым завел дружбу Тимур. По воровскому уставу, Тимура должны показать главарю или его помощнику. Иначе говоря, Женьке Боброву – потому что он был не последним лицом в банде. Вероятно, даже первым… Для Тимура создавалась критическая ситуация. Осуществляя собственный довольно смелый план, он практически оказывался в ловушке… Необходимо срочно принять какие-то меры.

Сорокин позвонил в отдел, спросил не появлялся ли Азимов.

– Не появлялся,– ответил Тимохин.– Впрочем, появится не скоро.

– С чего ты решил?

– Сам знаешь, чтобы задержать восемнадцать нарушителей, необходимо время.

– Почему восемнадцать?-удивился Сорокин.

– Первый раз было девять, сейчас восемнадцать… Прогресс!

Тимохин, как всегда, шутил. Азимов, видимо, был где-то с Аликом Тихим… Где? Если к этому делу действительно подключился Женька, то трагической развязки не миновать.

Сорокин взял такси и помчался к Бобровым.

К счастью, Женька оказался дома. Он сразу же потащил Сорокина в свою комнату и поставил на стол бутылку коньяка.

– Опрокинем, пока нет предка.

– Не хочу.

– Боишься Клары? Она тебе еще не жена. Ничего не скажет.

– Дело не в Кларе.

– В чем же?

– Просто, не хочу. Где она?

– У себя.

Клара кинулась навстречу.

– Ник! Как хорошо, что ты пришел! Я хотела поехать к тебе.

– Что-нибудь случилось?

– Случилось, Ник, случилось! Я соскучилась. Очень со-скучилась! Ты не соскучился, нет? Ник! Что же ты молчишь? Может быть, ты голоден? Я приготовлю кофе.

– Спасибо. Я только что поужинал.

Они сели на диван и умолкли, глядя друг на друга.

– Ты о чем думаешь, Ник?

– О тебе.

– Поедем летом на Байкал?

– Поедем.

– Я серьезно.

– Почему ты решила, что я шучу?

– Я очень тебя люблю, Ник!

В комнату вошел Женька и уставился бессмысленными глазами на Николая и Клару.

– Воркуете? Ну-ну, воркуйте! – Женька с минуту потоптался, словно вспоминал, зачем пришел, потом ткнул Николая в плечо пустым бокалом.– Там тебя… к т-телефону, кажется, вызывают… Ид-ди послушай!

Звонил Тимохин.

– Сорокин, срочно приезжай в отдел. У меня сидит водитель такси. Его только что ограбили на улице Северная. Действовали четыре преступника. Почерк прежний.