Текст книги "Дважды разыскиваемые"

Автор книги: Михаил Гребенюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

2 .

«Дела-а-а-а, дела-а-а! Час от часу не легче… Кто же нанес удар? Сам Бобров, что ли?.. Под заявлением закорючки какие-то. Если верить этому заявлению, то Сорокина нужно уволить из милиции. Причем немедленно. У Долгова в руках документ. Этот документ дает ему право решить судьбу Сорокина самым жестоким образом…»

Каримов подошел к окну и, распахнув створки, подставил лицо рвущемуся в кабинет теплому ветру.

«Загадка за загадкой… Загадка за загадкой… Кто же все-таки так старательно очерчивает круг вокруг дела о «таксистах»? Очевидно, на этот вопрос не ответишь, пока не возвратится из Москвы Воронов. Теперь можно с уверенностью сказать, почему Бойко охладел к этому делу. Он так же, как и Сорокин, докопался, что Бобров-младший замешан в грабежах. Потом пришли в действие скрытые пружины. Бобров-старший, естественно, не стал ждать милиционера с ордером на арест сына…»

Каримов вышел из кабинета, сказал секретарю, сидевшей за машинкой:

– Пригласите, пожалуйста, лейтенанта Сорокина.

Сорокин появился минут через десять. Он прошел к столу и посмотрел вопросительно на подполковника.

– Рассказывайте!-потребовал Каримов.

Сорокин решил, что начальник отдела интересуется «таксистами», поэтому подробно изложил ход дела.

Каримов выслушал лейтенанта, не отходя от окна, закрыл створки и неторопливо вернулся к столу.

– Все?

– Да.

– Вы ничего не упустили?

– Нет.

– Возможно, что-нибудь упустили?

Сорокин наконец понял, что Каримова интересуют не «таксисты». Он помолчал немного, пытаясь угадать, что волновало начальника отдела, потом сам задал вопрос:

– Вас что-то тревожит?

– Не догадываетесь? Вы были вчера у Бобровых?

– Был.

– Кого видели?

– Евгения Константиновича, Надежду Михайловну, Клару…

– Вот и расскажите: что случилось?– сдвинул брови Каримов.– Впрочем, если у вас не хватит мужества, то я могу сообщить вам, что случилось. Вы избили Надежду Михайловну.

– Кого-кого? Надежду Михайловну? Я не совсем понимаю вас, товарищ подполковник.

– Я тоже многого не понимаю, однако хочу понять… Садись!– внезапно потеплел голос Каримова.

– Спасибо.

Сорокин сел, снова остановил на Каримове вопросительный взгляд.

– Вспомни все, что было вчера у Бобровых. Только, пожалуйста, не скрывай того, о чем нельзя рассказывать… ну, начальству, например.

– Я ничего никогда не скрываю.

Сорокин потер пальцами нахмуренный лоб, потом медленно заговорил, боясь пропустить то, что могло, по его мнению, интересовать начальника отдела. Правда, он умолчал о том, что Клара ударила его, когда рядом были незнакомые люди. Собственно, это не имело никакого отношения к делу.

– Все?

– Да. Что же все-таки случилось?

– На тебя поступила жалоба.

– От кого?

– Не догадываешься?

– Наверное, догадываюсь… В чем же он обвиняет меня?

– В нарушении социалистической законности.

– Вы не шутите?

– Мне сейчас не до шуток, Коля…– у Каримова дрогнул голос.

– Я нарушил социалистическую законность, значит, должен ответить,– невесело усмехнулся Сорокин.– Пожалуйста, не беспокойтесь, Азиз Мурадович. Я постою за себя.

– Не сомневаюсь, Коля… Есть еще одно, что меня очень тревожит… История с капитаном Бойко…

– Похоже, следы опять ведут к Бобровым. Я вот что думаю. Возможно, Бойко любил Милу? Вообще-то я не верю в это предположение. Он женат, у него хорошая семья… Все-таки есть что-то странное и непонятное в его поступках и даже в поступках Милы…

– Ну-ну, выясняй, дознавайся. В первую очередь подготовь документы па «таксистов». Я сам поеду к прокурору. Возьму санкцию на арест твоих подопечных.

– Разрешите идти, товарищ подполковник?

– Желаю успеха.

Оставшись один, Каримов еще раз проанализировал сложившуюся обстановку. Во-первых, решил он, следует по-звонить Воронову. Во-вторых, нужно создать комиссию для проверки заявления Зельцмана и Куракиной. В-третьих, комиссия должна немедленно приступить к работе.

3.

Москва встретила Бойко напряженным трудовым ритмом, общей радостной возбужденностью. Он сразу окунулся в этот кипучий поток. Все, что недавно занимало и волновало его, отошло на второй план. Однако вскоре в восторженную мелодию новизны стала вкрадываться тревожная нота. «Почему я здесь? Имею ли я право на эту радость?»

Бойко приступил к стажировке в Московском уголовном розыске, занялся тем, ради чего был командирован в столицу. Между тем, убежденности в справедливости такого назначения у него не было. Ему, пожалуй, полагалось бы пройти курс выучки у муровцев – он это заслужил. К сожалению, командировка выглядела как отстранение от оперативного дела, как преднамеренная изоляция «владеющего тайной» человека.

Здесь, вдали от родного города, Бойко это ясно понял. «За молчание мне заплатили командировкой, повышением по службе… Что может быть унизительнее для офицера милиции! Со мной поступили, как с пешкой. Переставили, не спросив моего желания, даже не поинтересовавшись, есть ли оно у меня…»

Тревожная ,нота звучала все громче. Бойко все яснее ощущал ложность своего положения. Там, дома, товарищи наверняка спрашивали: «Почему капитан Бойко отстранен от расследования дела о «таксистах»? Почему переведен в управление? Почему срочно отправлен на учебу в Москву? Почему?!!»

Конечно, можно не отвечать на вопросы. Можно делать вид, что самому причины неизвестны. Начальство, дескать, знает, кого повышать в должности, кого посылать в Москву. У начальства и спрашивайте.

Собственно, так и поступал Бойко. Изображал неведение: молчал или иронически улыбался. Кажется, всех это устраивало. Только Сорокин не принял молчания. Попытался дознаться, обнажить причину. Он нанес рану своими тревожными вопросами. Вначале пустяковую, наподобие царапины. Бойко не обратил на нее внимания. Мелочь! Заживет сразу.

Между тем царапина не зажила. Главное, оказалась не царапиной. Глубокой раной, принесшей боль. Боль не затихала, с каждым днем усиливалась…

Наверное, виноват в этом был сам Бойко. Бередил рану раздумьями. Сопоставлял, сравнивал, оценивал.

Вспомнился разговор с Сорокиным, когда Бойко еще занимался «таксистами». Потянуло же его за язык сказать Сорокину, что он напал на след! Конечно, можно было не, обратить внимания на случайно брошенную фразу. Однако Сорокин обратил и в самый последний момент напомнил…

Действительно все шло к развязке. В распоряжении Бойко были улики, изобличающие преступников. Оставалось только поставить точку. Тут вклинился Евгений Константинович. Он предложил замять дело, сказал, что сумеет по-настоящему отблагодарить, если Бойко отведет удар от Женьки.

Бойко, разумеется, возмутился, обвинил Евгения Константиновича в соучастии в грязных делах сына, потом, вернувшись в отдел, неожиданно принял решение отказаться от «таксистов» – уж очень гнусной, чудовищной, нелепой показалась вся эта возня…

На другой день Бойко перевели в управление. Сбывались посулы Евгения Константиновича…

Еще через день Бойко вызвал к себе Долгов. Он принял его как старого друга, поинтересовался, все ли у него в порядке, как осваивается на новом месте, не хочет ли учиться.

– Я думаю направить вас в Москву. В Московский уголовный розыск. Пройдете стажировку у специалистов высшего класса. Как вы считаете, не повредит такая командировка?

– Не повредит,– согласился Бойко.

– Ну вот и отлично. Завтра и отправляйтесь. Идите в бухгалтерию, получите командировочное удостоверение и деньги.

Когда самолет оторвался от земли, Бойко показалось, что он оторвался от всего, что связывало его с этим городом. Прошлое, казалось, было надежно перечеркнуто…

Бойко ошибся. Прошлое не исчезло и все настойчивее напоминало о себе. Он кинулся на улицы Москвы, надеясь рассеяться, погасить вспыхнувшую тревогу.

На Красной площади к нему присоединился какой-то старик. Присоединился, видно, не случайно. Угадал, что у молодого незнакомца муторно на душе. Стал говорить о своей жизни, о трудных днях далекой юности, которые заставили по-новому взглянуть на себя и на других людей.

Встреча со стариком несколько озадачила Бойко, что-то символическое виделось в ней. Нет, она не избавила от неприятных воспоминаний, зато вооружила ясностью. Бойко вдруг четко увидел тропу, по которой так неуверенно шел все эти дни…

В полдень Бойко сидел в зале Центрального телеграфа и торопливо писал на бланке: «Буду завтра знаю одного из грабителей подробности расскажу отделе моем приезде молчите».

4.

«Что случилось с дочерью?-терялась в догадках Мария Константиновна.– Почему она так убивается? Неужели потрясена несчастьем, свалившимся на Бобровых?.. Не такое уж это великое несчастье. Выпутаются из него Бобровы. Не первый раз».

Мария Константиновна подошла к дочери, присела рядом на край дивана.

– Ну, полно тебе, можно ли так?

Мила не ответила, только нервно передернула плечами.

– Доченька, родная, не молчи! Скажи что-нибудь..,

– Мне нечего сказать, мама.

– Как же нечего? Без причины так не переживают. Ты сама не своя… Будто в воду опущена… Что случилось?

– Ничего еще не случилось, мама.

– Еще? Значит, что-то должно случиться?

– Не знаю…

Мария Константиновна всплеснула в ужасе руками.

– Не знаешь? Мила, опомнись! Я твоя мама!

Мила вздохнула.

– Ну и что же?

– Как ты говоришь! Неужели мы чужие?

– Мама, не терзай меня вопросами. Не в словах дело… Ты самый близкий мне человек. Ты дала мне жизнь, вырастила меня. Только одного ты не сделала– не дала мне… Нет-нет, не то, мама… Я хотела сказать совсем не то… Нет, я ничего не хотела сказать! Ты все равно не поймешь меня! Все равно!

Мила уронила голову на руки и застыла так, словно окаменела.

Мария Константиновна испугалась не на шутку.

– Боже мой, что же случилось?

– Ничего, мама, ничего,– отозвалась Мила.– Оставь меня!

– Не оставлю, слышишь, не оставлю, пока не скажешь, что случилось! Может быть, тебе Женьку жалко?.. Дурочка моя, ему ничего не сделается, вот увидишь. Отец выручит его. Я бы этому кавалеру Клариному глаза выцарапала!

– Ну что ты говоришь, мама? При чем тут он? Дело совсем не в нем. Неужели ты не можешь понять такой простой истины?

– Это ты не можешь понять такой простой истины!– искренне возмутилась Мария Константиновна.– Если бы не он, разве Женя сидел бы сейчас? Его пускали в дом в надежде на помощь. За Кларой разрешали ухаживать. Она не любит его, я знаю!

– О чем ты!– отстранилась Мила.

– Я говорю, что Клара не любит его.

– Мама?!

– Ладно, ладно, не буду… Что тебя в таком случае беспокоит?

Мила поднялась.

– Нет, я не знала, что ты такая, не знала, мама.

– Какая?-удивилась Мария Константиновна. Она не понимала дочь.

– Я будто первый раз увидела тебя… Мы же так долго вместе… Почти всю жизнь… Скажи, тебе трудно было бы расстаться со мной?

– Как это – расстаться…– растерялась Мария Константиновна.– Что за слова?

– Ну, если бы я умерла…

– Умерла?!

Мария Константиновна испуганно посмотрела на дочь, хотя была уверена, что Мила шутит. Она хотела сказать ей об этом и упрекнуть в жестокости, однако не успела: помешал звонок.

– Кто бы это?

Мария Константиновна поспешила в переднюю, на ходу бросив сердитый взгляд на дочь – будто предупреждала, что разговор непременно будет продолжен.

Мила выждала, пока исчезнет за дверью мать, тенью метнулась в свою комнату. Закрылась в ней – словно отгородила себя от всего на свете…

Мария Константиновна вернулась в сопровождении Сорокина.

– Садитесь, Николай Аркадьевич.

– Спасибо, я к вам на секунду. Понимаете, какое дело… Нет ли у вас Тимура Азимова? Или, может быть, он был недавно?

– Нет, что вы! Он за версту обходит этот дом!-изобразила недоумение Мария Константиновна.

– Извините…

– Давайте спросим Милу. Доченька, где ты? Посмотри, кто пришел к нам! Милочка! Выйди на минутку!.. Значит, они встречаются?– взглянула Мария Константиновна на Сорокина.– Ах, какая это великолепная пара! Правда, Тимур намного выше Милы… Милочка!-снова позвала Мария Константиновна. Подождав некоторое время, она пошла в комнату дочери, жестом попросив Сорокина подождать.

Сорокин остался один. По привычке стал оглядывать комнату, знакомиться с тем, что окружало хозяев. Вещи многое говорят о своих владельцах, подчас даже больше, чем сами владельцы о себе. Он убедился, что здесь «декорации» придается немалое значение, вот только кто главный декоратор: Мария Константиновна или Мила?

– Николай Аркадьевич, что же это делается?-с плачем возвратилась Мария Константиновна.

– Что?– поднял голову Сорокин.

– Прочтите, пожалуйста.– Мария Константиновна протянула Сорокину вырванный из тетради лист.– Нет, я сойду с ума! Я не вынесу этого, Николай Аркадьевич! Не вынесу!

Сорокин с трудом разобрал торопливые, прыгающие строки: «Мама, меня не жди. Ты ни в чем не виновата. Просто мы не поняли друг друга. Прощай. Мила».

– Что же это, что?.. Николай Аркадьевич, милый, да как же это?.. – запричитала Мария Константиновна.

– Покажите ее комнату,– встал Сорокин.

Комната Милы была пуста. По ней гулял ветер, ворвавшийся в открытое окно.

5.

Они вышли на улицу, осмотрели небольшой садик у окна, из которого выпрыгнула Мила, перелезли через ограду и очутились на неширокой тихой улице.

– Пойдемте на автобусную остановку,– предложила Мария Константиновна. Она немного успокоилась и выглядела уже не такой разбитой, как несколько минут назад.– Пойдемте, Николай Аркадьевич!

– Пойдемте,– согласился Сорокин.

На автобусной остановке Милы не было, не было ее и в ближайшем скверике.

Через полчаса они снова сидели в гостиной. Некоторое время молчали, погруженные в тяжелые мысли. Потом Мария Константиновна с мольбой и надеждой посмотрела на Сорокина и неожиданно разрыдалась.

– Успокойтесь, пожалуйста,– попросил Сорокин.– Слезами горю не поможешь. Давайте подумаем, что делать дальше… Прошу вас, возьмите себя в руки!

– Да-да!-Мария Константиновна медленно подняла голову, вытерла слезы.– Я вас слушаю.

– Извините меня,– наклонился вперед Сорокин,– Возможно, я вторгаюсь в вашу личную жизнь… Мне необходимо знать, как вела себя Мила в последнее время. Поздно ли возвращалась домой. Часто ли не ночевала дома.

– Избави бог, Николай Аркадьевич!– в ужасе схватилась за голову Мария Константиновна. – Что вы говорите?

– Мне необходимо знать все, – строго повторил Сорокин.

– Да-а… Были случаи, когда она приходила домой поздно. Раза два, кажется, не ночевала.

– Давно?

– Я уже и не вспомню. Месяца полтора назад. Может быть, больше.

– Вы не спрашивали, где она была?

– Как не спрашивала! Это невозможно, Николай Аркадьевич! Я всегда спрашиваю ее, если она где-нибудь задерживается, тем более, если не ночует дома. Правда, я не запомнила, что она ответила мне тогда.

– Не можете ли вы назвать ее подруг?

Мария Константиновна перечислила.

– Они бывали у вас?

– Бывали,

– С ребятами?

– Что вы! – снова ужаснулась Мария Константиновна. – Как можно в такие годы ходить по квартирам с ребятами!

Сорокин встал, подошел к Марии Константиновне.

– Вы не представляете себе последствий поступка вашей дочери. Предупреждение, сделанное в записке, многозначительное. Ожидать надо всего.

– По-видимому,– кивнула Мария Константиновна.

– Я могу помочь только в том случае, если буду знать правду. Между тем, вы обходите правду. Поверьте, сейчас каждая минута дорога. Возможно даже, каждая секунда!

– Да-да, я должна сказать вам правду. Это мой долг! Не подумайте, что в этом виновата я,– вздохнула Мария Константиновна.– Я полагала, что Девочка может вырасти умной и сильной в том случае, если я предоставлю ей полную свободу. Конечно, не всегда… Ах, что за чепуху я говорю!– воскликнула Мария Константиновна.– Доченька, доченька, что же ты наделала? Где ты теперь?.. Знаете, она перед вашим приходом спросила меня – трудно было бы мне расстаться с ней? Еще что-то о смерти сказала… Николай Аркадьевич, голубчик, что же мы будем делать? Что? Я ничего не знаю, понимаете, ничего! Нет-нет, кажется, что-то знаю, вернее, догадываюсь… Она встречалась с каким-то бывшим заключенным… Нет, опять не то, опять не то,– закрутила головой Мария Константиновна.– Боже мой, неужели ее обманул кто-то? Ну почему она не обратилась ко мне, к своей маме? Почему? Разве я не помогла бы ей?

– Чем?

– Ах, Николай Аркадьевич, какая же я слепая!-Мария Константиновна не обратила внимания на вопрос Сороки-на.– Мне бы следовало увидеть все раньше ее! Нет-нет, этого не может быть!.. Я пойду к ее друзьям! Они помогут мне… Простите, Николай Аркадьевич.

Мария Константиновна быстро встала, подбежала к трюмо, поправила волосы.

– Вы пойдете к ребятам?

– Да.

– К кому?

– К Борису… Он живет недалеко от площади Куйбышева. За шестиэтажным жилым домом… Фамилию не помню.

– Цыбин,– подсказал Сорокин.

– Да-да, Цыбин… Вы его знаете?

«Ну вот, сомкнулась цепь,– с тревогой и болью подумал Сорокин.– Мила оказалась недостающим звеном. Печальное открытие! К тому же запоздалое…»

– Торопитесь! – посоветовал Сорокин. -Вечерами эти ребята дома не сидят.

– Боже мой, где же?

– В более интересном месте.

– Неужели я не застану его?

– Постарайтесь застать. Если вас постигнет неудача, поставьте меня в известность. Будем искать друзей Милы вместе.

– Вы поможете?

– Обязательно.

6 .

Тимур ждал Милу. Они условились встретиться на обычном месте и в обычное время, вот только минуты не оговорили. Мила выпросила себе право на опоздание – какие-то дела мешали ей на этот раз быть пунктуальной. «От и до», – сказала она, прощаясь накануне с Тимуром. «От и до» растягивались на целый час.

Он не огорчался. Если Мила занята, значит занята, никаких сомнений в искренности ее не может быть. Вчерашнее объяснение исключало какую бы то ни было неясность. Чувство, в котором они признались друг другу, обязывало к верности.

Прохаживаясь у троллейбусной остановки, Тимур мысленно разговаривал с Милой, досказывал то, что было вчера недосказано, повторял строки из стихотворения своего друга Андрея.

 
Ты – моя земная беда.
Ты – моя голубая высь…
 

Из-за книжного киоска вдруг вынырнул человек, которого Тимур потерял вчера в «пятаке». Это был тот самый брюнет, бросивший насмешливую реплику, потом исчезнувший в неизвестном направлении. Тимур замер, пораженный: сама судьба послала ему Черного.

Брюнет, между тем, прошел мимо Тимура, задержался на некоторое время у столба со знаком «Переход», зашагал по тротуару. Настроение у него, очевидно, было великолепное. Он с любопытством вглядывался в лица прохожих, весело улыбался.

Тимур пошел следом. Держать на прицеле брюнета и одновременно самому оставаться незамеченным было трудно. Приходилось простаивать у витрин магазинов, изучать выставленные для всеобщего обозрения алюминиевые тазы, пылесосы, кастрюли, игрушки, топтаться у книжных киосков и газбудок, непринужденно глазеть по сторонам.

Около кинотеатра «Космос» брюнет купил «Огонек», сел на скамейку и стал читать. Рядом опустилась какая-то девушка. Он тотчас заговорил с ней и увлекся беседой.

Тимур решил воспользоваться этим и из будки телефона-автомата позвонил в отдел. Трубку взял Тимохин. Тимур назвал себя и попросил Сорокина.

– Его нет,– ответил Тимохин.

– Передайте ему, если появится,– я веду преступника. Сейчас нахожусь у кинотеатра «Космос».

– Не наломай дров, – посоветовал Тимохин.

– Не беспокойтесь.

Тимур повесил трубку и почувствовал, как земля качнулась под ногами,– брюнета на месте не было. Не было и девушки, с которой он так мило беседовал.

«Что за чертовщина! – рассердился Тимур.– Не человек, призрак. Так, пожалуй, я никогда не выслежу его. Дернуло же меня звонить. Обошелся бы сам, без помощи. Где теперь искать его?»

Тимур огляделся и увидел дверь в вестибюль кинотеатра. «Неужели подались в кино?» Он подошел к билетерше и показал удостоверение. Билетерша почтительно посторонилась.

Оказавшись в зале, Тимур подождал, пока глаза привыкнут к темноте, затем медленно пошел вдоль рядов.

– Друзей потерял,– виновато приговаривал он, внимательно разглядывая сидящих.

Никто не удивился такой бесцеремонности запоздалого посетителя, и удивляться, собственно, было некому: зал почти пустовал. Одиночки и группы зрителей расположились вблизи прохода. Брюнета среди них не оказалось.

Вконец расстроенный, Тимур вернулся на улицу и здесь снова почувствовал, как качнулась под ногами земля: тот, кого он разыскивал, сидел, как прежде, на скамейке и читал журнал «Огонек». Девушки рядом, правда, не было.

«Да, чертовщина! – поразился Тимур.– Призрак позавидует этому типу. Однако, кем бы он ни был, я его не упущу. Наверняка он ждет кого-то. Не случайно все время поглядывает на трамвайную остановку». Тимур подошел к газетному киоску и стал перебирать журналы.

– Вот так встреча! Тимур, дьявол тебя забери! – раздался позади веселый возглас.

Тимур крутнулся на каблуках и лицом к лицу столкнулся с Аликом. Алик был навеселе и улыбался во весь рот.

– Привет, старик!..-ответил Тимур, несколько смущенный неожиданным появлением Алика.

– Ты что? Решил мозги почистить,– ткнул Алик пальцем в журналы.– Брось! Это никогда не приносило людям пользы. Главный источник радости-водка и девочки! Остальное – че-епу-уха-а!.. Пошли!

– Куда?

– Опрокинем по маленькой.

– У меня сегодня нет желания… Собственно, дело не в желании,– поспешил объяснить Тимур, заметив недовольную гримасу на лице Алика.– Наверстаем в другой раз. Завтра, например? Идет?

– Ерунда! – отрезал Алик.– Мерзавчик не повредит. Это я тебе говорю, как специалист специалисту. Пошли!

Брюнет никак не реагировал на появление Алика. Наверно, он просто не знал его. Может, делал вид, что не знал.

– Ну, пошли!

– Понимаешь, сюда должна прийти одна девушка,– начал тянуть время Тимур.

– Чудак,– обнял Алик Тимура.– Мы живем в век кибернетики и атома. Сейчас вздохи да ахи ни к чему! Они были нужны в проклятом девятнадцатом веке. Пошли!

– Не могу! – в голосе Тимура послышалось отчаяние.

– Плачу я,– выхватил Алик из кармана помятую десятирублевку.

Тимур сделал вид, что деньги па него произвели впечатление. Решительно махнул рукой и направился к пивной, приютившейся на противоположной стороне улицы. Однако, пройдя несколько метров, остановился и умоляюще посмотрел на Алика.

– Нет, не могу! Обидится на всю жизнь!

– Красивая?– поинтересовался Алик.

– Очень! – горячо сказал Тимур, сразу представив себе Милу.

– Ладно, черт с тобой, выпьем завтра. Только ты обязательно познакомь меня с ней… Не бойся, не отобью,– захохотал Алик.– Если, конечно, она сама не бросится мне на шею. Такое случается, предупреждаю.– Он хлопнул Тимура по плечу.– Тут уж не посмотрю, что ты мне друг. Не выпущу птичку из клетки.

– Посмотрим, – в тон ему ответил Тимур.

Брюнет поднялся, поправил кепку и зашагал через дорогу.

Тимур торопливо сунул Алику руку.

– Будь здоров. Постарайся не кашлять.

– Пришла, что он?

– Пришла… Только ты не ходи за мной, пожалуйста,– попросил Тимур.– Она еще подумает что-нибудь такое… В общем, до завтра.

– До завтра,– согласился Алик.– Желаю успеха!.. О, Олежка! Олежка! – неожиданно закричал он, заметив брюнета.– Откуда ты взялся? Подожди!

Брюнет остановился, посмотрел с улыбкой на приближающегося Алика.

Такой встречи не ожидал Тимур. «Таксисты» сами, вроде, шли в его руки. Оставалось только взять их и доставить в отдел, завершить, как говорится, операцию. Впрочем, брать «таксистов» на улице, не имея, в общем-то, улик, глупо. Надо проследить, куда они пойдут и с кем еще встретятся. Возможно, тропка приведет в «малину». Только вот как выследить?

Тимура из затруднительного положения вывел Алик. Он словно читал мысли «друга».

– Старик, старик, топай сюда!-крикнул Алик.

Тимур повернулся и нехотя пошел к Алику, всем своим видом показывая неудовольствие.

– Ну?– спросил он, приблизившись к «другу».

– Что ты такой кислый?-засмеялся Алик.– Познакомься: Олежек. Он же Макар. В смысле Макаров… Олежек, это тог самый чувак, о котором я тебе говорил. Думаю, что вы с ним споетесь!

– Я тоже так думаю,– подал руку Олег.– Мне кажется, что я вас где-то видел.

– Может быть. Город большой,– пожал плечами Тимур.

– Теперь уж хочешь – не хочешь, придется пропустить по маленькой. По случаю знакомства. Придумай что-нибудь, Тимур,– почесал затылок Алик.

– Я даже не знаю, как быть. Мы с ней договорились сходить в кино… Ладно. Подождите.

Тимур круто повернулся и бегом направился к газетному киоску. У киоска стояла молодая женщина в голубоватом платье. Тимур подошел к ней, осторожно взял под руку и отвел в сторону.

– Простите, пожалуйста. Сделайте вид, что вы меня знаете. Я из уголовного розыска. Слежу за преступниками.

Женщина почти со страхом огляделась, спросила тихо:

– Что от меня требуется?

– Представьте, что вы пришли на свидание, однако обстоятельства изменились, мне нужно срочно уйти…

– Я, очевидно, ревнива?– уже веселее спросила женщина. Ей, судя по всему, начинала нравиться игра.

– Пожалуй, ревнивы.

– В таком случае… я могу просто молча уйти от вас, могу сказать что-нибудь оскорбительное…

– Действуйте, не стесняйтесь!

– Уходи! Ты мне не нужен такой! – Женщина довольно сильно оттолкнула Тимура.

– Благодарю.

Она смутилась.

– Простите…

Тимур медленно повернулся и, низко опустив голову, побрел к друзьям.