Текст книги "Весь цикл «Десантник на престоле». Шесть книг"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 79 (всего у книги 126 страниц)

Глава 60

Долгое заседание в Государственном Совете, посвященное экстренной подготовке к войне вызвало целый ряд неприятных последствий.

Самым главным из них стало то, что Император допустил целенаправленную «утечку» информации, касающейся его желания напасть на Османскую Империю. Казалось бы, такой поступок был странным, ведь внезапность имеет огромное значение в войне. Но Александр рассудил иначе. Ведь времени на какие-либо маневры и пересмотры позиций у ключевых игроков уже не осталось. Поэтому такой «слив» информации позволял создать определенный накал страстей в стане противника. Никто в Стамбуле иллюзий не испытывал в отношении реальных возможностей турецкой армии, поэтому заявление класса «Иду на вы», даже поданное в неофициальном ключе, должно было сработать очень деструктивно. Ведь ожидать неизбежный разгром, а то и физическое уничтожение, очень сложно психологически.

Впрочем, это не помешало остаться недовольными всем основным участникам большой политической игры. Настолько, что разразился натуральный скандал, с огромным удовольствием подхваченным журналистами.

Бисмарк и Вильгельм расстроились из-за того, что Александр, по их мнению, решил не лезть в весьма непростую войну с Францией, сохранив дружественный нейтралитет. Раньше они это только предполагали, но теперь, когда всплыла информация о характере приготовлений, в Берлине позволили себе демонстративно обидеться. Пришлось даже писать письмо Отто:

«… Поэтому, я не могу отправиться вместе с вашей армией на запад, ибо опасаюсь турецкого удара в тыл. Да, вероятно, это глупости, но французская форма засветилась и в Индии. Боюсь, что Наполеон III специально старается вывести из предстоящей кампании одного союзника за другим. Но обещаю вам, что как только османская проблема решится, я непременно приду во главе с войсками вам на помощь…»

Впрочем, это письмо только ускорило отправку в Османскую империю всего устаревшего военного имущества, что Пруссия приобрела в ходе разгрома Австрии, Саксонии и Дании в позапрошлом 1867 году. Берлин не мог изменить намерений русского Императора, поэтому, его раздирали противоречивые чувства. Особенно наследника престола – Фридриха, который с каждой минутой становился все более ярым сторонником Великобритании, почитая русских не иначе как «варварами», опасной «ордой», которая подобно мифическим татарам в Средние века угрожала европейской цивилизации. Но коней на переправе не меняют, поэтому ни Бисмарк, ни Вильгельм, да и вообще никто в прусском правительстве не решался отказаться от задуманного плана войны. А потому варились в соку собственной злости и негодования, стараясь как можно больше навредить Александру в его турецком походе. В Берлине и до произошедшей «утечки» все отлично понимали расклад, поэтому полуофициальное подтверждение намерений русского Императора ничего не изменило. Разве что Пруссия теперь была вынуждена поставлять туркам оружие тайком, чтобы не оказаться дискредитированной в глазах союзника.

Гарибальди был скормлен тот же самый пакет официальной информации, усвоенный его умственным пищеварением отменно. Все логично. Все здраво. Так чего возмущаться? А потому в своем, незамедлительно последовавшем ответе, пожелал удачи в разгроме вероломных турок и выразился надежду на то, что победа достанется русским солдатам малой кровью.

На первый взгляд поведение Гарибальди может показаться странным, ведь по идее он должен был демонстративно обидеться на то, что Александр решает погрызть Османскую Империю в одиночестве. Ибо кое-как интересы в восточной части Адриатики имелись и у Итальянской республики. Да и не только там. Например, значительная часть итальянской буржуазии вполне не отказалась бы от возвращения некоторых венецианских владений в Ионическом море и южной части Средиземноморья, которые все еще принадлежали туркам. Однако «ларчик открывался» очень просто. Гарибальди был вынужден везти себя вежливо и тактично с Александром не только потому, что являлась его хорошим приятелем. Дело в том, что стремительно приближалась война с Францией за Савойю и Ниццу, а опыт войны 1867 года показал, что итальянская армия окажется в очень не простой ситуации. Ведь до тех пор, пока русский Император со своим корпусом не зашел в тыл австрийцам, те играючи удерживали «великих» итальянских воинов в их рвении. Та война очень отрезвляюще подействовала на Рим, заставив его оценивать свои возможности более реально. Именно по этому, ни итальянское правительство, ни итальянская буржуазия не «выступала» из-за того, что Россия не пригласила своих верных союзников к разделу Османской Империи.

А вот с Парижем получилось непросто. Они даже прислали официальную ноту, в ответ на которую французскую сторону уверили в том, что нет никаких причин для беспокойства. И даже более того, на словах передали, что Россия на самом деле ищет поводов избежать участия в предстоящей войне в Европе, ибо решительное усиление Пруссии и Великобритании в связи с разгромом Франции ей не выгодно. Именно по этой причине Россия ввяжется в войну с Османской Империей и попробует в ней завязнуть настолько, насколько это позволят совершенно несостоятельные вооруженные силы турок. То есть, Александр попросту собирается тянуть время.

Хотя, конечно, Париж эти объяснения не успокоили, так как Наполеон III и особенно Джеймс Ротшильд уже привык к тому, что русский Император личность весьма непростая. Поэтому, хоть формально и успокоились, но продолжали искать подвохи и строить предположения относительно истинных намерений Александра. Ведь никто, по большому счету не верил, что он допустит такую утечку информации, с его-то контрразведкой. То есть, в руководстве Франции все считали, что русский Император пытается нарочно отвести взгляд общественности от чего-то более важного.

Кроме того, Наполеону III очень не хотелось поражения Османской Империи в предстоящей войне. Его скручивало как от зубной боли от одной только мысли, что русские смогут реабилитироваться на Черном море с Балканами и нивелировать успех Крымской войны. Не говоря уже о том, что перед ними появляются очень радужные перспективы овладения Босфором и Дарданеллами, контроль над которыми решительно менял всю геополитическую обстановку в регионе.

Лондон так и вообще оказался в легком ступоре, так как теперь, по большому счету он теперь разрывался между тремя архиважными целями, а не двумя, как раньше.

Прежде всего, это назревающая война в Индии, которая, по предварительным оценкам, должна была занять все невеликие вооруженные силы Соединенного Королевства. Ведь оборота британцев всегда держалась на превосходстве в море, а потому большой армии они практически никогда не держали. Потеря Индии, которую по праву называли жемчужиной британской короны, ставило бы под вопрос сам факт существования Великобритании как Великой державы. Потерю такого мощного рынка и сырьевого придатка очень сложно было как-то компенсировать. Тем более что были еще свежи воспоминания о восстании сипаев, которое с огромным трудом удалось подавить.

С другой стороны для безопасности Туманного Альбиона требовалось уничтожить непомерно большой французский флот, который на сложившийся момент времени вполне имел все шансы на разгром британского.

Ну и Османская Империя. Вероятность выхода Александра к проливам оценивали в Букингемском дворце и прочих влиятельных центрах Великобритании очень высоко. И стремились этого не допустить. Ведь кроме получения серьезного стратегического преимущества в военно-морском и политическом планах, Россия приобретала грандиозный бонус в виде самого значимого в регионе транзитного узла.

Но сил у Великобритании влезть сразу в три предприятия не было. Поэтому, чтобы не оказаться в положении приснопамятно буриданова осла, они решили действовать, строго расставляя приоритеты. То есть, сосредоточить все свои усилия на Индии, так как с французским флотом и русскими проливами в Лондоне еще могли смириться, а вот с потерей Индии – нет.

Тут нужно пояснить важный момент. Дело в том, что еще в 1868 году компания Суэцкого канала французского инженера Лессепса обанкротилась. Не без помощи русской разведки и проказ Моргана. Она и без того едва сводила концы с концами, постоянно ныряя в финансовую пропасть, выплывая лишь за счет привлечения новых инвестиций. Вот на одной из волн она просто не смогла выплыть. Поэтому, к моменту, описываемому в романе, сам инженер уже находился во Франции, слегший в постель от нервного истощения, а персонал компании уволен. И, как следствие, сама идея Суэцкого канала была дискредитирована в глазах европейцев. Она теперь выступала чем-то вроде идеалистической мечты и совершенно дикой финансовой авантюры, в которую готовы были вложиться только те, кто желал избавиться от своих денег.

Эта деталь очень серьезно скорректировала политику Туманного Альбиона, для которого Средиземноморье так и не стало ключевым участком ее транспортной магистрали до Индии. А потому и отношение к выходу русских на побережье этой гигантской «лужи» было менее обостренным. Ведь, на тот момент Средиземное море было, фактически, огромным мешком, горловину которого контролировал английский Гибралтар. В то время как Франция угрожала коммуникациям Великобритании много больше, находясь на транспортной магистрали в Индию, а потому имея возможность, в случае необходимости, его заблокировать. Поэтому Лондон и избрал стратегию невмешательства в эту европейскую войну, намереваясь, пользуясь нейтралитетом Франции, разгромить индийских повстанцев. А потом, после разгрома Парижа, силами прусской, итальянской и русской армий, попробовать договорить о разборе французских броненосцев и вообще – максимальном ударе по французской морской промышленности. Вплоть до демонтажа заводов, тем более что все три страны-союзницы этой военной кампании не откажутся от возможности заполучить в свои руки хотя бы часть оборудования с французских верфей и ряда заводов. Безусловно, это их усилит, но Лондон считал, что в перспективе десяти лет ничего толком ни Россия, ни Италия, ни Пруссия сделать в плане создания мощного океанского флота не смогут, а дальше видно будет.

Стамбул же, как и предполагал Александр, просто взорвался после получения известий о желании русского Императора идти войной весной будущего года. Практически все руководство Великой Порты охватила нешуточная паника. Абдул-Азиз и Али-паша, находящийся в это время в должности визиря, пытались хоть как-то стабилизировать обстановку, впрочем, без каких-либо успехов. Из-за чего османская элита стала стремительно разваливаться на два неравных лагеря.

С одной стороны выступила небольшая часть военных и духовных лидеров. Довольно быстро в этой среде выделился Осман Нури-паша, сохранивший не только ясность мысли, но и трезвость рассудка. Он, конечно, имел невысокое звание, но энергия и духовная твердость поставила его в фактически лидеры партии «ястребов». Осман не испытывал иллюзий и отлично понимал, что выиграть войну у русских, в сложившихся политических обстоятельствах, нереально. Даже при активной материальной помощи европейских держав, которую они все стали активно, но тайно оказывать. В Османскую Империю хлынули полноводной рекой старые винтовки и пушки, за который Стамбул платил вполне солидные деньги. Осман морщился от поведения европейцев, использующих Великую Порту как вторичный рынок для своего старья, но никоим образом не высказывался против подобной тенденции. Да, табакерочные винтовки и капсюльные «шарпсы» под бумажный патрон были не самым лучшим оружием, но они были. И что самое главное, были сильно лучше того, что имела на вооружении турецкая армия. Так что, Нури-паша прикладывал все усилия для того, чтобы это не самое современное оружие незамедлительно поступало в войска. Считая, что, несмотря на все прогнозы нужно дать бой с надеждой на то, что Аллах пошлет правоверным удачу в бою и явит свою благодать.

Партию же «трусливых куриц», составили все остальные офицеры и сановники Великой Порты. Они увлеченно стали ругаться и рядиться, пытаясь встать удобнее, чтобы после разгрома собственной державы сохранить хотя бы часть своего влияния. Как несложно догадаться, никакого лидера у них не имелось, так как эти люди действовали каждый сам за себя, преследуя исключительно личные интересы.

Впрочем, несмотря на совершенное расстройство управления Османской державы, Великий визирь не оставлял попыток избежать военного столкновения. Так, например, уже спустя неделю после получения известий о столь печальных намерениях своего северного соседа, из Стамбула в Москву выехала большая дипломатическая делегация в традиционном восточном стиле. В частности, она везла многочисленные подарки «на коронацию» Александра III, желая, между прочим, обсудить ряд политических и экономических вопросов. Алим-паша искренне полагал, что если уступить России кусок Бессарабии, взятый у нее по итогам Крымской войны и отдать несколько крепостей в Закавказье, то Александр умерит свой аппетит и будет шанс договориться. По крайней мере, он хотел в это верить. Но он не был наивным человеком. Отнюдь. Но жить в ожидании «северной бури» он не мог. Ему требовалось нормально отдыхать, чтобы сохранять работоспособность и сосредоточенность, так как в противном случае, затрещавшая от первого, еще робкого порыва ветра, Великая Порта, может попросту развалиться, не дожидаясь войны.

Другим неприятным следствием официального начала предвоенного марафона стало фактическое отсутствие флота для решения ряда задач. Безусловно, война должна была носить исключительно сухопутный характер, но некоторые военно-морские операции провести все же требовалось. И для них деревянные парусно-винтовые фрегаты, шлюпы и корветы, которые составляли практически весь Российский Императорский Флот, оказались неподходящим решением. Требовались броненосцы и мониторы или, на худой конец, бронированные канонерские лодки.

Конечно, имелись проекты тяжелых океанских мониторов, но их постройку Александр специально затягивал, дабы не надорвать бюджет и тщательно отработать технологию. То есть, на 23 мая 1869 года их проект существовал только в виде некоторого количества чертежей и двух масштабных моделей, которые мучили в ЦАГИ, испытывая в экспериментальных бассейнах. И собственно все. Ну и более-менее завершенный план реконструкции санкт-петербургских верфей, персонал которых только недавно был большей частью направлен на учебные курсы самого разного характера.

– Что делать будем, Николай Андреевич? – Закончив читать отчет о текущем положении дел, Александр посмотрел на военно-морского министра Аркаса, также пребывающего в задумчивости.

– Ваше Императорское Величество, – вы помните, что мне принадлежит, основанное еще при вашем покойном родителе Русское общество пароходства и торговли? В конце 1867 году мы с вами обсуждали вопросы возрождения отечественного военно-морского флота на Черном море. В те дни вы были очень сильно заняты делами далекими от устройства флота, а потому всячески отрешались от моих предложений, направленных на возрождение Императорского военно-морского флота Черного моря.

– Я мало что помню из тех наших с вами бесед, – Александр задумался. – Вроде мы решились строить какие-то корабли. Что-то вроде барж.

– Не совсем баржи. Уступив необходимости, вы согласились на создание серии винтовых пароходов двойного назначения. Мало того, даже приняли некоторое участие в их проектировании, подключив ЦАГИ.

– Я не следил за развитием событий. Что у нас в итоге получилось?

– К середине 1868 года ЦАГИ утвердил обводы корпуса нового «коммерческого» парохода весьма необычной конструкции и мы принялись их изготавливать. – С этими словами, Николай Андреевич Аркас извлек из принесенной с собой папки несколько листов стандартного имперского формата с чертежами некоего судна. Александр смотрел и удивлялся, смутно вспоминая свои эскизы, на которых когда-то изображал отдаленно знакомые силуэты десантных барж первой половины XX века. Однако с листов бумаги на него смотрели контуры совершенно иных кораблей, даже отдаленно не похожих на десантные баржи.

– Что это?

– Грузовой пароход типа «Сом». Водоизмещение…

– Это я вижу. Тут все написано. Но ведь я показывал вам совершенно иные эскизы. Почему вы так серьезно переделали проект?

– Главной причиной стало мнение инженеров нижегородского судостроительного завода – пока что лучших специалистов в области пароходостроения России. Они посчитали, что имея на руках срочный заказ крупной серии судов, лучше воспользоваться отработанными технологиями. Именно поэтому было решено оставить основным материалом дерево, ограничив использование металлического проката элементами набора. А дерево – тут Аррас слегка развёл руки – диктует свои законы. Оно предпочитает плавные изгибы и равно не терпит как совершенно плоские участки, так и резкие изломы поверхности. Пришлось, насколько это позволили требования быстрой выгрузки на необорудованный берег, скруглять нижние части бортов и обводы в носу и корме. Да и рекомендации ЦАГИ подтвердили правильность выбора. Испытания в бассейне показали, что теперь скорость судов возрастёт примерно на полтора узла от желаемой скорости.

– Хорошо. Но ведь эти корабли двойного назначения, предназначались для того, чтобы использовать их в качестве десантных. Какое отношение они имеют к обсуждаемому нами вопросу?

– Я имел смелость просить в ЦАГИ поработать над вариантом данного проекта с чрезвычайно укрепленными бортами и увеличенной нагрузкой. Именно его мы и пустили в постройку на николаевских верфях.

– Под какие дополнительные нагрузки был рассчитан корабль?

– Машинное отделение, погреба, отводимые под артиллерийское имущество, и боевая рубка обшивается листами железной брони толщиной восемь имперских дюймов. Плюс, есть возможность разместить до ста английских тонн артиллерийского имущества.

– А палубы?

– Что палубы?

– Палубы вы, какими листами брони закрывать будете?

– Зачем их вообще закрывать? – Удивился Аркас?

– От попадания снарядов с больших дистанций. Они, к несчастью, падают под весьма значительными углами, потеряв, правда, большую часть скорости. Хм. Сколько их сейчас готово?

– Двенадцать уже используются, имея по несколько грузовых рейсов. Еще семь спущено на воду и достраивается.

– Скоро будут завершены?

– Не далее, чем через два месяца. Там ведь довольно простые конструктивно корабли. Вы лично настаивали на том, что после решения проблем с юридическим статусом моря, займемся постройкой нормальных мониторов для его защиты. Вот никто долговечными решениями и обеспокоился. Поэтому строятся эти грузовые пароходы весьма быстро. Тем более что практически все оборудование для них я изготавливаю в Нижнем Новгороде, на судостроительном заводе, том самом, который речные пароходы строит. Силовые установки везут из Коломны. Винты мы…

– А что в Николаеве на верфи делают? Просто монтируют?

– Практически. Мы ведь даже набор корпуса, изготавливаем на Московском металлургическом заводе, у него цех один загружен не полностью, вот я и подсуетился. В конце концов, сейчас мало кому нужен прокат, а шпангоуты получились на удивление толковые и крепкие. Да и остальные элементы набора не подкачали.

– Это хорошая новость, – ненадолго задумался Александр. – Сколько сможете таких пароходов изготовить до мая 1870 года?

– Мы ведь их будем переоснащать… – Аркас задумался. – Думаю, еще восемь-девять штук. Вряд ли больше. Нам просто устанавливать броню на юге возможно только на той же самой николаевской верфи, где мы их собираем. Я ведь туда часть рабочих с Нижнего Новгорода отправил.

– Хорошо. Тогда поступим следующим образом. – Александр взял паузу, рассматривая общую схему корабля. – Боевую рубку, артиллерийские погреба и машинное отделение закроем шестью дюймами, но не железной, а стальной брони. Высвободившийся свободный тоннаж пустим на сооружение броневой палубы, вот примерно такого профиля, – Император чиркнул красным карандашом по схеме. – Толщиной полтора дюйма. А вооружение…

– Поставим бомбические орудия с линейных кораблей. Этого должно быть довольно.

– Так ведь это же гладкоствольные орудия… – Александр почесал подбородок. – Можете охарактеризовать мне состояние турецкого флота? С чем нам придется столкнуться?

– На текущий момент костяк военно-морских сил Османской империи составляют семь броненосцев и один монитор. Хм. Первые четыре из них построены в 1864–1865 годах во Франции, которой буквально грезит султан. Относятся к батарейному типу, являясь весьма крупными представителями последних, имея водоизмещение около шести тысяч четырехсот тонн. Французских тонн, разумеется. Развивают скорость до двенадцати узлов. Они защищены простой железной броней толщиной от семидесяти шести до ста сорока миллиметров. На вооружении стоят гладкоствольные пушки Дальгрена калибром восемь и девять английских дюймов, числом пятнадцать штук. А также десять 36-фунтовых старых пушек. Оставшиеся три броненосца также построены во Франции совсем недавно – в 1868 году и относятся к батарейно-барбетному типу. Они примерно в два раза меньше первых четырех, однако обладают более внушительным бронированием – до двухсот трех миллиметров. В качестве вооружения используют восемь гладкоствольных дульнозарядных девятидюймовых пушек Армстронга. Ну и монитор, который мало чем уступает вышеописанным батарейно-барбетным броненосцам, разве что железная броня тоньше. Построен он в Великобритании в 1868 году, вооружен такими же тяжелыми дульнозарядными гладкоствольными пушками. – Аркас сделал паузу и выразительно посмотрел на Императора.

– Это все?

– Что касается бронированных кораблей – да. Как я понял ваш вопрос, ведь вы именно о них спрашивали?

– Да, совершенно точно. Именно о них. Что вы можете сказать о выучке экипажей и опасности этих кораблей?

– Корабли хорошие. Не самые лучшие, но вполне достойные. Причем они построены по лучшим современным образцам и недурно вооружены. А вот с выучкой команд дела обстоят плохо. Очень мало практических плаваний и учебных стрельб. Если сравнить с тем, как мы гоняем экипажи своих парусно-винтовых фрегатов, корветов и шлюпов, то можно сказать, что турки к плаванию и морскому бою не готовы вовсе.

– А на Балтике все-таки ввели тихоокеанскую практику?

– Да. Согласно вашему распоряжению, мы прямо с начала навигации этого года отправили все, что у нас было на Балтике в практическое плавание.

– Моему распоряжению? – Немного удивился Александр.

– Конечно. Вы ведь сказали, чтобы моряков тренировать, дабы не скисли, пока корабли не построим. – Сказал Аркас, честно глядя Александру в глаза. Лгал, конечно, но его инициатива была вполне по душе Императору, поэтому тот отреагировал вполне душевно.

– Много работаю, Николай Андреевич. Забывать уже стал такие важные вещи. – Саша улыбнулся и слегка подмигнул Аркасу. – Только не забудьте в ближайшее время подготовить все необходимые документы мне на подпись, дабы провести через бюджет эту инициативу официально. А если контрразведка будет спрашивать, то ссылайтесь на мой устный приказ. Кстати, а плавания с учебными стрельбами?

– Безусловно. Два линейных корабля, пять фрегатов и шесть корветов мы перевооружили орудиями Армстронга малых калибров, которые нам достались в качестве трофеев в датской и санкт-петербургской кампаниях позапрошлого года. Еще и осталось. Правда, только девяти и двенадцати фунтовые пушки, но и то хорошо. Канониры совершенно не знакомы с нарезными орудиями и практикой стрельбы из них. Вышедший флот разбит на три эскадры и выполняет разные задания. Но у каждой будут неоднократно стрельбы по мишеням с разных дистанций. Ради чего мы загрузили на корабли весь запас боеприпасов, что у нас имелся к обозначенным орудиям, и планируем его пожечь до конца навигации.

– Неплохо. – Александр задумался и минуты три молчал, замерев неподвижно. – Бомбические орудия, на мой взгляд, совершенно будут неуместны на канонерских лодках, так как не смогут пробить броню турецких броненосных кораблей.

– Как же нам поступить? Не «ромашки» же ставить, в конце концов? – Аркас на несколько секунд завис, после чего продолжил. – А что если попробовать приобрести какие-нибудь варианты орудий Армстронга?

– Вы знаете, – казалось бы, совершенно не слыша Николая Андреевича, сказал Александр, – а ведь Николай Владимирович говорил о пятидюймовых гаубицах в том ключе, что не может никак их уложить в приемлемые для сухопутных войск размеры. Думаю, в нашем случае, это не является критическим моментом, поэтому, можно и нужно попытаться. Правда, ставить не сами гаубицы, а их вариации с удлиненными стволами, хотя бы до двадцати калибров.

– А вы думаете, справимся?

– У нас есть порядка года. Да и не серийное производство разворачиваем, несколько десятков стволов мы должны хоть и с проблемами, но изготовить. Заодно и поработаем над технологией. Ведь, если мне не изменяет память, над этой гаубицей работала отдельная группа. Николай Андреевич, вижу, вас что-то смутило?

– Да. Во-первых, вопрос безопасности. Не начнет ли рвать наши орудия при удлинении ствола? Или вы старыми, гаубичными навесами пороха предлагаете стрелять? Во-вторых, калибр. Мне представляется он очень маленьким. Как такие незначительные снаряды будут проламывать железную броню турецких броненосцев?

– А они ее будут проламывать? – Улыбнулся Александр, вспомнив о том, какая идея была распространена на флоте в это время. Дело в том, что с баллистикой в 1869 году военные всех без исключения стран были очень плохо знакомы просто потому, что она только-только начинала развиваться. Поэтому, продолжали мыслить в «гладкоствольных» категориях. То есть, считали, что броню нужно проламывать, как это делали круглые ядра при поражении деревянных бортов. Стремясь при этом к как можно большему калибру орудия с как можно большей массой снаряда.

Короче говоря, сошлись на том, что Аркас продолжает работать над изготовлением канонерок, контролируя процесс лично. Тем временем, Московский металлургический завод будет выполнять заказ на катаные стальные плиты для навески броневого пояса и барбета. Коломенский завод «Бобер» поставлял паровые машины, артиллерийский завод «Незабудка» экспериментальные орудия и так далее. Причем артиллерийское вооружение решили сделать смешанным, то есть, кроме двух новых пятидюймовых пушек, решили поставить на каждую канонерку по одной такой же мортире, что поставлялась в сухопутные осадные дивизионы.

Экипажи же, надлежало перебросить на строящиеся корабли по завершению навигации на Балтике, дабы осваивались с материальной частью и помогали завершать достройку этих канонерских лодок.

Авантюра, конечно, но Александр на нее решился. Основная проблема, которая делала шанс осуществления данной операции далеким от ста процентов, представлялась сложностью с вооружением. Император опасался, что не получится изготовить двадцать-тридцать доработанных пятидюймовых стволов с хотя бы примитивными лафетами, а также освоить выпуск малыми сериями тяжелых стальных гранат с донным взрывателем и укрепленным носиком. Но даже несмотря на все неопределенность стоило рискнуть.