Текст книги "Тайна Ретта Батлера"
Автор книги: Мэри Рэдклифф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)
ГЛАВА 5
Илистая извилистая река Флинт, молчаливо проложившая себе путь между высокими темными стенами из сосен и черных дубов, оплетенных диким виноградом, принимала в свои объятья новоприобретенные владения Джеральда, омывая их с двух сторон.
Ведь выиграв поместье Тара, Джеральд О’Хара, не откладывая дела в долгий ящик, сразу же собрался в путь.
И глядя с невысокого холма, где когда-то стоял дом, на живую темно-зеленую стену, Джеральд испытывал приятное чувство собственника, словно он сам возвел эту ограду вокруг своих владений.
А они были довольно-таки обширными.
Джеральд стоял на почерневшем каменном фундаменте, скользил взглядом по длинной аллее, тянувшейся от сгоревшего дома к проселочной дороге, и про себя чертыхался от радости, слишком глубокой, чтобы он мог ее выразить словами благодарственной молитвы.
– Вот, наконец-то, – шептал себе Джеральд О’Хара, – я стал плантатором. Наконец-то у меня появились свои владения. Правда, пока еще я не имею дома, но это только пока. Ведь у меня есть пара крепких рук, сообразительная голова и есть желание построить дом – а это самое главное.
И Джеральд, подняв голову к небу, громко выкрикивал:
– Я владелец этой земли! Я, Джеральд О’Хара! Все, что здесь есть принадлежит только мне!
Джеральд задыхался от распиравшей его радости. Он посмотрел на небольшой домик, в котором жил управляющий его поместьем.
«Этот домик мне подойдет на первое время, но только лишь на первое».
Усевшись прямо на земле, он пообещал себе, что скоро, очень скоро на месте этого холма, на старом фундаменте, он сможет возвести большой и красивый дом, такой, чтобы все окрестные плантаторы завидовали ему и восхищались его умением вести хозяйство.
А в том, что дела пойдут на лад, Джеральд О’Хара не сомневался ни секунды, ведь он был упорным и трудолюбивым. Он не боялся никакой работы, даже самой грязной.
И в его воображении уже возникали очертания большого дома с колоннами и балюстрадами.
«Это будет мой дом, дом Джеральда О’Хара, и пусть мои братья и все, кто знает нашу семью, приезжают сюда в гости.
Я буду принимать их как королей и пусть они восхищаются мной.
Пусть не думают, что младший О’Хара, которого все называли Малыш, ничего в этой жизни не стоит. Я стою – и очень многого».
Он смотрел на два ряда величественных деревьев, которые принадлежали теперь ему.
И эта заброшенная лужайка, заросшая сорной травой, и эти еще молоденькие магнолии, осыпанные крупными белыми звездами цветов.
Невозделанные поля с порослью кустарника и проклюнувшимися из красной глины молоденьким сосенками, раскинувшиеся во все четыре стороны от холма, принадлежали ему, Джеральду О’Хара, который, как истинный ирландец, умел пить, не хмелея, и не боялся когда надо поставить на карту все что имел.
Закрыв глаза, Джеральд О’Хара вслушивался в тишину этих еще не разбуженных к жизни полей. Он знал, что обрел свое гнездо.
Здесь, на этом месте, где он сейчас стоит, поднимутся кирпичные, побеленные известью стены его дома. Там, по ту сторону дороги, возникнет ограда, за которой будет пастись хорошо откормленный скот и чистокровные лошади.
А красная земля, покато спускающаяся к влажной пойме реки, засверкает на солнце белым лебяжьим пухом хлопка, акрами хлопка.
И слава рода О’Хара заблистает снова.
Осмотрев свои владения, поговорив с соседями-плантаторами, он тут же вернулся в Савану.
Братья встретили его настороженно.
Но когда Джеральд принялся расписывать им свои владения, они немного смягчились. Ведь они понимали, что производство хлопка и табака очень выгодно, потому что на них всегда есть спрос. И не только здесь, в Джорджии, но и в далекой Англии, в далекой Европе. Хлопок и табак нужны всем.
А младший О’Хара так красноречиво расписывал, как он займется ведением хозяйства и какие у него будут прекрасные урожаи, что скептично настроенные братья немного смягчились.
– Неужели, Джеральд, ты сможешь стать настоящим плантатором?
– Конечно же смогу, посмотри на меня, разве я сейчас уже не похож на плантатора?
– Да нет, – сказал Эндрю, – по твоему виду не скажешь, что ты богатый плантатор, скорее, ты просто управляющий в поместье какого-нибудь богача.
– Понимаешь, брат, – воскликнул Джеральд, – это только пока, это на первых порах. А потом, когда земля начнет давать урожай, и когда я смогу выгодно его продать, у меня появятся деньги, и тогда я стану настоящим плантатором, не сомневайся.
– Хорошо, – сказал Эндрю, – чтобы твои слова услышал Бог и чтобы наш род О’Хара вновь процветал. Так собственно зачем ты приехал, брат? Насколько я понимаю, ты хочешь забрать свою долю из нашего предприятия?
– Да, мне нужны деньги, без них я буквально задыхаюсь. Мне надо купить рабов, нанять арендаторов, которые будут возделывать мои поля. И не сомневайтесь, через год я вам все верну. Если не верите, я могу написать какие угодно расписки. Я согласен даже взять деньги под проценты.
– Ну ладно, брат, какой разговор, нам не нужны твои проценты, но мы страшно рады, что ты выбился на такую дорогу, – и братья переглянулись между собой.
Джеральд увидел эти немного настороженные взгляды своих старших братьев и недовольно поморщился.
– Так вы наверное сомневаетесь во мне?
– Понимаешь, Джеральд, – сказал старший О’Хара, – выиграть плантацию и сгоревший дом это одно, а вести хозяйство – другое. Это дело очень серьезное и требует большой сноровки и больших сил.
– Вы хотите сказать, что я такой слабый и беспомощный?
– Нет, Джеральд, этого мы не говорим. Но ведь ты тоже должен понять нас. Мы даем тебе деньги, вырываем из своего предприятия. Ты это понимаешь?
– Конечно, но ведь я вам деньги верну, все до последнего цента и даже еще больше.
– Нет, Джеральд, давай решим по-другому, – сказал старший О’Хара, положив на плечо Джеральду свою мощную руку.
– Как? Я согласен на любые ваши условия.
– Условия у нас будут простые, – и старшие братья переглянулись. – Если у тебя дела пойдут неплохо, ты продашь нам часть урожая по установленной нами цене. И поверь, эта цена будет вполне приемлемая, мы не будем грабить родного брата.
– Я согласен, – тут же выкрикнул Джеральд, – я согласился бы, даже если бы черт предложил мне заложить свою душу, я пошел бы и на это.
– Ну, брат, ты совсем уже разгорячился и ведешь себя не слишком осмотрительно, – заметил Эндрю.
– Да ты, Эндрю, поступил бы на моем месте точно так же и поверь, если бы у меня были деньги, а ты бы решил стать плантатором, я бы тебе дал столько, сколько смог.
– Ну что ж, Джеральд, мне это приятно слышать, – Эндрю похлопал по спине младшего О’Хара. – Мы дадим тебе денег.
Здесь в разговор вступил Джеймс. Он всегда был молчалив и говорил только в самые ответственные моменты.
– Деньги – это дело серьезное, но честь нашей семьи стоит больше любых денег, так что пользуйся, – и братья тут же открыли секретер и вытащили из него пачки банкнот, положив их перед Джеральдом.
Он быстро пересчитал деньги.
– Давайте я напишу расписку, – сказал он, глядя в глаза недоверчивых братьев.
– Да нет, что ты, ведь мы тебе верим. А если с тобой что-нибудь случится, вся твоя плантация и так достанется нам, ведь больше у тебя нет родственников.
– Конечно, Джеймс, конечно, Эндрю, – радостно закричал Джеральд, пряча деньги в большую кожаную сумку.
Братья еще немного посидели, выпили несколько бутылок виски, вспоминая Ирландию, вспоминая отца, мать и еще многое из того, что им довелось пережить на этих новых землях вдали от туманной Ирландии.
Они вспоминали болота, поросшие вереском и подернутые пологом серебристого тумана, вспоминали свой дом, вспоминали, как они вместе росли.
Наконец Джеральд поднялся.
За окном светило яркое солнце, которое так не вязалось с грустными воспоминаниями Джеймса и Эндрю.
– Деньги мы тебе дали, брат, так что поступай теперь по своему усмотрению.
– Конечно, – воскликнул Джеральд, – я смогу ими воспользоваться наилучшим образом.
– Будем надеяться, – сказал Эндрю и взглянул на Джеймса.
Тот пожал своими широкими плечами и, удовлетворенно хмыкнув, кивнул головой.
– А куда ты сейчас собираешься? – поинтересовался Эндрю.
– Я еще хочу пойти в банк и занять там денег. Мне нужна изрядная сумма для того, чтобы купить побольше рабов.
– А ты думаешь, банк даст тебе деньги? – сказал Эндрю.
– Конечно, ведь теперь у меня есть земля, а под залог земли они дадут.
– Ну что ж, у тебя хоть есть что заложить, так что поступай теперь как знаешь, ты стал вполне самостоятельным человеком.
– Джеймс, ты веришь, что он будет плантатором?
Джеймс пожал широкими плечами.
– Эндрю, мне бы очень хотелось, чтобы наш Малыш Джеральд стал плантатором, а мы приезжали бы к нему хоть изредка в гости.
– О, если вы будете приезжать ко мне в гости, я буду принимать вас как королей. Ведь вы столько для меня сделали!
– Ладно, не горячись, время покажет, – урезонил младшего О’Хара Эндрю.
Из банка Джеральд О’Хара вышел обрадованным. В его кожаной сумке лежала теперь довольно крупная сумма денег, и он смог купить рабов для обработки полей.
Только после этого он прибыл в Тару и поселился в четырехкомнатном домике управляющего в холостяцком одиночестве и в сладком предвкушении последующего переселения в новый белостенный дом на холме.
В это время Джеральду О’Хара исполнилось тридцать три года.
Он возделал землю и посадил хлопок, а потом занял еще денег у Джеймса и Эндрю, чтобы прикупить рабов.
Братья О’Хара умели блюсти интересы своего клана и крепко держались друг за друга как в удаче, так и в нужде. И не столько из родственных чувств, сколько из жестокой необходимости, ибо знали: чтобы выжить в трудные годы, семья должна противостоять нужде единым фронтом.
Они одолжили денег Джеральду и по прошествии нескольких лет он возвратил их с лихвой.
Плантация расширялась. Джеральд акр за акром прикупал соседние участки и настал день, когда белый дом на холме из мечты превратился в реальность.
Дом был построен рабами.
Довольно неуклюжее приземистое строение глядело окнами на зеленый выгон, сбегавший вниз к реке.
Но Джеральд не уставал им любоваться, находя, что дом хотя и новый, а от него веет добротной стариной.
Древние дубы, еще видавшие пробиравшихся по лесу индейцев, обступали белокаменный дом со всех сторон, простирая над его кровлей густой зеленый шатер.
В кронах деревьев щебетали птицы, на лужайке, очищенной от сорняков, буйно разросся клевер.
И Джеральд следил за тем, чтобы за газоном был должный уход.
Все в его поместье работали с утра до вечера.
Все в Таре – от подъездной кедровой аллеи до белых хижин на участке, отведенном для рабов, выглядело солидным, прочным, сделанным на века, хотя и немного грубовато.
И всякий раз, когда Джеральд возвращался домой и из-за поворота дороги его глазам открывалась крыша дома, сердце его преисполнялось гордостью, словно он видел эту картину впервые.
– Да неужели это мой дом? – восклицал он, приподнявшись на стременах. – Неужели это дело моих рук? Неужели я сам возвел этот величественный дом на холме?
Конечно слово «величественный» было изрядным преувеличением, дом выглядел неуклюже, хотя и был большим.
Но разве могла быть в такой глухой провинции настоящая архитектура? Ведь дом строился без всякого проекта. Одна часть добавлялась к другой, потом как-то они соединялись, лепились друг к другу. Но когда дом побелили, все это разнообразие стало более-менее цельным.
А если посмотреть на него снизу вверх от подножия холма – впечатляло.
И Джеральд, воздев к небу руки, благодарил Бога за то, что тот послал ему такую удачу.
– Я настоящий плантатор, самый настоящий из всех О’Хара!
Джеральд пришпоривал лошадь, и она радостно мчалась на холм, потому что знала, что там ее ждет корм, вода. А ездок от распиравших его чувств что-то выкрикивал, распевал, свистел, улюлюкал. Он чувствовал себя маленьким ребенком, которому родители сделали подарок, именно тот, о котором он страстно мечтал.
Едва Джеральд О’Хара подъезжал к дому, как с крыльца сбегал его преданный лакей Порк. Он помогал хозяину снять сапоги, отстегнуть шпоры, брал лошадь под уздцы и вел ее в низкую конюшню, где стояло еще несколько лошадей.
Но это были рабочие лошади. У Джеральда пока был только один верховой конь – вороной жеребец.
Потом Порк возвращался к хозяину.
– Вы будете обедать, сэр? – обращался он к Джеральду.
– Конечно же, Порк.
– Тогда я иду накрывать на стол.
И от этих слов Джеральд О’Хара чувствовал себя вообще на верху блаженства. Он потягивался в кресле, заложив руки за голову, закрывал глаза.
И его воображение продолжало рисовать радостные картины будущего.
Он видел запряженные лошадьми огромные фургоны, которые длинными караванами везут в Савану большие тюки хлопка, выращенного и собранного на его плантации.
А подвяленный табак источал такой пронзительный аромат, что Джеральд О’Хара радостно вдыхал его, чувствуя, что пьянеет.
«Это все мое – хлопок, табак, поля. Наконец-то я понемногу становлюсь настоящим плантатором, настоящим рабовладельцем».
И радости Джеральда не было предела.
Потом в дверях появлялся Порк, широко улыбался, показывая крепкие белые зубы.
Но Джеральд даже не обращал внимания на улыбки своего лакея. Он пребывал в эйфории.
Все у него спорилось и складывалось как нельзя лучше, да и погода благоприятствовала хорошему урожаю.
Рабы работали на плантациях не покладая рук. Джеральд обращался со своими рабами вполне сносно и чернокожие работники платили ему преданностью. По вечерам, собравшись у своих костров, они благодарили Бога за то, что он послал им такого хозяина.
А Порк очень любил рассказывать хозяину о том, что говорили о нем рабы, когда тот по вечерам, уставший, сидел у камина со стаканом виски в руках.
Джеральд слушал рассказы своего лакея, самодовольно ухмылялся.
И даже иногда позволял своему лакею выпить вместе с ним. Ведь он не был чопорным и не отличался великосветским воспитанием.
Он разделял людей не на родовитых и безродных, а на работящих и бездельников, на честных и мошенников. А Порк был работящим и честным, и поэтому Джеральд О’Хара никогда не чувствовал ни малейшего угрызения совести, разрешив своему рабу Порку пропустить с ним рюмку-другую виски.
Конечно при соседях он никогда бы подобного не допустил. Но по вечерам, когда в доме было тихо и они оставались вдвоем, Джеральд позволял своему лакею кое-какие вольности, за что тот платил ему исключительной преданностью.
– Завтра утром я поеду на дальнюю плантацию, хочу посмотреть, может удастся прикупить еще акров десять земли.
– Возьмите и меня с собой, – предлагал Порк.
– Как это взят тебя? А кто будет следить за моим домом? Ведь не дай Бог здесь что-нибудь случится…
Порк пристыженно опускал глаза.
– Да, сэр, я лучше останусь дома, здесь действительно от меня будет больше проку.
– И вообще, Порк, я хочу, чтобы у меня в доме было чисто. А то мое жилище напоминает приют старого холостяка.
Порк причмокивал толстыми губами и соглашался.
– Да, сэр, так оно и есть.
– Что ты хочешь сказать?
– Ведь у вас, сэр, нет хозяйки, а об этом пора бы уже подумать.
– Что ты себе позволяешь? Упрекать меня? Разве плохо я тебя кормлю?
– Да нет, сэр, у вас слишком большой дом и уже много рабов, поэтому вам просто необходимо завести хозяйку.
– Порк, ты об этом так говоришь, – смеялся Джеральд О’Хара, – как будто мне необходимо поехать на ярмарку и купить новую верховую лошадь.
– Что ж, сэр, это довольно схоже, ведь и то и другое надо тщательно выбирать, чтобы не ошибиться и чтобы потом не раскаиваться.
– И вообще, Порк, ты в последнее время слишком много себе позволяешь.
– Извините, сэр, – тут же вскакивал на ноги раб.
– А кофе-то у меня холодный!
– Сейчас-сейчас все исправлю, сэр, – Порк хватал кофейник и убегал на кухню, откуда слышался его раздраженный голос.
Порк отчитывал кухарку. Он старался это делать так, чтобы хозяин слышал. Он кричал таким гневным и страшным голосом, что даже сам пугался, а в это время подмигивал толстой кухарке, скаля свои белые зубы.
Женщина хлопала руками, начинала извиняться. Но на ее лице тоже в это время была улыбка.
А Джеральд О’Хара прекрасно представлял, что сейчас делается у него на кухне. Ведь он пару раз видел эту сцену.
«Эти черномазые такие хитрющие, но меня, ирландца, им не обмануть, – и Джеральд самодовольно скалился, потягиваясь у камина. – А насчет хозяйки… – глядя в белый потолок думал Джеральд, – наверное, надо еще немного подождать. Ведь я мужчина еще не старый и довольно крепкий, так что время у меня есть».
Со всеми соседями у Джеральда сразу установились теплые и дружественные отношения. Исключение составляли только Макинтоши, чья земля примыкала к его плантации слева, и Слэттери, чьи жалкие три акра тянулись справа, вдоль поймы реки, за которой находились владения Джона Уилкса.
Макинтоши были полукровками, смешанного шотландско-ирландского происхождения, а вдобавок еще оранжистами. И последнее обстоятельство, будь они даже причислены церковью к лику святых, наложило на них в глазах Джеральда каинову печать.
Правда они переселились в Джорджию семьдесят лет назад, а до этого их предки жили в Каролине. Но тем не менее глава их клана, первым ступившего на американскую землю, прибыл сюда из Ольстера и для Джеральда этого было достаточно.
Это была молчаливая угрюмая семейка, державшаяся особняком. Браки они заключали только со своими родственниками из Каролины.
И Джеральд оказался не единственным человеком в округе, кому Макинтоши пришлись не по душе, ибо здешние поселенцы, народ общительный и дружелюбный, не отличались терпимостью по отношению к тем, кому этик качеств не хватало. А слухи об аболиционистских симпатиях Макинтошей никак не способствовали их популярности.
Правда старик Энгус не отпустил на волю еще ни одного раба и совершил неслыханное нарушение приличий, продав часть своих негров заезжим работорговцам, направляющимся на сахарные плантации в Луизиану. Но слухи, тем не менее, продолжали держаться.
– Он аболиционист, это точно, – сказал Джеральд Джону Уилксу. – Но у оранжиста шотландская скупость всегда возьмет верх над убеждениями.
Несколько иначе обстояло дело со Слэттери. Будучи бедняками, они не могли рассчитывать даже на ту крупицу невольного уважения, которая досталась на долю угрюмых и независимых Макинтошей.
Старик Слэттери, упрямо державшийся за свой клочок земли, несмотря на неоднократные предложения о продаже со стороны Джеральда О’Хара и Джона Уилкса, был жалким и вечно плачущим неудачником.
Жена его, блеклая, неопрятная, болезненного вида женщина, произвела на свет кучу угрюмых, пугливых как кролики ребятишек и продолжала регулярно, из года в год увеличивать их число.
Том Слэттери не имел рабов и вместе с двумя старшими сыновьями судорожно пытался обработать свой хлопковый участок, в то время, как его жена с остальными ребятишками возилась в некоем подобии огорода.
Но хлопок почему-то никак не желал уродиться, а овощей с огорода, благодаря плодовитости миссис Слэттери никогда не хватало, чтобы накормить все рты.
Вид Тома Слэттери, обивающего пороги соседей, клянчащего хлопковые семена для посева или кусок свиного окорока, чтобы перебиться, стал уже привычным для глаз.
Слэттери, угадывая за вежливым обхождением соседей плохо скрытое презрение, ненавидел их со всем пылом своей немощной души. Однако самую лютую ненависть вызывали в нем эти нахальные черномазые – челядь богачей.
Черные слуги богатых плантаторов смотрели сверху вниз на белых голодранцев и это уязвляло Слэттери, а надежно обеспеченный слугам кусок хлеба порождал в нем зависть.
Его собственное существование рядом с этой одетой, обутой, сытой и даже не лишенной ухода в старости или на одре болезни челяди, казалось ему еще более жалким.
Слуги по большей части бахвалились положением своих господ и своей принадлежностью к хорошему дому, в то время как сам он был окружен презрением.
Том Слэттери мог бы продать свою ферму любому плантатору за тройную, против ее истинной стоимости цену. Каждый бы посчитал, что его денежки не пропали даром, ибо Том был у всех как бельмо на глазу.
Однако сам Том не находил нужным сниматься с места, довольствуясь тем, что ему удавалось выручить за тюк хлопка в год или выклянчить у соседей.
Со всеми другими плантаторами Джеральд О’Хара был на дружеской и даже короткой ноге. Лица Уилксов, Калвертов, Тарлтонов, Фонтейнов расплывались в улыбке, как только возникала на подъездной аллее невысокая фигура на ладной лошади.
Тотчас на стол подавалось виски в высоких стаканах с ложечкой сахара и толчеными листиками мяты на дне.
Джеральд всем внушал симпатию и соседям мало-помалу открылось то, что дети, негры и собаки поняли с первого взгляда: за громоподобным голосом и грубоватыми манерами скрывалось отзывчивое сердце.
А кошелек Джеральда был так же открыт для друзей как и его душа.
Появление Джеральда всегда сопровождалось неистовым лаем собак и радостными криками негритят, кидавшихся ему навстречу. Они отталкивали друг друга, корча хитроватые рожи и улыбаясь во весь рот в ответ на его добродушную брань. Причем каждый норовил первым завладеть брошенными поводьями.
Ребятишки плантаторов забирались к нему на колени и когда он громил на чем свет стоит бесстыдство политиканов-янки, требовали, чтобы он их покатал. Дочери его приятелей доверяли ему свои сердечные тайны, а сыновья, страшащиеся признаться родителям в карточных долгах, знали, что могут рассчитывать на его дружбу в трудную минуту.
– Как же ты, шалопай эдакий, уже целый месяц не оплачиваешь долга чести? – гремел Джеральд О’Хара. – Почему, черт побери, ты не попросил у меня денег раньше?
Давно привыкнув к его манере изъясняться, никто не был на него в обиде, и молодой человек смущенно улыбался и бормотал в ответ:
– Да видите ли, сэр, мне не хотелось обременять вас этой просьбой, а мой отец…
– Твой отец прекрасный человек, спору нет, но очень уж строг. Так что вот, бери – и чтобы больше мы с тобой к этому не возвращались.
Жены плантаторов капитулировали последними. Но после того, как миссис Уилкс, настоящая, но словам, леди, иной раз просто словечка не проронит, сказала как-то вечером своему мужу, заслышав знакомый стук копыт на аллее:
– Язык у него ужасный, но тем не менее, он джентльмен, – можно было считать, что Джеральд занял подобающее место в обществе среди тех, кто жил в окрестностях, среди тех, кто ходил с Джеральдом О’Хара под одним безоблачным небом Джорджии.
Казалось, с каждым днем, с каждой секундой Джеральд О’Хара все глубже и глубже вживается в эту землю.
Он даже уже начал забывать Ирландию, туманные болота, и ему иногда казалось, что он родился и вырос здесь и все эти холмы, безоблачное небо, пойма реки, ее сверкающее русло – все это принадлежит ему, все это он видел с детства.
Он чувствовал себя полностью счастливым человеком, у которого все в этой жизни получилось как нельзя лучше.
Но чего-то ему все же недоставало, и он инстинктивно чувствовал это, но еще не успел сформулировать и понять, чего же именно.
Не всегда дела шли у Джеральда О’Хара наилучшим образом, случались и черные дни. Как ни старался Джеральд, все равно он не смог еще вернуть братьям все деньги, а доходов от продажи хлопка хватало только на погашение процентов по взятой в банке ссуде.
Джеральд О’Хара старался как мог, но понимал, что лишь одним ведением сельского хозяйства собрать нужную сумму он не сможет. Ведь его дом обошелся ему в круглую сумму, больших денег стоили семена хлопка, табака, содержание рабов.
И вот однажды Джеральд О’Хара решился поступиться своими принципами. Он, до этого занимавшийся продажей продукции торговцам, не мог пройти мимо возможностей, открывавшихся при торговле урожаем.
Он понимал, что перекупщики получают львиную долю прибыли и лишь пустая гордость не позволяет плантаторам самим заниматься торговлей. Но дело было в том, что занимаясь поместьем, Джеральд не мог одновременно уделять внимание торговле.
Ему необходим был толковый управляющий. Но деловитых людей в округе было не так уж много, к тому же все они уже имели хорошие места в поместьях и нужно было искать человека где-нибудь на стороне.
Но Джеральд боялся ошибиться, ведь можно было найти какого-нибудь проходимца, честного с виду, но гнилого в душе, который бы довел его поместье до полного упадка.
Поэтому единственным местом, где можно было искать управляющего, оставалась Савана, где его братья могли присоветовать кого-нибудь, временно оставшегося без службы.
И вот Джеральд О’Хара вновь отправился в город. Но теперь он уже был не прежним Малышом. Вместе с ним следовал его верный лакей Порк, лошадь у него была прекрасная, и деньги тоже были.
Прибыв в Савану, Джеральд ощутил на себе все гостеприимство своих братьев.
Те не колебались, узнав о трудностях младшего брата. Им было понятно его стремление вновь заняться торговлей, не оставляя при этом плантации, ведь и для себя они видели в этом выгоду. Только объединившись, они могли противостоять перекупщикам хлопка и табака.
Но вот с поисками управляющего для поместья Тара возникли сложности.
Братья долго совещались, но так и не смогли подыскать для Джеральда подходящей кандидатуры.
И вдруг Эндрю вспомнил.
– Джеймс, а чем занят сейчас мистер Хенч? Он когда-то работал управляющим на плантации у Джаппов.
Джеймс задумался. Ведь он часто встречал мистера Хенча в городе и видел по его одежде, что тот нуждается, даже слышал, что он живет на Навозной улице, самой глухой улице на окраине Саваны, где стояли дома-трущобы, хуже которых не было во всех окрестностях.
Уже по одному этому можно было заключить, что он дошел до такого положения, когда не торгуются, если тебе предлагают работу.
– А что, мистер Хенч, – сказал Джеймс, – вполне порядочный человек. Во всяком случае, ничего плохого я о нем не слышал.
Но Эндрю возразил своему брату:
– Он порядочный, да, но кто же знает, как изменился его характер после того, как мистер Хенч пожил в нужде? Иногда это действует губительно на мораль.
Но Джеральд тут же ухватился за возможность нанять управляющего за небольшую плату.
– Если будет что-нибудь не так, я всегда успею его выгнать.
– Смотри, Джеральд, – предупредил его более осмотрительный Эндрю, – иногда бывает поздно и урон твоему поместью может быть нанесен значительный.
– Но все равно, Джеймс, – сказал Джеральд, – ты, пожалуйста, пошли кого-нибудь к мистеру Хенчу, и пусть он зайдет в вашу контору, я хочу с ним переговорить.
Джеймс пожал плечами.
– Только смотри, Джеральд, не сваливай потом всю вину на нас с Эндрю.
Мистера Хенча долго упрашивать не пришлось. Он пришел когда уже стемнело, вошел через ворота во двор и ощупью пробрался между складом и скирдой соломы до конторы, в которой его поджидал Джеральд.
Братья уже ушли, и он находился в конторе один.
– Вы мистер О’Хара-младший? – поинтересовался мистер Хенч, входя в контору.
Джеральд напустил на себя грозный вид.
– У меня нет управляющего, мистер Хенч. Я слышал, у вас теперь не лучшее место в этой жизни.
– Да, – улыбнувшись ответил мистер Хенч, – место у меня на сегодня хуже чем нищенское, сэр.
Джеральд О’Хара всматривался в лицо немолодого управляющего. Конечно, он был немного похож на пройдоху, но в то же время взгляд его выцветших глаз был куда как серьезен.
И Джеральд понял, что в жизни этого человека были и лучшие времена. К тому же его одежда, сейчас потертая и заношенная, когда-то явно была дорогой.
– Сколько вы просите жалованья? – спросил Джеральд, прищурив глаза.
Мистер Хенч назвал сумму вполне приемлемую.
– Ну что ж, мистер Хенч, я почти согласен. Когда вы сможете приступить к работе?
– Я могу приступить к работе сейчас, сию же минуту, сэр. Ведь меня в городе ничто не держит и честно признаться, дел у меня нет никаких. Я очень рад, что вы предложили мне службу.
Джеральд уже пожалел, что согласился на сумму, названную Хенчем. Она хоть и была невелика, но можно было сбить ее еще ниже.
И Джеральд вспомнил о том, как его брат Джеймс описывал ему мистера Хенча.
Джеймс тогда говорил:
– Этот человек простоял много дней на углах улиц, засунув руки в карманы. Даже плечи его куртки выцвели на солнце и позеленели как лохмотья огородного пугала. И я, постоянно наблюдая за мистером Хенчем на рынке, взвесил и досконально изучил его. И одно, что могу сказать тебе, Джеральд, он не мошенник.
– А я помню вас, мистер О’Хара, я часто видел вас в Саване. Вы деловой человек.
– Да, – ответил Джеральд, это замечание польстило его самолюбию.
– А я даже родился в Саване, – не унимался мистер Хенч.
Было видно, что с ним не так уже часто разговаривают такие состоятельные люди, как Джеральд О’Хара. – Я ездил по делам в Чарльстон, в Новый Орлеан и частенько вас там встречал, только вы, мистер О’Хара, не обращали на меня внимания.
– Вот как! – сказал Джеральд. – Тогда прекрасно, значит, решено. Какие рекомендации вы можете мне предоставить?
Мистер Хенч немного замялся, потом полез в карман своей куртки и вытащил несколько сложенных пополам бумаг.
– Вот это рекомендации от моих прежних работодателей.
Джеральд О’Хара внимательно прочитал рекомендательные письма. Подписаны они были вполне пристойными людьми, имевшими вес и значение в Саване.
– Так вы большую часть своей карьеры провели на плантациях, мистер Хенч?
– Да, я знаю сельское хозяйство досконально и надеюсь, мои советы окажутся не лишними.
Но Джеральд О’Хара не зря подозревал, что в нужде характер иногда у людей портится. А мистер Хенч, сказав, «благодарю вас, сэр», уже почувствовал себя твердо стоящим на ногах, лишь только при одной мысли о том, что теперь он официально связан с настоящим делом.
– Мистер Хенч, я хочу вас предупредить, что нам придется заниматься не только сельским хозяйством, но и торговлей.
– Прекрасно, мистер О’Хара, ведь я досконально знаю и то и другое дело. Но если вы, мистер О’Хара, решили заниматься торговлей, то не должны выпускать из внимания, что в Саване очень много перекупщиков зерна и хлопка, поэтому нужно придумать какой-нибудь способ, чтобы опередить их.
– Кто, ты думаешь, самый большой наш соперник? – спросил Джеральд О’Хара.
– Шотландец, мистер Джапп, – ответил мистер Хенч. – Его нужно вытеснить с рынка, ведь он дерзко забирает в свои руки всю городскую торговлю. Слышите, мистер О’Хара, мы с ним не сможем ужиться, это ясно и понятно. Он не позволит, чтобы кто-нибудь становился у него на пути.
Джеральд О’Хара задумался.
Он прекрасно знал мистера Джаппа, торговца хлопком и фуражом. Это был немолодой шотландец, очень упорный и очень богатый. Он сколотил свое состояние на умелой торговле хлопком и зерном. У него было прямо-таки какое-то шестое чувство на урожай, и он абсолютно безошибочно предвидел, будет в этом году хороший урожай или нет.
