Текст книги "Тайна Ретта Батлера"

Автор книги: Мэри Рэдклифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА 19

Рэтт Батлер, при виде приближающегося города, оживился.

Оживились и лошади, они без принуждения поскакали быстрее.

Лишь один Мигель Кастильо делался все более мрачным.

– Что приуныл, друг? – обратился к нему Рэтт Батлер.

Мигель зло плюнул через левое плечо.

– А что радоваться?

– Ну как, отдохнем, выпьем.

– А вдруг и в этом городе развешены мои портреты? – угрюмо буркнул Мигель.

– Ничего, ты сейчас настолько утомлен, небрит, что вряд ли кто-нибудь признает в тебе бравого бандита Мигеля Кастильо. К тому же, на тебе сейчас военная форма.

Городок разрастался на горизонте, уже были видны редкие деревья, окружавшие некоторые дома.

– Вот это меня и беспокоит – военный мундир. Еще не хватало, чтобы нас с тобой посчитали за дезертиров.

Рэтт Батлер задумался.

В самом деле, военный фургон, простреленный пулями, не лучшая рекомендация для незнакомцев, неизвестно откуда взявшихся в городке.

К тому же, их экипаж довольно приметен, как и мундир.

Пойдут пересуды и возможно, ими заинтересуются шериф и мировой судья. А это никак не входило в планы Мигеля Кастильо и Рэтта Батлера.

Рэтт дернул поводья и лошади встали.

– Ну, что? – спросил Мигель.

– Может, заночуем в пустыне?

– Ты, Рэтт, выпряги одну из лошадей и съезди за водой и провизией. Хотя воды и провизии можешь не брать, главное – виски, без них я скоро загнусь.

Рэтт Батлер почесал небритую щеку.

– Я, кажется, придумал, что нам следует делать. У тебя зоркие глаза? – спросил он у Мигеля.

Тот с обидой хмыкнул:

– Ты же видел, как я стреляю, Рэтт.

– Так вот, посмотри, – Рэтт Батлер приложил руку козырьком к глазам.

– Что-то не понимаю тебя, – пробормотал Мигель, но повторил жест своего спутника. – По-моему, в городке ярмарка, – сообразил наконец-то Мигель Кастильо. – Но это говорит лишь о том, что меня здесь могут узнать, ведь сюда явно съехались люди из разных мест.

– Я же сказал: я знаю что делать, – успокоил его Рэтт Батлер. – Фургон мы оставим здесь, он нам больше не нужен, а лошадей продадим на ярмарке. Ведь и у тебя, наверное, не густо в кармане?

Мигель похлопал себя по мундиру, как раз по тому месту, где лежали доллары, украденные у мертвого сержанта.

– Конечно, у меня все карманы пусты.

– Ну так вот, Мигель, у нас будут деньги и немалые, ведь кони-то отличные.

– Да, но на них стоит военное клеймо.

– Тебя, Мигель, уже судили за конокрадство, к тому же, учти, два раза одного и того же человека повесить невозможно.

– Меня вешали не один раз, – горделиво воскликнул Мигель Кастильо, – но только коней продавать пойдешь ты. Мне с моей физиономией появляться на ярмарке не обязательно.

Рэтт Батлер, ни слова не говоря, забрался в фургон и вернулся оттуда, держа в руках кожаную повязку покойного Билла Карлсона, которая чудом уцелела на полу фургона во время страшной тряски.

– Красивая вещь, – присвистнул Мигель Кастильо. – Я, если честно тебе признаться, Рэтт, всю жизнь мечтал быть одноглазым, но как-то не представлялось подходящего случая.

Рэтт Батлер нацепил повязку на голову Мигелю.

– Ну вот, теперь тебя никто не узнает. Все ищут двухглазого зоркого бандита, а им на глаза попадется полуслепой, да к тому же в военном мундире.

– Эх, жаль, – проворчал Мигель, – что у нас с тобой нет зеркала, не могу посмотреть, насколько красивым я сделался, лишившись одного глаза.

Рэтт Батлер слез с козел и повел коней под уздцы. Фургон они оставили за скалой, в ее густой тени он был почти не виден.

Рэтт Батлер надел на себя гражданскую одежду, а Мигель Кастильо не хотел расставаться с военным мундиром.

– Ты же знаешь, Рэтт, женщины обожают военных.

– К тому же одноглазых, – ехидно заметил Батлер.

– Никакие увечья не могут испортить мужчину, – философски заметил Мигель Кастильо, – тем более такая мелочь, как потеря глаза.

Вновь выйдя на дорогу, Рэтт и Мигель сели на коней. Ехать без седел было крайне неудобно, но все-таки лучше, чем идти пешком.

Со стороны городка ветер доносил до них звуки веселой музыки. Это играл на ярмарке духовой оркестр. Уже были видны пестрые палатки, ряды торговцев.

– Так у тебя совсем нет денег? – поинтересовался Рэтт Батлер.

Мигель Кастильо сквозь зубы признался.

– Есть кое-что.

– Так вот, мы с тобой должны произвести в этом городке хорошее впечатление. Поэтому, я думаю, не стоит сразу начинать с торговли крадеными лошадьми. Мы вначале устроимся в отеле и только потом я двинусь на ярмарку.

Мигель Кастильо тяжело вздохнул и передал Рэтту Батлеру половину денег.

– Почему ты, Мигель, не хочешь оставить себе их все? Ты бы и расплачивался.

– Честно признаться, Рэтт, я боюсь проиграть их в карты. Давно не садился за стол, обитый зеленым сукном, а искушение будет велико.

Батлер опустил на самые глаза свою широкополую шляпу, когда они ехали в гостиницу.

Во время ярмарки на улицах городка было много коней, просто скота, мычали коровы и блеяли овцы.

Рэтт Батлер начал уже беспокоиться, что для них в отеле не найдется места. Но, на счастье, выяснилось, что ярмарка сегодня кончается и многие постояльцы, чтобы не платить за лишний день, поспешили освободить номера.

Мигель Кастильо напустил на себя важность, как заправский военный. С видом собственного превосходства он посмотрел на владельца салуна и отеля так, как будто бы это он, а не сам Мигель должен был платить деньги за постой.

– Мне и моему другу, – сказал он, – нужен самый хороший номер, но только учти, – сказал он, кладя руку на кобуру с револьвером, – самый хороший, но не самый дорогой.

У Мигеля в черной повязке через глаз был довольно грозный вид, и хозяин отеля даже немного сбавил цену против обычной.

Сержант долго раздумывал над книгой для регистрации постояльцев, ведь писать-то он, честно говоря, не умел, но никак не хотел в этом признаваться, ведь на нем был военный мундир, а звание кое к чему обязывало.

Наконец Мигель передал ручку Рэтту Батлеру.

– Запиши ты, Рэтт, у меня рука что-то не слушается после ранения.

Хозяин отеля с уважением посмотрел на небритого сержанта и даже укорил себя за то, что принял его за проходимца.

Рэтт Батлер размашисто написал собственное имя, а потом вопросительно посмотрел на Мигеля. Тот в этот момент крутил в руках табакерку, прихваченную им из кармана покойного сержанта. На ней было выгравировано: «Билл Карлсон».

– Дружище, – обратился Рэтт к Мигелю, – я все время забываю, как пишется твое имя – Карлсон или Карлсен?

– Неужели не видишь? Карлсон, – ответил Мигель так, чтобы непонятно было, что он сказал – «о» или «е».

Покончив с формальностями и оплатой, Рэтт Батлер и Мигель Кастильо поднялись в номер.

Это была небольшая комната на втором этаже трехэтажного отеля. Видно было, что хозяин больше заботится о своих интересах, чем о комфорте постояльцев. Но все-таки после долгой дороги и эта скромная обитель показалась путешественникам сущим раем.

Мигель Кастильо, не снимая сапог, завалился на кровать.

– Уф, – отдышался он, – какая радость добраться до мягкой постели!

Рэтт Батлер посмотрел вверх и вид низко нависших над головой балок напомнил ему не такое уж давнее происшествие.

Затем он тоже прилег.

Некоторое время мужчины молчали. Мигель насвистывал мелодию какой-то испанской песенки, но потом он внезапно спохватился.

– Рэтт!

– Что тебе?

– Если будешь так лежать, то ярмарка скоро кончится.

– Неужели ты думаешь, мы не найдем, кому продать четверку прекрасных коней?

– Ладно, Рэтт, давай спустимся в салун и немного перекусим, а заодно и выпьем.

– Может, и в карты сыграем? – усмехнулся Батлер.

– Это потом. За карты нужно браться после еды и выпивки. Но обязательно до женщин, иначе будет трудно остановиться.

– С чем, с картами или с женщинами? – поддел его Батлер.

Невольные товарищи по поиску сокровищ спустились в салун.

Мигель Кастильо тут же заказал бутылку виски и два бифштекса. Вскоре все заказанное стояло на столе и Мигель разливал спиртное по стаканам.

– Ну что, Рэтт, выпьем за твое выздоровление? – предложил мексиканец.

Рэтт Батлер аккуратно поднес стакан к самым губам.

– Пить с тобой, Мигель, не большое удовольствие.

– А я тебя и не спрашиваю, Рэтт, нравится тебе со мной пить или нет, но нам некуда деваться друг от друга.

Мужчины пристально посмотрели друг другу в глаза и выпили.

Мигель подобрел душой после пропущенного стакана и предложил Батлеру повторить, но тот отказался.

Он поднялся из-за стола и сказал:

– Я пойду на ярмарку, а то и в самом деле, торговцы скотом разъедутся, и мы никому не сможем всучить наших коней.

– Не забудь купить седла! – крикнул вдогонку Мигель Кастильо.

А в это время в городок входили молодой человек и молодая женщина.

Одеты они были просто, но не очень бедно, хотя густой слой пыли, накопившейся на их обуви и одежде, очевидно за время долгого пути, придавал им не слишком привлекательный вид.

Мужчина был хорошо сложен, смугл, с суровым лицом. В профиль его нос казался почти прямым.

На нем была короткая куртка из коричневой замши, к тому же, более новая, чем остальные части его костюма. Бумазейный жилет с белыми пуговицами, короткие, тоже бумазейные штаны и соломенная шляпа с лакированной черней лентой.

Он не был похож на искателя счастья, скорее всего, он являлся сезонным рабочим. Даже в самом его шаге чувствовалось свойственное ему упрямство и циничное безразличие.

Пара была действительна своеобразной и шли они в глубоком молчании.

Это не могло не броситься в глаза всаднику, приближавшемуся к ним. Он скакал во весь отпор, несмотря на вечернюю жару. Его черный плащ развевался, а черная широкополая шляпа прятала острый взгляд темных глаз. Узкие усики топорщились над плотно сжатым ртом.

Гарри Купер скакал в город. Он бросил мимолетный взгляд на идущих в том же направлении мужчину и женщину.

Они шагали бок о бок так, что издали могло показаться, будто это люди, связанные общими интересами и ведут они между собой тихий и непринужденный разговор.

Но когда Гарри Купер приблизился к ним, то обнаружил, что мужчина совсем не обращается к женщине, а просто читает какой-то листок – не то газету, не то письмо.

Гарри Купер на скаку не успел разобрать что именно.

Он вскоре забыл про мужчину и женщину, ведь ему предстояло отыскать Билла Карлсона, который по всем его расчетам должен был направиться с военным фургоном в этот городок.

А где же еще можно было искать сержанта? Только в салуне. Ведь каждый военный после долгого переезда обязательно направляется выпить.

А мужчина и женщина, отворачиваясь от поднятой конем пыли, шли дальше.

Женщина, казалось, не получала никакого удовольствия от присутствия мужа. В сущности, она и шагала по дороге в полном одиночестве. Иной раз согнутый локоть мужчины почти касался ее плеча, поскольку она шла очень близко к своему спутнику. Но сама она старалась не задевать его.

Казалось, ей и в голову не приходит взять его под руку, да и он не помышлял предложить ей руку.

Нимало не удивляясь его пренебрежительному молчанию, она принимала это как что-то вполне естественное.

Главным, если не единственным украшением женщины было ее подвижное лицо. Когда она искоса поглядывала вниз, то становилась хорошенькой, даже красивой. Жаркие лучи палящего солнца сбоку освещали ее черты, отчего веки и ноздри казались прозрачными, а губы пылали огнем.

Когда же, задумавшись, она молча брела, попадая в тень, ее лицо принимало суровое апатичное выражение, какое бывает у человека, ожидающего от времени и от жизни всего, кроме, может быть, справедливости.

Ни у кого, кто видел мужчину и женщину, входящих в городок, не возникало и тени сомнения, что это муж и жена.

Жена все время упорно смотрела на расположившуюся за городом ярмарку. Собственно говоря, расстояние до нее было с какой-нибудь десяток домов и ярдов двести пустоши.

Дорога вела к ней не совсем прямая, но и не слишком извилистая, не ровная, но и не холмистая, окаймленная деревьями серо-зеленого цвета, какой приобретают обреченные на жару листья. Трава на обочине был припудрена пылью, которой осыпали ее мчащиеся с самого утра повозки, той пылью, что лежала на дороге, заглушая, словно ковер, шум шагов. И благодаря этому все звуки ярмарки отчетливо доносились до них.

Мимо пары прошествовал Рэтт Батлер, ведущий под уздцы четырех коней.

Вскоре Рэтт, а за ним мужчина с женщиной, очутились на ярмарочном поле с загонами для скота, где были выставлены и уже проданы сотни коней и овец, которых почти всех увели.

К этому часу с серьезными делами уже было покончено, оставалось только продать с аукциона животных похуже, которых не удалось сбыть с рук, поскольку от них наотрез отказались взять солидные скупщики, рано прибывшие на ярмарку. Они уже решили, что ничего путного на аукционе предложено не будет и собирались отправиться в салун.

Завидев Рэтта Батлера с четверкой великолепных коней, заметно оживились.

Но сказать, что возле аукциона для торговли скотом толпа зевак поредела, было бы несправедливо. Она была еще гуще, чем в утренние часы. Теперь тут появились и люди более легкомысленные, чем торговцы скотом: свободные от работы поденщики, несколько солдат, приехавших домой на побывку, городские лавочники и тому подобный бездельный люд. Для них полем деятельности служили в основном ларьки с игрушками и всякой чепухой, палатки с выпивкой, шатры с восковыми фигурами, живыми уродами, прорицателями и игрой в наперсток.

Рэтт Батлер подозвал к себе аукционщика и обратился к нему:

– Не согласишься ли, приятель, продать четверку великолепных лошадей за хорошие комиссионные?

Аукционщик принялся тут же разглядывать товар, с интересом осмотрел армейские клейма на конях и обратился к Рэтту:

– Откуда они тебе достались, приятель?

– Я же не прошу за них много, – ответил Рэтт Батлер.

Аукционщик долго торговался, но потом согласился выставить коней на торги, правда, предварительно предложив условия, которые Рэтт Батлер безоговорочно принял.

Деньги Рэтт получал сейчас же и его не должно было волновать, за сколько предложит на продажу аукционщик его коней.

В общем-то, четыре коня принесли Рэтту Батлеру немногим меньше, чем голова Мигеля Кастильо.

Пока скупщики скота боролись за право обладать лошадьми из армейского обоза, мужчина и женщина, только недавно пришедшие на ярмарку, углядели стоящий на поле для торговли скотом шатер из новенькой парусины молочного цвета с красными флагами на верхушке. Вывеска гласила: «Добрая выпивка и вкусная пшеничная каша». Над шатром торчала небольшая железная труба, и мужчина, по достоинству оценив надпись, потянул жену в шатер.

Женщина была голодна и поэтому ее больше привлекла вторая часть надписи.

Войдя в шатер, они увидели там большую компанию, расположившуюся за длинными узкими столами, тянущимися вдоль стен. В дальнем углу стояла печь, топившаяся углем, а над огнем висел большой котел, настолько истершийся по краям, что обнажилась медь, из которой он был сделан.

Во главе стола сидела женщина, похожая на ведьму, в белом переднике. Она медленно размешивала содержимое котла.

По палатке разносился скребущий звук огромной ложки, которой женщина орудовала, не давая подгореть своей продукции.

Варево состояло из пшеничных зерен, молока, изюма и других составных частей. Каша, разлитая в миски, стояла тут же, на столе, застланном белой скатертью.

Молодые мужчина и женщина заказали себе по миске дымящейся каши и уселись, чтобы съесть ее не спеша.

Пока все шло отлично.

Пшеничная каша, как и предполагала женщина, была сытная. Она даже понравилась мужчине, больше привыкшему к спиртному, чем к хорошей еде.

Однако мужчина, побуждаемый инстинктом порочной натуры, подмигнул ведьме, орудующей в котле, и, получив согласие в виде кивка, протянул ей свою миску.

Она достала из-под стола бутылку, отмерила стаканом и влила в кашу виски. Мужчина передал ей деньги.

Варево, приправленное спиртным, пришлось ему гораздо больше по вкусу, чем в первоначальном виде.

Его жена с тревогой наблюдала за этим.

Но он стал уговаривать ее тоже приправить кашу и она, немного поколебавшись, согласилась, но только на меньшую порцию, чем ее муж.

Мужчина доел свою миску и потребовал вторую с еще большим количеством виски.

Очень скоро виски начало сказываться на поведении мужчины, и женщина с грустью убедилась, что ей хоть и удалось благополучно прибыть в городок, но тут ее семью поджидают новые неприятности.

После первой миски мужчина пришел в безмятежное расположение духа. После второй развеселился, после третьей принялся разглагольствовать, после четвертой в поведении его обнаружились качества, которые подчеркивали склад его лица: противную манеру сжимать губы и делано сверкать глазами.

Он стал сварливым, даже вздорным.

Разговор с соседями по столу пошел в повышенных тонах, как нередко бывает в подобных случаях.

Гибель хороших людей по вине дурных жен, крушение смелых планов и все в результате ранней неосмотрительной женитьбы – вот какова была тема беседы.

– Так и я себя доконал, – жаловался соседу по столу мужчина, жаловался с горечью, чуть ли не со злобой. – Женился в восемнадцать лет, как последний дурак и вот последствие, – и он указал на свою жену, как бы приглашая соседа полюбоваться на это жалкое зрелище.

Молодая женщина, его жена, очевидно привыкла к таким выходкам и держала себя так, будто и не слыхала его.

Она время от времени бросала взгляд на поле, где как раз аукционер сбывал с рук последнего коня, принадлежавшего Рэтту Батлеру.

Тот хоть и не должен был получить ничего больше от продажи, все равно смотрел, как торгуют его лошадьми, ведь возвращаться в салун ему не хотелось. Там его ждал Мигель Кастильо, а говорить им было не о чем.

«Нужно всего лишь передохнуть в городке, – сказал сам себе Рэтт Батлер, – и завтра вновь отправляться в дорогу. Нужно поскорее отыскать эти проклятые деньги, и тогда я смогу начать новую жизнь».

Потеряв интерес к происходящему после того, как был продан последний армейский конь, Рэтт Батлер посмотрел за приподнятый полог палатки, где торговали кашей и спиртным.

Там мужчина, сидевший рядом со своей женой, продолжал рассуждать, пьяно подмигивая своим собеседникам. А их у него появлялось все больше и больше.

– Все мое достояние – двадцать долларов, а ведь я свое дело знаю. Могу побиться об заклад, что на всем Западе не найдется человека, который обскакал бы меня в фуражном деле. И освободись я от обузы, – и он указал на свою жену, – цена бы мне была тысяча долларов. Но о таких вещах всегда узнаешь слишком поздно.

И Рэтт Батлер, глядя на красивую молодую женщину, понял, что его сердце не огрубело окончательно во время скитаний.

Он смотрел на ее немного грустный взгляд, на пылающие губы, на румянец, заливший щеки.

Он поражался ее терпению, такое было в порядке вещей там, у них на юге, где женщины безропотно подчинялись своим мужьям.

Но здесь, на западе, обычно царили другие нравы. Женщины здесь отличались самостоятельностью и нежеланием слепо выполнять все прихоти своих супругов.

Он смотрел на молодую женщину и жалость волнами поднималась в его душе. Ему хотелось подойти к мужчине, со всего маху врезать ему по физиономии.

Но он понимал, что его благородный поступок не был бы оценен здешними людьми.

А до внимавших рассуждениям мужа, считавшего себя несчастным, долетал голос аукционера, продававшего на поле старых лошадей, последних, оставшихся от торгов. Он спешил закончить аукцион, ведь участники уже достаточно устали и всех тянуло к выпивке.

Многие, даже не дождавшись конца аукциона, нализались порядочно и громко хохотали, глядя на то, как женщина вжимает голову в плечи от безжалостных слов своего супруга.

А аукционер продолжал нахваливать свой товар.

– А вот и последний номер! – кричал он. – Кто возьмет последний номер почти задаром, всего за сорок долларов? Племенная матка, подает большие надежды, чуть старше пяти лет. И лошадь хоть куда, только вот спина малость примята, да левый глаз вышиблен…

Мужчина, заслышав слова аукционера, расхохотался.

– Ей богу, не понимаю, почему женатый человек, если ему опостылела жена, не может сбыть ее с рук, как цыгане сбывают старых лошадей?

– Правильно! – крикнул кто-то из толпы.

А мужчина продолжил:

– Почему бы не выставить ее и не продать с аукциона тому, кто нуждается в таком бесполезном товаре, а? – обратился он к публике.

В ответ раздался пьяный хохот.

Рэтт Батлер старался не слушать грязных слов. Он смотрел на прекрасную женщину и удивлялся, как могли все вокруг не замечать ее красоты.

– А? – кричал мужчина, обращаясь к благодарным слушателям. – Ей богу, свою я продал бы сию секунду, пожелай ее кто-нибудь купить! – и он пьяным взглядом обвел общество.

– Желающие нашлись бы! – отозвался кто-то из толпы, глядя на женщину, которая отнюдь не была обижена природой.

В этом выкрике прозвучало столько похоти, что Рэтт Батлер от злости заскрежетал зубами.

– Правильно! – высказался джентльмен, куривший трубку.

Когда-то может быть он и был приличным человеком, но сейчас у него под глазами синели круги, а нос был лилового оттенка. На локтях, на швах и лопатках его сюртук приобрел тот заметный глянец, который появляется в результате длительного трения о грязь и более уместен на мебели, чем на одежде.

Судя по его внешности, он, возможно, когда-то был грумом или кучером в каком-нибудь поместье и, прикопив деньжат, подался на Запад, в надежде разбогатеть.

Насмотревшись на хорошие манеры своих бывших хозяев, он пытался сейчас подражать им. Но его пропитой голос выдавал в нем мерзавца.

– Дело говорит! – крикнули ему из толпы.

Тот, приободрившись, попытался закончить свою мысль:

– Могу сказать, что я вырос в самом хорошем обществе и уж кому как не мне знать, что такое настоящий аристократизм.

– Аристократ! – засмеялись в толпе. – Смотрите, в нашем городе завелся настоящий аристократ!

Мужчина, обиженно поджав губы, продолжал:

– И вот, я утверждаю, что в этой женщине есть аристократизм, В крови, так сказать. Такой аристократизм есть у любой женщины здесь на ярмарке, только, может быть, ему надо дать проявиться.

Тон, каким были произнесены эти слова, развязность, небрежность, никак не вязались со смыслом.

Ведь в самом деле, Рэтт Батлер уловил в этой женщине какой-то скрытый аристократизм и внутреннее благородство, так терпеливо она сносила издевательства супруга, сносила их с достоинством.

Джентльмен с трубкой открыл рот, но так ничего и не сказал. Он скрестил ноги, сидя на складном кресле, и снова занялся своей трубкой, пристально всматриваясь в какую-то точку в пространстве.

А захмелевший молодой супруг, услышав столь неожиданную похвалу своей жене, широко раскрыл глаза, словно бы усомнившись, разумно ли он поступает, так относясь к обладательнице подобных качеств.

Он осмотрел свою жену с головы до ног так, словно она была товаром, выставленным на продажу, но его смущение было недолгим.

Он быстро вернулся к своим первоначальным убеждениям и довольно грубо сказал:

– Ну, так смотрите, господа, не упускайте выгодный случай, я готов выслушать, сколько вы мне предложите за это сокровище, – и он указал рукой за свою жену.

Та вспыхнула и, повернувшись к мужу, прошептала:

– Майкл, ты и раньше уже болтал на людях всякую чепуху. Твои шутки сделались совсем злыми. Шутка шуткой, но смотри, как бы ты не хватил через край.

Мужчина расхохотался.

– Я знаю, что говорю. Я тебя продам, только бы покупатель нашелся.

В эту минуту над присутствующими пролетела ласточка и стремительно закружила над головами, невольно приковав к себе взгляды.

Люди на мгновение замолчали, наблюдая за птицей, пока та не улетела.

Может быть, это помешало собравшимся ответить на предложение пьяного молодого мужчины, и разговор ненадолго оборвался.

Рэтт Батлер вздохнул с облегчением, ведь ему было нестерпимо жаль красивую молодую женщину.

Та скользила по присутствующим взглядом, словно бы пыталась найти поддержку, но единственный, кто за сегодняшний день сказал о ней хоть какое-нибудь хорошее слово – пожилой испитый джентльмен – тут же отвел глаза, встретившись с ее просительным взглядом.

А муж, успевший за эти секунды замешательства подлить себе еще виски в кашу, внезапно рассмеялся, вновь привлекая к себе всеобщее внимание.

То ли голова у него была такая крепкая, то ли он умело держал себя в руках, но мужчина не казался пьяным.

Он вновь подхватил прежнюю тему:

– Ну, так как же на счет моего предложения, господа? Эта женщина мне абсолютно ни к чему, кто польстится на нее? Она красива, знает толк в любви.

Присутствующие к этому времени явно захмелели, во всяком случае большинство из них, и теперь вопрос был встречен всеобщим одобрительным смехом.

Не смеялся лишь один Рэтт Батлер. Его глаза зло сузились.

Но если чего-нибудь в жизни и боялся Рэтт Батлер, так это показаться смешным в глазах окружающих. Он мог позволить себе все, но только не это. А ему было понятно, что если он вмешается, то и на него обрушится град насмешек.

А женщина зашептала что-то своему мужу умоляюще и встревоженно. Смех моментально стих. Всем было интересно узнать, что же собирается сказать женщина своему мужу.

– Идем, уже темнеет, Майкл.

– Хватит болтать!

– Если ты не уйдешь, то я уйду без тебя. Идем!

Она ждала, но тот не двигался.

Не прошло и пяти минут, как ее муж вновь вернулся к своему предложению. Сказалось наверное и то, что он успел за это время пропустить пару стаканчиков виски.

– Господа, я ведь задал вопрос, а ответа так и не получил. Есть здесь кто-нибудь из приличных людей, кто купит мой товар?

И тут в поведении женщины произошла перемена, и на ее лице появилось выражение сумрачной отрешенности.

– Майкл! Майкл, – сказала она, – это становится серьезным, слишком серьезным!

– Так желает кто-нибудь купить ее? – выкрикнул мужчина, поднимаясь из-за стола.

Женщина наклонилась, а потом внезапно отбросив назад волосы, выкрикнула:

– Хотела бы я, чтобы кто-нибудь меня купил!

– Я не шучу, – твердо заявила она. – Нынешний владелец мне совсем не по вкусу.

Ее губы расплылись в презрительной улыбке, она испепеляющим взглядом смотрела на мужа, но тому все было ни по чем.