Текст книги "Тайна Ретта Батлера"

Автор книги: Мэри Рэдклифф

ГЛАВА 2

Если подняться по реке на север от Саваны, то первым более-менее крупным городом по пути будет Чарльстон.

А если в парус дует попутный ветер, то дорога не займет много времени.

Все американские города тех лет были похожи друг на друга как родные братья. Их отличала только местность, где был построен город, название, да может быть, пара примечательных зданий.

Таких зданий в Чарльстоне было несколько. Особенно выделялась среди них постройка, принадлежавшая Чарльзу Батлеру.

В те времена еще ценились происхождение, родовитость. И этим-то Чарльз Батлер мог похвастать сполна – ему принадлежали огромные плантации, сотни рабов.

Но жизни в глуши Чарльз Батлер предпочитал жизнь в городе, пусть и не очень большом. В нем он мог блеснуть своим образованием, хорошими манерами и богатством.

Его дом располагался невдалеке от порта, и капитаны кораблей уже издалека могли видеть высоко вознесенную над соседними постройками красную черепичную крышу.

Практически, никакие пороки не были присущи Батлеру-старшему. Он не играл в карты, не изменял жене, никогда не сквернословил. Он был настоящим джентльменом с железной несгибаемой волей. Если он что-то решил, то так должно было быть до конца его дней. И не важно, разумным было его решение или же принятым в порыве чувств.

Чарльз Батлер был очень требовательным к себе и к другим. Он не допускал в своем доме ни малейшего непослушания и своевольства. К старшим сыновьям, а их у него было четверо, старый джентльмен не имел никаких претензий, они унаследовали все его добродетели, а пороков не приобрели.

Но зато постоянной тревогой старого седовласого Батлера был младший сын – Рэтт.

Неизвестно, что сыграло роковую роль. То ли чрезмерная любовь матери к младшенькому, то ли излишняя строгость и требовательность отца, но Рэтт вырос своенравным и распущенным юношей.

Конечно, он был благороден, хорош собой, владел всеми науками и умениями, считавшимися достойными молодого человека в те времена.

Он великолепно скакал верхом, без промаха стрелял из револьвера, играл в карты и мог очень много выпить почти не захмелев – это было полбеды, с этим старший Батлер смирился бы.

Но его младший сын не мог пройти или проскакать равнодушно мимо привлекательной женщины.

В неполные пятнадцать лет Рэтт Батлер соблазнил горничную-француженку, и его отцу Чарльзу Батлеру пришлось срочно выдавать ее замуж за конюха. Скандал замяли с помощью денег, да и никто в Чарльстоне не решился бы распускать сплетни про семью столь почтенного и богатого джентльмена.

Но Рэтт после этого не одумался, скорее наоборот. Он понял, что все в этой жизни можно решить с помощью денег.

А если деньги не помогают, то все проблемы решаются с помощью личной отваги и удали, с помощью метко пущенной пули.

Батлера-младшего не тянуло заниматься каким-нибудь определенным делом. Он брался за многое, но ему все быстро надоедало, и он вновь предавался развлечениям.

Сначала Чарльз Батлер смотрел на проделки своего сына сквозь пальцы – выкупал его долги.

Но Рэтт не чувствовал себя обязанным отцу, ведь за каждый заплаченный доллар ему приходилось рассчитываться долгими изнурительными часами душеспасительных бесед. А этого Рэтт не любил больше всего на свете.

Почти каждую неделю в богатых домах Чарльстона устраивались приемы, балы. Нужно же было как-то тратить деньги, полученные от продажи хлопка, от крупных торговых сделок.

И жизнь в Чарльстоне кипела, открывались все новые и новые салоны, деньги вкладывались в дело, приносили новые деньги, на них покупались наряды, шикарные экипажи. И каждый хотел выглядеть лучше другого, доказать, что и он чего-то стоит в этом мире.

Все соперничество сводилось к балам, охоте, игре в карты, где проигрывались целые состояния и имения.

Но все южане считали, что так оно и должно было быть. Вчера можно было быть нищим, а сегодня сказочно разбогатеть, поэтому все спешили насладиться жизнью, не откладывая приятное на завтрашний день.

В стремлении к удовольствию не было разницы между родовитым человеком и лишь вчера разбогатевшим торговцем.

Вот и сегодня в доме Чарльза Батлера готовились к приему гостей. Он давал большой бал и пригласил на него всех, кто имел хоть какой-нибудь вес в чарльстонском обществе.

Если мужчина может спокойно найти себе развлечение вне стен собственного дома, то для женщины балы оставались единственной отдушиной, где можно было блеснуть нарядами, украшениями, своими манерами.

И женщины старались как могли – потуже затягивали корсеты, выписывали из Старого Света самые дорогие наряды, пусть даже появлялись в них на людях всего лишь один раз.

Подготовка к балу занимала весь день. Тщательно укладывались волосы в замысловатые прически, слуги сбивались с ног, разыскивая какую-нибудь мелочь, утерянную хозяйкой.

Особенно старались молодые девушки, им хотелось выглядеть как можно более привлекательными.

Женщины в Чарльстоне были красивыми. Говорить о них – все равно, что говорить о небесах. Все они были чудесными, прекрасными как погожий день, старались быть вечно юными. Их щеки пылали румянцем, глаза сверкали, а руки казались выточенными из мрамора. Никогда их голос на людях не дрожал от гнева. Никогда их лоб не бороздили морщины. Никогда их нежные руки не становились шершавыми и грубыми.

Ради них возносились молитвы, вершились чудеса. Ради них дрались на дуэлях. И, если быть абсолютно честным, то только ради них и устраивались балы в Чарльстоне.

Самым большим грехом для южан считалось засидеться в девах. Именно поэтому и незамужние девушки, и их родители так тщательно готовились к балу, устраиваемому Чарльзом Батлером.

Сколько удовольствий таили в себе чудесные часы праздника, начиная с момента, когда хлопала пробка первой откупоренной бутылки шампанского и кончая последним взмахом смычка уже далеко за полночь, эти упоительные радостные часы, чудесные вина и тонкие яства, пленительная музыка, веселые спектакли и прекрасные живые картины, безумство и веселье головокружительных танцев.

Особенно чарующе женщины смотрелись на гладких полах огромного дома Чарльза Батлера.

Если где-нибудь на земле хранятся ключи от рая, то они находятся в руках у женщины.

Мужчинам стоило швырять золото к ногам прекрасных дам, чтобы только увидеть блеск в их глазах, пробудить веселье в их сердцах. Ради них стоило танцевать до тех пор, пока подошвы не отлетали от башмаков.

А музыкантам стоило играть, пока смычок не выпадал из онемевших рук.

Залы дома Чарльза Батлера приняли под свои своды прекраснейших женщин Чарльстона.

Там были и дочери богатых плантаторов, любительницы веселья и танцев, там были и дочери торговцев хлопком и веселые молодые люди, которые занимались торговлей и служили в посреднических конторах. Там были и молодые офицеры, и еще много-много других приглашенных.

Но настоящим украшением бала была Каролина Паркинсон. Знаменитая красавица, блиставшая на всех балах, она была настоящей королевой красоты.

Каролина, изъездившая вдоль и поперек все побережье и всюду принимавшая дань восхищения своей красотой, зажигавшая искру любви повсюду, где только ни появлялась, удостоила своим посещением праздник, устроенный старым Батлером.

Ее отец Джеймс Паркинсон, сорок лет тому назад приехавший в Америку бедняком, разбогател за несколько лет, сделался одним из самых влиятельных людей на всем восточном побережье. Он разбогател на торговле хлопком и теперь его корабли бороздили воды Атлантического океана, перевозя хлопок из Америки в Старый Свет, где его ждала текстильная промышленность Англии и Франции, А оттуда корабли возвращались с трюмами, набитыми мануфактурой и оборудованием для сельского хозяйства.

Дела старого Паркинсона шли как нельзя лучше и уже мало кто из родовитых людей Чарльстона решался вспомнить, что Джеймс Паркинсон даже не знает, кто его родители. А это во все времена считалось грехом. Но деньги Паркинсона делали свое дело. Его окружала роскошь и всеобщее уважение.

Среди его сыновей и дочерей многими можно было гордиться.

Но когда называли лучших из лучших, никогда не упускали случая упомянуть Каролину Паркинсон. Слава о ее победах гремела по всему побережью.

В то время ей было шестнадцать лет. Рассказывали шепотом о миллионах, которые бросались к ее ногам, о дуэлях и о стихах, слагаемых поэтами в ее честь.

Но Каролина обладала не только красотой, она была умна и образованна. Лучшие люди того времени находили удовольствие в беседе с ней.

В самом Чарльстоне, в этом глухом краю, Каролина появлялась не часто. Жизнь ее проходила в постоянных путешествиях. Ее отец, богач Джеймс Паркинсон, безвыездно жил с женой в огромном доме, а Каролина разъезжала со своими друзьями, гостила в богатых поместьях.

Отцу доставляло удовольствие рассказывать своим друзьям, как она сорит деньгами, тратя их на наряды и драгоценности.

Джеймс Паркинсон с женой жили счастливо, озаренные лучами блестящей славы Каролины.

Жизнь девушки была сплошным праздником и триумфом. Атмосфера вокруг нее всегда была насыщена любовью. Любовь была нужна ей как воздух, любовь была для нее хлебом насущным.

Сама она влюблялась часто, даже слишком часто, но никогда огонь страсти не был столь силен, чтобы в пламени его можно было бы выковать цепи, соединяющие навечно.

А когда у девушки спрашивали, почему она еще не вышла замуж, она весело хохотала и говорила:

– Я жду его, своего всесильного героя. До сих пор еще никто ради меня не взял приступом ни одного города, не покорил ни одной вершины. Все, кто приходит ко мне, обычно были кротки и смиренны, без страсти во взоре, без смятения в сердце. А я жду того героя, который заставит меня забыть себя самое. Я хочу испытать такое сильное чувство, чтобы мне самой трепетать перед ним. До сих пор мне знакома такая любовь только по книгам.

Присутствие Каролины Паркинсон всегда оживляло беседу, вино становилось еще слаще и крепче. Ее пламенная душа вдохновляла музыкантов, и танец был стремительнее там, где проносилась ее изящная фигурка. Она блистала в живых картинах, она придавала остроту спектаклям, а ее дивные губы…

Вот о ее губах говорили много. Мужчины восхищались их пунцовым цветом, очертанием ее рта и немного вздернутым носиком.

Рэтт Батлер, конечно же, был наслышан о прелестях Каролины Паркинсон. Он даже пару раз пытался завести с ней разговор, но Каролина вела себя по отношению к нему довольно надменно.

И поэтому Рэтт старался не показывать своим друзьям, что Каролина ему не безразлична. В глубине души он знал, что сможет добиться своего, если только захочет.

Но раньше времени Рэтт никогда не хвалился.

И вот удобный случай представился.

Бал, устроенный его отцом.

Каролина Паркинсон сияет в их доме.

Чарльз Батлер был немного старомоден и не любил отступать от своих привычек. Он решил устроить на балу небольшой спектакль, живые картинки, как называл их сам почтенный джентльмен. Молодежь поддержала его, на конюшне были изготовлены декорации.

Неизвестно почему, но Чарльз Батлер пожелал поставить сцены из «Дон Жуана». По-видимому на этом настояла молодежь, ведь им нравились подобные спектакли. Старый джентльмен только покачал головой и согласился:

– Если вам нравится, то делайте. Я не против.

И вот в театре, устроенном в самом большом зале его дома, сидело около пятидесяти человек гостей и все смотрели, как на сцене по темному ночному небу Испании плывет золотая луна.

Дон Жуана взялся изображать Рэтт. Скорее всего потому, что этот герой был близок ему по духу.

Женщину, соблазняемую Дон Жуаном согласилась изобразить Каролина Паркинсон.

… Дон Жуан, крадучись, пробирался по улицам Севильи и остановился под увитым плющом балконом.

Он был переодет монахом, но из-под монашеского одеяния выглядывало золотое шитье и блестящий клинок шпаги.

Переодетый монах пел:

 
Я не лобзаю уст прекрасных.
Искристый виноградный сок
в бокалах тонких не вкушаю.
И ни призывы взглядов страстных,
ни яркий пламень нежных щек,
что взор мой нехотя зажег,
покой души не нарушает.
Молю, сеньора, на балконе
не появляйтесь предо мной,
блеск красоты меня смущает.
Я поклоняюсь лишь мадонне.
На мне монаха плащ простой
и ковш с холодною водой
меня в печали утешает…
 

Когда Рэтт, изображавший Дон Жуана умолк, на балконе появилась Каролина Паркинсон, одетая в черный бархат и кружева.

… Она перегнулась через решетку балкона и запела сдержанно и немного насмешливо:

 
Зачем вы здесь в полночный час?
Уж не молитвы возносить,
святой отец, сюда пришли вы?..
 

Потом Каролина внезапно изменила тон и продолжала уже с неподдельным чувством:

 
О, нет! Беги! Увидят нас,
ведь шпаги под плащом не скрыть
и звона шпор не заглушить
псалмам твоим благочестивым…
 

И лишь прозвучали эти слова, Рэтт-монах сбросил свое монашеское одеяние и оказалось, что под балконом стоит младший Батлер в костюме испанского гранда, расшитом шелком и золотом. Не слушая предостережений красавицы, он влез по столбу на балкон, перескочил через ограду и согласно сценарию упал на колени к ногам прекрасной Каролины…

Тут чуть не произошло непоправимое. Балкон, наспех сколоченный плотником, зашатался и чуть не рухнул.

Рэтт, ухватившись одной рукой за перила, а второй за стену, не дал упасть Каролине, хотя та с неприкрытым испугом взвизгнула.

Но все обошлось, и в зале раздались аплодисменты и хохот, ведь южане не привыкли скрывать свои чувства. И если их что-то веселило, то они хохотали от души.

Наконец, справившись с замешательством, Каролина, благосклонно улыбаясь, протянула Рэтту руку для поцелуя. И в то время, когда молодые люди, не отрываясь, смотрели друг на друга взорами, полными страсти, занавес медленно опустился…

Перед Каролиной стоял на коленях уже не Дон Жуан, а Рэтт Батлер. Его тонкие губы под темными усиками улыбались, а в выразительном взгляде искрились озорство и ум.

Этот взгляд умолял, но в то же время требовал своего. Рэтт был гибок, силен, полон огня и очарования.

Пока занавес поднимался и опускался, молодые люди продолжали оставаться все в том же положении.

Глаза Рэтта Батлера приковывали к себе Каролину Паркинсон. Они продолжали умолять и в то же время требовать.

Наконец аплодисменты смолкли, занавес замер опущенным. Никто, как казалось тогда Каролине и Рэтту не смотрел на них.

Тогда Каролина сама нагнулась и поцеловала Рэтта. Она сама не понимала, как это случилось, но она не могла не поцеловать молодого человека. А он, крепко обхватив ее, не отпускал, и она целовала еще и еще.

Наверное, виною такого поведения Каролины были прекрасно сделанные декорации, лунный свет, кружевная мантилья, богатый костюм, пение и аплодисменты зрителей. Сама молодая девушка как бы даже и не хотела этого.

В тот вечер управлять занавесом поручили одному из самых расторопных слуг в доме Батлеров, а он был очень чувствительный. От сентиментальных сцен слезы у него постоянно навертывались на глаза, а на губах появлялась грустная улыбка. Он вечно был погружен в воспоминания и мало обращал внимания на то, что делается вокруг него, он не умел трезво судить о жизни.

Увидев, что Рэтт и Каролина приняли новое положение: принялись целоваться, он решил, что это относится к следующей сцене и поднял занавес.

Молодые люди на балконе заметили это только тогда, когда до них вновь донесся гром аплодисментов.

Каролина вздрогнула и хотела убежать, но Рэтт удержал ее, да и убегать было некуда – балкон был приделан к стене, а приставную лестницу расторопный слуга убрал, лишь только Каролина Паркинсон забралась на свое место.

Рэтт Батлер прижал Каролину к себе и прошептал:

– Не двигайся, они думают, что это продолжение спектакля, продолжение живых картин.

Рэтт почувствовал, как девушка вся дрожит и как жар поцелуев постепенно угасает на ее устах.

– Не бойся, – прошептал он, – прекрасные губы имеют право на поцелуи.

Им пришлось оставаться в том же положении, пока занавес поднимался и опускался – и каждый раз сотня глаз смотрела на них, и зрители неистово аплодировали им, ибо зрелище юной красивой пары, олицетворяющей счастье любви, радовало глаз.

Никто и не подозревал, что поцелуи эти не были предусмотрены в постановке, никто и не предполагал, что Каролина дрожит от смущения, а Рэтт Батлер – от возбуждения. Никто не думал, что все это абсолютно не относится к постановке живой картины.

Тут занавес опустился окончательно, слуга принес лестницу, и Рэтт Батлер, галантно подав руку, помог Каролине Паркинсон спуститься на пол.

Они остались вдвоем. Казалось, что все о них забыли.

Каролина схватилась за голову.

– Я сама себя не понимаю, – сказала она.

– И не стыдно тебе, Каролина, целовать, тем более так страстно, меня, Рэтта Батлера, – шутил Рэтт, гримасничая и разводя руками.

– Боже мой, какой позор!

Каролина стояла, обхватив голову руками, как будто в самом деле произошло что-то непоправимое.

Но Рэтт Батлер был настолько весел, что и Каролина не смогла удержаться от смеха.

Всякий знает, что против Рэтта Батлера не устоять.

– Я грешна не больше, чем остальные, – засмеялась девушка.

Они договорились ничем не выдавать себя и делать вид, будто ничего не произошло.

– Могу я быть уверена, Рэтт, что никто и никогда не узнает о моей слабости? – спросила она, прежде чем снова выйти в зал к гостям.

– Каролина, ты можешь быть абсолютно спокойна, испанские гранды умеют хранить тайны, я ручаюсь за это.

– Но это испанские гранды, – улыбнулась девушка, – а ты Рэтт Батлер, и у тебя репутация не из лучших.

Она опустила глаза, странная усмешка мелькнула на ее устах.

– Я тоже умею хранить молчание, – улыбнулся Рэтт.

– А если гости все же узнают правду, что тогда подумают обо мне? – спросила девушка.

– Никто ничего не подумает, ведь все прекрасно знают, что поцелуи еще ничего не означают. Все уверены, что мы исполняли свою роль и продолжали игру.

– Но ведь достаточно одного неосторожного слова… – заметила Каролина, – к тому же, кто-нибудь из гостей может догадаться и сказать моему отцу.

– Я не дам к этому повода, – заверил ее Рэтт, – но надеюсь, правда, что поцелуи – это только начало, возможно и продолжение.

Каролина отрицательно покачала головой.

– Все это было лишь минутной слабостью и не больше, Рэтт, продолжения не будет.

– Очень жаль, что ты так думаешь, Каролина, но я уверен в другом.

Она не поднимала глаз. Но все же еще один вопрос сорвался с ее уст, на которых застыла натянутая улыбка.

– А ты сам, Рэтт, что ты думаешь об этом?

– О чем?

– О том, что произошло.

– Так ведь ничего не произошло.

– Как это ничего, ведь я тебя поцеловала.

– Я уже сказал все, что думаю об этом.

– Нет, ты сказал лишь то, что я ожидала от тебя услышать. А что ты подумал, когда я нагнулась к тебе и поцеловала?

Рэтт стоял задумавшись, не зная что сказать: правду или ложь.

– Ну все-таки, Рэтт, что ты думаешь?

– Я думаю, что ты, Каролина, влюблена в меня, – Рэтт попытался отделаться шуткой.

Но та сделалась серьезной.

– Оставь эти мысли, – улыбнулась она, – а то мне придется проткнуть тебя испанским кинжалом, чтобы разубедить, – и она извлекла из ножен бутафорский кинжал.

– Это страшное оружие, – покачал головой Рэтт, – особенно в твоих руках.

– Ну так вот, значит брось думать об этом.

– Недешево же обходятся поцелуи, – заметил Рэтт, – неужели твой поцелуй, Каролина, стоит жизни?

Как молнии сверкнули глаза Каролины и их блеск ощущался словно удар настоящего кинжала. Но девушка быстро совладала с собой и вновь улыбнулась.

– Это всего лишь ребячество, – сказала она, беря Рэтта под руку, – тем более, я уверена, что тебя целовали до меня десятки девушек.

– Не десятки – сотни, – уточнил Рэтт.

– Тогда тем более. Ты очень распущенный тип.

– Наверное, ты, Каролина, хочешь меня уверить, что тебя никто не целовал кроме матери перед сном?

– Я подобного не говорила.

Даже не сняв театральных костюмов, они появились в зале, вновь вызвав всеобщий восторг.

Все восхищались их непринужденной игрой, никто ничего не подозревал.

Танцы возобновились, но Рэтт куда-то пропал. Каролина искала его взглядом, но того нигде не было.

Рэтт все еще ощущал прикосновение ее губ к своим губам, но вспомнив предупреждение девушки, побоялся хоть как-то скомпрометировать ее. Из зала для танцев он отправился в комнату, где курили пожилые мужчины, и занял место за одним из игорных столов.

Случилось так, что он оказался за одним столом с отцом Каролины Джеймсом Паркинсоном, который играл в покер. Перед ним на столе лежала груда золотых монет. Игра шла вовсю.

Рэтт Батлер переждал, пока окончится кон и занял место вконец проигравшегося мелкого торговца.

Рэтт придал игре еще больший азарт. На столе появились банкноты, и груда денег перед и без того богатым Джеймсом Паркинсоном продолжала расти.

Но и перед Рэттом Батлером росла груда монет и банкнот.

Игроки выбывали один за другим и в итоге Джеймс Паркинсон и Рэтт Батлер оказались единственными, кто не собирался сдаваться. Они играли довольно долго, и удача в этот день сопутствовала то одному, то другому. Она как бы не могла выбрать, на ком остановиться. Никто из игроков – ни Джеймс Паркинсон, ни Рэтт Батлер – не проигрывались до последнего. Всегда оставались деньги на следующий кон, и груда монет и ассигнаций переходила из рук одного игрока в руки другого.

Наконец Рэтт Батлер почувствовал, что время настало.

Молодость победила преклонный возраст.

Джеймс Паркинсон позволил себе на какую-то минуту расслабиться и, удачно обменяв карты, Рэтт Батлер получил на руки почти беспроигрышную комбинацию.

Весь выигрыш Джеймса Паркинсона перешел в руки Рэтта Батлера.

– Такое со мной впервые! – со смехом воскликнул богатый торговец и плантатор, проиграв все, что у него было и в бумажнике, и в кошельке. – Как же нам теперь быть? Я банкрот, а ведь я никогда не играю на деньги, взятые взаймы, это я обещал священнику.

Джеймс Паркинсон с трудом скрывал свое огорчение. Ведь он великолепно играл в карты, а тут двадцатилетний парень так ловко его обыграл.

– Но ведь я тоже не могу отпустить вас просто так! – воскликнул Рэтт Батлер. – Не могу же я позволить себе, выиграв все ваши деньги, встать из-за стола!

Присутствующие задумались, пытаясь найти выход. Кто-то предложил съездить в дом Паркинсона, привезти еще денег.

Но тот сразу же отверг подобное предложение.

– Это то же самое, что взять взаймы. Я должен закончить игру.

– Нет-нет, – запротестовал Рэтт Батлер, – я не могу себе такого позволить.

Наконец-то нашелся выход. Джеймс Паркинсон вытащил золотые часы и поставил их на кон.

– Ведь я же не обещал священнику, что не буду играть на вещи! – радостно сообщил присутствующим Джеймс Паркинсон – и карты были розданы.

Рэтт Батлер даже не хотел выигрывать. Он решил проиграть гостю.

Но судьба словно смеялась над ним, и часы перешли в его руки.

Джеймс Паркинсон уже собирался поставить на кон свой экипаж, в котором приехал на бал, как его остановил один из его приятелей.

– Джеймс, поставь что-нибудь такое, на чем бы ты смог отыграться.

– Что же? – изумился пожилой джентльмен.

– Когда игра не клеится, нужно поставить на кон что-нибудь необычное, такое, на что ты никогда не играл, – посоветовал приятель. – Поставь что-нибудь, что стоит для тебя больше, чем все, что ты имеешь, чем сама жизнь, и тогда к тебе вернется удача.

Разгоряченный азартом Джеймс Паркинсон выкрикнул:

– А черт его знает, что мне такое поставить!

Подогретые игрой и выпивкой мужчины громко смеялись, все казалось им шуткой.

– Поставь на свою дочь, поставь на Каролину, мы думаем, что она принесет тебе удачу, – подзадоривали Джеймса Паркинсона собравшиеся вокруг стола. – Ну, что же ты думаешь?

Джеймс Паркинсон сидел в раздумье. Предложение, каким бы диким оно ни казалось на первый взгляд, все-таки было реальным. Ведь приняв его, он не нарушил бы обещания, данного священнику.

Рэтт Батлер с серьезным видом обратился к своему противнику.

– На это, мистер Паркинсон, вполне можете ставить, – сказал он и рассмеялся. – Таким выигрышем я все равно никогда не смогу воспользоваться. Ведь это всего лишь шутка, которая поможет закончить игру, иначе мы с вами никогда не сможем подняться из-за стола.

Богатого Паркинсона такое предложение Рэтта рассмешило.

Вообще-то он терпеть не мог, когда за карточным столом упоминалось имя его дочери, но это предложение было настолько сумасбродным, что невозможно было на него рассердиться. Проиграть собственную дочь было невозможно и именно поэтому Джеймс Паркинсон решил поставить ее на кон.

Но тут вмешался приятель мистера Паркинсона.

– Погодите, я не совсем понимаю, что значит поставить Каролину на кон? Ведь ты можешь и проиграть, а что же тогда делать с выигрышем молодому Батлеру?

– Попросить у меня руки моей дочери, и я сразу же соглашусь.

– Возникнет проблема с Каролиной – вдруг она не согласится быть проигранной? – уточнил приятель торговца.

– Ну, тогда это станет проблемой молодого Батлера, – рассмеялся мистер Паркинсон, – к тому же партия, по-моему, совсем недурна. Честно говоря, я об этом раньше не задумывался, но если вы вдвоем с Каролиной попросите меня, то я дам вам благословение.

Рэтт рассмеялся и подвинул на середину стола весь свой выигрыш.

Игра возобновилась. И вновь повезло молодому Батлеру, хоть он и не прилагал к этому никаких усилий. Судьба улыбалась ему, хотел он этого или нет – наверное, таким уж он родился – он выиграл.

Джеймс Паркинсон поднялся из-за стола. Ему сегодня решительно не везло, и он понимал, что против неудачи ничего не поделаешь, даже если поставишь на кон собственную дочь.

Все посмеялись над тем, что произошло. Ведь в самом деле, теперь Рэтту Батлеру оставалось одно: добиться благосклонности самой красивой девушки на побережье, а в такую возможность не верил никто из присутствующих.

Все знали, что Каролина была горда и неприступна.

Но только один Рэтт знал, что стоит ему захотеть – и Каролина окажется в его руках. Правда, его смущало условие игры, ведь Джеймс Паркинсон обещал дать благословение на брак, а вот жениться Рэтт Батлер не собирался ни при каких обстоятельствах ни сейчас, ни потом.

Время шло, уже было далеко за полночь, поблекли лица прекрасных женщин, локоны начали развиваться, шикарные платья измялись.

Пожилые дамы поднялись с диванов и объявили, что бал длится уже двенадцать часов и пора разъезжаться по домам. Они потащили за собой своих мужей…

Чудесный праздник должен был окончиться, и Чарльз Батлер приказал музыкантам играть прощальный танец.

У крыльца уже стояли экипажи, пожилые дамы прощались с подругами, а вот молодежь никак не могла оставить танцы. Танцевали вдвоем и вчетвером и все вместе, встав в круг и взявшись за руки. Танцевали как одержимые. Лишь только какая-нибудь девушка оставалась без своего кавалера, как ее подхватывал другой.

И даже Рэтт Батлер, который совсем не собирался танцевать и был изнурен продолжительной игрой, был вовлечен в общий вихрь танца.

Едва коснувшись женской талии, он тотчас сбросил с себя усталость. Ему захотелось, чтобы в жилах вновь забурлила радость жизни, он хотел оставаться таким же веселым и беспечным как все остальные. И он танцевал так, что стены завертелись у него перед глазами и мысли перемешались.

Он сменял в танце одну партнершу за другой, и вдруг широко раскрыл глаза.

«Что это? Что за даму я выхватил из толпы танцующих? Она легка и гибка, и я чувствую, как от нее ко мне тянутся огненные нити страсти. Да это же Каролина!»

Пока Рэтт Батлер танцевал с Каролиной Паркинсон, сам старый мистер Паркинсон уже сидел в экипаже, а рядом с ним стоял приятель, предложивший во время игры поставить торговцу на кон собственную дочь.

Джеймс Паркинсон был страшно недоволен, что ему приходится так долго ожидать Каролину. Он был явно раздражен, то и дело вытирал вспотевшее лицо носовым платком и уже не скрывал своей досады.

Масла в огонь, к тому же, подливала его жена. Она не так уж часто видела собственную дочь, чтобы допустить подобное. Ведь Каролина приехала в Чарльстон, чтобы повидать мать и отца, а тут ее невозможно вытащить с бала.

Не зная, что сказать, приятель торговца бросил:

– А тебе, Джеймс, наверное, не стоило бы проигрывать Каролину в карты, – сказал мужчина, хоть сам и посоветовал другу поставить дочь на кон.

– Что? – изумилась мать Каролины.

Джеймс Паркинсон бросил:

– Молчи, не твое дело, – и зло посмотрел на приятеля, – это была всего лишь шутка.

Но тот слишком много выпил, чтобы быть способным молчать.

– А знаешь, Джеймс, – не унимался он, – поцелуи ведь не входили в постановку живых картин.

Джеймс Паркинсон просто взбесился. Он оттолкнул своего приятеля и бросился назад в дом. Остановился в зале для танцев и с изумлением увидел, что его дочь танцует с Рэттом Батлером в каком-то бешеном исступлении.

Несколько минут Джеймс Паркинсон смотрел на них, затем повернулся и вышел из зала, оставив Каролину танцевать. С силой хлопнув дверью, он спустился по лестнице, сел в экипаж, где его ожидала жена, и несмотря на все ее протесты уехал домой, оставив дочь в чужом доме.

Когда же Каролина кончила танцевать и спросила, где ее родители, то оказалось, что они уже уехали. Узнав об этом, девушка ничем не выдала своего недоумения. Она молча оделась и вышла.

Другие девушки, которые одевались внизу, прощались с хозяевами и думали, что она уехала в своем собственном экипаже.

А Джеймс Паркинсон, приехав домой, страшно разозлился на самого себя. Но это был не тот человек, который может обратить злобу вовнутрь. Он выплеснул ее на окружающих.

Для начала Джеймс Паркинсон налил себе стакан виски и залпом осушил его. И лишь после этого на душе у него отлегло, и он накинулся на слуг. Те, не понимая в чем дело, бросились исполнять его нелепые указания. Мистер Паркинсон приказал запереть в доме все ставни, двери и никого больше не впускать.

Миссис Паркинсон сперва пыталась урезонить мужа:

– Что ты делаешь, Джеймс? – причитала она. – Ведь Каролина осталась одна, без слуг, без экипажа, как же она доберется домой?

– А это не твое дело! – кричал Джеймс. – Я что хочу, то и делаю. Какого черта она целовалась с этим Рэттом Батлером, да еще при всех?

– Опомнись, что ты говоришь! Ведь это был спектакль.

– Спектакль? Какой к черту спектакль! – кричал мистер Паркинсон, ударяя кулаком по столу. – Они целовались на виду у всех, у всего города! Как я завтра смогу смотреть людям в глаза?

– Но ведь ты сам виноват, ведь ты проиграл собственную дочь в карты! – не унималась женщина.

Она поражалась собственной смелости, потому что южанки во всем должны были слушаться своих мужей – и это считалось одной из главных добродетелей женщин юга. Но тут миссис Паркинсон не могла удержаться.

На ее глазах заблестели слезы.

– Ступай к себе в спальню и сиди там! – приказал мистер Паркинсон.