Текст книги "Тайна Ретта Батлера"
Автор книги: Мэри Рэдклифф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
Как загнанный зверь, Мигель озирался, но уже не имел сил огрызаться.
И молчать было плохо, и говорить было нельзя, поэтому Мигель Кастильо чувствовал себя как зверь, загнанный в ловушку.
Если бы у него был хоть час или даже полчаса времени, он обязательно что-нибудь придумал бы.
Но времени у него не было.
На него, как огромная черная скала, надвигался Фред с занесенным для удара кулаком. А за спиной Фреда покуривал сигару Гарри Купер, выпуская изо рта тонкой струйкой голубоватый дым.
Мигель видел подошвы его сапог и даже мог посчитать количество гвоздей в подковах. Но от этого ему не становилось легче.
«Дьявол, – подумал он, – вот если бы в тебя всадить столько пуль, сколько гвоздей в твоих подковах, тогда бы ты замолчал на всю жизнь. А уж с этим верзилой я бы расправился. И не с такими доводилось расправляться, Ведь по роже видно, что недоумок, обыкновенный мордоворот. И единственное, что он умеет, это колотить тех, кто слабее его, особенно, когда у него на поясе висит револьвер, а я безоружен.
Встретился бы мне этот мерзавец где-нибудь на пустынной дороге или на улице, я бы ему показал. Ну, ничего…»
Мигель Кастильо все еще надеялся на спасение. Может, Рэтт Батлер спасет его?
Но надежды с каждой секундой таяли, как весенний снег под горячими лучами солнца.
«Дьявол, дьявол, что же мне делать?»
– Господи, помоги мне, – прошептала Мигель Кастильо.
– Ты что-то сказал? – склонился к нему Фред.
Мигель Кастильо поднял к нему голову и плюнул в лицо.
Тот оторопел, он не ожидал ничего подобного от полумертвого Мигеля Кастильо.
Гарри Купер, увидев это, ухмыльнулся.
– Я же говорил тебе, Фред, он крепкий мужик и к побоям привычный. За то, как он держится, его можно уважать.
Фред замер на месте. Только его обширная грудь тяжело вздымалась, как кузнечные меха. Казалось, он набирал в себя как можно больше воздуха, чтобы обрушиться всей своей мощью на поверженного Мигеля Кастильо.
От напряжения на лбу у него вздулись толстые жилы, кулаки тряслись. Он вытер плевок со своего лица.
– Ну, мексиканская свинья, сейчас ты у меня зальешься кровью. Ты будешь харкать кровью. Ты сейчас проглотишь все свои зубы. Все до единого, я тебе обещаю. Ты откусишь свой гнусный язык.
– Э-э, Фред, осторожнее. Язык этого мерзавца мне нужен. Если он откусит язык, то тогда он, действительно, ничего не скажет. А мне нужно, чтоб сказал. Так что, будь поосторожнее.
Казалось, Фред не слышал слов своего главаря. Он надулся и как лев, приготовился к прыжку.
Мигель Кастильо зажмурил глаза.
Если бы он мог превратиться во что-нибудь маленькое и незначительное, то он просочился бы в щель в полу или между дубовыми панелями стены.
Но он ничего не мог поделать.
Единственное, что ему оставалось – это огрызнуться и, набравшись терпения, выносить побои дальше.
Мигель чувствовал, что скоро может сломиться. Ведь жажда жизни у любого человека все же хоть чуть-чуть, но сильнее желания обладать даже несметными богатствами.
И он, хотя и был патологически жаден, но исключения из общего правила не составлял.
Мигель поднял разбитые израненные руки и закрыл ими лицо.
– Начинай, – коротко бросил Гарри.
От этого одного слова Фред сорвался с места и, как гигантская волна, обрушился на Мигеля Кастильо.
Он наносил удар за ударом.
Казалось, что под его кулаками не живое существо, а тряпичная кукла.
Он бил и бил, потом отошел на два шага, чтобы перевести дыхание, набрать воздуха и вновь броситься на свою жертву.
А Мигель Кастильо уже едва дышал, и время от времени терял сознание…
А когда приходил в себя, то тут же кулак Фреда летел ему в лицо.
Голова, казалось, отрывается от тела… Затылок глухо ударялся о стену… Из рта пошла кровь…
«Только бы продержаться… только бы продержаться… еще несколько секунд… Господи, помоги… Чтоб вы сдохли, звери, мучители, сукины дети, мерзавцы».
– Господи, помоги! – ему казалось, что он кричит, но из его рта вырывались какие-то нечленораздельные отрывистые звуки, больше похожие на хруст, крякание и мычание.
– Послушай, Фред, может тебе подбросить его пару раз к потолку? И пусть он шлепнется на пол. Мне кажется, это освежит ему мозги. И может, даже развяжет язык. Что-то он совсем неразговорчивый стал. Даже клясться перестал.
– Что ж, – прорычал Фред, хватая Мигеля и поднимая с пола, – будешь говорить, мексиканская свинья?
Хоть Мигель Кастильо и был довольно плотный мужчина, но Фред легко поднял его над собой и застыл, держа в воздухе.
– Может, грохнуть его пару раз головой в потолок? – обернувшись к Гарри, спросил Фред.
– Смотри сам.
– Я думаю, это поможет.
И Фред ударил головой Мигеля о потолок.
Казалось, что от этого удара сломалась шея. Такой страшный был грохот.
– Наверное, сейчас заговорит, – сказал Гарри Купер.
И, затянувшись сигарой, выпустил тонкую струйку дыма в лицо Мигелю Кастильо и тихо проговорил:
– А если не начнешь, мексиканец, то потом будешь очень долго об этом сожалеть. Хотя нет, не очень долго, завтра поутру тебя вздернут на площади в этом забытом Богом месте. И даже твой брат не узнает о том, что тебя повесили…
Мигель Кастильо крутил головой, пытаясь заглянуть в лицо Фреду.
Но когда ему удалось прийти в чувство, огромный кулак Фреда ударил его в живот. Если бы Мигель стоял, то он бы тут же сломался пополам, но поскольку мексиканец находился в подвешенном состоянии, то его колени рванулись вверх и он скорчился, продолжая висеть в воздухе.
И тогда Фред отпустил его.
Мигель, как мешок с мукой, глухо ударился об пол и замер, на этот раз уже без всякого притворства.
Фред и Гарри переглянулись.
Подручный ожидал приказания.
Он не решался ничего делать самостоятельно.
Гарри вздохнул, попивая виски. Он не спешил давать советы, ведь Фред в таких делах был очень опытен.
– Поступай по своему усмотрению, Фред, только помни, он должен заговорить.
– Понял.
Верзила взял кувшин с водой и принялся лить ее тонкой струйкой прямо в ухо Мигелю Кастильо.
Холодная вода привела того в чувство.
Он вздрогнул и зашевелился, а потом пополз по полу, словно бы пытался убежать от своих мучителей.
Фред и Гарри молча смотрели на то, как Мигель подбирается к столу. Цепляясь за его край, мексиканец смог подняться на ноги и встав, пошатывался из стороны в сторону.
– Ну что, будешь говорить? – спросил Гарри.
Мигель набрал полные легкие воздуха, но беззвучно выдохнул и сплюнул кровью на пол.
– Учти, это только начало.
Мигель покрутил головой, пытаясь привести себя в чувство.
Фред плеснул ему в лицо водой, и Мигель, отфыркиваясь, часто заморгал.
– Так будешь ты говорить?
– Хорошо, Гарри, – предупредительно подняв руку, произнес Мигель, – я скажу тебе все, что слышал от Билла Карлсона.
– Интересно! – Гарри Купер забросил ноги на стол и раскурил сигару.
И в этот момент Мигель, собрав все свои силы, бросился на него, пытаясь вырвать револьвер из кобуры.
Тяжелый кулак Фреда настиг его в воздухе, припечатав лицом к столу.
Но Мигель все-таки нашел в себе силы, чтобы перевернуться на спину и мертвой хваткой вцепился Фреду в горло всей пятерней.
Верзила захрипел, но продолжал держать Мигеля за плечи.
Тогда мексиканец, уже крича от боли, принялся прямо-таки рвать горло Фреду. Тот, лишь судорожно вдыхая воздух, высвободил левую руку и перехватил Мигелю запястье. Он пытался оторвать руку мексиканца от своего горла, но Мигель держал ее намертво.
А Гарри Купер не спешил на помощь своему помощнику. Он мирно покуривал сигару, даже не убрав ноги со стола.
Фред, хрипя, схватил запястье Мигеля двумя руками. Так ему удалось высвободить свою шею.
Подобного обращения с собой Фред стерпеть не смог. Он наотмашь ударил Мигеля по голове, а потом, схватив за плечо, сбросил со стола и несколько раз ударил носком сапога в пах.
Мигель, корчась, крутился на полу, а Фред, как бы дразня его, занес ногу для следующего удара.
– Погоди, Фред, – остановил его Гарри, – может быть, наш друг одумался и кое-что вспомнил?
Мигель, тяжело хрипя, сел на полу. Кровь лилась из разбитого носа, лопнувшая губа начинала синеть и кровоточила.
Мексиканец ощупал свое лицо, словно оно принадлежало кому-то другому.
– Хорошо, Гарри, я тебе скажу.
– Я уже слышу от тебя это не в первый раз, но, по-моему, в твоих же интересах рассказывать побыстрее.
– Но ведь ты же, Гарри, убьешь меня, лишь только я тебе расскажу правду.
Гарри Купер пожал плечами.
– Ты, конечно, волен думать, как тебе заблагорассудится, но я человек слова и обещаю: я убивать тебя не собираюсь. И Фред тебя не убьет, – словно бы уловив мысль мексиканца, добавил Гарри Купер.
Мигель невесело усмехнулся.
– Я не верю тебе, Гарри.
– Как хочешь. Так что тебе сказал Билл Карлсон о деньгах?
– Так ты и об этом знаешь, – вздохнул Мигель Кастильо.
– Конечно, иначе бы я не разговаривал с тобой. Давай, выкладывай, что ты услышал от умирающего сержанта.
– Эх, наверное, придется тебе все сказать, – махнул рукой Мигель Кастильо. – И, чувствую, не бывать мне богатым, ведь ты не поделишься со мной, Гарри.
– Это точно, тут я не буду тебя обманывать. Твоих денег из этих двухсот тысяч нет ни одного доллара.
– Тогда мне нечего тебе сказать, – произнес Мигель Кастильо и закрыл глаза, ожидая удара.
Но сколько он ни ждал, никто его не трогал.
Просидев так минут пять, мексиканец открыл сначала один глаз, а потом и второй.
Гарри Купер, улыбаясь, смотрел на него.
– Жить тебе, Мигель, осталось не более получаса. Ведь если ты разучился говорить, значит, ты мне ни к чему, зато Фред не разучился бить.
Фред, не ожидая дальнейших распоряжений, схватил Мигеля за шиворот, подтащил к стене и принялся колотить головой о дверной косяк.
Мексиканец лишь жалобно выл, пытаясь закрыть лицо руками.
Но каждый раз Фред, перед тем как стукнуть его о косяк, отводил его руки в сторону.
И вскоре все лицо Мигеля превратилось в кровавое месиво.
– Значит, ты не будешь говорить… – произнес Гарри Купер, подходя к полуживому мексиканцу.
Тот немного приподнял голову и отрицательно покачал головой.
– Вылей на него немного воды, пусть придет в себя.
Фред бросил Мигеля на пол и вылил на него остатки воды. Отфыркиваясь, плюясь кровью, Мигель встал на четвереньки.
– Ну, так я тебя слушаю.
– Билл Карлсон сказал мне, – прохрипел Мигель Кастильо, – что двести тысяч долларов жалованья для кавалерии он закопал на кладбище.
Мигель замолчал.
Гарри Купер, склонив голову набок, укоризненно покачал головой.
– Знаешь, приятель, сказав «а», нужно произнести «б». Давай, договаривай, что за кладбище?
Но жадность у мексиканца была сильнее желания жить, и он отрицательно замотал головой.
– Ну что ж, Мигель, пока еще мы с Фредом обходились с тобой по-хорошему, а сейчас придется перейти к другим методам.
Мигель Кастильо вновь отрицательно покачал головой, показывая, что ему уже все равно.
– Э-э, нет, напрасно ты так думаешь. Знаешь, что сейчас сделает Фред?
Мигель вновь замотал головой, пытаясь прийти в чувство.
– Ты не знаешь, а Фред большой мастер. Вначале он выдавит тебе правый глаз, потом левый. И знаешь, амиго, мы, пожалуй, вначале выдавим тебе левый глаз, потом правый.
– Нет, не надо, – прохрипел Мигель Кастильо.
– Почему не надо? Очень даже надо. Потом мы отрежем тебе уши, нос, потом пальцы на правой, руке, пальцы на левой, потом… В общем, мы отрежем все, что можно отрезать мужчине, только не будем трогать твой вонючий мексиканский язык, ведь ты обязательно скажешь нам все, что знаешь о деньгах. Я правду говорю, амиго?
Мигель на этот раз кивнул головой.
– Ну вот, договорились, наверное, не придется кромсать тебя. Говори, на каком кладбище закопано золото?
– Нет! Нет! – закричал Мигель Кастильо, пытаясь встать. – Не достанутся, Гарри, тебе эти деньги. Они мои! Мои! У меня никогда не было таких денег, они мои.
– Значит, ты не хочешь сказать. Ну что же, Фред, давай, – и Гарри щелкнул пальцами.
Этот негромкий щелчок прозвучал как пушечный выстрел.
Мигель на четвереньках пополз, пытаясь спрятаться под столом. Но тяжелый кованый башмак Фреда откинул его в сторону.
В груди у Мигеля что-то оторвалось и изо рта хлынула кровь.
– Значит, говорить мы не собираемся? – процедил Гарри Купер, раскуривая новую сигару. – Ну что ж, Фред, действуй, – и он вновь щелкнул пальцами.
Фред опрокинул Мигеля Кастильо на спину, уселся ему на грудь и двумя большими пальцами нажал на глазные яблоки.
От нестерпимой боли Мигель Кастильо заревел, но так ничего и не сказал.
Фред чуть отнял пальцы и вопросительно взглянул на Гарри. Тот пожал плечами.
Фред вновь опустил пальцы на глаза Мигеля Кастильо и резко нажал.
Мигель вновь взвыл от нестерпимой боли.
– Я все скажу! Все скажу! – затряслись окровавленные губы.
– Вот это другое дело. Говори!
Гарри Купер, сгорая от нетерпения, подошел к Мигелю Кастильо и присел рядом с ним.
– Они закопаны на кладбище… на кладбище Сент-Хилл, – казалось, каждое слово дается ему с неимоверным трудом.
– А ты не врешь, приятель?
– Нет! – замотал головой Мигель Кастильо и из уголков его рта хлынула кровь.
– Значит не врешь, вижу. Но ты знаешь, Мигель, ведь там тысячи могил, тысячи! Наверное, не стоит раскапывать все.
– Я не знаю под какой могилой, я не знаю, где закопал их Билл Карлсон.
– Не знаешь? – и в это мгновенье пальцы Фреда вновь легли на глаза Мигелю Кастильо.
– Клянусь, не знаю! Клянусь! Не знаю! Не знаю!
– А как же ты собирался их взять? – Гарри Купер положил руку на плечо Фреду.
– Могилу, в которой закопано золото, знает только один человек, но он не знает, на каком кладбище.
– И кто же этот человек? – осведомился Гарри Купер.
– Это Рэтт Батлер.
– А ты не врешь, приятель?
Фред, наконец-то, убрал пальцы, а Гарри Купер носком сапога повернул к себе голову Мигеля Кастильо.
– Нет, я говорю правду, ведь, Гарри, ты же понимаешь, я бы не стал ни с кем делиться. И знай я, где лежит золото, я бы уже давным-давно его взял.
– Что ж, вполне логично. Я уверен, что и Рэтт Батлер не знает, на каком кладбище зарыто золото, иначе ты бы, Мигель, уже был Бы давно мертв.
– Да, да, он не знает кладбища, а я не знаю могилы.
– Странная получается картина: ты знаешь одно, он знает другое и вы друг без друга не можете существовать. Но теперь и я знаю, на каком кладбище зарыто золото. Значит, Мигель, мы с Батлером можем обойтись и без тебя.
– Нет, не убивай меня, Гарри, не убивай!
– А я и не собираюсь этого делать, я же тебе пообещал, а я своему слову верен. Послушай, Мигель, а как это так получилось, что ты знаешь кладбище, а Рэтт Батлер знает могилу? Что-то здесь не так, концы с концами не очень-то сходятся.
Фред за лацканы мундира схватил Мигеля Кастильо и усадил, прижав его голову к стене.
– Он мне рассказал про могилу, этот Билл Карлсон, он сдыхал у меня на руках, сдыхал… просил воды. Он не мог говорить, и мне пришлось бежать за флягой, а в это время эта сволочь Батлер воспользовался моментом и выведал у него тайну. А когда я вернулся с водой, Карлсон был уже мертвый. Я хотел пристрелить Батлера, но…
– Понимаю, – криво усмехнулся Гарри Купер, – понимаю, ты не мог его пристрелить, как теперь его не могу пристрелить и я. Фред, – обратился Гарри Купер к своему помощнику, – я думаю, три тысячи долларов тебе не помешают.
– Конечно, нет! – обрадованно воскликнул Фред. – Кому это мешали такие деньги?
– Ну что ж, у тебя есть возможность их заработать.
Фред вопросительно посмотрел на Гарри Купера, ожидая объяснений.
– Ты что, такой непонятливый, Фред?
Верзила пожал плечами.
– Возьми этого амиго и сдай его шерифу. Правда, будет трудновато узнать в этой разбитой роже знаменитого бандита, чьи портреты наклеены на всех заборах. Так что ты его немного помой, приведи в порядок – можешь даже побрить, а завтра утром сдай мировому судье и шерифу. Они тебе, Фред, поверь, – Гарри положил ладонь себе на грудь, – дадут три тысячи долларов и дадут с чистой совестью, ведь ты их заработал, поймал такого опасного преступника. И горожане на радостях будут поить тебя целую неделю.
Фред громко заржал, радуясь такой перспективе, ведь не так часто ему улыбалась удача.
– Гарри, но ведь ты же обещал, что не будешь меня убивать!
– Обещал, я свое слово сдержу, я не буду тебя убивать, и Фред тебя пальцем не тронет. Тебя повесит шериф прямо на площади. Ведь ты, амиго, слишком болтлив и достоин такой участи. К тому же, ты опасен для общества.
Мигель Кастильо рухнул на пол и принялся кулаками колотить по дубовым доскам.
– Проклятье! Проклятье! Будь ты проклят, Гарри! Будь ты проклят! Что б ты сдох! Я всем расскажу, кто ты, всем! И тебе тоже не миновать петли, не миновать!
– А вот это ты напрасно. До завтрашнего утра ты никому не скажешь, а завтра я уже буду очень далеко, очень. И буду не один, а с твоим лучшим другом, с Рэттом Батлером, Поверь мне, он не такой глупый, как ты и ничего мне не скажет. Мы с ним раскопаем могилу и поделим деньги, поделим честно – половина ему, половина мне. Ведь я знаю кладбище, он знает могилу. Так что, Мигель, ты же понимаешь, все честно.
– А я? – закричал Мигель Кастильо.
– А ты, думаю, в это время будешь болтаться посреди площади и горожане будут подходить к тебе и плевать в твою рожу.
– Ты сволочь, Гарри, ты мерзавец, ты сукин сын.
– Вполне возможно, но это для тебя, Мигель, ничего не меняет и завтра к полудню ты будешь чувствовать себя превосходно.
Фред громко засмеялся, предвкушая, как легко он сможет заработать три тысячи долларов.
– Правда, Фред, ты получишь бумажными банкнотами, а не золотом, но, я думаю, тебя устроит и это.
– Конечно, Гарри, я просто счастлив.
ГЛАВА 21
А Рэтт Батлер и не подозревал, что в то время, когда он прогуливается по улицам городка под руку со Сьюзен, его компаньона зверски избивают в номере отеля.
Если бы он знал, то конечно же, сразу бросился бы на помощь. Но он оставался в неведении.
Рэтт Батлер не спешил в отель еще и по той причине, что прекрасно понимал: Мигель Кастильо будет ждать его как миленький, никуда не денется. Он будет его ждать даже десять лет, ведь имя на могиле было известно лишь одному ему – Рэтту Батлеру.
Один человек во всем мире знал имя на этой могиле, а оно стоило очень дорого.
Поэтому насчет своих отношений с мексиканцем Рэтт Батлер не волновался.
Рэтт смотрел на утонченный профиль женщины. Теперь она уже не казалась ему такой загадочной и далекой, ведь Сьюзен шла с ним под руку и время от времени сжимала его локоть, пыталась взглянуть ему в глаза, но тут же отводила взор.
Наконец-то Рэтт Батлер вспомнил, что она до сих пор не знает его имени.
– Извините, что я не представился: мое имя Рэтт Батлер.
– Вы наверное не из этих мест? – робко спросила Сьюзен.
– Да, я родился в Чарльстоне.
– О, это далеко, – воскликнула женщина. – Я сама из тех краев.
– Откуда же вы?
– Я из Саваны, – и женщина задумчиво посмотрела в глубокое ночное небо, накрывавшее собой всю землю.
– Сьюзен, ты знаешь, как находить дорогу по звездам?
– Немного, ведь мой отец был моряком, – она вновь посмотрела на небо и протянула к нему свою руку, так, словно хотела коснуться пальцами звезд. – Вот это Полярная звезда, она всегда неподвижна, что бы ни происходило вокруг. Другие звезды движутся, а она нет.
– Она находится над полюсом, поэтому всегда неподвижна, – заметил Рэтт Батлер и тут же мысленно выругал сам себя.
«Какую чушь я несу, неужели об этом можно говорить с женщиной, которую лишь час назад продал с торгов муж? Ведь я даже не могу себе представить, что творится у нее в душе».
– Сьюзен, ты, наверное, голодна? Может, пойдем поужинаем?
– Нет, – качнула головой женщина, – я сейчас не могу есть, мне кусок не полезет в горло. Я сама до сих пор не верю в то, что произошло.
– Не надо отчаиваться, – попытался ее утешить Рэтт Батлер, – все в жизни бывает. Завтра твой муж проспится и вновь будет нормальным человеком.
– Нет, мистер Батлер, вы себе не представляете, какой человек мой муж. Он совсем сумасшедший, особенно когда выпьет.
– Но он не похож на бездельника и оборванца, – сказал Рэтт Батлер, – выглядит вполне прилично…
– В том-то и дело, – глаза женщины сверкнули, – он умеет пустить людям пыль в глаза и почему-то все жалеют его, а не меня. Я бы не сказала, что у меня ангельский характер, но терпеть его выходки у меня уже не осталось сил. Месяц тому назад он закрыл меня в погребе, и я просидела там трое суток. Там были крысы, и я чуть не умерла от страха.
Рэтт Батлер усмехнулся.
Женщина вздрогнула.
– Вам смешно, а мне нет.
– Да и мне не смешно, – пожал плечами Рэтт, – просто все так глупо, и я, наверное, выглядел идиотом, когда предложил за вас пятьдесят долларов.
– Вы, мистер Батлер, жалеете об этом?
– Ничуть, мне не жалко денег, мне жалко вас. Что вы теперь будете делать?
Женщина пожала плечами, и Рэтт Батлер почувствовал, что она тихо-тихо заплакала.
Рэтт обнял ее за плечи.
– Не надо, Сьюзен, плакать, все равно это не поможет.
– Мистер Батлер, – прошептала Сьюзен, – увезите меня от него, возьмите с собой, я буду вам прислуживать…
– Нет, – покачал головой Рэтт, – у меня не такая жизнь, чтобы подвергать опасности и тебя.
– Я не боюсь опасностей, я вообще ничего не боюсь. Разве можно бояться чего-либо после того, что со мной случилось?
– Сьюзен, но ты же сама говорила, что боялась крыс, а люди куда страшнее их.
– Так это было в погребе, а на свету я ничего не боюсь.
– А сейчас ночь, – улыбнулся Батлер, – ты не боишься идти рядом со мной? Ведь ты не представляешь, какой я человек.
– Нет, в вас, мистер Батлер, чувствуется благородство и вы добрый. Ведь вы пожалели меня…
– Жалость – не лучшее из чувств, – ответил Рэтт, – я уже в этом убедился. Оно иногда куда страшнее, чем ненависть.
– Почему? – удивилась женщина.
– Я уже однажды пострадал из-за жалости, иначе бы не скитался в этих краях. Но если ты, Сьюзен, не хочешь возвращаться к мужу, может, тебе лучше вернуться к родителям?
Женщина горько усмехнулась.
– Я бы уже давно вернулась, но мои родители погибли.
– Мне очень жаль, Сьюзен.
И она принялась рассказывать о своих несчастьях. Казалось, ей от этого становится легче.
Она говорила о том, как сгорел ее дом, как погибли в огне родители.
И Рэтту Батлеру очень ярко представлялись его родные места.
Он вспомнил свой дом, вспомнил не только Чарльстон, но и Савану, он уже видел отсветы пожара, слышал крики людей, бегающих в бессильном желании помочь.
– Мой отец был шкипером, – говорила Сьюзен, – он возил хлопок, хлеб… А мы с мамой ждали его, ходили встречать. Казалось, ничто и никогда не омрачит нашу счастливую жизнь. Родители меня любили, ведь я была единственной дочерью. А мой отец вообще никогда не пил. Не улыбайтесь, мистер Батлер, бывают моряки, которые в рот не берут спиртного.
Рэтт Батлер слушал неторопливое повествование Сьюзен и представлял себе ее еще девушкой – трогательной и юной.
Ей, наверное, было лет шестнадцать, когда она сидела на плетеном стуле в домике, где жила вместе с матерью и занималась рукоделием. Она сидела в одном углу, мать в другом, занимаясь той же работой.
Временами мать, опустив иглу, задумчиво смотрела на дочь, и солнце, проникая в дверь, освещало голову молодой девушки. Лучи его, словно попав в непроходимую чащу, терялись в густой массе ее распущенных каштановых волос.
А ее лицо, лицо Сьюзен, стоящей теперь рядом с ним на ночной улице, уже тогда обещало стать красивым. В нем, наверное, была скрытая прелесть и очарование.
Правда, сейчас на него накинута пелена грусти, морщинки невзгод, но это не делает ее менее красивой. Даже эта неподдельная грусть и та к лицу женщине.
«Но почему я считаю себя вправе распоряжаться ее жизнью? – задумался Рэтт Батлер. – Неужели только потому, что я единственный из всей толпы решился включиться в этот нелепый аукцион, купил за пятьдесят долларов молодую женщину? Ведь даже негры-рабы стоят дороже».
– Мистер Батлер, – вновь долетели до его ушей слова Сьюзен, – ведь мой муж тоже раньше никогда не пил.
Это началось после того, как умер наш ребенок. Девочка очень долго болела, ее парализовало.
Врач уверял меня, что она поправится, но он лгал. Он знал, что она умрет, и муж знал об этом и с горя начал пить.
А когда девочка умерла, он начал пить каждый день. Это было страшно, мистер Батлер, мне было так плохо, что я хотела покончить жизнь самоубийством, но меня остановило только то, что я верю в Бога, – и женщина положила свою ладонь на грудь, туда, где блестел маленький крестик.
– Я тебе сочувствую, Сьюзен, – только и мог сказать Рэтт Батлер.
Он понимал, что никакие слова не помогут сейчас женщине, не смогут изменить ее жизнь. Он был благодарен ей за то, что она не ждет он него никакого чуда.
Она была довольна, что он ее слушает. Она ничего не просила – даже сочувствия, лишь только внимания к своим словам.
– Мой муж странный человек, – говорила Сьюзен, – обычно пьяницы опускаются, пропивают все деньги, а он страшен именно тем, что может пить и сохранять человеческий облик.
Но душа его уже давно сгорела, я даже иногда сомневаюсь, есть ли она у него. Он хороший работник и его ценят. Но жить с ним – это сущий ад.
– Может, тебе бросить его, Сьюзен?
– А что я сейчас сделала? – грустно улыбнулась женщина. – Я ушла от него, бросив в лицо обручальное кольцо.
– Кольцо можно поднять, – сказал Рэтт Батлер. – Вот увидишь, твой муж проспится и завтра придет к тебе просить прощения.
– Вот этого я и боюсь, – тихо произнесла Сьюзен.
– Я боюсь, что завтра не смогу устоять против его просьб. Вы, мистер Батлер, даже не представляете себе, как он умеет уговаривать, как он умеет просить и как клянется, обещает, что больше никогда не будет пить. А потом проходит несколько дней – и все повторяется.
– Сьюзен, давай я устрою тебя в отель, заплачу за номер, ты выспишься, сможешь пожить тут несколько дней, а потом решишь, что тебе делать дальше.
– Нет, мистер Батлер, я благодарю вас за сочувствие, благодарю вас за предложение, но пусть оно так и останется предложением.
– Куда же ты пойдешь?
– Я вернусь к мужу, я найду его на ярмарке и буду сидеть с ним, пока он не проснется, чтобы сказать ему утром, что он мерзавец.
– Это не лучшее решение, Сьюзен, ведь все повторится вновь.
– Но ведь я клялась перед распятием, что буду верной женой.
– Сьюзен, но твой муж тоже клялся.
– Самое страшное, что его можно обвинить во многих грехах, но мне он не изменяет.
– Что ж, Сьюзен, извини, если я вмешался в твою жизнь. Внезапно возник и так же внезапно исчез. Я хотел сделать как лучше, но, видимо, из этого ничего не получится.
– Не нужно извиняться, мистер Батлер, вы поступили как настоящий джентльмен, и я буду вечно помнить о вашем поступке.
Они медленно развернулись и неторопливо пошли вдоль улицы с наглухо закрытыми ставнями, туда, где располагалась ярмарка.
Сьюзен быстро нашла своего мужа, который сладко спал в обнимку со своей бутылкой и опустилась рядом с ним на солому.
Она была так трогательна, сидя рядом с неподвижным мужчиной, что Рэтт Батлер улыбнулся.
– Прощай, Сьюзен, вряд ли мы с тобой когда-нибудь еще увидимся, разве что мы оба вернемся в родные места и там случайно встретимся.
– Может быть, – проговорила Сьюзен, глядя в звездное небо, – если будет угодно Богу, то так и произойдет. Хорошие люди должны быть счастливы, мистер Батлер, желаю вам счастья.
– И я желаю тебе, – Батлер развернулся и не оборачиваясь зашагал к городу.
Рэтт Батлер неторопливо шагал к гостинице. И странно, что расставшись с этой неудачницей Сьюзен, он почему-то вспомнил отца, гордого и непримиримого человека. Он вспомнил свое детство.
Батлер вспомнил свою детскую беспомощность, которую все время ощущал рядом с отцом. Он вспомнил, как мал и неопытен он был для того, чтобы крепко стоять на ногах, противиться этому миру и пытаться что-нибудь в нем изменить.
…
Они шли с отцом к какому-то странному дому и Рэтт, как ни напрягался, так и не мог вспомнить, куда же они выбрались с отцом.
Он только вспомнил, что вскоре они увидели кроны дубов, кедров и еще каких-то цветущих кустарников, за которыми, должно быть, скрывался дом. Они шли вдоль забора, заросшего жимолостью и шиповником, до широко распахнутых ворот на больших кирпичных столбах. Потом по аллее.
Рэтт впервые увидел такой огромный дом и на мгновение забыл отца, свой страх и отчаяние. И даже когда он вспомнил об отце, который шагал рядом, страх и отчаяние больше не возвращались.
Ведь сколько они ни ездили, они до сих пор не покидали своего края, окрестностей города Чарльстона.
«Какой большой, точно дворец», – подумал Рэтт с неожиданным спокойствием.
Этот мир и спокойствие он не смог бы выразить словами, он был еще слишком мал для этого.
«Они отца не боятся. Люди, которые живут в таком спокойствии и величии для моего отца недоступны. Это спокойствие и величие оградят и амбары, и сараи, и конюшни от моего отца».
И тотчас же мир и радость отхлынули, когда он глянул на жесткую черную спину, на неумолимо шагающего отца, на его твердую походку, которую не подавили размеры гигантского дома, потому что она и до этого нигде не казалась большой.
А теперь, на фоне безмятежной колоннады отец походил на плоскую фигурку из бездушной жести, которая сбоку не отбросила бы тени.
Мальчик заметил, что идет отец прямо, не отклоняясь в сторону. Заметил, как отец наступил на кучу конского навоза на дорожке, а ведь он мог так легко ее обойти.
Но все это нахлынуло только на мгновение, и он опять не смог бы этого выразить словами.
А потом снова очарование дома.
«Вот в таком бы жить!»
И это без зависти, без грусти. И конечно, без той слепящей завистливой ярости, ему неведомой, но шагавшей перед ним в чугунных складках черного сюртука.
«А может, и отец так думает? Может, это изменит его, и он перестанет быть таким, какой он сейчас, хоть и помимо его воли?»
…
И Рэтт Батлер вздрогнул. Ему показалось, что он снова маленький, снова ребенок, снова шагает по дорожке рядом с огромным домом.
Конечно, их дом в Чарльстоне был тоже очень большим, но этот…
Эта усадьба показалась ему тогда гигантской.
И сейчас, шагая к городу, Рэтт Батлер даже немного прикрыл глаза, пытаясь почему-то снова все вспомнить в мельчайших подробностях.
…
Вот они с отцом прошли колоннаду… Теперь они ступают по плитам, и шаги его стучат четко, как часы. Звук никак не соответствует размерам и пришельцев, и этого дома и звучание не приглушается ничем, даже белой дверью перед ними, словно был достигнут какой-то предел злобного и хищного напряжения, снизить который уже ничто не могло.
И снова перед ним была плоская широкополая шляпа, солидный сюртук черного сукна…
…
Рэтт Батлер остановился и посмотрел в темноту. Ему показалось, что где-то там, шагах в пятнадцати-двадцати перед ним маячит невидимый силуэт.
