Текст книги "Совсем не респектабелен"

Автор книги: Мэри Джо Патни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Не вмешивайся! – прорычал один из нападавших. – Олли заслужил, чтоб его проучили!

– Мне кажется, это несправедливый бой! – Мак замахнулся тростью и тяжелым бронзовым набалдашником ударил того по горлу. Ударил вполсилы, всего лишь для того, чтобы разогнать напавших.

Не удалось. Неожиданно трое мужчин набросились на Мака. С помощью своей трости он отражал их удары и сам нападал на них.

Кири, черт побери, находилась рядом с ним, не даже зная ее мастерство, он поморщился, когда она набросилась на мужчину, не позволявшего Олли подняться с земли. Она отшвырнула его на колесо экипажа, и он даже не поняв, что произошло, оказался лежащим на земле.

Тем временем Мак нанес набалдашником трости удар между ног второму мужчине. Дико взвыв, тот упал на землю, обхватив себя руками.

Третий мужчина вытащил нож. Судя по тому, как он его держал, было ясно, что он отлично владеет этим видом оружия. Преимущество трости заключалось в том, что она позволяла Маку держаться на расстоянии от противника. Если прицелиться как следует, ею можно было выбить нож из руки негодяя. Сейчас был самый подходящий момент.

За спиной раздались возбужденные крики, и группа мужчин высыпала на площадку между экипажами. Когда к ним присоединились напившиеся пива болельщики, вспыхнула потасовка между сторонниками Макки и фаворитами Каллена.

Мак настроился на серьезную драку. Трость, кулак, ноги, локти, колени – было задействовано все. Но где, черт возьми, Кири? Какими бы превосходными бойцовскими качествами она ни обладала, здесь неподходящее место для женщины. Он круто повернулся, размахивая тростью, чтобы удержать своих противников на почтительном расстоянии, и внимательно огляделся.

Когда его встревоженный взгляд скользнул за фаэтон, он увидел Кири, лежащую в луже крови.

Глава 32

– Кири! – в ужасе воскликнул он.

У него едва не остановилось сердце, он покачнулся, в глазах потемнело.

Нет! Он, черт возьми, не упадет в обморок. Не может с ним случиться такое. Тем более сейчас.

Борясь с дурнотой, Маккензи побежал к ней, испытывая такой ужас, какого не знал никогда в жизни. Ухватившись одной рукой за край фаэтона и размахивая тростью, зажатой в другой руке, он с трудом продирался между участниками рукопашной схватки.

Ему оставалось преодолеть несколько шагов, когда Кири с трудом встала и подняла избитого Олли. На ее щеке была кровь, плащ тоже был забрызган кровью, однако, судя потому, как она двигалась, ранена она не была. Но откуда столько крови?

– Кири, ты ранена?! – хрипло прокричал он.

Она заметила его испуг и поспешила успокоить:

– Со мной все в порядке, это не моя кровь. Наш похититель ударился об экипаж, рассек голову и вот истекает кровью, как недорезанный поросенок.

Олли попытался удрать, но она схватила его за шиворот.

– Стой!

Боксер был крупным мужчиной, но Мак схватил его за руки, извлек откуда-то наручники и защелкнул на его запястьях. Однако у него все еще кружилась голова, когда он вспоминал, как Кири лежала на земле в луже крови и какой дикий ужас он при этом испытал.

С другой стороны поля, пробравшись сквозь толпу, появились Кармайкл и Кэсси. Оба были несколько помяты, но серьезно не пострадали.

– А это наш похититель, – сказала Кири.

– Хорошо, что у нас просторный экипаж, – язвительно заметил Кармайкл. – Мы отвезем его туда, где уже находится его компаньон, – сказал он и потащил Олли к ожидавшему их экипажу.

Кири не сразу последовала за ними. Взяв Мака за руку, она спросила:

– На тебе лица нет. Ты не ранен?

– Несколько ссадин – не более того. – Он пытался говорить беспечным тоном, хотя и безуспешно. – Ты ведь знаешь, что я не выношу вида крови.

– По крайней мере на этот раз кровь не твоя, – уточнила она.

– Я подумал… что это твоя кровь. – Он зажмурил глаза, пытаясь изгнать из памяти ту ужасную картину.

– Понятно… – протянула она.

К тому времени как они добрались до экипажа, Кэсси, Кармайкл и их пленник уже были внутри. Олли сидел рядом с Робом против хода экипажа. Он смотрел на свои скованные запястья, и его плечи подрагивали. Рана на голове была наскоро перевязана, но он был весь перепачкан кровью.

Мак хотел сесть по другую сторону от Олли, но это место уже заняла Кири. Возможно, она хотела принюхаться к этому человеку.

Когда экипаж тронулся, Олли спросил с ньюкаслским акцентом:

– Что вы собираетесь со мной сделать? Клянусь, я не стану говорить о похищении!

Кармайкл посмотрел на Мака, без слов передавая ему ведение допроса. Мак не знал, сделал ли Роб это потому, что Мак сидел напротив пленника, или понял, что Маку необходимо чем-нибудь заняться, чтобы прийти в себя.

У них уже было достаточно доказательств того, что Олли – нужный им человек. Но Мак все-таки взглянул на Кири, она кивнула, еще раз подтверждая это. Да, они схватили похитителя. Вновь взглянув на пленника, Мак приказал:

– Смотри мне в глаза!

Олли с большой неохотой поднял голову, и Мак сразу же заметил, что, во-первых, это был совсем молодой парнишка, а во-вторых, судя по его замедленной реакции, он страдал от черепно-мозговой травмы, полученной на ринге. Поняв, что в данном случае терпение с его стороны дает лучшие результаты, чем запугивание, Мак спросил:

– Как твое полное имя?

– Оливер Браун, – пробормотал он. – Олли.

– Из Ньюкасла?

– Ага, – сказал парнишка, удивленный тем, как Мак это узнал.

– Кто на тебя напал?

– Их наслал тот важный фасонистый мужик, – ответил Олли как-то неуверенно. – Они хотели убить меня. А почему вы их остановили? Что вам от меня надо?

– Я хочу узнать все, что тебе известно о похитителях, чтобы мы могли их поймать, – объяснил Мак, не спуская глаз с Олли: – Как тебя угораздило с ними связаться?

Олли переводил взгляд с Мака на Кармайкла. Присутствие двух женщин и двух незнакомых мужчин, видимо, убедило его, что они пришли не от того важного мужика, и он начал говорить:

– Мой приятель Раффиан О’Рурк знал, что я хочу заработать денег, чтобы вернуться в Ньюкасл. Я-то думал, что приеду в Лондон и стану профессиональным боксером, – сказал он, горько усмехнувшись. – А вместо этого получил мозговую травму. Мой отец – кузнец, не нужно мне было оставлять свое ремесло. Ну вот Рафф и предложил мне вместе с ним взяться за одну работу – для нее требовался еще один человек.

– Что за работа? – спросил Мак.

Олли испуганно взглянул на него:

– Этому мужику нужен был физически сильный человек. Рафф сказал, что это не ограбление, поэтому я согласился. Я не знал, что они замышляют. Понятия не имел, что они решили похитить девушку. – У него задрожали губы. – А Рафф, мой единственной друг в Лондоне, был убит.

– И что было дальше?

– Важный мужик разозлился и стал размахивать пистолетом. Француз, которого не убили, пытался успокоить его, но я подумал: лучше уносить ноги, пока цел. Я решил немного задержаться в Лондоне – подзаработать хоть пару фунтов, а потом отправиться домой пешком.

Идти пешком на север до Ньюкасла, когда начинается зима, мог только человек, доведенный до крайнего отчаяния.

– Зачем же ты сегодня пришел на матч? – спросил Мак.

Олли опустил глаза.

– Иногда, если матч заканчивается слишком быстро, приглашают волонтеров для участия еще в одном раунде. Если бы мне повезло, я заработал бы на билет домой.

–Но важный мужик догадался, что ты можешь прийти на этот матч, и прислал своих людей, чтобы они с тобой разобрались. Так?

Олли съежился на сиденье.

– Что вы со мной сделаете?

– Я не знаю, – сказал Мак. – Не мне решать. Но мы не станем тебя бить и не оставим умирать на улице. Не вздумай недооценивать этих леди, – холодно добавил он. – Каждая из них способна убить тебя голыми руками. Постарайся сотрудничать с ними, и, возможно, ты еще увидишь свой Ньюкасл.

Олли настороженно взглянул на Кири, сидевшую рядом с ним на тесном сиденье..

– Меня не сошлют на каторгу? – спросил он.

– Думаю, не сошлют, если будешь помогать нам, – сказал Мак. – А теперь расскажи мне об этом важном мужике. Как он выглядит? Ты знаешь его имя?

– Он высокий. Но я видел его только в маске. – Олли чуть помедлил. – У него каштановые волосы. Держится он как военный. Одевается фасонисто и душится фасонистыми духами.

Кири при этих словах насторожилась, хотя прекрасно понимала, что этот косноязычный парень едва ли сможет описать запах одеколона. Мак продолжал задавать вопросы, но больше ничего вытянуть он не смог.

Когда они подъехали к кабинету Керкленда, Кармайкл сказал:

– Я возьму мистера Брауна с собой, хочу задать ему еще несколько вопросов.

Когда Кармайкл вывел его из экипажа, они направились в сторону Эксетер-стрит.

–Что будет дальше с этим беднягой? – спросила Кири. – Похоже, он от страха последние мозги растерял.

– Оно и неудивительно. Роб может испугать кого угодно одним своим хмурым взглядом, – сдержанно заметил Мак.

– Правильно подмечено, – рассмеялась Кэсси. – Я думаю, Керкленд получит от юного мистера Брауна всю информацию, какая у него есть, потом посадит его в камеру по соседству с Клементом, а когда заговор будет ликвидирован, купит ему билет до Ньюкасла.

– А его не бросят в Ньюгейтскую тюрьму и не сошлют на каторгу? – спросила Кири.

– В этом нет нужды, – сказал Мак. – Он не какой-нибудь закоренелый уголовный преступник, а просто глупый парнишка, который нарастил себе мускулатуру, работая в кузнице отца, и решил, что этого достаточно, чтобы стать чемпионом в Лондоне. А поскольку Керкленд частенько работает, выходя за рамки закона, он иногда имеет возможность принимать необычайно справедливые решения.

Когда экипаж остановился перед домом 11 на Эксетер-стрит, Кэсси проговорила:

– Ты отлично поработала, Кир. Отыскать двоих похитителей – это потрясающий успех.

– Но я не нашла самого главного из них, этого «важного мужика», как его называет Олли, – отозвалась Кири.

– Возможно даже, что за заговором стоит совсем не этот человек, – сказала Кэсси. – Работа такого рода – это как решение головоломки. Будем надеяться, что Роб и Керкленд смогут поставить на место еще какие-то кусочки ее, посадив вместе Олли и Клемента.

Мак знал, что надежда была, хотя и очень слаба.

Олли совсем струсил, когда предстал одновременно перед Керклендом и Кармайклом. Сжимая в руках кружку горячего сладкого чаю, он, явно нервничая, торопливо бормотал:

– Ваш человек, тот, с нашлепкой на глазу, сказал, если я буду на вашей стороне, мне будет послабление.

– Это правда, – подтвердил Керкленд и надолго замолчал. А когда боксер совершенно ошалел от ожидания, он холодно спросил: – Неужели ты не знал, что похищение является не только тяжким преступлением, которое карается казнью через повешение, но и государственной изменой?

Физиономия Олли побелела под слоем грязи и крови, а руки так задрожали, что чай выплеснулся из кружки.

– Нет-нет, сэр! Я этого не знал! Я не изменник!

– Тогда расскажи нам все, что помнишь о покушении.

– Да-да, сэр! Как скажете, сэр!

Керкленд и Кармайкл задавали вопросы. Олли изо всех сил старался отвечать на них, но он почти ничего не знал. После часа утомительного допроса Керкленд решил устроить ему очную ставку с Полом Клементом, хотя и не ожидал от этой затеи ничего серьезного.

– Я намерен свести тебя еще с одним похитителем. Может быть, это заставит тебя вспомнить что-нибудь еще.

Вместе с Кармайклом он повел Олли в камеру Клемента.

– Насколько я понимаю, вы знакомы друг с другом, – сказал Керкленд, отпирая дверной замок и вводя Олли в камеру.

– Ага, это тот француз, – сказал Олли, довольный тем, что может оказаться полезным. – В ту ночь он был вместе с важным мужиком. Что-то говорил ему.

Клемент, лежавший на койке, встал, как только они вошли.

– Действительно, я видел этого молодого человека в ту проклятую ночь, хотя не успел узнать его имя.

– Меня зовут Оливер Браун, – с воинственным видом произнес Олли. – И я не государственный изменник.

– Я тоже не предаю интересов Франции, – с некоторой иронией ответил Клемент. – Я рассматривал свою работу здесь как служение своей стране, так же как это делает солдат.

– Проклятый шпион! – воскликнул Олли, замахнувшись кулаком на француза.

Керкленд перехватил его руку. Оливер Браун, возможно, был не очень умен, но его патриотизм был искренним.

– Ваша встреча пробудила еще какие-то мысли? – спросил он.

Клемент пожал плечами:

– Мистер Браун был нужен нам просто как рабочая сила.

– Француз называл важного мужика «капитаном». Может, он военный, как я и думал, – сказал Олли.

По огоньку, блеснувшему в глазах Клемента, Керкленд догадался, что Олли прав. Главарь был армейским офицером. Еще один кусочек информации, который, возможно, пригодится.

– Капитан был французом?

Олли покачал головой:

– Он такой же француз, как я или вы.

Керкленд был склонен думать, что парнишка принадлежит к числу людей, которые с подозрением относятся к иностранцам, этим и объясняется его неприязнь к Клементу.

– На сегодня достаточно, – сказал он. – Приятных сновидений, месье Клемент.

Он вывел Олли из камеры и запер дверь.

– Вы будете находиться в соседней камере, мистер Браун. Скоро принесут еду. А также полотенце и таз для умывания, чтобы вы могли хоть немного смыть кровь.

Стражник открыл дверь в пустую камеру.

– Это лучше, чем спать под мостом, – сказал парнишка и с надеждой взглянул на Керкленда. – Я вам помог, сэр?

Несмотря на свой рост и хорошо развитую мускулатуру, Олли все еще оставался простодушным мальчишкой.

– Ты нам помог. Если вспомнишь что-нибудь еще про важного мужика, скажи стражнику, и он позовет меня.

– Непременно, сэр!

Керкленд и Кармайкл молча поднимались по лестнице. Кармайкл вдруг проговорил:

– Этот парень – ни в чем не повинный придурок. И сейчас самое безопасное место для него – это родной дом, где он будет находиться под защитой своей семьи.

– Когда все это закончится, я посажу его в дилижанс и отправлю домой, – сказал Керкленд. – Бросить его в тюрьму – значит, увеличить государственные расходы. И только.

Кармайкл с удовлетворением кивнул.

Глава 33

Маккензи был хорошим артистом, однако недостаточно хорошим для того, чтобы убедить Кири, будто с ним все в порядке. Даже в полутьме экипажа она почувствовала, в каком напряжении он находится. Кири догадывалась, что причина этого – вид ее, распростертой в луже крови. Должно быть, он подумал, что она умерла или смертельно ранена, и это потрясло его так, что он до сих пор не пришел в себя.

Когда они приехали на Эксетер-стрит, Маккензи помог женщинам выйти из экипажа. Он вел себя, как всегда, по-джентльменски, однако Кири даже сквозь перчатку чувствовала, насколько он напряжен.

Как только они вошли в дом, Мак сказал:

– У меня немного болит голова, я хочу отдохнуть. Не ждите меня к ужину. – Он вежливо поклонился, избегая взгляда Кири, и стал подниматься по лестнице.

Она сняла свой плащ и осмотрела его.

– Кровь можно будет счистить щеткой, когда она совсем высохнет, но платье придется как следует выстирать.

– Отдай и то и другое миссис Пауэлл, – посоветовала Кэсси. – Поскольку она служит у Керкленда, у нее богатый опыт в этом деле.

– Охотно верю, – сказала Кири и, почувствовав вдруг усталость, направилась к лестнице. – Мне необходимо принять ванну. Можно, я возьму поднос и поем в своей комнате?

– Пауэллы позаботятся и о пище, и о горячей воде для твоей ванны, – заверила ее Кэсси и зевнула, прикрыв рот рукой. – Думаю я сделаю то же самое. Драка меня утомляет.

– Раз уж ты собираешься принимать ванну, то у меня есть с собой душистые масла, – сказала Кири. – Какой запах ты предпочитаешь: лимон, вербену или розу?

– Масло для ванны! – Лицо Кэсси радостно вспыхнуло. – Все это было так давно… Розу, пожалуйста.

– Я принесу его в твою комнату. – Кири порадовалась тому, что ее предложение вызвало улыбку на лице Кэсси. Она как будто помолодела. Какую жизнь она прожила до войны, как стала агентом? Кири очень хотелось бы это узнать.

Поднимаясь по лестнице, Кири машинально взглянула вниз, где пролетом ниже поднималась Кэсси.

– Да у тебя волосы у корней ярко-рыжие.

Кэсси скорчила гримаску:

– Пора снова красить. Мой естественный рыжий цвет слишком бросается в глаза, а мое существование долгие годы зависело от способности быть неприметной. Вот и приходится регулярно подкрашивать корни.

Кири попыталась представить себе Кэсси рыжеволосой. Ее кожа выглядела бы от этого почти прозрачнобелой.

– Хотела бы я однажды увидеть тебя, когда ты не стараешься стать неприметной.

– Ну, даже в своем естественном обличье я не красавица, – заверила ее Кэсси.

«Может быть, и нет, – подумала Кэсси, – но наверняка привлекла бы к себе всеобщее внимание».

Мистер Пауэлл и один из слуг принесли Кири ужин, который она съела, пока они грели воду. Потом они подняли наверх сидячую ванну и канистры с божественно горячей водой. Уходя, они захватили с собой ее плащ и платье, чтобы почистить.

Кири отнесла Кэсси розовое масло и добавила лимонно-вербеновое в свою ванну. Приятный резкий аромат пьянил, а сидячая ванна была достаточно большой, чтобы погрузиться в нее до плеч. Если, конечно, съежиться. Горячая вода успокаивала боль от многочисленных ушибов. Она даже и не заметила, что в толпе ее так сильно помяли.

Она сидела в ванне, пока не остыла вода, потом вытерлась и надела ночную сорочку и халатик. Теперь можно было почитать, написать письма или лечь спать.

Но ей не давала покоя мысль о Маккензи. Она не сможет заснуть, пока не убедится, что с ним все в порядке.

Кири не имела намерения соблазнять Маккензи. В его нынешнем состоянии ему было особенно необходимо опереться на свои честь и достоинство. Ночная сорочка и халат до щиколотки полностью закрывали ее и делали бесформенной. Толстые вязаные носки отлично сохраняли в тепле ноги, но едва ли могли бы кого-нибудь соблазнить.

Бесшумно шествуя по коридору, она поклялась себе, что не станет поощрять поведение, о котором он будет потом сожалеть. Судя по тому, как он выглядел, когда отправлялся в свою комнату, у него и без того было достаточно проблем.

Она легонько постучала в его дверь. Никакого ответа. Может быть, он вышел? Интуиция подсказывала ей, что это не так, что он в комнате, но просто не обращает внимания на стук. Она повернула дверную ручку.

Дверь тихо открылась. Единственным источником света в комнате был неяркий огонь в камине, он освещал фигуру человека, стоявшего у окна и глядевшего в зимнюю ночь. Маккензи скинул плащ и сапоги, снял с глаза нашлепку, но терзавшие его демоны по-прежнему продолжали свое черное дело.

– Жаль, что эти двери не запираются изнутри, – устало сказал он. – Я знал, что ты придешь, Кири. А теперь спокойно повернись и уйди, закрыв за собой дверь.

Бесшумно ступая, она пересекла комнату.

– Но ты должен знать, что я с трудом подчиняюсь приказам.

– Я это заметил, – сдержанно проговорил он. Мак не смотрел на нее, но она чувствовала: он радуется тому, что больше не одинок.

Она не должна прикасаться к нему. Это повлечет за собой осложнения и ничего не решит. Она подошла, встала рядом с ним и взглянула в окно на едва видневшиеся крыши Лондона.

– Кровь и женщины – вот твоя собственная, персональная камера ужасов, не так ли?

Он не ответил, но она видела, как он стиснул зубы.

– Должно быть, я разбудила в тебе то, что уже было похоронено в твоей душе. – Она немного помедлила, не желая верить, что он мог убить свою любовницу. Но если он был пьян и если его предали, если женщина провоцировала его – могло случиться что угодно. – Тебе вспомнилась Гарриет Суиннертон?

Он резко втянул в себя воздух.

– Да. Но не потому, что я убил ее. После того как Руперт вернулся и якобы услышал, как она, умирая, назвала меня убийцей, он вместе с несколькими своими подчиненными вытащил меня из постели и приволок на место преступления. Он выкрикивал оскорбления в мой адрес, а я вынужден был смотреть на нее, лежащую в луже крови.

Эта картина преследовала его до сих пор. Кири с трудом удержалась, чтобы не обнять его.

– Возможно, это и не было великой любовью, но я ее по-своему любил, – сказал он. – Гарри могла быть требовательной, но она была также забавной и щедрой. Мне нравилось доставлять ей удовольствие. А вместо этого я принес ей гибель.

Кири нахмурилась, представив себе эту сцену.

– Что, если ее убил не муж? Если он искренне верил, что убийца – ты?

Маккензи покачал головой:

– Нет, убийцей был Суиннертон. Возможно, его желание заставить меня смотреть на ее труп было своего рода местью, извращенным способом самоутверждения.

– Могу себе представить. Тебе тяжело было узнать, что она убита, но увидеть своими глазами ее труп еще ужаснее.

–Я обречен уничтожать женщин, – сказал он. Было в его голосе что-то такое, что заставило ее забыть о своем решении не прикасаться к нему, и она положила свою руку на его.

– Ты думаешь сейчас о другой умершей женщине, не так ли? – спросила она, неожиданно поняв что-то. – О твоей матери?

Он отшатнулся от Кири.

– Как ты, черт возьми, об этом узнала? – сердито спросил он. – Может, ты колдунья?

– Конечно, нет, – спокойно ответила она. – Я всего лишь женщина, которая тебя любит. Поэтому я очень пристально наблюдаю за тобой.

Он круто повернулся и посмотрел на нее.

– Ты любишь меня? И ты полагаешь, что от этого мне станет лучше?

Она печально улыбнулась:

– От этого тебе не станет ни лучше, ни хуже. Это просто существует.

Она взяла его за руку и усадила рядом с собой на краешек кровати.

– Скажи мне, Деймиен, ведь ты был ребенком, когда умерла твоя мать. Как же ты можешь нести ответственность за ее смерть?

– Антуанетта Маккензи была прирожденной актрисой. Умной, красивой, честолюбивой. Иногда она бывала ласкова со мной, называла своим красивым маленьким мальчиком, но иногда видеть меня не могла. Я научился определять ее настроение и, когда это требовалось, не показывался ей на глаза.

– Антуанетта Маккензи – ее настоящее имя?

– Думаю, это был сценический псевдоним, ее настоящего имени я никогда не знал. – Он совершенно бессознательно сжал руку Кири. – Она хотела быть леди и решила, что благодаря связи с лордом Мастерсоном сможет добиться этой цели. У его жены было хрупкое здоровье. Очевидно, По этой причине его светлость завел любовницу, не желая обременять жену исполнением супружеских обязанностей.

Когда он замолчал. Кири спросила:

– Твоя мать надеялась, что он женится на ней, когда овдовеет?

– Она была уверена в этом. По дороге на север, в Йоркшир, мы остановились в одной гостинице в Грантейне, и там мать прочла в газете сообщение о смерти леди Мастерсон. Она пришла в страшное возбуждение и отправила ему письмо, в котором, наверное, самым бесстыдным образом написала, как она рада, что теперь наконец они будут вместе. Он ответил немедленно, написав, что никогда не женится на ней, хотя, естественно, готов выполнять свои обязанности перед ребенком.

Маккензи так сильно стиснул руку Кири, что она поморщилась.

– Она была всегда склонна к вспышкам раздражительности. Но на этот раз она превзошла себя. Она кричала, что родила меня потому, что думала: если будет ребенок, лорд Мастерсон женится на ней. И вот – увы! Все напрасно…

– Ах, Деймиен, – прошептала Кири, не в состоянии представить себе, как мать могла сказать такое своему ребенку. – Она не хотела говорить этого. Она была просто не в себе.

– Может быть, и так, но она хотела причинить боль и мне. Иногда ей доставляло удовольствие поиграть со мной, но чаще всего она оставляла меня со своей служанкой, которая стала моей нянюшкой. В тот злополучный день, – продолжал Мак, прерывисто дыша, – она заявила, что его чертова светлость кое о чем пожалеет: сначала она убьет меня, а потом себя.

Глава 34

Трудно было поверить тому, что сказал Маккензи, но и не поверить было нельзя. Кири посмотрела на него. Он уже был без галстука, и она, осторожно расстегнув его сорочку, распахнула ее. Чуть выше ключицы виднелся неровный шрам.

– Я кричал и вырывался, поэтому рана получилась неглубокой, – пояснил он, – хотя крови было много. Видимо, она решила, что со мной покончено, и хорошо поставленным голосом Джульетты, решившейся на самоубийство, воскликнула: «Еще пожалеет его грязная светлость!» – и вонзила кинжал в свое сердце.

– А ты был рядом и все это видел? – Она с трудом сдержала слезы, понимая: боль, которую она сейчас испытывает – лишь бледная тень той боли, с которой он прожил большую часть своей жизни.

Он кивнул.

– Когда она вонзила кинжал, на ее лице появилось странное выражение, казалось, она не ожидала, что боль и кровь будут настоящими. Будучи актрисой, она не всегда видела разницу между сценой и реальностью. Несколько раз она лихорадочно глотнула воздух, потом опустилась на пол и… истекла кровью.

И оставила сына с неизгладимым воспоминанием о матери, умирающей в луже крови! Будь проклята эта женщина, подумала Кири, умудрившись довольно спокойно сказать: .

– Она, должно быть, была сумасшедшая.

– Немного, – вздохнув, сказал он. – Мне посчастливилось унаследовать достаточно мастерсоновского здравомыслия, чтобы не попасть в сумасшедший дом. Теперь ты понимаешь, почему Уилл стал для меня самым важным человеком в мире.

– Он воплощал для тебя стабильность, любовь, он признавал в тебе человека, – сказала Кири, подумав, что нужно получше узнать лорда Мастерсона. Она встречала его – он был одним из ближайших друзей Эштона, – но не была с ним близко знакома. Мастерсон был крупным, спокойным мужчиной, внешне очень похожим на Маккензи, но более уравновешенным.

– Если бы не Уилл, я стал бы подмастерьем у какого-нибудь ремесленника или гнул спину в работном доме. Меня очень расстроило, когда он пошел в армию, – пожертвовать можно было мной, но не Уиллом.

– Тобой нельзя пожертвовать! – возразила она и поцеловала шрам от удара материнского кинжала. – Когда я подумаю, что могла бы никогда не встретить тебя…

Она почувствовала, как участился его пульс под ее губами.

– Тебе было бы гораздо лучше вовсе не знать меня, моя королева-воительница, – прошептал он, но его руки уже скользнули вокруг ее талии.

Она подняла голову и взглянула ему в лицо.

– Возможно, трудно правильно оценить себя, когда так относится к тебе собственная мать. У тебя есть сила духа и чувство чести, унаследованные от предков твоего отца, остроумие и очарование твоей матери, и все эти качества делают тебя незаурядным человеком, Деймиен Маккензи.

Выражение его лица смягчилось.

– Вы слишком верите в меня, миледи.

– А ты веришь в себя слишком мало, – сказала она и, глядя ему прямо в глаза, добавила: – Я не хотела бы причинить ущерб твоей чести, но мне очень хотелось бы утешить тебя. – Подавляя разгорающуюся страсть, она нежно поцеловала его.

И все же обоюдная страсть вспыхнула ярким пламенем, растопив все их благие намерения. Он обнял ее.

Она крепко прижалась к нему, и они незаметно для себя оказались в кровати. Когда она снова его поцеловала, его руки уже гуляли по всему ее телу.

В комнате было довольно темно, но его красивое, словно высеченное резцом скульптора лицо отчетливо выделялось на белой подушке.

– Ты не хочешь воспользоваться моей молодостью и относительной невинностью. Но ведь я могу воспользоваться твоей зрелостью и великолепным опытом?

Он рассмеялся и крепче обнял ее.

– Разве могу я сопротивляться тебе? – сказал он хриплым голосом. – Ты предлагаешь радость и здравомыслие, а я… я очень нуждаюсь и в том, и в другом.

– И то и другое в твоем распоряжении. Бери, дорогой мой Деймиен.

– И нереспектабельный Деймиен тут как тут.

– Это во многом составляет часть твоего обаяния, – сказала она и, наклонившись, поцеловала его в шею, запустив пальцы в густые волосы. Потом распахнула его сорочку и нежно провела рукой по обезображенной спине.

– У тебя холодные пальцы!

– Ты их быстро согреешь, – сказала она с гортанным смехом и попыталась снять с него сорочку.

Пришлось ему помочь ей, пытаясь при этом скрыть вздыбившуюся плоть. Он замер, когда ее рука скользнула внутрь бриджей. И когда она коснулась его мужского достоинства, холода в ее пальцах как не бывало.

– Не так быстро!– тяжело дыша, взмолился он. – Я слишком долго не ужинал, я очень голоден…

Она прогнулась, когда он поцелуями стал прокладывать дорожку вниз по ее телу. А когда его умелые губы добрались до самой чувствительной части ее тела, волна чувственного наслаждения подхватила ее, погружая в состояние блаженства.

Чудесная, восхитительная вещь!

Потом она начала понемногу возвращаться на землю, и он вошел в нее. К ее удивлению, волна чувственного блаженства вновь нахлынула на нее, захватила, понесла, и было уже не сказать, где заканчивается она и где начинается он. Она чувствовала себя могущественной, защищенной женщиной, которую боготворили.

Она знала, что не зря проехала полмира, если нашла мужчину, который идеально ей подходит.

Мак, крепко держа Кири в объятиях, с трудом восстанавливал дыхание.

– Я надеюсь, ты не считаешь себя обесчещенным? – прошептала она, уткнувшись в его плечо.

Он вздохнул, целуя ее между прелестными грудями.

– Видишь ли, у меня теперь возникла проблема с определением чести. Даже если мои намерения честны, я в глазах общества поступил абсолютно бесчестно.

– Честные намерения подразумевают брак, не так ли? – уточнила она. – Общество понимает это так. Но я считаю, что брак и респектабельность совсем разные вещи.

– И в данный момент оба мы весьма далеки от респектабельности, – усмехнулся Мак. – Но самое худшее заключается в том, что предложи я тебе выйти за меня замуж, это, в сущности, ничего не изменит. Существует такая романтическая традиция: заявлять, что ради любви мы готовы отречься от мира, однако это сплошная фантазия. Если бы тебе пришла в голову безумная мысль выйти за меня замуж, чтобы ты почувствовала, когда твоя семья отвернулась бы от тебя?

Она в изумлении взглянула на него.

– Моя мать никогда не сделала бы этого!

– Но твой отчим мог бы сделать, – сказал он. – Генерал Стилуэлл – один из известнейших военных героев Британии, а генералы, как правило, видят реальность только в двух красках: черной и белой. Так он увидит и меня – в черном цвете, а я тебя – в белом.

Она положила свою руку на его.

– А и в самом деле: моя кожа имеет приятный оттенок загара, а тебя будто слишком рано вынули из духовки.

Мак рассмеялся, но смех его быстро замер.

– Брак соединяет не только двух людей, но и две семьи. Ты – наследница и дочь герцога. Я – незаконнорожденный сын актрисы. Нас разделяет огромная пропасть, она непреодолима с точки зрения тех, кто верит в существование естественного порядка в обществе.

– И все же в Англии больше свободы, чем в Индии.

– Однако до полной свободы далеко. – Мак попробовал пояснить ей свою мысль на примере. – Если бы ты и мой брат влюбились друг в друга и решили пожениться, это встретило бы всеобщее одобрение. Твоя семья с радостью приняла бы его. А я – совсем другое дело.