Текст книги "Совсем не респектабелен"

Автор книги: Мэри Джо Патни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Сомневаюсь, что я имел удовольствие, мадам. – Он грациозно поклонился. – Я никогда не забыл бы такой очаровательной леди. А теперь прошу извинить меня…

К этому времени они находились достаточно близко друг от друга, так что Кири смогла почувствовать его запах. Да! И у него был шрам на левой щеке. Он не был похож на французского агента, но она уже понимала: незапоминающаяся внешность – одна из характерных особенностей людей этой профессии.

– Это он, – сказала она Маккензи. – Я не сомневаюсь.

Почувствовав что-то неладное, француз выхватил из-под пиджака пистолет и взвел курок.

– Не знаю, за кого вы меня принимаете, но уверяю вас, я не представляю для вас никакого интереса. Если вы грабители, то найдите более легкую жертву, потому что я буду стрелять без предупреждения.

Не дав Клементу договорить, Маккензи, размахнувшись тростью, словно клюшкой для гольфа, нанес удар по руке француза – пистолет отлетел в сторону.

Кири наклонилась за оружием, а Маккензи помчался вслед за убегающим Клементом. Наконец Маккензи заломил французу руки за спину, а Кири взвела курок пистолета и нацелила на Клемента.

– Не шевелись! – приказала она. – Или ты уже никогда больше не сможешь шевельнуться.

Клемент перестал сопротивляться. Маккензи защелкнул за спиной француза металлические наручники и отошел в сторону.

– Он в наручниках, но не спускай с него глаз, пока я его обыскиваю.

– У тебя были с собой наручники? – удивленно спросила Кири.

– Кто знает, когда они могут пригодиться, – отозвался Маккензи.

Кири усмехнулась. Хорошо бы когда-нибудь посмотреть, что находится в многочисленных карманах его необъятного плаща. Одному Богу известно, на что там можно наткнуться.

Маккензи извлек нож и какие-то документы, потом жестом показал в сторону их экипажа, который проследовал за ними в боковую улицу. Кучер держал в одной руке вожжи, в другой – дробовик. Полезный человек, как и говорил о нем Маккензи.

Открыв дверцу экипажа, Маккензи сказал:

– Садись, Пол Клемент. Это твое настоящее имя или псевдоним?

– Я Пол Клемент, и я понятия не имею, о чем вы говорите, – холодно заявил француз. На вид ему было лет сорок, и, как догадывалась Кири, нервы у него были стальные.

Разозлившись не на шутку, Кири шагнула вперед и ткнула его дулом пистолета. Шрам, запах, телосложение… Это тот человек, которого она искала!

– Не лги мне, – сказала она. – Я видела тебя в «Деймиене».

В его глазах мелькнул огонек, но выражение лица не изменилось.

– В этом заведении я часто бываю, мадам, как и во многих других. Я не знал, что это преступление.

– Это не преступление, – тихо сказала она. – А вот похищение человека и убийство – преступления.

– Он не станет говорить с тобой, – сказал Маккензи. – Но у нас есть люди, которые умеют убеждать. Они заставят его рассказать все, что он знает. Если месье Клемент согласится сотрудничать, возможно, он даже не лишится некоторых частей своего тела.

Она не поняла, говорит ли Маккензи серьезно или просто хочет запугать пленника. Хотя словами такого, как Клемент, не запугать. Она опустила пистолет, но курок оставила взведенным.

Маккензи запихнул француза в экипаж и назвал кучеру адрес. Кири уселась следом, продолжая держать шпиона на мушке. Он сухо сказал:

– Надеюсь, мадам не застрелит меня случайно, если экипаж тряхнет на ухабе?

– Я никогда не стреляю случайно. Один из ваших приспешников убедился в этом. – Нельзя сказать, что в «Деймиене» Кири участвовала в перестрелке, но ей хотелось казаться безжалостной. – Вы явились к мадам Бланш, чтобы поговорить с лордом Фендаллом? Или с кем-нибудь другим?

Игнорируя ее вопрос, он тупо смотрел в темноту.

– Я всегда знал, что это плохо кончится, – проговорил он наконец. – Только не знал, что это произойдет нынче ночью.

Больше он не сказал ничего. Экипаж довёз их до здания без опознавательных знаков, расположенного неподалеку от Уайтхолла. Маккензи помог Клементу выйти и отвел его внутрь. Ожидая возвращения Маккензи, Кири подумала, интересно бы узнать, что случится с этим французом дальше. Учитывая настоятельную потребность в информации, могли применяться жесткие методы допроса.

Она подумала, возможно, его будут пытать, и ей стало не по себе.

Глава 26

Когда Маккензи вернулся в экипаж, Кири зевала. Они снова повернули на Эксетер-стрит, и она спросила:

– Что там происходит с Клементом?

– Его заперли в камере. Как только прибудет Керкленд, начнется допрос, – сказал он. Значит, Керкленду предстояло провести еще одну бессонную ночь. Мак знал, что его друг способен выдержать очень многое, но у каждого человека есть свои пределы.

После продолжительной паузы Кири спросила:

– Его будут пытать?

– Только в крайнем случае. – Мак нахмурил брови. – Пытками едва ли удастся многого добиться. Клемент, конечно, сознает риск, связанный с его профессией. Не думаю, что он легко расколется.

Кири вздохнула.

– Сегодняшняя ночь заставила меня понять, что это не игра. Из-за меня человек брошен в тюрьму и, возможно, умрет. Это не то что убийство в целях самозащиты.

– Такова специфика этой работы. Противник собирает разведывательные данные о нас, мы собираем разведывательные данные о нем. Это похоже на шахматную партию на большой доске.

– Я думаю, кража информации – одно дело, а кража жизней – совсем другое.

– Согласен, – сказал он. – Хотя украденная информация может в конечном счете стоить многих жизней. Особенно если речь идет о жизнях шестнадцатилетних девушек.

Она взяла его за руку.

Мак пожал ее пальцы, радуясь ее прикосновению.

– Если Клемент назовет нам имена других заговорщиков, все это может закончиться через день или два, – сказал он. А потом леди Кири Лоуфорд вернется к своей жизни, а он к своей. Один.

Входя в дом на Эксетер-стрит, Кири продолжала держать Маккензи за руку. После всех треволнений ночи ей ужасно хотелось, чтобы Маккензи заключил ее в объятия, но она понимала: придется немного потерпеть, пока они не окажутся наедине в ее комнате.

Поднявшись на лестницу, она взглянула вдоль коридора и заметила смутные очертания фигуры мужчины, который скребся в дверь Кэсси. Роб Кармайкл. Кэсси открыла дверь и оказалась в его объятиях. Они поцеловались и вошли в ее комнату.

Когда дверь за ними закрылась, Кири спросила шепотом:

– У них любовная связь?

– Они друзья и товарищи по работе, – сказал Маккензи и, взяв ее за руку, повел по коридору. – Чем они занимаются за закрытыми дверьми, это их дело.

– Да, но мне интересно! – призналась Кири, когда они вошли в ее комнату и он закрыл за ними дверь. – Их трудно представить любовниками. Они оба такие серьезные.

– Любовники бывают очень разные, – сказал он и, подойдя к камину, стал разжигать огонь. Когда появились язычки пламени, он встал. – Им обоим пришлось пережить такое, что уничтожило бы менее стойких людей. Если им сейчас уютно в объятиях друг друга, то это подарок судьбы, которым нельзя пренебрегать.

Значит, поняла Кири, Кармайкл и Кэсси спят вместе, но не связывают себя обязательствами на всю жизнь. То же самое можно сказать о ней и Маккензи. Пусть даже их нежность и страсть продлятся недолго, но они подлинные. До прошлой ночи она даже не понимала, насколько мощной может быть страсть.

Не желая терять ни одного мгновения, она подняла лицо для поцелуя.

– В таком случае давай и мы не будем пренебрегать этим подарком.

Едва прикоснувшись к ней губами, он сразу отошел от нее.

– Ты ляжешь спать одна, Кири.

Она рот открыла от удивления.

– Но ты, кажется, согласился: мы пока остаемся любовниками.

– По правде говоря, я не соглашался, – с удрученным видом сказал он. – Просто я не мог устоять перед тобой прошлой ночью. Но мои дурные предчувствия оправдались. Уже и Керкленд заподозрил, что между нами что-то происходит. Слава Богу, он еще не знает, что произошло на самом деле.

– Керкленд мне не отец и не брат! – с негодованием воскликнула она, не веря, что Маккензи уйдет, отказавшись оттого, что между ними существует. – Он не имеет права осуждать меня.

– Он не тебя осуждает, а меня, – сдержанно проговорил Маккензи. – Ты пострадавшая невинность, а я – бесчестный соблазнитель.

– Прошлой ночью я не почувствовала никакого бесчестья, – сказала она и схватила его за руки, уверенная, что сможет заставить его передумать. – А ты?

– Страсть мешает правильно оценить ситуацию. Прошлой ночью я не думал о чести. Ни о твоей, ни о своей. Сегодня у меня нет такого оправдания, – сказал он, чуть помедлив.

– При чем тут честь? – беспомощно спросила она.– Что может быть плохого в том, что двое людей так сильно хотят друг друга?

– Люди определяют честь по-разному, но в соответствии с большинством определений у меня ее не очень много. У меня нет почтенного семейного имени, я был уволен из армии при самых позорных обстоятельствах, я влачу свою жизнь в полусвете, и я не имею права обходиться как попало с той крошечной частичкой чести, которая у меня осталась.

Кири поняла: если бы она пустила в ход способность привлекать мужчин, которой славились женщины ее рода, то смогла бы вдребезги разбить его сопротивление, и вскоре они лежали бы голые на ее кровати, забыв обо всем на свете.

Но это причинило бы Маккензи большую боль. Он с трудом выработал собственный кодекс чести, и было бы неправильно, если бы она заставила его нарушить этот кодекс.

– Ладно, – сказала она, – я не причиню ущерба твоей чести.

Он вздохнул с явным облегчением.

– Слава Богу. Потому что я действительно не могу тебе противиться.

– Я знаю. – Она скривила губы. – Мне тоже очень трудно устоять против тебя. Сегодня я буду спать одна, но сначала, пожалуйста, расстегни мне платье. Я не могу снять его без посторонней помощи. – Кири повернулась к нему спиной. Это позволяло ей скрыть слезы. Она знала: они могли продержаться на расстоянии друг от друга, только если ни один из них не проявит слабости.

– Спасибо за понимание, – тихо сказал он и, стараясь меньше прикасаться к ней, быстро развязал тесемочки и удалил булавки. И все же от легкого прикосновения кончиков его пальцев у нее по спине пробегали мурашки.

Интересно, ему также трудно сдерживаться, как и ей?

Вполне вероятно.

– Спокойной ночи, миледи, – сказал он, когда расстегнутый лиф платья соскользнул вниз по плечам. Она не успела оглянуться, как услышала звук закрывшейся за ним двери. Даже несмотря на огонь в камине, в комнате, когда Маккензи ушел, стало очень холодно.

Кири скользнула между холодными простынями. Она всегда умела получать то, что хотела, но была щедра по природе. Она любила делать подарки, говорить добрые слова. Щедрость скрывала лежащий в основе эгоизм. А теперь обстоятельства заставили ее признать: не все, что она хотела, дозволено иметь.

Она лежала, глядя в потолок, и уговаривала себя не плакать. Слезы не принесут облегчения, а если она проплачет всю ночь, наутро у нее будет красный нос. Она хотела заниматься любовью с мужчиной, к которому ее влекло, потому что он мог дать ей то, чего у нее никогда не было с Чарлзом. Она уже испытала это. Желать большего было бы проявлением жадности, эгоизма… и вообще было бы неправильно, решила она.

Что ж, придется спать одной.

Глава 27

Мак, и Керкленд прибыли в неприметное здание одновременно.

– У тебя была трудная ночь, – сказал Керкленд, когда они вошли в дом. – Ты обнаружил одного кандидата в подозреваемые, за которым следует понаблюдать, и сумел схватить второго.

– Что ты узнал о Клементе? – спросил Мак, следуя за Керклендом в его кабинет.

– Он много лет прожил в Лондоне. Говорит, что бежал от преследований французских республиканцев, и зарабатывает на жизнь тем, что держит швейную мастерскую. Семьи у него нет, близких друзей тоже. Иногда его видят среди посетителей французских таверн.

– А есть какие-нибудь подтверждения его шпионской деятельности?

Керкленд усмехнулся:

– У меня есть кое-какие подозрения, что он получает информацию от одного источника в Уайтхолле. Предполагаю, это и было его основной работой, но, кроме того, его, по-видимому, привлекли для участия в заговоре, имеющем целью похищение и убийство.

Керкленд позвонил, и несколько мгновений спустя безмолвный слуга принес кофейный поднос с дымящимся кофейником, тремя оловянными кружками, тарелкой сдобных булочек, молочником и сахарницей.

– Мак, не возьмешь ли поднос? Я хочу, чтобы у меня были свободны руки, если Клемент попытается что-нибудь выкинуть.

Мак взял поднос в руки.

В этом небольшом здании размещалась штаб-квартира сверхсекретного разведывательного агентства Керкленда – шпиона высшей квалификации с холодным, расчетливым умом. Он подчинялся одному очень высокопоставленному члену правительства. Даже Мак не знал, кому именно. Да он и не хотел знать.

Керкленд с фонарем в руке первым спускался по лестнице, ведущей в подвал, где находились две очень надежные камеры, двери которых запирались крепкими замками. Керкленд кивнул стражнику, потом открыл дверь одной из камер собственным ключом.

Камера была тесная и темная, слабый свет проникал сквозь окошко, расположенное высоко в стене. Клемент лежал на койке, но, завидев их, тут же вскочил на ноги и насторожился.

– Вот и палач прибыл, – проговорил он.

– Хоть вы и француз, но не стоит все превращать в мелодраму, – резко оборвал Керкленд. – Кофе не хотите?

– Что угодно горячее приму с благодарностью.

Мак поставил поднос на койку и наполнил кофе три кружки, радуясь, что и ему удастся выпить кофейку. В течение нескольких минут они готовили каждый свой кофе.

Клемент выпил кружку за несколько глотков и налил еще.

– Для англичанина у вас хороший кофе.

– Его приготовил французский эмигрант. Настоящий, не из тех, кто приехал в нашу страну шпионить, – сказал Керкленд.

Физиономия Клемента стала непроницаемой.

– Ну а теперь, когда я подкрепился, начнете выбивать из меня признание?

– Я не большой любитель причинять боль, – возразил Керкленд, – хотя, как видите, палача я на всякий случай прихватил.

Мак чуть не поперхнулся кофе, услышав это, однако сумел скрыть свое удивление. Он прищурил глаза и попытался придать себе безжалостный вид.

Это не сработало. Клемент, сначала не обращавший на Мака никакого внимания, теперь уставился на него изучающим взглядом.

– A-а, это тот джентльмен, который схватил меня и который больше не страдает от старческой немощи. Так вы палач? Мне показалось, что ваша подружка более опасна.

– Так оно и есть, – сказал Мак. – Радуйтесь, что здесь ее нет.

А Керкленд тем временем продолжал:

– Вы профессиональный шпион, месье Клемент. Вы не могли не знать, что, если вас поймают, это означает неминуемую смерть.

Клемент взял с подноса булочку, при этом рука у него дрожала.

– Я это знаю. Поскольку вы меня все равно убьете, я предпочитаю, чтобы это произошло быстро, без никому не нужной боли. Говорю сразу: Францию я не предам.

– Я уважаю вашу лояльность к своей стране, – проговорил Керкленд. – Это вызывает восхищение. Я предпочел бы не убивать вас, конечно, если мы придем к какому-то соглашению.

По лицу Клемента скользнул проблеск надежды.

– И к какому же, например?

– Страны, находящиеся в состоянии войны, регулярно крадут друг у друга секреты. Таковы условия игры, – сказал Керкленд. – Как вы считаете, эта игра включает также убийство и похищение? Особенно если одной из жертв является шестнадцатилетняя девушка?

Клемент напряженно сжал губы.

– Это не мой план. Я всего лишь был связным.

– Связник… – задумчиво произнес Керкленд. – Значит, существуют французская часть плана и английская часть, а вы осуществляли связь между ними?

Клемент нахмурился, поняв, что выдал себя. А Керкленд продолжал:

– Значит, охота за британской королевской семьей не входила в ваши планы? Тем не менее вы на это пошли. Как это уживается с вашей совестью? Вы прожили в Англии достаточно долго, чтобы понимать: такой план не приведет нас за стол мирных переговоров. Совсем наоборот.

– Британии будет лучше без принца-регента и его никудышных братьев. Предполагалось, что девушке не будет причинено никакого вреда, – сказал Клемент в порядке самооправдания. – Я бы об этом позаботился.

– Но вы больше не сможете этого сделать, поскольку я вывел вас из игры, – напомнил Керкленд. – Вы верите, что ваши товарищи будут столь же осторожны? А вдруг они решат, что похищение, для верности, можно заменить убийством?

Француз отвел взгляд. Он явно нервничал.

– Так вот, у меня есть для вас предложение, – сказал Керкленд.

Клемент снова посмотрел на Керкленда:

– Какое?

–Я не стану просить вас предавать свою страну, но вы можете поразмыслить о том, будет ли считаться предательством, если вы назовете имена ваших сообщников в данном конкретном заговоре. Эти опасные идиоты способны скорее причинить вред Франции, чем помочь ей.

– Если я соглашусь с вашей точкой зрения, что я получу взамен? Более легкую смерть?

– Свободу, хотя и не сразу. Вас переведут в тюрьму с лучшими условиями содержания, где вы будете находиться до окончания войны. То есть год-два. Ваш император уже ударился в бега. Когда он капитулирует, вы сможете, вернуться домой, во Францию. – Керкленд улыбнулся. – Или остаться в Англии: на хороших портных всегда есть спрос.

– Каковы гарантии что вы выполните свою часть сделки? – спросил Клемент после продолжительной паузы.

– Я дам вам слово.

Француз скривил губы.

– Будет ли такой рафинированный джентльмен, как вы, чувствовать себя обязанным выполнить обещание, данное сыну портного?

– Будет ли сын портного чувствовать себя обязанным выполнить обещание, данное джентльмену? – спросил Керкленд, протягивая ему руку. – Доверие не имеет никакого отношения к положению человека.

– Как это ни парадоксально, я чувствую, что могу доверять английскому врагу больше, чем своим английским союзникам, – произнес Клемент. – Не знаю, смогу ли я сделать то, о чем вы просите, но я подумаю об этом. – Клемент взял протянутую Керклендом руку.

– Но не раздумывайте слишком долго. Если кто-нибудь из членов королевской семьи будет убит или похищен, я аннулирую свое предложение, – сказал Керкленд и, взглянув на Мака, распорядился: – Оставь ему одну кружку и булочки.

Иными словами, не оставляй ничего, что заключенный мог бы использовать в качестве оружия. Теоретически из оловянной кружки тоже можно изготовить нож, но для этого потребовались бы время и инструменты. Мак вылил остатки кофе в кружку Клемента, потом забрал поднос и остальные кружки.

Когда они вышли из камеры, Керкленд тщательно запер за ними дверь и сказал, обращаясь к стражнику:

– Я оставил у заключенного кружку. Проследи, чтобы ее потом забрали.

Когда они вернулись в кабинет Керкленда, Мак спросил:

– Ты думаешь, он сообщит тебе что-нибудь полезное?

– Вполне возможно. Ясно, что ему не нравится быть участником заговора убийц, и он может решить, что убийство принцесс не отвечает интересам Франции, – сказал Керкленд, пожав плечами. – Политику вразумления я считаю более эффективной, чем политику силы.

– Если он решит принять твое предложение, я надеюсь, что он сделает это как можно скорее, – заметил Мак. – Когда исчезнет их связной, заговорщики залягут на дно и отыскать их будет труднее.

Возможно, они будут настолько встревожены, что вообще откажутся от осуществления своего заговора.

– Неужели ты веришь в это? – удивленно спросил Мак.

– Это маловероятно, – сказал Керкленд и улыбнулся, что случалось с ним крайне редко. – Но надежда умирает последней.

Глава 28

Погода на следующее утро была пасмурной, дождливой, типично осенней, что соответствовало настроению Кири. Интересно, как они с Маккензи будут вести себя друг с другом, когда встретятся снова? – думала она, спускаясь в столовую, но застала там только Кэсси, которая выглядела немного усталой, но улыбалась. Должна быть, она хорошо провела время с Кармайклом в своей постели.

Вспомнив, что Маккензи собирался вместе с Керклендом допрашивать француза, Кири поздоровалась с Кэсси и положила на свою тарелку бобы с беконом, кусочек жареного хлеба и налила горячего чая.

– Посещение мадам Бланш было успешным? – спросила Кэсси.

Кири рассказала ей о лорде Фендалле, от которого пахло почти, но не совсем правильно, и о поимке француза. Она уже заканчивала завтрак, когда в комнату вошел Маккензи.

Она занервничала и чуть дрожащей рукой налила себе еще чая.

Присутствие Кэсси помогло ей сохранить самообладание.

– Допрос Клемента прошел успешно?

– Об этом еще рано говорить, – сказал он и положил на стол стопку писем. – Их только что принес лакей.

Заметив на верхнем конверте почерк генерала, Кири просмотрела все письма:

– Я написала всем в своей семье, чтобы они не думали, будто со мной случилось что-то ужасное, Кэсси, а ты не хочешь взглянуть, может быть, там есть письма и для тебя?

– Я никогда не получаю писем, – сказала Кэсси, не поднимая глаз.

– Не возражаете, если я позавтракаю с вами? – спросил Маккензи. – Я выпил кофе с булочкой вместе с Керклендом и французским шпионом, но для такого холодного дня требуется более основательная заправка.

– Мы будем рады. Кушай на здоровье и расскажи нам о допросе, – попросила Кэсси.

– Керкленд мастерски обработал француза, – сказал Мак, наполнил свою тарелку и, принявшись за еду, стал описывать стратегию Керкленда.

Выслушав его, Кэсси одобрительно кивнула:

– Очень умно с его стороны предложить ему достойный выход из позорного заговора. Надеюсь, Клемент договорится со своей совестью и назовет нам имена других заговорщиков.

– Да, это лучше, чем применять пытки, – сказал Мак. – Иногда под воздействием боли человек может наговорить такого, что, по его мнению, тебе хочется услышать.

– В этом есть смысл, – сказала Кири, взяв из стопки письмо, написанное незнакомым почерком на дорогой бумаге кремового цвета. – Силы небесные! Да оно, кажется, с королевской печатью! – воскликнула она, указывая на восковую печать.

– Похоже, это и впрямь королевская печать, – с интересом заметила Кэсси. – Вскрой его.

Кири взломала печать и обнаружила там записку от ее королевского высочества Шарлотты-Августы, в которой говорилось, что леди Кири Лоуфорд надлежит присутствовать на чаепитии в Уоруик-Хаусе.

Приглашение было написано красивым размашистым почерком секретаря, но под ним лежала написанная сформировавшимся почерком записка самой принцессы:

«Дорогая леди Кири!

Мне так хочется увидеться с вами, прежде чем я уеду в Виндзор! Не смогли бы вы приехать в сари, какие носят женщины в Индии? Мне бы очень хотелось посмотреть!

С любовью

Ее королевское высочество принцесса Шарлотта-Августа».

Кири с ошеломленным видом передала письмо Кэсси, которая громко прочитала его.

– Я потрясена, Кири. Ты обратила внимание, что дата приглашения – сегодня, во второй половин дня?

– Что-о? – воскликнула Кири и, схватив письмо, перечитала его. – Письма было отправлено на адрес моих родителей, так что на пересылку потребовался целый день. Сегодня, во второй половине дня! Мне потребуется экипаж!

Маккензи взял у нее письмо.

– Я отправлю записку Керкленду, чтобы он прислал за тобой свой лучший экипаж. Нельзя терять ни минуты. У тебя есть с собой сари?

– Есть. – Кири нервно закусила губу. – Хотя я, наверное, замерзну в нем. Сари не рассчитаны на английскую погоду.

– Надень поверх плащ. И не забудь, что ты уже знакома с этой девушкой, – сказал, успокаивая ее, Маккензи. – Если она прислала тебе приглашение, значит, она будет рада тебя видеть.

– Я поеду с тобой в качестве твоей служанки, – вызвалась Кэсси. – Это придаст тебе солидности.

– Разумеется, дочь герцога нуждается в служанке, – согласился Маккензи. – А я поеду на запятках в качестве твоего ливрейного лакея.

Кири, испытывая благодарность к друзьям за их поддержку, встала из-за стола.

– Пошлите за экипажем. А я пойду переодеваться.

–Тебе нужна помощь? – спросила Кэсси. – Я никогда не видывала сари.

– Помощь не потребуется. Сари надеть легче, чем английское платье, – пояснила Кири. – Присоединяйся ко мне, когда преобразишься в служанку, и я покажу тебе, как носят сари.

Итак, Маккензи отправился подбирать подходящий случаю экипаж, а Кири с Кассандрой – переодеваться.

Кири интуитивно добавила сари к своему багажу, поскольку не имела понятия о том, чем ей придется заниматься.

Вернувшись в свою комнату, она извлекла из дорожного сундука сари. У нее не было подходящих сандалий, но их вполне заменят вечерние туфельки без задников и шелковые чулки.

Она надела сари и, расчесав щеткой волосы, разделила их пробором посередине. Потом она собрала темную массу волос в пучок у основания шеи. В ее чемоданчике с косметикой лежала красная паста, необходимая для того, чтобы нарисовать на лбу красное пятнышко, что она и сделала самым тщательным образом.

В дверь постучали.

– Кири, это я, Кэсси.

В комнату вошла Кэсси, одетая в строгое коричневое платье. Выражение ее лица приличествовало служанке. Ее глаза скользнули по «чоли» – блузке с короткими рукавами и низким вырезом, длина которой на несколько дюймов не достигала талии.

– Да… в такой одежде вполне можно замерзнуть, – сказала она.

– Но это еще не все, – возразила Кири. – Ты пришла как раз вовремя, чтобы увидеть великое событие. Это одно из моих лучших сари. Существуют разные стили драпировки ткани. Моя семья происходит с севера, и любой индус узнает об этом по моей манере носить сари.

Она, не глядя, взяла в руку конец сари и обернула его вокруг себя, заправив за пояс нижней юбки. Кэсси словно завороженная наблюдала за тем, как Кири собрала и сложила складками украшенный вышивкой конец ткани на левом плече таким образом, что он упал за спину. – Откровенно говоря, мне следовало бы оставить открытым пупок – источник созидания и жизни, – сказала Кири. – Но англичане могут счесть это чересчур вызывающим.

– Маккензи этого не вынесет, – с некоторой иронией проговорила Кэсси. – Я видела, как он смотрит на тебя. Покажи ты чуть побольше обнаженной кожи, и у него будет сердечный приступ.

Кири быстро взглянула на нее.

– Извини, не поняла?

– И ты смотришь на него так же, – вздохнув, сказала Кэсси. – Оно и понятно. Вы оба молоды и выполняете интригующую работу. Но помните о будущем и не слишком сближайтесь. За пределами этой работы у вас целая жизнь. Зачем вам от нее отказываться?

Раздраженная тем, что каждый чувствует себя вправе давать непрошеные советы, Кири вызывающе спросила:

– Интересно, мистер Кармайкл смотрит на тебя так же?

Кэсси удивленно подняла брови, однако ничуть не смутилась.

– Ты видела? Нет, мы друг на друга так не смотрим. Мы старые и измученные люди. Друзья, не более того.

– Вы не стары, и мне показалось, что вы больше, чем друзья.

– Мы стары духом, а не плотью, – уточнила Кэсси, внимательно рассматривая ее чемоданчик с парфюмерией. – Да, мы больше, чем друзья. Мы с Робом товарищи. Мы вместе смотрели в лицо опасности.

Решив, что нюансы взаимоотношений Кэсси и Роба выше ее понимания и, уж конечно, ее не касаются, Кири открыла шкатулку с ювелирными украшениями и выбрала длинные серьги из тонких цепочек со сверкающими гранатами, которые спускались почти до плеч. Затем она надела роскошное колье из золотых цепочек и по дюжине браслетов на каждую руку. Принцессе Шарлотте будет на что полюбоваться.

– Как ты считаешь, я готова предстать перед членом королевской семьи?

– Ты выглядишь великолепно, – сказала Кэсси. – И совсем, совсем по-другому. Пусть даже твои черты и цвет кожи и волос остались прежними, ты стала другой женщиной.

– Да, я стала другой, – согласилась Кири, выпуская на волю ту часть своей натуры, которая никогда не станет английской.

Различия их с Маккензи касались не только классовой принадлежности или происхождения, но и двойственности ее натуры. Может ли хоть один англичанин понять это?

Она подумала о Марии, жене Адама. Она была благороднейшим человеком с чисто английской внешностью и обладала чутким сердцем. А вот Годфри Хичкок им не обладал.

Если Кири суждено когда-нибудь найти свою настоящую пару, то это должен быть мужчина, обладающий чуткостью и терпимостью. Генерал понимал Индию, и Лакшми для него была воплощением страны, где он провел половину жизни. Но мужчины вроде него – большая редкость. А теперь довольно философствовать.

– Я хотела бы подарить принцессе духи. Сейчас нет времени готовить духи специально для нее, но я подумала, что ей могут понравиться вот эти. – Кири протянула флакончик Кэсси. – Как ты думаешь?

Кэсси задумчиво втянула носом аромат:

– Эти духи пахнут невинностью и надеждой.

– Но они не вполне подходят для девушки, родители которой дерутся из-за нее, словно собаки из-за кости, и которая когда-нибудь может стать правительницей Англии.

Кири перелила духи для юной девушки в изящный флакон из алого стекла, добавила к ним крошечную капельку шипра, закрыла пробкой и встряхнула. Потом снова открыла флакон. Уже лучше.

– Как ты думаешь, Кэсси?

Кэсси понюхала и поморгала глазами.

– Запах более сложный, и чувствуется в нем некоторая приземленность и.,, непреходящая печаль – точнее я не могу описать.

– Именно такого эффекта я и добивалась, – сказала Кири.

Она повязала серебряную ленту – все из того же чемоданчика – вокруг горлышка стеклянного флакона. Потом она завернула флакон в кусочек белого атласа. Хорошо, что она приехала, готовая к любым неожиданностям. У нее была с собой даже сумочка с шелками для вышивания, которая вполне могла сойти за индийский ридикюль. Сунув в сумочку духи, она сказала:

– Пора идти. Скоро должны подать экипаж.

– Позвольте мне взять ваш плащ, миледи, – сказала Кэсси, немедленно входя в роль неприметной и хорошо вышколенной прислуги.

Кири с некоторой иронией заметила:

– Ты больше похожа на служанку, чем любая из всех виденных мной служанок.

– Извините, я исправлюсь, – бросила Кэсси, позволив себе улыбнуться уголком губ, и тут же стала менее неприметной.

– Ты могла бы стать актрисой, – заметила Кири, когда они направились к двери.

– Однажды мне и в самом деле пришлось быть актрисой, – отозвалась Кэсси, открывая дверь для своей «хозяйки».

Маккензи ждал в холле. Услышав ее шаги, он сказал:

– Как раз вовремя. Экипаж только что прибыл. – Он поднял глаза на Кири и… замер.

У подножия лестницы Кири присела в реверансе, сложив ладони рук на уровне груди, и, склонив голову, поздоровалась на хинди.

Лихорадочно проглотив комок, образовавшийся в горле, Маккензи отвесил ей глубокий поклон и заметил:

– Вы опасны, миледи.

Он взял у Кэсси плащ Кири и набросил ей на плечи. У нее мурашки пробежали по коже от легкого прикосновения кончиков его пальцев к ее обнаженной шее.

– А теперь нам пора отправляться, если мы хотим прибыть в Уоруик-Хаус в назначенное время.

Он придержал для Кири дверь, и она вышла из дома. Жизнь, несомненно, стала значительно интереснее с тех пор, как она сбежала от Годфри Хичкока.