Текст книги "Один-ноль в пользу женщин"

Автор книги: Мелисса Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

«В постели». Часть первая

Позже, вернувшись в офис, я уточняю последние детали рекламной кампании «Будуара» – национальной торговой сети, открывающей бутик на Уолнат-стрит. Здесь можно будет купить элитное мужское и женское белье, простыни из шелка и атласа, подушки, свечи, лосьоны для тела и изящные сексуальные игрушки. Такие салоны уже открыты в Чикаго, Далласе, Майами, Сан-Франциско и Атланте.

«Голд груп» организует презентацию шестого по счету бутика, которая состоится в День святого Валентина. Для всех салонов мы разработали проект «В постели» с ироничным рекламным слоганом «Все, что вам нужно, – это любовь». Хозяева «Будуара» согласились перечислить пятьдесят процентов выручки этого дня в отделения Федерации планирования семьи в каждом городе. Это была моя идея – надо признать, одна из лучших.

Проектом занимается Мария Саймонс, наш старший менеджер по работе с клиентами. Она организует двенадцатичасовой марафон поцелуев.

В центре каждого бутика поставят широкую, красиво оформленную кровать. Весь день разбит на пятнадцатиминутные интервалы, и уже состоялась регистрация пар, достигших восемнадцати лет, которые будут занимать кровать, сменяя друг друга. Все пятнадцать минут они должны будут целоваться – и ничего больше! В каждый из шести салонов Мария со своими помощниками пригласила местных звезд спорта, политиков, артистов эстрады и обычных людей. В том числе и нетрадиционной сексуальной ориентации.

Она считала, что я буду против привлечения этой части населения, к которой, кстати, она тоже принадлежит, но я не возражала. Мне достаточно знать, с кем сплю я сама, остальные меня не волнуют.

Что еще повлияло на мое решение? Геи обычно люди с достатком.

Нашим проектом заинтересовались средства массовой информации. Он стартует только через две недели, но национальные утренние и развлекательные шоу уже выразили желание освещать его.

С улыбкой просматриваю отчет Марии о том, как идет подготовка к проекту. Она просто молодец! Список участников впечатляет. И вдруг я вижу свое имя. «Лекси Джеймс и…» Перечеркиваю эту строку красной ручкой.

Неисправимый романтик

Я ухожу из офиса рано, в пять часов вечера, и, добравшись домой, обнаруживаю, что у вечернего портье скопилась для меня целая куча подарков. Отец прислал букет ярких цветов, который совсем не похож на свадебный. От мамы принесли пакет, полный ароматических свечей и соли для ванн. Лола оставила аккуратно упакованные угощения из своего ресторана с инструкцией, как подогреть еду. Грейс занесла свои диски с тремя первыми сезонами сериала «Баффи – истребительница вампиров».

Они так заботятся обо мне! Я оставляю «спасибо» на автоответчиках у мамы, отца и Лолы, а потом звоню Грейс, рассчитывая, что ее тоже нет дома. Но она поднимает трубку после первого же гудка.

– Ты супер, – говорю я подруге.

– Я не знала, какой фильм придется тебе по душе. У тебя подходящее настроение для «Баффи»? Если нет, то не смотри.

– Грейс, все отлично, – заверяю я ее.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке, – раздраженно отвечаю я. В разговорах с ней я частенько бываю несдержанна – может быть, потому, что она для меня как младшая сестра. Грейс появилась в нашем студенческом сообществе, когда училась на первом курсе. А я к тому времени оканчивала третий. И мы подружились, несмотря на разницу в возрасте и испытания, через которые ей пришлось пройти.[3]3
  Студенту, давшему обещание вступить в сообщество, назначается испытательный срок, подразумевающий выполнение тяжелых, зачастую глупых и унизительных, поручений в течение определенного времени.


[Закрыть] Когда Грейс окончила университет, наши отношения стали еще ближе. Многие выпускники уезжают из города в поисках высокооплачиваемой работы, но мы с ней обе из Филадельфии и нам не нужно было никуда ехать.

Наша дружба выдержала испытание временем, и мы продолжаем общаться даже после моего выхода из движения «Я хочу выйти замуж и родить детей», активным участником которого Грейс по-прежнему является.

– Ты справишься с этим, – мягко говорит она, – и найдешь отличного парня. Того, кто идеально подходит тебе.

– Знаю, – резко бросаю я и мысленно себя одергиваю: «Веди себя прилично! Она хоть и неисправимый романтик, но не желает тебе ничего плохого!»

– Хорошо, дорогая, – мурлычет Грейс как ни в чем не бывало. – У меня сегодня ночная смена в госпитале, но если тебе что-нибудь понадобится, пришли мне сообщение.

– Спасибо, – тихо говорю я.

Повесив трубку, понимаю, что чувствую себя ужасно – еще хуже, чем в течение всего дня. А ведь сейчас только пять восемнадцать, и впереди весь вечер. Постойте, сейчас же время ужина в пансионе!

Совет старших подружек

Примерно раз в две недели я бываю в пансионе для престарелых еврейской общины на Брод-стрит. Когда-то давно суд приговорил Сьюзен Голдберг, президента «Голд груп», к общественным работам на ежегодном сборе пожертвований для этого заведения. Само собой разумеется, она перепоручила это мне, и, как ни странно, мне понравилось. Здесь живут в основном женщины, и я полюбила вздорных старушек, с которыми довелось познакомиться. Мои дедушка с бабушкой уже давно умерли, но даже если бы они были живы, не уверена, что с ними мне было бы также весело, как с советом старших подружек.

Я приезжаю к ним в пять сорок пять. Ужин уже давно закончился. Совет собрался в комнате отдыха. Рут замечает меня, откладывает в сторону вышивку и раскрывает объятия, чтобы крепко стиснуть меня и прижать к огромной груди, похожей на широкий мясной прилавок.

– Привет, Лекси! Ах, только взгляните на нее! До чего хороша!

– Ты постарела, – сообщает Сильвия. Так она дает мне понять, что я слишком затянула с визитом. Теперь я хорошо разбираюсь в еврейском чувстве вины.

– Я становлюсь старше, – отвечаю я Сильвии, – с каждым днем.

– Ладно, Лекси, – говорит Рут. Она здесь старшая. У нее кудрявые волосы, выкрашенные в красно-коричневый цвет, огромные очки, под грудью качается золотая цепь со звездой Давида. – Расскажи нам, как ты живешь? Что новенького?

И хотя я много раз рассказывала им о своей жизни, они забыли, что сегодня за день. Ничего удивительного. Конечно, старушки знают о разорванной помолвке. Я говорю им правду, хотя замалчиваю неприятные подробности и добавляю немного мелодрамы. Им нравится версия «детям до тринадцати», они радуются моим успехам, а еврейская мудрость лечит мои раны.

– Расскажи, как дела, – настаивает Сильвия. Она не желает красить свои седые короткие волосы. Главное в ее жизни – комфорт, поэтому она носит только универсальную одежду: эластичные велюровые брюки и кофты на молнии спортивного кроя. Изредка все это даже сочетается по цвету. Она плохо слышит, поэтому разговоры у нас всегда очень интересные.

– Дорогая, совсем не обязательно нам что-нибудь рассказывать, – говорит Эстер. «Королева Эстер» – так называют ее за спиной. Это красивая женщина с длинными светлыми волосами с проседью, которые она ежедневно тщательно укладывает. У нее всегда безупречный макияж, и одевается она необычно, но стильно – в кружевные блузки и длинные юбки. Такое впечатление, что Эстер ожидает в гости мужчину. Кстати, это вполне возможно.

Она улыбается мне и говорит:

– Настоящая женщина умеет хранить свои секреты.

– Замолчи, Эстер, – перебивает ее Сильвия.

– Не затыкай мне рот! – надувает губы Эстер.

– Честно говоря, рассказывать особо нечего.

– Но, красавица, – говорит Рут, – а какой-нибудь новый друг?

– Только не надо мучить ее разговорами о муже и детях, – предупреждает Эстер.

– Твое поколение слишком тянет с замужеством. Настоящий кризис, – констатирует Рут.

– В моей жизни нет кризиса. У других – возможно, но не у меня! Я женщина вне кризиса. Антикризис!

– Антихрист? – вдруг восклицает Сильвия. – Она антихрист?

– Я сказала «кризис», – объясняю я, – а не «антихрист». Не было антихриста.

– Не было Христа? Ты так сказала?

– Дорогая, ты наконец-то становишься иудейкой? – спрашивает Рут.

– Нет, не становлюсь.

– Лекси, не надо загадывать, – успокоительно говорит Эстер. – У тебя еще есть время познакомиться с приличным еврейским парнем. Kina hora.[4]4
  Вербальное сокращение от «Kein Ayin Hora» – защита от сглаза; «чтоб не сглазить».


[Закрыть]

– Kina hora, – хором повторяют Сильвия и Рут.

– Неужели ни у одной из нас нет внука, которого мы могли бы познакомить с Лекси? – удивляется Рут. – Ведь нас трое.

– Я не хочу ни с кем знакомиться, – деликатно намекаю я.

– Мой внук Эрик отлично подойдет тебе, – сообщает Сильвия.

– Разве он не обручился на прошлой неделе? – удивляется Эстер.

– Да, но она мне не нравится, – ворчит старушка.

Я выслушиваю все новости о внуках и детях совета старших подружек. А также о свадьбах, рождениях и разных других событиях.

– Когда-нибудь, – говорит Рут, – мы будем танцевать на твоей свадьбе. Kina hora.

– Kina hora, – вторят ей Сильвия и Эстер.

– Когда-нибудь, – с сомнением соглашаюсь я, поднимаясь со стула. Обнимаю и целую в щеку каждую из них.

Пятая подружка

Распрощавшись с подружками, я возвращаюсь домой. Разбираю пакет, который принес посыльный из бакалейного магазина, и тут звонит телефон.

– Это Миа, – выдыхает в трубку моя подруга. – Как дела? Пока не сплю, решила поинтересоваться, как прошел твой день.

Бросаю взгляд на часы – девять вечера.

– Я в порядке, – говорю я в последний раз за сегодняшний день. – Спасибо за подарок. Очень мило, мне понравилось. – Я научилась общаться с Мией короткими фразами, потому что невозможно угадать, когда кто-нибудь из ее мальчишек прервет разговор.

– Ну вот, день подходит к концу, – говорит Миа. – Можно сказать, уже закончился.

– Точно. А ты как, Миа Роуз?

Она начинает быстро тараторить – так разговаривает Дэвид, ее шестилетний сын. Он явно подает матери плохой пример.

– Когда я тебя увижу? Может быть, завтра? Постой, завтра суббота. Нет, субботы исключаются. А в воскресенье? Позавтракаем вместе? О, блин! – Миа ругается как настоящая мать. В ее словаре не осталось крепких выражений. – Нас же пригласили на день рождения. Знаешь что? Майкл отвезет мальчиков, и мы сможем встретиться. Правильно? Пообщаемся? Только мы вдвоем?

– Конечно, Миа.

– Отлично, приезжай ко мне. Сможешь?

– Да, – соглашаюсь я, и она заливается радостным смехом.

Выбери другой овощ

В пятницу вечером подруги уговаривают меня пойти в галерею в старом городе, хотя у меня нет настроения развлекаться. Мы отправляемся в «Артист-хаус» на открытие выставки, которая будет проходить там в этом месяце. Она называется хлам-арт. Лола хочет купить что-нибудь для своего ресторана, и ее интересует наше мнение. Такое начало вечера вряд ли можно назвать многообещающим.

В уголке зала мы находим свободное место, где можно остановиться и оглядеться.

– Как все это меня угнетает! – замечает Грейс, рассматривая безудержно флиртующих двадцатилетних девушек. Открытие выставки в старом городе – светское мероприятие. Событие с большой буквы.

– Знаешь, что действительно угнетает? – спрашивает Элли. – Вчера я смотрела по телевизору программу про двадцатилетних мамаш, которые ради детей готовы отказаться от карьеры.

– И авторы оправдывали их? – интересуюсь я.

– Да, с биологической точки зрения. В двадцать лет женщины наиболее подготовлены к рождению детей. Никто не говорит о необходимости получить образование, чтобы нормально зарабатывать и содержать семью. Или о том, что нужно найти достойного мужчину, который будет хорошим отцом этим детям.

– Можно подумать, стоит выйти на улицу, и ты тут же найдешь себе спутника жизни, – говорю я.

– У мужчин это почему-то получается, – замечает Грейс. – Как только они решают жениться. Они ведь не задумываются о биологических часах. Просто находят себе девушку помоложе.

– Там говорили о том, что мужчины, подчиняясь инстинкту, выбирают в качестве матерей молодых здоровых женщин. Судя по всему, в нашем возрасте «срок годности» уже истек.

– Как у молока, – говорю я. – Когда еще не знаешь, прокисло оно или нет. Пахнет немного странно, но ты надеешься, что еще денек оно простоит. А потом просто оставляешь его в холодильнике, потому что не хочешь возиться. Молоко скисает, ужасно противно выливать его в раковину, поэтому ты просто выбрасываешь пакет в мусорное ведро.

– Я не хочу быть молоком, – протестует Грейс. – Предпочитаю считать себя фруктом. Маленьким и сладким. Или, может быть, какой-нибудь ягодой.

– А я райский банан, – вставляет Лола.

– Потому что это экзотика? – спрашивает Грейс.

– Si.[5]5
  Да (исп.).


[Закрыть] И потому, что его можно есть, только когда он перезреет и кожица станет похожей на гнилую. Но именно в этот момент он наиболее сладкий внутри. Нельзя съесть молодой зеленый жесткий банан. Нужно набраться терпения и подождать, пока он созреет. Тогда с ним можно делать все, что угодно. Измельчать, жарить, есть на гарнир, в качестве десерта или просто использовать для украшения блюд. Так что райский банан – это я.

– Тогда я предпочла бы быть луком, – сообщает Элли.

– Тьфу, – плюется Грейс.

– Потому что его нужно долго чистить? – предполагаю я.

– Нет, вы только задумайтесь… Лук входит в состав множества блюд. Как много рецептов начинается со слов: «Припустите лук и чеснок в сливочном масле». В самом деле? Я предпочла бы быть шалотом. Это такой утонченный лук. Французский, по-моему.

– А я всегда представляла себя томатом.

– Потому что ты из Джерси? – предполагает Лола. – Я люблю томаты оттуда.

– Нет, черри. Маленькой хорошенькой помидоркой-черри. Крошечной. Достаточно положить ее в рот, чтобы ощутить взрыв вкуса. Приятным дополнением к другим овощам. Декоративной, очень вкусной и полезной…

– Томат – это отлично, – замечает Лола. – Не требует особого ухода. Его не нужно чистить. Никаких особых условий хранения. И достаточно оставить на солнце, чтобы он созрел. Немного соли, и его можно есть.

– Вот мне и кажется, что я уже слишком долго лежу на солнце. – Я пожимаю плечами. – Может, я упустила тот момент, когда была зрелой и сочной, и скоро моя кожа сморщится. И тогда я стану высушенным на солнце томатом.

– Высушенные на солнце томаты – самый смак, – говорит Лола. – Они очень дорогие.

– Но ты можешь съесть лишь один маленький кусочек за раз, потому что они очень острые. Острые, а не пикантные и не сочные. И такой томат невозможно снова сделать сочным. Сок, выходящий из него, уже не вернуть.

– Выбери другой овощ, – предлагает мне Грейс. – Пока не слишком поздно!

Художник

Мы решаем пройтись по залу, а не стоять в углу как старые чудачки. Лола подходит к скульптуре в стиле хлам-арт: она сделана из веничков для взбивания, лопаток и других кухонных принадлежностей.

– А она не слишком большая? – сомневается Грейс. Это произведение искусства занимает приблизительно семь футов в высоту и пять в ширину.

– Я найду способ ее впихнуть, – решительно заявляет Лола. – Она мне нравится.

– Рад слышать, – раздается голос. Заглядываю за скульптуру, чтобы увидеть говорящего.

– Я Джек Маккей, – представляется он, обращаясь к Лоле. – Автор этой работы. – И протягивает ей руку.

А он очень даже ничего. Рост примерно пять футов, голубые глаза, длинные, до подбородка, темно-русые волосы. На нем бархатная рубашка темно-красного цвета на пуговицах и светло-голубые выбеленные джинсы; на шее темный шнурок с разноцветными бусинами, и толстое серебряное кольцо на безымянном пальце правой руки. Ох ты, Боже мой!

– А это Лекси Джеймс, моя подруга, – показывает на меня Лола. Пока у меня текли слюни, она представляла ему совет подружек. Обходя скульптуру, я улыбаюсь Джеку Маккею. Бог мой, вот это мужчина!

– Рада познакомиться, – говорю я более хриплым голосом, чем следовало бы.

– И я, – улыбается он.

– Лекси – лучший специалист по рекламе во всем городе, – говорит Лола. – Она могла бы поспособствовать твоей карьере.

Я краснею. Краснею? Я?

– Связи с общественностью? – говорит Джек и засовывает руки в карманы джинсов, непреднамеренно подчеркивая свои узкие бедра.

– Дай ему визитку, – шепчет Элли.

Я достаю из сумочки визитницу от Тиффани и протягиваю ему карточку. Чуть наклонившись, вдыхаю его запах. Мыло. Единственный по-настоящему мужской запах.

Совет подружек и «Айриш спринг»

– Он не позвонит, – говорю я подругам, когда мы идем по Маркет-стрит, пытаясь найти свободное такси. – Я чуть слюной не изошла. Вела себя как полная дура. – Никто не собирается со мной спорить.

Лола останавливает машину, и мы все садимся в нее.

– Это все из-за запаха. Запаха мыла. Перед ним я не могу устоять.

– Про одеколон можно забыть, – говорит Элли. – На меня тоже действует мыло.

– «Айриш спринг» – мое любимое, – добавляет Грейс. – Я покупаю его для Майкла.

– Подчеркивает их феромоны, – говорит Лола.

И мы замолкаем, мысленно отдавая дань мылу «Айриш спринг».

«Шестнадцать свечей»

В Филадельфии снова субботний вечер. Я сижу на диване в старом спортивном костюме, ложками поглощаю арахисовое масло прямо из пластиковой банки и смотрю «Шестнадцать свечей» на каком-то неизвестном мне кабельном канале. Фильм уже заканчивается. Это одна из лучших концовок всех эпических историй Джона Хьюза.

Саманта, добрая девушка, возвращается в церковь, чтобы забрать забытую сестрой вуаль. Выйдя на крыльцо, она видит, что все родственники рассаживаются по машинам. О ней опять забыли. Сэм расстроена, но нисколько не удивлена. Когда толпа расходится, она видит Джейка. Он стоит на противоположной стороне улицы, прислонившись к маленькой красной спортивной машине, руки в карманах, и выглядит просто великолепно. Джейк машет Саманте, и она оглядывается, чтобы понять, кому адресован этот жест. Показывая на себя, она одними губами спрашивает: «Я?» – «Да, ты», – отвечает он. Девушка сбегает по ступенькам к его машине. Он открывает дверцу. Она машет своему эксцентричному, но доброму отцу. В следующей сцене Сэм и Джейк сидят за обеденным столом в его доме. Между ними – праздничный торт со свечками. «С днем рождения, Саманта!» – говорит он. А потом они наклоняются друг к другу над тортом и свечами. Поцелуй. Конец фильма.

Слезы текут по моим щекам. Я хочу позвонить кому-нибудь из совета подружек, но Лола и Грейс на работе, а Элли заканчивает статью. Поэтому я звоню маме.

– Что случилось? – встревоженно спрашивает она.

– Мама, я не знаю.

– Что-то произошло? У тебя что-то болит? Почему ты плачешь?

– Только что досмотрела «Шестнадцать свечей».

– Снова! – охает мама. – Зачем ты так себя мучаешь?

– Это такой замечательный фильм! – говорю я в нос.

– Лекси, это же просто кино! Про шестнадцатилетнюю девочку!

– Я хочу быть такой же, – всхлипываю я.

– Зачем?

– Чтобы вернуться назад и изменить свою жизнь.

– Лекси, нельзя сидеть дома, смотреть фильмы двадцатилетней давности и жалеть о том, что не можешь начать жизнь заново. В твои шестнадцать ты не особо веселилась. Поверь мне, я это видела.

– Знаю, мама.

– Дорогая, послушай, я хотела кое-что обсудить с тобой и думаю, сейчас самый подходящий момент.

– Что? – Я шмыгаю носом.

– Я тут подумала… – медленно произносит мама. – Что ты скажешь, если я предложу тебе сходить к психиатру?

В ответ я сморкаюсь. Мама осторожно продолжает:

– Потому что, Лекси, смотри, что происходит… Как давно ты рассталась с Роном? Три или четыре месяца назад? И, мне кажется, с тех пор тебе так и не удалось начать новую жизнь. Может, у тебя депрессия? Небольшая?

– Да, у меня депрессия. Конечно! Я сижу одна дома, ем арахисовое масло и рыдаю над фильмом с Молли Рингуолд.

– А тебе не кажется, что у тебя клиническая депрессия?

Здесь я задумываюсь, прекращаю шмыгать носом и твердо отвечаю:

– Нет!

– Почему ты так уверена? – мягко интересуется она.

– Я знаю себя. Я не сумасшедшая.

Мама молчит.

– Ладно, хорошо, иногда я веду себя так, будто немного не в себе. Как сейчас, например. Но это не значит, что у меня клиническая депрессия.

– Может быть, тебе нужна помощь, – говорит мама, и я слышу, как она шуршит бумагами на другом конце линии. – Я навела справки и могу рекомендовать тебе отличного врача в Филадельфии.

– Навела справки?

– Лекси, у меня много друзей, которые в свое время лечились у психиатра. Не беспокойся, я не говорила, что у тебя проблемы. Вот видишь. – Мама, судя по всему, демонстрирует свои записи телефонной трубке.

– Как ее зовут?

– Доктор Франклин. И это он.

– Мужчина поможет мне разобраться в моих проблемах с мужчинами?

– Почему бы и нет? – спрашивает она. – Просто посмотри, что это тебе может дать.

– Ладно.

Мамма Миа

Следующим утром, сидя за рулем спортивного «ягуара» Лолы, я направляюсь в сторону Нью-Джерси. У меня нет машины, и вовсе не потому, что я не могу ее себе позволить. Просто я не в состоянии сделать выбор, а когда, кажется, решение уже принято, меня пугает договор и обязательство выплачивать кредит в течение нескольких лет. В таком случае как логично было бы поступить? Взять автомобиль в аренду? Тогда мои обязательства платить не покажутся безграничными. Но, думаю, их уже вряд ли можно будет назвать обязательствами. И зачем вообще что-либо делать, если я всегда могу одолжить средство передвижения у Лолы или у Грейс?

Как бы там ни было, я направляюсь к Мие Роуз. Все подруги, с которыми я познакомилась в двадцать с небольшим лет, давно исчезли с моего горизонта, но с Мией Роуз я продолжаю общаться. Мы с ней вместе работали в «Голд груп». В один и тот же год пришли туда младшими менеджерами по работе с клиентами и очень быстро сдружились. Мы много работали и весело отдыхали. А потом Миа свернула на съезде с указателем «Муж, дети, дом в пригороде». Сразу после своего двадцатипятилетия она вышла замуж за Майкла Роуза. Когда, год спустя, родился Дэвид, Миа ушла с работы. Ее не устраивал отпуск по уходу за ребенком – она знала, что не хочет отдавать сына в детский сад и будет растить его сама. После появления Саймона она заявила, что с беременностями покончено. Майклу сделали вазэктомию – естественно, мы в курсе, хотя он об этом не догадывается.

Переезжаю реку, по обеим сторонам дороги тянутся торговые центры. Пытаюсь вспомнить, когда же я в последний раз видела подругу. Мы разговариваем по телефону и обмениваемся электронными письмами, но больше всех с Мией общается Грейс. Они вместе со своими Майклами выходят в свет. Раньше мы с Роном присоединялись к ним, но сейчас я одна и все изменилось. Мне кажется, без спутника я не вписываюсь в план рассадки гостей.

Миа обнимает меня и ведет в дом. И – Боже! – я чувствую любимый аромат!

– Ты приготовила куриный суп? – спрашиваю я с неподдельной радостью.

– Да, куриный, – мелодичным голосом подтверждает Миа, и мы входим в светлую, сверкающую чистотой кухню.

– А ты не сделала… То есть, конечно, суп – это здорово, и я очень ценю, что ты нашла время, но… – Я закрываю глаза и скрещиваю пальцы. – Как насчет фрикаделек?

– И их тоже.

– И мальчишек нет дома… Значит, мне не придется делиться с ними?

– Точно, – смеется Миа, – хотя, Лекси, когда-нибудь ты должна будешь этому научиться.

– Только не сегодня.

Миа встает на приставной стул и достает из буфета глубокие тарелки.

– Я отправила тебе корзину… ну, в тот самый день. Но мне показалось, что куриный суп – это лучше. Шоколадки помогают, а такой суп лечит по-настоящему.

Я склоняюсь над шестиконфорочной плитой и поднимаю крышку кастрюли. Теплый ароматный пар бьет мне в лицо, и я вижу фрикадельки – соблазнительные бугристые шарики, свободно плавающие в бульоне. Меня глубоко трогает внимание подруги, и я грустно улыбаюсь кастрюле. Слеза падает в бульон, добавляя в него еще немного соли.

Мы сидим на кухне Мии за уютным деревянным столом в деревенском стиле с ножками темно-зеленого цвета. Под ногами половик из сизаля – специально, чтобы собирать все крошки, которые роняют дети. Стулья из того же комплекта, что и стол, на них лежат подушки с красно-желтыми цветами, которые сочетаются по цвету с тарелками.

Миа рассказывает мне о своих сыновьях. Обожаю мальчиков семейства Роуз! Дэвиду шесть с половиной. Саймону пять.

– Малыш Сай в сентябре идет в детский сад, – говорит Миа, – и я подумываю, не выйти ли на работу на неполный день.

– Считай, что ты принята, – говорю я.

– Вот так просто? – смеется Миа. Она заправляет блестящие черные волосы за уши и дергает себя за густую челку.

– Неужели ты думаешь, что я позволю тебе работать в другой пиар-компании? Ни за что! Хочу, чтобы ты вернулась в «Голд груп». Это будет классно.

– А ты не должна посоветоваться со Сьюзен? – Миа ставит ноги на стул и подтягивает колени к груди.

Я делаю круглые глаза.

– Нет, не должна. Я имею право принимать на работу всех, кого посчитаю нужным. Сьюзен сейчас не знает имен половины наших сотрудников. Она будет рада, если ты вернешься. А еели серьезно, думаю, она и не заметила твоего ухода.

Засмеявшись, Миа встает, чтобы убрать со стола.

– Я на шесть лет выпала из деловой жизни. Мне придется многое наверстывать. – Она включает кофемашину, вынимает из морозилки кофейные зерна. Я наблюдаю, как она мелет их, кладет в специальный отсек, варит эспрессо, подогревает молоко и соединяет его с кофе, с идеальной точностью разделяя их пополам, – получаются две чашки великолепного кофе с молоком. Если Миа способна на такое, она справится с любой задачей.

– У тебя все получится, – уверенно говорю я ей.

– Но только на неполный день.

– Конечно, – машу я рукой. – У меня работают четыре мамы, и все по нескольку часов.

– Хорошо было бы снова оказаться среди взрослых и зарабатывать самой.

– Постой. Ты хочешь, чтобы я тебе платила?

– Ха-ха! – Миа кивает мне. – Лекси, как здорово будет снова работать вместе с тобой. Как в добрые старые времена!

Я пожимаю плечами:

– Не совсем так.

– Почему?

– Теперь я твой босс.

* * *

Мы еще целый час обсуждаем «Голд груп», сотрудников и клиентов. Февральское солнце уже начинает клониться к закату, и тут звонит телефон. Это Майкл, и я слышу, как Саймон и Дэвид что-то кричат в трубку.

– Мальчишки в восторге от торта-мороженого, – говорит Миа. – Майкл позвонил, чтобы заранее предупредить нас. Может быть, ты захочешь смыться. Кто знает, что они тут могут устроить.

Но я не успеваю уехать. В дом врываются дети, их лица и рубашки в чем-то коричневом – похоже, это шоколад, или грязь, или и то и другое. Они набрасываются на меня.

– Тетечка Лекс! – раздается похожий на военный клич крик Дэвида.

Я уже устала объяснять им, что я «тетя Лекси», а не какая-то непонятная «тетечка Лекс».

Дэвид обхватывает мои ноги, а Саймон вскарабкивается на стул и прыгает на меня. Я ловлю его, он обнимает меня за шею, поднимает глаза к потолку и кричит:

– Целоваться!

Целую его сначала в правую щеку, потом в левую, снова в правую, в левую…

Дэвид толкает меня в бедро:

– Тетечка Лекс, хочешь, я расскажу, чему научился в школе?

– Да.

– Хорошо, ладно. Готова?

– Я готова. – Сосредоточившись, смотрю вниз на Дэвида.

– Me Hamo David Rose. Como esta usted? Estoy bien. Gracias.[6]6
  Меня зовут Дэвид Роуз. Как дела? У меня все хорошо. Спасибо (исп.).


[Закрыть]

– Perfecto! Muy bien![7]7
  Совершенно! Очень хорошо! (исп.)


[Закрыть]

– Я, я! – Саймон стучит по моей груди. – Тетечка Лекс, я тоже знаю испанский!

– Si? Digame.[8]8
  Скажи мне (исп.).


[Закрыть] Скажи мне что-нибудь.

– Uno, dos, tres, cuatro, cinco, seis,[9]9
  Один, два, три, четыре, пять, шесть (исп.).


[Закрыть] – Саймон останавливается, чтобы передохнуть. – Seis, siete, ocho[10]10
  Шесть, семь, восемь (исп.).


[Закрыть]… нью… гм… Сейчас.

Чтобы подсказать ему, я говорю:

– Нью… и?..

Саймон закрывает мне рот своей грязной ладошкой.

– Не надо, тетечка Лекс. Я сам попробую вспомнить. – Он начинает считать заново и на этот раз заканчивает правильно: – Nueve, diez.[11]11
  Девять, десять (исп.).


[Закрыть]

Я аплодирую.

– Лекси, привет, – говорит измученный Майкл, целуя меня в щеку, и тепло добавляет: – Рад тебя видеть.

Проходит еще час, и я отказываюсь от предложения Мии остаться на ужин. Майкл, уставший после дня рождения, заснул на диване. Мальчишки постепенно приходят в себя и начинают капризничать.

– Я пойду, пока они еще держатся на ногах, – говорю я.

Миа все прекрасно понимает.

У двери она протягивает мне стеклянную банку куриного супа и пластиковый контейнер с фрикадельками и шепчет, приложив палец к губам и кивая в сторону гостиной, где играют мальчики:

– Тише!

– Я люблю тебя, Миа Роуз. – Я крепко обнимаю подругу. – Спасибо.

– Лекси, и я тебя люблю.