Текст книги "Один-ноль в пользу женщин"
Автор книги: Мелисса Джейкобс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Речь
Следующим утром, в девять пятнадцать, я выхожу из лифта и понимаю, что в офисе стоит абсолютная тишина. Младшенький мрачно смотрит на меня и на этот раз воздерживается от утренней шутки.
– Почему так тихо? – спрашиваю я. – Убили кого-нибудь?
– Мамочка в плохом настроении, – отвечает он.
Я дожидаюсь десяти утра и нажимаю кнопку громкой связи с кабинетом Сьюзен.
– Да? – рявкает она.
– Это Лекси, я хочу поговорить с тобой.
– Ладно, заходи.
Что ж, вперед, к большим свершениям!
Пристроившись на стуле напротив стола Сьюзен, я с улыбкой начинаю:
– Сьюзен, я много думала и считаю, что мне пора уйти из «Голд груп». Я очень ценю то, как…
– Нет! – резко произносит она.
Я хлопаю глазами:
– Что, прости?
С тяжелым вздохом Сьюзен принимается перебирать огромную стопку бумаг на столе:
– Сказала же, нет. Я не отпущу тебя.
– А разве есть выбор?
– У нас впереди тяжелые времена, так что сейчас абсолютно неподходящее время для увольнения. – Сьюзен хлопает рукой по столу, и я подскакиваю на стуле. – Ты исполнительный вице-президент этой компании! И никуда не уйдешь.
– Сьюзен, боюсь, ты не поняла меня. Я хочу уйти.
– И куда? Ты ведь подписала договор об отказе от конкуренции. И не можешь работать ни в одной пиар-компании в Филадельфии и в пятидесяти милях вокруг.
Я планировала свою речь по-другому. Нужно переключить телесуфлер и начать заново. Но я не могу. Что ж, хорошо. Слушай.
– Я хочу открыть свою компанию.
Сьюзен с презрением смотрит на меня:
– Правда? Что ж, удачи. – Отвернувшись к компьютеру, она принимается что-то печатать.
– Сьюзен, – делаю я очередную попытку, – я надеялась, что ты за меня порадуешься.
Не отрывая глаз от экрана, она говорит:
– Почему я должна радоваться? Ты бросаешь меня в тот момент, когда я в тебе больше всего нуждаюсь. Твой уход очень осложнит мою жизнь. Но, мне кажется, тебя это не волнует.
– Я остаюсь еще на месяц. Гонорара от «Куэйкер иншуренс» хватит, чтобы платить зарплату мне, Майку и Мишель в ближайшие шесть недель.
– Я увольняю Мишель.
– Мне жаль это слышать. Но последнее слово всегда за тобой.
– Именно так. – Сьюзен косится на меня, и я с удивлением замечаю злость на ее лице. – Ты подготовишь мне информацию о клиентах и закончишь отчет о работе компании за текущий квартал, чтобы я сразу смогла войти в курс дела?
– Да, конечно.
Сьюзен разворачивается к шкафу с документами, и теперь я вижу только ее спину. Продолжаю сидеть, размышляя, что делать: уйти или все же задать последний вопрос. Сьюзен оглядывается через плечо:
– Еще что-нибудь, Лекси?
– Да. – Вдох, выдох. – Я бы хотела сообщить сотрудникам, что…
Она резко разворачивается и перебивает меня:
– Я сама скажу им об этом, когда сочту нужным. После увольнения Мишель всем будет морально тяжело. Так что потерпи. – Сьюзен снова отворачивается от меня.
– Хорошо, – говорю я ей в спину. Не важно, что именно она скажет коллегам. Они спросят, что я думаю по этому поводу, и поверят мне. И, надеюсь, пожелают мне удачи.
Я встаю. Нужно ли сейчас сказать Сьюзен что-то приятное? Поблагодарить за все годы, что я проработала в «Голд груп»? Но она так рассержена, что я, пожалуй, подумаю о прощальных словах позже. Еще есть время.
Чувство вины
Дни летят быстро. Даже быстрее, чем раньше. В офисе я готовлюсь к уходу из «Голд груп». Отчеты, документы, сводки. А ночью я занята подготовкой к открытию своего дела. Планы, задачи, бюджет. Засыпаю без сил. Голова пухнет от обилия информации.
Сьюзен пока не уволила Мишель и не сообщила сотрудникам о моем уходе, поэтому у меня такое чувство, что я веду двойную жизнь. Но мне все равно – ведь это как солгать.
Мама звонит мне в офис, что для нее крайне необычно. Подняв трубку, я спрашиваю:
– Кто-то умер?
– Нет, – говорит она, – но ты так и не рассказала отцу о своих планах.
– Черт! Как я могла забыть!
– Я видела Лео на ярмарке в Коллингсвуде, о которой ты, кстати, тоже забыла. Ладно, как бы там ни было, я поинтересовалась, что он думает о твоем новом деле, и оказалось, что он не в курсе, – объясняет мама. – Думаю, ему было неприятно узнать эту новость от меня. Он ведь твой отец.
– Да, конечно. Я позвоню ему прямо сейчас. Спасибо, мам.
– Мебельный магазин «Джеймс», – раздается в трубке низкий мужской голос.
– Папа? – осторожно спрашиваю я.
– Да. – Он отвечает резко, что для него необычно. Сразу перехожу к делу и извиняюсь, что не сообщила новости раньше.
– Мама очень расстроилась, узнав, что я хочу открыть свое дело, поэтому мне не хотелось волновать тебя. Собиралась проработать все детали, чтобы ты знал, что у меня все под контролем.
Я понимаю, что неправильно настраивать их друг против друга. Это прерогатива детей разведенных родителей. Но у меня большая свобода действий, потому что они никогда не были женаты.
Мы в деталях обсуждаем мою затею, и отец дает мне много полезных советов относительно бухгалтеров и юристов. Если коротко, он предлагает выслушивать их мнения, но все решения принимать самой.
– Ты должна доверять своей интуиции, – заключает папа. Он прав, и, совершенно очевидно, уже простил меня за то, что я так поздно сообщила ему новость.
Отношения налажены, я вешаю трубку, но все равно чувствую себя виноватой. Измотанной и виноватой. Скорее измотанной, чем виноватой. Ужасно измотанной.
Элли возвращается
В одну из жарких пятниц июня я жду Элли в зале выдачи багажа в международном аэропорту Филадельфии. Теперь запрещено встречать друзей прямо у выхода, и работникам аэропорта приходится мириться с нашим присутствием в зале. Конечно, это менее романтично, но такова реальность. И все же очень приятно, когда кто-то ждет тебя дома!
Элли не было почти целый месяц, и я ужасно скучала. Мы переписывались по электронной почте, но этого мало. Я с нетерпением жду того момента, когда моя подруга сойдет с эскалатора. Наконец Элли появляется, и, чтобы привлечь ее внимание, я принимаюсь размахивать руками. Меня поражает, насколько она похорошела.
Элли улыбается, но не мне – она еще не заметила меня. Она просто улыбается. Безо всякой причины. Ее радует все вокруг. Опустив руки, я наблюдаю за подругой. Она изменилась, и я понимаю, что не знаю такой Элли. Она переживает что-то, что мне неведомо. Она позволила себе влюбиться.
Теперь какая-то часть жизни Элли проходит без моего участия. Я снова чувствую, что мы уже не так близки, и от этого становится грустно.
– Bonjour! Comment sa va?[55]55
Привет! Как дела? (фр.)
[Закрыть] – спрашивает Элли, трижды, по-дружески, целует меня и делает шаг назад.
Ну вот, теперь между нами в буквальном смысле образовалась дистанция. Невыносимо. Сумочка падает на пол, и я крепко обнимаю подругу. Она не вырывается, а шепчет мне на ухо:
– Очень устала на работе? – Элли говорит с легким акцентом.
– Да, – отвечаю я и отстраняюсь, не желая разубеждать ее в том, что мои эмоции вызваны стрессом. Она грустно улыбается и обнимает меня за плечи.
– Все будет хорошо.
Мы направляемся за багажом. Элли внимательно смотрит на меня:
– Как мой акцент? Забавный?
– Немного. Добро пожаловать в Америку!
– Такое впечатление, что ты разводишься, – замечает Элли, когда мы грузим ее вещи в «ягуар» Лолы. Я рассказала ей о том, как прошли последние недели в «Голд груп» и как я сначала переживала потерю, а потом почувствовала себя свободной.
– Сколько ты там проработала? Десять лет? И нельзя сказать, что вы окончательно расстались, потому что ты еще не ушла. Как будто юридически вы разведены, но еще продолжаете жить в одном доме. Ничего удивительного, что твои коллеги чувствуют напряжение. Это как реакция детей на развод родителей.
– Хочешь сказать, что я замужем за Сьюзен?
Элли хохочет. Мы садимся в машину. Прежде чем включить зажигание, я смотрю на подругу:
– У меня было такое ощущение, что мы плохо расстались. Помнишь тот день, когда мы завтракали вместе? Перед твоим отъездом в Париж? Все эти сравнения с библиотечными книгами… А потом, когда мы обсуждали мои планы, мне показалось, что ты недовольна мной. Из-за книги. Не библиотечной, а кулинарной. Потому что я не смогла поддержать вас в этом деле.
Элли молча кивает, задумавшись о чем-то.
– Лекс, это так странно. Когда ты рассказала совету подружек о своих планах, я подумала: «Это такая грандиозная затея! Почему она сначала не поделилась со мной?» Теперь я понимаю, что ты чувствовала в тот момент, когда я появилась в китайском квартале с Жаном-Франсуа и сообщила всем о нашей помолвке. В такую минуту кажется, что ты упустила что-то в жизни подруги. – Элли улыбается мне. – Кошмар.
Я тоже улыбаюсь Элли.
– Я не пыталась отомстить тебе. Такое даже не могло прийти мне в голову.
– Знаю, – кивает Элли, – так иногда случается.
Мы снова молчим, а потом я говорю:
– Мне действительно нравится Жан-Франсуа. И ты отлично выглядишь. Влюблена, судя по всему.
– А может, причина – сыр, вино и хлеб, которыми я питалась во Франции.
– Что ж, тогда это поможет тебе быстро адаптироваться. – Я достаю из сумочки упаковку «Кэнди кейкс», арахисовое масло и шоколадные «Тэсти кейкс».
Элли радостно смеется:
– Merci beaucoup. Et toi?[56]56
Большое спасибо. А у тебя? (фр.)
[Закрыть]
Я показываю ей шоколадные «Баттерскотч кримпетс».
– Voila![57]57
Вот! (фр.)
[Закрыть]
Мадемуазель Арчер
Совет подружек в полном составе собирается на ужин у меня дома. Элли снимает джемпер и юбку и переодевается в шорты и рубашку на пуговицах, которая доходит ей до колен и, судя по всему, принадлежит Жану-Франсуа. Она обнимает себя за плечи, и я понимаю, что она уже скучает по нему. Это глубоко трогает меня.
– Ты не хочешь позвонить Жану-Франсуа и сказать, что нормально добралась?
Элли с благодарностью улыбается мне.
– Если хочешь поговорить с ним наедине, телефон в моей комнате.
– Я быстро, – обещает она, а я опять напоминаю себе, что нужно подключить международный тариф.
Грейс входит в квартиру, едва переставляя ноги, и тут же падает на диван. Зеленый верх от форменного костюма никак не сочетается с бордовыми брюками. Это означает, что кого-то стошнило на Грейс или она испачкалась кровью и вынуждена была переодеться.
– Только не спрашивайте, как прошел день, – стонет она.
– Как скажешь, – отвечаю я.
Грейс роняет раскрытую сумку, из которой по полу разлетаются свадебные журналы.
– Тетя Грейси! – В квартиру врывается Саймон Роуз и с разбегу запрыгивает на живот Грейс. Потом он карабкается вверх, пока его мордашка не оказывается на одном уровне с лицом Грейс. – Ты забавно пахнешь, – серьезно сообщает он.
– Малыш Сай, иди сюда! – Я сажусь на корточки и распахиваю объятия. Грейс стонет, когда он отталкивается от ее живота, чтобы перепрыгнуть ко мне на руки.
– Поцелуй! – требую я. Мы тремся носами.
– Donde esta Tia Lola?[58]58
Где тетя Лола? (исп.)
[Закрыть] – спрашивает мальчик.
– Tu espanol es muy bueno.[59]59
Ты хорошо говоришь по-испански (исп.).
[Закрыть] – Миа начала водить Саймона в группу испанского языка для дошкольников.
– Muchas gracias.[60]60
Большое спасибо (исп.).
[Закрыть] Donde esta Tia Lola?
– No se. Donde esta tu madre?[61]61
Не знаю. Где твоя мама? (исп.)
[Закрыть]
Саймон пожимает плечами и съезжает вниз, пока не касается ногами пола.
– Кто еще здесь? – Малыш бежит ко мне в комнату и распахивает дверь. – Тетя Элли! – Я слышу, как визжит Элли, когда Саймон запрыгивает на нее.
В квартиру с радостным приветственным криком врывается Лола. У нее в руках серебристые судки – наш ужин. На ее голос из спальни выбегает Саймон и несется к ней.
– Tia Lola, Tia Lola!
– Тихо, тихо! – Лола поднимает руку, и Саймон замирает как вкопанный. – Cuidado, Simon. Caliente. Muy caliente.[62]62
Осторожно, Саймон. Горячо. Очень горячо (исп.).
[Закрыть] – Она относит еду на кухню, а потом возвращается к Саймону, который так и не сдвинулся с места. Опустившись к малышу, берет его на руки.
– Besos. Quiero muchosbesos![63]63
Поцелуев. Хочу много поцелуев! (исп.)
[Закрыть] – Саймон и Лола поочередно целуют друг друга в щеки и считают: – Uno, dos, tres, cuatro, cinco, seis.
На слове «seis» в квартиру входит Миа.
* * *
– Саймон, если ты хочешь подняться по лестнице, нельзя бежать одному, нужно остановиться и подождать меня.
– Мамочка, я занят, – важно отвечает Саймон.
– Лола! – кричу я. – Ты захватила вилки? Если нет, нам придется есть палочками!
Из моей спальни выходит сияющая Элли, и я вижу, как она с улыбкой прислоняется к двери. Она радуется суматохе, царящей вокруг, или чему-то другому? Тому, чего я не вижу?
– Передай мне сальсу, – просит Грейс Лолу. Мы все сидим за столом у меня в гостиной и наслаждаемся едой из ресторана Лолы. И у нас есть вилки – их помыла Миа.
– Тетя Грейси, скажи «пожалуйста», – нараспев произносит Саймон.
– Пожалуйста, – бормочет Грейс.
– Скажи «рог favor».[64]64
Пожалуйста (фр.).
[Закрыть] Давай!
– Лола! – со стоном просит Грейс, и Лола передает ей соус.
– Я ничего не помню про аррондисменты, – говорит Миа. – Что там рядом?
Элли рассказывает нам об апартаментах Жана-Франсуа. То есть о квартире. О квартире Жана-Франсуа.
– Сорбонна, где преподает Жан-Франсуа, расположена в пятом аррондисменте. – Элли раскладывает кружком чипсы из райского банана. – Понятно? – Мы киваем. – А квартира в шестнадцатом аррондисменте. – Двигаясь в северо-западном направлении, Элли выкладывает еще одну горку чипсов. На восточной границе второго аррондисмента из чипсов она кладет креветку. – Voila. Вот здесь наша квартира.
«Наша квартира». Элли уже считает себя ее хозяйкой.
– Она тебе нравится? – спрашивает Лола, набив рот фасолью, поджаренной с луком.
– Очень. Она маленькая, но не тесная. Расположена в прекрасном месте. Жан-Франсуа решил, что лучше жить так, чем в огромных апартаментах, но в худшем районе. Самое замечательное – это спальня. Стены? Выкрашены в теплый желтый цвет и отделаны деревом. Красивые французские окна выходят на маленький балкон.
– Как во Франции называют французские окна? – интересуюсь я.
– Окна, – говорит Элли, а Лола бросает в меня побег сахарного тростника.
– Tia Lola! – Саймон в ужасе.
– Lo siento mucho,[65]65
Я сожалею об этом (фр.).
[Закрыть] – извиняется она.
– Французские окна? Они закрыты прозрачными занавесками, которые пропускают рассеянный солнечный свет. Это очень красиво. И он падает на кровать. У Жана-Франсуа она из красного дерева, с изогнутой спинкой. – Элли замолкает.
Судя по моему опыту, если женщина не рассказывает подругам про секс со своим мужчиной, значит, она влюблена. И они занимаются не сексом, а любовью. Женщины не сплетничают об этом с подругами, потому что не хотят потерять ощущение интимности.
– Тебе нравится спать в такой кровати? – спрашивает Грейс.
Элли улыбается:
– Мне нравится в ней просыпаться.
После ужина мы вместе убираем со стола. Миа дает Саймону фломастеры и книжку-раскраску. Взяв чашки кофе с молоком, мы вновь собираемся за столом. И Грейс заводит разговор о свадьбе:
– Итак, мои дорогие, свадьба назначена на последнюю субботу сентября. Значит, у нас осталось меньше трех месяцев. Время пошло.
Она раскладывает на столе журналы – у страниц с платьями, цветочными композициями и подарками загнуты углы. Еще у нее с собой образцы тканей, кассеты и диски с записями различных групп и диджеев, меню и массой идей.
– А чего хочет твой жених? – спрашиваю я.
Грейс натянуто улыбается:
– Майкл попросил меня отобрать по два варианта, и тогда он выскажет свое мнение. Он ведь очень занят на работе. Знаете, как это бывает…
Проходит два часа. Саймон спит на полу, да и все мы не прочь присоединиться к нему и уже невнимательно слушаем Грейс. Но за это достается только Элли.
– Тебе ведь тоже предстоит пройти через это, – предупреждает она.
Элли улыбается, и я понимаю, что ее мысли заняты вовсе не цветом салфеток. Она думает о кровати с изогнутой спинкой.
Субботний день в компании родителей
Моя мама уже в том возрасте, когда сначала записывают все, что нужно сделать, а потом составляют списки этих списков. Она делает пометки на листочках, чтобы ничего не забыть, а потом помечает, куда их положила. Вот такие дела…
Глория Нортштейн может потерять свой листок с записями, но всегда знает, где лежат купоны или объявления о распродажах. Несмотря на то что мама и мой отчим люди вполне состоятельные и могут позволить себе все, что захотят, она никогда просто так ничего не покупает – ни технику, ни одежду, ни зубную пасту, ни даже грейпфруты. У нее обязательно найдется купон, скидка по кредитной карточке, талон на покупку или еще что-нибудь. Мама готова проехать двадцать минут до оптового фруктового рынка, чтобы заплатить на десять центов меньше за четыре грейпфрута, которые покупает себе каждую неделю.
Почему? Как я понимаю, ей кажется, что, потратив меньше, она не даст продавцу нажиться. И это ее радует. Думаю, это идет еще из шестидесятых. Хотя какая разница…
Заехав за мной в субботу утром, мама протягивает мне стопку купонов и проспектов из магазинов. Мне ничего не нужно, и в любом случае я в состоянии все купить сама. Но это было бы не так интересно. Сейчас середина июня, и магазины уже начинают снижать цены на летние товары. Так что выгодные покупки нам гарантированы.
– Куда? – спрашивает мама. Это наш зашифрованный код: по тем проспектам, что я держу в руках, нужно определить, в каком торговом центре сейчас больше рекламных акций и распродаж.
– Черри-Хилл, – говорю я. – «Мейси» объявил о пятнадцатипроцентной скидке на одежду и обувь плюс дополнительная скидка в десять процентов для владельцев кредитной карты этого магазина. Сейчас это самый выигрышный вариант.
Мама ведет машину, а я украдкой разглядываю ее. Помнится, когда-то я считала ее самой красивой мамой в городе. Она по-прежнему хорошо выглядит, но сейчас ее скорее можно назвать привлекательной. У нее большие карие глаза, длинные ресницы, потрясающие изогнутые брови и длинные волнистые волосы, которые она никогда в жизни не стригла. И хотя мама никогда не признается в этом, я знаю, что она красит их в свой натуральный янтарный оттенок. Она по-прежнему носит большие круглые серьги, которые были в моде в семидесятые, и не изменяет своему пристрастию к бирюзе. В маминой коллекции серьги и кольца с бирюзой, а также замысловатый пояс, который она носит с широкими платьями и юбками. Я знаю, что у мамы есть джинсы, но она никогда не выходит в них на улицу, предпочитая юбки или платья. В знак уважения к богине-праматери. Или что-то в этом роде.
– Что такое? – спрашивает она, взглянув на меня. Рассматривая мамин профиль, я улыбаюсь и говорю, растягивая слова:
– Ты очень красивая!
– Лекси, красота идет изнутри.
– Мам, просто скажи «спасибо».
– Спасибо. – Она улыбается, а потом хлопает себя ладонью по лбу и говорит: – Лекси, поищи на заднем сиденье желтый лист бумаги.
Я оглядываюсь:
– Ничего не вижу.
– Смотри как следует!
Как следует? На заднем сиденье пусто, но я все равно поворачиваюсь и смотрю во все глаза. Я знаю, мама сейчас тянет время, стараясь вспомнить, куда же она положила желтый листок.
– О, Лекси! – вдруг говорит она. – Посмотри в пакете на двери. Там такой коричневый бумажный пакет. На полу. Под сиденьем. Там должен быть лист бумаги желтого цвета.
Смотрю под сиденьем:
– Эврика!
– Что там написано? – Она в состоянии вспомнить, где лежит записка, но текст…
Разворачиваю листок – крупными печатными буквами на нем написано «Прием товара в субботу». Протягиваю его маме.
– Вот черт, – говорит она. – У меня было ощущение, что я должна быть где-то в другом месте. Извини. – И на следующем перекрестке разворачивает машину.
Моя мама – хозяйка «Мэджик хэнгер», комиссионного магазина, где продается дешевая одежда для малообеспеченных женщин и их детей. Это соответствует не только ее отношению к скидкам, но и к теории реинкарнации. Как она говорит, даже одежда заслуживает в жизни второго шанса.
Я какое-то время помогаю ей разбирать одежду, но потом мне становится скучно. Мама отпускает меня позвонить отцу. Его мебельный магазин расположен всего в нескольких милях от «Мэджик хэнгер».
– Мебельный магазин «Джеймс», – раздается в трубке папин прокуренный баритон.
– Привет, па, – быстро говорю я.
Мама закатывает глаза.
– Александра Великая, – откликается он, и я счастлива, что снова заняла почетное место в его сердце. – Что ты делаешь?
– Я в «Мэджик хэнгер». Не хочешь отвезти меня домой?
– Если мама привезет тебя сюда, то я согласен, – смеется отец.
Мама соглашается. Это как совместные поездки с соседями на работу. Есть вещи, которые никогда не меняются.
Разговор в магазине
Мебельный магазин «Джеймс» расположен на Хэдден-авеню в Коллингсвуде – старом привлекательном городке, полной противоположности Черри-Хиллу, застроенному кондоминиумами и торговыми центрами. Папин магазин находится на первом этаже, в витрине выставлена мебель, а за ней видна вся мастерская. Здесь пахнет деревом, лаком и тестостероном.
Магазин назван так специально, чтобы не иметь ничего общего с крупными мебельными центрами и их высокими ценами. Он существует уже тридцать лет, и папа вложил в него так много любви и заботы, что он для меня как младший брат. И если так можно выразиться, между нами существует детская ревность.
«Джеймс», как и я, вполне состоялся и очень радует отца. Он требует больших расходов и профессионального подхода, правильных инструментов и искренней любви, чтобы открыться с лучшей стороны. Как и я.
– Привет, девочки, – говорит папа, когда мы входим в магазин. Мама краснеет, а я наблюдаю за ними.
Мой отец – красивый мужчина. Около шести футов роста, с прямыми светло-каштановыми волосами, яркими голубыми глазами с лучистыми морщинками вокруг и полными губами, которые достались мне по наследству. Отец называет себя неквалифицированным рабочим, предпочитающим ручной труд. Он мускулистый, худощавый, с мозолями на руках. Художник с ярко выраженной индивидуальностью.
Заметив мамин румянец, папа как-то по-особому ей улыбается. Мне не хочется влезать в их отношения, но я не забываю, что когда-то мои родители испытывали друг к другу сильную страсть. На банкете в честь его второй свадьбы мы с папой танцевали вальс, и он не выпускал из рук бутылку с шампанским.
– Она очень мила, – сказала я тогда, имея в виду его новую жену.
– Да, – кивнул он, отхлебывая шампанское, – но я ни одну женщину не любил так, как твою мать.
И он сказал это всего через несколько часов после того, как женился не на моей маме, а на другой женщине! Я была так шокирована и расстроена, что не смогла придумать, что ответить ему.
– Почему? – Это было единственное слово, которое мне удалось вымолвить. Я имела в виду: почему же ты женился в первый раз и во второй? Почему не удержал маму?
Папа то ли не понял вопроса, то ли не захотел отвечать. Он сказал о другом:
– Потому что она подарила мне тебя.
Но я знала, что этот дважды женатый мужчина лжет. Просто мама окончательно повзрослела и захотела стабильности в жизни. Она сделала выбор и, как и намеревалась, нашла себе и мужа, и дом. И все же она не забыла, как они были близки. Иначе она не краснела бы.
Честно говоря, я терпеть не могу думать об их совместной жизни и о том, как она на меня повлияла. В детстве я хотела, чтобы у меня были нормальные родители. Разведенные. Как у всех детей. Потому что тогда я бы знала, по каким правилам развиваются отношения. Любые отношения.
Папа усаживает меня в блестящий красный пикап – антикварный, с любовью восстановленный автомобиль. Я сначала сажусь на сиденье, а потом поворачиваюсь, пока мои ноги не оказываются под приборной доской. Моего роста достаточно, чтобы нормально садиться в высокую машину, но в папин пикап я забираюсь так с детства. И делаю это с удовольствием. А отец каждый раз смеется.
– Нам нужно поторопиться, – говорит он, проезжая по Хэдден-авеню. – К нам в гости сегодня придет сестра Мэри-Энн с мужем, и я должен приготовить ужин. А еще принять душ и переодеться. – Он оглядывает свои выцветшие джинсы, заляпанные красным лаком, и, недовольный своим видом, качает головой. Хотя одет он так же, как всегда.
Как-то осенью – мне было лет семь или восемь, а папа только расстался с очередной женой или подружкой – мы много времени проводили вместе. Обычно он забирал меня из школы, и мы ехали в магазин, где мне поручалось какое-нибудь очень-очень важное дело, с которым могла справиться только я одна. Например, я ставила печать «Оплачено» на счета. А потом мы шли к нему домой и вместе готовили ужин. И не просто макароны с сыром, а полноценную еду: салат, основное блюдо и десерт. Потом устраивались в гамаке на заднем дворе. Я клала голову папе на грудь, на футболку, мягкую после многочисленных стирок, закрывала глаза, слушала пение птиц и стрекотание белок и незаметно засыпала. Утром я всегда просыпалась в своей комнате и понимала, что папа перенес меня наверх и уложил в кровать.
– …и соус с васаби для тунца на гриле. – Я понимаю, что папа рассказывает, что он собирается приготовить для родственников жены.
– Не слишком ли это для подобной стервы? – Сестра его жены невзлюбила отца с первого взгляда. Правда, это не мешает ей останавливаться в его доме и есть приготовленную им еду. – Почему ты так добр к ней?
– Иногда в семейной жизни проще сделать то, чего не хочешь, чем не делать.
– Что? Но это же бессмысленно!
– Лекси, когда-нибудь ты все поймешь.
– Да? Когда же?
Я вижу, что папа собирается сказать «когда выйдешь замуж», но он сдерживается. Ведь, принимая во внимание нынешнюю ситуацию, я могу вообще не выйти замуж. Вместо этого он говорит:
– Когда-нибудь, Лекси. Когда-нибудь.
