Текст книги "Клад"
Автор книги: Медеу Сарсекеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
В роскошной гостинице путнику вдруг стало неуютно, а сам он выглядел чужим здесь, отбившимся от своей стаи, не нужным никому… «Послать еще одну телеграмму? Куда? Странные эти новые жильцы, не ведающие, где поселились вчерашние хозяева… Но и Меруерт тоже хороша со своим безразличием к почтовому ящику!» Вдруг пришла мысль позвонить знакомым, тем, кто может знать о местонахождении семьи…
Легко сказать – позвонить друзьям. Но пробовал ли кто сделать это, если больше трех лет не тревожил в сознании примелькавшегося номера! Терзаясь сомнениями, Казыбек пытался восстановить в памяти какую-либо группу чисел, хотя этими числами прежде его голова была набита, будто компьютер. Ничего путного из его попытки опереться на собственную память не вышло. Дежурная гостиницы вдобавок сказала: теперь там шестизначные номера.
Заперев двери, вышел на улицу. В Москве немыслимая для северного города жара… Так и влечет куда-нибудь в тень, пропало всякое желание двигаться. Казыбек медленно пошел в сторону Главного почтамта.
Отправил срочную старикам в аул. Следующий бланк заполнил на имя земляка и однокашника по институту. И как он сразу не догадался известить о приезде именно Елемеса! Теперь Казыбек не случайно подумывал, что переезд семьи в другую квартиру наверняка не обошелся без участия этого поистине близкого человека.
Пока он наблюдал за действиями служащей телеграфа, чопорной дамы, скрупулезно подсчитывающей каждое слово длинного текста, немного успокоился. Постепенно к нему возвращался интерес к московским улицам, влекло к березкам возле чайной. От зеленого шелеста их мелких листьев и запаха он совсем отвык и теперь разглядывал те листочки и полуопущенные ветви как диво.
Казыбек медленно двигался вдоль улицы Кирова, как бы открывая для себя столицу страны и помолодевшие дома в ней заново. Невольно приходили на память кривые улочки аль-Джезаира, горные цепи, обрамляющие город, и качающиеся на канатах мосты между скалистыми выступами. Там он часто вспоминал свою рыжеватую степь, любил перенестись мысленно на просторные проспекты Москвы и Алма-Аты, вбирающие в себя одновременно шесть рядов машин. Вот одна из таких улиц, которой мог бы гордиться любой зарубежный многомиллионный центр. Улица Кирова не столь распахнута, как новые магистрали Москвы, но здесь всегда оживленно. Она словно притягивает к себе старожилов и приезжих.
Через несколько минут, основательно подуспокоившийся, вышел на широкую площадь. Оказывается, он уже кое-что забыл. Не мог сразу вспомнить название площади. Однако, едва взглянув на памятник, тут же понял, куда его принесли затекшие в долгом полете ноги. Перед ним был всегда переполненный приезжими «Детский мир». Когда он заходил в это огромное пятиэтажное здание в последний раз? Да в день прощания с Москвой! Рядом была Меруерт, по обе стороны супругов – Назкен и Жазыбек, родной брат из аула. Они пришли в универмаг, чтобы купить подарки девочкам, оставленным у родителей Меруерт в Ускене.
Вспомнив, куда они пошли после посещения магазина, не раздумывая шагнул в подземный переход.
Казыбек уверенно шел к Красной площади. Да, все Казтугановы были в тот день в Мавзолее В. И. Ленина. У Кремлевской стены сфотографировались. Постояли вблизи Мавзолея, дождались смены караула. Им еще достало времени пройтись через Александровский сад.
Сейчас Казыбек вышел к Красной площади со стороны музея.
Все здесь было как три года назад, будто геолог и не уезжал из Москвы, а связанное с Алжиром – ему приснилось. Реальная явь теперь вытеснила из памяти все случайное. В жаркий августовский день даже очередь к Мавзолею была короче обычного.
Геолог прошел вдоль площади и остановился на том самом месте, где они с Меруерт слушали звон курантов. Два молодых солдата, удивительно похожие на тех прежних часовых, замерли в той же позе навытяжку, словно ждали его, сына кочевника, чтобы он приехал издалека и привел с собою смену.
Казыбек невольно сорвал с головы берет и долго любовался молодцеватой выправкой часовых главного караула страны. Вдруг послышались мелодичные звоны курантов. Люди, пришедшие к Мавзолею, словно по команде подняли голову в сторону Спасских ворот. Трое военных в парадной форме строевым шагом шли вдоль стены, не обращая внимания на бой часов. У них был свой отсчет времени.
За четверть часа, проведенные на Красной площади, душа Казыбека окончательно обрела равновесие и мрачные мысли отлетели куда-то в сторону.
2
Супруги Казтугановы сначала выезжали в Алжир вдвоем. Это был первый для обоих вояж за границу. Все в той поездке занимало их до невозможности, однако и сомнений оставалось хоть отбавляй. Не зря говорят: чем длиннее дорога, тем больше всяких случайностей. Ясное дело, Меруерт в первые дни ликовала от сознания, что министерство геологии отрядило для выполнения столь сложных работ за рубежом именно ее мужа. В союзном министерстве без особых проволочек утвердили кандидатуру. Значит, и Москва признавала Казтуганова соответствующим столь высокой миссии. А Меруерт – жена, правая рука известного специалиста! И для нее был оформлен заграничный паспорт по всей форме. Оба теперь пусть не в одинаковой степени, но будут представлять на алжирском руднике Страну Советов. Сознание этого факта окрыляло женщину. Она была преисполнена желания совершить что-то достойное своего уважаемого мужа и вообще гражданина отечества. Одним словом, не туристами выезжали за границу, не в поисках экзотики в далекой стране, не ради удовлетворения личных интересов. Их ждал тяжелый изыскательский труд, и обоим Казтугановым хотелось, чтобы этот труд, благодаря их готовности выложиться сполна, оказался еще и благородным поступком, достойным уважения со стороны ближних и дальних.
Казыбеку надлежало как специалисту оказать помощь молодой республике, недавно сбросившей с себя иго колонизаторов. Задача советских и всех иных геологов состояла в том, чтобы не дать замереть из-за нехватки сырья тем немногочисленным рудникам, которые были оставлены прежними хозяевами на произвол судьбы. Битва за спасение рудников была начата такими же, как Казыбек, энтузиастами горного дела, приехавшими сюда несколько раньше.
Какой удивительный факт, между прочим: полсотни лет тому назад немыслимо было и подумать степняку о таком участии! В те времена кочевой люд нуждался в помощи из других, более развитых стран. В степь приезжало много технического персонала из-за границы. С их участием подняты промышленные гиганты. А теперь Казахстан поставляет своих спецов за рубеж, чтобы вернуть добрым людям когда-то взятый долг опыта в добыче и поиске руд…
В дедовские времена лишь восемь процентов обитателей юрт умели читать и кое-как нацарапать на бумаге несколько слов. А сегодня внуки прежних табунщиков запросто едут в Азию и Африку, на другие материки, чтобы внести свой вклад в поправку обескровленного хозяйства страны или целого географического региона.
Нужно ли распространяться о том, какие чувства испытывает тот или другой сын степей, принимая на себя обязанности миссионера технического прогресса?
Казыбеку надлежало «прощупать» недра чужой земли, оказавшейся неласковой к истинным ее хозяевам. Требовалось уточнить геологическую карту департамента. Ясное дело, выполнять все это придется не одному, с местными специалистами. Первая помеха в деле – незнание языка. Пока шли приготовления к отъезду, Казыбек зачастил по вечерам на курсы французского. С арабским за короткий срок и вовсе не совладать. Хорошо, что алжирцы, малые и старые, понимали язык бывшей метрополии. Учение продолжалось и по приезде в незнакомую страну. Нельзя сказать, что супруги преодолели этот барьер полностью и объяснялись так же, как на русском. Казыбек первые недели то и дело заглядывал в карманный разговорник. Затем надобность в этом сама по себе отпала.
Еще одной трудностью для них оказался жаркий климат юга, испепеляющее солнце африканского материка. Одуряющим зноем дохнуло супругам в лицо, едва ступили на трап в аэропорту имени Бумедьена. Они будто попали в струю, исходящую из горловины домны. Первым желанием было заслонить руками глаза. Увы, дальше все шло отнюдь не лучше, чем в минуты знакомства со здешним климатом. На привокзальной площади никакого навеса или другого укрытия. Даже строения, сложенные из камня, и мостовые дышали избытком накопленной энергии солнца. От этого нашествия жары не спасала самая укороченная одежда. Как раз наоборот. Большинство коренных жителей кутают себя по летней поре в балахоны, скрывающие часть лица и конечности. Приезжие вынуждены были срочно овладевать вековым опытом аборигенов, и северяне очень быстро темнели лицом и привыкали укутывать в белое открытые части тела, напоминая скорее кокон шелкопряда, чем цивилизованного человека. Как ни странно, Казыбек за три долгих года, которые лучше бы назвать одним бесконечным летом, не воспринял этого дара судьбы, не привык к перемене климата, скорее, обвыкся там и жил ожиданием прохлады в своей стране.
Всеми разведочными работами в Алжире, а также извлечением полезных ископаемых из недр управляло одно ведомство – «Сонарем». Это слово было написано в подорожных бумагах. Ведомство направило его в геологическое управление, называемое по местному «Департамент де решерж». Директор департамента, знакомясь с мсье Казтугановым, высказал пожелание использовать его на действующем руднике.
Казыбек не счел возможным спорить с таким решением, хотя из предписания явствовало, что он – поисковик. Что оставалось одурманенному несносной жарой инженеру? При заключении контракта в Алма-Ате он обязался работать на любой должности по усмотрению распорядителей его судьбы. Вежливый господин Селим, почти безбровый, с большими, как у женщины, округлыми глазами цвета спелой сливы, разговаривал в приказном тоне. Он мог направить вверенного ему иностранца не в Эль-Атлас, а в самый центр земного ада, в Сахару, и пришлось бы подчиниться.
Супруги Казтугановы, поскучав полсуток в поезде, гремевшем на стыках как перед погибелью, добрались наконец до портового городка Аннаба. Это был довольно внушительного размера морской порт, связывающий небольшую страну на севере континента с остальным миром.
Рудник Айн-Барбар был открыт в прошлом веке. Он находился в сорока километрах от порта, в горах. В одном краю распахнутого межгорья нашло себе место добывающее предприятие, в другом разместились однообразные домики, где жили горняки и их семьи. Приезжим отвели отдельный домик, именуемый по-местному виллой. Под окнами виллы росли оливковые деревья, клочки серой земли между ними были заполнены благоухающими цветами. Окнами это жилище, порядком изношенное прежними, не очень бережливыми обитателями, глядело на западный склон горы, за которым открывались виды на оливковые рощи. Экзотические деревья источали приторно-сладковатый запах на всю окрестность во время цветения и напоминали собою редкостный ковер ручной работы.
Казтугановы ликовали, обживая свою «юрту», как они называли виллу. Их очаровало сходство в очертании горы Эль-Атлас со знакомой им вершиной рудного края. Даже сатанинская жара, с мучениями переносимая в любом другом месте, здесь не казалась такой уж угнетающей. Впрочем, могла сказываться относительная близость моря.
В Алжире люди спешили выполнить часть дневной работы с утра. Обеденный перерыв длился с двенадцати до пятнадцати часов. Ласковое с восхода солнышко к середине дня превращалось в беспощадного зверя, лучей которого страшилось все живое и пряталось в тень. От разящих золотых лучей полуденного светила не спасали и каменные стены бюро[16].
Обедать Казыбек приходил домой. К концу трудового дня их с Меруерт ждал у выхода из конторы микроавтобус, чтобы успеть отвезти всех служащих с их семьями на побережье, где в распоряжении мсье Селима имелся небольшой пляж.
– Ваша главная обязанность, – сказал ему при первой встрече директор, – не дать закрыться двум работающим в этом районе шахтам.
– Предположим, что мне это удастся, – ответил на тревожащие слова инженер. – А что вы будете делать через два года, мсье ла директор?[17]
Мсье Селим со сдержанной улыбкой, полуприкрыв ладошкой темно-карие глаза, как бы омывая себе лицо, признался:
– У любого другого, кто придет вам на смену, я буду просить то же самое: найдите руды хотя бы на год-два. Без Айн-Барбарского месторождения, мсье аншеф[18], мы не сможем развивать свою промышленность.
В шахте Айн-Тута были два добычных участка, столько же на соседнем руднике, поименованном Жаке. Здесь извлекали на поверхность свинцово-цинковое сырье. Был еще участок по добыче медного колчедана. Геологическими характеристиками Айн-Барбарское месторождение напоминало Актасское, что в Казахстане. Казыбек у себя на родине тоже занимался поиском аналогичных руд. Правда, Актас по сравнению с алжирскими месторождениями – настоящий богатырь. Но дело даже не в объеме залежей. Разительно непохожими были средства добычи.
В рудниках Актаса под землей сновали электровозы, действовали мощные бурильные станки. Там давно перешли на бригадный метод извлечения сырья… Здесь все оставалось неизменным с прошлого века. Руду брали чуть не голыми руками, при помощи мускульной силы и примитивных приспособлений. Спустившись в забой, Казыбек поначалу впал в уныние.
В первые недели советскому инженеру пришлось заниматься только тем, о чем его умолял мсье Селим: не дать остановиться транспортеру по выдаче сырья на-гора… В начале смены он вместе с рудокопами спускался в шахту, прощупывал каждую крепежную стойку, обходил штреки и рассечки. Со времен учебы в институте Казыбек уверовал в незыблемое правило: руководство рудников должно знать на несколько лет вперед, в каком месте, сколько и на какой глубине залегает сырье. Что оно из себя представляет? И если Казыбек после тщательного прощупывания глазом рудничного тела с полной уверенностью мог сказать мсье ла директору, что на два месяца предприятие обеспечено, шеф не знал меры своему восторгу. Он так радовался, будто жена родила ему долгожданного сына, которого так недоставало их семье. Несколько дней потом он кланялся при встрече, будто хранителю его судьбы.
У себя дома Казыбек привык действовать масштабно. Он посчитал бы себя неважным специалистом, если бы мог снабдить рудник по нормам добычи лишь на два года. Человек не живет одним днем – эта истина запомнилась ему от отца. Металл нужен людям со времен каменного века, потребности в нем не видится конца и поныне. Геолог вменил себе в правило познать окрестные глубины так, чтобы мсье Селим не заблуждался на этот счет, не играл с самим собою в прятки, не расточал напрасно улыбок. Казыбек здесь не гость, а такой же, как все остальные, работник, к тому же представляющий на рудниках высокоразвитую страну, и должен внести ясность: чего алжирцы могут ждать от Айн-Барбарского межгорья через год, два, а может, и через тридцать лет. Страна не отдельный человек и не одно поколение людей. Народ существует вечно… Истина всегда ценнее лжи и самообмана. Нет надежного запаса сырья здесь, нужно его искать в другом месте, поблизости.
Чем больше геолог ходил по штрекам Эль-Атласской горы, тем основательнее углублялся в суть дела. В нем крепла радостная догадка, о которой он покамест не решался сказать мсье директору. Нужно было не торопясь изучить прошлое древнего рудника, подсчитать хотя бы по периодам расцвета и упадка добычи, примерное количество поднятой на поверхность руды. Сохранившиеся в бюро документы с излишней откровенностью говорили о том, что здесь, у горы Эль-Атлас, испытывали свое счастье многие, везучие и неудачники. Первые признаки минерала обнаружили более ста лет тому назад на южной стороне, возле родника Айн-Барбар. Отсюда, видимо, и пошло название предприятия. Началась активная выборка сырья, да такая, что через годы от найденной жилы не осталось и следа. Поиск продолжили на другой стороне горы. Здесь залежи оказались побогаче. Неподалеку от копра люди сколачивали привозные бараки, затем начали возводить виллы из камня, с удобствами. Айн-Барбар переживал годы подъема.
Но нет в природе ничего вечного, в том числе и того, что скрыто от глаз человеческих теменью подземелья. Сто тридцать лет в истории рудника – это уже много. Опытные горняки давно стали поговаривать, что шахта на ладан дышит, скупится на отдачу, а временами совсем никнет, как загнанная лошадь.
Знакомство с сохранившейся документацией дало свои результаты прежде всего в познании языка. Казыбек сам чувствовал, что ему все реже требуются услуги переводчика, когда речь идет о технических терминах и обозначениях. К странным выводам приходил инженер, расшифровывая хитроумные схемы подземных ходков, знакомясь с отчетами экономистов. Владельцы предприятия безоглядно рвались к добыче, мало заботясь о тех, кто придет сюда после них. Подобную картину он наблюдал, когда изучал по документам историю освоения залежей в Казахстане. Давние хозяева Актаса – это были преимущественно русские купцы, затем английские концессионеры и австрийские предприниматели – все без исключения набрасывались на богатый пласт, лишь бы поскорее набить мошну. Ни одного истинного рачителя земных недр не отыскалось за всю историю у рудника Айн-Барбар. Все будто соревновались, кто скорее станет миллионером. Любой из хозяев и наследников начинал выемку сырья с более богатого горизонта. В некоторых местах прежние выработки обрушивались, погребая в глубинах так и не тронутое сырье, до которого теперь не добраться.
После недолгого раздумья Казыбек решился на эксперимент и пошел с предложением к главному инженеру. Он испрашивал позволения доразведать оставленный еще в прошлом веке рудный разрез…
Главный, флегматичный поляк, очень знающий человек, но на удивление инертный, с натугой переносивший здешний климат, посмотрел на Казыбека с недоверием.
– Зачем вам эта канитель? – произнес он усталым голосом. – Я слышал о залегании… Но поймите, коллега… Пока проложим туда ходки, уйдет половина срока нашего пребывания здесь.
Казыбек оставил без внимания его довод, принялся объяснять суть замысла:
– Разведочные скважины на этом склоне горы отбурены строго по сети, без учета пережимов. Не учтена общая позиция залегания сырья. Рудная зона – не автострада. Она может внезапно исчезнуть и появиться вновь, открыться на пути добытчиков мощным скоплением… Если мы пробурим три скважины между старыми профилями, наверняка наткнемся на нетронутые залежи.
Поляк почесал белой рукой реденькие выцветшие волосы на темени, ерзнул в кресле:
– Известно ли вам, дорогой пан Казтуганов, как скудны у них банки! На подобные новации нет денег… Но если управляющий и пойдет на риск, мы можем опозориться, не найдя руды в предполагаемом месте. Ведь прежние хозяева там ничего не нашли… Не все же они были дураками, надо думать…
Казыбек чуял под землей добычу, словно кошка затаившуюся в норе мышь.
Он настоял на своем, растормошил все службы управления. К его счастью, в первой же скважине, место для которой он осмотрительно выбирал в ста пятидесяти метрах от старого профиля, наткнулся на приличную руду. Тут же, вместе с пробудившимся поляком, они скорректировали еще две скважины. В итоге за каких-то два-три месяца старая рудоносная зона была оконтурена, испытана вширь и вглубь. Срок службы шахты, по совместным прикидкам, был продлен на пять лет.
Мсье Селим Белла торжествовал, будто именинник. Фамилия Казтуганова стала привычной для алжирцев наравне с известными героями молодой республики. Его повысили в должности. Теперь Казыбек стал мсье инженер-аншеф, что соответствовало служебному положению шефа геологических исследований департамента.
На плечи дерзкого казаха легла забота республики по накоплению разведанных богатств в районе Айн-Барбарского месторождения. Теперь Казыбек имел пять буровых установок. Обслуживали их специалисты, прибывшие из Болгарии, а машины привезли из Союза[19]. Новая должность с длинным и неудобным названием была хороша лишь в одном: пытливому геологу развязали руки в любимом деле. Со школьных лет он оставался романтиком, упрямо веря в чудеса, особенно подземные. Где, на какой глубине ждать открытия – тебе самому решать…
Его не покидало чувство уверенности, хотя коллеги, ссылаясь на опыт прежних искателей, относились к его рвению не без скепсиса. Интуитивно Казыбек предугадывал совсем обратное. Ему профессионально не терпелось проверить себя в независимом поиске.
Казтуганов давно вел спор с теми геологами, кто не любил копаться на месте старых выработок и считал их кончеными. «Все хотят открыть новые месторождения, жаждут встречи с кладом на огромной территории, чтобы заложить рудник-гигант, после и плавильный комбинат, – рассуждал Казыбек возмущенно. – В поисках рекордных находок оставляют залежи на первый взгляд бедные. А кто станет обихаживать эти заброшенные выработки потом?»
Лихорадка в поисках более добычных мест не обошла и французских специалистов. Их не очень-то беспокоило будущее Айн-Барбара. У самих алжирцев пока руки коротки, чтобы до всего дотянуться. Нужны десятки лет для накопления собственного опыта. А те, кто приезжают сюда по контракту, имеют времени в обрез и едва укладываются в обусловленную норму – продлить жизнь хиреющему руднику еще на несколько лет. Только освоится человек – напоминает о себе срок возвращения домой.
По происхождению руды Айн-Барбара относятся к гидротермальным. Из огненных недр по образовавшимся в земной коре трещинам в период геологических катаклизмов рудоносные растворы поднимались ближе к поверхности. Первовестником залегания явился родничок, бегущий из-под горы с тех давних времен…
Казыбек пошел со своими бурильщиками вдоль этого вещего ручейка. Но первые скважины оказались пустыми. Шел месяц за месяцем, и каждый из них повторял любой предыдущий. Былая слава умельца, которая подняла до завидных высот скромное имя советского геолога, меркла на глазах восторженных поклонников его таланта. Специалисты, а в их числе Селим Белла, посматривали на Казыбека с подозрением. Они уже не верили в его «звезду».
Чем меньше везло, тем упрямее становился геолог. Он решил не отступать. А идея была совсем простой – горизонт, состоявший из сплошных трещинообразных песчаников, не мог быть совсем без содержания руд… Казыбек с буровыми шел по падению песчаников, которые в этих местах были собраны в складки и скручены в земляные вихри.
Постепенно в голове разведчика складывалась картина крутопадающих структур, не очень покоряющихся обычному бурению. И вдруг – очередная скважина принесла радость! Сверкающий от частого применения керн, еще дышавший глубинным теплом, тяжело опустился на ладони своего повелителя. Он был наполнен ценнейшим сырьем!
Казыбек не спешил торжествовать победу. С тем же озабоченным видом, что и прежде, он посылал бурильщиков на новые профили. После трех удачных проб подряд счел нужным доложить теперь уже о несомненной находке мсье Селиму.
По традиции геологов за Казыбеком оставалось право дать имя новому месторождению. И он не отказался от этого права. Район стал называться Айн-Кадр, по имени национального героя молодой республики, предводителя вооруженной борьбы С колонизаторами.
Слово «айн» придавало особый смысл этому названию. Кто знает, не станет ли новый рудник символом расцвета металлургии в республике, как окрыляло алжирцев на добрые дела и подвиги имя непокорного Кадра?
Между тем росла популярность самого Казыбека. Обнаружение запасов руды там, где подобных находок не ждали, вызвало немало похвальных откликов в прессе. Слава росла, будто ком, грозя превратиться в сенсацию после того, как один дотошный журналист узнал, что советский геолог Казтуганов – не просто себе русский, а потомок мусульман, чуть не свой брат для арабского люда. Дальше пошли слухи: мол, в удаче приезжего специалиста есть что-то освященное молитвами дедов… Разговоры окончились подробным интервью для национального телевидения, где пришлось раскрыть кое-что из особенностей поиска в глубинах, без всякой связи со всевышним… Казыбек стал желанным, своим человеком чуть не в каждой семье. Его стали узнавать на улице… Произошло это в пору, когда удачливый геолог считал оставшиеся недели до отъезда на Родину.
Казыбека пригласили в наше посольство. Он догадывался о причине приглашения, но ничего уже не могло его остановить в созревшем решении.
– Алжирское правительство, – заявил, улыбаясь, посол, – высказало намерение отметить ваш труд достойной наградой. Такое редко случается с людьми иностранного происхождения, тем не менее это становится для всех нас и для вас в первую очередь отрадным фактом.
Выслушивая хорошие слова о себе, Казыбек смущенно улыбался, выражая ответное удовлетворение пришедшими на ум словами благодарности, твердил, будто заученный урок вежливости:
– Я ведь не за орденом приехал… Наше дело – работать, коль доверили. А если повезло несколько больше, чем другим, что ж…
Посол, высокий мужчина, не по годам стройный и напоминающий собою голубя мира в белом чесучовом костюме, с внимательным взглядом усталых карих глаз, беседуя, постепенно увлекал Казыбека к двум креслам, расположенным у затемненного шторами простенка, в глубине зала. Мужчины сели, оживленно разговаривая. На этот раз больше говорил Казыбек. Посол с затаенной надеждой в глазах слушал не перебивая, хотя глава дипломатического учреждения мог всю эту историю знать от других посвященных, и, наверное, знал.
– Все материалы открытия переданы фирме. Те собираются проектировать новую шахту… Таким образом, срок службы рудника продлился на много лет. Объем работ немалый, но затраты вскоре обернутся выгодой большей, чем ждали.
Собеседник Казыбека согласно кивал почти облысевшей головой и смотрел между тем уже не на Казыбека, а несколько в сторону.
– Извините… Очень любопытно услышать все это… Но у меня для вас имеется важное предложение. Оно не от меня исходит, я, как видите, не специалист в геологии, можно считать, эта просьба продиктована логикой событий…
Посол явно растягивал фразы, будто сомневался в целесообразности начатого разговора и не очень верил в его исход. А Казыбек все больше волновался. Его всегда тревожили неожиданности. Особенно те из них, что противоречили осмысленному образу жизни.
– «Сонарем» предлагает вам остаться здесь еще на один срок… Не скрою, вас хотят использовать в качестве главного консультанта геологоразведочной службы страны… Это большое доверие, товарищ Казтуганов.
Казыбек усмехнулся. «Мягко стелет посол! Сначала сообщил о награде, затем – расплата за нечаянную радость двумя годами мучений на солнцепеке днем и в невыносимой духоте по ночам».
– Разумеется, никто не может заставить вас остаться, если к тому нет условий. Но вы сами понимаете: не всегда человек живет по заранее намеченному плану. Интересы общества диктуют подчас любому из нас…
И тут посол сослался на собственный пример. Он служил в африканских странах одиннадцатый год.
Неожиданно для себя Казыбек отыскал причину для отказа и поспешно проговорил:
– Мы не готовились продлить срок отлучки из дому… Жена уехала! Посоветоваться бы, да не с кем.
– Напишите ей, объясните ситуацию, – спокойно вразумлял дипломат. – Если она пожелает вернуться, визу получит… Человек вы здесь известный. Советую подумать.
– Есть над чем подумать.
– Ради бога! – Посол, глядя Казыбеку в глаза, сцепил на груди пальцы. – Думайте, Казыбек Казтаевич.
Из резиденции посла Казыбек вышел усталым, будто таскал мешки с песком. Трудно было удержать себя от желанной поездки домой. Разобщенная семья и он сам давно были настроены на скорые перемены. Он порой мучительно тосковал по Меруерт, с тревогой переживал долгую разлуку с родителями, возраст которых подходил к критическому. Отец в каждом письме напоминал о своих немощах и о его сыновнем долге…
В сны часто наведывались картины жизни в ауле. Видения эти возвращали в прошлое. Казыбек подчас переживал моменты, когда ему хотелось кричать в голос от тоски по своим. Он подолгу стоял на берегу моря и смотрел в ту сторону, где восходит солнце. Однажды ему возомнился вместо зыблющейся поверхности моря степной оазис с плавным кружением орла вдали, и он, сорвавшись с места, побежал к автобусу, чтобы услышать привычную слуху родную речь. Теперь от него требовались какие-то сверхусилия для обуздания самого себя. Если бы этот вежливый человек в посольстве хоть в чем-нибудь пережал, настаивая на своем, заговорил казенным языком, у Казыбека достало бы характера послать его ко всем чертям и с орденом и другими благами, лишающими его обыкновенных радостей общения с близкими. Теперь он, сидя в номере отеля, нервно грыз ноготь большого пальца и твердил с отчаянием:
– Как жаль, что отпустил тогда Меруерт! Вот чей совет пригодился бы сейчас!
3
Меруерт заговорила о доме чуть не в первые недели пребывания за рубежом. Она вдруг разлюбила приглянувшийся сначала вид на зеленую гору перед окнами виллы, мелкопесчаный берег лагуны и темно-вишневые небеса с крупными, в кулак, звездами.
– Тебе-то легко, ты занят с утра до вечера на шахте… А каково мне? – говорила она вечером мужу. – И словом не с кем перемолвиться. Брожу по дому, как немая: ни радио включить, ни по телефону поболтать. На улице чувствую себя совсем чужой, как с луны свалилась. Бормочу что-то сама себе. Скоро рехнусь, наверное.
Казыбека сердили эти слова.
– Послушай, – он обнял легонько супругу за талию, привлек поближе. – Разве мы с тобою не обговорили все прелести здешней жизни, будучи в Алма-Ате? Что нового обнаружила ты по приезде, в отличие от того, что нам рассказали Суичмезовы? Может, наступило разочарование во мне и оттого тебе неймется сейчас?
Она не отстранялась, она была покорной его рукам. Но душа оставалась где-то за пределами досягаемости.
– Ох, не истязай меня хоть ты своей железной логикой, Казыбек! Я никогда не оставалась так долго без детей, не знала, что это такое… Ты на работу, а я часами думаю: чем сейчас занимается Айманка, покушала ли Шолпанка – она никогда сама не попросит… И маме с ними тяжело. Знаешь, как трудно ухаживать за двумя маленькими девчонками? Они ведь должны ходить чистыми, в наглаженных платьях. Положено следить за ними, чтобы сыты были, вовремя ложились спать. Поводи их каждый день в детсад туда и обратно. Тебе этого не понять, ты мужчина! А я понимаю.
Новое в Меруерт, не замечаемое прежде, было то, что она подкрепляла свои слова обильными слезами и нервными выкриками.
– Я слабая, слабая! – поносила она себя. – Ну, что же мне делать, если я оказалась такой… Я же говорила тебе, когда выходила замуж: ты со мною намучаешься.
