Текст книги "Клад"
Автор книги: Медеу Сарсекеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1
Академик Снурников возвратился из экспедиции на Устюрт. По заведенному издавна правилу Сергей Архипович являлся к месту службы к одиннадцати. Начинал с разбора корреспонденции. Если выдавался час посвободнее, просматривал зарубежные журналы по геологии. До перерыва на обед никто не смел его отвлекать от четко спланированного занятия. Все знали: именно в это время чаще всего посещали академика идеи.
Но были люди, которые не считались со сложившимся распорядком ученого.
В дверь постучали, и в кабинет вошел директор института Хамза Жакупович Жарболов. Среднего роста, коротко остриженный, нестарый еще человек с порывистыми движениями и начальственно поставленным голосом. Звали его заглазно Ежом.
– Можно, Сергей Архипович? – спросил он скорее механически, потому что успел переставить ногу через порог.
Академик отложил бумаги. Он не любил лишних, не обязательных слов. А тут этот прозвучавший всуе вопрос, принадлежавший руководителю учреждения.
– Проверяете, Хамза Жакупович? На месте, на месте старый пень. Куда мне деться?
– Побольше бы таких «пней»! Наука процветала бы.
Жарболов рассмеялся громко, раскатисто. Он был моложе человека, сидящего за столом, почти вдвое. И всегда помнил его стариком, а к своему сорокалетнему возрасту еще не привык, считал себя молодым. По чьей-то протекции Еж был оставлен в этом же институте, защитился, и не один раз, а дважды. Недавно получил пост руководителя в своем же научном учреждении.
Всякий раз при встрече с ним Снурников пытался определить служебный путь этого без единой сединки в волосах, слишком уж моложавого на вид человека. Анализ жизненных успехов счастливчика начинался со способностей молодого коллеги. Отказать ему начисто в умении творить академик не мог. Формальные признаки одаренности Ежа налицо: кандидатская и докторская диссертации. Самостоятельные работы?.. Это почти всегда деликатный вопрос для ученого. Деловые качества? Если судить по этим данным, лучшего директора не подыскать. Видимо, так и рассуждали люди, выдвигавшие Жарболова на повышение.
Успевал Хамза Жакупович во всех начинаниях, хотя сам инициативы старался не проявлять. О нем говорили: человек на подхвате. Поддержать мысли другого, счастливо завершить непростые искания коллеги – все эти достоинства были заложены в нем будто с пеленок. «Врожденный соавтор», – говорили о Жарболове другие…
А еще он мог угодить старшему. Вовремя сказанным словом, анекдотцем, которых знал множество, услугой по пустякам. Мелочи, как известно, досаждают солидным людям больше самой великой трудности. Умел Жарболов в нужную минуту появиться на глазах у старших. Говорят, пользуется расположением самого президента академии. Проверь эти слухи!.. А завхоз института просто обожает своего директора за умение пробить и достать… Радеет человек во имя коллектива!.. Такому организатору невольно простишь упущения по части науки.
Подобно некоторым другим корифеям геологии, Сергей Архипович смотрел на директора института с благожелательной иронией: нельзя ведь успевать буквально во всем. Административная работа – такая, знаете ли, штука, что для нее тоже требуется талант. Совсем бесталанные принимались – конфуз, и только! И для чистой науки и нечистой организаторский промах – прямой убыток всему сообществу ревнителей науки.
Вот что по-настоящему волновало Снурникова, без всякой иронии тревожило – бурный поток, наплыв на поприще избранных именно таких «живчиков», каким удался с рождения товарищ Еж, попросту Хамза Жакупович.
Глядишь на очередного ловкача от науки и в глазах видишь: «Ах, остепениться бы поскорее!» А обзаведется степенью – не успокоится. Ползет, пробирается вверх потихонечку… Остановится вроде, подгрызет оказавшиеся на пути препятствия и снова вперед. Глядишь: вылез! Здравия желаю! Толкует уже с тобою на равных, а то и баском, с ефрейторской дикцией в голосе. Подлинная наука вянет. Серый серого тащит… А ремесло вокруг такого директора процветает. Но самое главное все же достигнуто: преуспевает среди прочих смертных новоявленный владыка от науки. Этот все постиг на каменистой тропе: с кем выгодно общаться, с кем настало время раскланяться, в чьего бога верить сейчас, кому ручку лобызать при встрече…
Истинные жрецы созидания в поте лица старательно и с запасом впрок заготавливают свой материал для развития мироздания. А какой-нибудь из подручных, человек с отменными задатками экспедитора, не больше, поднатаскает себе всяких отходов от их строения да сколотит себе в сторонке теремок по всем правилам. Не только стянет из россыпи чужих мыслей себе кунсткамеру идей, но и законопатит плотно, чтобы никакие ветры не продули, дожди не промочили. И живет себе по соседству с храмом, питаясь духом его. Живет не спуская глаз с самой обители святых, а при случае переберется на место бога от науки…
– Скажете такое! – бодро перекатывался сытый басок Жарболова. – Вас я проверять стану! Услышал: приехали… Любопытства не превозмог. Действую по пословице: «К шестилетнему ребенку, приехавшему издалека, идет с поклоном даже старец!» Три месяца не виделись. Зашел пожать руку, авось приятной новостишкой одарите. Знаю по студенческим временам, вы на такие штучки щедры.
Директор крутил бы языком, будто лиса хвостом, и дальше, но ученый предостерег его от праздного суесловия:
– Ты, Хамза Жакупович, не занимай меня блудом, говори напрямик, зачем пожаловал? Так себе, зазря ты время не тратишь, ценю за это! Чужие минуты другой раз не бережешь – молод еще, и этому искусству научишься. Так говори же, мой кормчий, напрямик: чему обязан? А уж потом и я покопаюсь в своей памяти.
– Ох, ох, ох! – завздыхал Жарболов, доставая платок, – он часто и беспричинно потел, распространяя вокруг неприятный запах. – Вовремя приехали, Сергей Архипович… Не появись вы сегодня завтра, пришлось бы телеграмму отбивать в Устюрт… Н-да… Предстоит вам дальняя дорога и казенные интересы… Зовут персонально вас в рудный край. Высокое начальство челом бьет.
Академик молча слушал, слегка морщась, когда улавливал лишние слова в речениях коллеги.
– Новое руководство Ускенской области затевает фронтальную проверку залежей. Подзахирели там делишки, дошло до партийного разбирательства. В общем, в наш огород полетели камни.
– Вы хотите мою седую голову подставить под эти камни? – спросил Снурников язвительно.
Жарболов замахал руками, протестуя.
– Избави боже! Мне ли искать беды на вашу голову? Можно сказать, на вашей голове все стоим! Извините за невольную метафору.
– Чую: геологи с горняками поцапались… Мне разнимать. А может, там поймана лишь мелкая рыбешка? Шум из ничего?
– Нет, Сергей Архипович, судя по всему, каша там заварилась вкрутую. Короче говоря, их первый секретарь позвонил нашему президенту. Просит, чтобы мы выделили в качестве члена обкомовской комиссии солидного ученого, знатока руд. По нашим данным, там уже находится хорошо известный вам Виктор Николаевич Табаров. Думаю, не праздное любопытство привело его туда. Возможно, вам придется не только разъединять сцепившиеся в тяжбе две стороны, но указать место, где водится рыбка большая и малая. Откровенно говоря, не хотелось беспокоить вас, Сергей Архипович, тем более что вы только вернулись из длительной поездки. Однако не ознакомить с этой ситуацией, согласитесь, я не мог. Скажу без обиняков: выполняю неприятную обязанность.
– Согласен, неприятная… – Академик стукнул согнутым безымянным пальцем по столу, задумался.
Давно изучивший слабости старика Жарболов понял по выражению лица Сергея Архиповича, что тот уже «заряжен» проблемой. Рудный край – давний конек академика, радость его и боль. Но Снурников не таков, чтобы, подобно мальчишке, сорваться с места по первому зову. Возраст уже не тот!
У академика было полное право отказаться. Любая хворь и немогота могли уложить его в постель под опеку супруги. Жарболов уже потихонечку трусил: «Откажется – что скажу президенту? Жаловаться на Снурникова? Получится жалоба на свое неумение разговаривать с людьми. Завалить эту поездку, отложить тоже невозможно. Говорят, новый ускенский секретарь человек крутой, не любит отменять своих решений. Первая просьба от него… А вдруг позвонит в ЦК? С той высоты всякие наши разногласия и вовсе выглядят мышиной возней».
– Что за привычка у вас, любезный Хамза Жакупович: чуть не заладилось где, к старикам за выручкой бежите? А что станете делать, когда мы вымрем поголовно? Растили, растили вас, молодежь, лелеяли… А закалить забыли вроде. В институте десятки первоклассных специалистов, молодец к молодцу… И в нашем секторе есть металлогенисты, взращенные на разведке региона. Направь людей на большое дело, доверь им – все пойдет на должном уровне. А мы все глядим на них как на подлесок. Когда же матереть будете?
– Для нынешней поездки не годятся! – возразил Жарболов, решив не уступать лукавым советам старика. – Вы же знаете: в последние годы Табаров проявляет активный интерес к этому краю. Эрудит он первоклассный! Чтобы пойти ему вспять, профессиональной подготовки мало. Солидный авторитет потребуется. Как раз по части признания заслуг у моих ровесников слабовато. Здесь нужен истинный корифей геологии, вроде вас.
Академик продолжал думать. Что-то мешало ему спокойно принять предложение директора института.
– Чего скрывать, геологическое объединение рудного края, – продолжал углубляться в проблему Жарболов, – защищает узкие интересы. Помните, в свое время они пренебрегли нашими рекомендациями. Не наступила ли пора предъявить счет? Все это удобнее сделать, прибыв на место, основательно оглядевшись. Думаю, не мне, а вам, разумеется. Итак, снова карты в руки! Заходите лишь с козырей! – завершил свою мысль любитель игры, большой мастак по части преферанса и прочего в этом роде, доктор наук Жарболов.
– Ладно, Хамза Жакупович, – произнес академик. – Вынимай из кармана свою излюбленную ручку. Есть кое-что для нынешнего дня и впрок.
– А может, после? – замялся директор, взглянув на часы. По его прикидкам, на выколачивание согласия коллеги ушло слишком много всегда драгоценных для администратора минут.
– Нет, Устюрт тоже нельзя откладывать. Там ждут нашей помощи.
Жарболов нехотя извлек из нагрудного кармана изящную японскую ручку с золотым пером – доктор тяготел ко всему восточному, – подтянул поближе лист бумаги, принялся записывать под диктовку. Снурников перечислил из своих дорожных записей все, что требовалось для Устюрта немедленно: материалы, приборы, запчасти, дефицитные фонды… Не преминул подсказать молодому руководителю учреждения имена тех людей, кто обязан осуществить все это и в какие сроки.
– Только теперь, – сказал академик, – когда я переложил на вас заботы об Устюрте, могу согласиться на очередную поездку, чтобы не действовать на два фронта. Договорились?.. По рукам!.. А то ведь у старого выручателя из бед получится как в басне Крылова: нос вытащил, а хвост увяз… Когда прикажете отправляться?
– Об этом услышите в министерстве… Да и командировку оплачивают они, – Жарболов улыбнулся, поднимаясь.
– Разве и туда тащиться? Бог мой, а я-то старухе обещал не задерживаться… Пластырь вовремя снять нужно. – Он указал рукой на поясницу.
– Ералиев звонил лично, – все еще улыбаясь, уточнил директор.
– Ну, так и говорил бы сразу! – пыхнул академик. – А то несешь околесицу полчаса. В таких случаях полагается напрямик, с порога: «Нас ждет министр!» Какого лешего, хотел бы я знать, хочет от меня Ералиев?
Жарболов склонил голову набок, изображая полное неведение.
2
Институтская «Волга» доставила их в Министерство геологии за десять минут. Хозяин кабинета был занят. Если бы не расторопный помощник, кто знает, как долго пришлось бы сидеть в приемной. В каждом солидном учреждении обнаруживаются такие находчивые, обычно молодые еще люди, которым достаточно одного взгляда, чтобы определить, кто и зачем пожаловал. Нужного человека, явившегося по делу, тем более – по приглашению, долго держать у дверей руководителя не станут.
На сей раз усердие помощника превзошло надежды. Двое посетителей, похоже приехавших из экспедиции, вынуждены были прервать свою беседу, а директор института и академик в следующую минуту уже сидели в кабинете министра.
Максут Ералиев хорошо знал Снурникова. Они изредка общались в те годы, когда Ералиев работал в Устюрте. Не от других лиц нынешний министр знал о резком и прямом характере своенравного старика. Знал его пунктуальность, нетерпимое отношение к краснобайству. Ералиев встал из-за стола, молча пожал руку Сергея Архиповича, предложил кресла ему и директору института. Едва сели за приставку к столу, из приемной принесли поднос, а на нем дымящийся чайник и три пиалы… Министр разлил чай.
Пахучий напиток внес оживление. Снурников позволил себе заметить:
– Что хорошо умеют в вашем министерстве, так это заваривать чай. Непростое, я вам скажу, занятие!
– Чай не пьешь, откуда сила? – попытался свести разговор на шутку Жарболов.
– Вы правы, сударь, хоть истину эту повторяете вслед за другими. Как ушел от нас незабвенный Каныш Имантаевич[54], перестали по его примеру подкрепляться чайком, заменили другим напитком – поиздержался силой институт.
– А что это за напиток появился там у вас, хотел бы я знать, что даже тысячелетний чай оттеснил на второй план? – спросил Ералиев, наполняя пиалу себе.
– Кофе, кофе не в меру употребляют! – поспешил заверить Снурников.
Это было уже слишком. Нынешний директор покраснел и умолк, отчаянно дуя на пиалу.
Министр не спешил с деловым разговором, удовлетворяясь тем, что академик с шуткой на устах переступил порог его кабинета. Сергей Архипович был явно польщен приглашением Ералиева.
– Да, приехал вот из Устюрта, – сам перешел к делу Снурников. – И в прошлом году промышлял там до осени, и на нынешнее лето забот хватило. Теперь можно сказать точно: не зря мы туда нацелились! Чуяло мое сердце.
– Хорошее у вас сердце! – поддержал настроение старика министр. – Чует удачу. Можно поздравить?
– После, после, голубчик! – завозражал Снурников. Ему не терпелось обосновать свои впечатления от поездки в новый рудный регион. – У нас, я имею в виду геологов-практиков, вреднейшая сложилась привычка: верить только в приметы руды. Сколько лет искали на Устюрте нефть и газ? Ну, поглядывали еще на хромитовые залежи… Навострили глаз только на это. А почему, скажите, дорогой министр, не предположить наличие в тех структурах и полиметаллов? Да по той причине, говорят, что ни медь, ни свинец не дали о себе знать поначалу даже в ореолах рассеяния[55].
– Значит, ошибались мы раньше, Сергей Архипович? А теперь появилась надежда?.. Радуйте нас доброй вестью, скажите, чем помочь, сделаем все!
– Покамест от вас требуется только доверие! Но доверие крепкое, мужское! Без веры в человека, Максут Ералиевич, в любом деле толку нет.
Академик не спешил раскрывать свои секреты.
Жарболов уже поглядывал на хозяина кабинета, словно извиняясь за нехватку откровенности у своего подчиненного. «Не хочет раскрываться академик сейчас, подождем», – словно читал он на лице Ералиева.
– Вам, Сергей Архипович, наверное, уже сказали о новостях из рудного края, – начал министр, отставив пиалу. – Признаться, меня никогда не удовлетворяло состояние разведки на юго-востоке. Кадры там будто неплохие, в средствах не отказываем, техникой оснащены. И научными прогнозами напичканы донельзя. И все же крупных обнаружений давно нет. Слава края, гремевшего на весь Союз, пошла на убыль, словно шагреневая кожа. А новое месторождение в той стороне вот так нужно всем! – Ералиев черкнул себя ладонью по горлу.
– Ваша правда! – поддакнул Жарболов.
Академик переживал слова министра молча.
– Нельзя сказать, что тамошние геологи плохо работают или не понимают своих задач, – продолжал Ералиев. – План проходки выполняется, кое-что по мелочи находят, аккуратно отчитываются… Но чувствую: напряжение в области растет, теперь там создали рабочую комиссию, пытаются выяснить причину застоя сами. Это, между прочим, похвально. Тем не менее большим доверием у областного комитета пользуются, судя по всему, горняки. Для вашего сведения, в комиссии той геологам отведена как бы вторая роль… Это не может не встревожить всех нас. Известный вам Жаксыбеков назначен председателем. Человек он решительный. Не исключено, замахнется на авторитет геологии в целом…
– Знаю Жаксыбекова, – вставил Снурников.
– Сергей Архипович! – слегка повысил голос министр. – Смекаете, с какими полномочиями мы вас направляем в этот регион? Требуется не больше не меньше как отстоять интересы науки от посягательств со стороны производственников. Заодно не помешало бы продумать и наши рекомендации о стиле и направлении дальнейших поисков тамошних геологов… У нас уже возникала мысль о пересоставлении прогнозной карты региона. Понадобятся средства. Сколько и когда – входите с предложением.
– Составленной нами карте уже двадцать лет, – заметил Жарболов с готовностью переделать ее. – А обновлять ее положено через десять.
Снурников хмуро покосился на суетливого коллегу. О том, что он изрек сейчас, известно каждому геологу. Поговаривают о том в институте давно. Почему же директор ничего не делал до сих пор для обновления карты?..
Жарболов откровенно побаивался министра. Знакомы они были только по служебным встречам. С предшественником Ералиева директор института был близок: оба они родом из одного района, обучались вместе в сельской школе, хотя и в разных классах. Мужчины встречались дома, на заседаниях. Находили время посоветоваться в сложные времена становления карьеры. А с нынешним еще не выпадало случая для прямого сближения, хотя Жарболов усиленно к тому стремился. Оставаться долго в отдалении означало бы согласиться на роль запасного игрока в вечной тяжбе между наукой и практикой. Министра, естественно, больше беспокоит нынешнее состояние рудных запасов, чем теоретические подступы к неразведанным залежам. «Надо почаще попадаться на глаза Максуту Ералиевичу», – рассуждал сам с собою Жарболов. Академик Снурников мог стать одним из проводников в министерский кабинет. Но проводник не совсем надежный, как считал Жарболов. Есть такие люди, для которых своя выгода – ничто, лишь бы святая правда торжествовала. Сергей Архипович из таких упрямцев.
Министр не ставил в упрек академику его медлительность в принятии решений. Готовность Снурникова откликнуться на какую-либо очередную просьбу означала уже решение дела по меньшей мере наполовину. Вторую часть ученый одолевал, приехав на место.
Жарболов недоумевал, почему Сергей Архипович до сих пор не сказал своего «да» министру, если согласие на поездку уже дано в его институтском кабинете. Не пошел ли старик на попятную, пока ехали на прием?
– Мы с Сергеем Архиповичем уже договорились о согласии поехать в Ускен, – сказал Хамза угодливым тоном. – Так что, Максут Ералиевич, можете готовить приказ.
Академик отодвинул от себя недопитый чай.
– Ах, какие вы прыткие, други! – заявил он разоблачительно. – Мой лоб подставляете под удар, а сами из-за кустов наблюдать станете? При удаче лавры на всех, мол, вместе в поход ходили. А осрамится Снурников в том поединке, есть на кого вину свалить.
Министр рассмеялся:
– Сергей Архипович! Сказанное вами трудно оспорить. Да ведь не ради обмана позвали вас, поверьте! Приказ-то на поездку мне подписывать. Значит, за провал и отвечать вдвоем. Слава или позор – поровну!
– До позора не дойдет, – успокоил академик. – Кудай выдохся. И с рудой, и со всякими своими фокусами. Но было, было за ним! Всю славу, друзья мои, пригреб к себе Кудай. Люди работали, а он подгонял своим зычным голосом и греб под себя. Щедра земля, а мы-то все думали, что нас выручает Ильяс! И так бывает! А чуть поскупились недра – и у Кудая ниже спины затрещало! Дух испускает божок местный. Вот откуда весь этот сыр-бор!
Жарболов давал какие-то знаки Снурникову, показывая на часы. Наверное, это означало – закругляться, не расплываться мыслью…
Академик осадил его взглядом и продолжал излагать свои соображения:
– Ладно с ним, с Кудаем… В конце концов жизнь каждому из нас укажет место… Послушайте историю. Быть может, она откроет вам глаза…
Академик вкратце изложил министру суть нынешних беспокойств Жаксыбекова, оставившего комбинат, чтобы посетить Устюрт ради важной для него встречи.
– Вдумайтесь, коллеги, в этот факт! – горячился академик. – Тамошние специалисты разлюбили доступные всем месторождения! Морду воротят от своего же детища, служившего веками! Стоило кому-то вякнуть об истощении запасов, будто обрадовались такому известию… Прут на Музбел, тащатся к Шокпару, куда угодно, лишь бы от родного дома подальше. Здесь, как говорится, что-то зарыто…
Сергей Архипович отхлебнул глоток остывшего чая, отер губы платком, не спеша сложил его вчетверо, отправил в карман. Свободной рукой потянул лист бумаги из-под локтя министра, попросил карандаш. Сначала провел кривую линию, изображающую земную поверхность. Затем смелым штрихом рассек ее двумя черточками под прямым углом. Двое его собеседников угадали на бумаге схему разлома.
В первый раз Максут Ералиевич видел такой чертеж, когда беседовал с Кунтуаровым. Тогда речь шла о молодом геологе и его схеме разведки. К чему сейчас академик изображает разлом?
Закончив свой труд, Сергей Архипович сказал, возвращая карандаш:
– Вот что придумал для всех нас один молодой рудознатец! Идти к нижним границам свиты по трещинам. По малости взято из моих трудов, но не в том суть! Мало ли добрых замыслов похоронено в блокнотах и черновых записях? Руки не дошли, а там увлекло другое.
Министр тронул Снурникова за руку.
– Вы не о Казтуганове напоминаете?
– Он самый! И до вас эта идея дошла?
– Земля слухом полнится, – скромно заметил министр. Он больше не перебивал его. Откинулся на спинку кресла, ушел в свои мысли. – Надумаете проверить, Сергей Архипович, мы к вашим услугам. Речь ведь идет об Актасе, которому угрожает закрытие.
– Да, закрытие! – воскликнул академик. – Но с предложением услуг, мил человек, опоздали. С недавних пор мы состоим в договоре с дирекцией Актасского комбината, мои парни уже грызут пласты там. Разведкой Совиной сопки занимаются не геологи, а горняки… Не верят вам больше. Вот ведь чем нерешительность ваша обернулась. Против зубров геологии поперли, сукины сыны! Изверились, выходит… Теперь министерству остается бить поклоны нечистой силе, чтобы не наколдовала комбинату слепой удачи. Отыщут – посрамят! Ей-богу, вгонят в стыд твоих разведчиков, Максут Ералиевич. Вот уж потанцует на ваших костях Жаксыбеков!.. Между прочим, он отличным плясуном был в студенческие годы!
Ералиев покачал головой. Не очень-то ласкала слух министра эта новость. А что поделаешь, если она стала фактом жизни?
– Значит, мы угадали ваше желание, Сергей Архипович, – подытожил министр. – Найдется для вас чем заняться в случае удачи и неудачи… Отступать не будем! Когда намереваетесь отбыть? Командировку оформим сейчас же. Скажите, на какое число заказать билет?
Он нажал кнопку звонка.
3
Настало время и Казыбеку оценить во всем объеме работу человека, вынужденного долгие часы торчать у плиты.
День начинался с загляда в кастрюли: не осталось ли чего от ужина, чтобы накормить детей? Обычно там было пусто или прилип на донышке посиневший калабух заруганной всеми перловки… Шарил по уголкам кухонного стола, натыкаясь то на манную крупу, которой не терпела Шолпанка, то на пшенную – от нее воротила нос Айманка, хоть готовь каждому из детей в трех кастрюлях… Принимался за чистку картошки, а к ней он сам не очень-то благоволил. Но картошку одна любила рыхлую, разваристую, другой подавай только с румяной корочкой со сковороды…
– Ну, нашла ты меня, женушка, чем уесть! – вздыхал у плиты Казыбек.
На любой звонок в дверь и по телефону кидались все четверо. Все жаждали видеть и слышать только одного человека. С кислыми минами отходили прочь, если нарушил их тревожный покой посторонний.
С ножом в одной руке и недочищенной картофелиной в другой увидел Казыбека, перешагнув порог, Елемес. Ко всему прочему глава семьи не успел с утра побриться.
Елемес скреб затылок.
– Поговорил бы я с нею… Давно начистоту хочется. Но ты же знаешь, Казыбек: мои замечания она всегда воспринимает с этакой ухмылочкой, будто и без подсказок все знает. Другую давно одернул бы, до того доходило. Но как вспомнишь, сколько ей, бедняжке, здесь доставалось в хождениях по начальству…
– А кто просил об этом? – зло бросил Казыбек.
– Теперь они действуют без спросу, дружище! Не о женщине ли сказано: дурная голова ногам покоя не дает.
До Казыбека, похоже, эта пословица не дошла. Он продолжал обижаться на жену за безоглядность: вот уже и близким людям она надоела своим попрошайничеством.
– Никуда не денется! – отрезал Елемес – Походит кругами, как щука на кукане, и вернется в свой садок. Другое дело, что не вовремя затеяла свару в доме.
Елемес откровенно сочувствовал Казыбеку, волновался, будто во всем случившемся была часть его вины. Видите ли, жена хорошего человека позволяла себе излишнее рвение и он, считая себя другом семьи, не предостерег женщину.
Покряхтывая от непереносимой тяжести на душе, Елемес прохаживался между разбросанной в комнате мебелью.
А Казыбек, после горестных слов о разладе с женой, сидел на диване потупившись. В словах Елемеса он не находил разрешения своим терзаниям.
Ему вспомнился разговор со старшими сестрами жены. Гаухар навестила путешественника перед лекциями в институте, где уже давненько вела курс. Жаухар встретила опечаленного главу семьи возле дома, у детской площадки. Смысл их визитов сводился к одному:
– Меруерт не ищи ни сегодня, ни завтра. Она плохо себя чувствует после вашей ссоры и почти не встает с постели. Сначала хотела уехать к родителям, в Ускен, но мы кое-как отговорили… Поплачет и вернется. Так со всеми нами случается.
– Что она хоть говорит обо мне? – допытывался Казыбек.
– Ничего дурного! – уверяла Жаухар, которая сама была чуточку влюблена в зятя. – Пытались спросить – гонит прочь. Тебя оправдывает во всем, но ей больно, не ждала размолвки, хотела угодить, а не вышло.
– Но ты, зятек наш, тоже хорош, – толковала в то утро Гаухар. – Сколько лет не виделись – сразу права качать начал, мужскую гордость показывать!.. Что ни говори, она женщина, да еще наша младшенькая, – дома мы ее всегда баловали. Можно было и пожалеть, если человек оступился невзначай. А ты неисправим, все тот же! Как чуть не по-твоему, давишь на всю катушку… Было бы из-за чего! Мебель, конечно, хорошая, – закачаешься… Такую софу ищут годами. И Меруерт, бедняжка, с ног сбилась. А вообще-то я сказала бы, – закончила у порога Гаухар, – пора тебе, зятек, вожжи-то поослабить. Пусть Меруерт домашние дела ведет сама, а твое дело – помочь, если супруга падает от усталости, а не выворачивать ей душу походя.
Казыбек пытался одной и другой советчицам объяснить причину размолвки в семье. Но это были уже не те свояченицы, которые когда-то в рот глядели, ловя каждое слово. Прошедшие годы или еще что-то, не совсем понятное для странствующего геолога, сильно изменили сестер, да и младшая от них не отстала. Наговорив кучу всяких пожеланий племянницам и племяннику, женщины удалились.
Девочки чем чаще выслушивали советы посторонних, тем становились молчаливее. Каждый в доме теперь только настроением передавал свое состояние. В глазах Айман и Шолпан бездна неосознанной тревоги. Внезапно и надолго исчезают, с детской площадки бегут к матери. Возможно, остались бы с родимой и навсегда, но Меруерт их гонит обратно к отцу. Назкен ни разу не пошел вслед за сестренками. Лишь еще больше замкнулся, осердясь на всех сразу.
Слово за словом Казыбек рассказал Елемесу об этих вроде бы не таких уж значительных переменах в доме.
– Меруерт, возможно, уговорил бы вернуться, – подвел итог своей исповеди Казыбек. – Но как поступить с проклятой мебелью – ума не приложу. Надеялся, что за ней приедут эти прохвосты, а они глаз не кажут. Надеются, подлецы, что я переморгаю плевок в лицо, на том дело обойдется.
Елемес вдруг прихлопнул ладонью себе по коленке, расхохотался:
– Ну, брат, уморил! Ну – потешил! Нельзя век целый ломать голову над этой задачей! Сам заварил кашу, а расхлебывайте другие…
– Всю жизнь расхлебываем за других! – ворчал в ответ расстроенный глава семьи.
– Хорошо, расхлебаю! – пообещал Елемес – Доверяешь – буду разбирать завалы у тебя на глазах. Только, чур, не мешать и не перебивать.
Казыбек с мальчишеской покорностью уставился на человека, готового помочь.
– Собирайся! – скомандовал Елемес – Новенький галстук и все такое прочее.
– А что ты понимаешь под «прочим»? К свояченице небось потащишь?
– Бери выше! – продолжал повелевать Елемес. – Одевайся так, будто идем к самому министру.
– Ну да?
Видя, что Казыбек заволновался и выполняет все в точности, Елемес спокойным тоном продолжал:
– Министр наш – человек знающий. Недавно переведен из Устюрта… Утром, едва я присел за стол, звоночек: «Не появился ли в наших краях Казтуганов?» Он и твое имя запомнил с первого раза. Чувствую: кто-то уже донес ему о твоем приезде. А зачем ищет – толком сказать не берусь. У министра об этом не спросишь. Отвечаю, как солдат генералу: «Да, приехал! Изволит почивать с дороги в той самой квартире, о которой вы любезно позаботились до его возвращения…» Короче, сам Ералиев пожелал видеть тебя, олуха, уже сегодня и ни днем позже.
– Час приема не назначил? – с явной тревогой спросил Казыбек.
– Когда отдохнуть изволите! – картинно поклонился ему Елемес. – А вообще говоря, время приема подкатывается.
Сказанное Елемесом было похоже на шутку. Дружок разыгрывал его и раньше. Однако сейчас он не был похож на досужего пересмешника. Он и сам слегка нервничал, говоря о министре, поглядывал на часы, торопил взглядом. Подчиненные редко вовлекают в орбиту своих шуточек прямое начальство. А Елемес при всей живости характера был служака, каких поискать!
Казыбек никак не рассчитывал сразу по прибытии домой заводить деловые знакомства. Тем более с высоким начальством. Его ждал заслуженный отдых за целых три года изнурительной работы… Перед поездкой к морю намеревался навестить всей семьей стариков в ауле. Да и санаторий не помешал бы. Вокруг этих поездок и крутились его мысли. Неужели происшествие с гарнитуром было началом каких-то других незапланированных тревог?
Сама по себе встреча с министром геологии могла оказаться интересной для Казыбека. В душе он радовался этому. Но пусть бы все, даже самое интересное, случилось потом, после небольшой передышки.
