Текст книги "Клад"
Автор книги: Медеу Сарсекеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
– Если бы не нужда в нем, я не беспокоил бы вас, – сухо закончил разговор секретарь. – Когда найдете товарища Табарова, пожалуйста, позвоните мне.
– Вас понял, Ахмет Актаевич!
– Благодарю за понимание!
3
…Не успеешь сказать, что ты из Казахстана, тут же слышишь возглас: «О, значит, вы – степняк? Как там ваши отары? А на домбрах еще играют?» Человеку, знающему о нашей республике понаслышке да из учебников географии, видится где-то на юго-востоке некая беспредельная равнина без лесов и озер, лишенная растительности, с мелкими холмами и редкими сопками… Иной собеседник даже вздохнет сочувствующе: «И как там люди живут?»
Трудно живут, надо признаться. Однако казах своей степи ни на какую другую местность не променяет.
Если лететь с запада на юго-восток, скажем, со стороны Каспийского моря, откуда берет свое начало территория республики, и глядеть в иллюминатор, за два-три часа полета ничего другого не увидишь, кроме распахнутой до горизонта равнины. Нет конца этому однообразному пейзажу. В старину говорили: «Пока осилишь такую даль, и у птицы обгорят крылья». Изредка под самолетом мелькнет холм, обозначится среди скудного на краски простора сопка или редкая горная цепь. Небольшие горы видятся застывшим караваном верблюдов. А растительность?.. Голубоватая, мерклая цветом от избытка соли в почве, прикаспийская полынь не скоро сменится шелковистой травкой, именуемой по-русски ковылем. Это и есть Сары-арка, иначе говоря – Золотая степь. У нее есть иное название: Желтая спина. Название это от цвета травы. Ковыль здесь не просто седой, а с подпалиной. Даже неприхотливой травке этой недостает воды!
Было бы ошибкой думать, что казахская степь лишена влаги! Немало через ту равнину бежит холодных родников, речушек, но их не разглядеть среди камней и расщелин с высоты птичьего полета. Но вот под крылом лайнера заблестели пятна озер. Они в нашем краю тихие и голубые. Вокруг озер изумрудным обрамлением зеленеют леса, плотно стоят березы и сосны, произрастают густые тальники. Но это ближе к северным границам, к Сибири.
Вот пресноводное озеро Балхаш. Не что иное, как дар судьбы для бескрайней степи! Временами покажутся более крутые, чем на русских равнинах, изгибы рек. Начало их ищите среди заснеженных вершин, поднимающихся с восточной стороны.
В эту панораму вписывается чудо нашего века: голубая нить рукотворной реки Иртыш – Караганда. Русло канала рассекло пространство Сары-арки пополам. Живительная влага озвучила степь птичьими голосами, украсила растениями ее унылый облик. По обеим сторонам тех вод, пришедших издалека, кучно расположились большие и малые селения, прибавилось отар, часть равнины оказалась взрыхленной для посевов.
Вглядитесь зорче: перед вашими глазами прорисовывается гигантская чаша карьера «Богатырь». На глубоком днище этого искусственного каньона, изгибаясь, будто змеи, ползают груженые эшелоны поездов. Это и есть знаменитый Экибастуз. Здесь добывается самый дешевый в стране уголь. Неподалеку еще одна река – Иртыш. Она обозначает северо-восточную границу республики. За рекой как бы продолжение степи, но у той уже другое название – Кулундинская. Она уходит своими просторами в Сибирь.
В край руд и золотистой травы можно попасть водным путем. Для этого надо сесть в Павлодаре на быстроходную «Ракету» и предаться на день-два созерцанию окрестных видов, которые расскажут вам о животном мире и зеленом убранстве степи более подробно. Сначала путнику откроются отлогие холмы, затем все явственнее станут обозначаться вершины гор, покрытые лесами.
Невысокие овальные взгорья, поросшие тальником и кустами шиповника, медленно плывут перед вашим взором. Серебристый поток, местами бешено грохочущий и рвущийся между утесов, с яростью бросается наперерез одинокому речному кораблику. Горная вода бурлит, бьет о борта суденышка, норовя перевернуть его. Но капитан «Ракеты» уверенно преодолевает неспокойные места у слияния вод, стремительно ведет корабль поближе к берегу.
Впереди, в голубой дали, молчаливо дремлют суровые прохладные сопки. Как гигантский динозавр, распластался горбатый хребет на полтысячи километров с севера на юг. Отчетливо видны белоголовые шапки остроконечных вершин. Кажется, что острые утесы ушли в беспредельный космос и ведут там свой разговор с небом и звездами… Вблизи этих вершин чудится голос отлетевших времен. Горная цепь – это уже иная сказка тех мест, совсем не похожая на степные были. Песни, предания, сказы, думы – у каждой части Великой степи свои…
И вот на пути встает некая пристань для путешественника. Устье каменных гор. Здесь в овальной чаше, обрамленной скалами, река, будто уставшая от долгого бега, внезапно смиряет нрав и ненадолго останавливается в раздумье. Перед нами большой город. Мы называем его Ускен, а весь регион – рудным краем… Казахская Магнитка, украинский Кривой Рог, немецкий Рур – сравнений сколько угодно! Город металлургов и горняков, ткачих и лесничих, рыбаков и студентов. Город современных зданий и древних былин, модерных лимузинов и впряженных в колесницу верблюдов. Если спросите: какая самая характерная черта облика современного Ускена, не задумываясь отвечу: заводские трубы. Как исполинские сигары, они поднялись ввысь, напоминая собою ракеты, изготовившиеся для старта в космос. Ускен дает треть выпуска цветных металлов в стране. Тем и знаменит.
Свинец и цинк, медь и кадмий, титан и серебро, много всякого добра извлекают мастеровые огненной профессии из местных руд. Семьдесят элементов менделеевской таблицы обнаружили здесь за два века рудознатцы.
Гористую местность в окрестье Ускена пересекают десятки мощных водных потоков, образующие у места слияния целые реки, которым еще не придуманы названия. Это вовсе не диво для старожилов, но горный край для своего пропитания ничего не берет взаймы от соседей. Он кормит себя сам, возделывая плодородные межгорья и долины, выпасая тучные косяки скота на летних пастбищах.
Чуть не забыл упомянуть о рыбной ловле и пушнине. Любитель позоревать с удочкой, а то и побродить с ружьишком по ущельям отыщет для себя уголок, который одарит непременной добычей, да такой, что вспоминать потом на весь век хватит.
Однако продолжим наше путешествие. Мы уже в глубине скалистой гряды. Река, будто забоявшись нависших над берегами скал, течет здесь плавно, временами кажется, она совсем прекратила свой бег, раздумывает, покидать ли эти места, очарованные собственной красотой… Молчаливые горы, зеркальная гладь воды и продолговатый кусочек голубого неба над головой. Кажется, ни живой души поблизости! Но вот впереди бетонная преграда, огни… «Ракета» приближается к загородной гидроэлектростанции. За створами плотины неохватный глазом простор. Искусственное море, омывая утесы и валуны, заполнило пустовавшие веками ущелья и котловины. На вершинах хребтов поднялись рощи кедрача. По склонам этих вершин темнеют пихтовые заросли. На омытых волнами берегах притихшие селища скотоводов, крохотные рабочие поселки.
У одного из причалов наш утомленный корабль остановится, чтобы дать нам передышку и предложить для дальнейшего путешествия какой-либо иной транспорт. Вспоминается пушкинское: «Но друг мой, не велеть ли в санки кобылку бурую запречь…» Санки не в моде у казахов, а вот если оседлана кобылка, бурая или гнедая здешней породы, она без страха и понуканий карабкается с вашей поклажей по любым тропкам межгорья, пока не достигнете вершин, где снега вечны, как предания. Выносливая та кобылка вознесет вас, будто сказочный конек-горбунок, до самых «белков» – так называют у нас неоттаивающие пики поднебесья.
Не однажды те полупешеходные, полувьючные тропы пересекут ручьи и мосты через них, тоннели и рельсы узкоколейки. То в горах рубят лес и отправляют его на маленьких платформах посредством дрезины на лесопилку…
Встретите табунщика, заросшего до бровей, наткнетесь на шалаш охотника, приютивший уже не один десяток путников, жаждущих приключений. Внезапно перед глазами возникнет шумный поселок с непривычными взгляду горожанина строениями, услышите радио, обнаружите на крышах домов антенну телевизора. Здешние межгорья полны контрастов. Современное поселение наверняка раскинули геологи, однажды набредшие на райский уголок и не превозмогшие желания остаться здесь надолго, навсегда. Жители таких селений словно забыли об остальных уютных уголках земли. Не сравнимый ни с чем оазис красоты очаровал их, поверг в изумление и выбил из памяти всякие Алушты и Ялты. Главное занятие аборигенов поселка – поиск новых кладов. Для многих из них здесь – первая любовь и первый крик ребенка. А затем, не исключено, и вся остальная жизнь.
Идите смело навстречу коренным жителям таких поселков. Геологи – веселые люди, они любят гостей и умеют душевно встретить путника на пороге своего жилища…
4
Геологическое объединение рудного края одно из крупных в системе республиканского министерства. Ему подчинено более десяти разведочных экспедиций. В любой из них по семь-восемь сотен, другой раз и за тысячу рабочих и специалистов. Это крупное хозяйство со своими поисковыми партиями, мастерскими, складами, кернохранилищами, парком машин, лабораториями.
Экспедиции заняты не только поиском нужного сырья. Они снабжены научными кадрами, ведущими различные тематические работы. Главное для них – обнаружение полезных ископаемых для нынешних и будущих рудников, чтобы обеспечить заводы приличными запасами на обозримое время.
В Ускене нашла себе место центральная химическая лаборатория для ускорения анализов проб. Там же свой архив, геологические фонды и вспомогательные отделы, без чего не может существовать единый сложный организм разведки. И все эти многочисленные службы, научный аппарат, техника, вплоть до любого отряда в поле, все без исключения люди ходят под рукой Ильяса Мурзаевича. Они вошли в объединение еще тогда, когда разрозненные прежде по отраслям местные геологические службы обрели единого хозяина. А ведь до чего доходило: сколько министерств – столько и разведочных контор, как они тогда назывались. И от каждой конторы своя изыскательская партия. Нащупывают в земле кто уголь, кто известь для отделки зданий, кто полиметаллы. Бывало, на одну сопку за лето взгромоздятся три независимых друг от друга ведомства и каждое разбивает свой бивуак, вгоняет в землю бур, удовлетворяясь лишь тем, что ему нужно. Все прочее для занятых своими нуждами людей не имеет цены. Сколько средств вылетело в трубу напрасно! А ведь за один заход на эту сопку можно выявить все, что в ней припасено природой.
С тех пор минуло три десятка лет. Созданные на новой основе совместные экспедиции набрали силу, а геологические объединения стали подлинными распорядителями закрепленных за ними территорий. Сюда стекались сотни людей, обнаруживших призвание к поиску, здесь вызревали настоящие асы своего дела. И возглавлять легион специалистов полагалось человеку с чутьем натренированной ищейки, имеющей особый «нюх» на всякие сюрпризы, на которые горазда ревнивая ко всякому старанию на ней мать-земля.
Ильяс Кудайбергенов был бессменным главой поисковиков рудного края треть столетия. Он мог движением руки, едва заметным жестом или взглядом прервать речь подчиненного, росчерком пера решить судьбу человека или всей экспедиции. Ему было дано право распределять фонды, делить между организациями технику и средства. Прощал грехи, погашал долги, представлял к награде, оделял квартирами. Постепенно у него завязались крепкие связи среди министерских работников и в партийных органах. Практически он не знал отказа, куда бы ни толкнулся со своими затеями. Оправданием всему была руда, без нее нет дыхания заводам с тысячами и десятками тысяч рабочих.
В кругу друзей Ильяс хвастался: «А что мне министры? На моем веку их сколько перебывало? Министры уходят и приходят, а мне нужно печам что-то в глотку совать, ублажать горняков и металлургов. Все бегут с протянутой рукой к Кудайбергенову… А я вот он, перед вами. Потому как дело свое знаю… Землю вижу насквозь, со всеми потрохами. Кому по шеям досталось за грехи, а Ильяс без единого выговора ходит, всегда в чести у начальства».
Приближенные Ильяса в последнее время замечали: много бахвальства в устах генерального. Старческое? Ничто так не проверяет каждого из нас, как время. И самый ловкий пловец устает в конце концов, выбивается из сил, если не видно берега. Успехи коллектива можно по неосторожности приписать себе одному. Но в поисковом деле конечный результат зависит не от красноречия руководителя, а от смекалки тех, кто упорно вгрызается в неподатливые пласты. В республике имелись и другие разведочные объединения. Оттуда иногда доносился ропот: «Если бы мы искали в таком богатом краю, как рудный, небось не отстали бы с находками от передовиков!» Ильяс злорадствовал над ними: «Такие разговоры – удел бездарей и неудачников».
Не на одном лишь бахвальстве Кудайбергенова держалась его слава. Семь потов сгонял с подчиненных и сам умывался соленой влагой, когда припекало сверху и снизу, а нелегкий свой возок тянул, старался. Изрядно поднаторел в своем ремесле за годы правления вверенным ему объединением. Были удачи, были… Десять тысяч рабочих и специалистов, считай, дивизия. Без знания тактики и стратегии такую массу людей к победе не приведешь. Здесь даже командирская дикция имеет значение: каким голосом подашь команду, так ее и выполнят. Ильяс Кудайбергенов обладал всеми этими качествами и мыслил масштабно, в соответствии с призванием.
Когда закончился их телефонный разговор с секретарем по промышленности, Ильяс Мурзаевич, слегка взволнованный нежданным вторжением в его сферы, прошелся, потирая руки, по кабинету, задумался. В голове его шел процесс осмысления того, что он услышал от Актаева. Внезапно генеральный остановился возле стола, заваленного бумагами, и расхохотался.
То была радость человека, довольного исходом поединка с вероятным противником. От удовольствия Ильяс поглаживал лицо, щеки, подбородок. Кстати, щекастое лицо генерального было всегда гладким, лоснящимся, будто надутым изнутри.
«Бедный Жаксыбеков! Каким бы хитрым ты ни оказался, на этот раз я тебя посажу в калошу. Если не сделаю этого, я – не Кудайбергенов! – Руководителя геологов так и распирало от ощущения превосходства. – Лишь бы нам потрафило счастье в разведке Шокпара! Да, если нам удастся подтвердить предполагаемые запасы именно там, хваленый Актас останется с носом. Ты у меня, Жаксыбеков, перестанешь выставляться успехами своих рудников! Захиреет твой образцовый городок. Более выгодные промыслы заставят горняков покинуть Актас. Не зря ты сам тревожился на конференции о будущем района! А Шокпар переплюнет все былые залежи, вместе с ними и твою славу, жаксыбековский Актас! Горняки первыми побегут из оскудевшего рудами пристанища. Их приютит новый город. Запросишься и ты на новое место, Жаксыбеков! Ко мне придешь с протянутой рукой. Кому осваивать добычу сырья в районе открытых залежей, без меня пока не решали. Хотел бы я видеть твое смиренное лицо и виновато опущенные глаза! Я человек сговорчивый, глядишь, и позволю… Но тебе придется прорубаться через дремучую тайгу, одолевать горы, строить дорогу, тянуть линию электропередачи… И на новом месте будешь начинать с палаток и сборных деревянных домишек. А там потребуется обогатительная фабрика, многое другое. Хотел бы я стоять рядом с тобой и услышать, что ты скажешь обо мне, когда доберешься до первой тонны руды. В Шокпаре твое «Давай, давай!» не сработает. Нужно поворочать мозгами, поваляться на больничной койке от нервного истощения. А пока – кричи, сколько влезет, на весь свет труби, доказывай, что я плохо ищу сырье… Не тебе знать, Жаксыбеков, что хорошо, а что плохо в геологии. Не тебе давать оценку Кудайбергенову».
Приступ злорадства на этом не кончился, хотя Ильяс уже дал себе команду не исходить блажью по поводу неудачи другого человека.
«Пусть его! – осаживал себя Ильяс Мурзаевич. – Не будем мстительными. Нужно уметь прощать людям слабости… Шокпар еще не покорился, оттуда идут лишь первые обнадеживающие пробы. Но то, что известно лишь Ильясу… известно лишь ему!»
Шеф геологов нажал кнопку селектора, пробасил:
– Таир, быстро ко мне.
Главный геолог объединения Таир Шибынтаев – человек в возрасте, ему за пятьдесят, но мужчина подвижный в ходу, с суетливым движением рук и глаз. Главное его достоинство – исполнительность. О чем бы ни распорядился Ильяс Мурзаевич, для главного – закон.
– По территории объединения, говорят, прогуливается незваный гость, – проговорил директор, глядя на Шибынтаева вприщур.
– Вы, наверное, о Викторе Николаевиче, – проявил готовность главный геолог, подавшись навстречу шефу. – Да, он здесь, больше недели, как приехал. Но к нам пока не спешит, осваивается, – Таир Унисьянович хмыкнул. – Пляж посещает… Встает рано и тут же на берег реки с полотенцем. Если день солнечный, не прочь понежиться на песке… Ясное дело, не догадывается, что ходит под окнами моей квартиры. Меру, правда, знает. Днем сидит в гостиничном номере. Трудно сказать, чем занимается.
Генеральный молча постучал пальцем по краю стола. Поучительно заметил:
– И если гора не идет к Магомету?.. Не пора ли, Таир Унисьянович, проявить инициативу? Чего ждете?
Шибынтаев нервно передернул плечами. Не такой уж он простак, чтобы ждать подсказки. Осклабился во все лицо, потом захихикал в кулак.
– Да, на днях проявил любопытство, – отпарировал. – И место для случайной встречи выбрал самое подходящее – среди райских кущ, на берегу. Обнажился, как положено в святых местах, чтобы быть с дорогим гостем на равных, и тут же упрекнул по-свойски: «Ба, Виктор Николаевич! Когда же вы в наши края пожаловали? Чем вас прогневили мы, что и поздороваться со старыми друзьями не соизволите?..» В общем, не мне учиться разговаривать с гостями.
– А он что?
Шибынтаев вздохнул разочарованно:
– Не торопите, говорит, события… Успеем наговориться, а может, поцапаться кое за что придется! И морду завернул в полотенце, потому что в эту минуту солнце из-за облаков выглянуло.
– Невеселый разговор! – подытожил услышанное Кудайбергенов и поскреб пальцем возле виска. На голове у него еще сохранилась густая шапка волос, правда, уже совершенно белая. Внезапно генеральный потянулся к карандашу в стаканчике, но записать в настольный календарь что-то, вдруг мелькнувшее в голове, не решился, а лишь постучал тупым концом по столу. – Кстати, а где люди Табарова? Чем занимаются?
Главный геолог обиженно развел руками, почувствовав некий упрек в тоне своего шефа.
– В Актасе! Разве забыли: мы их туда отправили. Пусть роются, меньше нам глаза мозолить будут. – Пока генеральный о чем-то раздумывал, он продолжал, стараясь на случай гнева Кудайбергенова выгородить себя, отвести обвинение в недостатке контроля: – Имейте в виду: все они истинные работяги, дело свое знают. Вкалывают день и ночь. Сейчас их уже не отличить от местных кержаков: одежда смятая, бороды в ладонь.
– Пусть стараются! – произнес шеф, обдумывая свое.
Зазвенел телефон. Кудайбергенов не шелохнулся. Сидел набычившись, поглядывая в одну точку. В глазах – холод. Уловив неважное настроение у старшего, Таир Унисьянович умолк, лишь время от времени вскидывал руки, рассуждая сам с собой. Плечо его нервно дергалось.
Перед глазами генерального всплыла иная картина.
5
…В позапрошлом году Табаров сидел в этом кабинете, на этом же стуле, к которому сейчас прилип коренастый Шибынтаев, и молчаливо ждал решения Кудайбергенова. В руках приезжего было адресованное генеральному письмо из Н-ского научного учреждения. В письме говорилось о том, что руководство института предлагает геологам рудного края провести совместный очень важный эксперимент для проверки новой методики поиска полезных ископаемых. Сидевший в кабинете немолодой уже доктор наук объяснял на словах, что для опыта избраны два региона – рудный край и Кольский полуостров… В письме сообщалось:
«Методика, предложенная институтом, согласована в Министерстве геологии. Мы готовы финансировать часть расходов…»
Это был не приказ, но достаточно прозрачный намек на то, что при несогласии Кудайбергенова институт все же осуществит свой замысел через министерство.
Генеральный подумал: «Не лучше ли добровольно согласиться с их предложением?»
Ильяс медленно читал письмо и вкрадчиво наблюдал за гостем, будто прикидывал, на что тот способен. Доктор геолого-минералогических наук был щупл, неказист на вид, с морщинистым лицом и узкими женскими плечами. «Какой-то мозгляк, – рассуждал про себя Кудайбергенов. – И вот тебе – доктор. Копни поглубже – за душой никакой полезной практики, одни бумажки… Знаю я этих «докторов». Книжек начитался, а дурак дураком небось».
Приезжавшие из научных институтов обычно восседали в его кабинете гордо, вели себя с местными специалистами требовательно или снисходительно, как с людьми второго сорта. Ты ему слово, он в ответ два, а то и все десять, с поучениями. Не успеешь сказать что-либо свое, тут же подхватит, разовьет мысль, вспомнит о подобных поисках за рубежом, назовет фамилию иностранного коллеги… Выходит, не раз встречались где-нибудь на симпозиуме, обменивались публикациями в журналах. Не рад будешь, что и затронул этот разговор. И выглядишь ты сам перед ним, местный новатор, затрапезным провинциалом. Вдобавок ко всему приезжий этак походя назовет какое-нибудь труднопроизносимое название журнала или книги, ты о них и не слыхал, не ведаешь о том, что он существует, тем более где издается. А там, оказывается, о подобных «твоим новациям» давно отговорили и думать забыли. Или, наоборот, научно обоснованная идея эта приобрела характер нового направления в геологии, живет и развивается без твоей подсказки.
Виктор Николаевич не выставлялся перед директором объединения своими знаниями и эрудицией. Ильясу Мурзаевичу пришлось даже вытягивать у него по слову, чтобы иметь представление о том, с кем имеет дело. И в этом отношении ничего интересного не получилось. Ученый будто нарочито темнил или упрощал ответ, сводил весь разговор к тому, с чего начали. Ильяс наконец спросил напрямик:
– Где вы раньше работали? Какое месторождение разведали?
Гость на это ответил покаянно:
– Нигде и ничего… Мое занятие – обобщать данные, полученные другими. В поле выезжаю впервые. Я – теоретик, в какой-то мере – фанатик! Если хотите знать, я дарю вашему объединению разработанный мною и моими коллегами новый метод обнаружения рудных полей… Вы мне поможете опытными буровиками, и если наши предположения оправдаются, это облегчит жизнь вашему объединению лет на двадцать, а может, больше.
На все эти откровения Кудайбергенов лишь тяжело вздохнул. На языке у него вертелась мысль: фантазий у нас у самих хватает. Вся загвоздка в том, как их осуществить. Однако скромность ученого, отсутствие в нем ложной импозантности, свойственной многим приезжим, тронули Ильяса.
На следующий день Табаров от имени своего института подписал договор: оборудование, средства, рабочих и часть техники дает объединение; научное руководство экспериментом обеспечивает институт. Разумеется, итоги обследования, все практические разработки по выявлению полезных зон станут достоянием ускенских геологов. Тогда же был определен район поиска, намечено количество буровых скважин, установлены для них глубины.
Сообща прикинули сумму расходов. Она выглядела внушительно. Всего набегало около миллиона рублей…
В Актасе ученая экспедиция провела два года. Бурили только в тех точках, которые казались обнадеживающими по их методике. Заложили четыре десятка скважин. Местных специалистов удивляло однообразие их поиска: бородачи, как звали их в округе, вгоняли буровые коронки до определенной глубины и тут же свертывали разведку. Затем то же самое повторялось на другой площадке.
Объем работ исчерпывался, но Актас, будто заговоренный, не открыл для ученых ни одной своей тайны. Подтверждались худшие опасения: подземелье в этом районе было бесплодным, в нем находили что угодно, кроме руды.
Собранные материалы между тем аккуратно отправлялись в Москву для обработки на компьютере. Затем все поиски прекратились, группу расформировали, а командировочный с рулоном бумаг под мышкой отбыл на вокзал.
Ускенские геологи тут же забыли о попытках ученых помочь им, а если и вспоминали при случае, то с насмешкой, как о курьезной неудаче. Неприятный осадок остался на душе у Кудайбергенова. Что ни говори, он позволил какому-то прожектеру ставить свои сомнительные опыты там, где было уже все разведано старыми способами и не виделось удачи.
О том случае стали забывать. Но в самом начале нынешнего года Табаров снова появился в кабинете генерального. Выглядел он куда более уверенно, чем при первом знакомстве, и планы разведочных работ на этот раз были намного обширнее. Он смело развернул на директорском столе карту региона и принялся было объяснять. По его наметкам работы предполагалось вести на территории куда более пространной, чем два года назад. Неутомимость ученого вызвала у Кудайбергенова насмешливую улыбку. Он едва сдержался, чтобы не выгнать вон незадачливого экспериментатора.
– Ничем не могу помочь, Виктор Николаевич, – заявил генеральный решительно. – По той простой причине, что вы нам, сколько ни тщились, не помогли. Выбрасывать миллион за миллионом на ветер, извините, не в моей привычке.
Табаров, похоже, ожидал такой встречи в Ускене, поэтому основательно подготовился к непростой беседе с владыкой здешних недр.
– Вам, наверное, известна, Ильяс Мурзаевич, старая истина: научные поиски не всегда бывают удачными вначале?
– Наслышан об этом. Однако бесконечные блуждания по кругу, да будет вам известно, наносят вред производству… Знаете, какие о вас анекдоты здесь ходили?
Табаров прокашлялся, готовясь к долгому спору.
– О вас я был наслышан как о волевом руководителе, смелом человеке… Выходит, храбрости достало лишь на два года? Смею заверить, Ильяс Мурзаевич: напрасно отворачиваетесь от нас, как бы не пришлось сожалеть после…
Вот здесь-то показал ученый гость истинный характер! А Кудайбергенов считал его этаким пришибленным чудаком, неприкаянным фантазером… Но генеральный уже распалился, сыпал в ответ резкими словами, перебивал собеседника:
– Пустые хлопоты, коллега! Я не из пугливых! Давно уже не только выросли, а успели выпасть мои зубы. А сколько их сломано в драке вот с такими горе-теоретиками от науки, как вы, извините за откровенность.
– Давайте обойдемся без взаимных поношений, – пытался урезонить Кудайбергенова ученый. – Мне нужно совсем немногое от вас.
– Сопок я не упрячу, а людей не получите! – отрезал генеральный и вышел из кабинета вон. Сел в свою машину и демонстративно укатил по своим делам, оставив посланца науки при своих интересах.
«Значит, Табаров снова вернулся? – не покидала Кудайбергенова мысль. – И обком партии ищет его? А может, он уже нашел ход к первому? И такое бывает. Самое неприятное для нас то, что время для выяснения отношений с ученым миром выбрано неудачно. Недавно сменилось партийное руководство. И этот пройдоха Кали Нариманович вылез на конференции со своей демагогией. А новому начальству всегда хочется показать себя… И Табаров не замедлил явиться со своими сказками о несметных богатствах рудного края… Не знаю, получится ли у него с рудой, а вот время для атаки выбрал весьма расчетливо. Недаром протирал два года штаны, сидя в фондах, сориентировался, на кого можно опереться при случае. Были и у нас крикуны разные, вроде Жаксыбекова. Небось наобещал таким вывести в люди, одарить степенями, лишь бы стали под его руку, помогли зарыть в сопку еще миллиончик и еще два года угрохать на погоню за призрачным кладом. Эх, если бы сидел на своем месте прежний первый, стал бы я с тобою разговаривать, коллега! Ты бы у меня часами просиживал в приемной, пока не надоело. Махнул бы рукой и удалился восвояси… Вот тебе и весь эксперимент. Впрочем, во всех ли случаях я обязан ждать указаний обкома? Нужны ли мне подсказки, где взять руду и как ее разведать?..»
Этот вопрос Кудайбергенов повторил вслух, уже обращаясь к главному геологу объединения. Не дождавшись от него ответа, распорядился:
– Найди Виктора Николаевича и хоть насильно затащи в нашу берлогу… Там и обговорим все дела…
– Илеке, я вас не совсем понимаю, – услышал робкое возражение. – Не мечем ли мы в данном случае бисер?
Кудайбергенов насупился:
– Слушай, ты можешь без рассуждений обойтись? Ступай! И не будь устаревшим, как ТУ-154.
Шибынтаев отступил к порогу. Ему хотелось спросить директора, кто из них больше устарел, он или генеральный, которому на двенадцать лет больше, чем ему.
Все же, уходя, взмолился:
– Объясните же, Илеке: откуда такая напасть? Сверху или снизу?
– Друг мой, – уже тише, почти со стоном произнес шеф. – Если бы я знал откуда? Разве я посмел бы открыть нашу халупу для этого мозгляка?.. Ну, иди, ради бога! Волоки его за воротник в горы…
6
Виктора Николаевича Шибынтаев отыскал на этот раз в гостинице. На главного геолога, который с веселой улыбкой вошел в номер и громко поздоровался, ученый поглядел без всякого энтузиазма, будто заранее знал о том, что он заявится. Табаров только что принял душ и, стоя в халате перед зеркалом, расчесывал редкие влажные волосы, пытаясь прикрыть ими глубокую залысину.
Кое-как причесав волосы, неторопливо натянул брюки, сорочку с галстуком, надел пиджак. Бросил через плечо, не глядя на визитера:
– Куда прикажете – в город или куда-нибудь на лоно?
– Поговорить надо, – уклончиво заметил парламентер Кудайбергенова, испытывая неловкость от начала разговора. «Откуда ему известно о нашей халупе в лесу? Что за намек?»
В управлении привыкли к тому, что никто толком не ведал, ни один человек из подручных генерального директора, чем сегодня занимается Ильяс, куда направит стопы с утра или после обеда. Кудайбергенов распоряжался своим временем без консультации с кем-либо и не любил, когда маршрут неожиданно менялся.
Шибынтаев взял ученого под руку и повел к своей машине, которая стояла неподалеку от подъезда.
Дом для деловых свиданий был расположен в зеленом межгорье, на значительном удалении от городских кварталов. Чтобы добраться до него, нужно было заехать в ущелье, прорезанное среди скал речушкой, выбраться по усыпанной булыжником дороге на небольшое плато, где начинается молоденький, но заматеревший сосновый бор. Деревья здесь поднимаются темной стеной, нижние ветки их сцепились, будто обряженные в лохмотья руки каких-то чудовищ. Невольно замедлишь шаг, если окажешься рядом с берендеевым царством.
