Текст книги "Клад"
Автор книги: Медеу Сарсекеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)
– Охотно извиняю! – подхватил Табаров. – И все же возникает вопрос: если вы опираетесь на опыт рудознатцев двух веков, почему нынешние разведчики не используют ваше учение в должном объеме?
– Резон, резон, коллега! – согласился с полемическим выпадом академик. – На следующем заседании нашей комиссии обещает быть собственной персоной глава здешних геологов, досточтимый Ильяс Кудайбергенов. Кстати, кандидат и прочее. Думаю, он не откажет в любезности объяснить, почему не жалует своим вниманием не только местных теоретиков, но и приезжие авторитеты. Согласитесь, Виктор Николаевич, для вас его ответ будет не менее любопытен, чем для меня. Вот уж в чем мы с вами поистине близнецы, так в пренебрежении к нам обоим со стороны местного «божка»! Браво! В самую точку попали своим вопросом! Итак, до завтра, коллега. И прошу вас все же одолжить мне на день-два ваши разработки. Любопытен, батенька… Каюсь, с детства страдаю этим недостатком.
5
В середине сентября группа, руководимая Жаксыбековым, завершила измерение запасов. Комиссия собрала значительную информацию о деятельности объединения с его одиннадцатью экспедициями за две последние пятилетки. Оставалось свести в некий протокол все радости и огорчения по этому поводу и ознакомить с ними областной комитет партии. Итоговые рекомендации полагалось выработать сообща.
На споры и поправки к основному тексту ушла еще неделя. Члены комиссии при всех оговорках на некоторую условность выводов и обоснования формулировок сошлись на одном: дела с рудой не такие уж плохие. Кое-что имеется даже в осторожных подсчетах, подключаются к делу новые месторождения. Шокпар сюда пока не входил. Там продолжается доразведка, поступили приятные сообщения с мест в дни работы комиссии.
Итог, прямо сказать, выглядел внушительным! Ильяс Мурзаевич потирал руки от удовольствия, будто собирался вытрясти душу из недоброжелателей, которых тут же обозвал паникерами.
– Разве это не показатель нашей работы? – то и дело восклицал Ильяс, тыча пальцем в заключение проверяющих.
Всеобщую радость комиссии омрачало лишь одно обстоятельство: наличные запасы, несомненно имеющиеся, были как бы нарочито разбросаны по горам и долинам, порой в самых недоступных местах, вдалеке от обжитых мест…
Природа объективно не может приспосабливаться к нуждам человека. Она прячет свои драгоценности там, где понадежнее для нее самой, чтобы не оказаться слишком уж скоро в положении невесты-бесприданницы. Открывалась и еще одна загадка: поиски почему-то велись, как правило, в глухих местах, а вблизи рудников недра прощупывали скупо и нехотя, малыми средствами и неглубоко. Стихия поисков породила такой же стихийный результат. У одного рудника густо, на десятки лет запасов, у другого лишь на ближайшие годы… Как об этом печальном открытии комиссии докладывать в областном комитете, чем объяснить, а главное – как изменить эту весьма пеструю картину с поисками – вот о чем теперь думал каждый.
6
Кали Нариманович с приездом алмаатинцев поселился в гостинице. Там ему было удобнее просматривать без лишних помех скопившиеся за день сведения с рудников, из фондов, справки специалистов, имеющих отношение к запасам. Ему помогал Сардар Алтынбаев, нередко превращаясь в рассыльного или служащего архивов. Волнения и споры, а больше всего, пожалуй, переживания за исход хорошо начатой работы сильно утомляли его к вечеру.
Он чувствовал вялость во всем теле, сердце покалывало. К вечеру организм был уже на пределе. Забыться бы хоть на час. Но сон предательски исчезал, едва прикоснешься головой к подушке.
В дверь постучали. Не успел ответить – в номер ввалился Кудайбергенов. Пришел не один. Как всегда, в сопровождении свиты. Каждый нес какой-то сверток или пакет. Разложили все поверх деловых бумаг.
– В честь чего сабантуй, спрашивается? – Кали с удивлением разглядывал поздних гостей.
Сопровождающие молча, по знаку их повелителя удалились.
– Чтобы задобрить тебя перед заключительным заседанием! – нагловато заявил Ильяс Мурзаевич, когда остались наедине. – Давай вспомним, Кали, сколько воды утекло с тех пор, как мы гоняли чаи за одним столом?
Рассуждая так, Кудайбергенов схватил исписанный хозяином номера листок со стола и подложил его себе под зад, будто находился дома. Сытое лицо его выражало удовлетворение.
– А я вот вспомнил, – рассуждал он дальше. – Это было в гостинице «Москва», во времена совнархозов. Нас вызывали в Москву на пленум по большой химии… Видишь, сколько годков отошло! А учились в одном институте, живем, считай, рядом…
– Кто виноват? – спросил Кали Нариманович, держась за левую половину груди.
– В драке, когда расквашены носы, поодиночке виноватыми не бывают.
– За меня не отчитывайся, Ильяс.
– А чего нам оправдываться теперь? Перед кем? Жизнь подтверждает: оба хороши! – повторил шеф геологов с нажимом. – Подвели наши скверные характеры. Слишком много брали на себя. Ожесточились с годами от усталости. Да и в мир пришли не пай-мальчиками. Каждый стоит на своем. И это почему-то считается признаком независимости… Утратили способность отыскивать причину неудачи в самом себе. Любим приказывать. Требуем безоговорочного послушания, даже от близких. А власть портит людей – это исстари известно. Орден к ордену!.. От похвал голова идет кругом и все такое прочее… А если разобраться трезво – игрались порой в бирюльки. Выставлялись друг перед другом. Жизнь тем временем не стояла на месте. Шла своим путем, будто река течет… Все чаще обходилась без нас со всеми нашими регалиями и амбициями.
– Ильяс! Ты красиво говоришь о себе. Но не к ночи твоя исповедь, – прервал непрошеного гостя Жаксыбеков. – Зачем пожаловал?
– Не торопись, Кали! – Прежний сокурсник отыскал среди принесенных кульков и свертков небольшой чайник, прихваченный на этаже, наполнил горячим напитком чашки. – Я по делу… Не вымаливать у тебя прощения за грехи… По делу, которое, быть может, важнее наших достижений и ссор вместе взятых.
Говорил Ильяс Мурзаевич серьезным тоном, и Жаксыбеков, вглядываясь в одутловатое лицо гостя, подошел к столу, придвинул к себе наполненную чашку.
– Полагалось бы пригласить тебя домой – знаю: откажешься. И старуха моя сегодня в отъезде…
Жаксыбеков неспешно опустил в свою чашку сахар. Помешивал, приглядываясь к позднему собеседнику, не спешил со словом. Он понимал: Ильяс по пустяку не станет ломиться в дверь в такой поздний час. Редко в ком из своих знакомых испытывает нужду. Чаще идут к нему, высиживают по полдня в приемной! Можно подумать: чувствует все же опасность…
Кудайбергенов вел себя за столом все так же уверенно, как и при появлении здесь. Его улыбочка раздражала Кали Наримановича. Комиссия?.. Она, похоже, подстегнет, и весьма больно, обоих, слишком далеко ушедших в межведомственной тяжбе. Отношения между ними – были ли они когда-нибудь нормальными? – сошли на нет. На совещаниях стараются друг друга не замечать. Чаи за одним столом не гоняют, оказывается, уже тридцать лет и нужды в такой компании не испытывают. Жаксыбеков представить себе не мог, что кто-то из них может нарушить сложившиеся намертво отношения. Вот так ворваться в номер, считай, среди ночи.
Ильяс так долго готовился к беседе, зацепляя хозяина номера покамест по пустякам («Тебе горяченького добавить? Почему конфеты не берешь?»), отхлебывал из чашки, добавлял из чайника, что Кали Нариманович хотел было позвать к себе на помощь из соседнего номера Казтуганова. Вовремя вспомнил: вечером Казыбек уходил в дом тестя, где его ждали домочадцы. Но вот Кудайбергенов отодвинул от себя чашку, сказал, посмотрев на темное окно:
– Я знаю: ты меня ненавидишь… Не могу похвалиться своими чувствами к тебе и я.
– Затем и приехал, чтобы сообщить эту новость?
Кали Нариманович на всякий случай отправил под язык таблетку.
– Боишься меня, как смерти? – нехорошо хохотнул Кудайбергенов. – Ладно, не стану убивать. Да ведь говорить-то все равно придется. А новость не из лучших. Для меня она хуже, чем для тебя. Мне ведь первому ехать к тебе пришлось.
Он опять захохотал и долго смеялся, держась за край стола, а полагалось бы придерживать живот, который колыхался, будто кузнечный мех, свесившись между толстенных ляжек.
Смех его был, как все, что он делал, неискренним, резал слух.
– Ильяс, а ведь поздно, люди за стеной спят… Может, пора сказать, с чем приехал?
– Ну, ладно, ладно. Не лезь в бутылку. Давай сначала хоть немного о наших делах, коль свиделись… Сегодня или завтра сдадим Шокпарское месторождение. Предварительную экспертизу уже прошли, осталось утвердить открытие в ЦКЗ. Хочу преподнести сюрпризик всем вам. А прежде всего – нашим ревизорам. Гиганты, подобные Шокпару, случаются раз на веку… Почему бы не порадовать, даже среди ночи. Как бы обкому вместо выговора не пришлось готовить мне орден. А может, и повыше. Табаров, как знаешь, уже сдался, лапки сложил, не пора ли и тебе сменить гнев на милость?
– Как вести себя Табарову – это дело его! – отрезал Кали Нариманович, возмущенный наглым предложением.
– Пожалуй, ты прав. – Ильяс протарабанил кончиками пальцев какую-то замысловатую трель. – Да, спешить некуда. Тем не менее пора нам прекратить ставить друг другу подножки. Мы немолоды, волосы давно седы, здоровья у каждого чуть, все награды получены. Иной раз думаю: для чего мы так стараемся? Близится час, когда и тебе, и мне отмерят по три метра в длину, полтора в ширину. Придавят камнем из местного гранита, если не пожалеют камня, напишут фамилии. Косая уже стучится в двери, а мы продолжаем волтузить друг друга, схватив за грудки. Неумолимый счетчик перед последним стартом включен: десять лет, девять, восемь… Сколько их осталось перед взлетом в небеса? Будет руда через десять лет или не будет – из камня не выйдешь и не спросишь у соседнего камня… Выгребут ямки с рудой здесь твои молодцы, найдут в других местах, привезут издалека, если руда вообще понадобится.
Кудайбергенов выдохся, смолк на минуту и после паузы продолжал:
– Куда умнее нас оказались старухи… В этот самый час, когда мы здесь пытаемся наладить разговор, моя жена сидит в обнимку с твоей в Актасе. Они спокойненько гоняют чаи, возможно, из такого же электрического чайника…
Жаксыбеков поднял подбородок, уставился слегка расширенными глазами на Ильяса. Он и при самых деловых разговорах затруднялся о чем-либо спрашивать у Ильяса, а теперь…
– Да, – вел свою интрижку дальше Кудайбергенов. – Бабки-то наши, Сагила с Нагимой, помирились раньше, чем это сделали мы с тобой, и теперь вряд ли когда разойдутся… Не веришь? Позвони домой.
– Ты на все способен! – буркнул Кали Нариманович, чувствуя, что ему становится жарко отнюдь не из-за чашки выпитого чая.
– Уволь, не во мне дело! – возразил Ильяс – На что-нибудь, возможно, и я горазд, не скрою, но чтобы сотворить такое, извини, моей фантазии не хватило бы. Помириться с тобой? Если бы мне самому об этом сказали, в драку полез бы с любым чудаком.
– Ты считаешь, что мы помирились? Из-за Шокпара? Но там еще проверки на год. Не исключено: и Шокпар – авантюра…
– Не нам судить! – оборвал собеседника гость. – И все же вот тебе моя правица! Впрочем, по такому случаю кстати будет только рюмка коньяка. Сейчас поймешь и первый предложишь тост.
Ловким движением рук Ильяс Мурзаевич открыл бутылку. Наполнил две рюмки.
– За наших детей! – сказал торопливо. Не дождавшись ответных слов, опрокинул себе в рот коньяк. – Дети оказались умнее нас, дружище!.. Так и должно быть. Словом, Калеке, мы стали сватами. Хочешь не хочешь – родня!
Жаксыбеков медленно поднялся над столом. Губы его невнятно шептали:
– Что ты мелешь? Какие мы с тобою сваты?
– Уже волнуешься! А я ведь предупреждал: новость поважнее Шокпара! Твоя Ляззет решила связать судьбу с моим Кизатом! Только и всего. И случилось это не сегодня или вчера. Молодые давно живут под одной крышей. Не удивляйся: так теперь решают свои дела современные Ромео и Джульетты… Возьми еще таблетку, Калеке, и успокойся. Завтра молодожены прилетают в Ускен. Потому Нагима подалась к Сагиле потолковать о своих родительских обязанностях в данной ситуации. Дети притушили затянувшийся спор, внуки и совсем его погасят… Ты недоволен? Или я тебе сват неподходящий?
Кали все еще не мог взять в толк, о чем говорил сияющий от счастья Ильяс Мурзаевич. «Какие дети? О каких внуках ведет речь этот человек с повадками лисы? Почему Кудайбергенов одинаково улыбается, сообщая людям хорошее и плохое? Неужели ему все равно: принес он в дом другого радость или печаль?..»
Жаксыбекову вспомнился утренний разговор с супругой. Сагила собиралась звонить дочери, толковала что-то о ее сложном характере… Мол, перестала слушаться. И еще сказала: «Боюсь, наша дочь заявит однажды, что она сама теперь мама…» Выходит, жена обо всем знала, исподволь готовила меня к удару?..
Выбор детей – всегда неожиданность. Вот и Ляззет решила создать свой очаг… Ей уже не семнадцать и не двадцать даже, побольше. Сын Ильяса не обязательно пойдет в отца. Аспирант… Готовится стать научным работником. Кажется, попадался на глаза мельком, однажды. Дочь провожала в Домодедово, и молодой Кудайбергенов стоял рядом. Длинный, с доверчивым взглядом, смущенный. Во взгляде что-то иное, совсем не отцовское.
Через стол катились рокочущие слова:
– Хватит тебе дуться, Калеке… Для меня эта новость не лучше, чем для тебя. Что поделать? Невесту всяк из нас может иную подыскать. От постылой жены освободиться через суд доступно… А детей нам бог посылает. Хорошие ли, плохие… Слушаются или поступают по-своему. Утешимся пословицей: «Зятья на сто лет, сваты – на тысячу!»
Снова лилась светло-коричневая жидкость из наклоненной Ильясом бутылки, журчала его умилительная речь:
– За счастье наших детей! Да не омрачат их жизнь наши дурацкие споры! Не лучше ли провести оставшиеся годы в мире и согласии. И чтобы этот мир между нами наступил завтра же!..
«Не будет мира с тобою, Ильяс! – твердил про себя Кали Нариманович. – А дети – что же… Дети пойдут своей дорогой».
Хрустальные рюмки, соприкоснувшись на миг, прозвенели чистым звоном. Ильяс выпивал одну за другой. А Кали все еще не решался. Надеялся, что все услышанное – сон, причуды утомленного мозга. Но Ильяс тянулся к нему, чтобы облобызаться по старинному обычаю. Он все знал и помнил, даже пребывая во хмелю, спешил закрепить родство, не теряя ни минуты. Не хотел упустить столь важный момент.
7
За день до заключительного заседания Снурников вручил председателю комиссии неофициальное письмо. На листках, аккуратно соединенных скрепочкой, было выведено четким почерком:
«Глубокоуважаемый Кали Нариманович!
Тебе, наверное, известна международная игра, изобретенная венгерским инженером Рубиком… Сегодня ею увлекаются миллионы досужих людей. Одни ради простого любопытства, другие – чтобы убить время. Хочешь поразвлечься – дело доступное. Но сначала наберись терпения. Вся задача в том, чтобы из скрепленных по избранной схеме кубиков с неодинаковой окраской грани путем утомительного перемещения их по оси составить однообразную плоскость: белую, красную и т. д. Или, скажем, надо собрать так называемый Ослиный мост. И ты начинаешь снова гонять с места на место плотно прижатые друг к другу кубики. Вертишь вправо, влево… Наконец-то удача! Можешь справиться за час, иногда потребуется два и больше. Весь смысл здесь в том, что любая задача в конце концов разрешима. Лишь бы терпение и немного смекалки.
Табаровская новая теория разведки руд та же игра в кубик Рубика… Заложенные новоявленным ученым данные в эту теорию можно «гонять» сто или тысячи часов подряд по выработанной автором схеме, и в конце концов на что-нибудь набредешь, что покажется самому тебе удивления достойным.
По методике Табарова сначала надо построить некую синусоиду, затем по ее изгибам расположить прогнозируемые месторождения. Причем заложенные в схему площади для разведки должны подчиняться некоей симметричной закономерности, образовывать собою контур геометрической фигуры. Скажешь: сложно? Хитро? Пусть тебя утешит древняя истина: жизнь тоже сама по себе не проста… Но не будем спешить с выводами. Изобразив синусоиду вроде музыкального ключа на ватмане, не поспеши сказать, что делу конец… Хотя уже вроде бы имеешь кое-какой результат. Синусоида заиграла перед тобой, будто морская волна. Зыблется, мерцает бликами будущих минералов, манит к удаче. Это еще не есть константа. И не гроздь винограда, которой ты можешь полакомиться. Изгибы желанной синусоиды будут еще много раз меняться, по мере поступления разведочных данных… В конце концов ты возьмешься свести в эти зыбкие синусоиды рудный узел. Но, дорогой мой, учти: это самая накладная часть работы. День играйся с цифрами, прибавь ночи… Завтра продолжишь изыскания. Если год потребуется – не огорчайся. Лишь бы не утратил веры в удачу! Короче говоря, геологам нечего было ломать голову над выработкой своей науки прочтения подземных глубин, исхаживать тысячи верст по бездорожью, добывать сведения по крупицам, рисковать жизнью… Куда проще было еще в давние времена обратиться – не к алхимикам, упаси боже! – к математикам, пройти у них курс моделирования. Научиться исчислять координаты месторождений на бухгалтерских счетах, на арифмометрах, а в наше время по геометрическим фигурам, соблюдая найденные Табаровым пропорции.
Чувствую, любезный Кали Нариманович, тебе уже надоело читать мой старческий бред. Ищешь глазами чего-нибудь про Актас. Не беспокойся, и твой рудоград учтен новейшей теорией.
Ученые помощники Табарова вычисляли по своим синусоидам актасские недра целых два года (какая выдержка!). После каждого извлечения корней находили определенные координаты, где полагалось по логике цифр и изящным линиям некоей божественной фигуры обнаружить рудную зону. Едва что-нибудь замерцает среди цифири, ставили в этой географической точке буровую… Карандашная стрела пролегала мимо – не впадали в уныние. Благо, что своих средств на эти опыты совсем не требовалось, – расходы брали на себя невежественные дяди из объединения.
Вместо раскрытия причины неудачи ссылались на «поправочный коэффициент», тоже снятый – не с потолка, ясное дело, – с синусоиды, то бишь с разрисованного паукообразными гномиками куска ватмана. Поправка эта, как ни странно, в последний раз пришлась на сопку, поближе к вашим людям, ведущим совсем не научную, можно сказать, примитивную разведку. По расчетам поборников симметричного залегания сырья, именно здесь, на южном склоне сопки, притаилась богатая аномалия. Удивляешься, голубчик? Потерпи малость, тебя ждут новые проявления этой поистине универсальной теории. Беспроигрышная табаровская синусоида, видите ли, счастливо совпала с прогнозами геолога Казтуганова, который пришел к выводам о руде возле Совиной четыре года тому назад…
Мне говорили: на первом заседании в обкоме новоявленный мессия рудного края заявил о трех структурах Актаса, якобы открытых его группой. Так вот, одна из них, как теперь выясняется, – казтугановская, будем ее так обозначать… Но и этакое совпадение не смущает теоретика. Не одарит находками Совиная – синусоида выведет на другую точку, затем на третью. Будешь искать эти предполагаемые рудные узлы, пока не угораздит тебя господь… Табаров молод по сравнению с нами, переживет многих, искания свои продолжит с последователями, а они уже есть, еще младше. Впереди у них вечность… Научи людей ждать и верить. На всякий случай снабди каждого кубиком Рубика.
Заканчиваю, дорогой! С хваленой симметричной теорией В. Н. Табарова дела обстоят именно так… Мнимую научность ее я продолжаю исследовать. Собираюсь выступить со своим прочтением этой теории в одном из центральных научных изданий.
А теперь о проекте табаровской группы на разведку в нашем регионе. Попытаюсь ограничиться кратким резюме. За десять лет командированные к нам ученые люди предполагают найти здесь сорок один (какая точность!) рудный узел. Кстати, термин этот – тоже табаровский… Кого не обрадуют столь щедрые посулы?! Диву даешься, читая все это и изучая схему: как любое из обещанных открытий совпадает с обозначенными уже точками на прогнозной карте, составленной учеными нашего института еще двадцать лет тому назад! Разница лишь в количествах прогнозируемых узлов, в названии. По простоте душевной мы их именовали проще – «перспективными проявлениями руд». На нашей карте их количество было в два раза больше. Условно они разделены на три группы. Была определена очередность их разведки с учетом перспективы. Поборники ритмики и симметрии во всем с помощью своей мифической синусоиды слегка подсократили число наших открытий, половину их вычеркнули, вынесли за скобки своих формул… А взамен такой потери точек удвоили запасы предсказуемых ими рудных узлов. Улавливаешь выгоду: от этой их бумажной экономии в два раза сокращается не только время разведки, но и расходы на бурение… Зато вдвое увеличивается ожидаемый тоннаж сырья! Видишь, как рачительно действуют, идя по чужим следам? И самим хорошо, и родителям приятно. Сам живи и давай жить другому… Разведочные экспедиции падки на такую экономию. Выходит, этот самый ларчик, сработанный в лаборатории Табарова, открывался просто: они там, помудрствовав лукаво, содрали с готовеньких карт все разработанные нами прогнозы. «Да это же плагиат!» – воскликнете вы гневно. И правы будете. А в науке (разумеется, в околонаучных сферах), говорят, сейчас незазорно обойтись и за счет других. Выдать старое за новое, переодев лишь в модную одежду.
Уже готовлю сердитую статью по этому поводу, но на заседании комиссии все же попрошу у Виктора Николаевича надлежащих разъяснений.
А сейчас, глубокоуважаемый Кали Нариманович, вам, как председателю комиссии, тороплюсь высказать одну мысль. Вышеназванная прогнозная карта является итогом научных усилий многих из нас. Она складывалась не сразу и не вдруг появилась на свет. Карта эта была утверждена ученым советом нашего института. И коллегией министерства рекомендована для руководства в поисках. Как могло случиться, что научный документ этот оказался похороненным руководством геологообъединения?
Десятки лет разведка там велась по своему усмотрению, по наитию Кудайбергенова. Стоит ли удивляться весьма плачевному состоянию дел в поле? Почему бы вам, друже, с высоты нынешнего положения да не спросить у Ильяса Мурзаевича: кто теперь станет отвечать за эти недостойные опыты?
И последнее: прошу настоящее письмо принять как официальное обращение в комиссию… Разумеется, приношу прочувствованное извинение за горькие шутки и не вполне учтивое сопоставление некоторых истин в тексте. Каюсь: отступил от научного стиля ввиду непереносимости поступков, допущенных моим коллегой, в деяниях которого усматриваю глумление над истинной наукой.
Академик С. А. Снурников.
Примечание. Каюсь, едва не запамятовал… Если все же потянет интереса ради углубиться в досточтимую теорию симметрии, рекомендую сначала ознакомиться с игрой в кубик Рубика. Правила игры найдешь в журнале «Наука и жизнь» № 2 за 1982 г. Честно говорю, только научившись гонять вокруг оси разноцветные кубики, ты одолеешь страницы монографии Виктора Николаевича. И тогда наконец придешь к неизбежному выводу: наша священная, такая близкая всем нам и такая загадочная земля не может подчиняться надуманным теориям. Она живет и вращается по своим законам. И будет жива, пока хранит кое-какие свои тайны. Не спешит раскрывать их нам.
Всяким профанам к ее секретам, слава богу, путь застилает туман собственных заблуждений».
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1
…Близился вечер, когда Казыбек вернулся к себе в гостиницу. Завтра последний день работы комиссии.
В дверь постучали, она рывком распахнулась. На пороге начальник шокпарской партии Бакбай Сержанов… Глаза, покрасневшие от переутомления, волосы взъерошены, будто человек только что вырвался из лап зверя.
Увидел через порог сидящего за столом Казтуганова, шагнул в глубь комнаты, принялся молча расстегивать куртку, присел на стул. Сидел с минуту, не больше, глядя в сторону, пряча глаза. Схватил со стола стакан, ушел в ванную. Мучимый жаждой, выпил один за другим несколько стаканов воды.
Казыбек отложил бумаги, тревожно спросил:
– Что там у вас? Авария?
– Ызнашит, да… Можно считать, авария! Но теперь я спокоен. Увидел тебя, больше мне ничего не нужно, ызнашит…
Несмотря на то что Бакбай подставил голову под кран с холодной водой и кое-как обтерся подвернувшимся под руку полотенцем, с него валил пот, будто с загнанной лошади. Оказывается, после бессонной ночи он гнал по плохой дороге тяжелый самосвал почти двенадцать часов без остановки. Он очень боялся, что опоздает, не застанет Казыбека в Ускене.
Слушая друга, изредка перебивая его осторожными репликами, сознавая, что произошло что-то немыслимо тревожное, Казыбек включил чайник и развернул перед Бакбаем пакет с остатками обеда.
– Нет, нет! – запротестовал Сержанов. – Ни крошки хлеба в рот, пока не расскажу все по порядку.
Немного придя в себя, сообщил:
– Ызнашит, приехал на твой суд, Казыбек-ага! Можешь презирать меня, но я тебя в тот раз обманывал… Получилось так, как велело начальство. Сказали: выполняем распоряжение сверху… Не сразу узнал правду.
– О чем ты не сразу узнал, Бакбай? – спросил, уловив паузу, Казтуганов. – Говори не спеша. Может, ты совсем не виноват.
– Да как же не виноват? – вскричал Бакбай, ухватив себя за голову. – Если взял в руки ворованные деньги и даже угощал тебя на них?! Подсунули, ызнашит, девять тысяч как премиальные, а оказалось – за приписанные километры проходки! Мы же собирались вкалывать до зимы. Небось управились бы, а они мне акт на сдачу месторождения: мол, подпиши, Бакбай-жан, а деньги у тебя в кармане! Разбой настоящий, обман, ызнашит!.. И все это моими руками! Веришь, Казеке, я хотел себя… из двухстволки, когда мозгой своей допер что к чему. Но сначала эти сторублевки хотел швырнуть в нахальную морду Шибынтаева… Кинулся, а несколько сотенных уже ушло. Кое-кому раздать успел, ызнашит. Сочтут за растрату. Теперь-то как? Приехал вот. Нет, сказал я себе, подожду стреляться, пока не вручу деньги. Успел, ызнашит. Не беспокойся!
– Я и не беспокоюсь! – заверил его Казыбек. – И ты, пожалуйста, бери себя в руки. Помни: теперь ты не один со своей бедой, пока вдвоем, нас не свалить, как это случалось, когда действовали порознь.
Охая и стеная, упрекая себя в ротозействе, Бакбай принялся швырять из сумки пачки сторублевок.
– Сержанов, убери деньги! Спрячь сейчас же! – потребовал Казыбек.
Но Сержанова уже было не остановить. Освобождаясь от фальшивого заработка, он как бы возвращался в нормальную жизнь, в которой снова чувствовал себя человеком.
– Фиктивные скважины записаны на какой горизонт? – приступил к подробным расспросам Казыбек.
Бакбай стал оглядываться, отыскивая карту.
– Поясни так, здесь я не держу карты.
– Нижние горизонты – все вранье! – воскликнул Бакбай. – Туда мы, ызнашит, добрались лишь двумя скважинами. Пробы показали слабую минерализацию. Борискин велел закрыть горизонт.
– Ладно, что будем делать с деньгами?
– Если бы я знал? – заныл снова Сержанов. – Пусть меня посадят, но я не один виноват: вложили в руки, обманули. Нас целая компания, ызнашит, воришек…
– Садись и пиши объяснение в адрес нашей комиссии. Как-никак я сейчас начальство. Попробую тебя вытащить из этой помойки. Оставшуюся сумму отнесем в бухгалтерию утром. Впрочем, за углом сберкасса, она допоздна работает. Сберкнижку сдашь вместе с объяснительной.
Освободившись с помощью Казыбека от излишнего груза, Сержанов в тот день уехал в Актас. Уехал, чтобы тут же вернуться.
2
Встретились через неделю. Сначала – с Науканбеком.
Старший вахтенный Токтасынов только что заступил на смену, в шестнадцать ноль-ноль. Успел заметить, поднимаясь на буровую: на площадке почему-то людей больше обычного. Несколько машин, какие-то незнакомые люди… Рядом с их «уазом» приткнулся красный «Москвич». Номер легковушки показался знакомым, но не мог сразу вспомнить, где и когда он уже встречал этот изрядно потрепанный транспорт.
Внезапно распахнулась дверца машины, и оттуда выскочил Сержанов.
– Привет, басеке! – взвопил Науканбек радостным голосом, раскинув руки в удивлении. – Ну и хитрец! Приехал переманивать к себе моих парней? Не выйдет! Они квартир ждут! Твой Шокпар им не нужен.
Бакбай поздоровался с ним сдержанно, будто бы между ними ничего не произошло.
Когда отошли немного в сторонку, произнес убито:
– Не за людьми приехал, себе занятие ищу!
– Как так? – Науканбек поверил не словам, а осунувшемуся лицу бывшего вахтенного.
– А так! – он качнул плечом, будто сам не знал объяснения беде. – Ушел, не вернусь на Шокпар.
Такое представление о Бакбае не укладывалось в мозгу Науканбека.
– Ты же был «королем» на Шокпаре! Любимец богов.
– Одного «бога», – горько пошутил бурильщик. – Но «бог» оказался липовым.
– Никогда бы не подумал: Сержанов остался без работы!
Бакбаю надоели его восклицания.
– Я уже переговорил с Алтынбаевым. Он твердит одно: бурильщики нужны, но что Науканбек решит… Вот как тебя здесь ценят. Не ожидал, признаюсь, но рад за тебя! Если не держишь зла за давнишнее, давай постоим у одного станка.
– О чем разговор, дружище? – тут же определил Науканбек. – Да было бы твое желание! Но скажи все же: авария?
– Хуже, друг мой… Ладно, все узнаешь. Это долгий разговор. Вот мое заявление, подмахни, что не возражаешь. И дело с концом!
Сунул в руки порядком измятый листок.
Все еще не веря Бакбаю, Токтасынов принял из его рук огрызок карандаша, завалявшийся в кармане плаща, изобразил неровными буквами: «Принять сразу, очень даже толковый бурильщик!» Размашисто, в полстраницы, поставил подпись.
Бакбай тут же отправился с заявлением в отдел кадров.
3
В последние дни разведочные работы на Совиной сопке обрели наконец нормальное дыхание. Алтынбаеву удалось набрать людей на три смены. С появлением Науканбека перестал капризничать двигатель на третьей буровой. Повинуясь его уверенной руке, снаряд уходил каждый день почти на сотню метров дальше и приближался к километровой отметке. На руднике и в экспедиции ждали вестей с буровых, будто с передовой линии сражения.
С некоторых пор любимчиками Жаксыбекова стали геологи, хотя они никогда не числились среди кормильцев, перебиваясь на чужих хлебах.
Ради них, упрямо сверлящих землю, пока без видимой отдачи, директор бросался из одной крайности в другую. Он выпросил согласие профкома и объявил о своем решении сначала на инженерской планерке, затем и на летучке вахтенных, что выделяет без всякой очереди лучшим бурильщикам три отдельные квартиры в новом доме. Одна из них идет тому счастливцу, кто первым извлечет наполненный рудой керн.
