Текст книги "Клад"
Автор книги: Медеу Сарсекеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)
– Готов ответить на вашу реплику, товарищ Кудайбергенов. – Табаров повернулся к шефу геологов. – Три месяца вы со мною не разговаривали, а много лет не нуждаетесь в подсказках научных работников. Попросту говоря, гоните в шею со двора, если кто из моих коллег покажется! Удовлетворены ответом? Товарищи, извините за резкость. Таковы уж наши отношения с коллегами.
Ильяс отвалился на спинку стула, будто получил удар по лбу.
– Ваши структуры, уважаемый, это бред сивой кобылы! – пробормотал он, будто для тех, кто сидел ближе.
– Не верите – проверяйте. Пусть окончательный ответ дадут бурильщики.
Досадуя и возмущаясь, Ильяс Мурзаевич чувствовал, как под кожу ему заползал предательский холодок. На виду у партийцев и горняков он проигрывал схватку со своим недоброжелателем. Его оторвал от стула отчетливый голос секретаря обкома. Актаев пожелал услышать уже сейчас от генерального директора: согласен ли тот начать разведку по методике, предложенной научно-исследовательским институтом?
Кудайбергенов нехотя поднялся, уставился поверх голов других участников совещания в окно, за которым шумел колесами, гудел моторами, звенел колокольчиками трамваев большой город.
– Считаете нужным выбросить на ветер десять миллионов – давайте команду, пойдем бурить… Ни Виктор Николаевич, ни Кали Нариманович меня не убедили в возможности удачи, если мы поставим вышки чуть не у изголовья кровати директора комбината. Главное в моем нынешнем решении – это позиция обкома, товарищ Актаев. Где бы я ни работал, всегда оставался бойцом партии и в данном случае подчинюсь вашему решению. Хотел бы лишь предупредить Виктора Николаевича: бурить по его компьютерной схеме будем лишь на территории Актаса, не больше! В расчете на те три структуры… Весь рудный край ему не отдам. Я говорю – пока, а там посмотрим. Актас все покажет.
Видя, что Ильяса Мурзаевича понесло, что он вот-вот перейдет на крепкие слова, Ахмет Актаевич остановил его вопросом:
– У вас все, товарищ Кудайбергенов?.. Тогда позвольте вкратце высказаться мне.
Ильяс Мурзаевич охотно умолк. Со стороны было похоже, что он уступил свое время ведущему совещание.
– Многое мы здесь услышали… Занятные вещи! – начал Актаев, глядя перед собою. – Еще больше оставили при себе. Пусть… Иногда так полагается в мужском кругу: одно пишем, два замечаем. Поменьше бы эмоций, а еще лучше и амбиций, глядишь, дела пошли бы лучше. Какими видятся мне итоги нашего обмена мыслями? Есть новые идеи, как побыстрее добраться к надежной руде. Есть люди, которые завтра же отправятся за добычей на новые месторождения! Есть любовь к своему делу, и умение вести его с толком тоже имеется. Чего недостает пока – доброты друг к другу, доверия… А ведь заняты одним общим делом.
Может, я не по-партийному говорю здесь? Но вот вам понимание возникшей проблемы мною и другими работниками областного комитета: товарищ Кудайбергенов согласен продолжать научный эксперимент, но при условии, что он снимает с себя ответственность за исход поиска. Обком заставил вести разведку в окрестностях Актаса, пусть обком и отвечает за результат! Так я вас понял, Ильяс Мурзаевич?.. К вашему сведению: партийный комитет отвечает за все, даже за ваше поведение, товарищ Кудайбергенов… А вы… вы можете не выполнять наших рекомендаций. У вас есть прямые руководители в Министерстве геологии, объясните, и вас, возможно, лучше поймут… И мы поймем тоже. Сделаем соответствующие выводы.
Есть замечание в ваш адрес, Виктор Николаевич. Ваша реплика о том, что для полноты исследований вам нужен весь край, Актаса мало, а иначе, мол, сверну свою работу и уеду в другие регионы, извините, меня лично насторожила. Не знаю, как вы сами понимаете свои слова, но в той эмоциональной окраске, как реплика была подана здесь, она прозвучала нескромно. Ультиматум – плохая вещь, когда речь идет о сложном совместном эксперименте с вовлечением в него десятков и сотен специалистов, а теперь уже и областной партийной организации. У вас, Виктор Николаевич, есть свое руководство, у нас оно тоже имеется. И если мы с вами не сговоримся здесь, нас пригласят туда, где могут нас очень быстро помирить в наших разногласиях. – Актаев сделал паузу. – Об этом не следует забывать. Не исключено, в конце концов, отдадим вам весь край! За чем остановка?.. Вот-вот, за вами. Если вы сумеете нам показать доброе начало.
А теперь выслушайте наше предложение, товарищи! – секретарь перешел к выводам. – Я здесь посоветовался во время перерыва с товарищами и предлагаю сейчас создать комиссию. Да, рабочую комиссию, компетентную, способную разобраться в причинах межведомственных конфликтов, приведших к досадному размежеванию на совместном поле… Этой комиссии мы и передадим все вопросы, которые возникли здесь и не получили должного разрешения. Прощупаем стиль работы в геологоразведочном объединении. Главное, что должны отыскать доверенные люди, – путь к надежным запасам сырья. Они же предложат нам, следует ли руководствоваться рекомендациями доктора наук Табарова Виктора Николаевича в доразведке региона, и если да, то в какой форме. Может, кто-либо из вас предложит иной выход? Или дополнит мои соображения?
Участники совещания почтительно молчали.
– Тогда наметим сроки действия комиссии, назовем кандидатуры в состав этого рабочего органа.
Люди за столами пришли в движение, стали переговариваться. Всем было ясно: новый секретарь, казавшийся вначале тихим, не способным как следует возразить возмутителям спокойствия, нашел-таки самый лучший выход из щепетильного положения. Кажется, нечему возразить – такими логичными были слова партийного вожака.
Матвеев, сидевший справа от секретаря, предложил сразу двух в комиссию – Табарова и Кудайбергенова.
Актаев согласился с заведующим отделом, но назвал и свою кандидатуру. По его мнению, в рабочую группу должен войти директор крупнейшего добычного комбината – его тревоги самые больные.
Жаксыбеков не сразу понял, что секретарь обкома имеет в виду именно его. Кали Нариманович продолжал думать о путях к оживлению дела. Он давно не верил в успех любого начинания, где присутствовал Ильяс Мурзаевич.
Директор Кайындинского комбината, похоже, догадался о причине расстройства Кали Наримановича. До этой минуты он что-то черкал себе в небольшом блокноте. Внезапно он вырвал один листок и положил его перед Жаксыбековым, прикрыв широкой ладонью. Когда Кали Нариманович заметил этот его жест и рука исчезла, взору Жаксыбекова открылся некий символический сюжет в картинках: в поле распласталась лиса, пронзенная копьем, а на ней беркут, вцепившийся в зверя острыми когтями. На крыльях хищника надпись: «Это ты, мой друг».
В комиссию ввели и секретаря партийной организации объединения Крылова. Две вакансии было решено оставить для представителей Министерства геологии и республиканского института.
Актаев не ограничился составом комиссии. На нынешнем же совещании он хотел определить для нее и председателя. Неожиданно для Кали Наримановича он предложил возглавить комиссию ему, Жаксыбекову. Объяснил это просто:
– Ради вас стараемся, Кали Нариманович… Вы первый забили тревогу.
«Ну вот и напросился! – подумал Жаксыбеков. – Мало мне забот! А будет ли от этих словесных баталий толк для Актаса?»
– Давайте считать, что на сегодняшний день пришли к такому вот согласию, – заключил Актаев.
Кали Нариманович от природы был медлительным. Он оказался последним на выходе. Вероятно, этим воспользовался секретарь. Он взял главу комиссии под локоток, задерживая в своем кабинете. Через минуту они остались вдвоем.
Оба, уставшие от долгого и трудного совещания, сидели теперь напротив друг друга; Жаксыбекову показалось, что новый секретарь нуждается в небольшой разрядке от затянувшегося разговора в его кабинете. Распахнул папку и положил рисунок на стол.
– Акимовское художество, – пояснил он. – В образе лисы – Кудайбергенов, беркут – я…
– Интересно! А где же охотник? Что-то его не видно.
Жаксыбеков знал, кто во всей этой истории противник лисьих повадок в людях, но постеснялся назвать фамилию хозяина кабинета.
– Об этом надо спросить Акимова.
– Рисуночек со смыслом! – согласился Актаев. Подержал листок в руке, будто соображая, вернуть или оставить на память. И вдруг – оставил. Положил в красную папку, сразу забыв об экспромте.
– Мы ведь из одного институтского потока с Кудайбергеновым, – будто оправдываясь за рисунок, объясняя критический наскок на «лису» со стороны Акимова, сказал Кали Нариманович. – Как человек он добрый, руководитель, можно сказать, свирепый… И хитер, как лиса!
– Разве вы один вуз кончали?
– Потому и нет согласия между нами с давних лет! У каждого свой характер.
На том их воспоминания о студенческих годах и закончились.
– На последней конференции, – начал деловым тоном Актаев, – я вам аплодировал, Кали Нариманович. Как говорят, был молод, был наивен… Позже мне разъяснили и то, о чем примерно рассказывает принесенный вами рисунок. Люди, знающие вас обоих давно, мне говорили: Жаксыбеков разносил генерального директора геологов из чувства личной вражды между ними. А вражда на почве зависти: мол, ровесники, даже учились в одном потоке, а славы побольше досталось Кудайбергенову… Подождите возражать! Может, я и сам не верю этой версии. В конце концов, суть не в вашем соперничестве, любить или не любить друг друга вам не прикажешь. А вот спросить о деле – мое право и обязанность.
– Выслушайте просьбу, Ахмет Актаевич! – взмолился Жаксыбеков.
– После, – прервал секретарь. – Работаете вы хорошо! В этом секрет моего доверия. Можно дальше? А дальше только одно: соберите все свои добрые силы, а их больше в вас, чем злых, и на время работы комиссии спрячьте эмоции подальше. Доверьтесь только рассудку, опирайтесь, и смело, на нашу партийную логику. Помните: все мы служим народу, а народ занят делом. С утра до ночи. Ради выигрыша во времени иногда с чертом на контакт идем – разве не замечали?
– Ильясу служить? – воскликнул Кали Нариманович, защищаясь рукой, словно от удара.
– Нет, истине, – сказал Актаев. – Истине! За нею кроется судьба рудного края – оставаться ему с многотысячным людом опорой страны или кануть в Лету… Между прочим, кануть вместе со всеми благими намерениями. Вот что такое ваша комиссия! Отсюда делайте вывод: почему обком предложил вам лично возглавить рабочий орган? Надеюсь, ясна задача?
– Ясна, – проговорил Жаксыбеков, смущенный. Он чувствовал себя уличенным в нехорошем. Только что высказанные Кали Наримановичем суждения о своем сокурснике по институту, подкрепленные рисунком Акимова, показались ему самому мелкими, ничтожными. – Буду стараться, смогу, наверное… Подскажут другие товарищи. А что касается стиля на всех участках, во всех экспедициях, посмотрим, начиная с себя!
– Именно с себя и начинайте. Вам еще долго держать руль. Желаю успехов!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
Озипа Акташева родилась в ауле. Она приехала в горняцкий город с трепетным желанием стать сестрой милосердия, окончив медицинское училище. Девушке нравились люди в белых халатах. И кто знает, может, она с ее деревенским прилежанием стала бы прекрасной медсестрой, если бы повстречался на пути участливый человек, способный оценить действительное стремление беспорочной души к прекрасному. Однако на пороге самостоятельной жизни провинциалке не повезло. Она сделала двадцать одну грамматическую ошибку в диктанте, чем сама себе преградила дальнейшее продвижение в медицину. За время подготовки к экзаменам, пока жила в общежитии, юная аульчанка вспоминала и о других профессиях. Возвращаться к родителям она не хотела.
Мама девушки, народившая Озипе еще пять сестер и двух братьев, не могла напастись для такой оравы покупной одежды. В доме их была старенькая ножная машинка «зингер», при помощи которой и благодаря искусству матери сестренки Озипы всегда ходили в свеженьких ситцевых платьях. Любая из них знала, с какой стороны вдеть нитку в иглу. Сначала Озипа шила обновки куклам, затем младшим сестрам. Да так увлекалась подчас, что сама себе дивилась: откуда что берется. Потерпев крах на экзамене, девушка всплакнула в утеху себе и тут же подалась на швейную фабрику. Через три месяца перешла с ученической оплаты на самостоятельный заработок. А через полгода фотография курносой скуластенькой девчонки красовалась на Доске почета рядом с портретами ветеранов.
Ей доверяли сложные операции, требующие расторопности и смекалки. Аульчанка и дружила-то как-то все больше с женщинами старшего возраста, перенимая от них порой совсем ненужную ей житейскую мудрость. Среди новых подруг Озипы были честные, скромные домохозяйки, хранительницы семейного очага. Попадались настоящие пройдохи, побывавшие несколько раз замужем и не жалевшие о своем одиночестве.
Шили бессемейные в общежитии на краю города. Нелишне отметить: жили незатейливо и дружно, можно сказать, своей рабочей семьей, пока за порядком присматривала строгая комендантша, ветеран войны Анна Степановна. Благодаря непреклонности бывшего фронтового снайпера и кавалера двух наград, общежитие содержалось чистым и уютным, с ковриками возле коек и узорными занавесками на окнах. На этажах имелись кухня, душевая и даже ванная. Озипа, когда ее поселили в просторную комнату, где уже нашли себе пристанище три девушки ее возраста, была в восторге от вазы с цветами на столе и расшитой, ослепительной белизны скатерти. Жаль только, что новые ее подружки по общежитию не знали казахского языка, а Озипа, как мы уже заметили, была не в ладах с русским. Но вскоре и этот барьер был преодолен, дочь скотоводов к концу года бойко разговаривала по-русски, правда, путаясь в падежах. Постепенно степнячка настолько привыкла к городу, что не могла себе представить, почему она под различными предлогами не сбежала из аула раньше, мучилась на грязной и тяжелой работе до шестнадцати, когда другие девушки давно отыскали себе иной путь, более соответствующий женскому призванию.
Еще одним нынешним достижением Озипы, по сравнению с деревенской жизнью, было то, что девушка имела теперь собственные деньги. Она могла их расходовать, не советуясь ни с кем. По две-три десятки в месяц отсылала матери, на остальные питалась и делала себе необходимые покупки. Немудрено, что при таком комфорте, добытом собственными руками, девушка больше не пыталась превратиться в студентку, хотя иногда почитывала учебники, стремясь залатать прорехи учения в сельской школе.
Озипа прислушивалась к разговорам о зарплате и очень боялась снова попасть в полосу, когда человек вынужден, подобно ее родителям, вечно складывать копейку к копейке… Натура у девушки, выросшей среди убранства гор и лугового разнотравья, была в немалой степени художественной. Озипу влекло к выдумке, конструированию моделей на обретенном поприще. На втором году работы в ателье она могла не только скроить, но и ладно пошить платье для самой капризной городской модницы. У нее уже была своя клиентура. Девушка отдавалась избранному занятию с профессиональным азартом, самозабвенно. Так в укреплении навыков новой профессии промелькнули три года девичьей жизни. Озипа стала настоящей горожанкой. Без танцев и кино, без мороженого в кафе, а по праздникам без бутылки шампанского она не мыслила себя. Как любая из ровесниц, она уже подумывала об устройстве личной жизни.
Надо же было такому случиться: в пору девических грез, когда сердце раскрылось для любви, в душу ей запал именно Науканбек. Познакомились они в ситуации, когда эта встреча была просто неизбежной и более желательной для девушки, а не для парня. Другие назвали бы условия их сближения экстремальными.
Приближался вечер, солнце скрылось. С гор наплывала густая мгла. Сумерки в Актасе наступают почти тотчас, едва дневное светило коснется гребня гор. Уличные фонари еще не включены, а сутемень спеша охватывает квартал за кварталом. Силуэты белостенных домов Актаса приобретают очертания айсбергов, выплывающих из неясных далей. Улицы кажутся нарочито притемненными, будто перед тобою некий марсианский пейзаж. От каждого дома веет холодом, неуютом. Поскорее бы проходило это знобкое для девичьей души время!
Озипа с двумя подругами возвращалась после смены домой. Девушки только что сдали свое шитье мастеру цеха. На час их задержали в красном уголке, где репетировал самодеятельный хор. Подружки проголодались, спешили в свой уютный трехэтажный дом из силикатного кирпича, где их ждал купленный в складчину самовар и недоеденный утром суп в кастрюле.
Неожиданно дорогу им в переулке преградили трое здоровенных парней. Нахалы побрались за руки и образовали некую ловушку. Настежь распахнуты куртки, во рту потухшие сигареты, ручищи большие, ухватистые.
Парни так громко хохотали, будто тренировали голоса на стадионе…
– Ага, красавицы, попались! Айда с нами! Масгут наш именинник, с него причитается. Не желаем веселиться без чувих! Нужна компания!
Катя пыталась усовестить хулиганов. Она совсем растерялась.
– Ищи себе других! – Озипа толкнула ближнего, пытаясь поднырнуть под живую цепь из мускулистых рук.
Девушку грубо отшвырнули назад.
Айгуль молчала, втянув голову в плечи. Ее уже облапил долговязый парень в расстегнутой куртке, из-под которой выглядывал кусок тельняшки.
Озипа поняла: девчонки в этой части города могут рассчитывать только на себя. Но как полагается в таком случае поступить, если хулиганы не обращают внимания на протест? Они уже разобрали их робкую стайку по одной. Озипа оказалась в руках твердых, будто из жести. От уличного ухажера несло водкой.
– Соглашайтесь, красавицы! – гудел испитым басом тот, что приставал к Кате. – Сегодня будем женить Масгута, охо-хо! – Он кивал на рыжего низкорослого с растрепанной шевелюрой редкозубого парня. – Довольно ему болтаться холостяком. Пусть выбирает одну из вас, и дело с концом! Счастливчик ты, Масгут! Одна другой лучше!
Вся их вынужденная процессия потихоньку двигалась вдоль улицы. Куда? Озипа долго не могла определить, в какую сторону их ведут. С каждой минутой темнота сгущалась, а парни становились наглее. Как назло, вокруг ни души. Озипа готова была кричать. Сама она могла бы свалить с ног ближнего, но не хотела оставлять подруг. Айгуль совсем пала духом и смахивала слезинки, всхлипывала.
– Дяденьки! – умоляла она. – Пустите меня. Я за лекарствами выбежала для больной мамы. Мне только отнести, я вернусь…
Она показывала своим мучителям какой-то пузырек. Но и эти ее уговоры не действовали.
– Нешауа! – издевался щербатый недомерок. – Выпьешь с нами стакашек за здоровье матери, и отпустим. Экие вы недотроги! Уже хныкать. А может, ты мне ндравишься?
Озипа вдруг заметила: чуть впереди шумного сборища проезжую часть дороги пересекал широкими шагами мужчина в спецовке. Правда, он был один. Случайный прохожий замедлил шаг, услышав крик о помощи. Изо всех сил толкнув прилепившегося к ней нахала, Озипа рванулась в сторону.
– Агай! – кричала она на бегу. – Умоляю вас! Заступитесь!
За нею по пятам бежал долговязый, в распахнутой куртке, хрипя от ярости. Прохожий замедлил шаг. Он увидел что-то блеснувшее в руках преследователя. Пробасил сурово:
– Эй, джигиты! Отпустите девчонок!
Озипа с разбегу ткнулась ему головой в грудь. Она колотилась всем телом, как в лихорадке.
Тот, которого собирались женить, – он был помельче своих сверстников, – остался в стороне, охраняя двух кандидаток в невесты, а его приятели, угрюмо набычась, сунув руки в карманы, вальяжной походкой двинулись на мужчину, осмелившегося вмешаться в их дела.
– Парни, у меня рука тяжелая, – предупредил заступник девушек. – Так что не обижаться, если зацеплю кого невзначай.
Говоря так, мужчина не двинулся с места. Он зорко следил за приготовлениями нападающих. Расстояние между ними с каждой секундой сокращалось.
– Тебе что здесь нужно? – прошипел один из них, сбив кепчонку набекрень. – Мы – горняки и знаем, как давать руды много и мелкой.
Он занес руку, но тут же, ойкнув от боли, покатился к сточной яме. Озипа, воспользовавшись сшибкой между мужчинами, отскочила в сторону, побежала. Внезапно вспомнила о подругах и остановилась. Со вторым хулиганом выручивший девчонок прохожий тоже возился не больше минуты. Претендент на роль жениха в хулиганской компании, увидев своих сообщников лежащими в разных позах на тротуаре, стрекнул в ближайшую подворотню.
Подружки окружили своего спасителя. Плача от страха, они горячо благодарили его. Только сейчас Озипа разглядела, что плечистый мужчина молод, ему не больше двадцати пяти. Посапывая крупным носом и откровенно жалея оставшихся на асфальте парней, он проводил девушек до перекрестка. На прощание сказал:
– Если когда-нибудь еще встренут, говорите, что вы мои сестры. Так и объясните: сестры Науканбека с буровой. Правда, больше меня здесь знают по кличке Кужбанкара. Так уж вышло.
Он виновато развел руками.
Едва отошли, щебетунья Айгуль затараторила:
– Какой грубый внешне, а душевный парень! Против троих не побоялся… Вот за него я вышла бы замуж, не раздумывая. А тот сморчок… с ним рядом стоять противно!
– Быстрая ты какая! Уже влюбилась, – заметила ей Катя.
Озипа не мешала им спорить. У нее, конечно, было свое мнение о Науканбеке. Она видела в нем настоящего мужчину, откликнувшегося на зов о помощи. Но ей хотелось бы поскорее забыть всю эту неприятную историю.
В Актасе десяток длинных улиц и переулков столько же, две площади. Повстречать знакомого человека здесь можно несколько раз на дню. Озипа увидела бурильщика в конце недели. Она кивнула ему издали, и он ей улыбнулся в ответ. Они даже не остановились, чтобы пожать друг другу руку. Но заметив парня как-то возле табачного киоска, девушка на этот раз не позволила себе продефилировать мимо с независимым видом. Она выжидала, пока он расплатился с продавцом, и, краснея всем лицом, подошла к нему. Опять сказала несколько благодарственных слов за избавление от хулиганов. Передала привет от подружек.
Девушке показалось, что джигит смущен напоминанием о стычке с пьяными парнями больше ее самой.
– Зачем столько слов? – удивился Науканбек. – А парни-то ведь попались сопливые. Ну, я проучил малость. После узнал: тот, кого называли Масгутом, и впрямь рохля. Не может познакомиться с девчонкой. Вот они подвыпили и принялись цепляться прямо на улице…. Негоже… Но что делать? Вы закричали, не мог же я пройти стороной.
– Вы – герой! – искренне восхищалась Озипа. – Если бы все мужчины были такими!
– Да ну-у! – бурильщик, покраснев, опустил голову.
Разговаривая, они прошли немного вдоль улицы. Перед ними оказался Дворец горняков.
– Может, в кино сходим? – проговорил парень, и большое лицо его сделалось пунцовым от собственной смелости. Ни одну девушку он еще не приглашал в кино.
Озипа вспомнила о том, что собиралась сегодня отослать матери в аул посылку. Время до конца дня было рассчитано, почта завтра выходная… Но девушка не посмела отказать во внимании джигиту, боясь его обидеть.
Обрадованный, как ребенок, ее согласием, неуклюже топая, парень побежал к кассе. Вернулся с билетами. По стоимости билетов они тут же догадались, что фильм двухсерийный.
– О, я вас не предупредила… На продленные сеансы мы не ходим. Боимся поздно возвращаться, – говорила извинительным тоном швея.
– Ну, это я мигом! – уверял девушку джигит. – На этих вот руках к самому дому доставлю.
– Спасибо! – Озипа была тронута его готовностью. – Меня еще никто не носил на руках. Да ведь я не маленькая.
Так и не придя к согласию насчет кино, они прохаживались возле Дворца. Девушке хотелось чуть больше знать о своем необычном знакомом. Но она стеснялась задавать вопросы. В свою очередь обижалась на него за чрезмерную сдержанность в разговоре. Даже имени не спросит: все «вы» да «вы». Неуклюжий какой-то, а душа чистая, как у младенца.
В последние год-два Озипа пристрастилась к чтению. Заметив, что Катя не расстается с книгами, недоучившаяся аульчанка сама пришла как-то в библиотеку и попросила дать ей что-нибудь «про любовь». Библиотекарша подала ей потрепанный роман Сабита Муканова «Чистая любовь». Озипе книга понравилась. Затем она сама уже попросила «Годы любви» казахского писателя А. Нуршанкова и ревела над книгой в голос, не стыдясь подружек, которые со смехом и всяк по-своему утешали, грозя, что с нею еще не такое случится, когда сама влюбится.
Под воздействием прочитанного романтическая душа Озипы на легких крыльях воображения залетала в неведомые края. Возможно подсознательно, она всегда ставила рядом с книжными героями Науканбека. Все-таки он был спасителем от хулиганов, ради нее и других девчонок рисковал собственной жизнью. Однажды она увидела во сне продолжение той драки на улице… Долговязый ударил Науканбека ножом, и джигит упал, обливаясь кровью. Озипа закричала что было сил, подняла на ноги подружек. Пришлось рассказать из-за чего шум. Айгуль и Катя утешали ее, а Неля, став вдруг озабоченной и серьезной, принялась толковать сны: «Кровь – это к чему-то кровному… Может, вы поженитесь с Науканбеком?»
– Ну, глупости! – возразила тут же Озипа. – Он мне совсем не пара!
Девушка втайне давно нарисовала себе образ будущего супруга. Он должен быть первым красавцем в Актасе, и обязательно с дипломом инженера. На меньшее она не соглашалась. Она сама была «кадриком» хоть куда. На ее щекастое, с ямочками личико и на точеные ножки заглядывались мужчины. Актас – город технической интеллигенции. Образованных женихов – пруд пруди, а таких, как она, славненьких казашек, аппетитных, что твой пончик, – услышанное сравнение Озипе нравилось, – во всем городе по пальцам сосчитать.
Муж должен быть высокий, статный и с усиками. Она с ним, одетым в модный костюм с ярким галстуком, заявится в аул к родителям. В первый же вечер молодые пройдутся вдоль улицы к клубу. Школьные подружки умрут от зависти: «Поглядите, какого красавца Озипа себе в городе отхватила!..»
Науканбек – хороший парень, конечно, может, в чем-то получше других и понадежнее, но неуклюж больно, не следит за своей внешностью. Не зря же ему кличку придумали: Кужбанкара. Вместо любовных разговоров, вздыхает да руками разводит, огромными, будто навозная лопата. «Нет, нет и нет! – гнала от себя мысль о замужестве за бурильщиком. – Разве что походить с ним иногда по городу согласна, пока встретится тот самый, элегантно одетый, с усиками – из мечты».
Тогда же, после просмотра фильма, Науканбек попросил у нее разрешения проводить до общежития. Озипа заколебалась: «А вдруг облапит и станет целовать на прощанье?» Она видела не раз целующихся у подъезда девчонок. Озипе такие преждевременные нежности были противны.
На всякий случай приготовила, чем ответить Науканбеку, если он станет распускать руки: «Сразу убегу и запрещу впредь на глаза показываться».
Науканбек словно угадывал ее мысли. Вольности с девушкой не позволял себе. Довел до подъезда, буркнул под нос:
– Ну, сестричка, хороших снов! Я пошел! Завтра в четыре на вахту, – и вздохнул шумно, глубоко.
Озипа обиделась:
– Верблюд! Настоящий горбач из дикой степи!
Причина раздражения на этот раз была в другом. Парень ни разу не назвал ее по имени. Мог и не знать, как зовут им спасенную. «Но почему не спросить? – сердилась девушка. – Язык корова отжевала? Но ведь так можно расстаться навек, не узнав, по ком вздыхал три недели!»
В довершение всего Науканбек пропал, исчез с глаз, будто испарился. Неделю, день в день, Озипа, возвращаясь с работы или отправляясь в город, надолго задерживалась у подъезда, нарочито не спешила уйти с улицы в надежде, что ее окликнут знакомым голосом. Перестала ходить в кино. Все эти дни она или переживала за судьбу Науканбека, опасаясь, что с ним что-нибудь случилось, или ругала за излишнюю робость. На этот раз и себя: «Ну что из того, если бы поцеловал?.. Я вела себя отталкивающе строго с парнем и показалась ему не от мира сего, недотрогой. Надо брать инициативу в свои руки».
Судьбе не угодно было разлучить этих двух. На следующей неделе парень окликнул ее, увидев на улице. Джигит сиял улыбкой во все лицо, не скрывая своей радости. Озипа не подала виду, хотя сердце ее чуть не выпрыгивало из груди. Здесь же, на виду у толпы, он неуклюже облапил ее и, радуясь, как мальчишка, то и дело показывая крупные белые зубы, изредка о чем-то спрашивал, лишь бы не молчать. Не спешил отпустить. Повлек к Дворцу культуры.
Удивляясь себе, Озипа во всем ему повиновалась.
Они зашли в фойе, даже не взглянув перед тем на афишу у входа. Фильм был тот, что оба они видели, – индийский, цветной, с ужасами во имя любви. Девушка вспомнила содержание картины, едва прозвучала знакомая мелодия вначале. Науканбек не предложил выйти, заняться чем-нибудь еще, а Озипе вдруг захотелось посмотреть этот фильм еще раз. Она могла одно и то же смотреть или читать несколько раз, лишь бы нравилась любовная история.
Украдкой девушка поглядывала на сидящего рядом богатыря. Сегодня он казался ей не таким уж нескладным, неловким и несимпатичным. Бросались в глаза другие черты парня: могучий профиль, наивно-восторженный блеск глаз, добродушие. Науканбек догадался сунуть ей в руки пару конфет: угощение это показалось Озипе необыкновенно вкусным. Экран вдруг озарился – влюбленные герои фильма, взявшись за руки, бежали по цветущему лугу навстречу утреннему солнцу. В зале стало светлее, и Озипа вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Повернув голову вправо, она увидела молодую женщину. Большими завистливыми глазищами незнакомка завороженно уставилась на Науканбека. Да, на него… И была эта очарованная гражданка не старше Озипы годами. Сердце швеи тревожно вздрогнуло. «Ну нет, милая! – погрозила сопернице. – Это мой парень, не тебя он спасал, рискуя жизнью».
Едва вышли на улицу и уединились в сквере, девушка устроила своему поклоннику настоящий разнос:
– Ты до каких пор будешь на меня «выкать»?
– А как иначе?
– Я – человек, как все, у меня есть имя.
– Н-не знаю ведь.
– Спросить-то когда-нибудь собираешься?
Науканбек смущенно умолк.
– Я – Озипа.
– О-о! Хорошее какое – Озипа! – восклицал он, потянувшись к ней руками, выдавая свое заветное желание. Но руки его снова повисли в воздухе, не прикоснувшись к ней.
– Когда еще пойдем в кино? – спросила, поглядывая на своего кавалера. – Почему молчишь? Или я тебе уже надоела?
– Скажешь! – испуганно произнес парень. – Да я с тобой хоть каждый день! Да если ты только позволишь.
– Позволю! Домолчишься!
Она застегнула ему верхнюю пуговицу сорочки. Было уже прохладно. Озипа шла вперед, куда ноги несли. Науканбек крупно вышагивал рядом, наслаждаясь вечерним покоем, уединением. Удовлетворенная его невольным признанием, Озипа долго рассказывала о своей работе, как ей нравится в цехе и вообще нравится жить в городе.
