Текст книги "Наследники миров Книга 6"

Автор книги: Майя Малиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

– Так не бывает, за свои глупости каждый платит сам, – возразила Эл. – Не пытайтесь втянуть меня в дискуссию, я не стану обсуждать того, кого тут нет. Я уверена, что Кикха знает мое к нему отношение. Остановимся на этом.

– Остановимся. Время для бесед прошло, – заключил он.

И тут раздался предупредительный писк костюма. Энергия закончилась. Эл вздрогнула, потому что получила удар в грудь и вернулась в ту реальность, когда работали только ее человеческие чувства. От удара что-то впилось в грудь. Эл вспомнила о медальоне, спрятанном под одеждой.

– А теперь покажи свою истинную силу, воин, – добавил он и нанес второй удар сильнее первого.

Эл дрогнула, огни мелькнули. Она ловила равновесие, но соперник не стал ждать, пока она его обретет, и намеревался ударить еще раз. Эл увернулась.

Потом снова увидела хлыст в его руке. Огненная струя готова была рассечь ее пополам. Лязг меча. Эл выхватила оружие и наотмашь ударила по фигуре. Он метнулся в сторону и тоже ударил. Боль была обжигающей. Эл захрипела, превозмогая ее, и силясь удержать равновесие. Огни колыхались. Несколько ударов по спине крест накрест. Эл едва удержалась на краю. Огни наверху погасли. К боли от ударов присоединилась жгучая боль в груди. Медальон стал пылать. Эл не успела подумать почему, стараясь увернуться от настигавших хлыстов. С таким усердием они забьют ее до смерти. Ей пришлось присесть и опустить чашу. Огни погасли, стало темно, и ветер ворвался в зал с диким воем.

Она запаниковала, тут же выпрямилась, получив удар по ногам, крик боли вырвался из груди. Они теперь метили не просто в нее, а в чашу, намереваясь выбить ее из рук. Толи от боли, толи от бессилия в Эл вскипела ярость. Огонь в чаше полыхнул так сильно, что ее соперники отшатнулись. Она держала чашу у груди и не успела вытянуть руку. Пламя охватило голову. Она вдохнула пламя в себя, оно не было жарким, но потом тело стало гореть не только снаружи от полученных ударов, но и внутри, словно огонь разлился по жилам. Ей казалось, что она сама полыхнула факелом, что пламя охватило ее со всех сторон, снаружи и внутри. Голову до боли сдавило обручем. Рука сильно сжала рукоятку меча. Эл почувствовала себя другой. На ней опять была одежда. Она стала иной. Эл поняла, что она превратилась в ту, которую видела в зеркале на острове, которой так сильно испугалась. Но за этой иллюзией теперь скрывалась она сама, весь опыт, добытый в муках, оказался в ее распоряжении. Ей стал доступен каждый из соперников. А потом возникла жажда наказать их за те страдания, которые они причинили этим местам.

Эл выбрала первую жертву – своего собеседника. Что могло быть всего страшнее для него? Она мгновенно нашла ответ – потеря сил и способностей, коими он так гордился. Он понял ее и вышел из круга.

Перемена не испугала гостей, скорее вызвала удовлетворение. Эту силу они собирались испытать?

Эл подняла над головой чашу, огни под сводом вспыхнули, стих рев ветра. В тишине Эл различила, как от малейшего движения, звякает ее доспех.

Фигура главного повисла напротив дальше досягаемости ее меча. Она ждала реакции.

– За скромной фигурой смертного скрывается странник. Как и было предсказано. Тебя ждет смерть.

– Ждет, согласна, только вот никак не дождется. Не зли меня. – Эл махнула не мечом, а чашей, сделав рукой изящный круг. Огни наверху полыхнули. – Полагаю, это оружие тебе не по вкусу.

– Ты совершишь убийство? – его тон стал подкупающим, он знал о ее внутреннем барьере.

– Ради памяти Ладо, я это сделаю. Будете ли вы мучиться так же, как мучился он? Ваша смерть будет страшнее. Я заберу у вас силу и оставлю жить.

– Тебе не справиться с нами всеми.

– Проверим? – спросила Эл, и ее глаза недобро блеснули.

Меч был ее любимым оружием с самого детства. Друзья винили ее за то, что из тренировок Эл сделал культ, что в ее жизни этому оружию нет места, оно не применимо. Эл улыбалась и отвечала, что больше доверяет своей интуиции, чем доводам рассудка. Пять последних лет она не держала меча в руках, но теперь в этом состоянии вспоминать старые уроки было ни к чему. Совсем иная сила двигала ее телом, это лезвие стало продолжением ее руки, в нем собиралась энергия. Тело грелось и горело, огонь полыхал не только в чаше и под сводом, но в ней самой. Со стороны она виделась сияющим силуэтом, в котором едва угадывались детали.

Восемь сомкнули свой круг. Но любая попытка достать ее заканчивалась ловким взмахом оружия, с меча срывались снопы искр, поджигая воздух и раня соперников. Движения обеих сторон стали напоминать единый танец. Эл поворачивалась вокруг соей оси, мелькали силуэты восьми, она чувствовала атаку раньше, чем она начиналась. Эл вошла в раж. Один из соперников осмелев, приблизился и, получив косой удар, отлетел к стене. Круг разрушился, натиск ослаб. Пока они перестраивались, она не двигалась.

– Остановитесь! Довольно!

– Владыка! – Эл не узнала свой певучий голос.

За пределами круга стоял Он. Семь оставшихся отступили. Раненый ничком лежал у стены.

– Я приказал только испытать ее.

Эл опустила меч, сияние угасло. Она почувствовала боль внутри. Эл шумно, переходя на стон, выдохнула, но не опустила руки с чашей.

Владыка немного приблизился и внимательно ее оглядел. Его взгляд пронизывал. Эл сжалась от повелительного взора.

– Все будет как прежде, – произнес он. – Твое упорство достойно, той награды, какую ты просила.

– Я не просили никакой награды.

– Ты просила милости для города. Мой сын угрожал тебе тем, что я поставлю тебе условия, каких не было прежде. Темнота его глубока на столько, что он посмел так говорить обо мне. Пусть так считает. Город получит мое прощение. Ты познала силу храма, ты выстояла в нем бурю, но одно условие так и осталось не исполненным. Поторопись. Я не стану ждать вечно.

И все исчезло. Померк всякий свет. И Эл ощутила изнеможение. Большого усилия стоило ей вложить меч на место. В наступившей тишине, она вслушивалась в стук своего сердца, ощущая себя живой, но маленькой и обессиленной. Теперь не заснуть бы и не свалиться с постамента.

Глава 13

Кикха выпрыгнул из подземелья Матиуса и помог выбраться старику. Они были в пределах храма. Кикха, не дожидаясь Матиуса, пошел к выходу.

Буря миновала.

На площади вокруг храма было необычно светло. Кикха поднял лицо к небу, облака медленно расходились, и в прорывах виднелся блеск светила, он играл переливами на иглах башен дворца, на крышах городских домов.

Кикха обомлел. Он шагнул обратно в храм и натолкнулся на Матиуса.

– Подождем вашего брата и королеву или навестим ее сами? – спросил старик.

Кикха с трудом понял, что он говорит об Эл. ЭЛ! Он побежал по коридорам в глубь храма.

Матиус покачал головой.

– Он не желает видеть ее мертвой.

Он поспешил за великим, шаркая ногами, затекшими от сидения в подземном коридоре.

Воздух в зале был таким горячим, что Матиус едва дышал. Он вздрогнул, когда увидел ее. У нее было лицо такой белизны, точно она превратилась в самый белый камень. Чаша с огнем покоилась на ее вытянутой руке, и огни наверху горели совершенно ровно. Стояла она в той же позе, в какой они ее оставили, но одежда была растерзана, серые клочья валялись повсюду, а ее странная синяя кожа, которую она прятала под серой одеждой, зияла рваными длинными дырами, словно кто-то рассек ее во многих местах. Оружие осталось при ней. Матиусу было чему удивиться, но длилось удивление лишь мгновение, потом он испытал такую жалость, что едва не заплакал. Он не смог понять, жива ли она.

Она не пошевелилась, когда двое появились в зале, она вообще их не видела. Остекленевшие глаза смотрели перед собой.

Матиус с надеждой посмотрел на Кикху.

– Она жива? – спросил он тихо.

– Эл, – позвал Кикха.

Она не ответила. Тогда Кикха обошел вокруг, он приблизился к постаменту, и тут огонь в чаше полыхнул с такой силой, что великий отбежал к стене.

– Что это значит? – спросил он.

– Это значит, что она жива! – Матиус почти кричал. – Только она должна отдать огонь сама.

– Попроси ее, – приказным тоном сказал Кикха.

– Не могу. Королева должна принять этот огонь. Схожу за Алмейрой.

Матиусу не пришлось идти. В зал сами пришли Радоборт, Алмейра и Хети.

Радоборт кинулся к постаменту.

– Осторожно! – предупредил Кикха.

Радоборт не слушал его.

– Эл! Что с ней произошло?! Эл! Ты слышишь меня? – кричал он.

Кикха заметил, что на приближение Радоборта огонь не реагировал.

– Она должна отдать чашу, – подсказал Кикха. – Забери ее.

– Она шевельнулась! – воскликнул Матиус, заметив шевеление губ Эл. – Она говорит что-то. – Тихо! Тихо!

– Я помогу! – Хети с энтузиазмом ринулся к постаменту, но огонь в чаше угрожающе блеснул и Матиус, который был ближе, успел перехватить юношу.

– Не приближайся. Погибнешь. Королева должна взять чашу.

Настала очередь Алмейры, она замирала при взгляде на Эл и шла маленькими шажками, медленно и с опаской. Ее приближение огонь встретил новым всплеском.

– Не пойму в чем секрет. – Озадаченный Матиус посмотрел на Радоборта. – Ты один, кого он подпустил.

– Забери у нее огонь, – резко сказал Кикха. – Нужно снять ее оттуда.

– Прислушайтесь к тому, что она говорит, – предупредил Матиус. – Видите, ее губы движутся.

– Она говорит, что не может двинуться. Тело не слушается, – сказал Хети, который не сводил взгляда с бледного лица Эл.

Эл закрыла глаза.

– Потренируемся в ловкости. Радоборт лезь на постамент, раз это пламя принимает твое присутствие. Забери огонь и столкни оттуда Эл, – деловито предложил Кикха.

– Она же разобьется! – воскликнула Алмейра.

– Я поймаю ее, – недовольным тоном пояснил Кикха. – Ей придется с этим смириться.

Радоборт только сделал усилие, чтобы залезть к Эл, и пламя в чаше метнулось вверх.

– Да что же это! – не выдержал он.

– Так не получится, – заключил Кикха. – Эл, ты меня слышишь, дай любой знак.

Она открыла глаза и повела ими в сторону великого.

– Ты можешь опустить руку?

– Нет, – шевельнулись ее губы. – Не чувствую тела. Но я могу упасть.

– Упасть, – повторил Кикха. – Упасть. Хорошо, падай. Радоборт поймает чашу, а я тебя. Не вижу другого способа. Согласна?

Эл опустила веки.

– Наконец-то, она согласилась удостоить меня такой чести, – не сдержался Кикха. – Радоборт, ты готов?

Братья кивнули друг другу.

Алмейра прижалась к Матиусу.

– Я тебя поймаю, – еще раз повторил Кикха, – ты только чашу отпусти. Отпусти огонь, Эл, передай его Радоборту. Можешь падать.

Из ее тела точно вынули стержень, рука Эл качнулась, чаша полетела в одну сторону, а ее тело в другую. Радоборту пришлось менять позицию, он метнулся за падающей чашей, а Кикха будто знал где стоять, Эл как в колыбель упала ему на руки.

Алмейра бросилась к Кикхе.

– Эл. Эл! Что? Что с ней? – Алмейра схватила бледную руку Эл. – Она холодная. Здесь так жарко, а она холодная? Она умерла?

Глаза Алмейры наполнились слезами.

– Она спит, – строго сказал Кикха. – У нее мало сил, но умирать ей не придется. Если я правильно расценил ситуацию, она свое дело сделала.

Кикха направился к выходу, мимо еще не пришедших в себя свидетелей происшествия.

Радоборт сидел на полу с чашей на коленях, огонь тихо затухал в ней. Он заглянул наверх и удивился, что огни еще горят, они продолжали гореть даже после того, как потухло пламя в чаше. Потом он осмотрел пол. Внимание привлек лоскут от куртки Эл, он поднял его, осмотрел.

– Узнать бы, что тут произошло? – задал он риторический вопрос и поднялся.

Потом он протянул Матиусу чашу и пошел за Кикхой, ему было любопытно взглянуть на Эл при свете дня.

– А тебя не интересует, почему она отдала огонь тебе? – бормотал сам себе Матиус.

Он вышел из храма последним.

На площади собрались люди. Они не расходились. Увидев Кикху с Эл на руках, люди зашумели.

– Она жива. Жива, – успокаивала их Алмейра, проходя мимо. – Она спит. Она устала.

Кикха вышел с площади и зашагал в сторону дворца.

– Куда ты? – спросил у него Радоборт. – Дом Ладо в другой стороне.

– Я иду во дворец, – ответил Кикха.

– Да. Ее место там, – твердо сказала королева. – Я помещу ее на самом красивом балконе с видом на город. Пусть этот вид согреет ее сердце, когда она очнется. А пока, я стану ухаживать за ней.

– Ей достаточно покоя и новой одежды, – хмуро заметил Кикха.

Прошло три дня. Был вечер. Радоборт взирал на город с высоты верхнего яруса. Эти дни он настойчиво искал уединения. Он не интересовался тем, что творится в замке и за его пределами, он не удосужился узнать, что происходит с Эл. Он был убежден, что она вернется в прежнее состояние.

Алмейра первый день не отходила от спящей, потом Кикха отогнал королеву, напомнив о ее обязанностях правительницы города. Забот у Алмейры оказалась так много, что она не возвращалась во дворец до темноты, город был взбудоражен происшествием и переменами.

Этим вечером Алмейра сама разыскала Радоборта.

– Ты рано вернулась, – заметил он, едва девушка показалась из-за поворота.

– Не рад видеть меня? – спросила она и смутилась, не дождавшись ответа.

Она уже повернула назад.

– Постой.

Алмейра застыла в шаге, точно испугалась его слишком строгого тона. Радоборт понял, что она дальше не двинется, и подошел сам. Она повернула к нему лицо, он смог взглянуть в ее поразительные по красоте очи. Он ловил себя на мысли, что часто применял слово "красиво" к этому хрупкому и беззащитному существу. Эти дни он особенно остро осознал пропасть между ними. Он великий, сын владыки, а она смертная. Тогда почему его существо теперь трепещет в такт ее волнению?

На него накатила необычная волна. Он встал так, чтобы отрезать ей путь в галерею.

– Поговори со мной, – попросил он.

– О чем? – ее охватило еще большее волнение.

– О чем угодно. Только не уходи.

– Я была сегодня у большого храма. Мне сказали, что стена оказалась отстроена немного больше, чем ее успели соорудить наши строители. Матиус утверждает, что стену достроили вы.

– Это правда. Кикха поспособствовал.

– Тогда почему не раньше? Как странно вы вели себя. Она так нуждалась в вашей помощи, – говорила Алмейра с укором, преодолевая волнение.

– Мы соперники, а не союзники. Мы не действуем сообща. На то есть причины, которые тебе не нужно знать.

– Ты говоришь как великий. Всегда как великий.

– Я и есть великий.

– Твой закон велит тебе презирать смертных. Я понимаю.

Она склонила голову, и он не смог больше видеть этих глаз. Радоборт осторожно приподнял рукой ее подбородок.

– Я противен тебе? Ты презираешь меня?

– Я не могу судить.

– Но судишь.

Она закрыла глаза.

– Посмотри на меня, – попросил он.

Она распахнула веки, но взгляд был усталым и отсутствующим. Она посмотрела в его глаза и увидела в них сожаление. Он так смотрел, словно она могла дать ответ на его внутренние вопросы. Она осмелилась спросить.

– Что тревожит тебя?

– Будущее, – коротко ответил он.

– Ты видишь будущее, почему тогда ты тревожишься? – спросила она.

– Я знаю уход, а не будущее.

– Это печально, – вздохнула Алмейра и, наконец, смогла успокоиться.

– А ты не знаешь будущего? – вдруг спросил он.

– Только свое, – ответила она с грустью. – Я живу в рамках королевского устава, мое будущее теперь определено заранее. Горожане признали меня своей королевой и присягнули мне сегодня. Я буду править, точнее, учится править, пока не появится король. Я выйду замуж и должна буду дать городу наследника или наследницу. Так я проживу жизнь. А еще, я непременно напишу для нового архива историю моего рода и историю проклятия. Я назову ее "Легенды Алмейра". Язык будет походить на древний певучий стиль, которым говорили мои предки. Я единственная, кто помнит его. Книга будет сшита тем образом, о котором рассказала Матиусу Эл. Свитки будут собраны вместе и облачены в синие с тиснением, твердые пластины, чтобы листы не мялись и долго хранились. А еще я разыщу лучшего мастера и закажу ему великолепную статую. Я поставлю ее в храме. У статуи будет ее лицо. Она вернула к жизни не только этот город, но и меня.

– Это надежды, а не будущее. Ты ни разу не сказала: "по воле владыки".

– Мои мечты не противоречат законам этого мира, владыке не за что гневаться на меня, – ответила Алмейра.

– Ты осмелела.

– У меня есть достойный пример.

– Давай не будем говорить о ней.

– Отчего. Она притягательна для тебя. Кикха не отходит от нее и тебе это неприятно.

– Я не знал, что он рядом с ней. Мне нет до него дела. Сейчас мне нет дела до них обоих.

– Как печально. Ты не хочешь видеть окружающее. Тебе интересны лишь твои устремления. Великому нет дела до этого мира. Как традиционно. Эл сделала для города то, что должен был совершить один из вас, вы – слуги владыки.

– Что ты знаешь о великих?! – вспылил Радоборт.

Алмейра опустила глаза.

– Не гневайся на меня. Я понимаю. Я не смею судить. Я недостойна твоего внимания.

Она с печальным видом пошла прочь, в другую галерею.

Радоборт почувствовал неловкость, от собственной грубости. Боль иглами колола все существо Алмейры, она удалялась от него с этой болью.

Он обогнал ее и преградил путь.

– Постой. Прости меня.

– Я прощаю тебя, – кивнула она тихо и обошла его стороной.

Он проводил ее взглядом и догнал опять.

– На самом деле мне не все безразлично. Я жил в другой реальности, другими категориями. – Он помолчал, она снова обошла его. Он выкрикнул ей в след. – Правда ли то, что ты любишь меня?

Она вздрогнула и сжалась. Он снова приблизился.

– Правда? – переспросил он.

– Да, – тихо, с безысходностью в голосе ответила она. – Откуда ты узнал?

– Кикха объяснил.

– Ему можно верить, в нем говорит опыт.

Он взял Алмейру за плечи. Он хотел увидеть ее глаза.

– Скажи мне об этом. Скажи сама. Скажи. Пожалуйста.

– Я люблю тебя, – произнесла она, и ее глаза стали влажными от слез. – Зачем ты заставил меня сказать?

Радоборт смутился, он не обязан давать отчет.

Он не ответил. Она вдруг сказала:

– Забудь о моих чувствах. Ты покинешь этот мир и вернешься назад, туда, откуда пришел. Тебе льстит, что я влюбилась в тебя, тебя забавляют мои чувства, которых ты сам не испытываешь, ты ничего не знаешь об этом. Во мне нет той силы, чтобы удержать тебя. Пусть каждый исполнит свой долг.

Она смотрела перед собой. И Радоборт с горечью понят, что она права.

Он проводил взглядом, уходившую в галерею королеву, потом посмотрел на город, который таял в сумраке надвигающейся ночи. Небо стало ясным, и мелкие точки первых звезд зажглись на нем. Радоборт поднял голову и смотрел, как вспыхивают светила других миров. Он подумал про Эл. Она оттуда. Если Кикха и Лоролан бывали там, то она там родилась. Всего короткое мгновение отделило его от наступившего прозрения, словно в нем самом зажегся факел, осветивший весь пройденный путь. Путь его спокойной и бесцельной жизни, путь сюда.

Он побежал искать Алмейру.

Эл пребывала в сладкой полудреме. Тело вздрагивало, набирая новую порцию силы. Она видела себя со стороны, но не так ясно, как могла бы видеть. Виной тому – чудовищная усталость. Она путает события. Конец, ее пребывания в храме вылетел из памяти, она не помнила, как оказалась на открытом балконе дворца. Она плохо видела окружающее и потому решила, что вернулась на остров, там был такой балкон. Галерея не та. Во сне нет обычной логики. На острове ее тоже нет. Галереи островного дворца могли измениться к ее возвращению. И она радовалась, что снова очутилась тут, что нет нужды продолжать состязание. Когда появиться Лоролан, она извиниться. Он ошибся в ней, пусть простит.

Из-за поворота показалась фигура. А вот и он. Эл обрадовалась. Но вместо утонченного высокого силуэта Лоролана на нее двигался Алик. Алик?! Алик?!!

– Это сон?!

– Да, любимая.

Это был его голос, и он назвал ее "любимая". Эл встрепенулась. Он, чтобы успокоить ее, подсел на край широкой, похожей на римское ложе скамьи и склонился.

– Тихо. Ты должна отдыхать, – прошептал он.

– Алик… Алик… Не уходи…

Он молчал и смотрел виновато или удивленно.

– Даниэль был прав. В этот город пришла любовь, – произнесла она.

Она физически ощутила, как его ладонь касается щеки, гладит ее. Сердце забилось, когда он провел рукой по ее волосам.

– Я посижу с тобой? – спросил он.

– Да, я так тебе рада. Пусть это сон. Лучший из снов.

Он улыбнулся той улыбкой, какую она помнила, пусть он стал немного старше, но улыбка не изменилась.

– Ты хотела видеть Лоролана, а не меня, – сказал он. – Я понимаю.

– Нет. Лоролан… – она не хотела оправдываться, она не сможет внятно объяснить, – Лор – это другое.

– Я понимаю.

– Нет. Не понимаешь.

– Успокойся, Эл, мне не нужно никакого отчета. Достаточно того, что ты стала похожа на ту прежнюю, что я знал. Я счастлив. Отдыхай.

– Алик.

Он поднялся. Уходит? Он сделал два шага назад. Уходит!

– Постой, Алик. Алик.

Она провалилась в другую реальность.

Из-за поворота галереи возникли еще две фигуры. Первая Алмейра, а за ней шагал Хети. Она дала брату знак, и юноша покинул балкон, Алмейра отослала его отдыхать.

Она успела заметить, как Кикха метнулся прочь от Эл. Она видела прежде, как он сидел на краю ее постели. Теперь он занял место у перил балкона, а она могла сделать вид, что ничего не заметила. Зачем он прячет то, что очевидно.

Она приблизилась. Алмейра села туда, где недавно сидел Кикха.

– Она такая беззащитная, когда спит, – сказала Алмейра, поправляя плащ, которым была укрыта Эл. – Это хорошо, что вы охраняете ее.

– Я? Охраняю? Скажите ей, когда она очнется, и увидите реакцию.

Алмейра не стала перечить и сменила тему разговора.

– Я попросила расчистить проход к пещере, но мои подданные слабы, они не смогут разобрать камни раньше чем через три дня.

– Я не тороплюсь, – ответил Кикха и тоже сменил тему. – Вы так печальны, потому что говорили с моим братом?

– Вы делаете мне больно этим вопросом. Вы чувствуете, как рвется моя душа. Зачем вы так? Я не Эл, чтобы выдержать этот натиск.

– Нет, королева, мне неинтересно сердить или ранить вас.

– Почему тогда?

– Хочу предостеречь. Он не знает, что такое любить. Он всегда был занят только собой.

– Вы даете мне совет? Вы даете понять, что лучше отказаться от пустой мечты? Вы знаете, что я уже отказалась. Вы покинете этот мир…

– Не уговаривайте себя королева. Бесполезно.

Эл вздрогнула во сне.

– Оставим ее в покое. Она просыпается. Пусть очнется без нашего присутствия, – предложил Кикха. – Простите, что затеял этот разговор, Алмейра. Это меня не касается.

– Это вы можете себя преодолеть. Мы с вами в равных положениях, оба живем надеждами, – голос ее дрогнул, – но моя, в отличие от вашей, несбыточная.

– Ваша несбыточная мечта идет сюда. Если не желаете его видеть, уходите, – намекнул Кикха. – Он ищет вас.

– Я не в силах говорить с ним, – почти простонала Алмейра.

– Я с ним поговорю.

Действительно в галерею вошел Радоборт. Он догадался, где искать королеву, но вовсе не был рад присутствию старшего брата. Он подошел.

Тут Эл зашевелилась, поворачиваясь на бок, ее рука свесилась со скамьи, а из выреза ее новой одежды выпал диск медальона, что привлекло внимание Алмейры.

В другую одежду Эл переодел Кикха, серая распалась на лоскутья, а поврежденный, но крепкий синий костюм никто не мог с нее снять. Как не старалась Алмейра найти застежку, так и не смогла. К смущению королевы на помощь пришел Кикха, убедив, что сможет раздеть Эл. Королева пришла в смятение, но великий с усмешкой заявил, что тело Эл его не интересует, скорее ее душа. Алмейре пришлось уступить.

Заметив медальон, она склонилась и взяла диск в руку. Вокруг центральной полусферы медленно вращались маленькие полусферы. Алмейра встрепенулась. Заволновалась, посмотрела на Эл странным взглядом, потом на братьев. Кикха наклонился и небрежным жестом спрятал медальон под одежду.

– Кто она? – спросила королева. – Откуда у нее это?

– Это Эл и ее медальон, – насмешливо пояснил Кикха.

Алмейра выпрямилась и осмотрела обоих братьев очень внимательно и недоверчиво.

– Вы знаете кто она?

– Она из другого мира, – пояснил Радоборт.

– Этот медальон – подарок, – добавил Кикха. – Я так думаю. Это предположение.

– Спросим, когда она проснется, – заключил Радоборт, ему не нравилось, что разговор закрутился вокруг Эл, это разрушало его план беседы с Алмейрой.

– Я не посмею спросить, – ужаснулась Алмейра.

– И правильно. Есть вопросы, которые не нужно задавать, – многозначительно и даже с некоторой угрозой предупредил Кикха.

Алмейра отшатнулась. Растерянность и волнение смешались, и она стремительно стала уходить. Радоборт, было, двинулся за ней, но Кикха вцепился в его плечо суровой хваткой.

– Оставь же ты ее. Не мучай, – произнес он.

Радоборт посмотрел на брата и выразил недовольство.

– Ты доведешь ее до смерти от тоски, – констатировал Кикха. – Перестань метаться. Реши сначала, чего ты жаждешь. Ты великий. Ты выбирай первым.

– Что она имела в виду, когда говорила про медальон? – спросил Радоборт.

– Они почитают этот символ. Эти изображения я видел в нескольких домах города. Он связан с местными легендами о творении этого мира.

– Откуда он у Эл? – в свою очередь удивился Радоборт. – Ты знаешь о ней. Откуда у нее этот символ?

– Хороший вопрос, брат. Сам хочу знать. Я этот медальончик давно приметил, только Эл не скажет, не утруждайся спрашивать. Выпытывать у Алмейры я не буду и тебе не советую, не то ее захлестнут религиозные чувства. Они и так возвели Эл на пьедестал, как идола, освободительницу города. Отцу это не понравиться. Им в голову не придет, что она лишь инструмент его воли. Пусть живут заблуждениями, лишь бы бунт не поднимали.

Радоборт посмотрел на Эл.

– Ей это тоже не понравиться. Давай уйдем отсюда. Пусть спит, – предложил он.

– Ты иди, а я останусь, – сказал Кикха.

Эл проснулась. Было слишком светло.

Она приоткрыла глаза, но потом распахнула их широко. Эл увидела поразительной чистоты бирюзовый небосклон, совершенно чистое небо, без намека на облака.

Она поднялась резко, перед глазами появились круги, и ее качнуло вперед. Эл повело к перилам балкона, и она уперлась в него грудью и обхватила руками, чтобы удержаться на ослабевших ногах.

Панорама внизу изумила ее.

– Великий космос! – только и смогла она вымолвить.

Внизу распростерся город. Это был не тот город, что она видела в храме, в тех страшных видениях. Насколько хватило взгляда, она не нашла ни единого разрушенного здания. Ровные ряды крыш и чистые улицы, залитые первыми лучами рассвета.

Мурашки по спине до самой макушки пробежали по телу. Эл тряхнула головой, потом еще раз. Зажмурила глаза. Открыла. Зрение обострилось.

Дальше, больше! Город спускался к обширной гавани и дугой обнимал ее. Местное светило зажгло на глади воды яркую дорожку.

– Море? – Эл сглотнула. – Я брежу.

Эл впала в восторженно-истерическое состояние. Она почти убедила себя, что спит. Она покинула дворец, миновала площадь и оказалась на просторной улице. Она шла в надежде увидеть хоть одного жителя, расспросить, убедиться, что не сошла с ума.

Эл брела босиком по гладкой брусчатке, чувствуя холод камня. Она поворачивалась вокруг своей оси, всматривалась в стены домов, никаких следов разрухи. Окна. В домах были окна.

– Сон. Мой сон.

Наваждение усилилось, когда она расслышала голос певца, звонкий голос Маниэля. Совсем невероятно. Он погиб в горах.

Но вот сам Маниэль в сопровождении брата двигался ей навстречу.

Маниэль перестал петь, когда увидел Эл, счастливая улыбка озарила его лицо, и он величаво поклонился ей, коснувшись тонкими пальцами мостовой.

– Благословенны те небеса, что взрастили тебя, дочь звезд, – сказал он.

– Новый день, – присоединился с поклоном к приветствию брата Даниэль. – Что ты смотришь так, словно увидела мертвого, прелестная дочь своего народа? Чему удивляется твое мудрое сердце?

Эл смерила обоих взглядом круглых и темных глаз, потом обвела все вокруг, от чего ее взгляд стал диковатым. Эл даже пыталась что-то сказать, но не в силах издать звук, сделала непонятный знак руками, словно выражая недоумение.

Певцы переглянулись. Даниэль подошел ближе, осмотрел ее, опять улыбнулся.

– Что произошло? – выдохнула Эл. – Этот город. Море…

– Море вернулось, а город блещет прежним величием. Ты вернула ему прежнюю красоту и стать. Ты освободила людей от проклятия, – торжественно произнес Даниэль.

– Я? – удивилась Эл, больше она ничего не могла сказать. – Я сплю.

Даниэль встал совсем рядом, взял ее руку и поцеловал.

– Я всегда знал, что за маской сурового воина прячется столь прелестное создание с тонкой душой и мягким сердцем. Ты будто только родилась. Твое существо поет песню, какую я не слышал прежде. Если хочешь спать – спи, только будь такой всегда.

Эл от его слов опешила еще больше.

– Маниэль, ты погиб? Прости, что послала тебя на смерть. Спасибо за то, что вы разрушили гору.

– Что ты, Эл! Я жив! Я не разрушал гору! Мы не смогли подняться на перевал, путь оказался слишком крут для нас. Мы не нашли дороги наверх.

Это была фраза, связанная с прежней реальностью, с этого мгновения Эл стала постепенно приходить к мысли, что она не спит.

Она подошла к Маниэлю и положила руку ему на грудь, встретив преграду. Эл убедилась, что Маниэль существует, что он вполне плотен, а значит жив.

– Жив, – она обняла его. – Жив.

– Конечно, жив, госпожа, – Даниэль осторожно высвободил, смущенного до потери речи, брата из объятий девушки. – Он был тем из счастливчиков, кто видел все действо со стороны, с гор. Маниэль утверждает, что свет боролся с тенью, что вспышки подобные солнечным брызгам носились по долине. И даже! что в городе был сам владыка.

– Он был, – кивнула Эл, она обвела взглядом улицу, повернулась вокруг. – Это он.

– Горожане с тобой не согласятся, – с почтением возразил Даниэль. – Они считают тебя автором этого чуда.

– Нет. Это не я! – Эл возмутилась слишком громко. – Не я! Я вижу не то, что видела в храме! Я видела совершенно разрушенный город! Пустой и мертвый! Я подумала, что проиграла!

Даниэль внимательно посмотрел на нее. С таким жаром можно говорить лишь правду. Он посмотрел на брата. Даниэль решил, что присутствие владыки в долине привиделось молодому еще Маниэлю от страха перед бурей.

– Он был! – еще раз уверено повторила Эл. – Его благодарите и почитайте.

По лицу Даниэля Эл прочла, что он сомневается. Ее собственное изумление еще не прошло, она еще не верила тому, что видит. И опять остров пришел ей на ум.

Эл пошла по улице дальше, переходя с одной стороны на другую, она касалась руками оживших в камне стен, смотрела в чистое небо. Напитанный влагой ветер колыхнул ее одежду.

– Дождь будет, – сказала она.

– Что будет? – спросил Маниэль.

– Дождь, – ответила Эл. – Это когда вода льется с неба.

– Вода с неба? Как такое возможно?

– Вы что, никогда дождя не видели? Впрочем, возможно. Не на всех планетах бывают дожди.