Текст книги "Сыграй ещё раз, Сэм"

Автор книги: Майкл Уолш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава двадцать третья

– Фройляйн Туманова, – сказала, поджав губы, фрау Хентген, секретарша-австриячка, что сидела в приемной, сверля окружающий мир глазами-буравчиками, – герр директор распорядился, чтобы эти отчеты были перепечатаны немедленно и представлены ему лично сегодня к четырем часам.

Ирмгард Хентген – привратница, последняя линия обороны Рейнхарда Гейдриха против нежелательных вмешательств в его рабочий режим. Строго говоря, она не личный секретарь: эту должность, согласно фашистскому порядку вещей, всегда занимал мужчина. Но она следила, кто приходит и кто уходит, и согласовывала детали рабочего графика Гейдриха.

– Sofort, Frau Hentgen, [120]120
  Сию минуту, фрау Хентген (нем.).


[Закрыть]– ответила Ильза Лунд.

Фрау Хентген ей не по душе, и австриячка, подозревала Ильза, тоже терпит ее с трудом.

– К четырем часам, – повторила фрау Хентген на тот случай, если ее слов не услышали с первого раза. – Эти документы непременно…

Ильза больше не замечала ее. Жизнь слишком коротка, чтобы по два раза выслушивать фрау Хентген. Кроме того, надо работать.

За какие-то четыре месяца Ильза продвинулась из анонимности машбюро в секретариат Гейдриха, где оказалась одной из трех сотрудниц под началом фрау Хентген. Ильза не знала точно, приписать ли это скорое продвижение своему уму, своим умениям, красоте или сочетанию всех трех, но не собиралась ломать над этим голову. Она близко подобралась к Гейдриху, совсем близко. Осталось только приблизиться еще на шаг.

Внедриться в главное управление рейхсзихерхайтшауптамтаоказалось на удивление легко. Белогвардейцы считались естественными, пусть и низшими, союзниками в войне против марксизма и большевизма, в их лояльности ни у кого не было охоты сомневаться. Все думали, что немцы всеведущи и всемогущи, – а немцам того и надо, чтобы все так думали. Но во многих отношениях нацисты обнаруживали неожиданную слабость и едва ли не убожество – настолько уверились они в правоте своего дела и неизбежности своей победы.

– …и это нужно сделать немедленно!

– Да, спасибо, фрау Хентген, – сказала Ильза, принимая очередную кипу бумаг с притворной любезностью. Даже не глядя, она знала, что это за бумаги. Доклады о настоящих и вымышленных преступлениях против рейха. Наперед известно ей и каково будет нацарапанное внизу прямо над подписью предложение рапортующего агента: смерть. Похоже, смерть у них – решение на любой случай.

Некоторые доклады, немногие, она сумела потерять. Даже в рейхе документы, бывает, попадают не в ту папку или не на ту полку, и нечего тревожиться, что фрау Хентген или еще кто-нибудь догадается о ее двойной игре. Кому-то Ильза спасала жизнь – с великой предосторожностью. Шепнешь имя – и человека предупредят; кому-то даже удавалось скрыться. Но Ильза не могла спасать всех – рано или поздно она навлекла бы подозрения на себя, – так что ей приходилось выбирать, выбирать между абсолютно неизвестными ей людьми, кому жить, а кому умереть.

Где-то с неделю назад был особенно убийственный момент: пролистывая пачку смертных приговоров, она наткнулась на имя одного из младших агентов сопротивления, рабочего по имени Антон Новотни, который был занят на строительстве новой тюрьмы для гестапо. Оказалось, впрочем, что этот арест не имеет отношения к сопротивлению; мальчишка из его Wohn-quartier [121]121
  Коммунальная квартира (нем.).


[Закрыть]донес, что Новотни рассказал анекдот про Гейдриха. Теперь и анекдот стоил жизни, и приговор оглашался и приводился в исполнение, не успевал еще стихнуть смех, сколь бы тихим он ни был: двое агентов РСХА вломились в таверну, где сидел Антон Новотни, выволокли его на улицу и застрелили прямо у дверей.

По соображениям конспирации Ильза не могла напрямую связываться с Виктором, и ей оставалось только надеяться, что ее отчеты доходят до него и остальной команды в Лондоне по разным каналам и через разных связников подпольной сети.

Ильза не знала, много ли пользы приносит. Она убедилась, что британцы правы: сопротивление Гитлеру в Чехословакии ничтожно. В отличие от граждан Норвегии, Дании, Франции и Голландии, чехи не выказывали особого стремления выставить немцев вон. Их, кажется, даже не оскорбляло широко известное презрение Гитлера к славянам, и они продолжали два своих главных занятия – торговлю оружием и пивоварение – с тем же апломбом, что и до войны. Ильзе было ведомо, что есть бойцы сопротивления, которые продолжали работу Виктора, на фермах печатали листовки и везли их в городские кварталы в тележках, запряженных осликами и на горбах старух. Она даже знала о немногочисленных партизанах, которые по-прежнему вели боевые действия на лесных дорогах, хотя отряды таяли практически день ото дня. И все же восстания, на которое все надеялись, нет как нет; по правде сказать, оно казалось дальше, чем когда бы то ни было. Может, Рик прав. Может, все это – бредовая затея. Каждый вечер она возвращалась домой все разгневаннее и растеряннее.

Здесь требовался дерзкий выпад. Что может быть дерзче, нежели одним махом снести злу голову? День за днем наблюдая, как Гейдрих самодовольно шествует на службу и со службы, Ильза жалела, что не может собственноручно убить его, одним ударом отомстив за мучения Виктора, за свою поруганную родину и за смерть отца.

Британская разведка оказалась права и в другом: Рейнхард Гейдрих – человек исключительно твердых привычек. Каждое утро он просыпался ровно в 6:30 в своей постели в загородной вилле. Перед завтраком неизменно – энергичная игра в ручной мяч, после которой – душ, бритье и облачение в свежую форму, приготовленную камердинером накануне вечером. В 7:25 у подъезда виллы, урча, появлялся личный автомобиль Гейдриха с личным шофером. Машина прибывала к канцелярии Гейдриха в Градчанах ровно в восемь утра. Хотя официально рабочий день служащих начинался с восьми, каждый знал, что появиться после Гейдриха означает конец службе, так что все обычно приходили на работу на полчаса раньше. Гейдрих работал целый день, прерываясь лишь на обед, который начинался в час и длился ровно до двух. Он покидал кабинет в шесть вечера, совершал, какова бы ни была погода, небольшой моцион – бодрую прогулку по замковому саду – и в лимузине укатывал ужинать к половине восьмого ровно. Он редко ужинал один и никогда не спал один. Гейдрих славился тем, что довольно скоро уставал от любовниц, и в конторе поговаривали, что нынешняя фаворитка стремительно теряет очки.

Все эти сведения Ильза шифровала и в подходящий момент передавала кому-нибудь из группы сменных связников подполья, с которыми можно было встречаться, не вызывая подозрений: почтальону, официантке, соседу по меблированным комнатам на улице Скоржепка, что располагалась через реку от замка. Чьих глаз достигнет ее весть, она не знала. Майора Майлза? Виктора? Рика?

Она ничего не слышала о Рике с тех пор, как покинула Лондон, и изо всех сил старалась о нем не думать. Это было трудно – столь ярки оставались воспоминания об их последней ночи.

С едва заметной дрожью в руках Ильза пролистала пачку докладов. Она заправляла в машинку чистый лист, когда голос за спиной заставил ее вздрогнуть.

– Как приятно каждое утро видеть ваше сияющее лицо, фройляйн Туманова.

Гейдрих заглядывал в бумаги через ее плечо. До сих пор он ни разу не заговаривал с ней.

Ильза отодвинула бумаги и сложила руки на столе, выжидая. Теперь, когда момент настал, она не могла решить, что делать.

– Спасибо, герр Гейдрих, – догадалась сказать она.

С высоты своих шести футов с лишним имперский протектор Богемии и Моравии рассматривал светловолосую секретаршу, что привлекла его внимание. Сказать по правде, он заприметил ее довольно давно, но начальнику управления безопасности всего рейха не к лицу так скоро проявлять внимание к девушке из машинного бюро. Лучше подождать, поглядеть, есть ли мозги – но чтобы не слишком много – в ее прекрасной головке, сможет ли она вперед других продвинуться в секретариат, где ее ждет василисков взор фрау Хентген, которая следит за всем и в ком шеф обнаружил безошибочное чутье на людей.

Фрау Хентген отнеслась к Тумановой без восторга, что, скорее всего, объяснялось происхождением юной фройляйн: истая нацистка и еще более истая австриячка, фрау Хентген считала, что славяне годятся только в рабы. Или, может быть, ее антипатия объяснялась выдающимися способностями Тумановой: девушка не только превосходная машинистка и бегло говорит на нескольких языках, но еще довольно прилично играет на фортепиано. Не говоря уже о том, что фройляйн Туманова – красавица, а фрау Хентген безобразна. Если речь идет о женщинах, никогда нельзя исключать фактор ревности. Это один из многих аспектов, в которых, полагал Гейдрих, проявляется иррациональность женщин. Впрочем, как приспособились немцы ко всем типам климата, нужно приспособиться и ко всем типам женщин. Ради нации он готов экспериментировать.

– Воистину, – сказал Гейдрих, осторожно опуская руку ей на плечо, – красота, подобная вашей, несет свет во тьму проклятого и порочного мира. Таким людям, как я, она не дает забыть, за что мы сражаемся и почему наша борьба и грядущая победа так важны.

Ильза поняла, что краснеет, будто упиваясь его похвалой, а не закипая от гнева. Она не поднимала глаз, пока не заметила, что ее собственное отражение уставилось на нее из начищенных сапог Гейдриха.

– Вы так замечательно делаете свою работу, фройляйн Туманова, – продолжал он. – Наш рейх горд и рад, что имеет возможность пользоваться услугами такой женщины, как вы, в развернувшейся смертельной схватке с большевистскими оккупантами вашей родины. – Почти неощутимо он начал ее поглаживать. – К тому же такая инициатива! Ваше сообщение о ячейке реакционеров в Боменвальде на прошлой неделе оказалось совершенно точным. Верно, фрау Хентген? – громко закончил он.

– Ja, Herr Heydrich, [122]122
  Да, repp Гейдрих (нем.).


[Закрыть]– отрезала фрау Хентген.

Остальные женщины в приемной по сигналу фрау Хентген не обращали на разговор ни малейшего внимания. Все, опустив глаза, склонились над столами. Печатать никто не смел, но у каждой нашлось немало дел, требующих срочного применения авторучки.

При упоминании о Боменвальде Ильза содрогнулась. Время от времени сопротивление подбрасывало ей информацию об убежище, которое больше не понадобится; совсем изредка сдавало товарища – такого, чья лояльность вызвала сомнения (так ее заверяли), и, следовательно, представляющего опасность для всего движения. Ильзе тяжко было отдавать этих людей на смерть, но она не знала, что еще можно сделать.

– Я намеревался поздравить вас, – продолжал Гейдрих. – Надеюсь, вы очень скоро дадите мне такую возможность.

Ильза наконец осмелилась поднять глаза. Гейдрих держался сухо и официально, но улыбался. Зачесанные назад светлые волосы, орлиный нос, сверкающие белые зубы – он был одновременно великолепен и отвратителен.

– Danke schön, Herr Heydrich, [123]123
  Большое спасибо, герр Гейдрих (нем.).


[Закрыть]– сказала Ильза.

– Увы, к тому моменту, когда наши люди нагрянули туда, мятежная сволочь уже разбежалась. Как они узнали, что мы едем, это, конечно, загадка, но славяне вообще загадочный народ. Верно, фрау Хентген?

– Jawohl, Herr Heydrich! [124]124
  Так точно, герр Гейдрих! (нем.)


[Закрыть]

Гейдрих сильнее навалился на Ильзино плечо, крепче стиснул его. Озноб побежал по ее позвоночнику.

– Ну что ж, – сказал Гейдрих, – бывает, что ничего нельзя поделать. Даже самый жалкий унтерменш [125]125
  Недочеловек (нем.).


[Закрыть]обладает животным чутьем, и если его нос дернется в нужный момент… – Гейдрих театрально вздохнул. – У меня есть время, – закончил он. – Тысяча лет, по меньшей мере. – Он снял руку с Ильзиного плеча и проворно отступил. – Однако нам лучше поговорить о более приятных вещах! – воскликнул он. – Я узнал от фрау Хентген, что вы изрядная пианистка. Я сам немного играю на скрипке. Для меня была бы большая честь, если бы вы согласились аккомпанировать мне. Быть может, сегодня?

Ильза глубоко вдохнула.

– Герр протектор, – начала она, – такая честь… – Ильза пыталась найти слова. – Простая русская девушка никак не достойна… – Сдавшись, Ильза всплеснула руками.

– Чепуха! – крикнул Гейдрих, и остальные женщины в комнате на краткий миг глянули на него и Туманову. Они и прежде видели, как разворачивается этот сценарий, но зрелище неизменно завораживало – все равно что наблюдать, как змея гипнотизирует жертву, прежде чем проглотить ее целиком, послушную, растерянную.

Момент наконец настал: Гейдрих ее кадрит. Мысленно и эмоционально Ильза была готова. Теперь ей нужно выиграть время, успеть сообщить в Лондон, что контакт состоялся, что теперь она сможет подобраться к объекту поближе, что охотник стал дичью.

Ильза точно знала, что делать и чего не делать. Нельзя оправдываться другим свиданием, потому что Гейдрих лишь отмахнется, а то и хуже – прикажет арестовать человека, с которым у нее назначено свидание, и, пожалуй, застрелить. Нужно отказать ему, но не отказывая – и оставить возможность другого раза. Отвергая его и в то же время заманивая – дальше, ближе, в ловушку – и стараясь не угодить в нее самой.

Ильза, поморгав, опустила глаза. Как она и надеялась, этот прием заставил Гейдриха склониться ближе к ее лицу.

– Mein Herr, – сказала она. – Ich bitte Sie. Heute Abend ist es nicht möglich wegen…

Сегодня я не могу, потому что…

Намеренно туманно начав, она ждала, как Гейдрих истолкует ее слова.

– Ach, Frauen, – простонал он.

О, женщины…

Ильза завлекательно хихикнула.

– Ах нет, – сказала она, изобразив замешательство. Смущение, на миг промелькнувшее в лице Гейдриха, ясно показало, что он думает о сексе, а не о музыке. – Нет, просто я не могу и думать аккомпанировать такому выдающемуся человеку, не порепетировав сначала. Может быть, через пару дней?

К наместнику тут же вернулось хладнокровие, и он взглянул на Ильзу с новым уважением. Жертвует пешку или он чего-то не понял? Может быть, эта девица умнее, чем кажется. И славно – он любит трудности.

– Вполне понимаю, – сказал он, – ну так что ж, послезавтра?

Гейдрих одарил ее плотоядным взглядом: сам он привык думать, что это взгляд умудренный.

– Послезавтра, – громко, чтобы слышали все, повторила Ильза. – Двух дней мне хватит, чтобы готовые отчеты были у вас на столе, mein Kommandant.

Итак, у них появился свой маленький заговор. Гейдриха это порадовало.

– Отлично, – сказал он. – Да здравствует победа. Heil Hitler.

Весь штат разом поднялся на ноги.

– Heil Hitler! – прокричали они в унисон, и Гейдрих прошел в кабинет, вскинув руку в древнеримском салюте, присвоенном фашистами.

В тот вечер Ильза задержалась на работе допоздна, перепечатывая отчеты и отправляя их в соответствующие отделы. Когда все, кроме нее, разошлись, она написала на маленьком листке бумаги «22» и положила в карман. Двадцать два – счастливое число Рика; а еще сегодняшнее число, 22 мая. Такое совпадение – хороший знак.

По дороге домой Ильза зашла в булочную Баначека и отдала листок с номером приказчику. Для стороннего наблюдателя в этом не было ничего настораживающего: просто номер заказа, сделанного днем по телефону. Приказчик, маленький безобидный человек по имени Гельдер, прочитал, кивнул и подал Ильзе полдюжины свежих рогаликов и два пирожных.

Номер 22 значил, однако, гораздо больше: сигнал, что контакт состоялся и жертва вскоре будет готова. Этот сигнал немедленно передадут по радио в Лондон. Не пройдет и часа, как оттуда взлетит самолет с Виктором, Риком и остальными. Ильза рассчиталась наличными, поблагодарила и вышла. Операция «Вешатель» продолжается.

Вечером Ильза была особо осторожна – у Гейдриха повсюду шпионы. Она с час поиграла на рояле в гостиной, потом громко пожаловалась хозяйке, что неважно себя чувствует. Попросила компресс и бутылку с горячей водой и поднялась к себе. Потушила свет в комнате и села в темноте у окна, высматривая внизу какие-нибудь признаки слежки. Ничего не увидела.

Чуть слышный стук в дверь пробудил ее от дремоты. Ильза босиком скользнула к двери и приоткрыла ее. Гелена, новая прислуга, недавно нанятая хозяйкой.

– Пэлл-Мэлл, – сказала девушка: сегодняшний пароль. Нужно не только знать слово, но и верно его произнести, и Гелена произнесла, как нужно. Ильза приоткрыла пошире, быстро впустила Гелену и сразу плотно закрыла дверь.

Ильза знала, что у Гелены должно быть сообщение от пражского подполья. Сопротивление использовало для передачи сообщений цепочки постоянно меняющихся торговцев, рабочих и слуг, так что внезапное появление Гелены Ильзу не удивило. Более того, Ильза этого ждала.

– Какие новости? – шепотом спросила она.

– Два сообщения, – ответила Гелена почти беззвучно. – Я их не понимаю. Мне не сказали, что это значит. И я записала, чтобы вдруг не забыть.

– Это для вашей безопасности, – объяснила Ильза. – Чем меньше понимаешь, тем меньше риск. – Она посмотрела на девушку и поняла, что Гелене никак не больше шестнадцати. Детей призывают сражаться с чудовищем; вот только это не волшебная сказка братьев Гримм. – Просто повтори точно, что тебе сказали. И больше ни о чем не беспокойся. Сможешь?

То ли расшалились нервы, то ли что-то такое было в поведении девушки – Ильза начала подозревать худшее. Не сорвалась ли операция? Кто-то попался и заговорил? Немцы узнали место высадки? Агенты гестапо сумели внедриться в подполье? Или, не дай бог, фашисты просочились в британскую разведку в Лондоне? Немецкая шпионская сеть особенно могущественна в Центральной Европе и на русском фронте, но с каждым месяцем становится все изощреннее и уже довольно успешно действует во Франции, откуда каждую неделю приходят сообщения об арестованных и расстрелянных участниках Сопротивления. Не раскрыли ли Ильзу? Или что-то случилось с Виктором? С Риком? Не стоят ли люди Гейдриха за дверью, готовые ворваться?

– Ну, скажи, – повторила Ильза, пытаясь быть спокойной, пытаясь хотя бы говорить спокойно, не выдать голосом дикого нетерпения.

Гелена развернула клочок бумаги.

– Первое сообщение из Лондона. Такое: «Голубой попугай выпорхнул из клетки».

Сердце Ильзы заколотилось. Не о чем волноваться! Ее сигнал получен, и это ответ. «Голубой попугай» – кодовое название их отряда; «выпорхнул» – значит, они уже на пути в Чехословакию. Ильза едва не рассмеялась в голос.

– Второе я получила совсем недавно от Подполья, – продолжила Гелена. Она поглядела в свою бумажку, вникая. – Такое: «Операция „Вешатель“. Предупредите Лондон. Опасность». – Гелена подняла взгляд на Ильзу. – Они хотят все отменить. Что это значит?

Сначала Ильза подумала, что ослышалась. Отменить операцию «Вешатель»?

– Что? – выдохнула она и в возбуждении тряхнула Гелену. – Почему?

– Не знаю, – ответила девочка, явно огорченная. – Не знаю!

– Дай, – попросила Ильза, хватая записку и отчаянно пытаясь вычитать в ней что-нибудь еще. Она попробовала успокоиться, но не могла. – Такое слишком опасно иметь при себе.

Ильза лихорадочно соображала. Что могло случиться? Может быть, ее страхи, что их могут предать, в конце концов начали сбываться? Эта чертова фрау Хентген: она что-то заподозрила! А может, чехи и вправду трусят, у них не хватает духу на такое дело. Впрочем, уже поздно. Отряд, вероятно, уже на земле. Останавливаться нельзя. И они не остановятся.

Нет, нет, нет. Только не теперь. После того, что вынес Виктор. После того, что я вынесла. Теперь, когда мы так близко к цели. Когда все в моих руках.

Ни за что.

Ни даже через мой труп.

Глава двадцать четвертая

Через два дня Рейнхард Гейдрих с саксонской пунктуальностью заехал за Ильзой в ее квартиру на Скоржепке.

Ильза ждала его. После работы она вымыла светло-русые волосы, надушилась и надела свежее платье.

– Как вы очаровательны нынче вечером, фройляйн Туманова, – сказал Гейдрих, слегка кланяясь всем корпусом. Он стоял у подъезда, за его спиной Ильза видела «мерседес» с заведенным мотором и шофером в униформе. – Позвольте заметить, сегодня мы с вами составим прекрасную пару.

Ей пришлось признать, что он неотразим в безупречно сшитом черно-сером эсэсовском мундире, крой которого подчеркивал изящное атлетическое телосложение наместника. Сапоги, как всегда, начищены до зеркального блеска. Рыжеватые волосы, ладно сидящая одежда, вежливая, однако жесткая стойка и даже то, как он обеими руками держит фуражку, кого-то напоминали Ильзе. И вдруг она с испугом поняла кого.

Помилуй бог, он напоминал Виктора – только Виктор чистый и добрый, а Гейдрих – воплощение зла.

– Добрый вечер, герр Гейдрих, – неопределенно сказала она, позволяя ему взять ее под руку.

Он открыл перед Ильзой дверцу машины – вместительного седана с отделкой орехового дерева и роскошными кожаными сиденьями. Водитель включил скорость и нажал газ, Ильза утонула в подушках и откинула голову на спинку. Гейдрих сел напротив, склонился к ней предупредительно и очень близко.

– Сегодня вечером вы можете звать меня Рейнхард, – сказал он, взяв Ильзу за руку. – Но только наедине. Не годится, чтобы люди думали, будто имперский протектор так легко допускает фамильярность.

Ильза бросила взгляд в зеркало, но глаза шофера были устремлены на дорогу и профессионально бесстрастны.

«Мерседес», урча, покатил по мостовой, немецкий водитель ловко вел машину по узким пражским улочкам. Из держателя на спинке водительского сиденья Гейдрих вынул бутылку шампанского и два бокала. Хлопнул пробкой, налил. Пена брызнула на его безукоризненно ухоженные руки. Гейдрих ее слизнул.

– Вы, конечно, пьете шампанское? – Он подал Ильзе бокал.

– С удовольствием, – ответила она.

Пока они катили по городским улицам, Гейдрих показывал Ильзе достопримечательности одну за другой, без остановки читал лекцию о Праге, ее истории и архитектуре. Похоже, он знал об этом городе почти все.

– А вам известно, что «Дон Жуана» Моцарта впервые поставили здесь? – спросил он. – Это был любимый город Моцарта, и всякий раз, когда он приезжал сюда, добрые пражские немцы оказывали ему самый радушный прием. – Гейдрих подлил шампанского Ильзе и себе. – Прага всегда была больше немецкой, чем славянской, и сейчас мы, немцы, просто возвращаем былую славу городу как части великого германского рейха. Помимо прочего, мы зовем город его настоящим немецким именем Праг,а не «Праха».Вообще-то мы настаиваем на этом имени.

Ильзе пришлось признать, что Прага прекрасна – в своем роде так же прекрасна, как Париж, только холодна и сдержанна, а Париж ласков и приветлив. Будто построенный талантливым малолетним нахалом, весь город – средневековый каприз головокружительных шпилей и островерхих черепичных крыш. Площади сплошь и рядом вымощены булыжником, а через самое сердце города царственно катит волны великая река Молдау, которую чехи зовут Влтавой. Прага гораздо привлекательнее плебейской Вены или тусклого, продуваемого ветрами Берлина. Не удивительно, что фашисты ее оккупировали, подумала Ильза: они на все пойдут, лишь бы выбраться из своих безобразных бургов.

Они заехали в незнакомый район, старинный и запутанный.

– Это Йозефов, – сказал Гейдрих. В отличие от большинства фашистских вождей, которые недалеко ушли от крестьян, он говорил на изящном, очень светском немецком. Без всякого просторечья, которым до сих пор пересыпал свои проповеди фюрер; твердый саксонский выговор Гейдриха так не походил на Гитлеровы карикатурные австрийские интонации. – Остановите машину.

Они ехали по улице под названием Парижска – широкому проспекту, что вел от Старой ратуши на север, – пока не пересекли реку. Тут они остановились перед строгим и внушительным строением. Водитель открыл дверцы – сначала Гейдриху, потом Ильзе.

– Посмотрите вокруг, – сказал наместник.

К изумлению Ильзы, они стояли перед синагогой. По улицам со всех ног торопились прочь от «мерседеса» одетые в черное бородатые иудеи.

У Гейдриха вырвался презрительный смешок.

– Вот, – сказал он, – еврейский квартал!

Ильза не верила своим глазам. Здесь, под самым носом у Вешателя, целое еврейское поселение, как видно, спокойно занималось своими делами. Ильза обернулась к Гейдриху с понятным вопросом во взгляде.

– Это Староновая синагога, – сказал Гейдрих, – старейшая в Европе. Она же станет и последней. Еврейская легенда гласит, что камни в ее основании привезены из самого иерусалимского Храма, с тем условием, что они должны вернуться туда в Последний день, в Судный День. Этот день для евреев настанет куда быстрее, чем они могли себе представить.

– Почему она называется Староновая? – спросила Ильза.

Гейдрих окинул здание хищническим взглядом, потирая руки.

– На иврите «условие» будет «альтней», – сказал он. – Но это звучит как «альт-нойе» [126]126
  Alt – старый, Neu – новый (идиш).


[Закрыть]на идише. Видимо, так евреи понимают юмор. Впрочем, мы больше не смеемся, да и они тоже.

Ильза поежилась под порывом легкого ветерка. Пока они рассматривали синагогу, Парижска улица успела совершенно опустеть, но Ильза чувствовала испуганный взгляд из-за каждой опущенной занавески.

Гейдрих не обращал на нее внимания. Широким взмахом руки он обвел окрестные кварталы.

– Наш фюрер хочет сохранить Йозефов навечно, – сказал он, – как своего рода музей еврейства, чтобы после нашей окончательной и неизбежной победы христианский мир мог прийти и увидеть, от какой участи столь великодушно избавил его великий немецкий народ.

– Воистину благородное деяние ради человечества, – сказала Ильза.

И опять поежилась. Нельзя сворачивать операцию! Ни за что! Этого монстра и всех ему подобных нужно уничтожить. Неужели чехи не понимают? Как заставить их понять?

Наконец Гейдрих заметил ее состояние.

– Вы дрожите, дитя, – сказал он и взял ее под руку. – Простите, что показал вам столь неприятное зрелище, но как немцы, так и белые русские должны понимать, почему мы сражаемся с еврейским марксизмом в России.

Они поехали через Чехов мост за реку, сквозь огромный парк под названием Летенске сады – Ильза молчала, Гейдрих болтал без остановки. Странно: на службе он, казалось, вообще не разговаривал, даже в стенах своего рабочего кабинета. Глухо и монотонно бурчал приказы, читал бесконечные отчеты и встречался, обычно раз в неделю, с высокопоставленными нацистами из Вены и Берлина. Примерно раз в месяц он ездил в Берлин – несколько часов на машине, – где, как правило, оставался на день или два.

Сейчас, наедине с Ильзой, Вешатель был сама говорливость. Его болтовня даже приняла несколько личный оборот: он сетовал на тупость одного-другого функционера, хвалил Гитлера, а один раз даже позволил себе незначительное замечание в адрес вышестоящего Гиммлера.

Ильза настолько увлеклась этим монологом, что и не заметила, как они оставили Прагу позади и выехали на загородную дорогу.

– Мы что, едем в загородный ресторан, герр Гейдрих? – спросила она.

– Рейнхард, – напомнил он, выплюнув в конце имени твердое «д». – Мы не едем в ресторан. Сегодня мой личный повар готовит нам ужин на моей вилле. – Гейдрих посмотрел ей в лицо. – Не волнуйтесь, – сказал он. – Фрау Гейдрих как раз уехала в Берлин, так что мы будем совершенно одни.

Почему Ильза вовсе не удивилась? Намерения Гейдриха в отношении Тамары Тумановой не были бы очевиднее, если б он написал их на бумаге и вручил ей лично. Играть надо весьма осторожно.

– Очень интересная здесь дорога, – позволила себе заметить Ильза.

Гейдрих согласился:

– Через несколько дней, когда моя охрана все подготовит, я буду ездить тут каждое утро. Можно и дальше ездить через Карлов мост, но я больше не хочу. Куда лучше ездить через Чехов, где мой музей на глазах обретает форму. О, я соберу такие экспонаты! Скоро вся Европа будет пополнять зверьем мой зоопарк. Каждый день я стану ездить через Чехов мост, и животные будут видеть, что едет их хозяин, вселяющий страх, изумление и трепет в их души. Животные, которых я, Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих, лично отберу для своего учреждения!

– А остальные? – спросила Ильза.

– Остальных не будет, – ответил Гейдрих. – Так решили в Ванзее, того требует наша месть.

Сердце Ильзы стучало так громко, что кажется, слышала вся округа. Так Вешатель вовсе не поедет через Карлов мост! Но на этом держится операция – убийство на Карловом мосту! Даже если она сумеет передать весточку Виктору, менять план уже поздно. Надо как-то удержать Гейдриха на прежнем маршруте.

Она так разволновалась, что, пока не открылась дверь и Гейдрих не помог Ильзе выбраться из машины, она и не понимала, что машина остановилась – перед прекрасной виллой, уютно укрывшейся в глубокой долине.

– Добро пожаловать в мой дом, – любезно сказал Гейдрих.

Еще ошеломленная, Ильза дала проводить себя внутрь. Строй лакеев и других слуг вытянулся перед дверью, приветствуя хозяина дома; они по очереди молча склоняли головы, пока великий человек шествовал мимо. Ильза видела в их глазах страх и ненависть и понимала, что Гейдрих – не видит.

В парадной столовой накрыли ужин на двоих. Стол украшали тонкое серебро и мейсенский фарфор. Гейдрих подвел Ильзу к оттоманке в углу, перед которой стояла новая бутылка шампанского и два хрустальных бокала. Шампанское только что открыли. Гейдрих налил.

– Prosit, – сказал он, поднимая бокал. – Sieg Heil!

Да здравствует победа.

Время близилось к девяти, солнце поздней весны только что село. Гейдрих на секунду отставил бокал и аккуратно сдвинул шторы.

– Так, – сказал он, – получится какое-никакое уединение.

И поцеловал ее – слишком скоро, Ильза не ожидала и не успела приготовиться. Только что он задергивал шторы и вдруг уже схватил Ильзу в охапку, поднял, притягивая ее губы к своим. Накинулся жадно, хотя не грубо, и в конце концов она вырвалась.

– Герр Гейдрих, – задыхаясь, промолвила она, стараясь оттолкнуть его, не рассердив, – bitte… [127]127
  Прошу вас… (нем.).


[Закрыть]

Удивление, а не досада – вот что ей нужно сейчас сыграть.

Гейдрих живо отступил на шаг, будто собирался отсалютовать ей, но с ухмылкой на губах – на губах, которые только что отведали вкус Ильзиных губ.

– Простите мой порыв, фройляйн Туманова, – сказал он без раскаяния. – Так трудно сдержать эмоции, когда оказываешься перед лицом столь несравненной красоты. Способность видеть красоту – признак цивилизованного человека, вы не находите?

– Да, Рейнхард, – сказала Ильза, приглушив голос, чтобы скрыть отвращение. – А способность сдерживать эмоции – свойство настоящего лидера.

Она невольно подумала о Викторе, чья спокойная решимость так резко контрастировала с откровенной похотью Гейдриха. С Вешателя слетела маска, под кожей Ильза различила череп столь же отчетливо, как череп эсэсовской «Мертвой головы», которую он носил на мундире.

Чудовище дрогнуло. Похоть – его слабость, это было известно и раньше. Теперь Ильза знала еще, что эту похоть можно хотя бы ненадолго сдержать призывами к достоинству. Вожделение Гейдриха можно разжечь сильнее, умелого кукловода тоже можно дергать за ниточки. Уже кое-что, этим можно воспользоваться. Но осторожно, ой как осторожно.