Текст книги "Династия Рейкхеллов"
Автор книги: Майкл Уильям Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)
– Где я могу найти Брюса? – быстро спросил Джонатан.
Мастер махнул рукой.
– Последний раз я видел его в восточном крыле, – ответил он с сильным акцентом жителя Средней Англии.
– Как туда попасть?
– Пройдите приемную и поверните направо.
Едва кивнув в знак благодарности, Джонатан последовал в указанном направлении и пришел к восточному крылу склада. Свет, проникавший сквозь давно не мытые окна, был тусклым, но позволял достаточно хорошо различить коробки с чаем, рулоны ткани и другие товары.
Вскоре он услышал где-то впереди шум, затем заметил свет от зажженной масляной лампы, стоявшей на груде коробок. За лампой, делая заметки на клочке бумаги, стоял дородный Оуэн Брюс. Он повернулся, услышав шаги по утрамбованному грязному полу, и глаза его вспыхнули ненавистью, когда он узнал посетителя.
– Вероятно, вы удивлены, что видите меня, Брюс, – сказал Джонатан жестко и решительно. – Полагаю, вы надеялись, что к этому моменту китайцы уже арестовали меня и засунули в бамбуковую клетку для преступников.
– Вы меня не интересуете, – ответил шотландец, – и мне плевать на то, что станет с вами.
– Правда? Что-то не похоже было, когда я причалил и на борт поднялись представитель наместника и таможенники. Вы там вытягивали шею и разговаривали явно обо мне.
– Что вы хотите от меня, Рейкхелл? – сердито спросил Брюс.
– Вопрос в том, что вам нужно от меня. Я считаю вас виновным в том, что мне подсунули на борт пять коробок с индийским опиумом, когда я был в Сингапуре.
Наступило долгое молчание, прежде чем шотландец заявил:
– Это серьезное обвинение. Вы можете его доказать?
– Мы сейчас не в суде, – сказал Джонатан. – Я предъявляю вам определенное обвинение и призываю вас либо подтвердить, либо опровергнуть его.
– Черта с два! – заявил Брюс.
– Я больше никого не знаю на всем Востоке, у кого были бы основания доставлять мне неприятности.
Ленивая улыбка Брюса, скорее, напоминала злобную гримасу.
– Допустим, я скажу, что именно я сделал так, чтобы опиум был найден на твоем поганом корабле, Рейкхелл. Допустим, я ясно скажу, что меня воротит от твоего святого-пресвятого отношения. Допустим, я открыто признаю, когда нас здесь всего двое и никаких свидетелей поблизости, что я сделал бы все что угодно, чтобы навсегда освободить Вампу от твоего присутствия. И что ты будешь теперь делать?
На какое-то мгновение клокотавшая злость ослепила Джонатана. Но потом гнев его стал холодным и сдержанным. Он сделал несколько шагов вперед.
– Вот что я сделаю, – сказал он и со всего размаха двинул кулаком в широкое лицо шотландца.
Удар отбросил Брюса к внешней стене. Его первая реакция потрясения сменилась злостью, столь же глубокой, какую испытывал и молодой американец. Он потряс головой, отходя от удара, и приготовился к ответной атаке.
Джонатан заметил, что его противник безоружен, а это несомненно было к лучшему. Если он воспользовался бы своими кинжалами или пистолетом, это было бы убийством, а Джонатан не хотел заходить так далеко. Он лишь намеревался избить Брюса до бесчувствия.
Брюс оттолкнулся от стены, поднял оба кулака, но когда подошел к противнику на расстояние вытянутой руки, внезапно ударил его ногой в пах.
Шок и боль на минуту парализовали Джонатана, а мысль о том, что ему был нанесен нечестный удар, вновь заставила его вспылить. Тут же он почувствовал, что Брюс пытается вытащить у него пистолет. Хотя американец и не хотел применять огнестрельное оружие, хозяин склада явно не страдал подобной сдержанностью. Напротив, он мог бы убить совершенно безнаказанно, а потом заявить, что сделал это в целях самозащиты, когда его пытались обокрасть. Иностранцы в Вампу не подчинялись никаким законам, когда разбирались между собой.
Джонатан нанес противнику резкий, короткий удар. Пистолет уже был вытащен наполовину из кобуры, и Джонатан затолкнул его обратно.
Брюс выругался, затем вновь пошел в наступление.
Однако Джонатан был настороже, зная, что этот человек прибегнет к любой тактике, честной или нечестной, чтобы победить в борьбе.
Брюс вновь нацелился в пах противнику.
На этот раз Джонатан был готов к этому и, уклонившись в сторону, сделал шаг вперед, одновременно нанося удары по лицу и телу шотландца.
Выросший в трущобах Глазго, Оуэн Брюс умел драться. Он дождался очередной возможности и буквально вогнал кулак правой руки в живот своего противника.
Джонатан охнул и, пока приходил в себя, почувствовал, что Брюс вновь пытается вырвать у него пистолет. Быстро придя в себя, американец вновь взял инициативу в свои руки, разбил Брюсу нижнюю губу ударом левой, а затем нанес ему справа такой сильный удар в челюсть, что шотландец зашатался. Джонатан наносил удар за ударом.
Но Брюс никак не падал и, собрав все оставшиеся силы, боролся с Джонатаном, и ему удалось сбить его с ног.
Они вместе упали на грязный пол, катаясь по нему. В воздухе мелькали их кулаки.
Ни один из дерущихся не знал, что они уже не в одиночестве. Оливер последовал за Джонатаном на склад и, услышав звуки жесточайшей драки, нашел их. Он присел у окна с наружной стороны склада и был потрясен тем, что увидел. Здравый смысл подсказывал ему позвать Кая или Ло Фана, но он боялся, что, пока найдет их, Джонатан уже будет мертв.
Оливеру было ясно, что Брюс нацелился на один из кинжалов его противника. Он все время тянулся к ним, и ему это не удавалось только потому, что приходилось наносить удары. Рано или поздно он сумеет дотянуться до рукоятки кинжала, и тогда Джонатану не жить.
У Оливера оставался лишь один путь. Понимая, что ему далеко до любого из этих сильных великанов, он решил, что ничего не добьется, если вступит в борьбу на стороне Джонатана.
Вместо этого он перелез через окно на склад и, незамеченный двумя борющимися мужчинами, взял масляную лампу. Быстро подкрутив фитиль и сняв Стеклянный колпак, он поджег ящик в основании кучи.
Прошло еще несколько минут, прежде чем сырая сосна загорелась. Дерущиеся на полу вплотную приблизились к Оливеру, затем откатились в противоположную сторону, и оба обменивались такими сильными ударами, что помощник боцмана вздрагивал. Только белые, подумал он, могут драться с таким ожесточением.
Упаковочный ящик загорелся, и огонь быстро перебросился на его содержимое. Другие ящики в куче уже Дымились, и когда их охватило пламя, пожар начал стремительно распространяться.
Завершив свое дело, Оливер вновь вылез через окно.
Джонатан закашлялся и только тут понял, что склад горит. Дым становился таким густым, что трудно было дышать.
Пожар полыхал и казался еще сильнее в наступившей темноте.
Оуэн Брюс надрывно закричал и отпустил своего противника.
Джонатан увидел, что полыхавшие коробки и ящики перекрыли выход через то крыло склада, откуда он пришел. Единственный путь к спасению лежал через открытое окно, и, с трудом поднявшись, он побрел к окну.
Исходя злобой, Брюс напоследок попытался оттолкнуть его от окна, чтобы он оказался отрезанным в горящем здании.
Но у шотландца уже не оставалось сил завершить это дело, и вместо этого он лишь подтолкнул своего врага еще ближе к окну.
Дым был таким густым, что слезы ручьем бежали из глаз Оливера. Но он все же протянул руки как можно дальше, пока не нащупал Джонатана. Он взялся покрепче и подтянул своего капитана и друга к окну.
Все еще полуослепший от дыма, Джонатан выбрался наружу и лег на землю, тяжело дыша и набирая в легкие свежий воздух.
Огонь распространился по всему восточному крылу склада, и отовсюду к нему уже спешили люди. Эта часть здания находилась примерно в ста футах от соседней фактории, но если вечерний ветерок набрал бы силу, как это иногда бывало, велика была бы опасность распространения пожара. Грузчики порта, матросы торговых судов и работники факторий выстроились в цепи, и вскоре вода из грязной гавани стала заливать пламя.
Джонатан быстро пришел в себя и увидел склонившегося над ним Оливера. Гримшоу и еще два члена команды «Летучего дракона», заметив Оливера у здания, тоже подошли и стояли рядом, всего в нескольких футах.
– Где Брюс? – спросил Джонатан хриплым голосом. – Он выбрался?
Оливер покачал головой.
– Все еще внутри, – ответил он.
– Я должен вытащить его!
– Нет ходить назад, – упрямо повторил Оливер.
Джонатан проигнорировал его слова.
– Принесите мне канат, – сказал он, – двигайтесь живее.
Один из членов команды, привыкший подчиняться его приказам, ушел и тут же вернулся с куском каната.
Джонатан крепко обвязал один конец вокруг пояса, а второй конец подал Гримшоу.
– В этом адском пламени ни черта не видно, – сказал Джонатан, – но я довольно хорошо представляю себе, где искать Брюса. Когда я два раза дерну канат, это будет сигналом. Тащите за ваш конец, и не очень сильно, – может, мне придется нести Брюса. Смысл в том, чтобы вы направляли меня к окну.
– Капитан, – сказал старый боцман, – я бы предпочел лучше попасть в зубы еще одному тайфуну.
– Не ходить, – упрямо сказал Оливер.
Но Джонатан не внял их уговорам. Именно он нес ответственность за то, что сейчас происходило с Брюсом, и совесть не позволяла ему бросить шотландца погибать в огне. Он должен был сделать все, что в его силах, чтобы помочь Брюсу.
Достав из кармана большой пестрый платок, он окунул его в ведро с водой, которое передавалось из рук в руки. Завязав мокрой повязкой лицо так, чтобы были закрыты нос и рот, он вновь влез в окно, не слушая предупреждающие возгласы десятка человек.
Внутри воздух был страшно раскален, и дым был таким густым, что дышать было почти невозможно. Джонатан тут же упал на пол, и, держа лицо в нескольких дюймах от пола, он хотя и с трудом, но все же мог дышать.
Он стал ползать кругами, моргая сквозь лившиеся из глаз слезы, и постепенно расширял круги. Ему казалось, что прошло очень много времени, прежде чем он почувствовал что-то прямо перед собой и смог открыть глаза достаточно надолго, чтобы различить тело лежащего человека.
Оуэн Брюс еще дышал.
Джонатан сразу понял, что не сможет встать и нести шотландца. Дым в верхней части помещения был таким густым, что тогда он сам потеряет сознание. Значит, решил он, ему придется тащить Брюса волоком.
Он ухватился одной рукой за покоробившуюся от жара рубашку Брюса, а другой два раза дернул за веревку. К его ужасу, всего в нескольких футах от него лежал обгоревший свободный конец веревки. Огонь уничтожил большую часть каната, лишив Джонатана возможности дать сигнал тем, кто находился снаружи.
Инстинкт подсказывал ему спасать себя самого любой ценой, но он должен был попытаться вытащить и Брюса. Схватив обеими руками рубашку Брюса, Джонатан начал отползать назад. Затем он снова остановился, поняв, что не представляет, в какую сторону двигается. Обязательно нужно было найти окно.
Встав на четвереньки, он открывал глаза на секунду-две, усиленно всматриваясь то в одну, то в другую сторону. Слезы ручьем лились у него из глаз на повязку, слегка смочив ее. Наконец, он увидел то, что искал: дым, похоже, уходил в одну сторону. Он постарался получше запомнить место, прикинув, что ему придется проползти футов десять.
Эти десять футов оказались самым долгим путем, который ему когда-либо приходилось проделывать. Таща, а потом подтягивая Брюса, Джонатан продвигался примерно на один фут, потом вынужден был останавливаться и опускать лицо в пол. Он кашлял и хватал воздух ртом, дважды ему становилось плохо. Внутренний голос твердил ему, что глупо рисковать собственной жизнью ради человека, который сначала попробовал осложнить его отношения с китайскими властями, а потом пытался убить его.
Но упрямый характер Рейкхеллов оказался сильнее внутреннего голоса. Ему было бы слишком трудно примириться со своей совестью и спокойно жить дальше, если бы он позволил Брюсу погибнуть.
Обнаружив, что один из его рукавов загорелся, Джонатан сбил пламя другой рукой.
Понимая, что он не выдержит долго в этом полыхающем аду, он собрал все оставшиеся силы и пополз. Постепенно дым – несколько рассеялся, потом стал еще реже.
Окно уже было от него в нескольких дюймах. Он взвалил Брюса на подоконник, а затем подталкивал его до тех пор, пока он не упал на землю по ту сторону окна.
Из последних сил Джонатан подполз к подоконнику и наконец сумел высунуть голову и плечи наружу. Но это усилие лишило его последних сил, и он больше не мог сдвинуться с места. Несколько человек уже отошли от здания, неся потерявшего сознание Брюса, но Оливер еще стоял у окна. Он вытянул обессилевшего Джонатана в безопасное место буквально за секунду до того, как крыша в этой части склада с грохотом обрушилась.
Время как будто остановилось, и Джонатан лишь смутно ощущал суету вокруг себя. Затем умелые руки начали ощупывать его лицо и тело, ожоги были смазаны мазью, смягчающей боль. Как бы издалека Джонатан услышал голос уэльского врача, руководившего небольшим иностранным госпиталем.
– У этих двух молодцов организм крепкий, как у быков, – сказал доктор. – Они оба будут жить.
Джонатан попытался сесть и с удивлением увидел с одной стороны от себя Сун Чжао и Кая, а с другой – Чарльза и Оливера.
– Пожар скоро потушат, – сказал Чарльз. – Выгорела всего лишь часть этого крыла. Интересно, что там было внутри.
Кай резко рассмеялся и ответил на кантонском наречии, так что ни Чарльз, ни Оливер не поняли, что он говорит.
А вот Джонатан, несмотря на свое состояние, понял каждое слово.
– Порядочные Фань-гуй не знают этого запаха. Тот, кто хоть раз понюхал его, никогда уже не забудет.
Джонатан потянул носом воздух, и теперь, когда Кай обратил его внимание на запах, он понял, что он приторно-сладкий, слегка напоминающий запах чая, но сильнее и резче.
– Фань-гуй Брюс пытался уничтожить Джонатана, утверждая, что он тайно привез опиум, – сказал Кай. – Но именно Брюс опять оказался виновным. На этом складе ящики с опиумом, который сейчас превращается в безобидный пепел. – Он не стал добавлять, что теперь Обществу Быков не придется вновь делать тайный налет на этот склад.
Джонатан улыбнулся, когда его подняли в паланкин, сделанный в виде носилок, чтобы доставить в имение Сун Чжао. Огонь сейчас пожирал опиум, так что он не зря дрался с Брюсом.
Теперь он снова увидит Лайцзе-лу, и она позаботится о нем, так что он был удовлетворен.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Первую неделю после пожара Лайцзе-лу и Сара Эплгейт по очереди дежурили у постели Джонатана. Одна из них постоянно находилась рядом с ним, смазывая приятно пахнувшей мазью его ожоги, кормя его и разговаривая с ним, когда он приходил в сознание. К началу второй недели он уже мог сидеть в постели.
– Тебе повезло, что ты не погиб, – сказала Лайцзе-лу, отчитывая его. – Это просто безумие – спасать жизнь злого человека, пытавшегося навредить тебе.
– У него ничего не вышло, а я ни о чем не жалею. Зато я каждый день с тобой.
– Тебе также повезло, – сказала она, пропустив мимо ушей его слова, – что его превосходительство Дэн Дин-чжань прислал своего личного врача. Чужеземный доктор сказал, что пройдут многие месяцы, прежде чем ты полностью поправишься…
– Месяцы!
– Но врач его превосходительства назначил тебе масло растения, которое растет на дальней стороне Чжунцзина. Лекарство это очень сильное. В древней легенде рассказывается о боге, который решил спуститься с небес, потому что был очень любопытен, и внизу он чуть не погиб в огне. Тогда главные боги сжалились над ним и стали лечить его этим маслом, и вскоре Он был вновь здоров.
– Все это хорошо, – сказал Джонатан, – но я не могу позволить себе поправляться много недель. Мне обязательно нужно вновь выйти в море.
– Сейчас ты чувствуешь себя уже достаточно хорошо, чтобы мой отец мог обсудить с тобой дела, Я приведу его.
Она встала, расправляя складки на своем чонсаме.
– Подожди!
Девушка стояла у постели и улыбалась ему.
– Ты так замечательно заботилась обо мне, была столь добра, что у меня просто не хватает слов, чтобы выразить Свою благодарность.
– Мне не нужна благодарность.
– Я люблю тебя, – искренне сказал Джонатан.
Лайцзе-лу засмеялась:
– Я это знаю, как и все остальные в этом доме. Когда ты бредил, ты кричал об этом во весь голос, а голос у тебя очень громкий, когда ты хочешь, чтобы тебя услышали.
– Значит, твой отец и Сара знают?
– Ты сам говорил об этом мисс Саре, и часто. – Увидев, что он забеспокоился, девушка наклонилась и нежно поцеловала его в губы. – Все будет хорошо, вот увидишь, – сказала она ему. – Пока же тебе нельзя волноваться. – Ее каблучки застучали по выложенному плиткой полу, и она вышла из дома.
Джонатан еще не успел прийти в себя, а Сун Чжао уже вошел в его спальню, поклонился, и сел на большую подушку около Джонатана.
– Твои сиделки были очень строги, – сказал Чжао, – и не разрешали мне повидать тебя раньше.
– Я очень рад вашему приходу, – ответил Джонатан. – Женщины просто не понимают деловых обязательств. Я высоко ценю все, что делали для меня дамы, но я должен сдержать слово, которое я дал вам. Я должен вывести клипер в море.
Торговец слегка улыбнулся.
– Если «Летучий дракон» придерживается своего графика, – сказал он, – то сегодня он уже в Маниле. Как только он вернется сюда с грузом пеньки, он снова отправится в Джакарту.
Джонатан был потрясен.
– Мы с Чарльзом Бойнтоном долго беседовали, – сказал Чжао, – и решили, что было бы разумно, если б он принял командование кораблем, пока ты поправляешься. Тогда и время не будет потеряно, и ущерба никакого.
– Это верно, сэр. Но я чувствую себя очень глупо.
– Ты неправ. Ты оказал огромную услугу Срединному царству. Наместник императора благодарен тебе и направил письмо императору Даогуану, так что теперь весь двор в Пекине будет знать, что не все чужестранцы – наши враги. По нашим подсчетам, несколько сотен ящиков с чистым индийским опиумом были уничтожены во время пожара на складе Брюса.
– Отчего начался пожар?
Торговец пожал плечами:
– Никто не знает. Но ты вернулся на склад и спас Брюса после того, как дрался с ним, так что все считают только твоей заслугой уничтожение наркотика. Все важные лица, включая и самого наместника, очень рады. Мы бы просто не смогли провести официальный обыск на складе Брюса, потому что тогда бы вмешался британский военный флот. Конечно, улики исчезли в огне, так что будет трудно выслать Брюса из Китая. Но ему очень долго нужно будет приходить в себя от убытков, значительно дольше, чем поправиться физически.
– Мне его совершенно не жаль, – сказал Джонатан.
– Даже к лучшему, что ты вернешься в Америку до его выхода из госпиталя. Кай, который всегда все знает о том, что здесь творится, рассказал мне, что Брюс ненавидит тебя еще сильнее, чем когда-либо, и клянется, что отомстит тебе.
– Я не боюсь его, уверяю вас.
– Ты уже доказал это, Джонатан. Но проблема превращается в чисто теоретическую. Он ведь не сможет причинить тебе вреда в Соединенных Штатах.
– Я намерен вернуться в Китай, сэр. – Джонатан собрался с духом и сказал: – Господин Сун, насколько я понимаю, я очень много говорил в бреду, так что вы уже не удивитесь, если я скажу вам, что люблю Лайцзе-лу.
– Мне не было нужды прислушиваться, когда ты бредил, чтобы узнать то, что я понял давным-давно. Я также знаю, что и моя дочь любит тебя.
– С вашего позволения, сэр, я хочу жениться на ней, когда вернусь сюда. Я бы попросил ее руки сразу, до отплытия, но мне необходимо прежде обрести боле твердое финансовое положение.
Чжао кивнул, но ответил не сразу.
– Ты заберешь ее в Америку?
– Да, сэр.
– И ее там примут?
– Те, кто дороги мне – и ей, – примут ее. Как и другие, со временем.
– Счастье моей дочери очень важно для меня, Джонатан. Я не хотел бы, чтобы ей было плохо.
– Так же как и я, господин Сун.
– Моя дочь говорит, что ты помолвлен, вернее, был помолвлен с девушкой в Соединенных Штатах.
– Это так, сэр, и это еще одна из причин, по которой мне не следует жениться до отъезда. Я уже давно написал Луизе письмо, попросив ее отменить нашу договоренность. Я хочу, чтобы она освободила меня, прежде чем я женюсь на единственной женщине, которую я когда-либо любил.
– Мисс Сара говорит, что род Рейкхеллов древний и благородный, а также очень богатый. – Чжао помедлил. – Ты, конечно, знаешь, что когда я отправлюсь к праотцам, Лайцзе-лу унаследует большое состояние, возможно, столь же большое, как у твоей семьи в Америке.
– Я знаю это, сэр, и уверяю вас, что ее наследство совершенно никак не связано с моими чувствами.
– Я никогда и не думал по-иному. Но я должен получить от тебя клятву, прежде чем дам свое согласие на ваш брак. Если боги будут добры к вам, у Лайцзе-лу будут дети. Мои внуки. Я хочу, чтобы они были обучены торговому ремеслу.
– А Рейкхеллы и не знают иного ремесла, господин Сун.
– Выслушай меня. Когда эти дети станут достаточно взрослыми, чтобы сами вести дело, я хочу, чтобы они приехали на Восток и взяли в свои руки дело, основанное мною. Когда я умру, я хочу знать, что мои прямые наследники будут руководить делом Суна.
– Я принимаю ваше условие всем своим сердцем, господин Сун, – твердо сказал Джонатан, – и я даю вам торжественную клятву, что мы с Лайцзе-лу сделаем так, как велите вы.
– Тебе может понадобиться время, чтобы обдумать этот вопрос, – сказал торговец. – Не давай легких обещаний. Я считал, что ты захочешь, чтобы твои сыновья продолжали дело Рейкхеллов.
– Я уже некоторое время думаю об этом, – сказал Джонатан, – и даже еще не давая вам клятву, я уже принял решение. Я не вижу причин, почему бы сыновьям Лайцзе-лу не действовать одновременно и в Америке, и на Востоке. Торговля между моей страной и Срединным царством, несомненно, сильно расширится в будущем. У моих сыновей сразу будет преимущество перед их конкурентами, если они будут твердо стоять на ногах и в Срединном царстве, и в Соединенных Штатах.
Сун улыбнулся ему, просияв.
– Я счастлив, что у меня будет зять, думающий так же, как и я. Союз Суна и Рейкхеллов приведет к процветанию обеих династий. – Он встал, пожал Джонатану руку и вышел.
Разговор прошел так хорошо, что Джонатан был просто поражен. Последнее препятствие было преодолено, и он ликовал.
Спустя некоторое время вернулась сияющая Лайцзе-лу.
– Все произошло так, как я и предполагала, – сказала она.
– Откуда ты знала?
– Два дня назад у меня был долгий разговор с отцом. Я сказала ему, что никогда не выйду за кого-нибудь другого по своему желанию, хотя у него и есть право заставить меня выйти замуж за того, кого он сам выберет. Мое будущее очень много значит для него, и он согласился, но мне пришлось обещать, что я ничего не скажу тебе, особенно о той клятве, которую он хотел получить от тебя. Твой ответ порадовал его. Она наклонилась, чтобы вновь поцеловать его.
Джонатан потянулся к ней.
Лайцзе-лу поспешно отступила.
– Не сейчас, – сказала она. – Мы должны подождать, пока ты окрепнешь и твои ожоги заживут.
Он улыбнулся ей.
– Я буду разумным, потому что ты не оставляешь мне выбора. И все же это торжественный день. Я пока не могу подарить тебе кольцо, которое могло бы соперничать с изумрудами, подаренными тебе императором Даогуаном, хотя когда-нибудь так и будет. Сейчас же я хочу, чтобы ты приняла то, что мне дороже всего. – Он потянулся к золотым часам с цепочкой, лежавшим рядом с ним. – Эти часы принадлежали моему деду, а до него – его деду, – продолжал Джонатан. – Прими их как знак моей любви к тебе.
– Я не могу, – сказала девушка, качая головой. – Они слишком ценные. Никто лучше китайцев не понимает, какое благоговение вызывают в душе вещи, принадлежавшие предкам.
– Я настаиваю, чтобы ты взяла их, – сказал Джонатан. – Если хочешь, отдай их нашему первому сыну, когда сочтешь нужным.
Когда Лайцзе-лу взяла в руки часы, в глазах ее стояли слезы. Внезапно она сняла медальон с Древом Жизни, подаренным ей королем Сиама, и надела его на шею Джонатана.
– Теперь и у тебя будет символ нашей любви.
Это был самый прекрасный момент его жизни, которым Джонатан всегда будет дорожить. Он наклонился к ней, не обращая внимания на боль в боку и плечах, и их поцелуй стал залогом той любви, которая будет соединять их все годы, которые им еще суждено прожить.
Эдмунд Баркер и команда «Летучего дракона» хорошо приняли Чарльза, который, к счастью, имел удостоверение капитана и мог его временно замещать, так что на корабле царила полная гармония.
– У Рейкхеллов морская вода в крови, – сказал Эдмунд Баркер. – Вести корабль для них так же естественно, как и дышать.
Клипер все время был в деле, если позволяла погода, и редко стоял в порту более одного-двух дней, совершая рейс за рейсом на Формозу, Филиппины и в голандскую Ост-Индию. Чарльз получал огромное удовольствие от посещения Джакарты, где он был гостем Толстого Голландца. Их объединяло родство душ – оба любили вкусно поесть, хорошие вина и общество привлекательных девушек.
Во время его кратких остановок в Вампу, между рейсами, Чарльз неизменно проводил ночи с Элис Вонг и однажды сам себя удивил тем, что завел с ней серьезный разговор.
– Скоро ты ехать в Англию, – сказала она, – и Элис больше не видеть Чаррза опять.
– Ты ошибаешься, – ответил он. – Я буду возвращаться сюда – и часто.
Молодая женщина покачала головой.
– Все чужестранцы уходят и не возвращаются.
– Перед тобой чужестранец, который вернется. Я намерен торговать с Востоком до конца жизни.
– Элис рада, – сказала она с сомнением в голосе.
– Я хочу кое-что сделать для тебя, пока меня не будет, – порывисто произнес Чарльз и открыл кожаный кошелек, в котором он носил деньги, высыпал его содержимое на стол. Водопад серебряных монет обрушился на стол, некоторые покатились на пол.
Элис тут же собрала все монеты и сложила их в аккуратные стопки.
– Слишком много, – запротестовала она. – Больше пятисот серебряных юаней.
– Тем лучше, – ответил он. – Я заработал здесь намного больше, чем ожидал, так что я не буду испытывать недостатка в них. Я хочу, чтобы ты взяла эти деньги.
Ни один мужчина никогда не проявлял такой щедрости по отношению к ней, и она уставилась на него.
– Тебе нужно быть независимой, чтобы посылать к черту таких, как Оуэн Брюс, – пояснил он.
– Элис не хотеть другого, кроме Чаррз!
Чарльзу явно стало не по себе. Элис более чем удовлетворяла его как временная любовница, но в его долгосрочных планах для нее не было места. Ни при каких обстоятельствах не мог он взять китайскую шлюху в Англию, где унаследует отцовский титул баронета, и он не предполагал также целиком взять ее на содержание в Кантоне. Чарльз пожалел уже о своем порыве, но в то же время ему не хотелось обидеть ее.
– Возвращаясь сюда, я буду спать только с тобой.
К его удивлению, она была довольна таким ответом.
Она безраздельно отдавала ему себя, а взамен ожидала очень малого.
Он все еще думал об Элис, когда Кай во главе эскорта проводил его в имение Сун Чжао, чтобы Чарльз мог навестить выздоравливающего Джонатана. Чарльз первый раз шел через Кантон, и его поразили улицы, звуки, запахи бурлящего города. Он пришел к выводу, что трудолюбивые, упорные китайцы значительно умнее, нежели предполагал Запад.
Джонатан, облаченный в китайскую рубашку с открытым воротом и брюки, тренировался в метании своих индонезийских кинжалов во дворе, когда прибыл его кузен. Он похудел, но все еще сохранил загар и выглядел вполне здоровым.
– Ты мне не кажешься очень больным, – сказал Чарльз.
– Я и не болен, – ответил Джонатан, ведя его в гостиную. – Врач наместника, который почти каждый день приходит меня осматривать, говорит, что я почти уже поправился, но он не разрешает мне приступить к работе раньше, чем через две недели. Нам придется провести на Востоке больше года, но тут уж ничего не поделаешь.
Глядя в окно, Чарльз увидел, как на противоположной стороне дворика из своих покоев вышла Лайцзе-лу.
– В этом есть свои плюсы, – сказал он с улыбкой.
Сохраняя серьезное выражение, Джонатан кивнул:
– Все равно, как только врач даст разрешение, я сразу хочу отплыть домой. Сун Чжао предоставляет нам сухой док в любое удобное для нас время, чтобы мы могли очистить днище от ракушек. Еще нужно будет покрасить корабль. Потом нужно заняться припасами для обратного пути.
– Предоставь все это мне, – сказал Чарльз и подробно рассказал ему о своей работе в качестве капитана, о каждом рейсе клипера и о том, насколько велики доходы.
– Ты не терял времени, – сказал Джонатан.
Молодой англичанин внимательно рассматривал нефритовый медальон, видневшийся в открытом вороте рубашки своего кузена.
– Ты тоже.
Джонатан дотронулся кончиками пальцев до нефритового Древа Жизни.
– Я женюсь на Лайцзе-лу, когда вернусь в Кантон. Сун Чжао дал свое согласие.
– Она прелестная девушка и поразительно умна. Прими мои поздравления.
– Благодарю.
Чарльз секунду колебался.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Ты напрашиваешься на неприятности.
– Мы преодолеем их, – твердо сказал Джонатан.
– А вдруг, когда ты вернешься в Новую Англию, Луиза Грейвс откажется порвать вашу помолвку?
– Это невозможно, – уверенно заявил Джонатан. – Луиза совершенно не любит меня, как и я ее.
Чарльз был далеко не так уверен в том, что исход будет столь ясным. Его кузен был наивным в отношениях с женщинами и не понимал, что Луиза вполне могла заупрямиться, если не окажется другого претендента на ее руку.
Сун Чжао пригласил молодого англичанина остаться на обед, и Чарльз еще больше забеспокоился. Он почувствовал перемену в отношениях между Джонатаном и Лайцзе-лу. Они не только были явно влюблены, но он был уверен, что они в еще более близких отношениях. Он восхищался смелостью Джонатана, но в то же время не мог не думать о том, что в Новой Англии его могут ожидать осложнения. С другой стороны, человек, собравшийся привезти жену с Востока в наиболее консервативную, связанную традициями часть Соединенных Штатов, несомненно, сам мог построить свою судьбу.
Джеримайя Рейкхелл настоял на небольшом семейном торжестве по случаю дня рождения Луизы. Луиза не проявила никакого энтузиазма, но дала свое согласие, когда ее родители приняли приглашение.
Малыш, который уже ползал и лепетал что-то, был в центре внимания, и оба деда с радостью соперничали между собой в том, кто больше преуспеет в баловстве внука. После того как все встали из-за стола, Джулиана уложили отдохнуть, беспокойные дети Уокеров получили разрешение поиграть на улице, а разговор взрослых, естественно, зашел о Джонатане.
– Я все время думаю, когда же он вернется домой, – сказала Наоми Грейвс. – Он уже давно должен был вернуться.
Брэдфорд Уокер с надеждой подумал, что, может быть, какое-то несчастье случилось с Джонатаном на Востоке, но он держал эти мысли при себе. Ничто не доставило бы ему большей радости, чем полное исчезновение шурина. Брэд очень внимательно следил за своими словами и поступками с того самого дня, когда Джеримайя Рейкхелл отчитал его, но, как и всем остальным, ему оставалось только ждать. Его притязания на пост директора компании возрастут во сто крат, если Джонатан так кстати исчезнет с лица земли. А теперь, когда произошло слияние компаний Рейкхеллов и Бойнтонов, ему, как никогда, хотелось взять в свои руки контроль над деятельностью компании в Америке.
