Текст книги "Династия Рейкхеллов"
Автор книги: Майкл Уильям Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)
Джессика благоразумно воздержалась от каких-либо комментариев.
– Ты не только вынудишь меня покупать клиперы у других, что, вероятно, означает, что придется ждать несколько лет, – заявил ее муж, – но еще и Чарльз покинет компанию Бойнтонов и перейдет на постоянную работу к Рейкхеллам.
– Думаю, он может, – признал Джеримайя.
Сэр Алан сердито посмотрел на него.
– Интересно, – сказал он, – есть ли в этом отсталом доме хорошее шотландское виски. Я отказываюсь пить отраву, сделанную из кукурузы, которую вы тут, в колонии, упорно называете виски-бурбон.
– Зная о вашем приезде, – сказал Джеримайя, – я принял меры и поручил одному из моих бригов доставить виски из Эдинбурга. – Он подошел к столу в другом конце комнаты, налил в стакан виски, добавив туда воды.
Сэр Алан понюхал напиток с подозрением, но остался доволен и поднял стакан.
– Да поможет нам Бог, – сказал он. – За новое партнерство, и да здравствует его процветание!
Оуэн Брюс был обеспокоен. Избиение голландских солдат и смерть одного из них задержали восстановление нормальных отношений. Но это как раз беспокоило его меньше всего. Слишком много людей, и иностранцев, и китайцев, хорошо зарабатывали на торговле, и нынешняя ситуация не могла долго оставаться без изменения. Через неделю, максимум через две, неприятности забудутся, и деньги вновь потекут рекой.
Брюса больше расстраивало то преимущество, которое получил «Летучий дракон». Его стремительное плавание не только приносило огромные доходы владельцам корабля и Сун Чжао, но и также способствовало распространению мнения о том, что этот корабль может делать то, что не под силу обычным торговым судам. Толстый шотландец завидовал и понимал это.
Еще более неприятным было высокомерное презрение американского капитана и его английского первого помощника к перевозке опиума. Безусловно, были и другие, думавшие, как они, но эти капитаны молчали, занимались легальной торговлей и не лезли в чужие дела. Рейкхелл и Бойнтон столь горячо высказывались против перевозки и продажи опиума, что тем самым активно побуждали и другие корабли следовать их примеру, а это уже было опасно.
Брюс богател на перевозке опиума и не собирался терять этот доход. Поэтому ему было необходимо нейтрализовать усилия этих двух молодцов.
Нынешний кризис предоставил ему такую возможность. Он уже высказал жалобу сэру Уильяму Эликзандеру, но коммодор едва удостоил его вниманием. Это вынудило Брюса действовать более решительно. Он составил петицию, а затем показал ее владельцам всех английских факторий и управляющим в Вампу.
– Капитан «Летучего дракона» Рейкхелл подрывает наше дело и действует против наших интересов. Он не только работает на Сун Чжао, вынимая деньги из наших карманов и хлеб из наших ртов, но в этот трудный период он стал просто невозможным. – Брюс говорил с большой искренностью. – Мы сидим тут, в Вампу, каждый день теряя деньги, ожидая, когда возобновится торговля. А Рейкхелл в Кантоне – единственный белый человек в городе – составляет новые планы вместе с Сун Чжао. Если мы не займем твердую позицию все вместе, Рейкхелл монополизирует рынки Востока. Его чертов корабль так быстр, что он сумеет сделать это, будьте уверены.
Он был настолько убедителен, что все шесть других представителей английских факторий, включая местного управляющего влиятельной Ост-Индской компании, подписали петицию, требуя, чтобы сэр Уильям Эликзандер ограничил деятельность Рейкхелла.
Брюс отправился и на американский склад, но два представителя Новой Англии, работавшие там, даже не захотели слушать его.
– Компания Рейкхеллов одна из самых достойных в Соединенных Штатах, – сказали они. – И если Джонатан Рейкхелл так умен, что сумел добиться полного доверия столь влиятельного человека, как Сун Чжао, то удачи ему.
Столкнувшись с отпором, Оуэн Брюс все же не потерял надежды и отправился опять к коммодору.
– Сэр Уильям, – сказал он, – здешние единодушны. Это просто возмутительно, что, когда мы все страдаем, хозяин «Летучего дракона» извлекает выгоду из нашего тяжелого положения. Он провел все время, пока действовало эмбарго, в доме Сун Чжао в качестве гостя, а это неправильно. Мы отправляем копию нашей петиции в Адмиралтейство в Лондоне и считаем своим долгом предупредить вас об этом.
– Разумеется, – сухо сказал коммодор, прекрасно понимая, что его ставят в такое положение, когда он просто будет вынужден принять меры. Лорды Адмиралтейства совершенно не представляли, что происходило на Востоке, и единственное, что их беспокоило, так это поддержание мира в интересах владельцев факторий и тех, кто занимался морскими перевозками.
– Я уверен, сэр Уильям, – сказал Брюс, – что вы захотите наказать молодого Рейкхелла, чтобы он понял, насколько важно всем белым действовать единым фронтом.
– Совершенно верно. – Сэр Уильям постарался скрыть свое презрение к алчному шотландцу.
Позднее, оставшись один, коммодор обдумал проблему со всех сторон. Если он не накажет каким-то образом Джонатана Рейкхелла, то у него самого будут неприятности дома. Взвесив все, он написал тщательно сформулированное письмо императорскому наместнику. Дэн Дин-чжань был прозорливым человеком, умевшим читать между строк, и он соответствующим образом разберется с американцем, завоевавшим доверие Сун Чжао – главного представителя наместника в международной торговле.
Выполнив свой долг, сэр Уильям отправил письмо во дворец наместника, вручив его китайскому курьеру, пользовавшемуся доверием. После этого он вздохнул с облегчением и продолжал мечтать о том, что будет переведен обратно в Англию или в худшем случае пробудет здесь еще несколько лет, прежде чем сможет уйти в отставку. Стоило ему лишь закрыть глаза, и перед ним, словно наяву, представал собственный сад с розами.
Никто в имении Сун Чжао не знал, что назревает, и Джонатан, если бы ему сообщили, посмеялся бы над проделками Брюса. Они с Лайцзе-лу были полностью поглощены друг другом, и он так ценил каждый момент, проведенный в ее обществе, что, несмотря на стремление вернуться к работе, ему было почти жаль, что нынешняя ситуация не могла длиться бесконечно. Он и Лайцзе-лу потеряли счет времени, и Джонатан никогда не был так счастлив.
Сара Эплгейт, однако, совсем по-иному смотрела на роман, и как-то ближе к вечеру она отправилась к Сун Чжао, сильно взволнованная.
– Боюсь, что визит женщины, которая провела ночь с Джонатаном, не дал того результата, на который мы рассчитывали.
Протирая очки, Чжао, делавший это всегда в моменты беспокойства, вздохнул.
– Джонатан и Лайцзе-лу стали неразлучны, – сказала Сара. – И это далеко не самое страшное. С каждым днем они влюбляются друг в друга все сильнее. Они все время смотрят друг на друга. Их руки постоянно соприкасаются.
– Я знаю, – прервал ее Чжао. – Я не слепой.
– Тогда вы должны что-то сделать.
– Я не могу запретить им проводить время друг с другом. Это, несомненно, только сблизит их.
– Я понимаю, что это очень сложно.
– Возможно, первая женщина, которую я направил к Джонатану, не смогла удовлетворить его, – сказал Чжао задумчиво. – Это не оставляет мне иного выбора, кроме как договориться о приходе другой женщины. Может, это и не самое лучшее решение проблемы, но я не могу придумать ничего другого.
Лайцзе-лу ничего не знала о плане отца, да и она была занята собственной дилеммой. Она совершенно не сомневалась в том, что Джонатан знал, что именно она тайно посетила его ночью. Безусловно, по ее реакции он тоже почувствовал, что она знает о его догадке. Поэтому, решила она, они лишь ведут глупую игру, сохраняя бесполезную видимость.
Сейчас, когда она пожелала ему спокойной ночи, после того как они обнялись и поцеловались в библиотеке, Лайцзе-лу еще раз поняла, как он жаждет ее, как он вновь хочет ее столь же сильно, как и она его. Тем не менее он не мог взять на себя инициативу, потому что был человеком чести и жил в доме ее отца. Только она могла разрушить этот новый тупик.
С огромной неохотой вернувшись в свои покои, она поняла, что одна не может разрубить этот узел. Казалось, что проще – пересечь дворик, открыть дверь в спальню Джонатана и очутиться в его объятиях. И все же самые простые и прямые шаги иногда могут оказаться самыми сложными. План, придуманный ее отцом и Сарой предоставил ей отличный предлог заменить собой другую женщину. Но она была леди и боялась, что Джонатан станет меньше ценить ее, если она придет к нему сама, открыто и смело.
Разрываясь между желанием и воспитанием, которое заставляло ее колебаться, она выглянула в окно и посмотрела через дворик. Ставни в его комнате были открыты, и она видела, как он ходил по комнате. Ей было совершенно ясно, что он взволнован, и она догадалась, что он переживает ту же внутреннюю борьбу, которая причиняла ей такие муки. Она чувствовала, что ее решимость ослабевает.
И вдруг Лайцзе-лу замерла. Молодая женщина, лицо которой покрывал толстый слой косметики, в узко обтягивающем чонсаме, с разрезами по бокам до самых бедер, шла к покоям Джонатана неторопливой, уверенной походкой.
Девушка слишком поздно поняла, что происходит. Ее отец и Сара, недовольные своим первоначальным планом, направили к Джонатану другую женщину.
Лайцзе-лу хотелось побежать через двор, вцепиться в волосы этой девице и выгнать ее прочь, в темноту. Но почти одновременно инстинктивно она поняла, что устраивать сцену было бы слишком опасно. Показав, что она слишком хорошо осведомлена о планах отца и мисс Сары, вмешавшись и сорвав их план, она может слишком выдать себя. Ни при каких условиях она не хотела, чтобы они узнали, что она пошла к нему вместо первой женщины, направленной ими.
Пока она колебалась, наглая девица вошла в гостиную Джонатана, закрыла за собой дверь и приняла вызывающую позу.
Испытывая муки ревности и гнева при виде происходящего, Лайцзе-лу не могла слышать, что говорила женщина, но было очевидно, что она предлагает себя Джонатану. В отсвете масляных ламп Лайцзе-лу увидела его удивленное лицо, а потом пришла в смятение, заметив, что Джонатан рассмеялся. Она продолжала наблюдать, хотя ей и хотелось отойти от окна.
Красавица, пришедшая к Джонатану, потянулась к верхней застежке платья, собираясь расстегнуть ее…
Джонатан что-то резко сказал.
Женщина расстегнула одну пуговицу, затем вторую.
Внезапно Джонатан начал действовать. Он подошел к женщине и, положив руки ей на плечи, повернул ее вокруг и вытолкнул за дверь.
Настроение Лайцзе-лу сразу улучшилось. Он не желает никого, кроме нее. Значит, правда, что лишь одна женщина в мире интересует его! Лайцзе-лу едва обратила внимание на отвергнутую девицу, надменно прошагавшую обратно в направлении дома Кая.
Очередной замысел ее отца провалился исключительно благодаря верности Джонатана, и Лайцзе-лу ликовала.
Она не могла отправиться к нему этой же ночью, когда ее отец, Сара и Кай не будут спать после провала их очередного заговора, но жребий уже брошен. Этот новый вероломный поступок освободил ее от обязательства воздерживаться от интимных отношений с Джонатаном. Теперь она пойдет к нему открыто и ее совесть будет чиста.
Никогда не действуя поспешно, Дэн Дин-чжань подождал пару дней после получения письма от коммодора сэра Уильяма Эликзандера. Смысл этого послания был ясен, и он был согласен с коммодором. Единственный вопрос для наместника заключается в том, как осуществить его участие в этой молчаливой сделке.
Наконец, он вызвал своего мажордома, и огромный Ло Фан пришел в его личные покои.
– Я надеюсь, ты передал все кому следует. Завтра наши люди, работавшие на чужеземцев в Вампу, вернутся на рабочие места.
– Это ваша воля, ваше превосходство, и ваши приказы будут выполнены. – Ло Фан говорил сердито.
Дэн Дин-чжань улыбнулся:
– Я знаю, что ты не согласен. Если бы ты сидел вместо меня на троне, то чужестранцы уже были бы изгнаны из Срединного царства.
– Да, это так, – ответил мажордом.
– Ты забываешь, что император Даогуан получает часть доходов от торговли с иностранцами. Я тоже получаю свою долю. Император Даогуан желает познакомиться со многими изобретениями чужестранцев. Так что проблема подобна той, с которой столкнулся дьявол в одной старинной легенде. Он обидел богов, и когда отрубил голову огромной змее, которая собиралась напасть на него, двенадцать новых голов выросло на месте прежней.
Ло Фан понял значение слов его хозяина. Его должность предполагала выполнение императорской политики, а не формирование самой политики.
– Ты знаешь об американском Фань-гуй, который вынужден жить в доме Сун Чжао в это тяжелое время? – спросил наместник.
Удивленный вопросом, мажордом кивнул.
– Говорят, что он не такой, как другие иностранцы. Он верно служит Сун Чжао, который абсолютно предан Срединному царству. Говорят, – добавил он, предпочитая не упоминать, что Кай был его информатором, – что у этого американца китайское понятие чести. Он отказался заниматься опиумом. Он не пытается обмануть Сун Чжао или кого-нибудь другого.
– Я тоже слышал о нем только хорошее, – сказал Дэн Дин-чжань. – Поэтому просто неизбежно, что он нажил себе врагов среди других чужестранцев. Они потребовали, чтобы он был наказан, потому что провел это тяжелое время в доме Сун Чжао. Английский коммодор прислал мне эту просьбу, но ему тоже нравится американец и он не хочет, чтобы он сильно пострадал.
– Почему нельзя забыть об этой просьбе? – спросил Ло Фан.
– Фань-гуй – странные люди. Англичане, зарабатывающие здесь деньги на опиуме и на другой торговле, имеют влиятельных друзей при дворе их короля в Англии. Если они сочтут, что коммодор слишком снисходителен, его заменят другим чиновником, который может причинить нам гораздо больше неприятностей. Так что в наших же интересах обеспечить выполнение этой просьбы.
– Что вы изволите приказать, ваше превосходительство?
– Нужно напасть на американца. Но нельзя допустить, чтобы его убили или покалечили на всю жизнь.
– Мало кто сможет выполнить такой противоречивый приказ, ваше превосходительство.
– Я знаю лишь одного. Он специалист в искусстве боя, но он достаточно умен, чтобы знать, когда следует умерить свою силу и умение.
Ло Фан низко поклонился.
– Я сам займусь этим делом, ваше превосходительство, – сказал он, и как только вернулся к себе, Ло Фан сразу же отправил послание Каю.
Сун Чжао смирился с неизбежным, когда его собственный мажордом пришел к нему. Невозможно было не подчиниться приказу императорского наместника, и поэтому сразу после ужина Сун Чжао настоял, чтобы Лайцзе-лу и Сара в паланкине сопровождали его на особый праздник фейерверков, который проходил во дворцовом саду наместника. Самые привилегированные лица, особенно из высоких классов мандаринов, редко удостаивали своим присутствием подобные спектакли, и Лайцзе-лу стала возражать, потому что в душе надеялась встретить Джонатана в его покоях после их обычного вечернего прощания.
Однако ее отец был непреклонен, так что у них с Сарой не было выбора. Один их помощников Кая взял на себя руководство их охраной, на что женщины не обратили внимание; если бы они задумались над этим, то сочли бы странным, что мажордом сам не отправился с ними.
Джонатан был предоставлен сам себе и, взяв с собой книгу в комнату, приготовился провести вечер один, за чтением.
Спустя некоторое время через боковую калитку имения Кай впустил высокого, крепкого мужчину, который был одет во все черное.
Джонатан вздрогнул, когда открылась дверь в его гостиную и в дверях показался совершенно лысый гигант во всем черном.
Зная, что познания американца в кантонском наречии были ограничены, Ло Фан произнес медленно и отчетливо:
– Фан-гуй! Готовься защищаться.
Заметив сразу, что этот человек не был вооружен, Джонатан отложил книгу в сторону.
– Ты собираешься ограбить меня? – решительно спросил он.
– Нет, я собираюсь научить тебя уважению.
Какое-то мгновение Джонатан думал, что великан шутит, однако говорил он серьезно, и в глазах его не было и намека на смех. Это вторжение было просто бессмысленным. Он понял цель визита молодой женщины, которую недавно отправил назад, но совершенно не понимал причины, по которой Сун Чжао мог быть причастен к неожиданному появлению этого незнакомца.
Он не мог продолжать сидеть, когда ему угрожали, каковы бы ни были мотивы этого человека, и поэтому он встал и собрался с силами, почувствовав, что сейчас его атакуют.
Ло Фан приблизился к нему и, сделав классический для восточных единоборств выпад, попытался нанести американцу удар ребром ладони по голове.
Кай отрабатывал с ним этот удар много раз, и Джонатан с легкостью отразил его локтем.
Ло Фан был страшно удивлен, поняв тут же, что этот американец знаком, по меньшей мере, с азами древнего боевого искусства Срединного царства. Что ж, прекрасно. Великан нацелил удар в пах противника.
Джонатан умело увернулся, а затем резко выбросил ладонь со сложенными вместе и напряженными пальцами прямо в нижнюю часть живота великана.
Ло Фан охнул и сощурил глаза. Фань-гуй даже осмелился пойти в наступление, используя китайские методы борьбы. Это уже было не то простое дело, на которое рассчитывал глава Общества Быков; на карту было поставлено его чувство собственного достоинства, и он решил закончить бой быстро и решительно.
Почувствовав перемену в настроении его противника, Джонатан активно защищался, пытаясь вспомнить все, чему его научил Кай на их ежедневных занятиях. Вскоре ему стало ясно, что он не годится в противники этому гиганту. Тот боролся очень умело, прекрасно выбирая момент для удара. Джонатан знал, что рано или поздно либо будет избит до бесчувствия, либо покалечен.
Поэтому он вынужден был прибегнуть к собственным методам борьбы, как только предоставится подходящая возможность. Если ему суждено проиграть в этой бессмысленной битве, то, по крайней мере, он не опозорит себя.
Он сделал обманное движение левой рукой, зная, что китаец сразу заметит его и передвинется вправо.
Ло Фан отреагировал точно так, как и предполагал Джонатан.
Размахнувшись изо всей силы и добавив к удару весь вес своего тела, Джонатан нанес такой сильный удар в скулу китайца, что у того все поплыло перед глазами.
Американец тут же продолжил серию ударов в тело противника слева и справа и завершил эту атаку аперкотом, от которого великан отлетел к стене, ударившись о нее.
Совершенно разозлившись, Ло Фан рванулся к центру комнаты, нанося удары руками и ногами.
Джонатан применял все приемы китайской борьбы, которые ему были известны, чтобы избежать ударов. Тем не менее он был убежден, что будет уничтожен, если продолжит эту тактику, и он стал ждать новой возможности. Короткий удар справа в живот великана практически остался им незамеченным, а вот хук слева, прямо в челюсть, сбил великана с ног.
Падая, Ло Фан все-таки сумел сделать подсечку и увлек Джонатана за собой.
Ни одни из них не успел встать с пола. Они продолжали бороться, катаясь по полу, и каждый стремился одержать верх. Ло Фан применял приемы китайской борьбы, а возбужденный Джонатан инстинктивно вспоминал все, чему научился в детских драках в Новой Англии.
Оба были сильны, обладали большой стойкостью, и ни один не мог одержать решительную победу. Силы обоих постепенно иссякли, но даже в изнеможении они продолжали борьбу.
Они остановились лишь после того, как кто-то над ними закричал:
– Хватит!
Смеющийся Кай держал в руках раскрашенный кувшин.
– Вы убьете друг друга, если не остановитесь, – сказал он.
Противники отпустили друг друга. Они так устали, что едва смогли подняться на нош.
– Джонатан, позволь мне представить тебе моего хорошего друга Ло Фана. Фан, представляю тебе Джонатана.
– Мы уже познакомились, – сказал Джонатан, ловя ртом воздух.
Кай передал им кувшин, и каждый отпил из него.
Едва пригубив крепкий напиток, Джонатан понял, что это мао тай. Напиток несколько подкрепил его, и Джонатан смог, шатаясь, добраться до дивана, заваленного подушками.
Ло Фан рухнул рядом с ним.
– Никогда в жизни не видел лучшей борьбы, – сказал сияющий Кай.
Усталый Джонатан, держась руками за голову, осмотрел гостиную и увидел, что в ней все было вверх дном. Стол был перевернут, два изящных стула сломаны, везде были разбросаны безделушки, которые Кай поднимал и, осмотрев, ставил на полки.
– Не соблаговолит ли кто-нибудь объяснить мне, в чем дело? – потребовал Джонатан, невольно переходя на родной язык.
Два китайца непонимающе смотрели на него.
Он повторил свой вопрос, насколько мог, на кантонском диалекте.
Ло Фан, ощупывавший кончиками пальцев вспухший синяк на щеке, попытался объяснить.
Джонатан растерялся:
– Значит, английский коммодор мой враг?
– Нет, – решительно произнес Ло Фан. – Он должен выполнять волю владельцев факторий, у которых есть влиятельные друзья при дворе английского короля.
– Тогда кому же понадобилось наказывать меня за то, что я жил здесь, когда у меня не было никакой возможности уйти отсюда?
– Тому, кто завидует тебе, – ответил Ло Фан серьезно. – Тому, кто ненавидит тебя потому, что ты отказываешься привозить опиум в Срединное царство.
Джонатан слишком устал, чтобы четко мыслить.
– Твой враг – заморский дьявол по имени Оуэн Брюс, – сказал Ло Фан, вновь отпив из кувшина и передав его Джонатану.
Джонатан сделал глоток, вытер рот тыльной стороной руки, только теперь заметив, что суставы пальцев кровоточат.
– Я не мстителен, – сказал он, – но даю слово, что, прежде чем покину Китай, я отплачу Оуэну Брюсу.
Кай прикрыл крышкой кувшин и, прежде чем проводить Ло Фана к воротам, предложил Джонатану сразу отправиться спать.
Два бывших противника, дравшихся до изнеможения, обменялись принятым в западном мире рукопожатием, а затем по китайской традиции поклонились друг другу.
Возможно, вечер не прошел даром, думал Джонатан, с трудом передвигаясь к своей спальне. Ло Фан, едва упомянувший о своем положении, но явно работающий у наместника, стал его другом. Да и Кай относился к нему очень тепло. Хотя он и сам не мог объяснить себе свои ощущения, инстинкт подсказывал Джонатану, что те отношения, которые у него сложились с ними, окажутся очень важны для него в будущем.
Проспав довольно долго, Джонатан проснулся и обнаружил, что все тело по-прежнему болит. Поэтому он решил впервые воздержаться от упражнений с кинжалами и борьбы. Пока ему хватило борьбы с Ло Фаном.
Войдя в гостиную, Джонатан был удивлен, увидев, что вся поломанная мебель заменена и нет никаких признаков нанесенного урона.
Еще один сюрприз ожидал его, когда слуга, вместо того чтобы подать завтрак в гостиной, сказал, что Сун Чжао был бы рад увидеть его в столовой.
Лайцзе-лу и Сара были уже там, и девушка с волнением рассматривала Джонатана, но несколько успокоилась, увидев, что кости у него целы.
– Позволь поздравить тебя, – сказал Чжао, занимая свое место на стуле с мягким сиденьем. – Ло Фан очень сильный человек, и я рад, что ты так хорошо справился.
– Если бы я знала, что произойдет, – сказала Лайцзе-лу с негодованием, – я бы настояла на том, чтобы остаться дома, и запретила бы эту драку.
– Именно по этой причине я и увел тебя из дома, – ответил ее отец, а затем резко переменил тему. – Джонатан, кризис закончился. В данный момент те, кто работает в факториях, возвращаются на работу. «Летучий дракон» пришвартован у моего причала, к полудню трюм будет загружен, и на корабль доставят запасы продовольствия и воды. К середине дня новость о том, что порядок восстановлен, распространится по всему городу, и можно будет без опаски проводить тебя до Вампу. Если захочешь, ты сможешь отплыть с моим грузом на Формозу с вечерним приливом.
– Хвала Всевышнему! – воскликнул Джонатан и продолжал, не позволяя себе взглянуть на Лайцзе-лу. – Я потерял больше трех недель рабочего времени, господин Сун. Хотя это не значит, что я жалею хотя бы о минуте проведенного здесь времени.
Девушка посмотрела на него через стол повлажневшими глазами.
– Я согласился остаться с вами на год, и через шесть недель этот год заканчивается. Мой долг перед семьей, перед моим отцом и компанией обязывает меня вернуться в Америку по истечении этих шести недель.
Сара Эплгейт незаметно вздохнула с облегчением.
– За это время, – сказал Джонатан, – я хочу совершить для вас столько рейсов, сколько успею.
Даже Лайцзе-лу была вынуждена восхититься его чувством долга и трудолюбием, но она не могла скрыть печали, когда вместо занятий языком сразу после завтрака она и Джонатан прошли в сад.
– Я сделаю себе западный календарь, – сказала она, – и все шесть недель я буду отмечать в нем каждый день. Как я страшусь того дня, когда ты уплывешь домой.
Джонатан остановил ее, взяв за руку:
– Ты знаешь, что я должен отправиться домой. Но я клянусь любовью к тебе, любовью, заполнившей все мое сердце, любовью, о которой я никогда не говорил до этой минуты, я клянусь, что вернусь к тебе.
Она вглядывалась в его лицо. Хотя ее глаза наполнились слезами, она одарила его счастливой улыбкой.
– Твой отец богат, как и мой, – сказал Джонатан. – Я довольно хорошо заработал на Востоке, но должен убедиться, что смогу обеспечить тебе спокойное будущее после того, как вернусь домой. Это не займет много времени. И тогда, если ты будешь согласна, я хочу жениться на тебе.
– Нет ничего на целом свете, чего я желала бы так сильно, – сказала Лайцзе-лу.
Несмотря на то что они стояли на виду, они поцеловались и оторвались друг от друга очень неохотно.
– Прежде чем я отплыву в Нью-Лондон, я поговорю с твоим отцом о нашем будущем, – сказал Джонатан.
Лукавый блеск появился в глазах Лайцзе-лу.
– Лучше, если ты подождешь с разговором до последнего дня, – сказала она. – Потому что я буду настаивать, чтобы в перерывах между плаваниями ты жил у нас, как это было во время волнений.
Джонатан моментально понял смысл ее слов, он слишком горячо желал ее, чтобы возразить.
