Текст книги "Шерлок Холмс на орбите"
Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник
Соавторы: Роберт Джеймс Сойер,Крэг Шоу Гарднер,Барри Норман Молзберг,Джон де Ченси,Фрэнк Робинсон,Кристин Кэтрин Раш,Джордж Алек Эффинджер,Вонда Н. Макинтайр,Уильям Реналд Бартон,Мартин Гринберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
Когда в первый день июня мы прибыли в Красноярск, нас встретила на удивление хорошая и ясная погода. Меня поразил этот город, представлявший собой путаницу деревянных зданий, толкавшихся по берегам Енисея, и очаровал его первопроходческий облик – подобное я видел на картинах, изображающих американский Дикий Запад. Улицы представляли собой грязные дороги с непроходимыми лужами. Гостиница, в которую нас поселили, была ужасна: повсюду сновали тараканы неестественно больших размеров, как, впрочем, и все другие известные человечеству паразиты. В этой гостинице мы пробыли четыре дня, пока Холмс с Василием договаривались о поездке по Енисею.
Читатель, вне всякого сомнения, решит, что мы полностью лишились рассудка, отправившись в такое опасное путешествие в самые удаленные уголки дикой природы. На основании своей практики я осмелюсь сказать, что это вряд ли можно назвать сумасшествием. Могу только заметить, что я стремился к этому путешествию с таким воодушевлением, какого не испытывал с первых дней моей дружбы с Шерлоком Холмсом.
Наконец-то нам удалось уговорить одного торговца по фамилии Гортов, обычно занимавшегося продажей мехов, отвезти нас в нужное место. Холмс заранее приобрел лошадей и необходимые припасы. Все это мы погрузили на ветхое судно, осевшее до планшира, и пятого июня отправились в путь. Погода по-прежнему стояла прекрасная, однако тучи мошкары и комаров преследовали нас и терзали, как вампиры.
Сначала мы плыли по течению, и судно Гортова делало более пятнадцати узлов в час. Через несколько дней мы достигли впадавшей в Енисей Ангары и поплыли уже вверх по течению этой более скромной реки (хотя она все равно была шире, чем Темза в Гринвиче). Вечнозеленые деревья по берегам подходили почти вплотную к реке, и это зрелище темно-зеленой стены становилось все более скучным. Наша скорость снизилась до десяти узлов, а временами падала даже до пяти. Дни шли за днями, и мы все ближе сходились с Гортовым. Я уже не боялся, что он бросит нас в Аксенове, не дожидаясь, когда мы вернемся из похода.
Холмс, казалось, пребывал в прекраснейшем расположении духа и наслаждался окружающей нас природой.
Каждый вечер он доставал свои приборы и проводил измерения, сравнивая результаты с координатами на кольце.
Нам потребовалось более двух недель, чтобы добраться до поселка, который Гортов определил как Аксеново, – три грубых бревенчатых строения, одно из которых оказалось постоялым двором. Когда мы грузили вещи на лошадей, я впервые увидел эвенков – темнокожих людей с морщинистой кожей, у которых при улыбке обнаруживалось отсутствие многих зубов. Один из них, Чингис, согласился быть нашим провожатым.
Согласно вычислениям Холмса, до цели нашего путешествия оставалось немногим меньше двухсот пятидесяти миль. Наши лошади были низкорослыми, лохматыми, темной масти, в Англии их, пожалуй, сочли бы за пони. Но в Красноярске нам сказали, что это самые выносливые, здоровые и сильные животные и что лучше нам не найти. На следующее утро мы выступили, и хотя передвижение по тайге нельзя назвать легкой прогулкой, путь был довольно сносный. Каждый вечер мы останавливались под вечно скрипящими и шуршащими ветвями, сквозь которые едва виднелись звезды.
Вечером двадцать девятого мы разбили лагерь менее чем в миле от места, указанного Долгоруким. Недавно прошел дождь, и вечнозеленые деревья до сих пор роняли капли, издававшие жутковатые звуки. Я поздравил Холмса с успешным достижением цели и едва скрывал свой восторг. Ночью я долго не мог заснуть и размышлял, что же готовит нам завтрашний день.
Встали мы до рассвета, который, надо признать, был восхитителен. Холмс уже вычислил местонахождение цели с точностью до двух десятых мили. Пока мы шли к северо-востоку, почва становилась все более болотистой, а деревья редели. Чингис указал на просвет, и мы поспешили туда, едва переводя дыхание. Как и предполагалось, в центре поляны возвышался курган из камней, высотой приблизительно с человеческий рост.
Сейчас было 5.15. Рыжее солнце вставало все выше над горизонтом, и тени от деревьев пересекли всю поляну. «Куча» – курган – тоже отбрасывала тень, но вокруг росло слишком много сосен. Холмс осмотрел это сооружение, затем через Василия обратился к Чингису, выясняя какие-то детали и на глазах приходя в возбуждение. Когда я спросил его, что не так, он отмахнулся от меня, сказав: «Нет времени!»
Неожиданно Холмс бросился на курган словно дикарь, раскидывая камни с немыслимой быстротой. Ничего не понимая, я последовал его примеру. Когда мы достигли подножья, Холмс стал рыть землю голыми руками и через минуту обнаружил небольшой ржавый ящик.
– Но, Холмс, – попытался возразить я, – разве это достойно? Вдруг это могила…
– Друг мой, – воскликнул он, – никаких могил здесь нет, за исключением разве что наших собственных.
Из ящика он достал единственный листок плотной бумаги с какими-то математическими вычислениями. Диаграмма под ними изображала два пересекающихся овала. Холмс протянул мне его со странной, усталой усмешкой.
– Мориарти, – сказал он. – Профессор математики. Специалист по орбитам, Уотсон. Главный его труд назывался «Динамика астероида». Теперь-то все проясняется.
Холмс сверился с часами.
– Сомневаюсь, что мы сможем убежать, но попытаться все же стоит. Уотсон, скачите прочь как можно быстрее.
С этими словами он вскочил на лошадь и стремительно поскакал в лес. От его слов у меня пробежал холодок по спине, но я быстро последовал за ним, вместе с Чингисом, Василием и Борисом.
Мы пришпоривали лошадей и мчались галопом по узкой прогалине, ведущей прочь от поляны, пока лошади не стали спотыкаться.
– А теперь быстрой рысцой! – прокричал Холмс через плечо. – Если мы и дальше будем их гнать, они просто упадут.
Почва стала еще более влажной, но лес значительно поредел. Мы ехали рысцой около пяти миль, а когда лошади устали, спешились и быстро побежали, держа их под уздцы. Таким образом мы преодолели около двух миль. К этому времени животные отдохнули настолько, чтобы проделать рысью еще пять миль.
Сквозь мшистую поверхность тут и там проглядывали камни, а сама местность начала понижаться. Неожиданно мы оказались в овраге, ведущем к небольшому ручью. По примеру Холмса мы слезли с лошадей и провели их вниз, к самому ручью с берегами, усеянными камнями различных размеров. Уже было почти семь часов, и Холмс все время поглядывал на небо, словно ожидая появления ангелов. Он приказал нам сесть спиной к самому большому валуну и держать животных поблизости.
Прошло несколько минут. Тихо журчал ручей, с деревьев доносились голоса птиц, шелестела листва. Удивленней всех выглядел Чингис; он словно решил, что европейцы еще более ненормальные, чем это ему казалось до сих пор.
Я уже собирался было встать и поспорить с Холмсом, как стало немного ярче, будто солнце вышло из-за туч. Не успел я высказаться по этому поводу, как мир словно неслышно взорвался, все вокруг засияло ослепительно белым светом, четче очертив силуэты темных теней, отбрасываемых окружающими предметами. Когда свет погас, я заметил, что стало на удивление тихо. Затем почувствовал резкий подземный толчок, как при землетрясении. «Холмс!» – прокричал я, но мой голос словно исчез. Тут же над нашими головами стремительно пронеслось облако пыли и ударило деревья на противоположном берегу ручья. Лошади упали, а деревья согнулись почти до самой земли и резко подались обратно. Только тогда я обратил внимание на ужасный, оглушительный шум, не похожий ни на что слышимое мною раньше, – словно грандиозный громовой раскат все длился и длился. Когда ветер приутих, я больше не мог сдерживаться. Я вскочил и обернулся.
Небо над деревьями приобрело медно-золотистый оттенок. Розовые тучи расступились в стороны, освещаемые снизу ослепительно яркими лучами света. Когда сияние немного угасло, небо стало кроваво-красного цвета с алыми полосами. И надо всем парило темное грибоподобное облако с проступающими красными искорками, словно из его глубин вырывались всполохи внутреннего пламени.
– О Боже, – пробормотал я. – Холмс, вы должны посмотреть на это!
Но если его уши также адски болели, как и мои, он вряд ли расслышал меня.
Темное облако разрасталось, заслоняя собой небо и устраивая нечто вроде затмения. К этому времени и другие, увидев, что со мной ничего не произошло, встали и принялись смотреть на поразительное явление. Лошади, из которых, к счастью, ни одна не пострадала, тоже поднялись на ноги. Глаза мои постепенно привыкли к свету, хотя я все еще видел темные пятна – следы яркой вспышки.
Я повернулся к Холмсу, который улыбался все той же хмурой улыбкой, которую я заметил у кургана.
– Ах, Уотсон, – сказал он. – Мы дураки… идиоты! Теперь я все понял. Я, наверное, поглупел, возясь с пчелами. Этот чертов Мориарти! Проклятая душа. Семнадцать лет как в могиле и все еще мстит.
Я вопросительно смотрел на него.
– Все здесь, старина, – сказал Холмс, помахав документом. – Когда Мориарти был практикующим астрономом, он наблюдал распад кометы и вычислил точные орбиты ее кусков. Он узнал, что один из них столкнется с Землей, и тщательно рассчитал время и место. Он, по всей вероятности, долго держал эти сведения при себе. Когда он понял, что в последней схватке он может и не победить, то заранее составил грандиозный и гениально простой план мести. Какой-то его приспешник прибыл сюда, в район Тунгуски, и соорудил курган.
– Но зачем он оставил там ящик? – спросил я.
– Это всего лишь демонстрация его патологических чувств. Чистое самолюбование. Я конечно же не знал, что мы найдем под камнями, но когда увидел, что курган воздвигнут не более чем двадцать лет назад, то начал понимать, чего нам следует опасаться.
Убийство Долгоруких было частью этого хитроумного плана. В должное время его последователь передал Надежде фальшивое письмо ее отца и кольцо. Они даже подстроили так, чтобы она прочитала ваши рассказы, и, возможно, убеждали ее мать вернуться в Англию. Ах, Уотсон, должен признаться, до чего же это восхитительный фокус!
И он рассмеялся таким громким и долгим смехом, какого я прежде никогда не слыхал.
Вонда Н. Макинтайр
Шерлок Холмс и теорема поля
Холмс смеялся, словно сумасшедший, сбежавший из Бедлама.
Удивившись такому взрыву веселья, я опустил «Таймс», в которой мое внимание привлекла статья о новом геометрическом рисунке, обнаруженном на полях графства Суррея. Я еще не решил, стоит ли показывать ее Холмсу.
– Что вас так забавляет, Холмс?
В последнее время ему не попадалось ни одного интересного дела, и я беспокоился, как бы от скуки он снова не прибегнул к кокаину.
Холмс замолчал, и улыбку на его лице сменило выражение задумчивости. В глазах его я не заметил апатии, свойственной человеку, принявшему наркотик.
– Меня позабавили иллюзии, которые питает род человеческий, Уотсон, – сказал Холмс. – Вроде бы это забавно, но при размышлении становится грустно.
Я ждал объяснений.
– Можете ли вы определить причину моего веселья, Уотсон, и моей грусти? Мне кажется, она совершенно очевидна.
Я подумал. Если ему на глаза попалась юмористическая заметка то он, несомненно, не обратил бы на нее внимания, так как она для него так же бесполезна как трактат об орбитах планет. Описание жестокого убийства его отнюдь бы не позабавило. Упоминание о деятельности Мориарти повергло бы его в гнев или печаль.
– Ах, – сказал я, будучи уверен, что отгадал загадку. – Вы прочли описание преступления, то есть, прошу прощения, описание расследованияпреступления и нашли ошибки в его анализе. Но, – заметил я, обеспокоившись безразличием Холмса к моему рассуждению, – это предполагало бы арест невиновного человека, Холмс. Наверняка вы бы не стали смеяться, а прореагировали как-нибудь по-другому.
– Конечно, не стал бы, – сказал Холмс. – Но ведь это и не описание преступления.
При этих словах он потряс газетой.
– Здесь напечатаны комментарии Конана Дойла по поводу недавнего представления Гудини.
– Да, оно было довольно зрелищным, – сказал я. – Очень волнующим, я бы сказал. А сэр Артур тоже нашел его впечатляющим?
– Конан Дойл, – сказал Холмс с какой-то мрачной враждебностью, – приписывает все достижения Гудини, – тут Холмс фыркнул, – его мистическим способностям.
– Но его трюки действительно могут дать повод для подобных размышлений, – сказал я добродушно.
– Ха! – воскликнул Холмс. – В этом-то и все дело, Уотсон! Разве бы вы стали платить за то, чтобы увидеть, как ему не удаетсявыбраться из заколоченного гроба?
– Пожалуй, нет, – признался я.
– Если бы Гудини объяснил вам свои методы, то вы бы сказали: «Как просто! Любой может так сделать – при помощи вашего метода!»
Так как Холмсу очень часто приходилось выслушивать подобные заявления, то я начал понимать причину его вспышки.
– Я бы так не сказал. Я бы сказал, что в результате долгих упражнений он возвел технику сценических фокусов в ранг точной науки.
Холмс выслушал мои слова с улыбкой, так как я часто говорил нечто подобное о его практике расследования преступлений.
– Но ведь это правда, Уотсон, – сказал Холмс, снова принимая серьезный вид. – Ведь действительно любойбы смог повторить его фокусы, если бы всю жизнь посвятил изучению и совершенствованию методов! Вот почему это так просто.
Когда Холмс снисходил до того, чтобы объяснять изумленным наблюдателям цепь своих рассуждений, реакция была неизменна: его методы оказывались «совершенно очевидными»; любой, в том числе и наблюдатель, мог бы с легкостью повторить это рассуждение.
– Конан Дойл претендует на дружбу с Гудини, – продолжил Холмс с раздражением, – и тем не менее оскорбляет своего друга. Он отрицает его трудолюбие и упорство. Несмотря на все отговорки Гудини, он продолжает приписывать его способности влиянию потусторонних сил. Как если бы сам Гудини вовсе ничего не смог бы сделать! Какой же глупец этот Конан Дойл!
– Полегче, – сказал я. – Сэр Артур умный и образованный человек. Он отважный и вдохновенный человек. Его воображение может посоперничать с воображением Уэллса! Его истории о профессоре Челленджере достойны «Войны миров»!
– Я не читаю художественных произведений, – заметил Холмс. – Может, это и в самом деле недостаток, за который вы меня всегда упрекаете. Но если бы я даже и читал литературу, то вряд ли стал бы тратить время на псевдонаучные сочинения, которые вы находите такими захватывающими. Не интересны мне и фантазии безумного духовидца! – хмуро добавил он сквозь густое облако табачного дыма. – Человек фотографирует фей у себя в саду.
– Вы неисправимый материалист, Холмс, – сказал я. – Я собственными глазами видел необъяснимые явления в Афганистане…
– Древнее искусство ловкости рук. Дрессировка змей. Фокусы с веревками! – он снова рассмеялся, на этот раз без прежних истерических ноток. – Ах, Уотсон, завидую я вашей наивности.
Я собирался оспорить его утверждение, но он остановил меня, подняв руку.
– Миссис Хадсон…
– … с нашим чаем, – сказал я. – Не так уж и трудно догадаться, ведь слышны ее шаги, а сейчас все-таки время пить чай…
– … хочет сообщить нам о прибытии клиента.
Миссис Хадсон, наша домохозяйка, постучала в дверь и открыла ее.
– К вам джентльмен, мистер Холмс, – сказала она. – Вам подать еще одну чашку чая?
За ее плечами показалась фигура человека, стоящего в тени.
– Благодарю вас, миссис Хадсон, – сказал Холмс. – Это было бы очень любезно с вашей стороны.
Миссис Хадсон положила визитную карточку на поднос возле двери. Холмс поднялся, но не стал утруждать себя ее чтением. Когда посетитель вошел, я тоже поднялся и собирался было поприветствовать его, но Холмс меня опередил.
– Как я вижу, доктор Конан Дойл, – холодно произнес Холмс, – вас сегодня неожиданно вызвали в поля, и все утро вы вынуждены были заниматься тайной испорченного урожая. Можно также добавить, что расследование ни к чему не привело. Неужели появилась новая «теорема поля»?
Конан Дойл от души рассмеялся; его могучая грудная клетка, сотрясаясь, издавала мощные раскаты зычного хохота.
– Так, значит, вы меня уже представили, Джон! – обратился он ко мне. – Вы, вне всяких сомнений, смотрели в окно и видели, как я приехал. Не такая уж и мудреная дедукция, – тут он улыбнулся Холмсу, а затем сморщил нос и снова повернулся ко мне. – Но как вы узнали, что я только что приехал в город, и как догадались, что я занимался «теоремой поля»?
– Боюсь, я даже и не предполагал, что у нас будет посетитель, сэр Артур, – сказал я. – Я об этом не знал, пока Холмс не сказал мне.
Сэр Артур усмехнулся.
– Понимаю, – сказал он. – Никто не станет выдавать секреты своего мастерства. Даже если это простое предвидение.
Холмс скрыл свое раздражение; сомневаюсь, что тот, кто знал его меньше, чем я, вообще заметил бы, что он раздражен. Он пристально смотрел на сэра Артура. У нас редко бывали посетители выше Холмса, но сэр Артур Конан Дойл возвышался на шесть футов и четыре дюйма. В отличие от моего друга Холмса, который оставался худым, можно сказать сухопарым, всегда, даже во время длительного безделья, сэр Артур, казалось, заполнял собой большую часть комнаты.
– Как же вы узнали о том, что у нас будет гость, Холмс? – спросил я, стараясь вернуть их в рамки обычного вежливого разговора.
– Я слышал, как прибыл экипаж сэра Артура, – обронил он, словно желая побыстрее покончить с объяснением, – как заметили бы и вы, если бы обращали на это внимание.
Такое его поведение меня несколько сердило, но я все же продолжил:
– А поездка сэра Артура? И как вы узнали, кто он такой?
– Мое лицо не назовешь неизвестным, – вмешался сэр Артур. – На прошлой неделе в «Таймс» была напечатана моя фотография со статьей о…
– Я никогда не читаю литературный раздел «Таймс», – сказал Холмс. – И Уотсон может подтвердить это.
Он показал своей трубкой на брюки сэра Артура.
– Вы человек, следящий за собой. Вы одеваетесь хорошо и тщательно. Вы сегодня брились долго и неторопливо. Усы ваши аккуратно подстрижены. Если бы вы заранее планировали поездку, то оделись бы подобающим образом. Значит, вам неожиданно сообщили о том, что требуется ваше присутствие. Вы вытерли грязь с ботинок, но оставили пятна крема для обуви. Отсюда следует, что вы столкнулись с такой загадкой, которая отвлекла ваше обычное внимание к своей внешности, которая, как я вижу – да и любой бы увидел, – безупречна. Что же касается предмета загадки, то я заметил прилипшие к вашим брюкам недозрелые семена Triticum aestivum. И сразу же понял, что вы побывали на пшеничных полях в Суррее.
– Изумительно, – прошептал Конан Дойл, причем его красноватое лицо побледнело. – Совершенно невероятно.
Я увидел, что Холмс одновременно польщен реакцией Конана Дойла и удивлен тем, что он на этот раз не стал смеяться и говорить, что все это было очень просто.
– То, что вам не удалось решить загадку, – очевидно. Иначе бы вы и не пришли ко мне, – закончил он.
Сэр Артур покачнулся. Я быстро подхватил его под руку и усадил в кресло. Очень необычно было наблюдать слабость человека такого крупного телосложения. Казалось, он был в шоке. К счастью, в этот момент вошла миссис Хадсон с чаем. Чашка доброго крепкого чая, разбавленного бренди из буфета, привела сэра Артура в чувство.
– Я приношу извинения, – сказал он. – Целое утро я провел, наблюдая странные явления такого порядка, свидетелем которых мне бывать никогда не доводилось. Как вы совершенно верно заметили, мистер Холмс, случившееся меня потрясло. И не успел я оправиться, как вы продемонстрировали свои сверхъестественные таланты!
Он сделал большой глоток чая. Я снова наполнил чашку, добавив на этот раз больше бренди. Сэр Артур пил чай, не обращая внимания на пар, подымающийся прямо ему в лицо, которое постепенно вновь розовело.
– Сверхъестественные? – пробормотал Холмс задумчиво. – Удивительные – да Может, даже экстраординарные. Но ни в коей мере не сверхъестественные.
– Но если Джон не сказал вам, кто я такой и вы не знали меня в лицо, то как же иначе вы определили мое имя, как не чтением мыслей?
– Я прочитал ваше имя, – сухо сказал Холмс, – на набалдашнике вашей трости, где оно весьма четко выгравировано.
Начиная с конца весны газеты постоянно писали о загадочных явлениях, происходивших на полях. Местами стебли пшеницы были смяты ровными прямыми линиями и окружностями таких размеров, словно некий циклон решил преподать людям урок геометрии. Хотя эти феномены часто сопровождались всполохами в небе, погода стояла неизменно превосходная. Если молнии и сверкали, то это должны были быть невиданные молнии без грома! Не наблюдалось никакого ветра или дождя, да они и не смогли бы смять пшеницу такими ровными геометрическими узорами.
Для объяснения этого феномена выдвигали множество различных гипотез, – от ливня с градом до электромагнитных возмущений, но ни одна из них так и не была доказана. Эти загадочные рисунки стали сенсацией года; пресса, освещавшая также и достижения современной физики (зачастую совершенно неверно), назвала их «теоремами поля», имея в виду теорию Максвелла.
Холмс вырезал и поместил в отдельную папку эти заметки, аккуратно выписав все данные. Он предполагал, что появление линий можно объяснить естественными силами, если только сравнить их между собой и выявить закономерность.
Однажды утром я вошел в гостиную и увидел, что он сидит за столом, заваленным смятыми листами бумаги. Едкие клубы дыма заполняли всю комнату. Персидская туфля, в которой он хранил свой табак, лежала перевернутой на каминной доске среди последних просыпавшихся крупинок табака.
– Вот оно, Уотсон! – прокричал Холмс, размахивая листком с рисунком. – Я думаю, что это линии, взятые за основу при расчете «теоремы поля»!
Его брат Майкрофт уверил нас, что это не так, и быстро раскритиковал все доказательства. Холмс, допустив такие элементарные (для Холмса) и несвойственные ему ошибки, потерял всякий интерес к загадочным узорам. Но, судя по замечанию, сделанному им сэру Артуру, они никогда не исчезали из сферы его интересов.
Быстро собрав все самое необходимое, мы отправились с сэром Артуром на вокзал, откуда поехали в Андершоу, его поместье близ Хайнхеда, графство Суррей.
– Скажите, сэр Артур, – обратился к нему Холмс, когда поезд проворно бежал по зелено-золотым полям, – как вы оказались вовлечены в это расследование?
Я подумал, уж не раздосадован ли Холмс. Загадки начались в конце весны, а сейчас было позднее лето, уже почти время убирать урожай. Почему-то только сейчас решили вызвать детектива для расследования этого дела.
– Больше всего беспокойств феномен принес моим арендаторам, – сказал сэр Артур. – Какими бы «теоремы» ни были забавными, они причиняют ущерб. И я чувствую ответственность за случившееся. Я не могу позволить себе лишить своих арендаторов средств к существованию.
– Так вы подозреваете, что этот вандализм направлен непосредственно против вас? – спросил я.
Сэр Артур некогда принимал участие в расследовании нескольких криминальных дел на стороне подозреваемых, коих он по щедрости души считал невиновными. Его методы, конечно же, отличались от методов Шерлока Холмса тем, что Холмс никогда не доводил дело до судебных препирательств и сомнительных решений. Неудивительно, если один из бывших клиентов-неудачников решил именно так отблагодарить его за неумелую помощь.
– Вандализм? – переспросил сэр Артур. – Нет, все куда более сложно. Это не вандализм. Очевидно, кто-то желает наладить со мной контакт с той стороны.
– С той стороны? – спросил я. – Может, все-таки лучше воспользоваться почтой?
Сэр Артур наклонился ко мне. Выражение его лица было очень серьезным.
– Нет, я имел в виду границу между жизнью и смертью.
Холмс расхохотался. Я тихо вздохнул. Каким бы умным и воспитанным ни был мой друг, иногда он позволял себе пересматривать правила поведения. Истина для Холмса была дороже вежливости.
– Так вы полагаете, что эти рисунки появились в результате спиритического сеанса? – обратился он к сэру Артуру. – Испорченные злаки – это нечто вроде эктоплазмы и летающих серебряных блюдец?
В его голосе чувствовалась очевидная насмешка, но сэр Артур оставался спокоен. Он, конечно же, много раз встречался с проявлениями недоверия, поскольку был убежденным приверженцем спиритизма.
– Вот именно, – сказал он, причем глаза его так и светились надеждой. – Наши близкие, скончавшиеся родственники стараются наладить связь с нами с той стороны. Лучший способ привлечь наше внимание – предложить нам недоступное до сих пор знание. Знание, которое нельзя свести к кабинетным исследованиям. Представьте себе, что эти послания идут от самого гениального Ньютона!
– Я и не знал, – сказал Холмс, – что среди ваших предков был сэр Исаак Ньютон.
– Я не собирался претендовать на подобное родство, – произнес сэр Артур, чопорно выпрямляясь. Шерлок Холмс мог смеяться над его спиритическими верованиями и убеждениями, но оскорблять семейное достоинство – это дело совсем другое.
– Конечно же нет! – поспешно вмешался я. – Никто об этом даже и подумать не мог!
Я надеялся, что на этот раз Холмс не станет распространяться по поводу двусмысленности моих слов. Он смотрел сквозь полуприкрытые глаза на сэра Артура и хранил молчание.
– Известно, что возможны контакты с существами из различных мест и времен – и не обязательно с родственниками, – продолжил я. – Как, должно быть, необычно выглядит возвращение Исаака Ньютона спустя двести лет, проведенных в чистых размышлениях!
– Необычно – это не то слово, – пробормотал Холмс. Он все еще не сводил глаз с сэра Артура. – Доктор Конан Дойл, – сказал он, – если вы верите в то, что причиной подобных феноменов являются духи, то зачем обратились ко мне за помощью?
– Потому что, мистер Холмс, если вы не раскроете других причин случившегося, тогда останется только одно объяснение – спиритическое. «Когда вы отбросите все невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, и есть истина!» Вы поможете мне доказать мою правоту.
– Понятно, – сказал Холмс. – Вы наняли меня, чтобы я отбросил все объяснения, более невозможные, чем присутствие духов. Вы наняли меня, чтобы я… потерпел неудачу.
– Я бы не стал выражать это такими словами, – сказал сэр Артур.
Оставшуюся часть пути мы провели в несколько напряженном молчании. Сэр Артур задремал, Холмс всматривался в проплывающий за окном пейзаж. Его резкие движения свидетельствовали о кипевшей в нем энергии. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мы прибыли на вокзал в Хайндхеде. Я разбудил сэра Артура, который проснулся с испуганным вздохом.
– Мэм! – крикнул он, затем пришел в себя и извинился. – Я спал, – сказал он. – Мне приснилась моя покойная матушка. Она советовала нам продолжать расследование.
Холмс ничего не сказал на это.
Нас ожидал экипаж сэра Артура, запряженный парой прекрасных гнедых.
– Я не мог завести автомобиль, – сказал шофер, исполнявший на этот раз обязанности кучера. – Мы послали в Лондон за механиком.
– Хорошо, Джеймс, – отозвался сэр Артур. Он кивнул головой, и мы сели в экипаж. – Мотор казался вполне надежным, когда я купил его. Но в последнее время он чаще ломается, чем работает.
Это замечание привлекло внимание Холмса.
– Когда точно начались неполадки?
– Восемь недель тому назад, – ответил сэр Артур.
– В то же время, когда появились и «теоремы поля», – сказал Холмс задумчиво.
Сэр Артур усмехнулся.
– Право же, мистер Холмс, вы, надеюсь, не станете утверждать, что это духи общаются со мной таким способом – ломая мой автомобиль!
– Конечно, нет, сэр Артур, вы совершенно правы. Я не думаю, будто духи общаются с вами, ломая ваш автомобиль.
– Это простое совпадение.
– Я не верю в совпадения.
Холмс стремился как можно быстрее приступить к осмотру на месте, но когда мы прибыли в Андершоу, было уже темно. Сэр Артур пообещал нам, что мы встанем еще до рассвета и с первыми лучами солнца прибудем на поле его арендатора, пока не успеет испариться ночная роса.
Так мы и поступили.
Описания и рисунки, помещенные в газетах, не могли передать все величие этих узоров. Мы поднялись на холм, чтобы рассмотреть их как следует. Три широкие тропы, абсолютно круглые и концентрические, были словно прочерчены по пшеничному полю. Дополнительным украшением служили касательная, два радиуса и хорда. Я должен признаться, что в тот момент эти геометрические линии казались мне творением отнюдь не этого мира.
– «Теоремы» появляются только на пшеничных полях, – сказал сэр Артур. – На самой важной из наших культур. Овес и кукуруза остались нетронутыми.
Холмс пробормотал что-то невнятное в знак подтверждения.
Мы спустились с холма, и Холмс вошел в поле. Сэр Артур проследил за ним взглядом.
– Джон, – сказал он мне, – если ваш друг не найдет естественных объяснений феномена, то смирится ли он с этим?
– Он верен истине, сэр Артур, – ответил я. – Он не терпит поражения, но он скорее позволит себя победить, чем выскажет бездоказательное утверждение.
– Тогда мне не о чем беспокоиться.
На лице его появилась грубовато-добродушная, типично английская улыбка.
Холмс передвигался по рядам смятой пшеницы, тщательно изучая каждый участок, рассматривая как прямые, так и согнутые колоски. Он что-то бормотал про себя, смеялся и фыркал; через поле его голос доносился словно с моря. Он измерил ширину линий, высоту прямых стеблей и угол между линиями и изгибами.
Солнце подымалось все выше; день обещал быть жарким.
– Вы чувствуете? – тихо спросил сэр Артур. – Силу, оставшуюся от тех, кто тут поработал?
Он вытянул руки и словно бы дотронулся до невидимой стены.
Я тоже почувствовал нечто, хотя не мог точно сказать, была ли это энергия невидимых существ или просто испарение, исходящее от земли.
Пока мы ждали Холмса, к нам подошел плохо выбритый мужчина средних лет.
– Доброе утро, Роберт, – сказал Конан Дойл.
– Доброе утро, сэр Артур, – ответил Роберт.
– Уотсон, это один из моих арендаторов, Роберт Хоулдер.
Одежда Роберта была потерта и покрыта пятнами. Я подумал, что он мог бы одеться и получше, отправляясь на разговор с хозяином.
Обращаясь к Роберту, сэр Артур продолжил:
– Мистер Холмс и доктор Уотсон решили оказать мне помощь в этом расследовании.
– Мистер Холмс?! – воскликнул Роберт.
Он посмотрел на поле, где Холмс продолжал расхаживать, останавливаться и бормотать себе под нос.
– А вы доктор Уотсон? – Голос Роберта стал выше от сознания того, что он стоит рядом со знаменитостью. – Очень рад с вами встретиться, сэр. Вся моя семья, все мы читаем ваши книги по вечерам. Дети учат буквы, сидя у меня на коленях и слушая ваши рассказы.
– Э-э… благодарю вас, – проговорил я в замешательстве. Хотя для фермера он говорил неплохо, я бы не сказал, что он большой любитель чтения; кроме того, я считал, что рассказы о жестоких событиях, с которыми приходилось сталкиваться Холмсу, слишком грубы для маленьких детей. Однако это не мое дело – поучать Роберта, тем более в присутствии его хозяина.
