Текст книги "Шерлок Холмс на орбите"
Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник
Соавторы: Роберт Джеймс Сойер,Крэг Шоу Гарднер,Барри Норман Молзберг,Джон де Ченси,Фрэнк Робинсон,Кристин Кэтрин Раш,Джордж Алек Эффинджер,Вонда Н. Макинтайр,Уильям Реналд Бартон,Мартин Гринберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Комната наша была обставлена превосходно, а обеденный зал отеля мог посоперничать с любым лондонским рестораном. Мы провели здесь большую часть недели, обедая за счет принца Эдуарда, но, увы, к разгадке тайны исчезновения Леоны Адлер так и не приблизились.
Холмс расстроенно повертел в руках трубку – он не мог найти свой любимый сорт табака в этом городе.
– Вы сказали, Уотсон, что этим утром вы собираетесь пойти в дом, где, судя по рассказам, Леона Адлер снимала жилье в последний раз, а вместо этого, как я вижу, просматривали местные газеты.
Я посмотрел на него с удивлением.
– Хозяйки не было дома, я поговорил с двумя жильцами – довольно бандитского вида, – и они ничего мне не сказали о Леоне Адлер. Но как вы узнали, что я читал газеты?
– Я не мог не обратить внимание на ваш жилет и рукава. Эти небольшие бумажные волокна могли прилипнуть к ним только от соприкосновения с газетами. А ваши обшлага, Уотсон, – они потемнели от типографской краски, пока вы перелистывали сотни страниц!
Я посмотрел на свои рукава и жилет, потом поспешно принялся стряхивать с них бумажные волокна.
– Приведете себя в порядок после, Уотсон. Скажите сначала, что вы обнаружили?
Я вытащил из кармана заметки, поправил очки и подошел ближе к свету.
– Леона Адлер впервые выступила на сцене «Опера-Хаус» второго октября тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года. Она пела арии из опер «Богема» Пуччини и «Травиата» Верди, а также исполняла партию Арсацеи из «Семиранды» Россини. Судя по отзывам, публика встретила ее не более чем вежливо. Критики были еще менее расположены к ней, особенно в роли Арсацеи.
Холмс беспокойно посмотрел на меня.
– Это партия контральто, и она, вне всякого сомнения, взялась за нее потому, что та была в репертуаре Ирэн. Не забывайте о соперничестве между ними, Уотсон. Статья была большая?
Я подумал о том, какое это может иметь отношение к делу.
– Насколько я помню, целая колонка. Тогда она только что приехала в город, и о ней хотели узнать поподробнее.
– А после этого?
Я полностью смутился.
– Отзывы были различные, Холмс. Временами лучше…
– Я имею в виду размер статей, Уотсон!
– Похоже, они становились короче и короче; потом я вовсе не мог их найти.
Холмс нахмурился.
– Значит, зал театра становился все более пустым. Кто бы ни был ее импресарио, он не захотел бы платить за пустые места – люди, разводящие птиц, всегда следят за рыночной стоимостью своих канареек. Можно предположить, что ее поездка в Сан-Франциско окончилась неудачей. У нее не было ни внешних данных, ни таланта сестры и, в противоположность нашему представлению об американском Западе, местную аудиторию не назовешь культурно отсталой. Жители Сан-Франциско считаются наиболее избалованными; здесь гастролируют лучшие актеры и певцы страны. Боюсь, что Леона Адлер недооценила этот город.
Я посмотрел на свою последнюю запись.
– Ее последнее выступление – статья была очень короткой – состояло из самых любимых американцами арий и происходило в зале под названием «Белла Юнион».
– Когда это было?
– Приблизительно два года спустя после ее приезда, – я замялся. – Если ей не удалось здесь достичь успеха, то я не понимаю, почему она не попробовала в другом месте, скажем, в Сиэтле или Ванкувере?
Холмс уставился в огонь, словно среди танцующих всполохов пламени он мог увидеть Леону Адлер. Огонь освещал на темном фоне абрис его узкого лица, ястребиный нос и задумчиво сведенные брови.
– Потому что она не хотела уезжать. Что-то удерживало ее здесь; подозреваю, что перспектива брака, о котором она упоминала.
Он поворошил поленья кочергой.
– Всегда существует вероятность, что мы неожиданно встретим ее, когда меньше всего этого ожидаем, Уотсон. Время от времени вам следует освежать в памяти ее лицо, рассматривая ее студийный портрет, который дал нам Майкрофт.
Я хорошо помнил эту фотографию и не видел особого смысла в том, чтобы следовать совету Холмса, – изучать ее, словно школьник урок. На этом снимке Леона Адлер была еще совсем молодой женщиной с каштановыми волосами – по крайней мере их такими написал художник, – с осиной талией, в платье с плавными складками и небольшим шлейфом. Волосы были уложены в высокую прическу и обнажали выступающие скулы. На лице играла едва заметная, но уверенная улыбка. В руке она держала виолу, а позади нее, на стене, висело еще несколько музыкальных инструментов – очевидно, чтобы указать на выбранное ею занятие и на то, что она играет так же хорошо, как и поет. Мне показалось, что она похожа на свою старшую сестру, какой ее описывал Холмс.
Слегка раздраженный его замечанием, я сказал:
– Вы, я полагаю, зря времени не теряли?
– Посетил то, что называется «Варварским Берегом», – хмуро улыбнулся Холмс. – Невероятнейшее скопище баров и борделей, какое я когда-либо видел. Лондонский Ист-Энд по сравнению с ним выглядел бы средоточием цивилизации.
– Все это подделки, Холмс, рассчитанные на туристов, Но я не вижу здесь связи с исчезновением мисс Адлер.
Холмс рассмеялся.
– В прошлом вы упрекали меня в равнодушии к светским удовольствиям. Я последовал вашему совету и познакомился с местной полицией. Один из полицейских предложил мне показать город в обмен на обед и на, я надеюсь, очень полезный ужин, где мы получим необходимые сведения.
Теперь настала моя очередь улыбаться.
– Так вы признаетесь, что мой совет пошел вам на пользу?
Холмс вытряхнул остатки табака из трубки и сказал:
– Дорогой мой Уотсон, даже если вы часто ошибаетесь, то по закону теории вероятности когда-то вы ведь должны оказаться правы!
Майкл ван Дейк, несмотря на свою голландскую фамилию, был типичнейшим американцем. Высокий мужчина средних лет, с красноватым полным лицом, он был одет в пиджак в клеточку и щегольской шелковый жилет с толстой золотой цепочкой, свисавшей из кармашка. На голове красовалась опрятная шляпа-котелок. Он стоял возле входа в обеденный зал и поспешил к нам навстречу сразу как только увидел нас.
– Я решил сам оплатить этот ужин, господа, – за счет департамента полиции. Мы можем это позволить себе ради таких известных гостей.
– Ну что же, благодарю вас, – сказал Холмс. – Лейтенант ван Дейк, разрешите представить вам моего друга, доктора Джона Уотсона.
Ван Дейк кивнул, отдал пиджак, шляпу и трость подошедшему официанту и провел нас к боковому столику, так что мы могли наблюдать за всем залом.
– Садитесь всегда спиной к стене, не дайте застать вас врасплох – вот вам мой совет.
Он тут же заказал виски с содовой для всех. После второго тоста, который Холмс отклонил, он подозвал официанта и заказал блюда из меню на вполне сносном французском языке, хотя и с акцентом. Меня это впечатлило, но Холмс оставался спокоен и наблюдал за полицейским.
– Вы проделали долгий путь из Лондона, – сказал ван Дейк, после того как мы закончили ужинать и он предложил нам сигары. – Капитан сказал, что вы ищите Леону Адлер. – Он выпустил превосходное кольцо дыма, затем откинулся на спинку кресла и помахал сигарой. – Отвечу на любой ваш вопрос, только задавайте.
– Мы будем признательны вам за любые сведения, – сказал Холмс добродушно. Он, казалось, почти всецело был поглощен сигарой, едва скрывая свое восхищение ее качеством.
– Итак, эта женщина – Адлер, – начал ван Дейк, выдохнув клуб дыма, – приехала сюда из Нью-Джерси в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году, видимо, для того, чтобы петь в оперном театре. Приятный голос, но не верх совершенства. А здешним людям, видите ли, подавай либо верх, либо низ, если вы понимаете, о чем я говорю. Ее первый импресарио бросил ее, она нашла другого, а тот договаривался о выступлениях низшего класса.
– Низшего класса? – переспросил я.
Он помахал рукой.
– То тот, то этот концертный салун пытается поднять планку и нанимает иногда талантливых исполнителей. Обычно им приходится довольствоваться второсортными певцами, но, как я сказал, в этом городе либо верх, либо низ, а посередине ничего не проходит.
– А потом? – спросил я.
– Через два года уже ни один из первоклассных театров не соглашался нанимать ее. Если вы видели ее один раз, то этого достаточно.
– Трудно поверить, – кратко заметил Холмс.
Лицо ван Дейка покраснело, и Холмс поспешил поднять руку в умиротворяющем жесте.
– Я вовсе не хотел вас обидеть. Я просто не понимаю, почему она не попыталась поискать счастья в других городах, с менее требовательной публикой.
Мое самолюбие было польщено, когда Холмс задал вопрос, который пришел первым в голову именно мне.
– Вы хотите сказать в городках вроде Вирджиния-Сити? Нет здесь никакой тайны. Она влюбилась в Уильяма Макгайра вскоре после приезда в Сан-Франциско. Приятный человек, я немного знал его.
– Они не поженились? – спросил Холмс.
Ван Дейк покачал головой.
– Макгайр заболел «золотой лихорадкой». Уехал из города в восемьдесят шестом году в Фортмайл-Крик на Аляске. Обещал жениться на ней, когда разбогатеет, но больше о нем и не слыхали. Наверное, подстрелил кто-то из конкурентов, но точно ничего не известно.
– Значит, она ждала своего любовника, а потом исчезла и сама? – спросил я.
Ван Дейк жестом приказал официанту принести нам спиртные напитки.
– Пропала не то слово, – неожиданно он заговорил извиняющимся тоном. – Все, что я вам говорил до этого, – действительные факты. Но несколько месяцев тому назад мы вытащили тело из бухты и, насколько можно предположить, это была Леона Адлер. Я думаю так, что она отчаялась дождаться возвращения Макгайра, а вернуться домой ей не позволяла гордость, и вот она решила со всем покончить. В Сан-Франциско приезжает много людей в поисках удачи. Но это конец континента, дальше пути нет. Вы приезжаете сюда со своими мечтами, а они разбиваются о реальность. Немногие могут смириться с этим.
Он осушил бокал и помахал официанту, чтобы тот выписал счет.
– Я игрок, люблю биться об заклад, и хотя не могу доказать, что мисс Адлер совершила самоубийство, но поставил бы на это.
– Вам нужно было сразу сказать об этом! – воскликнул я.
Лицо ван Дейка посуровело.
– Здесь, в Штатах, мы не опираемся на недостоверные сведения, даже в большей степени, чем в Лондоне. Ее тело долго пролежало в воде, и опознать ее можно было с трудом. Вы же доктор, вы знаете, как выглядят утопленники, после того как проплавают несколько недель.
Долгое время мы сидели в молчании, я все еще был рассержен, а Холмс размышлял. Ван Дейк наконец сказал:
– Не вешайте нос, господа. Извините, конечно, насчет этой Леоны Адлер, но вы ведь не рассчитывали непременно застать ее живой и здоровой. Поживите здесь несколько дней, я покажу вам город.
Он подмигнул Холмсу.
– Когда дело касается кутежа, то ни один город здесь не сравнится с нашим – далеко обставит ваш Лондон.
Холмс стряхнул пепел сигары в пепельницу.
– Мы принимаем ваше приглашение. Я многое слыхал о вашем Чайнатауне.
– Да, там есть что посмотреть. Этих китайцев понабилось там, как сардин в бочке. Мы полагаем, их где-то около пятидесяти тысяч и только несколько тысяч женщин. И из них девяносто пять процентов проститутки. Неудивительно, если вы знаете их породу.
Он встал из-за стола, мы последовали его примеру.
– Если хотите посмотреть нечто в таком роде, то я как раз тот, кто вам нужен. Я, может, покажу вам даже призрак с Варварского Берега.
Когда мы забирали свои шляпы, Холмс вежливо поинтересовался:
– Призрак?
Ван Дейк надел свой пиджак.
– Сам я ее не видел, но, судя по рассказам, это настоящее привидение женщины. Вся в белом, она появляется ночью и ходит по аллее возле Пасифик-стрит. Если подойти поближе, она исчезает. Исчезают и те, кто следует за ней. Это легенда Сан-Франциско, мистер Холмс, не такая, правда, занятная, как наш бывший император Нортон.
– Интересно, – сказал я.
Ван Дейк снова подмигнул.
– Хороший повод посетить местные забегаловки и кабачки.
Когда мы вернулись в нашу комнату, я попросил горничную принести чаю, а Холмс пошевелил кочергой уже остывшие угли в камине.
– Что вы думаете, Уотсон?
– О нашем новом знакомом? – спросил я. – Об ужине? О том, что он рассказал про мисс Адлер? Или об этой таинственной истории с призраком?
– Для начала об ужине, мне кажется, вы нашли его восхитительным.
– Самым лучшим, Холмс. Боюсь, он испортил меня, и теперь мне придется привыкать к обычной лондонской еде.
Холмс просунул несколько бумажек сквозь решетку камина, поджег, покрыл щепками, и они запылали.
– А то, что он сказал про мисс Адлер?
Я пожал плечами.
– Я не удивился, услышав это. Но не завидую вам – ведь вам придется рассказать о ней принцу Эдуарду.
– Рано еще ставить точку в этом деле, Уотсон. Завтра мы зайдем в тот дом, где она жила. Может, кто-нибудь там помнит Макгайра. Мне кажется, что по крайней мере часть разгадки коренится в этом человеке.
Огонь теперь разгорелся вовсю; Холмс подвинул кресло ближе к камину, повернул рожок с газом и удобно уселся, взяв в руки газету.
– Вы удивляете меня, Холмс, – сказал я спустя некоторое время. – Вы ничего не сказали про нашего нового знакомого.
Он опустил газету и нахмурился.
– Потому что я похож на рыбу, которой необходима вода, Уотсон. Мои методы дедукции почти бесполезны в чужой стране. Лондон для меня словно перчатка, сшитая как раз по руке, я знаю каждый его закоулок. Я могу узнать о благосостоянии человека по пеплу от его сигары, о месте его жительства по цвету грязи на ботинках. Но чтобы пере двигаться по этому городу, мне нужна карта. – Он взглянул на меня. – Способности к наблюдению не покинули меня, но мне не за что зацепиться, чтобы сделать выводы. Поэтому наши шансы практически равны. У вас даже есть некоторое преимущество, потому что вы жили здесь раньше, Что вы думаете о нашем новом знакомом?
– Настоящий американец, – улыбнулся я. – Щедрый до смешного, готов прийти на помощь, но, боюсь, по английским стандартам слишком грубоват, а временами даже невежлив. Но не стоит его порицать, в этом городе жизнь часто бывает груба.
– Как обычно, вы видите, но не наблюдаете, Уотсон. Наш друг отчаянный денди и любит пустить пыль в глаза. Обе эти черты являются важными составляющими его характера. Боюсь, что в этой истории подобные черты могут многое объяснить.
– Вы осуждаете его за то, что он слишком американец, Холмс. В конце концов это же не Англия!
– Не Англия, – вздохнул Холмс. – Но вспомните нашего благородного Лестрейда, Уотсон, и сравните его с американским другом. Представьте их перед мысленным взором стоящими бок о бок. Что прежде всего бросается в глаза?
– Лестрейд более худой, – сказал я, представив себе его. – И, кажется, не такой высокий…
– Дорогой Уотсон, боюсь, что вы безнадежны! Наиболее важное отличие – это то, как они одеваются. Лестрейд носит один и тот же костюм по меньшей мере три года, ботинки его износились, обшлага рукавов истерлись. А наш американский друг, в отличие от его коллег по департаменту, выглядит так, словно только что сошел с витрины магазина. За сегодняшний ужин он заплатил наличными, и я видел счет. Можно подумать, что Сан-Франциско очень щедро оплачивает работу полицейских, что весьма сомнительно, поскольку в других городах дело обстоит совсем по-другому. Либо работа в полиции является лишь частью его времяпрепровождения, а зарабатывает он совсем на другом.
Я в замешательстве посмотрел на него.
– Чем же он может заниматься, Холмс?
Он вернулся к газете.
– Я не могу ничего сказать, но скоро мы это обнаружим.
– А что вы думаете о призраке?
– Ах, Уотсон, мы выясним истину вместе!
Хозяйка, Хэтти Дэниелс, была полной противоположностью нашей миссис Хадсон. Она была худой, с резкими чертами лица, с седыми волосами, собранными на затылке в пучок, и в фартуке со следами готовки, надетом поверх шерстяного платья. Выцветшая табличка на двери обещала завтрак и обед, хотя я на месте жильца не рискнул бы настаивать на этом.
Меблированные комнаты видали лучшие дни. Некогда мебель была хорошего качества, но со временем покрылась пылью и копотью, а некоторые окна с разбитыми стеклами были закрыты кусками картона.
– Не знаю я ничего про вашу мисс Адлер, – повторила Хэтти, затем с притворным дружелюбием, которое, по ее мнению, мы от нее ожидали, добавила: – Я слышала, ее нашли в бухте, бедняжку.
– Так она не жила здесь? – спросил Холмс.
Хэтти откинулась в своем кресле-качалке и скрестила руки на костистой груди.
– Я же вам сказала, – проговорила она тонкими губами, скрывающими дырки в челюсти, где прежде находились зубы. Лениво подобрав нитку с фартука, она рассматривала нас сквозь полуприкрытые веки.
Холмс достал из кармана письмо и протянул ей.
– В качестве обратного адреса она указала ваше заведение, миссис Дэниелс. Значит, можно предположить, что здесь она жила. – Оглянувшись по сторонам, он добавил: – Хотя это и кажется неправдоподобным.
Хэтти, уличенная во лжи, не стала смущаться. Она повертела в руках конверт, даже не глядя на обратный адрес.
– Здесь хранились письма мисс Адлер, – наконец-то призналась она. – Я получала их за нее, а она забирала их каждый месяц.
Холмс медленно прошелся по кухне, время от времени беря в руки какой-нибудь грязный стакан и ставя его на место, затем посмотрел в окно на холмистую местность.
– Вы сказали, что здесь она не жила.
– Нет, я не говорила, что она вообще не жила здесь, – подозрительно посмотрела на него Хэтти. – Когда-то жила, несколько лет тому назад. – Она фыркнула. – Потом переехала. Она всегда искала что-нибудь получше.
– Она не говорила вам, куда переезжает?
Хэтти покачала головой.
– Не говорила. Я и не спрашивала. Она платила два доллара в месяц, чтобы я хранила ее письма, я так и делала все эти годы.
Она покосилась на Холмса.
– Она также велела мне не отвечать на расспросы чужих людей.
Встав с кресла, она подошла к кухонному столу и достала из ящика несколько конвертов.
– Вот ее последние письма. Похоже, они ей уже не нужны, так что, может быть, вы, джентльмены, знаете, что с ними делать.
Холмс посмотрел на них и положил в карман.
– А полиция сюда приходила?
Хэтти сделала обиженное лицо.
– Здесь приличное заведение, и полиции нечего делать в моем доме!
– Не хотел вас обидеть, – тихо пробормотал Холмс и сказал обычным голосом: – Так мы можем поговорить с вашими постояльцами? Мне кажется, я видел их в окне второго этажа, когда мы шли сюда.
На лестничной площадке послышались торопливые шаги. Не знаю, как Холмс туда добрался так быстро, но через мгновение он уже стоял возле двери и загораживал проход. На него смотрели два человека разбойничьей внешности, с которыми я беседовал днем ранее. Один из них, грузный, был одет в моряцкую робу. На вид ему было лет сорок с лишним, его красный нос свидетельствовал о пристрастии к выпивке. Другой был моложе, лет двадцати, худой, с вытянутым лицом. Мне он показался похожим на кого-то, хотя я не мог вспомнить, на кого.
– Господа, – обратился к ним Холмс и протянул руку. – Я – Шерлок Холмс, а это доктор Джон Уотсон; мы друзья покойной Леоны Адлер.
Старший мужчина нехотя пожал ему руку.
– Джосайя Мартин, – проворчал он.
Молодой последовал его примеру и представился как Вилли Грин.
– Мы как раз спрашивали миссис Дэниелс о мисс Адлер, которая тут некогда жила. Вы знали ее?
Они обменялись взглядами, затем отрицательно покачали головой.
– Никогда не слыхал о ней, – сказал старший. – А зачем вы спрашиваете?
Молодой посмотрел как-то виновато и сказал хмуро:
– Я тоже не знал ее, даже не понимаю, о ком вы говорите.
Миссис Дэниелс последовала за нами в коридор.
– Они порядочные жильцы! Она съехала до того, как они здесь поселились!
Холмс сделал шаг назад.
– Прошу прощения, – сказал он.
Они сошли вниз по лестнице, говоря что-то про «законопослушных» и «соваться не в свое дело».
– Извините за беспокойство, миссис Дэниелс, – сказал Холмс.
Он постоял возле двери, словно ему на ум пришел еще один вопрос.
– А когда мисс Адлер жила здесь, к ней приходил Уильям Макгайр?
Хэтти кивнула.
– Почти каждый день. Даже если он и был азартным игроком и мошенником, то по виду настоящий джентльмен. Это так, к слову – что по внешности нельзя судить. Когда она уехала, я так поняла, что он оставил ее с ребенком, а сам сбежал за золотом, и с тех пор о нем ни слуху ни духу.
Она еще раз фыркнула.
– Разбил сердце, как говорится. Я всегда говорю, если хочешь держать при себе мужчину, покрепче держись за его кошелек.
Холмс протянул ей пятидолларовую монету.
– Если вспомните что-нибудь еще, то мы остановились в Палас-отеле. Шерлок Холмс, – произнес он очень тщательно, чтобы она запомнила – и доктор Джон Уотсон.
Мы ушли. Я был рад уйти подальше от запаха вчерашней похлебки и перегара. Поблизости наемных экипажей мы не увидели и прошли пешком квартал до канатной дороги.
– Некогда, должно быть, это был приличный дом, – сказал Холмс, когда мы садились в вагон. – Но не сейчас. И я бы поклялся, что эти жильцы на самом деле ее муж и сын. Вы заметили их сходство?
Теперь понятно, почему черты молодого человека показались мне знакомыми, подумал я.
– Что произошло с ними? – спросил я.
– Подозреваю, что они состоят в гражданском браке. Раньше, когда этот квартал был более приличным, она выдавала их за жильцов, чтобы привлечь постояльцев. Постепенно они спились и запустили хозяйство.
Он понюхал свои перчатки.
– Стаканы и пол пропахли дешевым ромом.
Он протянул мне письма, которые дала нам миссис Дэниелс.
– Что вы можете сказать о них?
Я повертел их в руках. Почтовая марка была наклеена в Нью-Джерси. На конвертах отпечатались грязные пальцы, а уголки были надорваны.
– Я бы сказал, что эта женщина не умеет читать.
– Сомневаюсь, что вообще кто-то из них умеет читать, – сказал Холмс. – Я не заметил ни книг, ни газет. Что касается писем, то после того как они услышали о смерти Леоны Адлер, муж, вероятно, открыл их, чтобы посмотреть, нет ли там денег.
– Почему Адлер использовала этот адрес? Не проще было бы распорядиться на почте пересылать ей письма по новому адресу?
– Потому что она не хотела, чтобы ее обнаружили, Уотсон! Она определенно не хотела, чтобы кому-нибудь было известно о ее месте жительства или занятии. Для этого ей нужны были люди, не умеющие читать, а эта семья как нельзя лучше подходит для подобных целей. Правда, они могли бы попросить кого-нибудь прочитать письма, но тогда лишились бы двух долларов в месяц, как только Леона увидела бы, что конверты открыты.
– Да, это звучит логично, Холмс.
– А что еще может быть логично?
– О чем вы?
– Вы вчера видели отца с сыном, и сегодня они тоже были на месте. Если не ошибаюсь, когда они спускались по лестнице, то терли глаза руками. Очевидно, они работают по ночам, если вообще работают.
– Но почему вы спросили, приходила ли к ним полиция? Вы подозреваете их в совершении преступления?
– Не удивился бы, если бы они оказались мелкими преступниками. Но важнее то, что, как говорил Майкрофт, семья Адлеров проводила розыски, то есть, скорее всего, обращалась к полиции. Лейтенант ван Дейк сказал, что Леона могла покончить с собой. Но ведь нельзя одновременно пропасть, покончить с собой или быть убитым. Если полицейские не уверены в том, чье это тело, то они должны были опросить хозяйку и жильцов этого дома – по ее последнему адресу. И если бы они доказали самоубийство, то нужно было бы из вежливости оповестить Адлеров.
Я пожал плечами.
– Уверен, что лейтенант ван Дейк сможет дать нам объяснения.
– Мы постараемся выяснить это сегодня вечером, Уотсон. Ведь он ждет нас, чтобы устроить «тур». Может, это что-то вроде туристского осмотра достопримечательностей, но может, он имеет в виду нечто иное.
Лейтенант ван Дейк уверил нас, что этой ночью мы «увидим слона», как он выразился. Вечер начался с выпивки в баре «Банк-Эксчендж» и с обеда в ресторане «Клифф-Хауз» с видом на солнце, опускавшееся в Тихий океан. Ближе к концу ужина он достал из кармана три билета и, помахав ими, протянул нам два.
– Я любитель театра, надеюсь, что и вы тоже. Это билеты на сегодняшнее представление оперы Гилберта и Салливана «Пэйшенс» в Тиволи.
Он широко улыбнулся.
– Я еще не встречал англичан, которым бы она не понравилась. Хотите пойти со мной?
Мне понравилась опера моих соотечественников, хотя и поставленная без лицензии. Надеюсь, Шерлок Холмс тоже остался довольным. Лейтенант ван Дейк аплодировал так же часто, как и я, но я заметил, что он так поглядывает на нас с Холмсом, словно что-то замышляет.
Остальную часть ночи мы провели менее достойным образом. Для начала мы посетили опиумный притон в Чайнатауне, где сердце мое сжималось при виде бедолаг, валяющихся на матрасах в переполненном тесном подвале, насквозь пропитанном ядовитым запахом, с закрытыми глазами, наслаждаясь какими-то доступными только им видениями. Я с содроганием понял, что это настоящее заведение. Те «туры» по Сан-Франциско, в которых я бывал раньше, показались мне похожими на театральные постановки, где актеры только играли роли наркоманов.
После этого мы посетили ряд забегаловок, пивных и подвалов, самый интересный из которых назывался «Дворец Паутины», где действительно углы были в паутине, а вдоль стены стояли клетки с обезьянами и попугаями. Мне сказали, что никому не позволяется трогать пауков и мешать им ткать свою паутину.
Мы с лейтенантом, казалось, производили неотразимое впечатление на официанток в питейных заведениях, и они сразу же заговаривали с нами, но от холодного и неулыбчивого Холмса они инстинктивно держались подальше. Лейтенант порой начинал шептаться с девушками, а однажды даже ткнул меня в бок и вопросительно поднял бровь. Я покачал головой в знак несогласия, а он пожал плечами и продолжал шептаться, вне всякого сомнения, назначая свидание.
Было уже добрых три часа ночи, когда он сказал:
– Ну что ж, джентльмены, мне, кажется, пора.
Мы сели в ожидающий нас экипаж, и копыта лошадей бодро застучали по мостовой Варварского Берега по направлению к Пасифик-стрит. Несмотря на поздний час, по улицам разгуливало много прохожих. Лейтенант попросил кучера остановиться, и мы проследовали за ним по тротуару, а потом по сигналу спрятались в тени складов.
– Смотрите на ту аллею, через улицу, – прошептал он.
Ночь была прохладной, и по спине моей пробежали мурашки, но вовсе не от холода. Минуты шли одна за другой, и вдруг я услышал в тишине собственное дыхание. В начале аллеи я заметил нечто белое, а затем появилась молодая женщина, закутанная от шеи до лодыжек в просторное белое платье. В руках она держала гитару. Прислонившись к ближайшей стене, она заиграла на гитаре и запела морскую песню тихим и глубоким голосом. Я чувствовал, как волосы у меня встают дыбом.
– Интересно, – пробормотал Холмс.
На улице показалась компания матросов, привлеченных звуками песни. Мгновение спустя женщина в белом, казалось, растворилась в воздухе. Моряки потоптались нерешительно, споря между собой, следовать ли за ней, и пошли дальше вдоль по улице, решив найти себе более реальных подружек.
После того как они ушли, женщина появилась снова и снова затянула грустную песню. Следующим на звук пришел всего лишь один матрос. Он остановился и долго смотрел на нее, затем направился прямо к ней. Она отошла назад и снова исчезла, но тут же появилась в нескольких ярдах дальше по аллее. Матрос постоял, затем пошел за ней, и они исчезли в тумане.
К моему удивлению, лейтенант ван Дейк крикнул: «За ними!» и бросился через улицу. Холмс и я побежали за ним по грязи аллеи. Вдруг она свернула влево, и мы оказались в небольшом тупике, образованном стенами складов.
Женщина в белом и матрос исчезли без следа.
Ван Дейк расхаживал по этому маленькому пространству в поисках выхода или двери, где могли бы скрыться эти люди, бегал взад и вперед, рьяно взявшись за исполнение служебных обязанностей. Холмс осмотрел грязь под ногами, затем обошел тупик по кругу, также проверяя, как мне показалось, наличие потайных дверей.
Минут через десять лейтенант ван Дейк остановился и пожал плечами. Он выглядел бледнее обыкновенного, глаза были широко раскрыты. Когда он заговорил, из рта его шел пар.
– Я ничего не нахожу, они как будто растворились в воздухе. Может, это и не призрак, но на какое-то мгновение я почти поверил в это, – сказал он содрогнувшись.
– Да, кажется, так, – сказал Холмс. – Если ваш экипаж до сих пор нас ждет, то мы могли бы вернуться в отель.
– Куда угодно, – произнес я, – лишь бы скорее в тепло.
Холмс как-то странно посмотрел на меня, и я понял, что он думает, будто мои зубы стучат не совсем от холода.
В экипаже лейтенант предложил нам сигары, откусил кончик своей и сказал:
– Я полагаю, вы скоро вернетесь в Лондон.
– Через несколько дней, – согласился с ним Холмс.
– Мне жаль, что так вышло с этой мисс Адлер, – вздохнул ван Дейк. – Мы бы известили ее семью, но у нас нет доказательств, а говорить, что она умерла, когда мы и сами в этом не уверены, было бы слишком жестоко.
– Да, конечно, – уверил его Холмс. – Вы правильно поступили.
Но, произнося эти слова, он смотрел на аллею.
Вернувшись в отель, я переоделся и прошел в гостиную, чтобы выпить бокал перед сном. Холмс сидел на стуле в своем ночном халате и отхлебывал херес, всматриваясь в огонь.
– Я удивлен, доктор Уотсон. Мне казалось, вы никогда не верили в привидения.
– А у вас есть какие-то другие объяснения? – возразил я. – Возможно, я видел и не привидение, но еще немного, и я бы поверил.
– Вспомните, Уотсон, что вы видели не одно привидение, а два. Или вы забыли о матросе?
Я решил не пускаться в обсуждение этого вопроса. С меня хватит и того, что я уже повидал за один вечер.
– Майкрофт будет разочарован, – сказал я.
Холмс, казалось, удивился.
– Едва ли. Трагическая загадка Леоны Адлер решена – хотя привлечь злодеев к суду будет трудновато. Остается также вопрос о мотивах поступков, хотя, мне кажется, и это в конце концов выяснится. А вообще-то пора спать. – Он зевнул. – Раздобудьте завтра матросскую одежду. Я думаю, нам стоит вернуться в аллею возле Пасифик-стрит завтра ночью и разобраться, куда же исчезли привидение и ее поклонник, хотя, думаю, и это понятно.
– Только на этот раз я буду идти за ней, не так ли, Холмс? – спросил я в негодовании.
Холмс рассмеялся.
– Не стоит беспокоиться, Уотсон, – я буду рядом. Но советую вам взять револьвер.
Я мрачно допил херес и пошел в свою спальню. В дверях я остановился.
– Вечер и в самом деле был потрясающим, не правда ли, Холмс?
– Не стану отрицать, – согласился он.
Неожиданно во мне проснулось любопытство.
– А что вам показалось самым интересным? Подвал с паутиной?
– Вовсе нет, Уотсон. Куда более интересно количество грязи, оставшейся на башмаках лейтенанта ван Дейка, после того как мы вышли из аллеи.
