Текст книги "Шерлок Холмс на орбите"
Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник
Соавторы: Роберт Джеймс Сойер,Крэг Шоу Гарднер,Барри Норман Молзберг,Джон де Ченси,Фрэнк Робинсон,Кристин Кэтрин Раш,Джордж Алек Эффинджер,Вонда Н. Макинтайр,Уильям Реналд Бартон,Мартин Гринберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)
– В апреле тысяча восемьсот девяносто четвертого года.
– А когда этот одаренный итальянец, Гильельмо Маркони, изобрел беспроволочный телеграф?
– Не имею представления.
– В тысяча восемьсот девяносто пятом, мой дорогой Уотсон. В следующем году! За все время, что человечество использовало радио, наш мир находился в неопределенном состоянии. В состоянии нереализованных возможностей!
– И что это значит?
– Это значит, что инопланетяне существуют, Уотсон, и отсутствуют не они, а мы! Наш мир сбился с ритма остальной Вселенной. Из-за нашей неспособности принимать горькую истину мы перевели себя из реальногов потенциальноесуществование.
Мне всегда казалось, что мой друг обладает преувеличенным мнением о себе, но это уже слишком.
– Так вы предполагаете, Холмс, что данным неопределенным существованием мир обязан именно вам?
– Совершено верно! Ваши читатели не позволили мне умереть, даже если этим я достиг того, чего желал, – уничтожения Мориарти. В этом безумном мире наблюдатель потерял контроль над наблюдениями! Если моя жизнь на чем-то и основывалась, – моя жизнь до того нелепого воскрешения, описанного в вашем рассказе «Пустой дом», – так это на разуме! Логике! На вере фактам! Но человечество отреклось от этих принципов. Весь мир от этого оказался не в порядке, сбился с пути, и теперь мы отрезаны от цивилизаций, которые существуют повсюду. Вы говорите, что вас завалили требованиями вернуть меня к жизни, но если бы люди на самом деле понимали меня, понимали, на чем основывалась моя жизнь, они бы поняли, что единственная дань, которой они могут почтить мою память, – это принять факты! Единственно правильным решением было бы решение оставить меня мертвым!
Майкрофт послал нас обратно во времени, но не в 1899 год, откуда он нас забирал, а, по просьбе Холмса, на восемь лет раньше, в май 1891 года. Тогда, конечно же, жили более молодые наши варианты, но Майкрофт заменил их нами, а молодых отправил в будущее, где они должны были прожить остаток жизни в окружении симулированной реальности, взятой из наших с Холмсом воспоминаний. Мы были старше на восемь лет, чем во время нашего первого побега от Мориарти, но в Швейцарии нас никто не знал, и потому перемена возраста осталась незамеченной.
Я в третий раз оказался в том роковом дне у Рейхенбахского водопада, но, в отличие от второго, он снова представлял собой настоящую реальность.
Я увидел, как к нам приближается посыльный мальчик, и сердце мое учащенно забилось. Повернувшись к Холмсу, я сказал:
– Я не могу оставить вас одного.
– Можете, Уотсон. И вы оставите меня, потому что еще никогда не подводили меня. Я уверен, что вы доиграете весь сценарий до конца. – Он замолчал на мгновение и добавил чуть-чуть грустно: – Я могу обнаруживать факты, но не могу их изменять.
А затем он торжественно протянул мне руку, и я пожал ее обеими своими руками. Тут к нам подошел мальчик, посланный Мориарти. Я позволил себя одурачить и оставил Холмса одного у водопада, изо всех сил стараясь не оборачиваться по пути к несуществующей больной в гостинице «Англия». По дороге я встретил Мориарти, идущего мне навстречу. Я едва сдержался, чтобы не выхватить пистолет и не убить этого негодяя; но я понимал, что таким образом лишу Холмса возможности расквитаться с Мориарти лично, и с моей стороны это будет непростительным предательством.
До гостиницы я шел около часа. Там я разыграл известную мне сцену – спросил хозяина, где находится больная, и Штайнер-старший, как и следовало ожидать, удивленно сказал, что ничего не знает о ней. Уже пережив однажды этот эпизод, я играл не очень искренне и быстро пошел назад к водопаду. Горный подъем занял около двух часов, и к тому моменту как я подходил к месту нашего с Холмсом расставания, я настолько истощил силы, что мое хриплое дыхание было слышно даже на фоне падающей массы воды.
И снова я обнаружил две пары следов, ведущих к бездне, и ни одного следа от нее. Я также увидел альпеншток Холмса, прислоненный к скале и, как и в первый раз, нашел адресованную мне записку. Как и прежде, Холмс писал, что настало время последнего и решительного сражения и что Мориарти позволил ему написать несколько слов перед схваткой. Но в отличие от первой записки, был и постскриптум:
«Мой дорогой Уотсон. Вы почтите мою память прежде всего тем, что будете придерживаться фактов. Не обращайте внимания на то, что требует от вас читающая публика. Оставьте меня мертвым».
Я вернулся в Лондон и смог отвлечься от скорби по Холмсу, вновь пережив радостную встречу и горестное расставание с моей женой Мэри, объяснив ей, что я кажусь постаревшим от удара, который испытал, узнав о гибели Холмса. На следующий год, как и следовало, Маркони изобрел радио. Меня продолжали атаковать просьбами написать продолжение рассказов о Холмсе, но я не поддавался на эти уговоры, хотя утрата лучшего друга казалась мне настолько тяжелой, что я едва не сдался и не отрекся от своих наблюдений, сделанных у Рейхенбахского водопада. Ничто бы меня так не порадовало, как возвращение самого лучшего и самого умного человека из всех, кого я когда-либо знал.
В конце июня 1907 года я прочел в «Таймс», что обнаружены упорядоченные радиосигналы, идущие со звезды Альтаир. В этот день все остальное человечество отмечало праздник, но я, признаюсь честно, обронил несколько слез и поднял рюмку в память о моем друге, покойном мистере Шерлоке Холмсе.
Часть четвертая
ХОЛМС ПОСЛЕ СМЕРТИ
Джэнни Ли Симнер
Иллюзии
Сквозь щели в окне подул ветер. Пламя свечей затрепетало и погасло. Артур слышал, как снаружи по лондонским улицам торопливо идут прохожие, стуча башмаками не в унисон с завываниями ветра. Никто не проронил ни слова. Никто даже не позаботился снова зажечь свечи.
Справа от Артура сидел мистер Вентворт, дыша медленно и глубоко. Артур мысленно представил себе его очертания, его голову, зажатую между узких плеч с горбом. Его рука, которую Артур держал в своей, похолодела. Хватка была на удивление крепкой.
Мисс Лоудер-Симондс, знакомая Артура, которая и посоветовала ему посетить сеанс, держалась за другую его руку. «Джошуа хороший, – сказала она ему, – хотя немного непредсказуемый. Если сеанс удается, то происходит просто чудо. Если не удается, то не остается никакого впечатления – духи позволяют ему делать либо все, либо ничего». Она объяснила, что неудачи мистера Вентворта мешают его популярности. Людям требуется такой медиум, который бы регулярно сотворял маленькие чудеса, а не тот, кто способен лишь иногда на грандиозные.
Мисс Лоудер-Симондс сидела, выпрямившись на стуле, ногами касаясь стола, юбкой подметая пол. Доктор и его жена – ее друзья, которых Артур не знал, – замыкали круг. Артур устремил взор прямо на них, на другой конец стола.
Он подумал о маленьких трюках, которые сопровождают почти любой сеанс, – звон колокольчиков, звук рожков, летающие по комнате объекты. Эти игры ему надоели, и он уже почти прекратил посещать сеансы. Настоящие духи могли бы сделать что-то получше.
Мисс Лоудер-Симондс настаивала на том, что у мистера Вентворта все по-другому. Артур надеялся на это – он страстно желал найти доказательства действенности спиритизма. Он давно покинул лоно католической церкви, к которой принадлежала его семья, но ему по-прежнему хотелось убедиться в существовании Творца, создавшего бессмертную душу человека.
Ветер все так же завывал, но никаких чудес не происходило.
Мысли Артура перескочили на его новый роман о средневековье, герои и ситуации которого были заимствованы из «Белой компании», но действие которого происходило гораздо раньше. Он уже представлял себе Найджела Лоуринга мальчиком – бедным, наивным, мечтающим о великих подвигах. Хорошо работать с персонажами, которые тебе нравятся. Он знал, что поступил правильно, кинув этого дурацкого Холмса в Рейхенбахский водопад.
– Ветер, – прошептал кто-то – скорее всего, доктор, и Артур вернулся в настоящее. – Он зовет вас.
Мгновение Артур раздумывал, о чем говорит этот человек. Затем в стенаниях ветра он различил слова – произносимые нечеловеческим низким, протяжным голосом.
– Артур, – простонал ветер. Приходилось напрягаться, чтобы слышать слова. – Артур Конан Дойл.
Мистер Вентворт еще крепче сжал его руку.
– Добро пожаловать, дух. Как тебя зовут?
– Имя, данное мне при рождении, – произнес голос, делая паузы между порывами ветра, – Ричард. Фамилия – Дойл.
– Дядя Дик!
До этого на сеансах всегда появлялись голоса, называвшие себя его отцом или матерью, которые здравствовали и поныне. К тому же они всегда доносились со стороны медиума или откуда-то из дальнего угла комнаты. Никогда их еще не приносило ветром.
Если этот дух настоящий, то непонятно, хочется ли ему, Артуру, с ним разговаривать. Даже при жизни он предпочитал разговаривать с дядей как можно реже.
– Что привело тебя в этот мир? – спросил мистер Вентворт.
– Я пришел, – голос духа неожиданно стал ясным и отчетливым, почти человеческим, – чтобы показать своему племяннику, как я люблю его.
Эти слова напомнили Артуру, как дядя Дик в детстве водил его на прогулку по Лондону. Он предпочитал представлять его таким, как тогда, а не тем суровым стариком, с которым они спорили в последние годы.
Но эти слова ничего не доказывали. Дух еще не сказал ничего особенного. Артур хотел получить более ясное доказательство.
– Я также посылаю свою любовь его сестрам и брату.
Тоже ничего конкретного. Ветер судорожно рвал занавески.
– Я прощаю его за то, что он оставил католическую Церковь.
Артур сжал челюсти.
– Мне кажется, такое вряд ли нуждается в прощении.
Он вспоминал все свои аргументы в спорах с дядей Диком за обеденным столом.
– Конечно, нуждается, – сказал голос с хорошо знакомой Артуру интонацией. – Но после смерти я встретил многих духов, которые, не будучи католиками или даже христианами, прожили тем не менее добродетельную жизнь и получили спокойное существование после смерти. И если даже Господь простил их заблуждения, – то с моей стороны было бы слишком самонадеянным не поступить так же.
Хотя бы какое-то снисхождение.
– Как может верование, которое способствовало добродетельной жизни, быть заблуждением?
– Для добродетели достаточно места и в пределах Церкви, – дядя Дик, как всегда, уклонялся от ответа. – Нет нужды уходить за ее пределы.
Артур почувствовал себя ребенком, которому читают проповедь. В нем рос гнев.
– Место для добродетели? Это когда на протяжении веков Церковь была ответственна за кровопролития?
– Ты не должен порицать Церковь за грехи отдельных ее членов.
– Тогда не стоит наделять ее и добродетелью других членов! – Артур глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Спор может продолжаться вечно, пока один из них не догадается замолчать.
– Дядя, – сказал он насколько возможно спокойным голосом, – ты ведь пришел сюда не для того, чтобы спорить со мной о Церкви.
– Нет, – сказал дядя Дик, тоже более спокойным тоном. – Я пришел сюда ради иной цели.
– Какой же именно?
– Я пришел попросить тебя, чтобы ты воскресил Шерлока Холмса!
От неожиданного порыва ветра стекло задребезжало.
Это уж слишком. Артур вскочил на ноги, удерживаемый мистером Вентвортом и мисс Лоудер-Симондс.
– Да как ты смеешь? – прокричал он. Почему его дядя в первую очередь заботится о каком-то Шерлоке Холмсе? – Как ты посмел мне сказать такое?
– Весь Лондон был в трауре, когда ты убил его, – сказал дядя Дик. Можно было и не напоминать. Сдержанные при всех других обстоятельствах люди повязывали свои шляпы черными траурными лентами. Его засыпали не только негодующими письмами, но и соболезнующими.
– Признаюсь, – сказал дядя Дик, – мне самому нравился этот персонаж.
– Я не воскрешу его. Я не ребенок. Не нужно учить меня жить.
– Но когда ты ведешь себя неправильно, я должен сказать тебе об этом!
Артур открыл рот, чтобы возразить. Он сознавал, что повторяет старые доводы, но не мог остановиться. Он не хотел останавливаться. В конце концов не он первый начал.
Повторение старых доводов. Слова эхом отдавались в его голове.
Двадцать лет тому назад, когда Артур впервые оставил церковь, дядя Дик сказал ему те же самые слова, что и теперь.
Разве мог бы актер, исполняющий роль духа, повторить в точности слова их споров? Артур засмеялся. Разве мог кто-то другой, кроме его родственника, рассердить его, обращаясь с ним так, как будто он до сих пор оставался ребенком? Хохот становился все громче и громче, доходя до истерических нот. Гнев утихал.
Артур получил доказательство. Духи существуют на самом деле, и он только что спорил с одним из них. Смерть – это всего лишь иллюзия, это не конец.
– Дядя Дик, – сказал он, продолжая смеяться.
– Не вижу ничего смешного, – раздраженно отозвался дядя Дик.
Артур вытер слезы. Если смерть иллюзия, подумал он, то и гибель Холмса в водопаде тоже иллюзия. Возможно, он и не падал туда. Возможно…
– Ты воскресишь его, – сказал дядя Дик.
Это не был вопрос, но Артур все равно ответил.
– Да, я воскрешу его.
– Хорошо.
Дядя Дик вздохнул – или это был ветер? Или они оба вздохнули?
– И ты его сделаешь католиком на этот раз?
– Католиком? – Артур подался вперед. Как смеет его дядя спрашивать об этом? Он почувствовал, что готов спорить снова, пусть даже и с привидением. В гневе он вырвал руки, разомкнув таким образом круг участников сеанса.
Ветер сразу затих, в комнате воцарилась тишина. Несколько мгновений никто не двигался. Затем мистер Вентворт встал и начал зажигать свечи. Артур почти забыл, что в комнате находился кто-то еще.
Дух больше не говорил.
Сеанс удался, сказал себе Артур. Это самое главное. Хотя некоторые его участники хотели продолжить спор и жалели, что их прервали, он заставил себя отмести в сторону всякие сомнения.
Ведь сейчас ему нужно написать историю.
Майк Резник
Жемчужные врата
«…Осмотр места происшествия, произведенный экспертами, не оставил никаких сомнений в том, что схватка между противниками кончилась так, как она неизбежно должна была кончиться при данных обстоятельствах: видимо, они вместе упали в пропасть, так и не разжав своих смертельных объятий. Попытки отыскать трупы были тотчас же признаны безнадежными, и там, в глубине этого страшного котла кипящей воды и бурлящей пены, навеки остались лежать тела опаснейшего преступника и искуснейшего поборника правосудия своего времени…»
Все это было очень странно. Мгновение назад я падал в Рейхенбахский водопад, сжимая в своих объятиях Мориарти, а в следующий миг я уже стоял среди унылого, серого и однообразного ландшафта.
Я был совершенно сухим, что мне показалось совсем неудивительным, хотя быть так не могло. Кроме того, во время прыжка я больно ударился ногой о камень, но сейчас не чувствовал боли.
Я вдруг вспомнил о Мориарти. Осмотревшись по сторонам, я не увидел его. Впереди сиял невероятно яркий свет, и меня буквально повлекло к нему. Что случилось потом, я помню довольно смутно; похоже только, что я оказался на небесах. (Никто мне не говорил этого, но когда отбросишь все невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно ни было, и есть истина… а отсутствие профессора Мориарти доказывало, что я не в аду.)
Как долго я оставался там, не знаю, так как там нет ничего, что позволяло бы измерить ход времени. Я только помню, что иногда мне хотелось очутиться в Ином Месте – настолько скучными оказались вечный покой и совершенство моего окружения. Такое признание люди церкви сочтут оскорблением, но если во всем космосе и есть самое неподходящее для меня место, так это небеса.
На самом деле я вскоре начал подозревать, что нахожусь в аду, ибо если каждый из нас сам творит собственные рай и ад, то для меня ад – такое место, где мои способности и интеллект ни на что не пригодны. Место, где игра продолжаться не может; где вообще нет никаких игр – такое место для человека моих склонностей раем никак не назовешь.
Когда мне становилось невыносимо скучно на Земле, я прибегал к особому средству облегчения, но сейчас и оно было мне недоступно. Но все же мне хотелось скорее деятельности, чем семипроцентного раствора кокаина.
И вот, когда я уже был уверен, что мне грозит целая вечность такой скуки, и сожалел, что не совершил грехов, за которые меня могли бы поместить в такое место, откуда хотя бы можно было надеяться убежать, я заметил напротив себя призрачное существо, превратившееся в человека с голубыми глазами и с огромной белой бородой. На нем было белое платье, а над головой висел золотой нимб.
Я неожиданно тоже принял обличье человека и удивился тому, что раньше даже не замечал отсутствия у себя тела.
– Здравствуйте, мистер Холмс, – сказал человек.
– Здравствуйте, святой Петр, – ответил я вновь обретенным голосом.
– Вы знаете меня? – спросил он удивленно. – Я предполагал, что ваше увлечение религией давно прошло.
– Я ничего не помню о своем увлечении религией, – ответил я.
– Тогда откуда вам известно, кто я такой?
– Наблюдение, анализ и дедукция, – объяснил я. – Очевидно, что вы специально разыскивали меня, так как назвали меня по имени, а поскольку до этого я был бестелесным существом, одним из многих миллиардов, то у вас есть способность различать нас. Это указывает на определенную власть. Вы приняли облик, каким обладали при жизни. На вашей правой руке я вижу отметины от грубой лески. У вас есть нимб, а у меня нет, значит, вы святой. Остается только вспомнить, кто из святых был рыбаком и наделен полномочиями на небесах.
Святой Петр улыбнулся.
– А вы довольно занятны, мистер Холмс.
– Я смертельно соскучился, святой Петр.
– Я знаю, – ответил он, – и сожалею об этом. Вы единственный, кто не рад тому, что попал на небо.
– Но сейчас это не совсем так, – сказал я. – Ибо на вашем челе я тоже вижу печать недовольства.
– Верно, мистер Холмс, – согласился он. – У нас возникла непредвиденная ситуация, в которой повинен я, и я решил обратиться к вам за помощью. Мне кажется, это поможет вам хоть немного развеять скуку. – Он неловко замялся. – И мне кажется, вы единственная душа в этом царстве, которая сможет помочь мне в сложной ситуации.
– Разве Бог не может справиться с любой трудностью? – спросил я.
– Может, и в конечном итоге Он с нею справится. Но так как в данном случае виновен я, то попросил, чтобы мне предоставили шанс справиться с этой проблемой или по крайней мере попытаться справиться.
– И какой Он вам дал срок?
– Время здесь не имеет значения, мистер Холмс. Если Он решит, что мне не видать удачи, Он вмешается сам. – Он снова сделал паузу. – Надеюсь, вы поможете мне искупить свою вину перед Ним?
– Я сделаю все, что в моих силах, – уверил я его. – Пожалуйста, изложите суть вашей проблемы.
– Дело крайне щекотливое, мистер Холмс, – начал он. – С незапамятных времен я служил Хранителем Жемчужных врат. Никто не мог войти в рай без моего разрешения, и до недавних пор я не совершал ошибок.
– А теперь совершили?
Он устало кивнул.
– Совершил. Огромнуюошибку.
– Разве вы не можете отыскать душу точно так же, как отыскали меня, и выдворить ее из рая?
– Если бы все было так просто, мистер Холмс, – ответил он. – Я бы без труда смог найти Калигулу, Тамерлана и Атиллу. Но эта душа, хотя и запятнанная до невероятности, ускользает от меня.
– Понятно, – сказал я. – Удивительно, что пять ужасных убийств не делают его различимым.
– Так вы знаете? – воскликнул он.
– Вы ищете Джека Потрошителя? – спросил я. – Элементарно. Все другие, которых вы упомянули, отождествлены с совершенными ими преступлениями, но личность Джека Потрошителя так и не была опознана. Более того, поскольку этот человек душевно нездоров, мне кажется, исходя из моих ограниченных познаний рая, что если он не чувствует вины, то и его душа ничем не выдает себя.
– Вы как раз такой человек, на которого я надеялся, мистер Холмс, – сказал святой Петр.
– Не совсем, – заметил я. – Ибо я не понимаю вашей озабоченности. Если душа Джека Потрошителя не запятнана, то зачем вообще искать его? Ведь в конце концов если человек душевнобольной, то он не ответствен за свои поступки. На Земле – да, я бы постарался быстрее запереть его туда, где он не мог бы представлять опасности, – но здесь, на Небесах, разве он может причинить какой-нибудь вред?
– Все не так просто, как вам кажется, мистер Холмс, – ответил святой Петр. – Здесь живут наши души, но это неверно в отношении чистилища или ада. Недавно некая неопознанная душа пыталась открыть Жемчужные врата с этойстороны. – Он нахмурился. – Они сделаны так, что могут выдержать любой напор снаружи, но не изнутри. Еще одна-две попытки, и душа добьется успеха. Так как она обладает эктоплазматическими свойствами, то трудно представить, какой ущерб она причинит чистилищу.
– Тогда почему бы просто не выпустить его?
– Если мы откроем врата, чтобы выпустить его, то нас осадят недовольные души, пытающиеся проникнуть сюда.
– Понятно, – сказал я. – А что заставило вас прийти к мнению, что это был именно Джек Потрошитель?
– Так как на Небесах нет течения времени, так здесь нет ограничений и в пространстве. Хотя Жемчужные врата небольшие по размеру, они простираются во всех направлениях.
– Ага! – сказал я, наконец-то поняв суть проблемы. – Я прав, предполагая, что попытка пробиться сквозь врата была предпринята вблизи душ Элизабет Страйд, Анни Чалмен, Кэтрин Эддоуз, Мэри Келли и Мэри Энн Николлс?
– Его пять жертв, – сказал святой Петр, кивнув. – На самом деле две из них вне пределов его досягаемости, но Страйд, Чапмен и Келли находятся в чистилище.
– Вы можете привести этих троих в рай?
– Как приманку? – спросил святой Петр. – Боюсь, нет. Никто не может войти на Небеса, пока не настало его или ее время. Кроме того, – добавил он, – он ничего не сможет им сделать – ведь дух бестелесен. Как вы знаете, здесь даже невозможно общаться с другими душами. Каждый проводит вечность в созерцании величия Бога.
– Так вот чем здесь занимаются, – сказал я кисло.
– Пожалуйста, мистер Холмс, – попросил он сурово.
– Приношу извинения, – ответил я. – Ну что ж, кажется, мы сможем соорудить ловушку для Потрошителя при его следующей попытке к бегству.
– Можно ли быть уверенным, что он продолжит эти попытки?
– Пожалуй, он еще меньше приспособлен для рая, чем я, – уверил я его.
– Похоже, это невозможное предприятие, – сказал святой Петр угрюмо. – Он может попытаться прорвать врата в любом месте.
– Эти попытки будут происходить поблизости от его жертв, – сказал я.
– Почему вы так уверены? – спросил святой Петр.
– Потому что эти убийства были совершены без мотива.
– Я не понимаю.
– Где нет мотива, – объяснил я, – там нет причин и останавливаться. Вы можете быть вполне уверены, что он снова захочет добраться до них.
– Но если даже так, то как я смогу задержать его или даже опознать? – спросил святой Петр.
– Действительно ли место не играет никакой роли в раю? – спросил я.
Он посмотрел на меня непонимающе.
– Позвольте мне задать вопрос так, – сказал я. – Можете ли вы удерживать Жемчужные врата в непосредственной близости от данных душ?
Он покачал головой.
– Вы не понимаете, мистер Холмс. Они существуют во всех временах и во всех местах сразу.
– Понятно, – сказал я, мечтая ощутить в руках курительную трубку, раз уж принял человеческий облик. – Вы можете сотворить вторые врата?
– Но они не будут абсолютно такими же, – сказал святой Петр.
– И не нужно. Главное, чтобы походили и чтобы душа смогла их перепутать.
– Он сразу же увидит подделку.
Я покачал головой.
– Он безумен. Его мыслительные процессы отклоняются от нормы. Если вы сделаете так, как я вам посоветовал, и поместите поддельные врата поблизости от его жертв, то, я думаю, он не успеет заметить разницу. Его просто влечет к себе этот барьер, препятствующий осуществлению его желаний. Ему скорее захочется атаковать их, а не раздумывать по поводу их истинности, если он вообще способен думать.
– Вы уверены? – спросил святой Петр с сомнением.
– Он просто вынужден охотиться за проститутками. По каким-то причинам опознать проституток он может только в этих душах. Значит, на них он и пожелает напасть. – Я сделал паузу. – Сотворите ложные врата. Душа, прошедшая сквозь них, окажется тем, кого вы ищете.
– Надеюсь, что вы правы, мистер Холмс, – сказал он. – Гордыня – грех, но даже я не лишен малой ее доли, и мне не хотелось бы опозориться перед Господом.
И тут он ушел.
Вернулся он через неопределенное время, с торжествующей улыбкой на лице.
– Я полагаю, моя небольшая хитрость сработала? – спросил я.
– В точности, как вы говорили! – ответил святой Петр. – Джек Потрошитель сейчас там, где ему и следует быть, и он никогда не осквернит Небеса своим присутствием. – Он внимательно посмотрел на меня. – Вы, должно быть, взволнованы, мистер Холмс, и выглядите не очень хорошо.
– В какой-то степени я ему завидую, – сказал я. – По крайней мере теперь ему есть за что бороться, есть что желать.
– Не завидуйте ему, – сказал святой Петр. – Ему не на что надеяться, впереди у него только вечные муки.
– Это у нас общее, – сказал я с горечью.
– Вероятно, нет, – ответил святой Петр.
Я тут же насторожился.
– Да?
– Вы спасли меня от стыда и затруднительного положения. Теперь я должен вознаградить вас.
– Как?
– Я думал, у вас есть кое-какие пожелания.
– Может, для вас это и Небеса, – сказал я, – но для меня это ад. Если вы на самом деле хотите наградить меня, пошлите меня туда, где мои способности найдут себе применение. В мире существует зло, и я приучен бороться с ним.
– Вы действительно хотите оставить рай, чтобы продолжить сражаться с несправедливостью и практически ежедневно идти на риск? – спросил святой Петр.
– Да, хочу.
– Даже зная, что, сверни вы с пути праведного – а путь этот гораздо труднее, чем уверяют ваши церкви, – ваша судьба решится окончательно и бесповоротно?
– Даже так.
Про себя я подумал: «Особенно, если так».
– Тогда не вижу причин, почему бы не выполнить вашу просьбу, – сказал святой Петр.
– Слава Богу! – пробормотал я.
Святой Петр снова улыбнулся.
– Отблагодарите его лично, когда подумаете об этом. Он слышитвас, не беспокойтесь.
Неожиданно я оказался посреди бескрайней серой равнины, которую посетил после падения в Рейхенбахский водопад, только на этот раз вместо света я видел вдали город…
«Холмс! – вскричал я. – Вы ли это? Неужели вы и в самом деле живы? Возможно ли, что вам удалось выбраться из той ужасной пропасти?»
Пустой дом.
