Текст книги "Шерлок Холмс на орбите"
Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник
Соавторы: Роберт Джеймс Сойер,Крэг Шоу Гарднер,Барри Норман Молзберг,Джон де Ченси,Фрэнк Робинсон,Кристин Кэтрин Раш,Джордж Алек Эффинджер,Вонда Н. Макинтайр,Уильям Реналд Бартон,Мартин Гринберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Должно быть, мы с Холмсом представляли собой забавное зрелище, скользя по поверхности космического корабля в тысячах миль от Земли, словно катаясь на коньках по замерзшей поверхности пруда.
Ознакомившись с простым управлением вакуумных костюмов изнутри, мы сняли их и попросили Дримбу продолжить рассказ.
– Как я сказал, узнав, что воздуха внутри корабля нет, все члены моего экипажа надели вакуумные костюмы.
– Вы их носите с собой?
– Только когда не на дежурстве. Тогда они хранятся в определенном месте на корабле. Каждый помечен, чтобы любой член экипажа мог найти свой костюм.
Вы увидите, что люки обоих кораблей подходят друг к другу, – продолжил Дримба, указывая на экран. – Корабль Альтора Бенна сегодня вновь заполнен воздухом при помощи особого механизма. Но когда я вчера зашел на корабль, то увидел, что основное электрическое питание в нем отключено. Оставалось несколько аварийных ламп, освещавших темные помещения. Их было достаточно, чтобы найти тело Альтора Бенна, плавающее в центре капитанского мостика. Вакуумного костюма на нем не было.
Совершенно очевидно, что это не несчастный случай, мистер Холмс. Воздух был намеренно выпущен из корабля, а это нелегкая задача. Чтобы отключить систему безопасности, нужно сначала выключить все управление кораблем. Я приказал своей команде возобновить подачу света, тепла, воздуха и электричества и обыскать корабль, предполагая, что преступник не мог скрыться.
– Но все поиски окончились неудачей, – сказал Холмс. – Вы задумывались о возможности самоубийства?
– Давайте пройдем в корабль Альтора Бенна, и я покажу вам, почему это невозможно.
Мы вошли в просторную главную каюту большого корабля.
– Превосходно! – воскликнул Холмс. – Вы не убрали тело!
И в самом деле, тело Альтора Бенна лежало на столе в центре помещения. Он был пяти с половиной футов в высоту, очень пухлым, с красным лицом и, как и Дримба, с четырьмя пальцами на каждой руке. Облачен он был в длинную зеленую мантию, а на горле красовался оранжевый шарф с затейливым узором, завязанный настолько туго, что шея выпирала из-под него сверху и снизу.
– Удушение? – спросил я.
Дримба покачал головой.
– Под шарфом обнаружили маленькую рану; его закололи длинным острым предметом, прошедшим через несколько жизненно важных органов и достигшим мозга. Тело распухло от вакуума. Мы обработали его особым способом, чтобы предотвратить дальнейшую декомпрессию.
– И осмотрев рану, вы заменили шарф? – спросил Холмс.
– Тело мы исследовали рентгеновскими лучами, для этого не нужно снимать одежду. Но она-то и представляет загадку. Понимаете, шарф указывает название и должность его владельца. Но даже у представителей расы Альтора Бенна принято подбирать их под цвет одежды. В день официального приема он надел эту зеленую мантию с зеленым шарфом. Также достоин внимания тот факт, что он вообще повязал шарф здесь, на корабле, потому что Посредник в быту не придерживался формальностей и снимал его при всякой возможности.
– Так вы предполагаете, что преступник, убив Посредника Бенна, повязал вокруг его шеи шарф, подал сигнал о помощи, выпустил воздух из корабля и каким-то образом сбежал? – спросил Холмс.
– Альтернативы я не вижу.
– Альтернативы есть всегда. Но давайте исследуем рану.
Холмс развязал шарф, достал из кармана лупу и поднес ее к ране. Внимательно присмотревшись, он подозвал к себе Дримбу.
– Вот это неприметное потемнение вокруг шеи – это не кровь?
Дримба пожал плечами.
– Я не могу определить, что это. Наверное, пятно от шарфа.
Холмс что-то проворчал, затем бросился на металлический пол палубы. Даже меня, привыкшего к его экстравагантному поведению, его методы иногда удивляли.
– Холмс! – крикнул Дримба.
– Вот, вот и вот, – сказал Холмс. – Эти следы, если я не ошибаюсь, оставили члены вашей команды в вакуумных костюмах; видите, как они расходятся в разные стороны по мере удаления от выхода. Нам повезло, через день они бы стали незаметны из-за окисления. Есть много маленьких следов и одна пара больших.
Дримба кивнул.
– Филджийцы значительно меньше меня; они-то и оставили эти следы.
Следы расходились по разным помещениям корабля. В одной из личных кают Холмс нашел шкаф, в котором висели платья, мантии и находился сундук с шарфами различного цвета. В другом шкафу хранился вакуумный костюм с полным запасом кислорода.
– Если не ошибаюсь, – заключил Холмс. – Посредник Бенн сам управлял кораблем и летел один, поскольку я больше не нашел вакуумных костюмов.
– Да, – подтвердил Дримба. – Он гордился своим искусным пилотированием.
Несколько мгновений Холмс изучал пол между шкафами и входной дверью, затем резко поднялся.
– Больше здесь мы ничего не найдем. Но мне нужно задать несколько вопросов членам вашей команды.
– Я так и думал. Тогда сейчас мы отправимся на обратную сторону Луны.
Поверхность Луны, расползшаяся на весь экран в корабле Дримбы, поразила меня. Но Холмс был поглощен своими мыслями. Только когда мы готовились к посадке, он потряс головой и заговорил:
– Хотелось бы выкурить трубку, Уотсон. Табак помогает сосредоточиться и ускоряет умственный процесс. Я располагаю большим количеством фактов, но не могу сложить их в стройную конструкцию. Мне ясно, как убийца покинул корабль, но как опознать его и поймать…
– Могу я спросить, мистер Холмс, – начал Дримба.
– В свое время, сэр. Если разбить яйцо прежде времени, птенец погибнет; потерпите – и родится орел. Мне нужна информация. Если бы это было земное убийство, то я мог бы привлечь осведомителей, покопаться в картотеке, в книгах. Но это terra incognita, или скорее luna incognita, и здесь у меня нет ничего, что помогло бы мне раздобыть нужные сведения, которые бы склеили все факты воедино.
Участок лунной поверхности раскрылся, и мы опустились внутрь, на скрытую пристань. Дримба поднялся, чтобы открыть люк.
– Мне, кажется, на этой станции удастся удовлетворить ваши требования, мистер Холмс, так же, как и оказать гостеприимство доктору Уотсону.
Наш причал соединялся с широким коридором, по которому прогуливались странные существа. Вероятно, я уже привык к тому, что нахожусь вдали от Земли и разговариваю с жителем иных планет, поскольку эти существа меня не пугали, а только разжигали любопытство. Дримба показал нам, куда следует идти.
– Немногие из них видели людей, – сказал он, – и вы, скорее всего, станете объектом пристального внимания.
– То же самое можно сказать и о некоторых общественных местах, которые мне случилось посетить на Дальнем Востоке, – сказал Холмс сухо. – Давайте пойдем дальше.
Мы вошли в просторное помещение, выдолбленное в лунной скале, и тут же на нас обрушились звуки внеземной музыки и разные запахи, приятные и неприятные, определить источник которых было невозможно. Помещение было словно поделено на участки, освещаемые различными лампами, от темно-красной до едва заметной фиолетовой. В этих «световых колодцах» сидели самые разнообразные существа и почти все они держали в руках (или в том, что им заменяло руки) стаканы.
Должно быть, мы находились в местном ресторане или зале отдыха. Дримба подвел нас к столу с нормальным освещением.
– В галактике существует бесчисленное множество рас, – сказал он, – и некоторые из них настолько отличаются от нас, что общение с ними невозможно. Одно из основных различий между теми, кто более или менее похож на нас, заключается в воспринимаемых ими цветах. Ваше солнце испускает большое количество световых волн в определенном диапазоне, и вы привыкли к этому свету. Другие же хорошо все видят в инфракрасном или ультрафиолетовом свете. К числу последних относятся и филджийцы. Это помещение – нейтральная территория. Там и там, – он показал на два стола возле нас, но поодаль друг от друга, – вы можете увидеть имперских премьер-министров и их охрану.
Четырехрукий официант с совершенно земными голубыми глазами подкатил к нашему столику тележку с блюдами и напитками, включая и то, что мне показалось похожим на прекрасный светлый эль.
– Пожалуйста, не стесняйтесь, – сказал Дримба. – Что же касается Филджи…
Он достал из кармана пару очков с темными линзами и протянул их Холмсу.
– Так как мне часто необходимо бывать в их помещениях, я использую эти очки, позволяющие видеть в их свете, так как общий у нас всего лишь фиолетовый цвет. Все другие наши цвета кажутся им черными, а нам их цвета недоступны.
Холмс нацепил на нос очки и осмотрел помещение. Он повернулся к участку, освещенному темно-фиолетовым светом.
– Филджийцы, как я предполагаю.
Дримба кивнул. В такой темноте едва можно было различить описываемые им существа. Холмс резко выпрямился и воскликнул:
– Какой же я дурак! Это следовало понять в первую очередь. Уотсон, если в будущем кто-либо примется восхвалять мои способности к дедукции, заткните ему рот. Мистер Дримба, располагаете ли вы сведениями об этих филджийцах?
Дримба нахмурился.
– У нас есть источники информации, такие, как… у вас еще нет слов для них. Представьте себе большой мозг, способный запомнить невероятное множество фактов и обмениваться ими с другими устройствами. Любые сведения по любой теме могут быть предоставлены в мгновение ока со всеми возможными перекрестными ссылками. Ваш мистер Бэббидж разработал философские основания похожего механического устройства, но наше… называйте его, как вам угодно… использует электричество.
– Ха! – воскликнул Холмс. – Почти теми же словами я описывал мозг своего брата Майкрофта. Давайте же назовем это устройство «майкрофтом», познакомьте меня с ним. Уотсон, боюсь, что мне нужно побыть наедине с ним и что в то же время вы окажете мне неоценимую услугу здесь.
Холмс и Дримба ушли, оставив меня рассматривать этот ресторан в чреве Луны и сравнивать его блюда с кулинарными шедеврами миссис Хадсон.
Через двадцать минут Дримба вернулся один.
– Вам записка от мистера Холмса, – сказал он, протянув мне листок бумаги и две небольшие карточки.
«Уотсон, – говорилось в записке, – этот майкрофт мистера Дримбы действительно замечательное устройство. Мне быстро удалось добыть все необходимые сведения. Я улетел на корабль Альтора Бенна, воспользовавшись самым быстрым транспортом мистера Дримбы: мне необходимо еще раз убедиться в правильности своих предположений. Кроме того, я сделал необходимые приготовления. Возьмите эти карты и дайте по одной каждому премьер-министру. Одному из них грозит большая опасность, и нужно выяснить, кому именно. Дримба позаботится о нем. Узнаете о моем возвращении по звуку учебной тревоги. Не паникуйте, ждите меня возле причала, убийца сам даст о себе знать. Холмс».
Две карты были абсолютно одинаковы; на каждой из них был нарисован круг, вписанный в треугольник. Дримба подвел меня сначала к столу премьер-министра Г'даакской гегемонии. Меня представили на языке, в котором я ничего не смог разобрать, за исключением своего имени и имени Холмса, и я протянул премьер-министру одну из карточек. Он взял ее своей когтистой лапой и поднес к вытянутому лицу. Потом он сказал несколько слов Дримбе, который быстро ответил и отошел в сторону.
– Она для него не имеет никакого смысла, – сказал Дримба.
Премьер-министр Шаланского содружества был облачен в черное одеяние с головы до ног, резко контрастирующее с белым мехом его лица и рук. Дримба повторил свою приветственную речь, но как только я протянул карточку, премьер-министр подался назад и испустил такой резкий и пронзительный крик, что у меня застыла кровь в жилах.
Дримба жестом подозвал охранников своей расы, и те окружили стол шаланского премьер-министра. Пока Дримба говорил со своими подчиненными, свет в зале замерцал, и послышалась сирена в сопровождении гулкого голоса, повторявшего какие-то слова. Филджийцы быстро выбежали из помещения всей группой, но остальные существа, казалось, даже не обратили внимания на звуки. Очевидно, это и была тревога, о которой меня предупреждал Холмс.
– Только филджийцы занимаются строевой подготовкой, – сказал Дримба. – Остальные считают это скучным и никчемным занятием. Мистер Холмс и я устроили все это заранее.
Мы подошли к причалу и увидели филджийцев, вставших строем и надевших свои вакуумные костюмы. Там же стоял Холмс, как и обещал.
– Мистер Дримба, подайте команду быть наготове, – сказал он.
Через минуту один из фиджийцев начал задыхаться. Он сорвал костюм и попытался сбежать, но охранники Дримбы быстро поймали его.
– Вот вам и убийца, – произнес Холмс. – А вот и ваши очки. Они оказались очень полезными на борту корабля Альтора Бенна.
Дримба взял очки у Холмса.
– Совершенно ничего не понимаю, – сказал он.
– Давайте начнем с очевидного, – сказал Холмс. – Убийца не мог скрыться с корабля до вашего прихода, следовательно, он находился на борту.
– Это невозможно! – воскликнул Дримба.
– Нет. Очень даже возможно. Вы сами не смогли назвать точного числа наемников, составляющих группу по спасению. Ведь очень просто было одному из филджийцев спрятаться в шкафу, надев предварительно вакуумный костюм, а затем выйти и смешаться с остальными, только что прибывшими с базы. Следы на полу корабля о том и говорят. Все они расходятся в разные стороны от центральной каюты, за исключением одной пары, которая начинает движение возле шкафа с вакуумными костюмами. Убив Бенна, преступник включил аварийный сигнал, надел костюм, взятый с собой, выпустил воздух из корабля и спокойно дождался вашего появления.
Если филджийцы – наемники, то легко предположить наличие в их обществе культа убийц, подобных нашим асассинам. Ваш превосходный майкрофт подтвердил мои предположения, хотя в настоящее время считается, что филджийский культ убийц стал всецело достоянием истории и мифологии. Я, однако, думал по-другому и с помощью майкрофта проверил всех филджийцев, в недавнее время пересекавшихся с Альтором Бенном. Нашлось только одно совпадение. Девять месяцев тому назад один из членов вашей команды и Альтор Бенн были в одно и то же время в мире, который, как я понимаю, называется Бета Дракона IV.
– Этот мир теперь ввергнут в хаос, – пояснил Дримба. – Загадочный взрыв уничтожил здания правительства и помог захватить власть диктатору.
– Возможно, не такой уж и загадочный, – сказал Холмс. – Альтору Бенну едва удалось выбраться из опасного места за мгновения до взрыва. По всей вероятности, он заметил филджийского агента, воспользовавшегося тем же самым путем. На вчерашнем приеме террорист узнал Бенна и, испугавшись, что его разоблачат, пробрался на корабль и убил Посредника. Филджийские асассины отмечают свои жертвы условным знаком. Он служит одновременно и предупреждением, и знаком о проделанной работе – круг внутри треугольника. Я нарисовал его на этих двух карточках. Позже вы мне скажете, кто из двоих премьер-министров должен был стать очередной жертвой; постарайтесь не спускать с него глаз. На корабль Альтора я вернулся, чтобы рассмотреть пятно возле раны и с помощью очков мистера Дримбы различил в нем тот самый символ, о котором говорил. Но перед возвращением я обследовал датчики кислорода во всех вакуумных костюмах филджийских наемников. Вы сказали, сэр, что перед отправкой спасательной миссии все они были полностью заряжены. И если мои рассуждения верны, то в одном из них должно было оказаться значительно меньше кислорода, чем в остальных, ведь его владелец носил его по крайней мере на полчаса дольше. Так и оказалось. Я взял на себя смелость выпустить из него весь кислород.
– Значит, когда прозвучала учебная тревога… – сказан я.
– Убийца невольно выдал себя, – подытожил Холмс, удовлетворенно ухмыльнувшись. – Надеюсь, вы простите меня за такое вольное обращение с личными вещами ваших подчиненных, мистер Дримба.
– Но что же со вторым шарфом? – спросил Дримба.
– Элементарно, сэр. Филджийцы не могут видеть цвета, расположенные в спектре до фиолетового… зеленый, оранжевый, – все они кажутся им черными. К моменту убийства Альтор Бенн уже снял свой шарф, и неудачная попытка преступника скрыть убийство только подтвердила его личность.
Мимо нас прошел взвод охранников, ведущих арестованного преступника.
– Надеюсь, что прочие – обычные – методы подтвердят мою правоту, мистер Дримба. А на вашем месте я бы поподробнее допросил ваш личный состав. В любом случае надеюсь, что раскрытие этого преступления снимет подозрения с участвующих в конференции сторон и поможет заключить договор.
– Я даже не могу выразить, насколько я вам признателен, – сказал Дримба.
– Если ваша благодарность может принять форму сигары, – ответил Холмс, – то я тоже буду вам очень признательным.
Фрэнк М. Робинсон
Призрак с «Варварского Берега»
За все годы, что я знал Шерлока Холмса, он потерпел поражение только пять раз, признаваясь в своей ошибке и говоря, что другие посрамили его. Публике известно о четырех таких случаях, и до недавнего времени мне казалось, что лучше всего умалчивать о пятом, пока вовлеченные в него люди не умрут или раскрытие тайны не причинит им серьезных беспокойств.
Но, хотя Холмс полагает, что нужно признать поражение нанявшего его человека, фактически поражения не было – по крайней мере очевидного.
Дело это началось в пятницу после полудня поздним августом 1895 года, когда я развелся, не успел жениться в очередной раз и снова проживал со своим другом в доме номер 221-Б по Бейкер-стрит. Всю неделю Холмс проявлял признаки беспокойства: расхаживал взад-вперед по гостиной, подходил к окну, чтобы взглянуть на один из самых отвратительных дней в году – неоспоримый признак наступления лондонской осени и приближения зимы, когда температура падает и дым из миллионов каминов и очагов стелется над Темзой. Образуемые им удушающие, ядовитые желтоватые испарения текут по улицам и плещутся о дома, словно волны прилива о набережную. Уличные фонари превращаются в мутные пятна, и те несчастные, которым пришлось выйти из дома в такую погоду, совершенно исчезают из виду в пяти шагах от вас. Даже бодрое цоканье лошадиных подков о мостовую сменяется неуверенным перестуком под аккомпанемент кучерских «хало!», которыми они предупреждают прохожих о своем приближении.
Вполне понятно, что и уровень преступности упал до самой низкой отметки в году, потому что воры и мошенники также не желают бродить в промозглых сумерках, как и законопослушные граждане. Как следствие в газетах почти не было заметок, способных привлечь внимание Холмса, и совершенно никто не ждал его помощи у входной двери. Как-то раз Холмс сказал мне, что из всех способов умереть. – скончаться от безделья самый худший. С каждым днем он становился все более мрачным, вставал позже, чем обычно, оставлял без внимания мои вопросы о его самочувствии, садился в кресло и устремлял взгляд в пространство, когда ему надоедало расхаживать по ковру.
Представьте мое удивление, когда я вернулся в пятницу утром с прогулки и застал его в своем «дежурном» кресле, курящим трубку и очень бодрым. Он посмотрел на меня сверкающими глазами.
– Вы что-то прочли в газете, – сказал я почти в шутку. – Кража драгоценных камней или громкое убийство – вне всякого сомнения.
– Дорогой мой Уотсон, вы также читаете газеты, как и я, – укорил он меня. – Если бы в них упоминали о чем-то подобном, вы бы сразу обратили мое внимание на такой случай.
Он протянул мне квадратный листок синей бумаги.
– Это лучше, чем кража драгоценностей или убийство. Его прислали сегодня утром.
По инициалам М. X. я сразу же догадался, кто его прислал. Послание было кратким и деловым.
«Жди меня в пятницу, в четыре часа пополудни. Дело важное, но не столь срочное. Майкрофт».
– Что же это значит?! – воскликнул я. – Такое важное дело и не «срочное»!
Холмс набил свою трубку табаком и задумчиво посмотрел на меня.
– Я всегда рад видеть Майкрофта, Уотсон. Как вам известно, наши дороги не так уж часто пересекаются – я почти все время занят, а он редко покидает клуб «Диоген» или свои апартаменты на Пэлл Мэлл, разве что по государственным делам.
– Значит, это дело государственной важности, – сказал я. – Неудивительно, что вы с нетерпением ждете его визита.
Холмс замялся.
– Не то чтобы с нетерпением, но с интересом. Вероятно, это тайное дело, так как иначе он попросил бы меня встретиться с ним в клубе и не стал бы приезжать ко мне сам. Что же касается государственных дел, то мне так не кажется. Государственное дело, с которым он обращался ко мне в последний раз, было важным и срочным. Поскольку это предприятие он не характеризует как срочное, я склонен предположить, что в данном случае речь не идет о каком-то злодеянии, а о вопросе личного характера. А если никакого преступления нет, – добавил он, криво улыбнувшись, – то, боюсь, я не тот человек, который ему надобен.
Зазвонил колокольчик у входной двери, и послышались приветственные слова миссис Хадсон. Через мгновение я услышал тяжелые шаги по лестнице.
– Очень скоро мы обо всем узнаем, – пробормотал я.
Не успел я договорить, как миссис Хадсон открыла дверь, и в гостиную вошел Майкрофт Холмс. С тех пор как я видел его в последний раз, он значительно пополнел, а после подъема по лестнице дышал с трудом. Но его стальные серые глаза смотрели так же проницательно, как и всегда, прочесывая комнату в поисках перемен, и неодобрительно вспыхнули, остановившись на мне.
Холмс заметил этот взгляд.
– Ты же знаешь, что Уотсону я доверяю как самому себе, Майкрофт, – сказал он с некоторым раздражением. – Я уверен, что он сохранит в тайне то, что ты нам собираешься поведать. Садись, пожалуйста. Немного бренди? Твой доктор предупреждал тебя, чтобы ты чрезмерно не напрягался, а между тем ты только что поднялся по лестнице быстрее обычного.
– Но только чтобы быстрее сбежать от сырости, уверяю вас.
Майкрофт со вздохом сел в кресло напротив Холмса. Я встал возле стола, за которым мы завтракали, – чтобы предоставить им хотя бы видимость уединения, – но в пределах слышимости.
Холмс некоторое время смотрел на брата с улыбкой.
– Важное, но не срочное?
– Я здесь не по государственному вопросу, – кратко ответил Майкрофт. – Ты, Шерлок, должен был уже догадаться, что это дело личного характера.
– Личного? – Холмс не счел нужным скрыть свое изумление. Несмотря на то что они относились друг к другу с симпатией, редко кто из них решался рассказать брату о своей личной жизни.
Майкрофт, казалось, немного рассердился от такого предположения.
– Оно касается не меня, а других людей. Буду краток. Некая леди исчезла. Семья хочет найти ее. Они обратились к высокопоставленному другу, который в свою очередь обратился ко мне, а я, как ты видишь, обращаюсь к тебе. Это было его предложение, не мое.
– Твой высокопоставленный друг?
Майкрофт перевел взгляд на бокал с бренди, не желая встречать взгляд Холмса.
– Я хочу пощадить тебя, избавить от излишних воспоминаний об одной персоне.
Снова личные дела. Я знал, что у Холмса нет родственников, за исключением Майкрофта, а друзья хотя и были, но настолько немногочисленные, что я без всяких сомнений назвал бы себя первым в их числе. Короче говоря, я не мог понять, о каком это человеке не стоит упоминать при Холмсе.
– За последние недели в газетах не сообщалось о пропаже сколько-нибудь известной леди, – сухо заметил Холмс. – Не могу представить, чтобы они решили умолчать о таком событии.
– Она исчезла не в Лондоне, Шерлок. Она исчезла в Америке. Перестала писать. Не отвечала ни на письма, ни на телеграммы. Местные власти ничего не могут сказать о ее местонахождении.
Холмс поднял бровь.
– Прекращение переписки может означать либо обман, либо похищение.
Майкрофт налил себе еще немного бренди.
– Не обязательно. Со временем письма приходили все реже и реже и наконец около года тому назад перестали приходить вовсе.
– И где же ее видели в последний раз?
– В Сан-Франциско. Очевидно, она там жила некоторое время.
– Сама по себе? Без мужа или компаньонки?
– Кажется, да.
Холмс с удивлением посмотрел на брата.
– И ее семья хочет, чтобы я поехал и нашел ее в Сан-Франциско?
Майкрофт пожал плечами, словно для Холмса это ровным счетом ничего не значило.
– Сейчас у тебя нет дел, не так ли? Кроме того, ты никогда не видел Штаты.
– Мне нравились почти все американцы, с которыми я встречался, однако это не значит, что мне хочется посмотреть на их страну.
Холмс подошел к окну, заложив руки за спину, затем неожиданно обернулся.
– Не вижу никакой необходимости туда ехать. С этим определенно могут справиться и местные власти.
– Я же сказал тебе, что это довольно деликатная проблема, – произнес Майкрофт раздраженно. – Даже если это какой-то розыгрыш, то газеты сразу же уцепятся за него.
Холмс смотрел на него некоторое время, затем резко спросил:
– Высокопоставленный друг, это кто?
– Принц Уэльский. Семья попросила его в качестве личного одолжения. А он попросил меня обратиться к тебе.
– А почему он предположил, что я заинтересуюсь? – Холмс спросил жестким голосом с нескрываемым раздражением.
Майкрофт недовольно покосился на меня, затем решил, что у него нет выбора, кроме как довериться и мне.
– Несколько лет тому назад, несмотря на брак с принцессой Александрой, у принца была связь с другой женщиной. Если об этом станет известно, то подымется скандал, как после той связи с ирландской актрисой в шестьдесят первом году. Но леди не стала преследовать его, она скромно хранит молчание, особенно принимая во внимание ее возраст в то время. Ей было двадцать два, принцу сорок девять. Он любил ее и до сих пор любит в воспоминаниях, но для нее разрыв прошел сравнительно легко. Она стала оперной певицей, и потом ее пригласили в «Ла Скала». Я полагаю, вы ее встречали впоследствии, это Ирэн Адлер. Пропавшая женщина – это ее сестра, Леона.
Неожиданно лицо Холмса посерело.
– Извини за мою невнимательность. Как только ты сказал, что хочешь пощадить меня, то мне сразу следовало догадаться, кого ты имеешь в виду. Но я не знал, что у Ирэн Адлер есть сестра.
– Ты немногое знал о ней, – сказал Майкрофт с сожалением в голосе. Интонация его походила на типичную интонацию старшего брата, поучающего младшего.
Теперь настал черед Холмса наполнить стакан бренди.
– Сочувствие делает тебе честь, но оно вовсе не так уж необходимо. Расскажи мне о сестре.
– Леона была всего лишь на два года моложе Ирэн, и во многом они очень похожи. Обе они красавицы, у обоих было много поклонников и обе интересовались музыкой. К несчастью, на этом сходства заканчиваются. У Ирэн был талант, а Леона обладала приятным голосом и только, хотя честолюбия ей было не занимать. Ирэн оставила Нью-Джерси и подалась на континент – делать себе имя. Леона отправилась в Штаты, где ожидала благосклонного приема не столь разборчивой публики и менее критически настроенных обозревателей. Она так и не вернулась. С годами ее письма становились все более краткими, приходили реже и наконец, как я уже сказал, вовсе перестали поступать.
– Значит совершенно ясно, что она хотела порвать отношения со своей семьей.
– Возможно. Но ее близкие до сих пор хотят найти ее и удостовериться в том, что с нею все в порядке.
– Она никогда не просила послать ей денег?
– Это бессмысленно – ее родители небогаты.
Холмс некоторое время размышлял.
– У вас есть ее письма?
Майкрофт похлопал по боковому карману своего сюртука.
– Я осмелился прочитать их. Отличительная их черта – отсутствие определенности. Однажды говорится о возможном браке, а после об этом ни слова.
В глазах Холмса неожиданно замерцал какой-то огонек.
– У нее есть наследство?
Майкрофт покачал головой.
– Я же сказал, что семейство Адлеров небогато. Единственное их наследство – две дочери.
Он поднялся с кресла.
– Этим вечером у меня назначена встреча с принцем. Что мне ему сказать?
– Что я не нахожу это интересным случаем.
– Но ты ведь не отказываешься?
Холмс замялся, затем кивнул. В дверях Майкрофт обернулся и сказал:
– Все ваши расходы будут оплачены, а награда предоставлена вне зависимости от результатов. В следующий вторник в Бостон отправляется пакетбот «Новые Гебриды». При новых быстрых трансконтинентальных поездах вам потребуется не больше недели, чтобы достичь Сан-Франциско. Путешествие не будет обременительным; новые спальные вагоны, как я полагаю, весьма удобны, – он задержался в дверях. – Принц будет премного благодарен, Шерлок.
Холмс поднял бокал.
– За Бога, страну и принца Эдуарда.
«И в память об Ирэн Адлер», – подумал я.
Как только Майкрофт ушел, Холмс сел в кресло и долго смотрел сквозь окно на туман. Я понимал, что его брат задел раны, затянувшиеся много лет назад. Себе я налил совсем немного бренди и сел напротив, из вежливости храня молчание.
Неожиданно он одним залпом осушил свой бокал и повернулся ко мне с улыбкой на лице:
– Насколько я помню, Уотсон, вы провели некоторое время в Америке, в этом же самом городе. Это был тысяча восемьсот восемьдесят третий год, не правда ли? Или тысяча восемьсот восемьдесят четвертый?
– С ноября восемьдесят четвертого по конец весны восемьдесят пятого. У меня была небольшая практика на Пост-стрит.
Я постарался развеселить его.
– Вам на пользу пойдут перемены, Холмс. Сан-Франциско приятный город, есть где отвлечься от грустных мыслей.
Тут уже при целом потоке грустных воспоминаний замолчал я.
– Значит, вы не против повидать его еще раз? – Холмс в третий раз за время разговора набил табаком свою трубку. – Ваш напарник может на некоторое время заняться вашей практикой; в Лондон мы вернемся самое большее через два месяца.
– Лучше вам не просить меня ехать! – возразил я. – В том городе мне не о чем вспоминать, кроме как о грустном!
Мой неожиданный порыв удивил Холмса, и мне показалось, что лучше ему все объяснить.
– Я там встретил свою первую жену, Холмс. Она работала сестрой в госпитале для военных моряков. Мы горячо полюбили друг друга и через две недели поженились. А через два месяца она скончалась от холеры.
– Простите, Уотсон, – пробормотал он. – Я не знал, вы мне никогда об этом не говорили.
– Я предпочитаю никому не говорить об этом, – сказал я холодно.
Мы продолжали сидеть в тишине, погрузившись каждый в свои воспоминания и поглядывая на туман за ставнями. Первый раз в жизни мне захотелось попробовать семипроцентный раствор кокаина, чтобы заглушить старую боль хотя бы на один час. Наконец Холмс сказал:
– Дорогой мой Уотсон, без вас я не смогу поехать.
В его устах это звучало как мольба и я конечно же согласился. Три недели спустя мы уже сидели у камина в Палас-отеле в Сан-Франциско, попивая херес и слушая стук копыт по мостовой, позвякивание колокольчиков фуникулера и завывание сирены в гавани, предупреждающей корабли о тумане. Любопытно, что газовые фонари на улицах Сан-Франциско представляют собой такие же бесполезные пятна света, как и в Лондоне.
