Текст книги "Шерлок Холмс на орбите"
Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник
Соавторы: Роберт Джеймс Сойер,Крэг Шоу Гарднер,Барри Норман Молзберг,Джон де Ченси,Фрэнк Робинсон,Кристин Кэтрин Раш,Джордж Алек Эффинджер,Вонда Н. Макинтайр,Уильям Реналд Бартон,Мартин Гринберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
– Возможно, – сказал я.
Холмс кивнул и повторил:
– Возможно.
– А что теперь, Холмс?
– Мы подождем.
– Подождем?
– Да. Но не здесь. В лаборатории. Вы будете ждать с нами, мистер Филби?
– Конечно, мистер Холмс.
– А чего же мы будем ждать? – спросил я. – И как долго?
– Встреча у нас назначена на восемь часов, – ответил Холмс. – Пойдемте. Давайте расположимся в лаборатории.
– А вы не собираетесь оставить письмо?
– Позвольте мне сначала осмотреть лабораторию.
Лаборатория соединялась с домом длинным коридором.
Дверь не была заперта. Мы вошли в нее и увидели помещение, более похожее на мастерскую, нежели на научную лабораторию. На верстаках лежали разнообразнейшие инструменты. В углах были свалены обрезки труб, металлические прутья и другие случайные вещи.
Один из верстаков был устлан чертежами каких-то механизмов. Холмс положил письмо прямо поверх них.
– Вот так. Если он вернется, то, вероятно, захочет свериться с чертежами, чтобы сделать необходимые поправки в механизме.
– Хорошее предположение.
– А теперь будем ждать.
– Здесь нет стульев, Холмс, – сказал я. – Я принесу несколько.
– Благодарю вас, Уотсон.
Филби помог мне. Мы принесли три стула в мастерскую и сели в дальнем конце. Усевшись, я стал размышлять о психическом состоянии Холмса. Кого он ждал? Я решил не спрашивать. В восемь часов я либо узнаю ответ, либо окончательно укреплюсь в подозрении, что с умственной машиной Холмса происходит что-то не то. Пожалуй, она нуждается в смазке или в техническом осмотре.
– Я хочу что-нибудь почитать. Надеюсь, хозяин не будет возражать?
– Вы можете взять любую книгу, доктор Уотсон.
– Благодарю.
Я ушел в библиотеку и вернулся с философским трактатом о физических науках; кроме того, я захватил подсвечник со свечами. День за окном постепенно угасал. Холмс кивнул в знак одобрения.
Приближался вечер. Холмс сидел в молчании. Филби время от времени делал посторонние замечания, на которые Холмс отвечал только кивками. Я читал, причем жесткий стул спасал меня от дремоты. Книга и в самом деле оказалась интересной, и я понял, откуда Путешественник во времени позаимствовал некоторые положения. Автор рассуждал о различных концепциях времени и пространства. Все это было очень интересно, но написано совершенно академичным языком. Тем не менее я продвигался все дальше.
Посмотрев на часы, я увидел, что уже десять минут восьмого. Вздохнув, я поднялся со своего неудобного стула и сказал, что собираюсь принести другую книгу, так как полностью застрял в математических таинствах.
В библиотеке мое внимание привлекла полка с книгами по медицине, и я задержался. Сев на удобный стул с набивкой, я просмотрел по крайней мере дюжину томов, раздумывая, какой же брать. Должно быть, я потерял счет времени, потому что когда в очередной раз посмотрел на часы, то увидел, что уже почти восемь, и поспешил обратно в лабораторию.
Я уже почти достиг двери в дальнем конце коридора, когда услышал странный звук, словно шелест ветра, но в сочетании с механическим воем. Я схватился за ручку и распахнул дверь. Меня окатил поток холодного воздуха.
Посреди лаборатории возвышалась Машина времени. На сиденье располагался человек лет сорока с длинными каштановыми волосами. Одет он был в охотничьи куртку и брюки. Выйдя из машины, он посмотрел на меня, стоящего в дверном проеме, затем повернулся к Холмсу и Филби.
К Холмсу он подошел с протянутой рукой.
– Шерлок Холмс! Сколько времени прошло с тех пор, как мы не виделись!
– Что значит время для Путешественника во времени? – отвечал Холмс, пожимая ему руку.
– Боюсь, что не так уж много, – сказал Путешественник во времени. – Привет, Филби, старина!
Филби засветился от радости.
– Добро пожаловать! Мы думали, что вы уже окончательно потерялись.
– Да? А долго я отсутствовал?
Филби нахмурил брови.
– Шесть месяцев. Но, конечно же…
– Вы забываете, Филби, слова Холмса, высказанные только что. Время ничего не значит, если есть под рукой Машина времени. Для меня прошло всего лишь несколько часов, с тех пор как я отправился во второе путешествие.
– Но… – Филби не хватало слов. – Я не понимаю…
– Подумайте немного, Филби. Так или иначе, Холмс, я получил ваше послание, в котором говорится, чтобы я встретился с вами в это время, в этот день.
– Благодарю вас за то, что пришли. Когда вы нашли конверт?
– Точную дату я не помню, но, по всей видимости, через десять лет после настоящего момента. Я решил исследовать непосредственное будущее… и был озадачен. Дом стоит, но никто в нем не живет. Ворота заперты, все пусто. Такое состояние дел продолжалось полтора десятилетия, затем вдруг снова появились жильцы, не знакомые мне. Я могу истолковать эти события так, что я никогда не вернусь из очередного путешествия в будущее. Может быть, даже из этого.
Филби возразил:
– Дом стоит пустой согласно вашему собственному завещанию и инструкциям, которые вы мне переслали.
– Завещание и… Филби, о чем вы?
– Так что же, вы хотите сказать… что не делали этого?
Филби был совершенно смущен и растерян.
Неожиданно на лице Путешественника во времени отразилось понимание.
– Конечно же. Превосходная идея! Оставить дом стоять пустым, но пригодным для жилья, пока я путешествую во времени, чтобы мне всегда было куда возвратиться. Да, я должен послать вам такой документ и, вероятно, так и сделаю. Нет, я определеннодолжен послать вам завещание, так как, кажется, это уже свершившийся факт.
От таких слов Филби не стало легче.
Холмс спросил:
– Так вы собираетесь переехать в ближайшее будущее – если так можно выразиться?
– Наверное, я должен. Недавно мне пришла в голову одна мысль. Когда этим утром я проснулся… извините, когда я проснулся на утро после возвращения из моего первого путешествия в будущее…
– И что вы осознали?
– То, что Машина времени представляет угрозу для всего мира.
Холмс кивнул.
– Возможность парадокса временной петли.
– Да. Парадокс, вызванный вмешательством в прошлое. Вы легко могли бы встретиться с самим собой. Могли бы появиться в месте, где вам появляться не следовало… в битве при Ватерлоо… в сражении при Трафальгаре… во время Распятия…
– О Небо! – воскликнул Филби.
– Да, Филби. Даже так. Я этого не сделал. Было бы это богохульством? И какое бы влияние оказало мое присутствие на исторические события?
Я прошел через лабораторию и спросил хозяина дома:
– Почему Машина времени представляет такую опасность?
– Доктор Уотсон, не так ли? Рад вас встретить. Потому она опасна, что последствия парадокса непредсказуемы. Можно ли изменить историю? Нужно ли? И подумайте только: одна Машина времени может изменить историю. А представьте себе хаос, который настанет, когда у каждого будет по такой машине. Представьте себе каждого Тома, Дика и Гарри с машиной времени, разгуливающих по истории и сующих нос не в свои дела.
Холмс обратился ко мне:
– Он прав, Уотсон. Ее нужно уничтожить. Я провел целый день, думая о том же.
– Я могу уничтожить Машину времени, – сказал Путешественник во времени. – Я никогда не предполагал, что скажу такие слова, но я хочу уничтожить ее, и все планы с чертежами. Но остается проблема. О ней знают по крайней мере десяток человек. И среди них тот журналист – как, кстати, его зовут, Филби?
– Уэллс, – ответил Филби.
– Да, Уэллс. Так что никакой тайны нет. Как только об этом узнает весь мир, начнутся проекты и разработки.
– Никто не поверит, – предположил я.
– Поначалу да. Но постепенно недоверие рассеется под напором фактов. А окажись я под рукой, из меня можно будет вытянуть все секреты, если вымогатели окажутся довольно безжалостными. Но даже если меня не поймают, то сам факт реального существования такого устройства будет вдохновлять будущих изобретателей. Нет, джентльмены, я принял решение. Я уничтожу все чертежи, записи… и саму машину – но только после того как совершу последнее вмешательство в историю.
– Вы отмените изобретение Машины времени, – сказал Холмс.
– Совершенно верно! – подтвердил Путешественник во времени. – Хотя я еще не знаю, как. Я должен избавиться от себя самого.
– О силы небесные, – вздохнул я. – Как вы это сделаете?
Путешественник во времени недобро ухмыльнулся.
– Просто возьму револьвер, вернусь во времени к тому моменту, как я собрался строить Машину, и выстрелю в себя.
Меня это ошеломило.
– Но тогда… как же… как вы смогли бы?..
Путешественник чистосердечно рассмеялся.
– Парадокс! Или же, если этот вариант так неприятен, я могу убить своего дедушку.
– Это безумие, – пробормотал я.
– Или, – сказал Холмс, – вы сможете устроить так, чтобы ваш дедушка взял в жены другую женщину, не вашу бабушку.
– Точно, Холмс. Есть и еще более деликатный способ произвести тот же эффект. Небольшое вмешательство в историю. Основного течения оно не затронет – кстати, история человечества и так идет к трагедии. Я могу поехать и подалее чем за два-три поколения до настоящего времени.
– После того как вы исполните задуманное, – сказал Холмс, – вернетесь ли вы в далекое будущее?
– Я мог бы вернуться. Есть возможность, что я спасу Веену – одну знакомую женщину. Но… Холмс, останется ли у меня будущее? Я могу быть стерт из космического плана мироздания, могу стать химерой, привидением, которому некуда возвращаться.
– И все-таки я сомневаюсь, – произнес Холмс. – Я уже сказал, что немного думал над этим. Вероятным результатом будет то, что история разделится на два параллельных потока.
– Никогда не задумывался над этим, – проговорил Путешественник во времени. – Но сейчас это предположение кажется мне правдоподобным.
– Мы никогда этого не узнаем, – сказал Холмс. – И не узнаем, в каком потоке находимся.
– Скорее всего, нет, – согласился Путешественник во времени. – Ну а теперь вы поможете мне? Я хочу сказать – уничтожить бумаги.
– Разумеется, – ответил Шерлок Холмс.
Так мы и поступили. Все записные книжки, чертежи, подробные планы и технические описания вылетели из дома в виде дыма через главный дымоход. Запасные части, какие только можно было найти, мы разобрали, согнули или поломали. По-моему, большего разрушения представить было нельзя.
– Готово! – воскликнул Путешественник во времени. – Теперь я должен оставить вас. Боюсь, что навсегда.
Холмс пожал ему руку.
– Удачи вам! Желаю непременно найти хорошее место, настоящий дом в далеком солнечном краю, в прошлом или будущем.
– Спасибо. Моя благодарность вам безгранична.
Путешественник пожал руку мне, а затем и Филби.
– Филби, дорогой мой друг и адвокат!
– Я буду охранять этот дом, пока могу, – заверил Филби своего друга. – Вам всегда будет куда вернуться.
– Спасибо. А теперь, джентльмены, я должен отправиться в путь.
Путешественник во времени подошел к своей машине и сел в нее. Сверившись с показаниями приборов на панели управления, он завел ее. Она начала гудеть и тихо постанывать. С пола поднялось облако пыли, и из этого невероятного устройства на нас подул холодный ветер.
Машина времени становилась все прозрачнее, исчезая, словно изображение в ненастроенном телескопе, и вот уже сквозь нее отчетливо проступал верстак. Затем воздух стал прозрачным, и больше мы ничего не видели.
Мы надели пальто и собирались выходить из мастерской, как вдруг я вспомнил одну вещь. Я посмотрел на верстак и снова пришел в изумление.
– Холмс! Письмо!
– Да, Уотсон? Что не так?
– Ваше письмо! Печать не тронута! Этот человек не прочел его. Но как он…
Холмс рассмеялся, и вдруг я начал понимать. Я почувствовал себя глупцом.
– Ах, – сказал я. – Какой же я дурак. Конечно же.
– Не судите себя, Уотсон. Люди не привыкли мыслить категориями Вечности. Мы связаны временем. Давайте вернемся домой.
Вот и все, что касается «Ричмондской загадки». Не проходит и недели, чтобы я не размышлял о Путешественнике во времени и о том, куда он мог отправиться. Любопытно, каким путем пошла история после его вмешательства.
Но мне также порой кажется, что нас просто надули. Все это довольно нелепо. Я сам не до конца верю в случившееся. Ведь мы можем полагаться только на слова Путешественника во времени и Филби. А они вполне могли сговориться.
Пожалуй, этих записей достаточно для черновика. Я и не буду больше работать над ними. Это на самом деле слишком невероятно.
(Здесь рукопись заканчивается)
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Не следует исключать возможность того, что Уотсон не просто упражнялся в писательском мастерстве на вымышленной им самим истории. В любом случае, будь то правда или вымысел, «Ричмондская загадка» – история увлекательная. В ней есть немало интересного. Можно задуматься и о том, не является ли упоминаемый в ней Уэллс Гербертом Джорджем Уэллсом, молодым писателем-романистом, который позже стяжал себе литературную славу смелым описанием современной социальной действительности. Довольно заманчиво представить себе, что он мог бы сочинить, обратившись к жанру научной фантастики.
Это последнее из не публиковавшихся ранее произведений Джона X. Уотсона, ныне впервые выходящее в свет ограниченным тиражом в составе Полного собрания сочинений, издаваемого Музеем. Надеемся, что оно доставит вам немало удовольствия.
Последний рассказ пробудил во мне странную мысль. Не забыл ли доктор Уотсон о том, что Холмс и Путешественник во времени – дальние родственники? И понимал ли он, что если отправиться в достаточно далекое прошлое для перемены хода истории, то существует возможность того, что на свете не будет и самого Шерлока Холмса?
Но это, конечно же, чистая фантазия. Ибо мы, почитатели его великого таланта, можем сказать, переиначив высказывание одного французского агностика: если бы Шерлока Холмса не было на самом деле, как он существует в нашем «потоке» истории, то его необходимо было бы выдумать.
А. Конан Дойл,
хранитель Музея Шерлока Холмса,
Лондон
Ли А. Зелдес
Этюд в Сассексе
Прошло несколько лет, с тех пор как я в последний раз виделся со своим старым другом, мистером Шерлоком Холмсом. Более тридцати лет тому назад он удалился в Сассекс, чтобы посвятить себя разведению пчел, и наши дороги после этого редко пересекались.
Поначалу он был очень занят обустройством своего хозяйства и исследованиями, составившими основу «Практического справочника по пчеловодству». Во время мировой войны я был буквально завален медицинской работой, так как мой помощник, доктор Вернер, отправился на фронт и смог в полном объеме приступить к своей деятельности, только вернувшись через несколько лет.
Тем временем Холмс становился все большим затворником, редко выбираясь из своего сельского дома. Мне случалось иногда встретиться с ним – во время поездок на выходные.
После того как я оставил практику, меня постоянно мучил ревматизм, беспокоили плечо и нога, раненные во время моей службы в Афганистане, поэтому свободное время я проводил за чтением у своего очага. Я писал Холмсу письма и получал, как правило, немногословные ответы, в которых говорилось, что он тоже страдает от боли в суставах, но я боялся, что, за исключением этого недомогания, у нас не осталось ничего общего.
Однако в прошлую среду я, к своему удивлению, получил от него телеграмму следующего содержания:
«Приезжайте немедленно, если вам удобно; если же нет, то все равно приезжайте. – Ш. X.»
В моем возрасте я отвык от таких внезапных поездок и сначала рассердился, но потом подумал, что Холмс никогда не посылал за мной без надобности. Я пожалел по поводу того, что в сельской местности еще очень мало телефонов, и послал по телеграфу ответ, в котором сообщал, что выезжаю.
Какой бы короткой ни была эта поездка, для восьмидесятилетнего старика она представляет значительную трудность, поэтому ко времени прибытия в Истборн я был почти полностью лишен сил. Я нанял кеб, чтобы он провез меня пять миль до дома Холмса возле деревни Фулворт.
Меня приняла его экономка.
– Мистер Холмс сейчас осматривает своих пчел, – сказала она. – Если вы расположены немного отдохнуть, он вернется к чаю.
Она провела меня в комнату. Я снял пальто, ботинки и лег на кровать прямо в одежде, решив несколько минут отдохнуть, а затем отправиться на поиски Холмса к ульям, но тело мое так не считало, и вскоре я уже крепко спал.
Когда экономка разбудила меня, я сначала не мог понять, где нахожусь. Солнце уже садилось, и вся комната была озарена багровым сиянием. Служанка зажгла лампу и принесла таз с кувшином.
– Мистер Холмс просит вас пройти в его кабинет, сэр. Чай почти готов, – сказала она.
Я и думать забыл, как много лондонских удобств мы считаем чем-то самим собой разумеющимся, например электричество и водопровод. Можно было представить, что я вновь оказался в старые добрые времена на Бейкер-стрит.
Впечатление, что я нахожусь в другом времени, усилилось, когда я вошел в кабинет, так как Холмс перевез сюда большую часть мебели из нашего жилища и расположил предметы приблизительно так же, как они располагались и там.
Столик для химических опытов стоял в углу, возле стола побольше, с сосновой крышкой, прожженной кислотой. Тот же старый диван, с новой обивкой, но по-прежнему усеянный бумагами, и мое старое кресло, стоящее возле камина, к доске которого складным ножом были приколоты письма. В ведерке для угля лежали сигары, а в старой персидской туфле, вне всякого сомнения, продолжал храниться крепкий табак.
Единственными знаками перемены времени и места можно было назвать соломенную крышу над головой, корешки справочников на полках и патриотические инициалы G. R., выбитые пулями на оштукатуренной стене.
– А, Уотсон! – приветствовал меня Холмс, когда я вошел в комнату. – Я едва узнал вас. Вы стали таким же худым, как и в день нашего знакомства, пять десятилетий тому назад.
Это была правда. В последнее время я, на протяжении большей части своей жизни остававшийся довольно грузным человеком, похудел и стал почти таким, каким вернулся из тропиков после ранения и брюшного тифа.
– Но вы, Холмс! – воскликнул я. – Вы совсем не изменились!
Знакомые черты стали немного отчетливей, лоб несколько выше, а тело, облаченное в пурпурный халат, несколько стройнее, но не более. Кроме того, Холмс, всегда бывший человеком бледным, так и сиял румянцем, словно двадцатилетний.
– Как великолепно вы выглядите!
– Мне пошла на пользу сельская жизнь.
Экономка внесла поднос и поставила его на стол.
– Если вам ничего больше не нужно, мистер Холмс, – сказала она, – то я пойду. Завтра у меня выходной, увижусь с вами в пятницу утром. Я положила ваш завтрак и холодный обед в холодильник. Вам точно ничего больше не нужно к чаю?
– Да, спасибо, миссис Мертон. Мы справимся и сами.
Холмс посмотрел на меня.
– Как видите, в последние годы жизни я перенял обычай рабочего класса пить чай вместо ужина. Но здесь поблизости есть прекрасная таверна, где мы завтра сможем пообедать.
После этого мы принялись за прекрасную закуску, приготовленную миссис Мертон – шотландский вальдшнеп, бутерброды с маслом, тонко нарезанная ветчина и печенье. Когда Холмс передавал мне тарелку, рукав его халата сполз и обнажил руку, испещренную бесчисленными отметинами, красными и темными точками, словно от уколов.
– Мой дорогой Холмс!
– Пустяки, – сказал он, опуская рукав.
Я осмотрелся в поисках знакомой шкатулки.
Он рассмеялся.
– Ах, Уотсон, вы боитесь, что я снова принялся за свою старую привычку. Нет, это не отметины, оставшиеся после иглы. Это всего лишь воспоминание о моих друзьях-пчелах.
– Но их так много, Холмс!
– Вот потому, Уотсон, – сказал он, – я и вызвал вас. Как вам известно, в последние тридцать лет – а это больше, чем моя практика в качестве частного детектива – я занимался пчеловодством. Пчелы – любопытнейшие создания, целиком преданные своему сообществу. Сохранение улья для них важнее жизни отдельных индивидуумов. Отдельные пчелы умирают, но улей продолжает жить.
Сначала я занимался систематическим изучением методов пчеловодства, и результаты моих исследований я обобщил в «Практическом справочнике по пчеловодству с некоторыми соображениями по выбору матки». Затем я обратил внимание на различные вещества, производимые пчелами. Вы можете вспомнить, как я посылал вам свои монографии об опасностях меда как пищи для младенцев и об использовании воска при производстве мазей.
– Да, они оказались довольно полезными в моей практике, – сказал я. – Жаль, что книги вышли таким малым тиражом.
– Медицинские авторитеты нелегко принимают новые идеи, – сказал Холмс. – Итак, потом я исследовал маточное молочко – вещество, которым пчелы кормят своих личинок и матку. Я был убежден, что эта субстанция влияет на срок жизни, так как матка, или их царица, ничем больше не питаясь, живет три года, тогда как рабочие пчелы, которые едят его только в первые два дня, живут шесть недель. Я проводил различные эксперименты. Я даже ел его сам и мазал им тело. Но кроме определенной гладкости кожи ничего не добился. Качества, которые приводят к таким удивительным последствиям у пчел, почти никак не действуют на человека.
– Я удивлен, вы занимались вопросами долголетия, Холмс? Мне помнится, что после того случая с хромым человеком вы высказали свою неприязнь к экспериментаторам, которые стараются исправить природу. Так можно упасть и гораздо ниже начального уровня, как вы заметили. «Лучшие представители человечества могут обратиться в животных, свернув с прямой дороги, уготованной им судьбой… Материальное, чувственное, мирское увеличит срок их бесполезной жизни. Но этим они оставляют в стороне духовное. Это такое выживание, которое лишает человека его лучших качеств».
– Когда это я был поборником духовности? – сухо спросил Холмс. – Да к тому же я говорил это двадцать лет назад. С тех пор мое мнение несколько изменилось, особенно когда это касается моего собственного долголетия.
– Понимаете ли, Уотсон, – продолжил он серьезным тоном, – я верю, что мои умственные способности еще потребуются миру.
– Понимаю, – сказал я, подумав о том, что мой друг всегда отличался некоторым эгоизмом. – Но в последние двадцать лет вы даже и носа не высовывали отсюда. Казалось, вы были довольны тем, что мир справляется и без вас, особенно после мировой войны. Откуда такая перемена во взглядах?
– Мне кажется, мир сейчас находится на грани новой войны.
– Конечно же нет!
– Да, Уотсон, да. И за этим стоит такая злобная и дьявольская воля, какой мир не видывал с момента смерти профессора Мориарти у Рейхенбахского водопада. Я еще понадоблюсь, Уотсон.
– А при чем тут укусы пчел, Холмс?
– Несколько лет тому назад, когда ревматизм особенно допекал меня, я вышел посмотреть на свои ульи. Я так привык к пчелам, что почти никогда не пользовался сеткой. Но в тот день из-за боли в суставах я двигался неуклюже, пчелы растревожились и покусали меня. Позже я заметил, что, когда места укусов воспалились и покраснели, ревматическая боль исчезла.
С тех пор я старался, чтобы пчелы жалили меня ежедневно, и стал таким, каким вы видите меня сейчас.
Он протянул руку, для того чтобы я ее осмотрел. Длинные пальцы были стройными и прямыми, без малейших признаков покраснения, опухания или скручивания, что характерно для ревматизма.
– Это удивительно, Холмс! – сказал я. – Но зачем вы вызвали меня? Вы же знаете, что я не занимаюсь медициной вот уже десять лет.
– Я хочу, чтобы вы помогли мне в одном эксперименте, Уотсон. Я не могу надолго уезжать из дома, так как нужно, чтобы пчелы меня кусали каждый день. Для этого требуется огромное количество пчел, так как каждый раз их брюшко отрывается вместе с жалом и они умирают. Кроме того, это больно. Я изобрел метод извлечения пчелиного яда, не повреждая пчел. Это долгий и сложный процесс – позволять им жалить себя гораздо легче. Так что я попробовал вводить себе месячный запас яда, и оказалось, что это равноценно тридцати дням обычного ужаливания, хотя обнаружились некоторые побочные эффекты.
Сейчас я приготовил запас яда на два года и хочу ввести его себе в течение двух дней. Потому мне нужно, чтобы за мной присматривал медик, которому я мог бы доверять и который мог бы записать результаты эксперимента.
С этими словами он вынул из кармана халата коробочку с двумя шприцами для подкожных инъекций.
– Мой дорогой Холмс, – запротестовал я. – Такой эксперимент, вне всякого сомнения, очень опасен.
– Я решился, Уотсон, и пойду на это невзирая на ваше согласие. Так вы поможете мне?
Мне ничего не оставалось, как согласиться.
Он закатал рукав.
– У меня может начаться жар или небольшой горячечный бред. Не пугайтесь. Я буду благодарен вам, если вы запишете все симптомы в той записной книжке, которая лежит на столе. Вторую порцию введите мне утром, – сказал он, протягивая мне один из шприцев.
Другой он взял сам, прикрепил к нему тонкую иглу и вонзил ее в левую руку, нажимая на шприц. Я отвернулся и посмотрел на упомянутую записную книжку. Когда я повернулся обратно, на щеках Холмса уже выступил румянец.
– Начинается жар. Пожалуй, я прилягу.
Я проводил его в спальню. Второй шприц я положил на столик и придвинул к кровати кресло, думая о том, что уже слишком стар, чтобы бодрствовать всю ночь. Когда Холмс снял одежду, я увидел, что его левая рука опухла и покраснела, раздуваясь буквально на глазах. На щеках и по всему телу выступили красные пятна, и появились капельки пота. Он начал задыхаться.
– Окно, Уотсон, откройте окно! – крикнул Холмс.
Я поспешил выполнить его просьбу.
– Я должен бороться, – сказал Холмс. – Никто другой не может остановить его. Вы не покинете меня, Уотсон. Вы всегда мне помогали. Защищайте улей. К несчастью, королева должна умереть.
– Королева умерла в 1901 году, – сказал я.
– Новые королевы умирают, все, кроме одной. А затем рой. Защищайте улей! Защищайте улей! В полет! В полет!
Он начал метаться, я забеспокоился, как бы он не упал с кровати. Я осмотрелся в поисках какого-нибудь успокоительного средства. Но после нескольких бредовых выкриков он успокоился и заснул, тяжело дыша.
Я записал все, что с ним случилось, в книжку, заметив, что там уже были описания предыдущих экспериментов с пчелиным ядом. Я просматривал их, пока не почувствовал, что засыпаю, сидя в кресле.
Проснулся я с тяжелой головой от пения петуха. Я опять не сразу пришел в себя. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, где я нахожусь и почему сплю в кресле. Я посмотрел на своего пациента и сжался от страха. В глазах у меня потемнело, а волосы встали дыбом.
– О Боже! – моему взору предстало ужасное зрелище в кровати, где я в последний раз видел своего друга Холмса. От головы до ног все это представляло собой кишащую черно-желтую массу тысяч и тысяч маленьких пчел.
Я продолжал смотреть, не в силах даже пошевелиться. Пчелы начали разлетаться, кружась по комнате, пока не образовали вытянутый силуэт, висящий в воздухе над кроватью. Сердце мое ушло в пятки, когда я увидел, что кровать пуста.
Жужжание усилилось, и я подумал, что схожу с ума. Затем я различил в мельтешении пчел знакомый профиль. Жужжание пчел обрело интонации хорошо знакомого мне голоса:
– Игра продолж-ж-жается. Идемте за мной, Уотс-с-сон, – сказал рой.
И пчелы вылетели в окно.
Я встал и долго смотрел им вслед. Затем, не спеша взял шприц со столика.
