Текст книги "Шерлок Холмс на орбите"
Автор книги: Майкл (Майк) Даймонд Резник
Соавторы: Роберт Джеймс Сойер,Крэг Шоу Гарднер,Барри Норман Молзберг,Джон де Ченси,Фрэнк Робинсон,Кристин Кэтрин Раш,Джордж Алек Эффинджер,Вонда Н. Макинтайр,Уильям Реналд Бартон,Мартин Гринберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
– Поймать их! – раздался чей-то крик. Нет нужды добавлять, что с таким превосходством в живой силе все шестеро бандитов были очень быстро схвачены.
Холмс присматривал за преступниками, но в то же время успевал наблюдать и за платформой.
– Профессора Роузварна здесь нет. Боюсь, Уотсон, пока мы мешали осуществлению его плана, сам главный злодей от нас ускользнул…
Прошла неделя, и мы снова приехали в Скотланд-Ярд. Холмс считал своим долгом доказать невиновность человека, арестованного Лестрейдом на основании отпечатков ботинок и обвиненного в преступлении, совершенном, скорее всего, Эдди Мэнглзом. Холмс доказал, что это был Мэнглз, не столько очевидными фактами, сколько своей настойчивостью и убедительными рассуждениями. Лестрейд высказал ему скромную благодарность за помощь, но, как я подозреваю, скрепя сердце.
– Вы предотвратили большую ошибку, мистер Холмс, – сказал Лестрейд сквозь растянутые в улыбке губы. – Какая жалость, что профессору Роузварну удалось бежать и что нам не досталось его замечательное оборудование.
– Хотя вашей вины здесь нет, – произнес Шерлок Холмс с такой же любезностью. – Роузварн, должно быть, вернулся на склад и увидел, что мы с Уотсоном исчезли. Хотя часть его людей была задействована в ограблении, другие его пособники разобрали все устройство на части и увезли их. Вернувшись с вокзала, на полу склада я заметил следы фургона. Осталась только паровая машина в яме.
– По крайней мере мы нашли двойника президента железнодорожной компании целым и невредимым, – сказал Лестрейд. – У вас есть какие-либо новости о его состоянии, Уотсон?
– Он вполне освоился, – ответил я. – Они с его, так сказать, «близнецом» уже составили план, по которому поочередно будут приходить на работу и оставаться дома. Им даже понравилось такое положение дел, насколько я полагаю.
Лестрейд захихикал.
– Интересно, а что их жена… думает об этом?
– Жюри еще не решило этот вопрос, – сказал я.
– Но стойте, – прервал меня Лестрейд, – а как же с вашими собственными дубликатами, мистер Холмс?
– Спеша поймать профессора Роузварна, – ответил Холмс, – я опустил последнюю стадию операции – зеленый луч, который стабилизирует молекулярную структуру объекта. Без такой обработки все мои копии быстро рассыпались в течение нескольких часов, оставив по всему Лондону дюжину загадочных и довольно грязноватых лужиц.
Лестрейд закатил глаза и вздохнул.
– Какая жалость.
– Да. И вот снова, – объявил я с гордостью и даже с некоторым облегчением, – на свете существует только один Шерлок Холмс!
Лоуренс Шимел
Приятного аппетита!
Когда я зашел к своему другу Шерлоку Холмсу поздравить его с праздником, передо мной предстало знакомое зрелище. Он развалился на кушетке в красном халате, положив трубки, набитые табаком, на стол справа от себя и свалив все утренние тщательно изученные газеты на пол. И хотя был второй день Рождества, а не третий, и рассматривал он цилиндр, а не сильно поношенную войлочную шляпу, мне показалось, что я снова присутствую при событиях, описанных в моем рассказе «Голубой карбункул».
– А где же, скажите ради Бога, гусь? – спросил я громко, входя в комнату и надеясь, что попытка пошутить рассеет мое чувство неловкости. – Вы ведь не посмели снова съесть его до моего прихода?
Холмс положил шляпу и лупу на деревянный стул рядом с собой и тепло мне улыбнулся.
– Дорогой мой друг, на этот раз кролик, а не гусь, если вы хотите знать. Миссис Хадсон как раз сейчас его готовит. Тем временем ответьте, что вы можете сказать об этой шляпе.
Он дал мне лупу. Я взял в руки цилиндр. Я помнил, как Холмс определил характер Генри Бейкера и то, что с ним произошло, рассмотрев как следует его старую войлочную шляпу, и постарался, как мог, сделать выводы на основании осмотра этой шляпы. Это был обычный во всех отношениях цилиндр, за исключением клочка бумаги, приклеенного изнутри к полям и гласившего: «РАЗМЕР 10/6», и небольшого пятна, по всей видимости, от чая. Я поразмыслил над этими фактами и заявил:
– Это не очень аккуратный человек, и он не заботится о своей внешности. Он купил себе очень элегантную шляпу, но она ему не по размеру и сползает на глаза. Если бы он заботился о впечатлении, которое производит на окружающих, то не стал бы ходить в ней, не очистив такого заметного пятна от чая. Но, конечно, если пятно не возникло в результате драки и он не поспешил убежать, схватив свою испачканную шляпу. Могу я вас спросить, это был праздный вопрос или за этим стоит какое-то преступление?
Я положил шляпу и лупу на стул и ждал, когда Холмс оценит мои догадки.
– Очень хорошо, Уотсон. Вы постепенно избавляетесь от робости в искусстве делать выводы. Однако здесь еще можно сказать следующее: хозяин шляпы невысок ростом, так как угол, под которым было посажено пятно, свидетельствует, что в тот момент шляпа была на голове владельца, а не лежала рядом с ним на столе в ожидании, пока ее обольют. Значит, ваше предположение о драке очень даже правдоподобно. Только этот человек не схватил свою шляпу, перед тем как убежать, иначе бы она к нам не попала. Она найдена в доме некоего мистера Чарльза Доджсона, который в настоящее время отсутствует. Не согласитесь ли вы вместе со мной нанести визит в его дом сегодня, во второй половине дня?
Я дал согласие.
– Хорошо, тогда садитесь и угощайтесь кроликом. Я слышу, миссис Хадсон уже поднимается по лестнице.
– Полиция сказала, что прошло недостаточно времени, чтобы объявить розыск, – сказал Холмс, когда мы шли к жилищу Доджсона, – но по настоятельной просьбе его экономки миссис Багл и ради его малолетней племянницы Алисы, проживавшей вместе с ним, я согласился провести расследование. Должен признаться, меня заинтриговали загадочные обстоятельства исчезновения, о которых она сообщила: хотя ее дядя не ждал никаких посетителей, она нашла эту необычную шляпу, которую вы уже подвергли осмотру, в его кабинете, и увидела, что большое зеркало треснуло, хотя не слышала звуков борьбы или разбивания стекла, а на полу лежал белый кролик со сломанной шеей, судьбой которого мы с миссис Хадсон недавно распорядились по своему усмотрению.
Мы прибыли к Доджсонам, и я размышлял над тем, что поведал мне Холмс, пока миссис Багл приглашала нас пройти в кабинет, где представила нам племянницу Доджсона, Алису. Когда мы вошли, она, подобно другим детям, разговаривала с вымышленными друзьями и угощала их чаем.
– Какие красивые у тебя часы, – заметил Холмс. – Они дядины?
Девочка вынула из кармана часы и показала нам.
– Дядины? Нет, они принадлежат Мартовскому Зайцу.
При упоминании зайца мой желудок начал урчать, и я с опаской подумал о том, не был ли съеденный нами кролик любимцем этой девочки.
– А ты знаешь, что они спешат на пятнадцать минут? – продолжил Холмс, поглядывая на стол, где были расставлены чашки и блюдца.
– Да, – ответила девочка, – он всегда опаздывает и поэтому специально перевел часы вперед, чтобы приходить вовремя.
– А это тоже принадлежит Мартовскому Зайцу? – спросил Холмс, показывая шляпу, которую передала ему миссис Багл.
– Ага! – воскликнула девочка, увидев цилиндр. – Вот он куда подевался. Он принадлежит Безумному Шляпнику. Со вчерашнего дня, когда он потерял свой цилиндр, он просто места себе не находит. Это его единственная шляпа.
– Он пришел выпить с тобой чаю?
– Только так можно заставить его прийти, понимаете, и ему пришлось прийти, чтобы они мне помогли. Им нужно было принести ее с собой.
– Это? – спросил Холмс, указывая на бутылочку, стоявшую на столе. К ее горлышку был прицеплен ярлычок с надписью «ВЫПЕЙ МЕНЯ», выведенной большими буквами. Девочка кивнула.
– А зачем она? – спросил Холмс.
– Она уменьшает того, кто выпьет.
Холмс и глазом не моргнул, услышав такое странное заявление.
– А как сделаться опять большим?
– Вот, – указала девочка на пирожок в стеклянной шкатулке под столом. Наклонившись пониже, я заметил надпись «СЪЕШЬ МЕНЯ», выложенную изюминками.
– Понятно, – сказал Холмс, погружая палец в бутылку и пробуя ее содержимое на вкус, после чего он заметно сократился на два-три дюйма вместе со своей одеждой.
– Все чудеснее и чудеснее, – заявил он после такого преображения. Он задумался на мгновение и продолжил: – На вкус это смесь вишневого пирога, омлета, ананаса, жареной индейки и тянучки.
– И гренков с маслом.
– Да, – подтвердил Холмс, – и гренков с маслом. А зачем Мартовский Заяц и Безумный Шляпник должны были принести тебе эту бутылочку?
Девочка посмотрела на нас с Холмсом, и губы ее задрожали. Довериться она решила Холмсу. Подойдя к нему, она начала:
– По ночам он залезал ко мне в кровать и трогал меня и…
Тут она так горько расплакалась, что вскоре ее окружала целая лужа слез. Я не мог объяснить, откуда она взялась, так как казалось, что все ее тело не содержало столько жидкости. Но Холмс и я видели лужу собственными глазами.
Я хотел погладить и утешить девочку, но, принимая во внимание причину ее слез, воздержался. Холмс перевел разговор на другую тему.
– Какая красивая у тебя кошка.
– Дина? – девочка вытерла нос рукавом и размазала слезы по щекам. – Ну да, она такая хорошенькая. Она так здорово ловит мышей, и если бы вы видели, как она охотится на птичек! Сразу же съест птичку, как только поймает!
– Или человека, – спросил Холмс, – уменьшенного до размеров мыши?
Дина улыбнулась и постепенно исчезла, начиная с кончика хвоста и заканчивая улыбкой, которая висела в воздухе еще некоторое время.
Холмс отнесся ко всем этим странностям гораздо спокойнее меня. Когда мы вернулись на Бейкер-стрит, он заметил:
– Вы могли бы написать в ваших заметках, что он скончался от неправильного пищеварения или от чего-то в этом роде. Вы же доктор.
Улыбнувшись, он отвернулся и принялся за химическое исследование содержимого загадочного пирожка, определяя, сколько ему требуется откусить, для того чтобы вернуть себе свой обычный рост. Ничто не указывало на то, что его шутка – это только повод смягчить неловкость, в отличие от моей утренней попытки. Мне показалось странным, что он не размышляет о природе необъяснимых явлений, свидетелями которых мы стали сегодня днем. Девочка отомстила обидчику, сказал он, и можно закрыть дело за недостатком улик.
Я покачал головой и посмотрел, как он работает. «Не успели мы приняться за завтрак, – составил я фразу, садясь за свои записи, – как он сумел убедить меня по крайней мере в шести невероятных вещах».
Байрон Тетрик
Машина будущего
Хотя моя репутация биографа Шерлока Холмса, запечатлевшего память о его великих деяниях, принесла мне некоторую славу, вместе с ней пришли и неудобства, по прошествии времени отнюдь не ставшие менее ощутимыми. Я не говорю об обязанности записывать малейшие детали всех разговоров, составлять описание места или объяснять мотивы преступлений. Нет, если Шерлок Холмс и научил меня чему-либо, так это обращать внимание на пустяки, составляющие основу нашей жизни.
Не жалуюсь я также и на опасности, сопровождавшие нас с Холмсом на каждом шагу, иногда опережая нас, иногда отставая, но чаще всего идя следом, ожидая, когда же мы допустим роковую ошибку. Честно говоря, мне даже нравилась эта сторона наших дел, хотя не дай Бог об этом узнать моей жене. Мои друзья – ветераны афганской войны и других сражений во славу Британской империи поймут, о чем я говорю.
Дело даже не в том, что во время расследования преступлений Шерлок Холмс постоянно обнажал неприглядные мотивы человеческой деятельности – жестокость и жадность. Как врач я знаю, что в человеке добро смешано со злом и что величайшее чудо – жизнь – продолжается даже тогда, когда тело изнутри подтачивает тяжелая болезнь.
Нет, мои дорогие читатели, бремя мое заключается в том, что я никогда не был откровенен. Внимательные читатели могли бы заметить, что между событиями, описанными в рассказе «Пестрая лента», и его публикацией прошло немало времени, – такая задержка была необходима из-за обещания сохранять происшедшее в тайне. Я часто ссылался и на другие случаи, которые по тем или иным причинам нельзя было представлять на суд публики. Но всегда – назовите это джентльменским соглашением – мы приходили к мнению, что когда-нибудь, когда позволят обстоятельства, все будет рассказано. На самом деле Шерлок Холмс иногда если и не просил меня напрямую, то давал понять, что ему хотелось, чтобы я подробно записывал наши приключения. Не мог же он рассчитывать на мои способности к дедуктивному мышлению!
Но вот я сижу здесь, с пером в руке и знаю, что написанное мною никогда не увидят те, кто с таким вниманием следил за нашими похождениями; что столь необычный и имеющий важное значение случай будет известен лишь немногим его участникам, а между тем он оказал бы огромное отрицательное влияние на будущее всей Англии, не прояви мой друг Шерлок Холмс свои замечательные способности.
Два, казалось бы, не связанных между собой разговора, происшедшие накануне тех самых событий, в немалой степени повлияли на их развитие. Я остановился на Бейкер-стрит, чтобы пригласить Шерлока Холмса на ужин в «Симпсонс», где нас ждал генерал-майор Гарольд Томпсон, мой прежний командир во время службы в Афганистане. Моей жене в последнее время нездоровилось, и она уехала к родственникам, проживающим на берегу моря, оставив меня днем заниматься практикой, а по вечерам ужинать с Холмсом. Холмс сидел в гостиной и, по всей видимости, пребывал в дурном настроении; он даже не соизволил, как обычно, предложить мне виски с содовой. Я отряхнул со своего пальто капли октябрьского дождя и погрелся у огня, ожидая, пока мой друг переоденется для долгой поездки в Стрэнд.
– Уотсон, – сказал он, когда мы сидели в коляске. – Я в течение долгого времени верил, что викторианская Англия представляет собой высочайшее достижение человеческой расы. Мы покорили континенты, установили прекрасный порядок под покровительством британских законов и начали всемирную индустриализацию. Казалось, все собрано воедино, и остается только должным образом организовать функционирование всех частей, что у нас, англичан, получается лучше всех, смею добавить, – и Британская империя вступит в Золотой век своего развития.
– Я вполне согласен с вами, – сказал я и попытался вставить свое замечание, но Холмс продолжал говорить, будто и не слышал меня.
– Тогда что происходит с нашей экономикой? Я провел целых полдня в разговорах со своим банкиром и выяснил, что мои вклады стремительно убывают.
Я понял причину сегодняшнего плохого настроения Холмса, когда он пустился рассуждать о бедственном положении британской экономики: снижение цен на сельскохозяйственную продукцию, профессиональные ассоциации, овладевающие рынками и диктующие свои цены, нехватка ресурсов из-за того, что цены все более и более определяются руководством, а не законами рынка. Казалось, за один вечер Холмс узнал об экономике больше, чем за всю жизнь, так как я никогда не замечал за ним интереса к денежным вопросам.
– Все это похоже на то, что некий злодей пытается меня разорить, – сказал он, наконец-то подойдя к заключению.
Я рассмеялся.
– Ну что вы, мой дорогой Холмс, не станете же вы утверждать это всерьез? Захватить рынки всей империи только ради того, чтобы вы потеряли свои деньги? Вы уж слишком переоцениваете врагов. Мои финансовые дела тоже не так уж хороши.
– Неужели обесценились все ваши ценные бумаги, все вклады и сбережения?
– Нет, конечно же, – ответил я.
– А вот со мной именно это и произошло.
Ресторан «Симпсонс» на Стрэнде издавна был нашим любимым заведением, и его приятная обстановка вскоре успокоила нас, словно всепрощающая жена. Холмс и генерал Томпсон понравились друг другу, обнаружив бесчисленные общие интересы, не говоря уже об искусстве фехтования. Казалось, Холмс позабыл про свои финансы. Ужин был превосходен – жареная дичь с дальневосточным рисом и пара бутылок токайского.
Отужинав и уютно расположившись за тяжелым резным столом на стульях с кожаной обивкой, генерал искренне рассмеялся одному из остроумных замечаний Холмса и сказал:
– Прежде чем мы заговорим о другом, прошу вас, прекратите называть меня генералом. Мне кажется, мы уже достаточно близко знаем друг друга. Зовите меня просто Гарри.
– Я ценю ваше предложение, генерал, – сказал Холмс, – и нисколько не удивляюсь ему, так как уже давно понял ваш характер. Однако я слишком уважаю ваше звание и ваши заслуги.
Генерал рассмеялся еще громче.
– Уже понял, посмотрите-ка! Я и забыл, что вы детектив по роду деятельности. А что говорит ваша дедукцияобо мне?
На губах Холмса заиграла легкая улыбка. Если в искусстве сражения генералу не было равных, то же самое можно было сказать и о Холмсе в искусстве логических рассуждений.
– Не так уж много. Вы прибыли в Лондон верхом, несколько часов тому назад… возможно, из своего фамильного поместья, расположенного к северу от Манчестера – скажем, в Лидсе или Брэдфорде. Вы происходите из довольно большой семьи – и очень состоятельной, могу добавить, – в которой были вторым сыном. Вас дважды ранили в бою, хотя хромаете вы не от ранения, а от повреждения пальцев, которое произошло тем не менее во время афганской войны. Вы чересчур скромный человек для своих героических поступков, и ваши подчиненные вас любят и уважают…
– Достаточно! – воскликнул генерал. – Все это правда, хотя за своих подчиненных я не отвечаю. Я бы обвинил Уотсона в том, что он все это рассказал вам заранее, но он не знает подробностей моей жизни. Объясните ваше волшебство, иначе я сойду с ума.
– Элементарно, сэр, и достаточно просто, – Холмс сделал паузу, разжигая трубку и несколько раз затягиваясь. – То, что вы недавно прибыли в Лондон, видно по вашей обуви, сохранившей следы грязи, и в этом следует винить персонал отеля «Лангхэм». На подъемах видны конские волосы. – Холмс наклонился поближе к ботинкам джентльмена. – Арабский скакун, как я вижу. Судя по выговору, вы из Манчестера, а грязь указывает либо на Лидс, либо на Брэдфорд. То, что вы из богатой семьи, видно по покрою вашего мундира. Ее величество платит своим генералам хорошо, но не достаточно, чтобы они заказывали мундиры у портных с Сэвайл-роу. Старшие сыновья обычно перенимают дело отца, оставляя младшим братьям шанс испытать себя на армейском поприще. То, каким образом вы едите, указывает на большую семью. Даже такой прекрасно воспитанный человек, как вы, не станет отвлекаться на пустяки, пока не съедено все, не так ли? – рассмеялся Холмс.
– Ваше правое плечо малоподвижно, – продолжал он, – что указывает на глубокое пулевое ранение или порез от сабли. Черная точка на щеке – порох от пистона, попавшего в лицо. При ходьбе вы прихрамываете, как люди, у которых нет больших пальцев на ногах. Так как шансы потерять сразу два пальца в сражении малы, то остается мороз. Где, кроме как не в горах Афганистана, англичанам приходилось воевать, испытывая сильный холод? Раны ваши свидетельствуют о том, что вы подаете пример своим подчиненным, сражаясь с ними бок о бок.
На вашей груди всего две медали, хотя вон тот полковник, сидящий за три столика от нас, украсил себя таким количеством лент, какого бы хватило на всех леди в этом заведении. Первый – это крест Виктории, высочайшая английская награда. Второй похож на знак воинской части, возможно, той, какой вы командуете теперь. Наконец, вы покраснели и остановили меня, когда я начал говорить о вашей скромности и о любви к вам ваших подчиненных. Из высказанных мною предположений в этих я уверен более всего.
Наступило мгновение тишины. Я всегда восхищался театральным мастерством Холмса, с каким он преподносил результаты дедукции, но сейчас он превзошел самого себя. Я гордился обоими своими друзьями, с величайшим удовольствием наблюдал, как они прекрасно ладят. Генерал Томпсон вынул серебряный портсигар и предложил нам гаванские сигары, потребовавшие несколько минут разжигания, раздувания, а затем долгого наслаждения ароматом.
Наконец генерал ухмыльнулся.
– Вы не думали о том, чтобы поступить на военную службу, Холмс? Разведке нужны люди с вашими способностями к наблюдению.
Холмс улыбнулся.
– Вы оказываете мне честь, генерал, но у меня хватает дел с преступниками и хулиганами здесь, в Лондоне. Кроме того, военная жизнь не для меня, не правда ли, Уотсон? – Холмс посмотрел на меня и подмигнул.
Я кивнул и вежливо улыбнулся.
– Нет, Холмс. Я не могу представить себе, как вы будете подчиняться армейской дисциплине.
Тон генерала стал серьезным, когда речь зашла о науке и поразительном прогрессе в области вооружений. Генерал Томпсон был посвящен в последние достижения и, не разглашая секретов, описал ход битвы в будущем, когда на поля выйдут повозки с двигателем внутреннего сгорания, несущие на себе пушки, а летательные аппараты, управляемые людьми, будут забрасывать солдат внизу взрывчатыми веществами.
– Больше всего я боюсь, что враг тоже разработает оружие, не уступающее нашему, – сказал он, – так что мы не сможем вести успешные боевые действия. В таких условиях миром будет называться очень хрупкое равновесие.
Холмс сходил за своей трубкой, вернулся и обратился к генералу:
– Вы описали живую, но несколько унылую картину, генерал. Технически совершенное оружие, попав в руки злобного гения, сможет дать ему власть над миром, не так ли?
Генерал кивнул.
– Так точно.
На этом мы закончили беседу, так как было уже поздно. Пожав друг другу руки, мы попрощались. Приятный вечер; правда, его немного омрачил такой конец, но тем не менее впечатление осталось очень хорошее.
Холмс предложил мне провести ночь в моей старой комнате, и я с удовольствием принял его предложение, проспав до позднего утра. Когда я встал, то Холмс уже был одет и курил трубку, а на столе остывали остатки завтрака. Выглядел Холмс еще более худым, принимая во внимание его финансовое положение.
– А, Уотсон, вот и вы. Миссис Хадсон сейчас принесет вам горячий завтрак. Поторапливайтесь! – Он протянул мне визитную карточку на веленевой бумаге. – Это пришло сегодня утром. У меня клиент.
Все стало на свои места. Ничто так не поднимало настроение Холмсу, как новое дело!
Он расхаживал взад-вперед, поглядывая в окно, пока я разделывался с завтраком.
– Это должен быть он. Изысканный экипаж и прекрасно одетый джентльмен, выходящий из него, – сказал он, возвращаясь к столу и набивая заново свою трубку табаком.
Минуту спустя миссис Хадсон провела джентльмена в гостиную.
– Меня зовут Генри Бэббидж. Надеюсь, вы получили мое послание, – сказал посетитель, посмотрев сначала на меня, а затем на Холмса.
Холмс выступил вперед, представив себя и меня, предотвращая неловкий момент. Взяв пальто и шарф мистера Бэббиджа, он предложил ему кофе, и мы уселись возле камина из уважения к нашему замерзшему гостю. Это был дородный человек с седеющими бакенбардами, обрамляющими его полное лицо. Как уже Холмс заметил, одежда его была безупречна, шелковый галстук украшала булавка с большим бриллиантом.
– Так вы прочитали мое послание? – начал мистер Бэббидж.
– Несомненно, – ответил Холмс. – Вы пострадали от кражи и хотите, чтобы я вернул похищенное. Вне сомнения, вы уже обратились к полиции, но безрезультатно, поэтому и пришли ко мне.
– Это верно. На самом деле похитили два предмета. С чего мне начать?
Холмс встал и налил еще кофе.
– С начала, пожалуйста.
– Вы, должно быть, слышали мое имя или по крайней мере имя моего отца – Чарльз… Чарльз Бзббидж.
– Да, конечно же! – вмешался я. – Он основал Королевское астрономическое общество. Астрономия, можно сказать, это мое увлечение…
– Да, это был он. Мой отец был человек несколько эксцентричный и увлекался изобретениями. Большую часть жизни он провел, растрачивая свое семейное состояние на конструирование машины, которая была бы способна осуществлять математические операции с чрезвычайно большой скоростью. Первоначальный проект финансировался канцлером казначейства и назывался Вычитающей машиной. Сперва хотели составить безошибочные навигационные таблицы, но мой отец продолжал переделывать механизм, стараясь построить мощную машину, которая освободила бы человечество от нудных математических вычислений.
Ему так и не удалось усовершенствовать Вычитающую машину, и он начал работать над более сложным математическим устройством, которое он назвал Аналитической машиной. Она состояла из двух частей. В первой части накапливались все математические переменные, связанные с проблемой, и результаты операций. Во второй части, которую мой отец называл мельницей и которая представляла собой внутренность машины, происходили вычисления, которые впоследствии посылались на хранение в первую часть или печатались для непосредственного использования.
– И именно эта Аналитическая машина и была похищена? – спросил Холмс, набивая свою трубку табаком.
– Да. Около года тому назад. Ее украли со склада, в котором она хранилась двадцать лет, со времени смерти моего отца. Она исчезла за одну ночь.
Холмс подошел к огню, вынул из него уголек, зажег трубку и продолжал стоять, шумно ее раскуривая.
– Эта Аналитическая машина никогда не была усовершенствована?
– Нет. Хотя мой отец сконструировал даже свои собственные инструменты, чтобы добиться безупречной точности тысяч деталей, ему не удалось достроить свою машину.
– Почему вы хотите получить ее обратно? – спросил Холмс. – Она все еще представляет какую-то ценность?
Наш гость встал и подошел к большому окну, вглядываясь в утренний туман, словно обдумывая очень важный ответ. Потом он повернулся и сказал с жаром:
– Моего отца считали глупцом. Научное сообщество называло его проект «безумием Бэббиджа». Но мистер Холмс, мой отец был гений! Я изучал его записи и обнаружил ссылки на другие документы, которые он засекретил. Будучи усовершенствованной, его Аналитическая машина была бы способна на поразительные и даже волшебные дела. Можно было бы определить проблему в математических терминах и загрузить все данные в мельницу, которая выдала бы возможные решения. Вы понимаете, что заложено в этой идее? Видите власть, которую она бы дала вам? Вы могли бы предсказать будущее… или, что более важно, изменитьбудущее!
– Машина будущего, – сказал Холмс задумчиво, погрузившись в размышления.
– Вот именно! – воскликнул Бэббидж.
– Невероятно! – фыркнул я.
Оба собеседника повернулись и посмотрели на меня. Я и не заметил, что говорю вслух.
– Невероятно, Уотсон? – сказал Холмс, нахмурившись. – Тогда позвольте спросить вас, если ветер дует с севера, в каком направлении полетит упавший с дерева лист?
Я рассмеялся.
– На юг, разумеется.
– А если на полпути неожиданно подует ветер с востока?
– Ну, тогда он приземлится к юго-западу от дерева. Я понимаю, к чему вы клоните, Холмс, – сказал я, улыбнувшись. – Но что вы скажете, если всю листву подхватит ураганом?
– Если Машина будущего может производить тысячи тысяч вычислений, как заявляет наш уважаемый гость, то она сможет предсказать, где приземлится каждый лист и даже какой стороной он ляжет на землю, – ответил он с такой же улыбкой.
После этого я, признаюсь, стал сомневаться в моем первоначальном недоверии ко всей этой истории.
– Мистер Бэббидж, могу ли я спросить, какого рода математика используется при вычислениях?
– Конечно, Уотсон. Она основана на биноме Ньютона.
Если бы в Шерлока Холмса выстрелили из пистолета, он не смог бы прореагировать быстрее. Он тут же выронил трубку из рук и просыпал ее содержимое на ковер. Лицо его, и без того бледное, совершенно побелело, и мне показалось, что он сейчас упадет в обморок. Но вместо этого он пнул ногой трубку через всю комнату, затоптал угольки и начал бормотать:
– Каким же я был дураком. Дураком! Я знал, что моими вкладами манипулируют, а вместо того ругал себя.
Я поднялся с кресла и схватил его за руку.
– Что с вами, Холмс? Что не так?
– Я скажу вам, в чем дело. Это профессор Мориарти. Это он стоит за этой кражей. Именно он пытается подорвать мое финансовое положение. И пока мы не остановим его, он будет править всем миром при помощи Машины будущего!
– Кто такой профессор Мориарти? – спросил Бэббидж в смущении и в немалой степени пораженный вспышкой раздражения Холмса.
– Это Наполеон преступного мира. Этот негодяй контролирует большинство преступных групп в Лондоне. Он гений, свернувший на путь зла. И… он бывший профессор математики, в молодости написавший трактат о биноме Ньютона!
Холмс пересек комнату, подобрал трубку и изучающе осмотрел ее. Словно осознав, что одержать победу можно только при помощи ясной головы и холодной логики, снова зажег трубку и принялся расспрашивать мистера Бэббиджа.
– Вы сказали, что украдены две вещи.
– Да. Ровно четыре месяца тому назад пропали все личные бумаги и научные заметки моего отца.
– Из дома или со склада?
– Из моего дома.
– А вы сами работали над Машиной будущего?
– Немного. Она могла составлять таблицы с точностью до шести знаков после запятой, и я вычислил первые тридцать два числа кратных пи, но после этого зубчатые механизмы стали буксовать, и я не смог починить их. Я не работал с нею более года.
– Кто знал о вашем успехе?
– Несколько человек. Поначалу я был весьма воодушевлен и рассказал об этом в Королевском астрономическом обществе.
– Ага… в том числе и высокому худому лысому человеку с глубоко запавшими глазами и острым носом?
– Да. Он казался очень заинтересованным… и сведущим в этом вопросе.
– Вы, сэр, встретились с величайшим преступником планеты, – сказал Холмс, кладя руку на плечо Бэббиджа. – Ладно, проводите нас на место кражи. Время не ждет.
Бэббидж замялся.
– Прошел год, да и Скотланд-Ярд уже тщательно исследовал склад и мой дом.
Холмс покачал головой.
– И что же они обнаружили?
– Ну… ничего.
Мы с Холмсом обменялись многозначительными взглядами и улыбками.
– Так я и думал, – сказал он и снял пальто с вешалки. – Давайте отправимся немедленно.
Склад располагался среди нескольких строений и фабрик в промышленном районе близ Темзы. Машина будущего – это новое имя уже крепко приклеилось к ней, и даже Бэббидж называл ее так – стояла некогда на втором этаже, в центре огромного зала с высоким потолком, причем в этом помещений, к моему удивлению, было довольно тепло. Бэббидж объяснил, что так нужно для того, чтобы влага не испортила хрупкие механизмы. Помимо отсутствующей машины в зале находилось очень мало вещей: чертежная доска, несколько шкафов для бумаг, рабочий стол, установленный у закрашенного черной краской окна и несколько контейнеров с разнообразными шестернями и зубчатыми колесами. Контуры машины четко обрисовывались на полу благодаря более темным половицам и пятнам масла, накапавшего за двадцать лет хранения.
