Текст книги "Два вида истины (ЛП)"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

9

После совещания в штабной комнате Босх покинул участок, а Лурдес попыталась дозвониться до кого-нибудь из отдела расследований Медицинского совета штата. Он прошел два квартала до торговой площади на Трумэна и зашел в винный погребок, где продавали одноразовые телефоны новым иммигрантам, которые не могли предоставить адреса и кредитные истории, требуемые крупными операторами связи. Он купил телефон с возможностью отправки текстовых сообщений и полным зарядом. Затем он вышел из магазина и отправил Люсии Сото сообщение из двух слов.

Спасибо.

Менее чем через минуту он получил ответ:

Кто это?

Он набрал:

Иди в укромное место. 5 минут.

Он сверился с часами и начал идти обратно к участку. Через пять минут он стоял на боковой парковке и звонил. Сото приняла звонок, но ничего не сказала.

– Люсия, это я.

– Гарри? Что ты делаешь? Где твой телефон?

– Это одноразовый. Я подумал, что ты не захочешь иметь никаких записей разговора со мной.

– Не глупи. Что происходит? За что ты меня благодаришь?

– За досье.

– Какое досье?

– Ладно, если ты так хочешь играть, то хорошо. Я понял. Я должен сказать тебе, что просмотрел старое дело – и мою роль в нем – и оно всё там же, Люсия. Это было надежное дело. По косвенным уликам, да, но надежное до самого вердикта. Ты должна прекратить все это и не выпускать этого ублюдка обратно на улицу.

– Гарри…

Она не закончила.

– Что, Люсия? Послушай, неужели ты не понимаешь? Я пытаюсь спасти тебя от того, чтобы ты не оказалась в центре большой проблемы. Так или иначе, это какое-то мошенничество. Можешь достать мне копию видеозаписи, которую Тапскотт показал мне, где вы оба открываете коробку?

Последовала еще одна долгая пауза, прежде чем Сото ответила.

– Думаю, единственным, у кого здесь большие проблемы, являешься ты, Гарри.

Босху нечего было на это сказать. Он почувствовал, что в ее взгляде на него что-то изменилось. Он упал в ее глазах, и она испытывала к нему симпатию, но не уважение, как раньше. Он что-то упустил. Ему нужно было вернуться к материалам расследования, которые, как он знал, она засунула в его почтовый ящик, независимо от того, признавала она это или нет. Теперь он должен был подумать о том, что она сделала это не для того, чтобы помочь ему, а чтобы предупредить его о том, что ждет его впереди.

– Послушай меня, – сказала Сото. – Я подставляю свою шею ради тебя, потому что… потому что мы были партнерами. Ты должен дать этому закончиться, не устраивая пожара. Если ты этого не сделаешь, ты сильно пострадаешь.

– Ты не думаешь, что будет очень больно видеть, как этот парень, этот убийца, выходит из Сан-Квентина свободным человеком?

– Мне нужно идти. Я советую тебе прочитать все досье.

Она отключилась, и Босх остался с телефоном, на который только что потратил сорок долларов и которым, вероятно, никогда больше не воспользуется.

Он направился к своей машине. Он взял с собой из дома досье по делу Скайлер и оставил его на заднем сиденье. Сото, очевидно, просто направила его обратно к досье. Было что-то в новом расследовании, к чему она подталкивала его, и что, по крайней мере, по мнению Алекса Кеннеди, делало недействительным старое расследование. Босх подозревал, что это нечто большее, чем сторонняя ДНК.

Не успел он дойти до машины, как боковая дверь участка открылась и оттуда вышла Лурдес.

– Гарри, я шла за тобой. Куда ты идешь?

– Просто беру кое-что из машины. Что случилось?

– Давай прокатимся. Я разговаривала со следователем Медсовета штата.

Босх сунул телефон в карман и последовал за ней к ее машине. Он сел на пассажирское сиденье, и она начала сдавать назад. Он увидел, что она положила на центральную консоль листок бумаги с надписью "С.Ф. и Терра Белла", что, как он знал, было перекрестком в близлежащем районе Пакойма в Лос-Анджелесе. Он находился к югу от Сан-Фернандо.

– Пакойма? – спросил он.

– Хосе-младший отправил электронное письмо в Медицинский совет, жалуясь на то, что в клинике в Пакойме слишком часто выписывают оксикодон, – сказала она. – Я просто хочу проехать туда и проверить это место.

– Понятно. Когда Джуниор отправил письмо?

– Два месяца назад. Он отправил его в Центральный отдел по рассмотрению жалоб в Сакраменто, где оно пролежало некоторое время, прежде чем его передали в отдел по расследованиям в Лос-Анджелесе. Я разыскала парня, который поймал его там. Он сказал, что у него всё это было на ранних стадиях. Он еще не говорил с Хосе-младшим и собирал данные, прежде чем предпринимать какие-либо действия.

– Собирал данные? Ты имеешь в виду, например, сколько клиника выписывала лекарств?

– Да, идентификация клиники, какие врачи там работают, лицензирование, количество рецептов, все в таком духе. Ранние стадии, что, как я думаю, было его способом сказать, что еще ничего не произошло. Он сказал, что эта клиника не была на их радаре и что она похожа на ночную фабрику по производству таблеток. Сегодня она здесь, а как только власти обратят на неё внимание, сразу же исчезает. Дело в том, сказал он, что в большинстве случаев они не используют легальные аптеки. Обычно аптеки в сговоре, или, по крайней мере, готовы смотреть сквозь пальцы и отоваривать рецепты без вопросов.

– Итак, допустим, Хосе-старший "смотрел в другую сторону". Сын оканчивает фармацевтическую школу с широко раскрытыми глазами и наивностью и думает, что делает доброе дело, указывая пальцем на сомнительную клинику.

Лурдес кивнула.

– Точно, – сказала она. – Я говорила тебе, что он был честным парнем. Он увидел, что происходит, и подал жалобу в совет.

– Так вот из-за чего у отца и сына были проблемы – из-за чего они ссорились, – добавил Босх. – Либо Хосе-старшему нравились деньги, которые приносили фиктивные рецепты, либо он боялся опасности, которую могла принести жалоба.

– Мало того, Джуниор сообщил в своем электронном письме, что собирается прекратить отоваривать рецепты из клиники. Это могло быть самым опасным шагом из всех.

Босх почувствовал тупую боль в груди. Это были вина и смущение. Он недооценил Хосе Эскивеля-младшего. Сначала он спросил о принадлежности к банде и сделал поспешный вывод, что какие-то сомнительные делишки Джуниора будут мотивирующим фактором в убийствах. Возможно, в каком-то смысле он был прав, но в отношении этого молодого человека он был далеко не прав. Правда показала, что он был идеалистом, который видел что-то неправильное и слепо пытался поступить правильно. И это стоило ему жизни.

– Черт, – сказал он. – Он не знал, что делает, если перестал отпускать по этим рецептам.

– Что делает это дело таким печальным, – добавила Лурдес.

После этого Босх замолчал, размышляя о своей ошибке. Она глубоко беспокоила его, потому что между жертвой и детективом, которому поручено раскрыть преступление, всегда устанавливались "отношения". Босх усомнился в добродетели своей жертвы и подвел его. Тем самым он подвел и себя. Это заставило его удвоить усилия по поиску двух мужчин, которые так стремительно и неся смерть, прошли через аптеку накануне утром.

Босх подумал об ужасе, который, должно быть, испытывал Хосе-младший, пытаясь пробраться по коридору к выходной двери. Ужас от осознания того, что он бросил отца.

Босх не мог быть уверен, поскольку на видеозаписи не было звука, а выстрел в Хосе-младшего не попал на камеру, но он догадался, что сначала выстрелили в отца, а в коридоре это услышал сын, который пытался убежать. Как раз перед этим его тоже подстрелили, и убийца подошел к нему, чтобы совершить последнее глумление и закончить работу.

Они поехали по Трумэн на юг, где она сливалась с Сан-Фернандо Роуд, и вскоре пересекли черту городка и въехали в Пакойму. Здесь не было знака "Добро пожаловать в Лос-Анджелес", но разница между двумя населенными пунктами была разительной. Здесь улицы были замусорены, стены исписаны граффити. Газоны между полосами были коричневыми и заросшими сорняками. Пластиковые пакеты зацепились за забор, ограждавший пути метро, которые шли параллельно дороге. Для Босха это было удручающе. Хотя Пакойма имела тот же этнический состав, что и Сан-Фернандо, было заметно различие в экономическом уровне соседних общин.

Вскоре они ехали по южному периметру аэропорта Уайтмен, небольшого аэропорта для авиации общего назначения, названного так по иронии судьбы, учитывая, что его окружала община, в которой преобладали коричневые и черные. Лурдес притормозила машину, когда они подъехали к Терра-Белле. Босх увидел белое одноэтажное здание на углу. Оно выделялось тем, что его краска была свежей и блестела на солнце, а также тем, что на нем не было ни двери, ни вывески, сообщающей о том, что это клиника или что-то еще.

Лурдес свернула на Терра-Белла, чтобы они могли осмотреть боковую сторону здания. Они заметили двухдверный вход сбоку, но не было никаких признаков того, что клиника работает. Новая краска и отсутствие вывески создавали впечатление, что клиника еще не открыта.

Лурдес продолжала ехать на юг.

– Что ты думаешь? – спросила она.

– Не знаю, – ответил Босх. – Может, понаблюдаем немного, посмотрим, сможем ли мы определить, открыта ли она вообще? Или ты можешь просто остановиться, а я пойду попробую открыть дверь.

Лурдес размышляла, что делать, пока машина ехала по улице.

– Мне не нравится врываться туда, когда мы не знаем, что у нас там, – наконец сказала она.

Она повернула к подъезду компании, производящей спринклерные системы пожаротушения, затем сдала назад, чтобы развернуть машину.

– Давайте понаблюдаем некоторое время, – сказала она. – Посмотрим, что произойдет.

– Звучит как план, – сказал Босх.

Она проехала полквартала назад по Терра Белла и припарковалась у обочины за седаном. Это дало им возможность не светиться, но при этом самим не спускать глаз с двери клиники. Они сидели в комфортной тишине почти пятнадцать минут, прежде чем Лурдес заговорила.

– Ты все еще общаешься с Люси Сото? – спросила она.

Босх забыл, что Лурдес и Сото были знакомы, хотя бы случайно, через латиноамериканскую диаспору в правоохранительных органах.

– Мы время от времени общаемся, но, по-моему, вчера я впервые увидел ее за последние пару лет, – сказал Босх.

Он знал, что Лурдес хочет выяснить, с чем был связан визит из центра города накануне, но ему не хотелось об этом говорить. Он сменил тему.

– Твой сын в восторге от "Доджерс" в этом году? – спросил он.

– О, да, – ответила Лурдес. – Он выбрал игры, и мне нужно достать на них билеты. Он думает, что они выиграют всё в этом году.

– Как раз вовремя.

– Да.

– Ты знаешь, что Сото никогда не была на игре "Доджерс"? Ее бабушку, дедушку и отца выгнали из Чавес Равайн еще в пятидесятых, и она никогда не пойдет туда. Ей даже не нравилось ходить в Академию.

Босх говорил о принудительном переселении целого латиноамериканского района, чтобы освободить место для бейсбольного стадиона недалеко от центра города. Горечь этого переезда – включая множество слез и насильственных выселений, запечатленных на камеры новостей, – до сих пор омрачает историю любимой команды. Академия полиции Лос-Анджелеса находилась на краю одной из обширных парковок стадиона.

– Наверное, я все это понимаю, – сказала Лурдес. – Но это было очень давно. Бейсбол есть бейсбол. Как будто я собираюсь отказать маленькому мальчику в любви к бейсболу из-за того, что произошло еще до рождения его матери?

– Его мать тоже любит бейсбол, – сказал Босх.

Он улыбнулся. Прежде чем Лурдес успела сформулировать ответ, они оба увидели фургон, поворачивающий с Сан-Фернандо на Терра-Белла. Босх сначала подумал, что он направляется к производителю спринклеров, но он остановился прямо перед дверью в клинику. Босх и Лурдес молча наблюдали, как боковая дверь фургона открылась и люди стали вылезать из него и направляться к двери клиники.

Босх насчитал одиннадцать человек, не считая водителя, который остался в фургоне. Все они исчезли в клинике.

– Так что это было? – спросила Лурдес.

– Понял, – сказал Босх. – Может, они забирали людей из дома престарелых или еще откуда-то.

– Они не все были старыми.

– В основном старые.

– И выглядели они скорее как бездомные, чем как люди из дома престарелых.

Босх кивнул, и они снова погрузились в молчание, продолжая наблюдать. Водитель фургона оставался на месте за рулем, а боковая дверь оставалась открытой.

Примерно через двадцать минут после того, как они высадились из фургона, пассажиры начали выходить из клиники и выстраиваться в очередь, чтобы вернуться в фургон. На этот раз Босх присмотрелся внимательнее. Они были разного пола и расы, но их объединяла грязная одежда, которая свободно болталась на их костлявых телах. Босху показалось, что это очередь в столовую для бездомных на 5-й улице в центре города.

– Что ты думаешь? – спросила Лурдес.

– Не знаю, – сказал Босх. – Что это за клиника, у которой нет вывески перед входом?

– Нелегальная.

– И это её пациенты?

– Может быть, это шныри[12]12
  В оригинале – pill shills, подставные для покупки рецептурных таблеток


[Закрыть]. Джерри, следователь медицинского совета, так их назвал. Они приходят в так называемую клинику, получают рецепт, а потом идут за таблетками в аптеку. Им платят по доллару за таблетку. Думаю, это неплохо, если ты забираешь по шестьдесят таблеток за раз.

– Но тогда за сколько продаются таблетки на улице?

– Он сказал, что это зависит от дозировки и от того, что ты покупаешь. Обычно по доллару за миллиграмм. Оксикодон обычно продаётся в тридцатимиллиграммовых таблетках. Но он сказал, что святой грааль деревенского героина в наши дни – это доза в восемьдесят грамм. Также есть что-то под названием оксиморфон. Это следующая большая новинка. Кайф якобы в десять раз сильнее, чем от оксикодона.

Босх достал свой телефон и открыл приложение камеры. Положив телефон на приборную панель, он начал фотографировать клинику и фургон. Он использовал зум, чтобы поближе рассмотреть людей, ожидающих, когда они залезут внутрь, но их черты размывались.

– Думаешь, теперь фургон начнет развозить их по аптекам? – спросил он.

– Может быть, – сказала Лурдес. – Джерри сказал, что из стариков получаются лучшие шныри. Они ценятся.

– Почему?

– Потому что им нужны люди, которые выглядят достаточно старыми, чтобы быть в программе "Medicare"[13]13
  Социальная медицинская страховка


[Закрыть]. Они выдают им поддельные карточки «Medicare D» – покупают имена законных владельцев карточек – и тогда им не приходится платить полную стоимость за рецепты, которые они отваривают.

Босх покачал головой в недоумении.

– Значит, "Medicare" возвращает аптеке деньги за лекарства, – сказал он. – Другими словами, федеральное правительство финансирует всю эту операцию.

– В значительной степени, – сказала Лурдес. – По словам Джерри.

Последний мужчина вышел из дверей клиники и направился к фургону. По подсчетам Босха, двенадцать мужчин и женщин были набиты в кузов. Они были белыми, черными и коричневыми, но их объединяло то, что все они выглядели так, будто прошлись по грунтовым дорогам. У них были исхудалые лица и побитый вид, что, несомненно, являлось следствием их тяжелой жизни. Водитель в солнцезащитных очках и черной рубашке-поло вышел из машины и обошел фургон спереди, чтобы захлопнуть дверь. К тому времени, когда Босх навел зум на свою камеру, было уже слишком поздно, чтобы сделать снимок. Водитель был уже в фургоне и был скрыт за бликами на лобовом стекле.

Фургон отъехал от клиники и направился по улице Терра-Белла в сторону двух детективов. Босх опустил телефон под приборную панель.

– Черт, – сказала Лурдес.

Невозможно было скрыть, что Босх и Лурдес находились в полицейской машине без опознавательных знаков. Она была черной, официального вида, с мигалками, установленными за решеткой радиатора.

Но фургон проехал мимо, не снижая скорости, водитель был занят разговором по мобильному телефону. Босх заметил, что у него козлиная бородка и золотое кольцо на руке, в которой он держал телефон.

Лурдес наблюдала в боковое зеркало, пока фургон не проехал два квартала до Эль-Дорадо и не повернул направо.

– Нам стоит…? – спросила она.

– Может повезет, – ответил Босх.

Она отогнала машину от бордюра и сделала трехточечный поворот. Вырулила на Эль-Дорадо и сделала тот же поворот, что и фургон. Они догнали его, когда он повернул направо на Пирс, а затем поехал на север, пересекая Сан-Фернандо и пути метрополитена, прежде чем въехать на территорию аэропорта "Уайтман".

– Не ожидала такого, – сказала Лурдес.

– Да, странно, – добавил Босх.

Фургон подъехал к воротам напротив входа в частный ангар, и водительское окно опустилось. Из окна выдвинулась рука и поднесла ключ-карту к считывающему устройству. Ворота поднялись, и фургон проехал. Лурдес и Босх не могли проехать, но по периметру, параллельно внутренней дороге, шла другая дорога, по которой можно было следить за фургоном, находясь за пределами запретной зоны. Они увидели, как он въехал в открытый ангар, а затем потеряли его из виду.

Они припарковались на обочине дороги-периметра и стали ждать.

– О чем ты думаешь? – спросила Лурдес.

– Понятия не имею, – ответил Босх. – Давай просто посмотрим, что произойдет.

Они молча наблюдали за происходящим, и через несколько минут из ангара выехал одномоторный самолет с вращающимся пропеллером и начал двигаться к взлетной полосе. После того как он проехал ворота ангара, фургон отъехал и направился обратно к воротам.

– Фургон или самолет? – спросила Лурдес.

– Давайте останемся и посмотрим за самолетом, – сказал Босх. – У меня есть номер фургона.

Босх насчитал семь окон, расположенных по бокам самолета за кабиной пилота. Внутри каждого окна были опущены шторы. Он достал из кармана ручку и блокнот и записал бортовой номер. Также записал время. Затем, снова подняв телефон, он начал фотографировать самолет, выруливающий на взлетную полосу.

– На что, черт возьми, мы здесь смотрим? – спросила Лурдес.

– Я не знаю, – ответил Босх. – Но у меня есть номер с хвоста. Если они подали план полета, мы можем его получить.

Босх осмотрел ангар и увидел, что большая, широкая дверь медленно опускается. На гофрированном металле выцветшей краской было написано объявление.

СДЕЛАЙ ПРЫЖОК! КЛУБ ПАРАШЮТИСТОВ "SFV"

ПОЗВОНИТЕ СЕГОДНЯ! ПРЫГАЙТЕ СЕГОДНЯ!

Босх вернул свое внимание к взлетной полосе и молча наблюдал, как самолет движется по асфальту. Он был белого цвета с жгуче-оранжевой полосой по бокам. У него было надфюзеляжное крыло и площадка для прыжков под контуром широкой пассажирской двери.

Босх переключил камеру на видеосъемку и заснял, как самолет набирает скорость, а затем поднимается в воздух. Он полетел на восток, а затем повернул на юг под солнцем.

Босх и Лурдес наблюдали за ним, пока он не исчез.

10

На вышку УВД[14]14
  Управление воздушным движением


[Закрыть] в «Уайтмане» можно было подняться по лестнице, ведущей из небольшого административного здания. Между приемной и лестницей находилось место секретаря, где сидела женщина, и она подняла руки при виде полицейских значков. Босх и Лурдес поднялись по лестнице и постучали в дверь с табличкой:

У.В.Д. – НЕТ ДОПУСКА

Мужчина открыл дверь и начал поднимать руку, чтобы указать на слова "Нет допуска", когда тоже увидел значки.

– Офицеры… – сказал он. – Вы из-за гонщиков?

Босх и Лурдес посмотрели друг на друга, не ожидая такого вопроса.

– Нет, – сказала Лурдес. – Мы хотим спросить о том самолете, который только что взлетел.

Мужчина повернулся и посмотрел назад в комнату позади себя и в окно на аэродром, как бы подтверждая для себя, что он находится в аэропорту и что самолет только что взлетел. Затем он снова посмотрел на Лурдес.

– Вы говорите о "Сессне"? – спросил он.

– Прыжковый самолет, – сказал Босх.

– Да, "Гранд Караван". Также известный как "Минивэн". Больше я вам ничего не могу сказать.

– У вас там есть место, чтобы мы могли зайти и поговорить? Это расследование убийства.

– Конечно. Будьте моими гостями.

Он протянул руку, приглашая их войти. Босх определил, что ему около шестидесяти, с военным прошлым, что-то такое было в его осанке и в том, как он протянул руку, словно отдавая честь.

Башня УВД представляла собой небольшое помещение с понорамными окнами, из которых открывался полный вид на аэродром. Перед радарно-коммуникационной консолью стояли два кресла. Босх подал знак Лурдес занять одно из кресел, а сам прислонился к четырехъярусному шкафу для документов рядом с дверью.

– Мы можем начать с вашего имени, сэр? – спросила Лурдес.

Мужчина занял оставшееся место, повернув его лицом к двум детективам.

– Тед О'Коннор, – сказал он.

– Как долго вы здесь работаете, мистер О'Коннор? – спросила она.

– О, давайте посмотрим… около двадцати лет в течение двух разных периодов. Пришел сюда после службы в ВВС – двадцать пять лет там, сбрасывал напалм и прочее дерьмо на чужие земли. Потом я приехал сюда, отработал десять лет, вышел на пенсию, потом решил, что мне не нравится быть на пенсии, и вернулся через год. Это было двенадцать лет назад. Вы можете подумать, что сидеть здесь весь день скучно, но попробуйте провести лето в двухсекционном трейлере с односекционним кондиционером, вам захочется жары и скуки. В любом случае, кому какое дело, правда? Вы хотите знать о той "Сессне".

– Вы знаете, как давно она здесь?

– Навскидку могу сказать, что этот самолет здесь дольше, чем я, и за эти годы несколько раз переходил из рук в руки. Последние пару лет владельцем была компания из Калексико. По крайней мере, именно туда, по словам Бетти, сидящей внизу, уходят счета за ангар и топливо.

– Как называется компания?

– Бетти должна вам это сказать. Она говорила мне, но я не запомнил. "Cielo", что-то вроде того. Испанское название, а я не очень хорошо знаю испанский.

– Его все еще используют для прыжков с парашютом?

– Надеюсь, что нет. Люди, которых я вижу садящимися в этот самолет, не доберутся до земли живыми.

Босх наклонился вперед и посмотрел в окно. Он увидел, что у О'Коннора ангар был в прямой видимости. Бинокль на консоли давал ему возможность видеть все внутри крупным планом, когда большая дверь была открыта.

– Итак, что вы видите в этом ангаре, мистер О'Коннор? – спросил Босх.

– Я вижу много людей, которые входят и выходят, – ответил О'Коннор. – Много людей, таких же старых, как… ну, как я.

– Каждый день?

– Почти. Я здесь всего четыре дня в неделю, но каждый день, когда я здесь, я вижу, как этот самолет либо садится, либо взлетает, а иногда и то, и другое.

– Вы не знаете, этот самолет все еще приспособлен внутри для прыжков с парашютом?

– Насколько я знаю, да.

– Длинные скамейки с обеих сторон?

– Именно так.

– И сколько человек они могут поместить туда одновременно?

– Этот самолет – растянутая модель с большой хвостовой частью. Если понадобится, можно посадить пятнадцать… может быть, двадцать человек.

Босх кивнул.

– Вы когда-нибудь сообщали кому-нибудь о том, что видели? – спросила Лурдес.

– О чем? – спросил О'Коннор. – В чем преступление, если вы сели в самолет?

– Они подали план полета сегодня?

– Они никогда не подают план полета. Им это не нужно. Им даже не нужно регистрироваться на вышке, пока они летят по ПВП.

– ПВП, что это такое?

– Правила визуального полета. Видите ли, я здесь для того, чтобы предоставлять радар тем, кто его запрашивает, и направлять полет по приборам, если они в этом нуждаются. Проблема в том, что, как вы заметили, мы находимся в Калифорнии, и если на улице солнечно, вы будете лететь по ПВП, и нет никаких правил ФУГА[15]15
  Федеральное управление гражданской авиации США


[Закрыть], требующих от пилота вступать в контакт с вышкой на аэродроме авиации общего назначения. Парень, который сегодня летел на «Караване»? Он сказал мне одну вещь, и это было всё.

– Что он сказал?

– Что он позиционируется для взлета с восточного направления. И я сказал ему, что полоса принадлежит ему.

– И все?

– Так и есть, только он сказал это с русским акцентом. Я думаю, поскольку у нас сегодня западный ветер, он дал мне знать, что спустится на другом конце, на тот случай, если ко мне кто-то зайдет на посадку.

– Откуда вы знаете, что это был русский акцент?

– Потому что я просто знаю.

– Хорошо, значит, отсутствие плана полета означает отсутствие документов о том, куда он направляется и когда должен вернуться?

– Этого не требуется на таком аэродроме и для такого самолета.

О'Коннор указал в окно, как будто самолет, о котором шла речь, находился там. Лурдес посмотрела на Босха. Она была явно удивлена отсутствием охраны и контроля за тем, кто прилетает и улетает из аэропорта.

– Если вы думаете, что здесь все открыто, вам стоит проверить это место ночью, – сказал О'Коннор. – Мы закрываем вышку в восемь часов. После этого это неконтролируемое поле. Люди могут прилетать и улетать, когда им заблагорассудится, и они это делают.

– Вы просто оставляете огни на взлетно-посадочной полосе включенными? – спросил Босх.

– Нет, огни управляются по радио. Любой человек в самолете может включать и выключать их. Единственное, о чем вам стоит беспокоиться, это о гонщиках.

– Драгрейсерах?

– Они пробираются ночью на полосу и устраивают свои гонки. Примерно месяц назад к нам прилетел парень, включил огни на посадочной и чуть не свалился на один из этих хот-родов.

Их прервал вызов по радио, и О'Коннор повернулся к пульту, чтобы разобраться с ним. Босху показалось, что с запада приближается самолет. О'Коннор сказал пилоту, что аэродром "принадлежит ему". Гарри посмотрел на Лурдес. Она подняла брови, и Босх кивнул. Было предельно ясно. Они не знали, имеет ли то, о чем они спрашивали, какое-то отношение к их расследованию, но то, что они только что видели – несколько мужчин и женщин, которых из клиники перевезли прямо в самолет, а затем улетели без всякого контроля – было крайне необычно, а легкость, с которой это было сделано, вызывала удивление.

О'Коннор встал и наклонился над пультом, чтобы посмотреть в иллюминатор. Он поднял бинокль и поднес его к глазам, глядя в небо.

– К нам приближается один, – сказал он.

Босх и Лурдес молчали. Босх не был уверен, стоит ли ему прерывать наблюдение О'Коннора за посадкой. Вскоре небольшой одномоторный самолет пронесся над аэродромом с запада и благополучно приземлился. О'Коннор записал бортовой номер самолета на листке журнала в планшете, а затем повесил его на крючок на стене справа от себя. Затем он снова повернулся к детективам.

– Что еще я могу вам сказать? – спросил он.

Босх указал на планшет.

– Вы документируете каждый взлет и посадку, которые происходят в рабочее время? – спросил он.

– Мы не обязаны, – сказал О'Коннор. – Но мы документируем, да. Если мы здесь.

– Не возражаете, если я посмотрю?

– Нет, не возражаю.

О'Коннор снял со стены планшет и передал его Босху. Там было несколько страниц, на которых документировались прилеты и вылеты в аэропорту. Один самолет, совершивший больше всего взлетов и посадок, имел бортовой номер, который Босх записал ранее, – тот самый прыжковый самолет.

Он вернул планшет обратно. Его план состоял в том, чтобы официально вернуться за ним с ордером на обыск.

– Есть ли камеры на взлетно-посадочных полосах и в ангарах? – спросил он.

– Да, у нас есть камеры, – ответил О'Коннор.

– Как долго хранится видео?

– Точно не знаю. Думаю, месяц. Полиция Лос-Анджелеса была здесь, чтобы просмотреть видео с драгрейсинга, и, как я слышал, они просмотрели несколько недель.

Босх кивнул. Приятно было знать, что в случае необходимости они могут вернуться, чтобы просмотреть видео.

– Итак, подведем итоги, – сказала Лурдес. – Этот аэропорт, по сути, имеет неограниченный доступ внутрь и наружу. Не требуются полетные планы, пассажирские или грузовые декларации, ничего подобного.

– Примерно так, – сказал О'Коннор.

– И нет никакого способа определить, куда направляется этот самолет – "Гранд Караван"?

– Ну, это зависит от обстоятельств. Вы должны летать с включенным транспондером. Если он следует правилам, то у него включен транспондер, и это будет регистрироваться, когда самолет будет перемещаться через воздушное пространство из одного района УВД в другой.

– Вы можете получить это в реальном времени? Например, прямо сейчас?

– Нет, нам нужно получить уникальный код транспондера от самолета и сделать запрос. Это может занять день. А может, и дольше.

Лурдес посмотрела на Босха. Тот кивнул. Ему больше не о чем было спрашивать.

– Спасибо, мистер О'Коннор, – сказала она. – Мы ценим ваше сотрудничество. Мы также будем признательны, если вы не будете распространяться об этом разговоре.

– Без проблем, – сказал О'Коннор.

Босх и Лурдес подождали, пока вернутся в машину, чтобы обсудить то, что они узнали за последний час.

– Ни хрена себе, Гарри, – сказала Лурдес. – Я имею в виду, где, блядь, АТБ[16]16
  Администрация транспортной безопасности США


[Закрыть], когда они нужны? Кто-то может просто сесть в самолет здесь, загрузить его всем, чем захочет, и полететь на нем в центр города или к водохранилищу, или куда угодно, и сделать черт знает что.

– Это страшно, – сказал Босх.

– Несмотря ни на что, мы должны кому-то об этом рассказать. Сольём в СМИ или что-то в этом роде.

– Давай посмотрим, как это впишется в наше дело, прежде чем мы заставим СМИ заняться этим.

– Поняла. Но если говорить о нашем деле, то куда дальше?

Босх на мгновение задумался.

– В центр, в Рейган. Давай поговорим с твоим парнем из медкомиссии.

Лурдес кивнула и завела двигатель.

– Джерри Эдгар. Он сказал мне, что в свое время работал в полиции Лос-Анджелеса.

Босх удивленно покачал головой.

– Что, ты его знаешь? – спросила Лурдес.

– Да, я его знаю, – сказал Босх. – Мы работали вместе в Голливудском участке. Еще в те времена. Я знал, что он ушел на пенсию, но думал, что он продает дома в Лас-Вегасе.

– Ну, теперь он вернулся сюда, – сказала Лурдес.