Текст книги "Эйфельхайм: город-призрак"

Автор книги: Майкл Фрэнсис Флинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц)

1
В наши дни: Шерон

Во время летней сессии Шерон и Том занимались научной работой дома. Сейчас, когда весь мир в буквальном смысле лежит у кончиков наших пальцев, это легко; но в этом может таиться ловушка, ведь то, что нам нужно, может находиться чуть дальше кончиков пальцев. Том сгорбился за компьютером у окна, выслеживая маловразумительные ссылки в Сети. Он сидел спиной к комнате, а значит, и к Шерон.

Шерон расположилась на диване в другом углу комнаты – с ноутбуком, окруженная скомканными листами бумаги и недопитыми чашками травяного чая, размышляя о чем-то своем физико-теоретическом. Она уставилась на Тома, но видела то, что было перед ее внутренним взглядом, поэтому в известном смысле и она располагалась спиной к Тому. Шерон тоже использовала компьютер, но органический – тот, что был у нее в голове. Может, он и не имел выхода в Сеть, Шерон Нэги создавала собственные миры, странные и недоступные, лежавшие на самой границе космологии

Он не был прекрасен, ее мир. Все там было искривлено и вывернуто. Пространство и время закручены по спирали в причудливых фрактальных вихрях, по направляющим, у которых нет названия. Измерения подвижны как ртуть – отвлечешься, и их уже нет.

И все же…

* * *

И все же Шерон чувствовала, что этот хаос подчинен какой-то закономерности, что в нем таится рисунок, и она приближалась к нему, словно кошка – бесшумными полушажками, никогда – прямиком. Быть может, не хватало только одного верного взгляда, чтобы увидеть прекрасное. Вспомним Квазимодо или Чудовище Красавицы.

– Черт побери!

Чужой голос вторгся в ее мир. Шерон услышала, как Том хлопнул по своему компьютеру, и зажмурилась, пытаясь не слушать. Еще чуть-чуть, и она смогла бы понять. Формулы указывали на многосложные группы вращений, соединенные мета-алгеброй. Но…

– Durak! Bunozo! Jdki!

Но мир распался стеклышками калейдоскопа, и на минуту Шерон ошеломило чувство безвозвратной потери. Она швырнула ручку на кофейный столик, где та звякнула о чайные чашки из белого английского фарфора. Очевидно, Господу пока еще не угодно, чтобы она разобралась с геометрией Джанатпурова пространства. Она посмотрела на Тома, склонившегося над клавиатурой с неразборчивым ворчанием.

Кое-что о Шерон Нэги выдавала маленькая деталь: молодая женщина пользовалась ручкой, а не карандашом. Пожалуй, это свидетельствовало о некотором высокомерии.

– Ладно, – сказала она. – Что такое? Ты весь день бранишься на разных языках. Что-то раздражает тебя. Я не могу работать, и это уже раздражает меня.

Том повернулся на своем вращающемся стуле в ее сторону:

– Клио[21]21
  Клио – греческая муза, покровительница истории.


[Закрыть] не дает мне правильного ответа! Шерон недовольно скривилась:

– Ну, надеюсь, тебе удастся выбить его.

Он открыл было рот, затем закрыл и соизволил принять смущенный вид, и в этом – суть его характера. Есть два типа людей, и Том Шверин – из тех вторых. Что у него на уме, то и на языке. Он был громким человеком, то есть вы непрерывно его слышали.

Сейчас он нахмурился и скрестил руки на груди:

– Я расстроен, вот и все.

Кто бы сомневался. Шерон относилась к его словесному попкорну как скупец к транжире. Она была из той породы людей, для которых выражение «ясно без слов» буквально и подразумевало молчание. В любом случае, сейчас огорчение Тома было только симптомом.

– Почему ты расстроен?

– Да с Эйфельхаймом проблемы! Не встраивается в схему.

– А должен?

Он широко развел руками:

– Его там просто нет!

Шерон, у которой наготове было еще одно «почему», потерла переносицу. Будь терпелива, и он наконец образумится.

– Хорошо, хорошо! – сдался он. – Это звучит глупо, но… Видишь ли, Эйфельхайм – деревня в Черном лесу, которую люди покинули и так никогда и не вернулись.

– И что с того?..

– То, что должны были. Я провел два числовых моделирования с сетью поселений Шварцвальда, и каждый раз место оказывалось заселено.

У нее не было времени на его проблемы. Будучи историком, Том не создавал миры, только обнаруживал; поэтому он был действительно другим человеком. Шерон соскучилась по своим пространствам и измерениям. Она почти разобралась с ними. А Том даже не подобрался к решению.

– Моделирование? – со злостью сказала она. – Тогда поменяй неправильную модель. Ты допустил многовариантность в условиях или что-то в этом духе.

Эмоции, особенно глубокие эмоции, всегда задевали Тома за живое. Его эмоции ограничивались короткими шквалами. Шерон могла взорваться как вулкан. В половине случаев он не мог понять, за что она на него злится; в половине он был неправ. Он на мгновение изумленно уставился на нее, затем закатил глаза.

– Конечно. Отбросить теорию Розена – Зипфа – Кристаллера. Один из краеугольных камней клиологии!

– Почему нет? – сказала Шерон. – В подлинной науке теория сообразуется с фактами, а не наоборот.

Лицо Тома покраснело, поскольку она наступила (о чем ей прекрасно было известно) на одну из его любимых мозолей.

– А cuisla? В самом деле? Не Дирак ли сказал, что важнее, когда формулы красивы, чем когда они подтверждаются экспериментально? Я читал где-то, что измерения скорости света с годами показывают все меньшие значения. Почему бы не отбросить теорию, что скорость света постоянна?

Шерон нахмурилась:

– Не глупи. – У нее были свои любимые мозоли. Том не имел о них никакого понятия, но умудрялся раз за разом угодить прямо по ним.

– Не глупи, черт! – Том так резко ударил рукой по терминалу, что Шерон слегка подскочила на месте. Затем он отвернулся и вновь уставился в экран. Воцарилось молчание, следующий этап ссоры.

И все же Шерон имела уникальную способность смотреть на ситуацию со стороны, которая особенно ценна, если человек не зацикливается на позиции внешнего наблюдателя. Они оба глупили. Она злилась из-за того, что был нарушен ход ее мыслей, а Том злился потому, что какая-то из его математических моделей не работала. Она взглянула на свою работу и подумала: я не помогу себе, если не помогу ему – что, возможно, было плохим стимулом для проявления милосердия, но другого не было.

– Прости.

Они разговаривали в контрапункт. Шерон подняла глаза, Том повернулся к ней, мгновение они смотрели друг на друга, и безмолвное перемирие было заключено. Самый легкий способ достичь мира и согласия заключался в том, чтобы выслушать Тома; поэтому Шерон пересекла комнату и присела на краешек его стола.

– Хорошо, – сказала она. – Объясни. Что это за теория Зип-какого-то?[22]22
  Джордж Кингсли Зипф (Ципф) (1903–1950) – американский филолог, профессор Гарвардского университета. Автор закона Зипфа, который, в самых простых терминах, гласит, что существует равновесие между однородностью и различием.


[Закрыть]

В ответ он повернулся к клавиатуре, ввел команды со стремительностью пианиста и отъехал на стуле в сторону.

– Скажи, что ты видишь?

Шерон слегка вздохнула и встала за ним, скрестив руки на груди и наклонив голову. Экран высветил сеть шестиугольников, в каждом из которых было по точке. Одни точки были ярче других.

– Пчелиные соты, – ответила она. – Пчелиные соты со светлячками.

Она прочитала названия рядом с точками. Омаха. Де-Мойн. Оттумуа.

– Чем ярче точка, тем крупнее город. Правильно?

– Вообще-то vice versa;[23]23
  Vice versa – наоборот (лат.).


[Закрыть] но да, правильно.

Что еще? Почему он не может просто сказать? Ему обязательно необходимо устроить игру на угадывание. Студентов Тома, ожидавших его лекций с открытыми клювами, часто беспокоил тот же самый вопрос. Шерон сосредоточилась на экране в поисках очевидного. Она не считала клиологию особенно глубокой наукой, если та вообще была наукой.

– Хорошо. Большие города образуют разомкнутый круг. Вокруг Чикаго.

Том ухмыльнулся.

– Ganz bestimmt, Schatzi.[24]24
  Ganz bestimmt, Schatzi – совершенно верно, милая (нем.).


[Закрыть] Здесь их должно было быть шесть, но вклинилось озеро Мичиган, и потому круг не замкнут. Теперь – что окружает каждый из больших городов?

– Кольцо не таких больших городов. Какие фракталы! Но рисунок несовершенен…

– Жизнь несовершенна, – ответил он. – Микрогеография и пограничные условия разрушают рисунок, но я подправил его, изменив координаты для эквивалентной, неограниченной плоскости.

– Копия. Умно, – сказала Шерон. – В чем заключаются твои изменения?

– Оптимальное расстояние как функция времени и энергии, необходимой, чтобы добраться из одной точки в другую. Не-абелева,[25]25
  То есть фунция не вычисляется по принципам, открытым норвежским математиком Нильсом Абелем (1802–1829).


[Закрыть] что усложняет дело.

– Не-абелева? Но тогда…

–…b может быть дальше от а, чем а от b. Действительно, почему нет? Португальцам оказалось легче плыть на юг вдоль берега Африки, чем возвращаться назад на север. Или возьми нашу собственную химчистку. На улицах движение одностороннее, поэтому ехать туда в три раза дольше, чем ехать назад.

Но Шерон больше не слушала. «Не-абелева! Конечно-конечно! Как я могла быть такой глупой?» О счастливая, понятная жизнь крестьянина времен Абеля, Евклида, Хаусдорфа! Могло ли Джанатпурово пространство быть неизотропным? Могло ли расстояние в одну сторону отличаться от расстояния в другую? Путь домой всегда короче. Но теперь? Теперь?

Голос Тома вновь разрушил ее фантазии:

– …упряжки быков или автомобили. Поэтому карта постоянно переходит от одного равновесия к другому. Теперь смотри.

Если она не подержит его за руку, когда он жалуется, то она никогда не закончит с собственной работой.

– Смотри на что? – спросила Шерон, возможно, резче, чем хотела, поскольку Том бросил на нее уязвленный взгляд, прежде чем вновь склониться над клавиатурой. Пока он был занят, Шерон пересекла комнату и открыла блокнот, чтобы зафиксировать свои скачущие мысли.

– Исходное исследование Кристаллера,[26]26
  Вальтер Кристаллер (1893–1969) – немецкий географ, автор модели пространственного размещения поселений – так называемой теории центральных мест. Упомянутая работа Кристаллера – «Центральные места Южной Германии» – была опубликована в 1933 г. Далее Том вкратце описывает ее суть.


[Закрыть] – сказал Том, не заметивший ее вылазки, – Земля Вюртемберг, XIX век.

Шерон удостоила экран беглого взгляда:

– Хорошо. – Затем практически против собственного желания она склонилась над компьютером. – Еще одни соты, – сказала она. – Это схожий рисунок?

Он не ответил. Вместо этого показал ей серию карт. Исследование Джонсоном поселений позднего Урука вокруг Варки.[27]27
  Варка – современное поселение в Южном Ираке, рядом с которым находился древний город-государство Урук.


[Закрыть] Реконструкция Альдена политий тольтеков в долине Мехико. Анализ Скиннера чехуанских деревень. Аномальное исследование Смитом Западной Гватемалы, открывшее две сети рек, Индио и Ладино, наложенные друг на друга, подобно двум параллельным вселенным.

– А теперь сравни с этой картой. Подтвержденные раскопками поселения древних шумерских и эламских пуэбло.

К собственной досаде, Шерон оказалась заинтригована. Одна подобная карта могла быть курьезом, две или три – совпадением, но не так много.

– Почему эта точка красная? – спросила она. Том снисходительно посмотрел на экран.

– Мое притязание на славу. В том месте не было известных поселений. Но в древних источниках часто упоминаются места, которые мы так и не смогли точно определить. Ну, я отправил е-мэйл старику Хотчкиссу, указав ему направление раскопок Это свело его с ума – он микроисторик старой школы. Но что реально добило его, так это когда он в конце концов обнаружил руины два года спустя в точности там, где я ему и сказал.

Так его рисунки тоже имели прогностическую ценность! Рисунки были интересны. Они могли привести, как и астрология, к подлинной науке.

– Этому должна быть причина, – сказала она. Он с удовлетворением кивнул:

– Ochen khorosho.

– Ладно, сдаюсь. Что это?

Он постучал ногтем по экрану:

– Ты видишь усредненный результат процесса реакции-диффузии. Каждое место обеспечивает определенную степень биолого-психологической «подпитки» для своих жителей. Тучные низины, серебряные жилы, обильные запасы гуано, все что угодно. Andere Lande, andere Sitte.[28]28
  Andere Lande, andere Sitte – «Другие страны, другие нравы», «Что ни город, то норов» (нем.).


[Закрыть] Интенсивность данной подпитки определяет уровень ее потенциального превалирования над ландшафтом, и градиент данного потенциала является силой, которую мы называем привязанностью.

Шерон воздержалась от комментариев. Она никогда не считала «исторические величины» Тома чем-то большим, нежели простой метафорой. Она была физиком, а физики имеют дело с реальными величинами и законами.

– Если бы привязанность была единственной силой, – продолжал Том, – то все население засосал бы местный максимум. Но плотность населения сама по себе образует второй потенциал, поскольку ceteris paribus[29]29
  Ceteris paribus – при прочих равных условиях (лат.).


[Закрыть] люди предпочитают открытые широкие пространства чьему-то локтю у своего уха. Поэтому существует обратная тенденция равномерного распределения населения по местности, подобно культурной «тепловой смерти». Взаимодействие этих двух сил порождает различные варианты процесса реакции-диффузии. Население накапливается в точках равновесия с размером поселений согласно шкале размеров по закону Зипфа. Каждое поселение вырабатывает поле культурного потенциала, чья сила пропорциональна его богатству и населению и уменьшается на квадрат расстояния. Географически эти поселения и их окрестности образуют по форме шестиугольники, так называемую сетку Кристаллера. Ert, Nagy kisasszony?[30]30
  Ert, Nagy kisasszony? – Видите, мисс Нэги? (Венг.)


[Закрыть]

– Ertek jol, Schwoerin ur,[31]31
  Ertek jol, Schwoerin ur– Прекрасно вижу, господин Шверин (венг.).


[Закрыть] – ответила она. Рассуждения Тома не совсем убедили Шерон, но ей не хотелось высказывать свою точку зрения и тем самым спровоцировать бесполезную дискуссию, которая лишь оторвет ее от Джанатпурова пространства. А ведь именно эта модель описывала удивительную согласованность распределения поселений. Шерон поджала губы. Нужно проявить максимум осторожности, чтобы не погрязнуть в решении его проблемы вместо решения собственной. – Итак, куда вписывается этот твой Эльфенхайм? Том всплеснул руками:

– Он не вписывается. – Он вывел на экран еще одно окно. – Это Черный лес. Замечаешь что-нибудь странное?

После всех этих карт пустая клетка буквально бросилась ей в глаза. Шерон прикоснулась к экрану, ее палец переходил от одной деревни к другой. Баренталь, Оберрайд, Хинтерцартен, Санкт-Вильхельм… Все дороги пересекались на пустом месте, некоторые ответвлялись, чтобы обойти его. Она нахмурилась. Том был прав. Здесь должна быть деревня.

– Это, – возвестил он мрачно, – Эйфельхайм.

– Городок, которого тут не было, – пробормотала Шерон. – Но как может город, которого здесь нет, иметь название?

– Так же, как имело название эламское поселение. Достаточно упоминаний из разных источников, чтобы произвести триангуляцию его местонахождения. Attendez.[32]32
  Attendez – погоди (фр.).


[Закрыть] – Том ввел еще одну команду– Та же область в раннее Средневековье, реконструированная по фотографиям «Landsat»-a[33]33
  Программа по фотосъемке Земли из космоса; первый спутник «Landsat» был выведен на орбиту в 1972 г.


[Закрыть] – Он поднял голову. – C'est drole, mon chérie.[34]34
  C'est drole, mon chérie – Это странно, моя дорогая (фр.).


[Закрыть] Вблизи ты не увидишь чертову хрень; однако с высоты многих миль дух погибших деревень вырисовывается отчетливо. – Он посмотрел на экран и показал: – Эйфельхайм здесь.

Маленькая точка смотрела на нее из прежде пустого шестиугольника.

– Тогда я не понимаю. Ты нашел еще один «затерянный город», как в Шумере?

Но Том печально покачал головой.

– Нет, – сказал он, глядя на экран. – Поселения забрасывают потому, что их привлекательность падает или технология изменяет фактическое расстояние. Серебряные рудники истощаются, или через поселения прокладываются трассы. Но не в данном случае. Привлекательность должна стать причиной возникновения селения-преемника где-то в пределах этого шестиугольника, причем на протяжении жизни одного поколения. Посмотри на то, как Багдад последовал за Селевкией, Вавилоном и Аккадом в одном и том же шестиугольнике Междуречья.

– Твои снимки со спутника говорят, когда исчез Эйфельхайм?

– Основываясь на системе полос – фарлонгах[35]35
  В современном языке фарлонг – единица длины в системе английский мер, однако дословно он переводится как «длинная борозда». В Средние века фарлонг был стандартной длиной борозды на квадратном поле в 10 акров. Причем фарлонг – это не «поле» в нынешнем понимании, у него не было заборов, которые отделяли бы его от других фарлонгов; зачастую им одновременно владели не один, а несколько человек. Самой малой составной частью фарлонгов и были полосы, о которых говорит Том.


[Закрыть] – я предполагаю, что в позднее Средневековье, возможно, в годы Черной смерти. Позже способы возделывания земли изменились.

– Но ведь в те годы опустело множество мест! Я читала где-то, что треть Европы вымерла. – Ей и впрямь показалось, что это можно принять за объяснение. Она на самом деле подумала, что Том это упустил из виду. Нам ведь всем порой кажется, что мы и сами неплохо разбираемся в предметной области ученого-соседа.

Том был глух к ее торжеству.

– Да, – сказал он небрежно, – и Ближнего Востока тоже. Ибн Хальдун[36]36
  Ибн Хальдун (1332–1406) – арабский мусульманский философ, историк, социолог. Том, видимо, ссылается на его сочинение «Книга назидательных примеров по истории арабов, персов, берберов и народов, живших с ними на земле».


[Закрыть] писал… Ну, ушло две сотни лет на то, чтобы население восстановилось до средневековых показателей, но в любую другую заброшенную деревню жители в конце концов или вернулись вновь, или основали новую по соседству. Люди жили здесь четыре сотни лет и затем вдруг исчезли раз и навсегда.

Шерон поежилась. То, как он произнес это, звучало неестественно.

– Место стало запретным, – продолжал Том. – В 1702 году маршал Виллар отказался вести армию по этой земле, чтобы соединиться со своими баварскими союзниками. – Том взял со стола картонную папку, открыл и прочел с листа бумаги. – Вот что Виллар писал курфюрсту: «Cette valée de Neustadt que vous me proposez. С est le chemin qu'on appelle le Val d'Enfer. Que votre Altesse me pardonne l'expression; je ne suis pas diable pour y passer».[37]37
  Cette valée de Neustadt que vous me proposez. С est le chemin qu'on appelle le Val d'Enfer. Que votre Altesse me pardonne l'expression; je ne suis pas diable pour y passer – Вы мне предлагаете долину Нойштадта. Это путь, который называют Адской долиной. Да простит Ваше Высочество мне выражение, я не дьявол, чтобы там пройти (фр).


[Закрыть] Вот путь, который он отверг, через Холленталь – Адскую долину. – Его палец прочертил путь по карте на экране на северо-восток от Фалькенштайна через Эйфельхайм и далее на Фельдберг. – Через ту часть леса не было даже дороги; австрийцам пришлось строить новую в 1770 году – чтобы Мария-Антуанетта смогла с комфортом проделать путь во Францию, что оказалось плохой идеей. Но даже после того, как там прошла дорога, популярностью среди путешественников это место не пользовалось. Отступление Моро вниз по долине было таким подвигом, что, когда он наконец достиг ее нижнего края, его славили чуть ли не как победителя. Затем здесь… – он порылся вновь в папке —…у меня есть копия письма английского путешественника по имени Хьюго, писавшего в 1900 году: «Я спешил к Химмельрайху, пока темнота не настигла меня на недоброй земле Эйфельхайма». Он слегка иронизировал—высокомерный англичанин эдвардианской эпохи, не обращающий внимания на «нелепые» немецкие народные сказки, – но заметь, он не остановился здесь на ночь А Антон Ценгле—ты помнишь Антона? – прислал мне газетную вырезку о том, что… Вот, прочти сама. – Он передал ей папку. – Продолжай, с самого верха.

Если космолог о чем-то и знает, так это что кратчайший путь не всегда идет по прямой. Открыв папку, Шерон обнаружила вырезку из «Freiburger Wochenbericht» с приколотым переводом на английский.

Культ Дракулы нашел новую могилу

«[Фрайбург-им-Брейсгау] Хотя официальные лица и называют это суеверием, некоторые американские солдаты, находящиеся здесь на маневрах, считают, что они обнаружили могилу графа Дракулы в сотнях миль от Трансильвании. Представитель Третьей пехотной дивизии армии США признал, что загадочное средневековое надгробие с вырезанным на нем демоническим ликом породило в среде солдат нечто среднее между фантастическими россказнями и культом.

Могила находится в той части Шварцвальда, что называется Эйфельхаймом.

Эта местность густо покрыта лесом, и солдаты отказываются обозначить точное расположение, утверждая, что любопытные туристы нарушат покой обитателя могилы. Это устраивает живущих по соседству фермеров, испытывающих суеверный ужас перед данным местом.

Монсеньор Генрих Люрм, представитель диоцеза Фрайбург-им-Брейсгау, выразил беспокойство по поводу возможного осквернения древнейшего кладбища искателями достопримечательностей. «Я полагаю, вы не сможете помешать этим молодым людям верить в то, во что они хотят верить, – заявил он, – факты куда менее притягательны, нежели сказки».

Монсеньор также отметает возможную связь между изображением, описанным солдатами, и местными народными преданиями о летающих монстрах, называемых крэнками. «После сотен лет под дождем и ветрами, – сказал он, – мое собственное лицо тоже выглядело бы не лучше. Если современные американские солдаты могут выдумать истории вокруг какого-то изображения на надгробии, то могли и средневековые германские крестьяне».

Шерон вернула вырезку:

– Вот тебе и ответ. Крэнк У них появилась своя собственная версия летающего повсюду Джерси Дэвила.

Он посмотрел на нее с жалостью.

– Шерон, это же Черный лес. Здесь демонов, духов и ведьм на квадратную милю больше, чем где-либо на свете. Эти «Летающие крэнки Эйфельхайма» из той же оперы, что и «Фельдбергский демон», «Дьявольский помост», шабаши ведьм на Канделе, тайная пещера Таннхаузера и тому подобное. Нет, Schatzi.[38]38
  Schatzi – милая (нем).


[Закрыть] Историю творят материальные силы, а не мистические верования. Факт бегства жителей из деревни породил легенды, а не наоборот. Не бывает так, чтобы люди проснулись однажды утром и решили, что место, в котором они жили на протяжении четырех столетий, вдруг verboten.[39]39
  Verboten – запретно (нем.).


[Закрыть] Das ist unsinnlich.[40]40
  Das ist unsinnlich – это нелепо (нем.).


[Закрыть]

– Ну… Черная смерть… Том пожал плечами.

– Но чума была «обычным делом». Она затронула все деревни. Каким бы ни был ответ, он должен объяснять не только почему Эйфельхайм был оставлен навеки, но и почему один только Эйфельхайм. – Он устало потер глаза. – Проблема в том, что нет данных. Nada. Nichts. Nichego. Nines. Несколько вторичных источников, хронологически не соотносящихся с самими событиями. Самым ранним свидетельством, которое я обнаружил, был теологический трактат о медитации, написанный три поколения спустя. Он здесь. – Том ткнул пальцем в папку.

Шерон увидела отсканированное изображение рукописи на латыни. Большинство страниц занимала витиевато украшенная заглавная D, покоящаяся на шпалере из стеблей, переплетенных в замысловатый рисунок, прерывающийся то там, то тут листьями и ягодами, неправильными треугольниками и прочими геометрическими фигурами. Смутное ощущение дежавю охватило ее, пока она изучала их.

– Не очень симпатично, – сказала она.

– Просто кошмар, – ответил Том. – А содержание еще хуже. Трактат называется «Достижение иного мира внутренним поиском». Gottes Himmel,[41]41
  Gottes Himmel – Святые Небеса (нем.).


[Закрыть] я не шучу. Мистическая ахинея о «троице Троиц» и о том, как Бог может быть повсюду во времени и пространстве «включая времена и пространства, о которых мы не можем узнать иначе, как заглянув внутрь себя». Но! – Том многозначительно поднял палец. – Автор приписывает идеи – я цитирую – «старому каменотесу Сейбке, чей отец лично знал последнего пастора из места, которое мы называем Эйфельхаймом». Конец цитаты. – Он скрестил руки. – Что же тогда будет в первоисточнике?

– Как примечательно сказано: «Из места, которое мы называем Эйфельхаймом».

Шерон подумала, что Том не столько жалуется, сколько бахвалится, будто бы он влюблен в ту кирпичную стену, о которую бьется головой. Ладно. Они оба вылеплены из одного теста. Ей это немного напомнило о бесконечных жалобах собственной матери на здоровье. Не то чтобы мать находила удовольствие в том, чтобы быть больной, но ее распирала гордость по поводу непреодолимости ее недугов.

Шерон лениво пролистала распечатки, задумавшись над тем, как выставить Тома из квартиры. Он буксует и портит ей жизнь. Она вернула ему папку.

– Тебе нужны еще данные.

– Bozhe moi, Шерон. Ya ne durak! Скажи мне что-нибудь, о чем я не знаю! Я искал и искал. КЛИО перевернула весь Интернет в поисках упоминаний об Эйфельхайме.

– Ну, не все есть в Интернете – парировала она. – Разве в архивах и на дальних полках библиотек мало покрытых плесенью бумаг, которые никто не то чтобы не сканировал, но даже не читал? Я подумала о том, что вы, историки, делали до того, как получили компьютеры, – рылись на пыльных полках, сдувая паутину.

– Ну, – протянул Том с сомнением. – Все, не размещенное в Сети, может быть отсканировано по запросу.

– Это если ты знаешь, что такой документ существует. А как насчет того хлама, который не внесен ни в какие каталоги?

Том поджал губы и посмотрел на нее. Медленно кивнул

– Там было несколько малозначительных единиц, – сознался он. – Тогда казалось, что ничего важного они из себя не представляют, но теперь… Хорошо. Как говорится, Cantabit vaceus coram latrone viator. – Том улыбнулся Шерон. – «Путник, у которого ничего при себе нет, может распевать в присутствии разбойника», – перевел он. – Что ему терять, как и мне?

Он откинулся в кресле и вперился в потолок, рассеянно потягивая себя за нижнюю губу. Шерон улыбнулась. Ей был известен этот симптом. Том – нормальный парень, но похож на старый мотоцикл. Чтобы завелся, его надо хорошенько пнуть.

* * *

Том ушел в библиотеку, и тут Шерон заметила, что экран КЛИО по-прежнему светится, и с досадой вздохнула. Почему Том всегда уходит и ничего не выключает? Компьютер, свет, магнитофон, телевизор. Куда бы он ни уходил, Том всегда оставлял за собой след из закипающих электроприборов.

Она пересекла комнату, чтобы выключить его компьютер, но, занеся палец над сенсорным планшетом, замерла при виде пустой клеточки. Эйфельхайм… Зловещая черная дыра, окруженная созвездием жилых деревень. Здесь, должно быть, однажды произошло что-то ужасное. Что-то столь дурное, что люди и семь столетий спустя сторонились этого места, хотя и забыли уже почему.

Резким движением она выключила машину. «Не будь дурочкой», – сказала она себе. Но одна фраза Тома так и не шла из головы. Сам собой возник вопрос: «Что если?..» Вот тут все и изменилось.