Текст книги "Вечный Герой (сборник)"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 67 страниц)

Глава XXIII
В Лус Птокаи

Верхом я медленно въехал в город, оставив свой меч и свое копье у гонца, который теперь, должно быть, уже мчался во весь опор, совершенно потрясенный, назад, в наш лагерь, чтобы рассказать обо всем маршалам.

Улицы Лус Птокаи были тихи и печальны; Арджав спустился с крепостной стены мне навстречу, и я увидел, что и его лицо, подобно моему, сильно изменилось после всех этих сражений: заострились и посуровели черты, взгляд казался пыльным. Он и двигался не так уверенно и легко, и голос его звучал не так звонко, как в день нашей с ним первой встречи год назад.

Я спрыгнул на землю. Он схватил меня за руку.

– Итак, – проговорил он с притворным весельем, – боевой идол этих варваров все еще вполне материален. А мой народ уже начал сомневаться в этом.

– Наверное, вы ненавидите меня, – сказал я.

Он, казалось, был несколько удивлен моими словами.

– Элдрены не умеют ненавидеть, – сказал он и повел меня в свой дворец.

Арджав провел меня в небольшую комнату, где были лишь кровать, столик и стул – все сделанное на редкость искусно, все очень легкое и хрупкое, казавшееся выполненным из драгоценного металла, однако же каким-то хитроумным способом вырезанное из дерева. В углу была ванна, полная горячей воды.

Арджав вышел, и я скинул свои испачканные кровью и грязью доспехи, которые почти не снимал за последний год, и выскользнул из штанов и рубахи. А потом с чувством облегчения и благодарности погрузился в теплую воду.

После того шока, который я испытал, получив приглашение Арджава, душа моя совершенно успокоилась, даже как-то отупела. А теперь, впервые за весь этот год, я и сам полностью расслабился, я больше ни о чем не думал, как бы смывая со своего сердца налет горечи и ненависти вместе с той грязью, которая покрывала мое тело.

Я был почти весел, надевая чистое белье, приготовленное для меня заранее, и тут кто-то постучал в дверь.

– Здравствуй, Эрекозе, – это была Эрмизад.

– Госпожа… – я поклонился ей.

– Как ты живешь, Эрекозе?

– Видишь ли, во время войны я живу хорошо и действую успешно. А сейчас я с удовольствием воспользовался бы твоим гостеприимством.

– Арджав послал меня, чтобы я пригласила тебя отобедать с нами.

– Я готов. Но сперва скажи мне, как ты сама жила все это время, Эрмизад.

– Ну, в общем-то, неплохо… я здорова… – проговорила она. Потом подошла ко мне ближе. Низко опустила голову и, глядя в землю, поднесла руки к горлу каким-то умоляющим жестом. – А скажи… ты теперь уже муж королевы Иолинды?

– Мы все еще жених и невеста, – сообщил я ей. И потом, решившись, я заглянул ей в глаза и добавил, стараясь по возможности говорить ровным тоном: – Мы поженимся, как только…

– Как только?..

– Как только будет взят Лус Птокаи.

Она промолчала.

Я сделал еще шаг вперед, и теперь мы стояли почти вплотную друг к другу.

– Это единственное условие для того, чтобы наш брак состоялся, – сказал я. – Я должен уничтожить всех элдренов до единого. Ваши поруганные знамена должны стать моим свадебным подарком Иолинде.

Эрмизад кивнула, быстро на меня взглянув, во взгляде ее была печаль и, одновременно, насмешка.

– Значит, такова данная тобой клятва. Ты должен ее выполнить. Должен убить всех элдренов. До последнего.

Я прокашлялся.

– Да, такова моя клятва.

– Ну пойдем, – сказала она. – Обед остывает.

За обедом мы сидели с Эрмизад рядом, а Арджав так оживленно рассказывал об одном из весьма странных экспериментов своих предков-ученых, что все мы на какое-то время как бы забыли о предстоящем сражении. Но позже, когда мы с Эрмизад тихо заговорили о чем-то друг с другом, я вдруг поймал взгляд умолкнувшего на время Арджава: в этом взгляде была такая боль! Потом он вмешался в наш разговор:

– Как ты уже и сам понял, Эрекозе, мы потерпели поражение.

Мне не хотелось говорить об этом. Я только пожал плечами и попытался возобновить нашу приятную беседу с Эрмизад, но Арджав был настойчив:

– Мы обречены, Эрекозе. Наши защитники вскоре падут под мечами твоей огромной армии.

У меня перехватило дыхание. Я посмотрел ему прямо в глаза.

– Да, вы обречены, принц Арджав.

– Это лишь вопрос времени – когда именно вы возьмете город.

На этот раз я отвел глаза, избегая его пристального взгляда, и просто кивнул в ответ.

– Значит… ты… – голос у него сорвался.

Я начал терять терпение. Противоречивые чувства кипели в моей душе.

– Моя клятва… – напомнил я ему. – Я должен выполнить то, в чем поклялся, Арджав.

– Самому мне умереть не страшно… – начал он.

– Я понимаю, чего ты страшишься, – сказал я.

– Но неужели нельзя позволить элдренам просто сдаться? Неужели они не могут просто признать, что Человечество одержало над ними победу, Эрекозе? Разумеется, один город…

– Я дал клятву. – Теперь печаль переполняла мое сердце.

– Но не можешь же ты… – Эрмизад слабо махнула своей тонкой рукой. – Мы ведь твои друзья, Эрекозе. Нам так приятно быть вместе. Мы… мы ведь действительно друзья…

– Мы принадлежим к разным народам, – сказал я. – И между нами идет война.

– Пощады я не прошу, – сказал Арджав.

– Знаю, – ответил я. – И ничуть не сомневаюсь в мужестве остальных элдренов. Я слишком много видел тому примеров.

– Ты связан клятвой, которую дал в порыве гнева, дал беспричинно, бесцельно, просто так, и теперь клятва эта привела к тому, что ты убиваешь тех, кого любишь и уважаешь… – в голосе Эрмизад было изумление. – Неужели ты не устал убивать, Эрекозе?

– Очень устал.

– Но в таком случае?..

– Но именно я все это затеял, – сказал я. – Иногда мне кажется, что это не я веду людей на битву, а они как бы толкают меня вперед. Может быть, весь я целиком – всего лишь их создание. Нечто, созданное волей Человечества. Может быть, я всего лишь лоскутный коврик, созданный ими из их представлений о самых различных героях. Может быть, никакой другой жизни у меня нет и не было, и когда я выполню свою задачу, то исчезну, поскольку исчезнет и чувство опасности, питающее души этих людей…

– Думаю, что этого не произойдет, – мрачно сказал Арджав.

Я только пожал плечами:

– Но ведь ты же не я. И у тебя не было таких странных снов…

– А тебе по-прежнему снятся эти сны? – спросила Эрмизад.

– В последнее время нет. С тех пор, как началась эта военная кампания, сны пропали. Они мучают меня только тогда, когда я пытаюсь понять, кто же я на самом деле такой. А когда я делаю то, что от меня требуется, сны оставляют меня в покое. Скорее всего, я просто призрак. И ничего больше.

– Вот этого я не понимаю, – вздохнул Арджав. – Мне кажется, тебе просто жаль самого себя, Эрекозе. Ты можешь проявить свою собственную волю, однако боишься это сделать! И вместо этого предаешься кровопролитиям, отдаешь душу на растерзание ненависти, позволяешь меланхолии мучать тебя. Ты пребываешь в такой тоске потому, что не делаешь того, что действительно хотел бы делать. Эти сны все равно вернутся, Эрекозе. Запомни мои слова – сны вернутся и будут куда более ужасны, чем виденные тобой когда-либо прежде.

– Довольно! – вскричал я. – Не надо портить наше последнее свидание. Я пришел сюда лишь потому…

– Ну и почему же? – Арджав поднял тонкую бровь.

– Потому что мне необходимо было поговорить с умными и воспитанными людьми…

– Поговорить с кем-либо, подобным тебе, – тихо проговорила Эрмизад.

Я обернулся к ней и вскочил:

– Нет! Я совсем другой, чем вы! Мой народ ждет меня там, за этими стенами! Они ждут, когда мы уничтожим ваше племя!

– Но между нами существует родство духовное, – сказал Арджав. – Эти связи тоньше и крепче кровных…

Лицо мое исказила гримаса, и я спрятал его в ладонях.

– Нет!

Арджав положил руку мне на плечо:

– Ты куда более настоящий человек, Эрекозе, чем сам позволяешь себе казаться. От тебя потребуется немалое мужество, если ты решишься серьезно переменить свою жизнь и образ мыслей…

Руки мои бессильно упали.

– Ты прав, – сказал я ему. – И этого мужества я в себе не чувствую. Я всего лишь меч. Некая сила, вроде урагана. Больше мне ничего не дано, больше я не позволяю себе ничего. Больше мне ничего не позволяют…

Эрмизад снова вмешалась в наш разговор. В голосе ее отчетливо звучала ярость:

– Ради тебя самого ты должен позволить этой второй половине твоего «я» одержать верх! Забудь о данной Иолинде клятве. Ты ее не любишь. У тебя ничего нет общего с той кровожадной толпой, которая следует за тобой столь послушно. Ты куда более великий человек, чем любой из них… чем любой из тех, с кем ты ведешь войну…

– Прекрати это! Довольно!

– Она права, Эрекозе, – сказал Арджав. – Мы ведь спорим с тобой не ради собственного спасения. Это спор во имя твоей души…

Я снова рухнул в кресло.

– Я так старался не позволять более сомнениям овладевать моей душой и вести простую деятельную жизнь воина, – проговорил я бессильно. – Вы правы я не чувствую никакого родства с теми, кого веду за собой… или с теми, кто толкает меня вперед… Но они ведь, несомненно, мой народ! И долг мой…

– Пусть живут так, как им хочется, – сказала Эрмизад. – И ты в долгу не перед ними. Перед самим собой.

Я сделал глоток вина. Потом тихо сказал:

– Я боюсь.

Арджав покачал головой:

– Нет, ты смел. И не твоя вина, если…

– Кто знает? – сказал я. – Может быть, некогда я совершил чудовищное преступление. А теперь за него расплачиваюсь.

– Все это потому, что ты себя жалеешь, – все эти твои размышления! – снова заявил Арджав. – Знаешь, Эрекозе, все это как-то… как-то не по-мужски…

Я затаил дыхание.

– Может, оно и так. – Я посмотрел прямо на него. – Но если время имеет циклический характер, то разве не может быть – хотя бы в одной какой-нибудь его точке! – просвета для меня, такого отрезка, когда я еще не совершал этого преступления…

– Все эти разговоры о каком-то «преступлении» ни к чему, – заявила нетерпеливо Эрмизад. – А что велит тебе твое сердце?

– Мое сердце? Я уже много месяцев не прислушивался к его голосу.

– Ну так теперь прислушайся! – рассердилась она.

Я покачал головой:

– Я разучился это делать, Эрмизад. Я должен закончить начатое мной. То, для чего и был призван в этот мир…

– А ты уверен, что именно король Ригенос призвал тебя в этот мир?

– А кто же еще?

– И это тоже всего лишь бессмысленные предположения, – улыбнулся Арджав. – Ты должен поступать так, как считаешь нужным, Эрекозе. Я больше не стану просить тебя пощадить мой народ.

– Ну вот и спасибо! – сказал я, вскочил из-за стола, пошатнулся и зажмурился. – Господи! До чего же я устал!

– Вот и отдохни здесь, – тихо сказала Эрмизад. – Со мной…

Я посмотрел на нее.

– Со мной, – повторила она.

Арджав собрался было что-то сказать, но передумал и вышел из комнаты.

И тут я понял, что не хочу ничего другого – только сделать то, что предлагала мне Эрмизад. Но я отрицательно замотал головой:

– Нет, это было бы проявлением слабости…

– Наоборот, это придало бы тебе сил. Это позволило бы тебе принять более ясное решение…

– Я уже принял решение. И кроме того, моя клятва Иолинде…

– Ты поклялся ей в верности?..

Я только развел руками:

– Я не могу вспомнить.

Она придвинулась ближе и погладила меня по щеке.

– А может быть, благодаря этому как раз что-нибудь и окончится, – предположила она. – Может быть, как раз это и оживит твою любовь к Иолинде…

Теперь я ощущал почти физическую боль. На какое-то мгновение мне даже показалось, что они меня отравили.

– Нет!

– Это непременно поможет тебе, – продолжала она. – Я знаю, что поможет! Хотя я и сама, пожалуй, не уверена, что мне этого хочется, но…

– Сейчас я не имею права проявлять слабость, Эрмизад.

– Эрекозе, но ведь это не будет проявлением слабости!

– И все-таки…

Она отвернулась от меня и сказала тихим и каким-то очень странным голосом:

– Ну, хорошо, тогда отдохни хотя бы прямо здесь. Выспись в хорошей постели, чтобы чувствовать себя хорошо во время завтрашнего сражения. Я люблю тебя, Эрекозе. Я люблю тебя больше всех на свете. Я помогу тебе во всем, что бы ты ни решил сделать.

– Я ведь уже решил, что мне делать, – напомнил я ей. – И в этом ты мне помочь не можешь. – Голова у меня кружилась. Я совсем не хотел возвращаться в свой лагерь в таком состоянии, потому что они непременно решили бы, что меня подпоили, и перестали бы мне доверять. Лучше действительно переночевать здесь и встретиться со своими воинами в добром здравии. – Хорошо, я останусь на ночь, – сказал я. – Один.

– Как хочешь, Эрекозе. – Она пошла к двери. – Слуга покажет тебе, где спальня.

– Я буду спать здесь, – сказал я ей. – Пусть сюда принесут постель.

– Как хочешь.

– Приятно будет выспаться в настоящей постели, – сказал я. – Утром голова будет лучше варить.

– Надеюсь. Спокойной ночи, Эрекозе.

Неужели они знали, что именно в эту ночь сны вернутся снова? Неужели я стал жертвой тонкого коварства, на какое способны лишь эти загадочные существа?

Я лежал в постели, в элдренской столице, и мне снились сны.

Но снилось мне не то, как я пытаюсь отыскать свое настоящее имя. На этот раз у меня имени вообще не было. И мне оно было совсем не нужно.

Я смотрел, как кружится наша Земля, и видел ее обитателей, суетящихся на поверхности планеты подобно муравьям на вершине холма, подобно жучкам в гнилом пне. Я видел, как они сражаются друг с другом, уничтожают друг друга, заключают друг с другом мир, строят новые здания, чтобы снова начать разрушать их в следующей неизбежной войне. И мне показалось, что существа эти по уровню своего развития лишь немного отличаются от животных и что по какому-то капризу судьбы они обречены снова и снова совершать одни и те же ошибки. И я понял, что для них нет надежды на будущее – для этих несовершенных существ, застрявших где-то на середине пути между животными и Богами. Что это их судьба, как и у меня самого, – без конца вести войны и никогда не знать чувства удовлетворения. Те же парадоксы бытия, что мучили меня, мучили и всю мою расу в целом. Те вопросы, на которые я не находил ответа, в действительности и не имели ответа. Не было смысла в бесконечных поисках решения: его не существовало, и приходилось либо принимать данное, либо отвергать его. И так будет всегда. О, в этих существах было много такого, за что их стоило любить, но ненавидеть их было не за что. Как можно было их ненавидеть, если все их ошибки были вызваны гримасой всемогущей судьбы, которая и сделала их такими – полуслепыми, полуглухими, полунемыми…

Проснувшись, я почувствовал необычайный покой в душе. А потом вдруг душой моей неумолимо завладел ужас – то были отголоски виденного мною во сне.

Неужели элдрены наслали на меня этот сон – благодаря своему колдовству?

Нет, я так не думал. Это был как раз тот сон, который иные сны, те, прежние, пытались от меня скрыть. В этом я был уверен. Это была та самая правда, которую я искал.

И это она привела меня в ужас.

То была не моя личная судьба – вести вечную войну, то была судьба всего моего народа. И, будучи его частью, его представителем, я тоже вынужден был вести вечную войну.

А я именно этого-то и стремился избежать. Мне невыносима была даже мысль о вечной войне, о моем участии в ней. И тем не менее, что бы я ни предпринимал, чтобы покончить с войной, довести дело до конца казалось практически безнадежным занятием. Итак, я мог совершить лишь одно…

Я отбросил эту мысль.

Но что мне оставалось?

Попытаться заключить мир? Посмотреть, сработает ли такой план? Дать элдренам возможность выжить?

Арджав выразил нетерпение, когда мы повели «беспочвенные разговоры». Но ведь и эти мои размышления тоже были беспочвенны. Раса людей поклялась уничтожить расу элдренов. После этого, разумеется, человеческие племена обратят свой гнев на самих себя, и начнутся вечные ссоры, вечные междоусобицы – как того требует их неумолимая судьба.

И все-таки – разве не стоит мне попробовать найти компромиссное решение?

Или же мне стоит с прежним рвением продолжать уничтожать элдренов, позволяя своему народу утолять жажду братоубийства? В какой-то степени я был уверен, что если в живых будет оставаться хоть горстка элдренов, людские племена будут держаться вместе. Перед лицом общего врага, по крайней мере, они будут в какой-то степени сохранять единство. Однако же мне не очень нравилась идея сохранить некоторое количество элдренов в живых – лишь для того, чтобы поддержать Человечество.

Я вдруг понял, что между данной мной клятвой и моим нежеланием вести войну нет никаких противоречий. Напротив, это были как бы две половинки единого целого. Тот сон просто помог мне соединить эти две половинки и увидеть все яснее.

Возможно, мне было дано некое весьма сложное объяснение ситуации. Впрочем, этого я никогда не узнаю. Я чувствовал, что прав, хотя, возможно, обстоятельства докажут обратное. В конце концов мне стоит попробовать…

Я сел в постели, потому что в комнату вошел слуга, который принес мне умыться и мою собственную одежду, выстиранную и выглаженную. Я привел себя в порядок, и тут в дверь постучали.

Это была Эрмизад. Она принесла мне завтрак и стала расставлять еду на столе. Я поблагодарил, и она как-то странно посмотрела на меня.

– Мне кажется, за прошедшую ночь ты переменился, – сказала она. – В душе у тебя теперь больше покоя и целостности.

– Наверное, ты права, – сказал я ей, уплетая завтрак. – Сегодня мне снился совсем другой сон…

– И он был таким же страшным, как и остальные?

– В какой-то степени даже более страшным, – сказал я. – Но на этот раз передо мной не ставились вопросы. Напротив, мне было предложено некое решение.

– И ты чувствуешь, что в тебе есть силы для сражения…

– Можно сказать и так. Я думаю, что в интересах нашей расы мы должны заключить с элдренами мир. Или, по крайней мере, объявить длительное перемирие…

– Ты понял наконец, что мы не представляем для вас опасности.

– Как раз наоборот, именно та опасность, что заключена в вашем существовании для моей расы, и делает само ваше существование столь необходимым. – Я улыбнулся, припоминая какой-то давно известный афоризм. – Если бы вас не было, вас следовало бы изобрести.

Светлая улыбка озарила ее лицо.

– Мне кажется, я тебя понимаю.

– И я намерен изложить свои мысли королеве Иолинде, – сказал я. – Я надеюсь, что мне удастся убедить ее, что это в наших же интересах – положить конец войне с элдренами.

– А каковы твои условия?

– Не вижу необходимости обсуждать эти условия с тобой, – сказал я ей. – Мы просто перестанем вести военные действия и уберемся восвояси.

– Неужели это будет так просто? – засмеялась она.

Я с подозрением посмотрел на нее, несколько засомневавшись было, но потом решительно тряхнул головой:

– Может быть, и нет. Но я должен попробовать.

– Ты вдруг стал очень разумным, Эрекозе. Я очень этому рада. Значит, ночь, проведенная здесь, пошла тебе на пользу…

– А может быть, на пользу и всем элдренам…

– Может быть, – снова улыбнулась она.

– Я постараюсь как можно скорее вернуться в Некранал и переговорить с королевой Иолиндой.

– И если она согласится с твоим планом, ты на ней женишься?

Я почувствовал, как у меня подгибаются колени. С трудом я выговорил:

– Я должен это сделать. Все может пойти прахом, если я этого не сделаю. Ты меня понимаешь?

– Я полностью понимаю тебя, – сказала она и улыбнулась сквозь слезы.

Через несколько минут в комнату вошел Арджав, и я рассказал ему о том, что собираюсь делать. Он воспринял мое решение с куда большим скептицизмом, чем Эрмизад.

– Ты не веришь, что я действительно намерен сделать это? – спросил я его.

Он пожал плечами:

– Я полностью доверяю тебе, Эрекозе. Но не думаю, что элдрены смогут выжить.

– Но почему? Может быть, ты боишься какой-нибудь болезни? Чего-то такого, что свойственно только вашим организмам?..

– Нет, нет, – он коротко засмеялся. – Просто я думаю, что ты предложишь заключить перемирие, а люди не позволят тебе его заключить. Твой народ будет удовлетворен лишь тогда, когда все элдрены до единого исчезнут с лица Земли. Ты сказал, что судьба людей – воевать вечно. А не может ли быть, что втайне они ненавидят элдренов именно потому, что те самим своим присутствием мешают им вести себя так, как они бы того хотели, – я имею в виду их войны друг с другом. Может быть, это всего лишь передышка, пауза в этих войнах, за время которой они хотели бы нас уничтожить? И если они не уничтожат нас теперь, то все равно сделают это очень скоро, вне зависимости от того, будешь ты во главе их войска или нет.

– И все-таки я должен попробовать… – сказал я.

– Ну конечно, попробуй. Но они заставят тебя выполнить твою же клятву, уверен.

– Иолинда умна. Если она прислушается к моим доводам…

– Она одна из них. Сомневаюсь, что она вообще стала бы тебя слушать. Ум не имеет ничего общего с… Вчера вечером, когда я так просил тебя, я был не в себе, меня охватило отчаяние лишь от одной мысли о том, что мира не будет никогда.

– Я должен попытаться.

– Надеюсь, тебе это удастся.

Может быть, конечно, я был во власти элдренских чар, но это вряд ли. Я бы сделал все, что в моих силах, чтобы мир вновь воцарился на истерзанных землях Мернадина, хотя это и означало бы, что я никогда не увижу больше своих элдренских друзей… никогда не увижу Эрмизад…

Я выбросил эти мысли из головы и решил больше не думать об этом.

Тут в комнату вошел слуга. Мой вчерашний спутник, гонец, а вместе с ним несколько военачальников, включая графа Ролдеро, ожидали перед воротами города, почти уверенные, что элдрены убили меня.

– Им достаточно лишь взглянуть на тебя, – прошептал Арджав. Я кивнул и вышел из комнаты.

Подойдя к крепостной стене, я услышал вопли гонца:

– Мы боимся, что вы проявили чудовищное коварство. Покажите нам лорда Эрекозе – или его труп! – Он помолчал. – Тогда мы сами решим, что нам делать дальше.

Арджав и я поднялись по лестнице на стену. Я сразу заметил, что гонец повеселел, увидев меня живым и невредимым.

– Я вел переговоры с принцем Арджавом, – сказал я. – Я долгое время провел в раздумьях. Наши люди чрезвычайно устали от бесконечной войны, а элдренов осталось совсем немного – ведь это последний их незахваченный город. Мы можем взять Лус Птокаи штурмом, но я не вижу в этом смысла. Давайте проявим великодушие победителей, давайте объявим перемирие.

– Перемирие, лорд Эрекозе? – граф Ролдеро изумленно вытаращил глаза. – Неужели ты лишишь нас последней и заслуженной победы? Последней и самой сильной радости? Нашего величайшего триумфа? Мир, надо же!

– Да, – сказал я, – мир. А теперь ступайте назад. Сообщите войску, что я жив.

– Мы легко можем взять этот город, Эрекозе, – крикнул мне Ролдеро. – К чему все эти разговоры о мире? Мы можем раз и навсегда уничтожить элдренов. Неужели же ты вновь поддался их проклятым чарам? Неужели они вновь заморочили тебя своими сладостными речами?

– Нет, – ответил я ему, – я сам первым предложил заключить перемирие.

Ролдеро от отвращения даже сплюнул.

– Мир! – и подал знак своим сопровождающим воззращаться в лагерь. – Наш Герой, видно, сошел с ума!

Арджав задумчиво поскреб подбородок:

– Ну вот, я вижу, у тебя уже начались неприятности.

– Они боятся меня, – сказал я ему, – и они мне подчинятся. Они станут мне подчиняться – по крайней мере, пока.

– Что ж, будем на это надеяться, – сказал Арджав.